Текст книги "Эхо любви. Роман"

Потом Владимир предложил высказаться всем остальным геологам. Беседа затянулась почти на час. Ребята говорили дружеские слова и договорились писать друг другу письма.

Когда все геологи отошли к палатке, Иван подошёл к Владимиру Петровичу и сказал:

– Дорогой мой друг, Владимир Петрович. Я несказанно рад, что познакомился с вами. Очень хочу и дальше продолжить работу с вами, о чём буду просить Ростислава Викторовича.

Владимир Петрович ответил своим согласием, но сказал, что это зависит не от него.

Вскоре прибыла грузовая машина, на которой Иван и отправился в обратный путь.

Водитель машины, назвавшись Дмитрием, не сдерживая себя в эмоциях, сразу стал рассказывать о сложных участках дороги, о своей холостяцкой жизни, о происшествиях, случавшихся в горах.

Иван слушал всё это сквозь сон, обволакивавший его сознание. Монотонность дороги укачивала, но ямы на дороге, в которые попадало колесо машины, постоянно заставляли просыпаться.

Три часа времени прошли незаметно, и вот уже показались дома на улицах Златоуста. Машина остановилась у здания горсовета. Взяв с собой тяжёлую сумку с грузом минералов, Иван, поблагодарив водителя, поднялся в кабинет Ростислава Викторовича, который уже поджидал его.

Через час они были уже дома, где их радостно встречала Ксения Григорьевна.

Глава 7. Ванечка приехал

– Ванечка приехал. Ну, здравствуй, наш дорогой. Замучили там тебя друзья – геологи. Ты даже похудел, как я вижу. Проходи, пожалуйста, домой, – говорила она.

И далее по-хозяйски, обращаясь к обоим мужчинам, она добавила:

– Приводите себя в порядок, и за – стол. Будем откармливать нашего дорогого друга.

Аромат кушаний ударил в нос Ивана, вновь был уставлен искусно приготовленными Ксенией Григорьевной уральскими кушаниями стол, за которым он с восхищением рассказывал хозяевам дома о своей экспедиции, а хозяйка напомнила о том, что вечером приезжает Маша.

После обеда Иван занялся разбором своей сумки с минералами, отложил лучшие из них для хозяев и Маши и принялся писать письмо в Почеп.

Здесь, в доме Ростислава Викторовича, он имел возможность спокойно подумать о своей семье, выражая свои искренние чувства жене, называя её ласково Машенькой, единственной и ненаглядной. Он спрашивал о сыне, просил подробно сообщать о нём. Не забыл спросить и о здоровье дедушек и бабушек.

Хотя Иван и хорошо спал в эту ночь, но его глаза в тишине незаметно сомкнулись сами по себе, и он уснул.

Проснулся от того, что в дверь осторожно постучали. Это Ксения Григорьевна решила его побеспокоить.

Иван открыл дверь и впустил хозяйку в комнату.

– Ванечка, нам пора встречать Машу, – сказала она.

На что Иван ответил, что через несколько минут он будет готов.

Через час они уже были на железнодорожном вокзале, чтобы вновь встретить любимую дочь родителей.

Стояла тёплая погода, солнце ушло за горизонт, но было ещё светло. Все люди вышли на платформу и вглядывались в сторону приближающегося поезда.

Когда тот остановился, дверь вагона отворилась и показалась Маша, первой спускавшаяся по лесенке, помахивая рукой.

Ростислав Викторович и Иван ускорили ход и успели помочь Маше сойти с последней высокой ступеньки вагона.

Своей рукой она сумела опереться и на протянутую руку Ивана.

– Как я соскучилась, мои дорогие, – сказала она.

В этот момент подошла Ксения Григорьевна, которая обняв дочь, сказала:

– Дорогая моя студенточка, с приездом тебя. Вот мы вновь все вместе встречаем тебя. Как твои успехи?

– Хорошо, всё сдала. Теперь я с вами.

Обратившись к Ивану, Маша спросила:

– Как прошла твоя экспедиция?

Иван ответил, что было очень интересно.

Маша сказала:

– Потом мне всё расскажешь.

Она была такой же весёлой и разговорчивой, как и в первую их встречу.

Вскоре все были уже дома, где был опять вкусный стол и интересные разговоры.

Маша рассказывала о своих экзаменах и просила Ивана рассказать о его новых друзьях.

Их состояния в этот миг были чем-то похожи на состояние пассажиров, проделавших длительный путь на транспорте: путь закончился, а голова и тело были в состоянии движения. Им хотелось делиться своими впечатлениями, и Маша, обрадованная общением с Иваном, стала задавать ему много мелких бытовых вопросов:

– Ты так много пешком ходил в экспедиции, не стёр ли ты ноги там? А обувь выдавали специальную? А в какую одежду вас одевали?

На такие вопросы Иван отвечал неохотно, всякий раз переводя разговор на красоту гор, рек и уральских просторов.

Ксения Григорьевна поняла личный интерес Маши к Ивану, но, не вмешиваясь в их диалог, старалась отвлечь внимание дочери к Ивану вопросами об её учёбе.

– Доченька, а какие предметы ты сдавала и какие оценки получила? – на что Маша ответила общей фразой:

– Все хорошие оценки, мамочка, ты за меня краснеть не будешь, – и вновь своё внимание переводила на Ивана.

Он же, чувствуя такое пристальное к нему отношение, попытался изменить ход беседы и, поднявшись из-за стола, произнёс:

– Извините, но мне на несколько минут надо зайти в комнату, – и вышел.

Там он взял минералы, приготовленные для каждого члена семьи, и, вернувшись к столу, произнёс:

– Дорогие мои хозяева, я приготовил для вас подарки. Они для меня являются дорогим воспоминанием об экспедиции и следствием важнейшего события моей жизни.

Потом, переведя взор на Ростислава Викторовича, произнёс:

– Там, на Таганае, мы вместе с Владимиром Петровичем обнаружили необыкновенный и очень большой самородок авантюрина. Координаты его отмечены в журнале Владимира Петровича, так что при случае его можно извлечь и привезти в город. Его мы обнаружили среди каменной реки и были поражены цветовой радужной игрой его кристаллов. Владимир Петрович разрешил мне для вас, Ростислав Викторович, как известного геолога, привезти его малую часть в качестве подарка. Вы – счастливый человек, и этот камень пусть в дальнейшем будет спутником вашего счастья. Примите его от меня, пусть он также вам напоминает обо мне.

Иван передал камень в руки хозяина дома, который был доволен таким к нему вниманием.

Ксении Григорьевне он вручил небольшой розового цвета камень родонит, красиво лежавший в виде розы на его ладони, и обратился к ней со словами:

– Ксения Григорьевна, я дарю вам главный камень России – родонит, который по преданию укрепляет родовое дерево. И хотя ваш род и так дружный и надёжный, но я желаю, чтобы всегда его нити тянулись к вам.

На эти слова она ответила:

– Спасибо тебе, Ванюша. Мне радостно, что ты с такой чуткостью и уважением относишься к нам.

Обратившись к Маше и протягивая ей прозрачный золотисто-зелёный гранат, он сказал:

– Маша, ты молода и красива. Этот камешек для тебя, он веселит сердце, вливает в человека жизненные силы. Существует предание о том, что, если владелец граната попадает в тяжёлые жизненные обстоятельства, то камень обязательно поможет ему справиться с ними.

Маша слушала Ивана со вниманием и, когда приняла от него подаренный ей камешек, произнесла:

– А я слышала, что это камень влюблённых, спасибо тебе, Ваня, – и внимательно посмотрела на него.

Вскоре все вышли из-за стола. Маша позвала Ивана на крыльцо, где они вновь делились своими впечатлениями о событиях, произошедших с ними за прошедшую неделю.

Иван, рассказывая о своих новых друзьях-геологах, попросил Машу сохранить их письма к нему, которые они обещали направить по адресу её дома. Маша обещала выполнить его просьбу.

На следующий день с утра Маша увлекла Ивана на Райский утёс, где они смотрели с высокого берега на воду, бросали камешки, отсчитывая время, за которое те достигали воды.

Иван, испытывая девушку на сообразительность, неожиданно спросил:

– Маша, ответь мне, почему камень, брошенный с высоты в воду, при соприкосновении в ней образуют не грани, а круги?

Маша подумала и ответила:

– Ваня, вода сильнее камня, она свой мягкостью поглощает и растворяет его в себе. Круговые волны – это её память.

Он, поняв, что в её словах содержался тайный смысл, сказал:

– Маша, твой ответ заставляет задуматься.

Она взяла Ивана на руку и сказала:

– Пошли гулять. Сегодня такая хорошая погода.

И они гуляли, как и прежде, когда в первый раз приходили к утёсу. Она так же убегала вперёд, делая вид, что пряталась за деревьями, а он искал, догонял её, а она вновь убегала.

Пришли они домой уже к обеду, где их встретила Ксения Григорьевна.

– Ваня, пляши, – сказала она. Тебе письмо от жены.

Маша сразу погрустнела и ушла к себе в комнату, а Иван, покружившись перед хозяйкой дома, взял письмо, зашёл в комнату и стал его читать.

Жена писала о своей к нему любви, о маленьком их сыночке, который пробовал уже ходить.

«Поставила я своего мальчика на ножки и сказала ему: иди! И он прошагал свои первые три шажочка, а потом наклонился вперёд, упал на ручки и испуганно пополз ко мне. Я его подняла, и он улыбнулся нам. Мы все наблюдали за этими действиями и были счастливы первым шагам в новую жизнь нашего сыночка», – читал он.

Далее Машенька сообщила о письме, написанном ей Надеждой Петровной, переписав строки из него:

«Дорогая, моя Машенька! Очень грущу о тебе и моём кнопоточке Серёженьке, так хочу его увидеть, взять на руки и прижать себе. Думаю, что это очаровательный мальчик, похожий на тебя и моего Ванечку. Я надеюсь, что скоро вы обязательно приедете в Ленинград, а мы с Николаем Петровичем будем вас с нетерпением ждать».

Иван размечтался, счастьем светилось его лицо. Перед ним возникли образы жены, сына, мамы и папы, радовавшиеся вместе с ним первым шагам и улыбке сына.

Настроение стало приподнятым, и он ещё раз перечитал письмо.

Вечером все опять собрались за столом на ужин, после которого неожиданно состоялась серьёзная беседа о значимости уральской земли для России.

Всё началось с того, что Ксения Григорьевна спросила Ивана о здоровье его родителей.

Иван стал рассказывать о них и о сыне так, словно они были рядом с ним, отчего счастливая улыбка не сходила с его уст.

Маша, видя, как радостно изменилось настроение Ивана после прочтения письма и, понимая серьёзные к тому основания, неожиданно обратила на себя внимание, задав в присутствии Ивана многозначительный и даже дерзкий вопрос своему отцу:

– Папа, я понимаю, почему люди хранят в себе тайны, но почему их хранят горы, не понимаю? Хочешь, я расскажу одну историю, которую, я думаю, ни ты, ни Иван, не знаете.

Иван сразу переключил своё внимание на Машу, а Ростислав Викторович ответил на этот вопрос дочери тоже многозначительно:

– Знаешь, Машенька, земля слухом полнится там, где тайное начало слышнее явного. Я с удовольствием послушаю тебя. Думаю, что и Ивану будет интересно.

Маша, задумавшая отвлечь Ивана от его дум, стала рассказывать о спектакле, в котором она участвовала, занимаясь в студенческом театре. Этот спектакль был поставлен по одному из уральских сказаний, в котором отображалась не только таинственные истории гор, но и любовная история, рождённая в недрах уральской земли.

Это был рассказ о сильном и смелом богатыре, спасшем древний уральский народ от змеиного царства.

– И взял он в руки золотой ключ, вручённый ему жителями Урала, и пошёл искать подземный дворец, в котором жили злодеи. А дворец тот был невидимый, и то, что он принял за дворец, оказалось только малой его частью. Но, как говорили на Урале, если уж один конец веревки в руки попал, то, как не полюбопытствовать, что на другом конце, – увлекая мужчин в сюжет сказки, говорила она.

Они же внимательно на неё смотрели, любуясь эмоциональными жестами и задушевным голосом, и, не проронив ни слова, давали ей полностью изложить весь сюжет сказания, представляя себе этого мужественного Урал-батыра, ходившего по дворцу и могучими ударами распахивавшего многочисленные двери залов.

Иван представлял её вместо прекрасной заколдованной возле трона девушки, которую батыр увидел в самом большом зале среди драгоценных камней и золота.

Маша продолжала рассказывать о том, как одолел он змеиное войско, положив конец несправедливому царству, а потом открыл все подвалы, выпустив оттуда людей, томившихся в ожидании своей участи.

Потом после некоторой паузы она перешла к заключительному акту, где явился их предводитель Алгур, попавший в плен вместе с ними, да не один, а с той самой девушкой, которую уральский богатырь зачарованной увидел в тронном зале, от всего народа попросив его жениться на ней, чтобы навсегда остаться с ними.

Маша неожиданно замолчала, и слёзы выступили у неё на глазах. Иван решил поддержать её и, не обращая внимания на слёзы, продолжил тему:

– Да, действительно огромным богатырём лежит поперёк русской земли Урал. Я слышал от Владимира Петровича, что это земля была прародиной древнего народа, бывших горорытцев, рудознатцев и добытчиков камня, живших в горных пещерах. Добрыми и чистыми они были, словно дети. По преданию, ими правила женщина – красавица и богатырша, мудрая, как сама земля. Она и увела свой народ по тайным переходам Урала во все стороны света на тысячи километров.

Ростислав Викторович, слушая, понимал, что за этими рассказами кроется тайный диалог между дочерью и молодым человеком, и понимал, что и в этом диалоге сосредоточено новое чуткое отношение к Ивану его дочери.

У него возникла трудная задача, с одной стороны, ослабить наполненное чувством отношение дочери к Ивану, он ведь знал, что Иван женат и очень любит свою жену, а с другой, ему хотелось привязать Ивана к Уралу, поэтому решил тоже продолжить эту тему.

– Отрадно, что вы, дети мои, уже многое знаете о нашем крае. Да, Уральские горы действительно являются животворным источником на нашей планете, не зря же народ сочинил здесь столько прекрасных историй.

Он посмотрел на обоих пристальным взглядом и продолжил:

– Уральские поверья о хрустальных хребтах, малахитовых палатах и подземных пещерах хранят высокую энергию избранной земли. Здесь проходит уральский меридиан, где воссоединяются две России – азиатская сибирская и европейская, поэтому она наполнена особой силой.

Он сделал глубокомысленную паузу, посмотрел на дочь, задумался и произнёс:

– Вот ты, Машенька, говорила о тайнах, которые хранят наши горы. Да, они есть. Люди до настоящего времени верят, что ещё живёт здесь горная хозяйка, не имеющая ни постоянного лица, ни имени, ни срока жизни. Кем хочет, тем она и обернется, где хочет, там и появится. Люди верят, что она охраняет эти неисчислимые подземные богатства, беспредельную мощь и силу уральской земли. Ваня, ты нам всем подарил изумительной красоты камни. Это отрадно, что ты полюбил уральские самоцветы, а вместе с ними и прекрасные горы. Уральский народ за камнем признал основополагающую роль, придавая ему особый смысл. Не случайно ведь, что здесь появились понятия «краеугольный камень», «опорный камень», «волшебный камень». Наша задача, как геологов, не разбрасывать, а собирать эти камни, потому что они живые. Не поэтому ли люди, живущие здесь, почти каждую одиночную гору почитают за камень. Вот и пошли горы с названиями Хойдыпэ, Няропэ, Пэ Мал, Марункев, Лонгот-Етан-Тай-Кев, ведь ненецкие «пэ» и хантыйские «кев» означает камень, который здесь людей держит, кормит и страшит. Всем здесь известно, что кричать и ссориться при камне нельзя и избави Бог связывать с ним корыстные расчеты. Может от этих никем не писаных законов и люди у нас добрые и честные, примагниченные к своей земле, берегущие горные богатства на радость всем людям.

До позднего вечера длилась эта беседа. Иван заслушался рассказом хозяина дома и словно растворился в этом фантастическом мире, поверив, что именно горы охраняют людей от всего злого и коварного, что в них заложена сила и власть, проникающие во всё живое и скрепляющие его.

Часть третья. Уральский нерв войны

Глава 8. Неужели будет война?

В камень стрелять, только стрелу терять.

На следующий день Ростислав Викторович должен был определить место дальнейшей командировки Ивана, хотя он был и не против предложения Ивана оставить его в экспедиции Владимира Петровича.

Однако, планы резко изменились. Рано утром Ростислава Викторовича вызвали на работу, где он узнал страшную новость о войне, которую Германия объявила Советскому Союзу.

Верить в это не хотелось, поэтому он сообщил об этом своим родным с большой долей сомнения, находясь в ожидании официального сообщения из Москвы. В полдень почти все жители скопились на центральной площади, где была установлена тарелка громкоговорителя. Все ждали выступления Сталин. Услышать известие о начале войны из Москвы было настолько волнительно, что все люди превратились в одно большое ухо, возбуждённое состояние достигало наивысшего напряжения.

И вот они первые волнующие душу слова, исходившие откуда-то сверху:

– Граждане и гражданки… Сегодня, в четыре часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города. Налеты вражеских самолетов и артиллерийский обстрел были совершены также с румынской и финляндской территории.

Услышав о том, что со стороны Финляндии происходили артиллерийские обстрелы и налёты вражеских самолётов, Иван забеспокоился.

– Ленинград находится в ближайшей опасности, а там живут мои родители, – сказал он Маше.

Маша ответила:

– Как страшно, неужели началась война?

Все люди находились в полном оцепенении от услышанных слов. Последние слова, исходившие от громкоговорителя, о том, что Красная Армия и весь народ поведут победоносную отечественную войну за Родину, за честь, за свободу, были сказаны с особой уверенностью, передавшейся мужчинам и женщинам, столпившимся на площади. Невольно руки сами стали сжиматься в кулаки от нахлынувших эмоций.

На следующий день Ростислав Викторович сообщил, что принято решение о приостановке работы геологических экспедиций.

Несколько дней Иван находился в недоумении о своей будущей судьбе и попытался об этом говорить с Ростиславом Викторовичем, но тот сообщил, что все служащие переходят на военное положение и что сейчас решается вопрос по мобилизации всего гражданского населения.

Каждый день в райком приходили всё новые и новые директивы, там ждали и распоряжения по судьбе всех геологов, приехавших из Москвы.

Потребовалось более недели, чтобы по ним было принято решение: они направлялись в распоряжение Челябинского обкома партии. Иван был в этом списке.

Через два дня Ростислав Викторович, Ксения Григорьевна и Маша отправились на вокзал, чтобы проводить Ивана.

Перед отходом поезда Ростислав Викторович, крепко обняв его, сказал:

– Ваня, жаль, что приходится прощаться, пиши нам, а все твои письма мы бережно сохраним.

Стояла и плакала Ксения Григорьевна, которая тоже обняла его и, поцеловав, сказала:

– Ваня, мы полюбили тебя, как сына. У нас их трое, ты стал нам четвёртым. Приезжай, мы всегда будем ждать тебя.

Маша сквозь слёзы произнесла:

– Ваня, я обязательно приеду к тебе. Не забывай нас, – и неожиданно поцеловала его в губы.

И тут же раздался гудок паровоза. Иван, сказав «до свидания», взошёл на ступеньку вагона, и пока поезд медленно отходил от платформы, постепенно набирая ход, продолжал махать им рукой. В вагоне он сел на свободное место, как оказалось, рядом с таким же геологом, но с которым ранее знаком не был.

– А я вас помню, мы вместе приехали из Москвы. Вы тогда сидели с Владимиром, который интересно рассказывал нам о Таганае, – сказал попутчик.

– Будем знакомы. Меня зовут Иван.

– А меня Алексей. Мы разъехались тогда сразу же после совещания и не успели познакомиться.

– А куда вас направили? – спросил Иван.

– Я побывал в Миассе, где знакомился с запасами залежей горной породы миаскита.

– А я оказался в Златоусте, откуда меня направили в экспедицию на Таганай. Кстати, экспедицией руководил сам Владимир Петрович, которого мы тогда здесь встретили. Это было незабываемо интересно.

Глава 9. Солдаты трудового фронта

Весь путь они с интересом рассказывали друг другу свои истории. Иван узнал, что Алексей окончил политехнический институт в Москве, работал в министерстве, откуда по его просьбе он был командирован на Урал. Но ещё более интересным для Ивана было то, что родом он был из Брянска и неоднократно бывал в Почепе. Иван же рассказал ему о жене Машеньке и о своём маленьком сыночке.

По приезде в Челябинск на следующий день они вновь сидели рядом в кабинете у председателя горсовета, который подтвердил им суровые слова правды о войне.

Теперь главной мыслью председателя было то, что правительство и лично Сталин Челябинску отводили важнейшую роль в обеспечении армии военной техникой. Он напомнил о том, что все бывшие геологи с этой минуты становились военнообязанными, а производство, где они будут трудиться, становится их фронтом.

После этого всех развели по общежитиям. По просьбе Ивана и Алексея их поселили вместе. Там же им выдали повестки, с которыми они должны были явиться по указанному там адресу.

На следующее утро они и отправились туда. Найти адрес здания, куда они должны были явиться, оказалось просто, оно располагалось напротив общежития. Они вошли в него и оказались в длинном коридоре, в котором толпилось несколько десятков мужчин. Все ждали своей очереди оказаться за дверью с табличкой «Отдел кадров». По их суровым лицам было видно, что все они готовы к выполнению важных и ответственных заданий.

Дошла очередь и до Ивана. Открыв дверь, он увидел сидящего за столом пожилого мужчину в очках, который, услышав его фамилию, стал искать её в списках. Прочитав, что Иван из Ленинграда, поднял голову и, пристально посмотрев на него, спросил:

– Мой земляк. Давно из Ленинграда?

– Почти месяц назад уехал.

– Семейный?

– Да.

– Очень хорошо. Я вижу, что вы окончили Ленинградский горный. Похвально. Будете работать на должности инженера. С работой вас познакомят сегодня же.

Он предупредил о том, что упоминание в письмах сведений о заводе запрещено, и выдал листочек с номером обратного адреса, добавив:

– В связи с военным положением письма на родину проверяются. Не подведи, дружочек, имени великого города. Да, меня зовут Фёдор Андреевич. Я вас ещё найду, молодой человек.

Алексея тоже назначили на должность инженера, учтя его работу в министерстве.

Ивана зачислили в конструкторское бюро, которому было поручено спроектировать места для установки станков и организовать работы по бетонированию площадки. Два дня отвели на проектирование и две недели на строительство. В тот же день он написал письмо в Златоуст.

На работу он уходил рано утром и возвращался в общежитие поздно вечером. Очень уставал, и первые дни к вечеру просто не хватало сил. Добравшись до кровати, падал на неё, чтобы рано утром опять идти на работу. Дни пролетали быстро, о себе было думать некогда.

Его сосед Алексей несколько раз уезжал в Миасс, чтобы организовать бесперебойное поступление песка и щебня для производства бетона.

Как только проект заводской площадки был окончен, обе группы приступили к строительству. Вскоре на месте огромного пустыря стало появляться ровное забетонированное поле. Ивану постепенно становилась понятна та работа, которая захватила его всего и требовала всё новых и новых знаний, так ему необходимых для дела.

В конце сентября месяца Ивану представилась возможность побывать в Златоусте.

Фёдор Андреевич вызвал его к себе и вручил пакет. Иван не стал спрашивать о его содержимом, но намёком об этом сообщил ему сам инспектор:

– Знать содержимое документа тебе ни к чему, но в общих чертах я скажу, что от этого документа зависит поступление на завод важнейшего сырья. Никому его не показывать, никому о нём не рассказывать. Он запечатан, так его и передадите лично председателю горсовета. Да, ещё очень важное указание. Быть внимательным в дороге и с посторонними людьми не общаться.

Эти слова Иван принял к сведению и через час он снова был в поезде. Он сел у окна и стал вспоминать своё первое путешествие в Златоуст. То было начало лета, навеявшее тогда ему романтическое настроение и ощущение полёта над только что пробудившейся природой.

Сейчас же за окнами стояла осень, и жёлтые листья уже начали опадать. Было красиво, но это была холодная красота.

Несколько часов провёл он в одиночестве, наблюдая за мелькавшими линиями подъёмов и спусков. Мысленно думал он о встрече с Ростиславом Викторовичем, Ксенией Григорьевной и, конечно, с Машей.

Ему хотелось узнать и о Владимире Петровиче, и о друзьях – геологах, побродить по окрестностям города, хотя не наделся на это, потому что времени ему было отпущено только два дня.

Прибыл Иван в Златоуст к вечеру и сразу пошёл к дому Ростислава Викторовича. Постучав в дверь, ему никто не открыл. Было шесть часов вечера. Пришлось идти в горсовет. На входе в здание стоял военный, который проверив документы, проводил Ивана в кабинет председателя.

Председателем оказался уже другой человек, который, повертев пакет в руках, поставил свою подпись в расписке. По коридору Иван прошёл к кабинету Ростислава Викторовича, но, открыв дверь, увидел много людей в военной форме. Они сидели за большим столом, сбоку которого сидел хозяина кабинета тоже в военной форме.

Окончания совещания пришлось ждать почти полтора часа и, когда все покинули кабинет, Иван открыл дверь.

Увидев Ивана, Ростислав Викторович, обрадованный его появлению, сказал:

– Рад тебя видеть, Ваня, – и крепко пожал его руку.

Затем добавил:

– Ох, эта война. Мы, не руки сложа здесь сидим, работаем для фронта. Бои далеко, но слышны и в наших краях. Посиди несколько минут в кабинете, мне надо идти к председателю доложить о результатах совещания. Извини, но он ждёт меня.

Домой они пришли уже поздно вечером, но Ксения Григорьевна их не встречала, и Маши не было дома.

Удивлённый этим, Иван спросил:

– А где же Ксения Григорьевна и Маша?

Ответ был неожиданным:

– Ксения Григорьевна изъявила желание трудиться медицинской сестрой, она сейчас дежурит в местной больнице. А вот Маша поехала в Челябинск, чтобы передать тебе письма. Как только ты уехал, письма стали приносить пачками. Да вот и вчера ещё принёс почтальон два письма. Вот они, на столе.

Иван взял письма в руки, повертел их и подумал, что война заставила всех искать своё особое место в жизни, и сказал:

– Где же Маша будет ночевать там? Надо же мне было уехать из Челябинска именно в это время?

На что Ростислав Викторович сказал:

– Остановится она у брата, ведь там живёт семья нашего сына Максима. Но время сложное, одну девочку отпускать опасно. Отговаривали мы с Ксенией её, но она была непреклонна и вчера уехала. Поеду, найду Ивана, а если не найду, запишусь в добровольцы, пусть меня пошлют на фронт, то ли в шутку, то ли всерьёз говорила она. Остановить её было невозможно. Теперь мы остались с Ксенией Григорьевной совсем одни, – и замолчал, сдерживая эмоции.

Иван видел, как переживает он отъезд дочери, и, чтобы его ещё больше не волновать, не стал задавать лишних вопросов.

– А ты надолго к нам? – спросил Ростислав.

– Нет, завтра обратно. Я выполнил задание, передав срочный пакет председателю. В этом состояла цель моего приезда в Златоуст. Но, конечно, я хотел увидеть всех вас, только вот Маши и хозяйки дома нет.

– Ксения Григорьевна завтра вернётся утром, а сейчас мы откушаем то, что она приготовила для нас. Жена очень обрадуется твоему приезду. Ты посиди и почитай свои письма, а я приготовлю для нас с тобой ужин, – сказал Ростислав Викторович.

Он вышел, а Иван взял в руки письма и стал разглядывать конверты.

Одно письмо было от жены из Почепа, а второе от мамы из Ленинграда. Оба конверта были такие родные, потому что он узнал на первом из них почерк Машеньки, а на втором – Надежды Петровны и, осмотрев первое письмо со всех сторон, на штемпеле заметил дату: двадцатое июня сорок первого года.

– Где же оно столько времени ходило? – спросил он сам себя, – и, отклеив край конверта, достал письмо, развернул страничку и стал читать.

– «Дорогой мой Ванечка, соскучилась я по тебе безмерно и тоскую вместе с нашим сыночком Серёженькой. Ходим мы уже бойко не только в доме, но и во дворе. Бегает он на своих неокрепших ножках быстро, часто шлёпается, но поднимается сам и не плачет, а только скажет „Ллёпся Ёзя“, что значит „Шлёпнулся Серёжа“, а затем ручкой погладит себя по попке».

Иван даже прослезился от такого подробного откровения жены и представил себе эту картинку. Чувства признательности жене и сыну расслабили его сознание и отвлекли от действительности.

Вошёл Ростислав Викторович, неся горячую сковороду и чайник.

– Ваня, помогай, – произнёс он громко.

Эта фраза вывела Ивана из оцепенения, и он поднялся со стула, чтобы подхватить чайник.

– Ух, горячо как, – сказал Ростислав и добавил:

– Тяжело мужчине без жены.

Мысли эти совпали с мыслями Ивана, который очень соскучился по своей Машеньке.

– Я уж начал письма читать, и очень мне хочется туда, откуда они приходят, – пояснил Иван.

– Дай Бог, прогоним фашистов, и возвратишься к жене. А теперь давай за стол, проголодался уже за весь день.

Они сидели за столом, разговаривая больше о военных событиях. Хозяин дома, как бы рассуждая сам с собой, говорил о том, что и Ленинград переживает очень сложное время, потому что фашистская армия находится уже очень близко от него.

Иван, подумав, что Ростислав Викторович этой темой хотел посочувствовать ему, оставившему в Ленинграде своих самых близких людей, но вдруг почувствовал в его голосе какое-то особое беспокойство:

– Ваня, мы с Ксенией очень переживаем за наших детей, ведь не только дочь, но и наши трое сыновей добровольцами ушли на фронт. Писем от них ещё не было, но мы знаем, что они вместе с ребятами – сибиряками отправлены под Ленинград. Говорят, фашисты остановлены там. Каждый день мы ждём оттуда любую весточку, – сказал он.

Вот теперь всё прояснилось, но Иван беспокоился о своих родных, хотя продолжал сочувствовать хозяину дома.

Они долго разговаривали на эти темы, с мыслями о которых и разошлись отдыхать по комнатам.

Войдя в отведённую ему спальню и увидев лежавшее на кровати недочитанное письмо жены, взял его в руки и некоторое время рассеянно рассматривал его. Ему словно было непонятно, как этот тонкий листочек, исписанный чернилами, ровными строчками букв каким-то чудесным образом доносил до него её любовь к нему. И он подумал, что вот сейчас он вновь начнёт читать письмо и его душа растворится в этом аромате тонких чувств и, забыв всё на свете, будет смачно впитывать в себя одну только сладкую любовь его Машеньки. И действительно, начав читать, письмо унесло его к ней, сыну, родителям, деревьям, травам и ко всему тому, что рассказывала жена с большой любовью. В душе наступило такое спокойствие, словно золотой солнечный лучик разлил в нём радужную теплоту и безмятежность.