Текст книги "Чертобой. Свои среди Чужих"

Глава 5

Хорошие у нас места, красивые и воздушные. Классический среднерусский пейзаж, достойный кисти великого Левитана. Жаль только, что в свое время сам Левитан оказался не достоин этих пейзажей и с лицом, набитым злыми чулковскими мужиками, отправился живописать другие местности, более благоприятные для организма. И мир так и не ахнул в восхищении от великолепия заливных лугов, пойменных озер с прозрачной водою и распускающимися к ночи лилиями, выходящих прямо к Оке кромкой заповедных Мещерских лесов. Жалко, да. Но прекрасно понимаю чувства художника – мы тоже в спешке покидали оказавшееся негостеприимным Чулково. Но вместо толпы разъяренных крестьян на узкой полоске песчаного пляжа бесновалась Стая. Стая с большой буквы, потому что производила впечатление единого организма с единственной целью в жизни – скушать двух безбашенных путешественников, вторгнувшихся на чужую территорию без визы и разрешения. Уроды! Или это уже говорил и сейчас повторяюсь?

Я налегал на весла, стремясь к противоположному берегу, казавшемуся более безопасным. Вероятно, обманчивое чувство, ну и пусть, но на душе все равно спокойнее. «Спокойствие, только спокойствие!» – так говорил товарищ Карлсон, а его мнению можно доверять. Знал, свинья летающая, толк в тонком деле сбережения собственных нервов. Пригодятся еще.

И тишина какая… В старые времена, помнится, здесь не протолкнуться было от снующих туда-сюда разномастных судов. Спокойнее стало только с начала девяностых, когда пассажирское судоходство на Оке умерло вместе с Советским Союзом. Пропали мешающие расцвету демократии «Ракеты», «Метеоры» и «Восходы» – проклятое наследие не менее проклятого прошлого. И правильно, нехера мешать победной поступи либеральных ценностей, торжественным маршем шагающих по трупам умерших деревень.

Да, опять повторюсь, тишина… Так плыл бы и плыл до самого Каспийского моря, изредка забрасывая спиннинг. Кстати, а почему бы и нет?

– Андрюш, ты как насчет обеда?

– Только за! – поддержал сын. – Что у нас сегодня в меню?

Вопрос риторический, кроме соли, в запасах только репчатый лук и большой пакет с картофельными оладьями, они же драники. Это вместо хлеба.

– Что-нибудь поймаем. Займешься?

– Ага, коробочку из сидора достань.

Я отпустил весла и передал Андрею весь рюкзак – сам упаковывал, сам и разберется. Он развязал тесемки и вытащил свое сокровище – намотанную на кусок пенопласта леску с крючками на поводках и воблером на конце. Там же оказался запас червей в старой брезентовой рукавице. Вот опарышей нет – мухи почему-то брезговали садиться на тушки тваренышей и размножались исключительно в выгребных ямах сортиров. Но копаться там, добывая наживку, как-то не комильфо.

Поплавок, почти понтон, плыл рядом с лодкой, удерживая крючки у самого дна, и оставалось только дождаться поклевки. Ловись, рыбка, больша да велика! Пока же можно чуть-чуть подогреть аппетит глотком-другим целебного настоя.

– Ты флягу не потерял? Которую Сотский давал?

– Обижаешь. – Андрей ловким движением фокусника предъявил искомое и вытащил из кармана серебряную с чернью рюмку – память о Ворсменском краеведческом музее.

Пили по очереди, закусывая ненавистными оладьями. Хорошо, ей-богу хорошо! Как в старые добрые времена, когда ранним утром над водой поднимается туман и не дает резвиться вездесущим и суетливым моторкам. Вот и сейчас кажется, что они выскочат из-за ближайшего островка с водным лыжником в оранжевом жилете на привязи и разрушат идиллию. А не они ли гудят? Вот и Андрей закрутил головой, прислушиваясь:

– Пап, это не мотор?

– Или Валера самогон на мухоморах настаивал.

– Я серьезно.

– Глюки это. Нервные.

– А это? – Сын показал фляжкой мне за спину.

Медленно обернулся – в нашу сторону мчался, хлопая днищем по мелкой волне, дюралевый «Прогресс» под двумя моторами. А в нем – четыре вооруженных помповыми ружьями человека. Если глюк, то слишком уж качественный.

– Добро пожаловать в Павловское княжество, путники! – Один из тех, кто был в катере, привстал и отвесил поклон. – Мы всегда рады добрым гостям!

Ага, рад он… как будто не вижу недовольную гримасу, перекосившую морду. Но слова приветливые – явно читает давно заученный текст. И вообще вся четверка производит странное впечатление – конические шлемы, алюминиевые кольчуги поверх бронежилетов, красные сапоги (наверняка с загнутыми носами, не вижу отсюда), бородатые лица. Ролевики, бля, ряженые. Не хватает только щитов и мечей. У одного, правда, на поясе резиновая дубинка и футляр с наручниками. Красавец, ему только еще погоны с тремя маленькими звездочками, и будет вылитый бывший участковый из Грудцино.

– Здрасьте! – Я изобразил как можно более глупую улыбку. Глупые всегда выглядят безопаснее. – А мы вот тут на лодке катаемся, рыбку ловим…

– И вам подобру! – Старший из бородачей явно не желал выслушивать объяснений. – Попрошу сдать оружие.

Он что, шутит? Даже ночью двустволка всегда стоит у кровати на расстоянии вытянутой руки. Легче без трусов пройтись по деревне, чем остаться безоружным. Послать в задницу с такими предложениями? Вряд ли прокатит – на вид ребята серьезные и уговаривать не будут, просто долбанут в надувной борт, и корми рыбок, Николай Михалыч. Тот, что на участкового похож, готов выстрелить хоть сейчас. Неприятный тип.

– Ну? – Старший изобразил стволом вопрос.

Бля, неприятно находиться по другую сторону мушки. Неуютно как-то. В знак согласия выставляю вперед пустые ладони:

– Да какие проблемы, командир? Конечно, все сдадим.

– Сотник, – поправил бородач.

Опс, да тут настоящее Средневековье! А что у него за ошейник, уж не гривна ли серебряная? Она самая. Для полного соответствия образу только красного плаща не хватает. Или по должности еще не положено? Вот попадалово… Одно утешает – если играют всерьез, с полным погружением в эпоху, то сразу расстрелять не должны.

Под внимательными взглядами перегружаем арсенал в катер. Даже пришлось вывернуть карманы и вытряхнуть на дно лодки содержимое двух рюкзаков – все прошмонали, собаки бешеные. «Участковый», буду звать его так, откинул край свертка, в котором были наши шашки, вытащил одну из ножен и застыл в немом восхищении:

– Лепо!

Вот же… и язык коверкают. Интересно, кто такой их князь, если не только собрал людей, но и убедил, а может, и заставил погрузиться в прошлое настолько, что даже в неконтролируемо брошенном слове чувствуется намертво вбитое в подсознание… И это всего за три года с начала Нашествия. Я так не умею, мне легче пристрелить человека, чем уговорить.

Значит, что имеем? Некто, пусть будет «князь», контролирует целый город, очищенный от тваренышей, и кусок реки. Павлово обнесено стеной, причем охраняемой. Люди не бедствуют, сытые морды четверых в катере тому подтверждением. Имеют доступ к бензохранилищу или сами делают биотопливо из рапсового масла и спирта. Приходилось слышать про такие технологии, и были задумки, но не с нашими возможностями их осуществить.

– Лепо! – повторил «участковый». – Сам ковал?

– Нет, бля, любимая теща сделала в перерыве между пирогами и вязанием носков.

И чего он запал на железяки? Фетишист? Оно, конечно, вещь красивая и отполирована до зеркального блеска, но все равно остается поделкой на скорую руку. Против тваренышей сойдет, но в бою клинок на клинок – говно полное. Но, кажется, у мужика сложилось совершенно противоположное мнение.

– А меч скуешь? – спросил он, не обратив внимания на грубость. – Чтобы булатный, и яхонты с лалами в рукояти?

Нет, точно на голову скорбные. Вот и Андрей старательно сдерживает улыбку – нам приходилось встречать таких заказчиков, желающих иметь дома на стене полупудовый двуручник. А еще лучше – Эскалибур, только без камня. Но платили отменно. Знакомый сантехник, снабжающий меня старыми трубами, не раз хватался за сердце, узнав стоимость. И регулярно получал свои полторашки «Окского бочкового».

– Меч, говоришь? Можем.

Старший уже более приветливо улыбнулся и достал рацию. Я чуть не застонал от зависти – живут же люди! Нет, определенно здесь стоит завязать взаимовыгодные знакомства. А еще лучше – переселиться. Если примут. Сотник разговаривал недолго, бросил в микрофон непонятную короткую фразу, а потом обратился к нам:

– Пресветлый князь изволит дать вам аудиенцию, мастера. Завтра, сразу после заутрени.

Еще и пресветлый… Или светоносный, чего не хотелось бы? Скромностью, однако, здешний правитель не страдает. Интересно, заутреней тут называют именно православную церковную службу или это уже что-то языческое? В принципе мое атеистическое воспитание позволяет вполне лояльно относиться и к тому и к другому, но ближе как-то привычное. Неизвестно, что они понимают под язычеством. Такого могут напридумывать!

– Спасибо, сотник! Всегда мечтал явиться пред светлы очи и припасть к стопам, так сказать… Житие мое, паки-паки!

Уловил иронию и опять смотрит недобро. И если «участковый» даже на вид пень пеньком, то этот умен, следовательно, очень опасен. Про остальных не скажу, сидят молча, но тоже волчары еще те, тертые и битые.

– Поехали! – Из катера достали тонкую капроновую веревку. – Привязывай лодку!

Город ошеломил масштабами. Я ожидал чего-то подобного, но все равно впечатление грандиозное, особенно по нынешним временам. Высокая бетонная стена спускалась с косогора к Оке и уходила дальше в воду. Рядом на берегу лежали стопы деревянных щитов, наверное, их ставили зимой на лед, чтобы полностью обезопаситься. Неплохо, однако. Какой размах, и какие силы вложены. Определенно мне здесь нравится. Вот только у толпящегося на пристани народа почему-то совсем нет оружия, даже ножей на поясе.

И одеты странно, словно сопротивлялись внедряемому сверху ретро-стилю. Рубахи навыпуск из серой мешковины соседствовали с вытертыми джинсами, растоптанными кроссовками или драными кедами… На некоторых лапти из бересты, но футболка с группой «Ария» на груди. Местные диссиденты или просто оборванцы? Ярким пятном выделялись наши сопровождающие – и качеством одежды, и уверенностью в себе. Ничего не понимаю…

– Вам сюда, – сотник указал на маленький бревенчатый домик с железными решетками на окнах. – Не обессудьте, гости дорогие, но пока пресветлый князь не скажет слово…

Ясно – карантин. Хотя для чего? Заразными болезнями мы не болеем, или здесь не знают о свойствах печенки тваренышей? Может быть, бородачи просто выкинули наши съестные запасы в воду, не обратив внимания на запаянные в полиэтилен «таблетки». А пластиковую полуторалитровую бутылку с самогоном себе взяли, уроды.

– Спасибо, подождем тут. – Мы вошли в дом и услышали, как за спиной лязгнул запираемый засов.

Я сразу плюхнулся на лавку у стены и с удовольствием вытянул уставшие ноги, а Андрей прошелся по комнате, заглядывая во все углы. Жучков, наверное, ищет. Оно и правильно – здоровая паранойя не раз вытаскивала наши задницы из неприятных ситуаций. И, кажется, один уже нашел – маленький микрофончик в красном углу, замаскированный бумажными цветами у иконы. Вот только не говорите, что это пожарная сигнализация! Провода от него тянулись сквозь просверленную стену на улицу. Ну, будем надеяться, это единственный. Вещь по нынешним временам дефицитная, и вряд ли будут усеивать ими весь дом. Хотя нельзя исключать вариант, что вот этот раритетный агрегат только для маскировки, а где-нибудь прячется микроскопический клопик. Что же, будем осторожны в разговорах.

Сын тем временем поставил икону на место и замер, открыв рот и показывая на нее пальцем. Это… это… это полный пипец, товарищи! С доски тяжелым суровым взглядом, но подняв в благословляющем жесте руки с унизанными перстнями пальцами, пялилась знакомая физиономия. Знакомая настолько, что сразу вспомнились заблеванные будущим святым ботинки, пострадавшие при транспортировке тела из кабинета шефа в машину. Тогда некоторое время довелось поработать в охране одной фирмы, на деньги которой снимался фильм «Утомительный вальс», и окончание съемок было несколько бурным. Каким хером он попал на икону?

– Пап, это тот, про кого я думаю? – тихо шепнул Андрей, прикрываясь ладонью.

– Угу.

И тут же с легким щелчком в мозгу встали на место разбросанные хаотично кусочки мозаики. Увиденная краем глаза фанерная крепость на высоком берегу… Тот самый «Форпост»? Ряженные под старину бородачи, нарочитый говор, княжеская набожность, пусть упомянутая мельком… Михаил Сергеевич Негодин, режиссер и актер собственных картин, скупивший перед Нашествием полторы сотни гектаров земли в этих местах. Барин… сам захотел царствовати и всем владети? А что, вполне символично – Павлово тоже расположено на семи холмах, как Москва или Рим. Как здесь называют – «на горах». Троицкая, Семенова, Спасская, Убогая горы, и есть еще кручи: Каменка, Воскресенская и Дальняя. При трепетной любви Михаила Сергеевича к различным знакам свыше… это он может, да. А меч с драгоценными камнями в рукояти нужен в качестве очередного символа.

И это обозначает, что сваливать отсюда надо как можно быстрее. Рупь за сто даю – после окончания работы нас потихоньку удавят и отправят кормить раков. Не должны грязные лапы касаться мечты. Грязные – означает наши, мои и Андрея. Да и все остальные тоже. Насколько помню, люди у Негодина делятся на две категории – быдло, самая многочисленная, и он.

Нехорошая ситуация, опасная. Однозначно нужно делать ноги, не дожидаясь встречи. Тем более у нас своя цель. Кстати, о цели… что у меня осталось из оружия? Да практически ничего, только два ножа за обоими голенищами, пистолет под противорадикулитным поясом и намотанная на запястье левой руки басовая гитарная струна, запаянная концами в свинцовые грузики. У сына и того меньше: только заточка из электрода в сапоге, тоже ножи да динамитная шашка с коротким шнуром, неизвестно зачем примотанная скотчем к ноге. Не иначе браконьерствовать собрался, рыбу глушить. Нехорошо! Природу беречь следует, она вкусная!

И тут, будто бы услышав мысли о вкусностях, со скрипом распахнулась дверь, пропустив двух дородных женщин в сарафанах и кокошниках, несущих подносы с едой. Ничего так тетеньки, фигуристые, но для чего румянить щеки? Сюр и гротеск. Неужели увлеклись игрой до такой степени, что не замечают грани?

– Не обессудь, мастер, за постные яства, сегодня среда. – И все с поклонами и искусственными улыбками до ушей.

Надо же, мы уже приобрели определенный статус. Видимо, мастер – это покруче простого пейзанина и достоин поклона. Цирк, мля…

– А выпить уставшим людям? – С сомнением осматриваю подносы. Опять опостылевшая картошка, посыпанная укропом, несколько репок, четыре крупных желтых огурца – да, не густо.

– Винопитие – грех, не положено.

Как же, как же, понимаю, грешить рылом не вышел. И до княжеской резолюции как бы еще не человек. Да и фигу ему – есть кое-что за пазухой припрятанное. Нагрелось, правда, но и так сойдет. Из горлышка. Потому что стаканов тоже не принесли. Ложки есть, деревянные, без росписи.

– Приятного аппетита! – донеслось от двери.

Давешний сотник. С большим непрозрачным пакетом. Повинуясь небрежному жесту, тетки выскочили прочь. Боятся его, сразу видно. Я тоже боюсь, заранее боюсь. Глядишь, и целее будем.

– Экие клуши. – Бородач укоризненно покачал головой, разглядывая заставленный стол. – Что они понимают, бабы?

Сгреб все в сторону и выставил высокий глиняный кувшин, аккуратно обвязанный по горлышку куском пленки. Следом – жареную курицу. Понятно, сейчас я выпью стакана три почти без промежутков между ними, развяжу язык и раскрою душу нараспашку. Самая приятная методика ведения допросов. И пусть у нас, двух простых кузнецов из Касимова, нет секретов от гостеприимных хозяев. Расскажем все, включая интимные подробности, жалко, что ли?

На исходе первого литра уже перешли на «ты». Игорь, так звали сотника, все подливал и поддакивал, слушая разливающегося соловьем меня, дурака. Я плакался на горькую судьбинушку, на тиранов и деспотов из Рязанского училища ВДВ, захвативших власть во всем Касимовском районе, ругал тяжкую долю беглецов. Представления не имею, поверил или нет, вида он не показывал, только иногда в рассеянности поглаживал карман. Диктофон? А пусть. И пусть проверяет потом, если захочет. И если сможет.

Андрей по молодости лет давно вырубился и спал, упав лицом в столешницу. Правая рука безвольно свисла к голенищу сапога, только пальцы нервно подрагивали. Не торопись, сын, не сейчас. Рано. Прямой угрозы пока нет, да и не хочется уходить с боем. Вот жить… жить очень хочется.

– Погоди, Михалыч. – Через час у сотника тоже чуть заплетался язык. – Я понимаю – заточка, но полировка-то тут при чем?

– Как при чем? Да это, если бы ты знал, в нашем деле чуть ли не самое главное.

– Да ладно…

– Охота врать. Принеси, покажу наглядно.

– А и принесу! – Игорь упрямо мотнул головой и крикнул: – Евграфий!

– Кто?

– Чего лыбишься? Нормальное имя, раньше Евгением был.

На зов заглянул все тот же «участковый», отряхивающий с бороды хлебные крошки. Хлеб жрет, сволочь. И крошит. А наши над ладошкой едят, чтобы ничего не упало. Хлеб… здесь есть хлеб?

– Граф, тащи сюда сабли!

– Шашки.

– Я и говорю – сабли! – Сотник хлопнул по столу ладонью. – Пошевеливайся!

«Участковый» ушел, и через приоткрытую дверь было слышно, как он копошится в пристроенном к дому крытом дворе. Нашу лодку вместе с поклажей притащили сюда? Вот, в принципе, и все, что требовалось узнать. Не читать же профанам лекцию по технологиям металлообработки?

– Игорь, а давай выпьем?

– Давай. А за что?

– За баб!

– За баб не буду.

– Тогда вместо баб. А они пусть трезвые ходят.

Я единым духом махнул полный стакан (печень – прости!) и с идиотским смехом упал лицом в недоеденную курицу.

– Слабоват, – усмехнулся сотник и прикрикнул на появившегося «участкового»: – Ну чего вытаращился? Неси этот хлам обратно.

Обидно, недавно сам расхваливал мои произведения, а тут обзывает. Припомню еще, я злопамятный.

Но «граф» не ушел, было слышно, как он шагнул к столу и набулькал себе из кувшина.

– Игорь, а ведь это тот самый мужик, что в прошлом году группу Гамазина на ноль помножил. Его Витька узнал.

Хм… что-то не помню никаких групп и никаких Витек. Старый, наверное, стал, память подводит. Если только стычка с мародерами в Грудцино? Неужели тогда одному удалось уйти? Хреново…

– Да понятно, что он сказки про Касимов рассказывает, – отозвался сотник.

Какой проницательный, скотина. А все кивал, кивал…

– Кончать их надо обоих.

– Женя, не торопись. – В голосе Игоря явственно прозвучала насмешка. – Сначала нашему пресветлому придурку меч-кладенец откуют.

Опс… странная любовь у здешнего народа к собственному князю получается.

Сотник пьяно рассмеялся и продолжил:

– Пусть дурачок потешится новой игрушкой.

– А если…

– Граф, я умоляю… И зачем нам этот геморрой? Тебе что, плохо живется? Зачем вся эта внешняя мишура? Мишутка в бирюльки играет, а мы работаем. Или корону на башку напялить хочется? Смотри, укорочу как раз на бестолковку!

– Да надоело все!

– А вот это не тебе решать, надоело или нет! Понятно?

– Понял я. Понял, – пошел на попятную «участковый». – С этими-то что делать будем?

Послышался шум отодвигаемой скамейки – сотник прошелся по комнате, потом остановился:

– Пусть так валяются, опойки. На всякий случай поставь охрану во дворе, хотя все равно никуда не денутся. Утром поднимешь, дашь опохмелиться, и на прием к нашему клоуну. Потом – в цепи.

Ни хрена себе, перспектива вырисовывается. Похмели, похмели… урод заботливый. Обойдемся – после стольких съеденных тваренышей алкоголь из нас выходит быстро. И, главное, без утренних побочных эффектов. Хлопнула дверь, и опять лязгнул засов. Андрей тут же поднял голову. Глаза злые, колючие. Зная нетерпеливость молодежи, можно предположить, что предложит сразу взять охрану в ножи и быстренько свалить, не поднимая лишнего шума. Определенно, свой резон в этом есть – средь бела дня, точнее, вечера, наши передвижения вблизи пристани вряд ли вызовут подозрение. И так много народу шатается по делу и без дела. Особенно если прибарахлиться алюминиевыми кольчугами. Интересно, какой мудак их придумал? Эстеты, понимаешь…

Но сын приятно разочаровал, не стал торопить события:

– Ну что, пап, когда?

– Ночью.

Вот она и пришла, долгожданная ночь. Андрей в очередной раз производил ревизию своего немудреного арсенала, а я, вооружившись длинной заточкой, пытался через дырку от выпавшего сучка сдвинуть дверной засов. Он не поддавался, слишком неудобно. Честно говоря, поначалу рассчитывал просто подцепить ножом, но фигушки, гребаная железяка и не думала трогаться с места.

Ну что же, переходим к запасному варианту – пинаем в дверь ногой. Еще раз… и еще. Они там что, уснули? Они – это наши сторожа, числом трое. «Участковый» решил не рисковать и выставил усиленный караул.

– По бабам ушли, – предположил Андрей. – Или за водкой.

Вполне возможно, потому что первое, что сделали охранники по прибытии, так это конфисковали со стола недопитый кувшин. Примерно пол-литра в нем оставалась, так, для затравки. И сейчас наверняка побежали за добавкой. Но зачем все? Дело, конечно, хорошее, но кто же нас теперь выпустит отсюда? Я-то думал как – глушим первого вошедшего, выскакиваем во двор, валим всех остальных, забираем лодку и рвем когти. Но в ответ – тишина.

Стучу опять. Ответа нет, только где-то вдали лениво взбрехнула собака. Надо же, не съели, богато живут, однако.

– Мы можем до утра колотиться, – недовольно ворчит сын.

– Есть другие варианты?

– Да выбьем ее на фиг, и всех делов.

А что, вариант. Домик расположен в стороне от остальных, чуть на отшибе, и если немного пошуметь, то вряд ли кто услышит. Попробуем?

Бух! Бух! Хлипкая на вид дверь оказалась гораздо прочнее, чем можно было подумать на первый взгляд. А если с разбега? Еще хуже получилось – плечо, которым долбился, болит немилосердно, так можно и без руки остаться. И что делать? Оставаться до утра никак не хочется.

Андрей тоже несколько поутратил энтузиазм и сел прямо на пол, игнорируя лавки, которые вместе со столом составляли единственную мебель нашего узилища. Вот лентяй, я в его возрасте не позволял себе плевать в потолок, когда старшее поколение трудится в поте лица. Что, кто сказал – потолок? Вот баран, мог бы и раньше догадаться!

Лезу на печку. От нее до потолка – чуть больше метра. Как раз хватает, чтобы встать на колени и упереться горбиной. Сын, уловивший мысль, запрыгивает следом. Но помощь не требуется – толстая доска легко идет вверх, только на голову сыпется перемешанная с опилками и дубовым листом земля. Все правильно, по виду дому лет пятьдесят, а тогда не заморачивались с гвоздями, просто клали притесанные без зазоров доски в выбранные в матицах четверти. Земля с мусором – утеплитель.

Дальше пошло веселее. Снимаем еще одну, достаточно… пролезем. На чердаке темно – четырехскатные крыши не предусматривают слуховых окошек. Делаю пару шагов на четвереньках, щупая перед собой руками. Так и есть, дальше голый, без засыпки, потолок холодного чулана. Где-то здесь должен быть люк и лестница под ним. У нас было так же, пока не построили новый, и не думаю, что дома чем-то отличаются. Ага, вот и он. Скрип ржавых петель заставил вздрогнуть и некоторое время держит в напряжении. Потом отпускает. Если никто не услышал, как грохали в дверь, то, значит, никого и нет.

Андрей спускается первым, я следом. Он уже у выхода, там снаружи обычный крючок из гнутого гвоздя, как раз, чтобы поддеть ножом.

– Да йоп… – Кажется, сын обо что-то споткнулся.

– Чего там?

– Труп. – Спокойный голос послышался откуда-то снизу.

– Чей?

– Забирай, твой будет.

Шутник… Чиркаю спичкой – коробок случайно завалялся в кармане и не вызвал интереса при обыске. Да, на полу покойник. Андрей на корточках перед ним, обшаривает без излишней брезгливости – тому уже без надобности, а нам все пригодится. Но кто же его угомонил?

Следующая дверь уже не скрипит. За ней свет – догорающая свеча в стеклянной банке дает его достаточно, чтобы понять, отчего на поднятый нами шум никто не откликнулся. Рядом с импровизированным столиком из перевернутого деревянного ящика еще два жмурика. Один в позе эмбриона – лежит скрючившись. Второй упал лицом в растекшуюся по земляному полу лужу собственной блевотины. Бутылка на столе подтверждает догадку.

Идиоты, ну, блин, идиоты! Впрочем, нам меньше хлопот, иначе пришлось бы убивать самим. А так хоть совесть спокойна.