Текст книги "Источники по истории московского некрополя XII – начала XX в."

Глава III
Обзор источников по истории московского некрополя

Письменные источники

Основной массив источников по истории московского некрополя представлен письменными источниками. Как уже отмечалось выше, попытки их классификации или систематизации не предпринимались. Между тем большое количество разновидностей письменных источников по истории некрополя, а также их различная информационная ценность обязывают к тому, чтобы систематизировать их на основные группы.

Настоящая систематизация письменных источников берет за основу тип сообщаемой источником информации по отношению к проблеме исследования состава, хронологии и топографии некрополя. Таким образом, нарушаются некоторые принципы традиционной классификации. В ряду источников оказываются и исторические исследования (например, труды по истории монастырей и храмов или археологические исследования), и источники в традиционном смысле слова – летописи, акты, вкладные и кормовые книги, делопроизводственные источники, тексты эпитафий и т. д. В то же время используются данные исследований, несущих оригинальную информацию, т. е. построенных на визуальном анализе памятников и захоронений. Источники рассматриваются прежде всего на предмет их информативности для исследования московского некрополя. Это избавляет от необходимости более полного анализа тех источников, в которых сведения о некрополе встречаются редко (летописи, акты), и предполагает углубленный анализ источников, для который сведения по некрополю составляют основное их содержание.

Помимо источников, сообщающих сведения о персональном составе, внутренней топографии и хронологии некрополей, существует значительное число источников, дающих сведения об организации некрополей, погребальном обряде, поминальной традиции и восприятии некрополя в общественном сознании. Это произведения художественной литературы, фольклорные материалы, законодательные памятники, записки иностранцев о России. Однако их рассмотрение может увести в сторону от основной задачи – обзора источниковой базы по истории московского некрополя непосредственно. Такое источниковедческое исследование должно стать предметом отдельной работы.

Как уже говорилось выше, систематизация источников по истории московского некрополя была предложена мне руководителем моей кандидатской диссертации С. О. Шмидтом. Мне же довелось наполнить ее конкретным содержанием.

В соответствии с задачами получения информации о составе, границах, топографии и внешнем облике некрополей имеющиеся источники можно систематизировать на три группы:

1. Источники, дающие сведения о персональном составе и хронологии некрополя. Условно назовем их биографическими.

2. Источники, дающие сведения о топографии некрополя, т. е. границах кладбища, существовании в определенных местах неопознанных захоронений и т. д. Их можно назвать топографическими.

3. Источники, дающие сведения о составе и топографии некрополя. Эта, самая большая категория источников будет носить название биотопографических.

Следует сказать, что указанные категории могут не иметь четко очерченных границ. Так, например, Кормовая книга московского Новоспасского монастыря (XVII в.), в которую записывались сведения о поминовении тех или иных лиц, содержит единичные указания о расположении захоронений. «Того же месяца в 23 день поминати Ульяну Иванову жену Никитича Романова и на братию корм большой. Под собором у задней стены одна», – гласит одна из записей[394]394
  Кормовая книга ставропигиального Новоспасского монастыря. М., 1903. С. 4–5.


[Закрыть]. Однако подобные известия встречаются в этом источнике редко, к тому же они выполнены более поздним почерком XVIII в., и это не позволяет отнести данный источник к биотопографическим.

Сложнее обстоит с летописями, путеводителями, трудами по истории монастырей и храмов, описаниями кладбищ, мемуарами и некоторыми другими источниками. Эти разновидности источников сообщают одновременно биографические и биотопографические сведения. Археологические исследования, в зависимости от проблематики, могут быть включены во все три выделенные выше категории. Это свидетельствует о многообразии письменных источников по истории московского некрополя. В данной систематизации источники, попадающие одновременно в несколько категорий, по преобладанию информации того или иного рода будут причисляться к тем или иным разделам с обоснованием подобного выбора. В соответствии с предложенной систематизацией, в хронологическом порядке можно выделить следующие разновидности источников:

Биографические·. летописи, акты, синодики, вкладные и кормовые книги, приходно-расходные книги, могильные книги, документы, сопровождавшие процесс захоронения, списки погребенных, метрические книги, эпиграфические своды, генеалогические труды, мемуары, некрологи, книги-некрополи, путеводители по Москве.

Топографические·, археологические исследования.

Биотопографические·, труды по истории монастырей и храмов, описания кладбищ, труды по истории кладбищ, материалы краеведов, документы органов охраны некрополя и краеведческих организаций.

Летописи – наиболее ранний источник по истории московского некрополя. Это единственный письменный источник (не считая материалов археологических исследований), рассказывающий о захоронениях, совершенных в Москве в XIV–XV вв. Свидетельства летописей неоднократно привлекались в исследованиях некрополя Москвы и других городов[395]395
  Панова Т.Д. Средневековый погребальный обряд по материалам некрополя Архангельского собора Московского Кремля // СА. 1987. № 4. С. 110–117; Она же. Погребальные комплексы на территории Московского Кремля. С. 219–234; Она же Царство смерти.; Она же. Некрополи Московского Кремля.; Янин В.Л. Некрополь новгородского Софийского собора…; Беляев Л. А. Древние монастыри Москвы.; Баталов А. Л, Беляев Л. А. Указ. соч.; Авдеев А. Г. Памятники лапидарной эпиграфики как источник. Т. I; и др.


[Закрыть]. В специальной работе М. С. Серебряковой летописи рассматриваются как основной источник для изучения главных тенденций формирования некрополя Архангельского собора[396]396
  Серебрякова М. С. Древнерусские летописи о монастырских захоронениях Рюриковичей // Преподобный Иосиф Волоцкий и его обитель. Материалы научно-практической конференции, посвященной 530-летию основания Иосифо-Волоцкого монастыря и 20-летию возрождения в нем монашеской жизни. Вып. II. М., 2013. С. 438–454.


[Закрыть].

Естественно, что следует использовать летописи, наиболее близкие к Москве, созданные здесь и уделяющие внимание московским событиям. Таковы Троицкая летопись, Рогожский летописец, Симеоновская летопись, Московский летописный свод конца XV в., Ермолинская летопись, Воскресенская летопись, Никоновская летопись, Постниковский и Пискаревский летописцы и др.[397]397
  Приселков М.Д. История русского летописания… С. 167–187, 246–258; Муравьева Л.Л. Летописание Северо-Восточной Руси конца XIII – начала XV века. М., 1983. С. 110–160; Она же. Московское летописание второй половины XIV – начала XV в. М., 1991.


[Закрыть]

Известия различных летописей и даже одной и той же бывают противоречивы. Так, например, Московский летописный свод конца XV в. под 1325 г. сообщает о погребении князя Юрия Данииловича в «церкви архаггела Михаила на десной стороне» (т. е. в Архангельском соборе)[398]398
  ПСРЛ. Т. 25. С. 167.


[Закрыть]. А под 1479 г. говорит о переложении мощей московских митрополитов и князя Юрия Данииловича в Успенском соборе и описывает устройство гробницы князя – «того же лета князя Юрия Данииловича мощи в гробе принесоша и положиша в церкви св. Димитрия в застенке в землю с мостом равно и надгробницу учиниша над ним»[399]399
  ПСРЛ. Т. 25. С. 325.


[Закрыть]. Ряд подобных противоречий был рассмотрен выше, в главе II.

Особенностью летописных известий является то, что они сообщают в различных случаях то биографические, то биотопографические сведения о некрополе. Однако преобладание биографических сведений над биотопографическими позволяет отнести летописи к биографическим источникам, поскольку разделять известия одной и той же летописи на разные категории вряд ли целесообразно.

Приводимая ниже сводка известий Симеоновской, Ермолинской и Никоновской летописей о захоронениях в церквях на территории Московского Кремля достаточно полно показывает основные черты этого источника: противоречия и сочетание сведений различного рода. Симеоновская, Ермолинская и Никоновская летописи сокращаются под буквами С, Е и Н[400]400
  Ссылки даны по изданиям: Русские летописи. Т. I. Симеоновская летопись. Сокровенное сказание монголов. Рязань, 1997; ПСРЛ. Т. 23 (Ермолинская летопись); ПСРЛ. Т. 10–12 (Никоновская летопись).


[Закрыть]. Под номерами, сопровождающими обозначения Никоновской летописи, – Н, I, Н, II и Н, III – имеются в виду тома ПСРЛ 10, 11 и 12.

Список погребенных в Москве по сведениям Симоновской, Ермолинской и Никоновской летописей за XIV – начало XV в.

1304 г. князь Даниил Александрович московский «положен бысть в церкви святого Михаила на Москве, в своеи отчине» (С, 130; Н, I, 174).

1319 г. великий князь тверской Михаил Ярославич «и довезе Москвы и положиша его в монастыре святого Преображения» (Е, 100; Н, I, 186) (в том же году тело перевезено в Тверь, Е, 100; Н, I, 186, 187).

1325 г. великий князь московский Юрий Даниилович – Архангельский собор (С, 134, Н, I, 189); Успенский собор – по сообщению 1479 г. о перенесении мощей (Е, 194; Н, III, 195, 196).

1326 г. митрополит Петр – Успенский собор – «положен в церкви юже сам созда <…> заложи гроб себе своими руками близ святого жертвеника» (С, 135; Е, 102; Н, I, 190).

1331 г. великая княгиня Елена – «в церкви святого Спаса» (С, 137); «в церкви Святого Преображения Господа и Спаса нашего Иисуса Христа» (Н, I, 204).

1332 г. великая княгиня Елена – «положена в Спасе» (Е, 104).

1340 г. великий князь Иван Данилович Калита – «в церкви святого архаггела на Москве, юже сам созда» (С, 139; Н, I, 211).

1341 г. великий князь московский Иван Даниилович Калита – «положен на Москве в Архааггеле» (Е, 105).

1345 г. великая княгиня московская Анастасия Гедиминовна – «положена в церкви святого Спаса на Москве, юже сама повеле подписати» (С, 141; Е, 107; Н, I, 216).

1353 г. митрополит Феогност – Успенский собор «в храме поклонения вериг Петра апостола, об едину стену с Петром чудотворцем» (Е, 111; Н, I, 225).

1353 г. великий князь московский Семен Иванович Гордый – Архангельский собор (Е, 111; Н, I, 226).

1354 г. митрополит Феогност – Успенский собор «близ гроба Петра митрополита» (С, 145).

1354 г. великий князь московский Семен Иванович Гордый – Архангельский собор (С, 145).

1354 г. князь Андрей Иванович лопаснинский – Архангельский собор (С, 146).

1359 г. великий князь московский Иван Иванович – Архангельский собор (С, 148; Е, 112).

1363 г. князь Иван Иванович Малой московский – Архангельский собор (С, 150, 151; Н II, 3).

1364 г. князь Иван Иванович московский – Архангельский собор (Е, 113).

1364 г. великая княгиня московская Александра, в инокинях Мария – Спасо-Преображенский собор «в притворе в приделе» (С, 152; Е, 113).

1365 г. великая княгиня московская Александра, в инокинях Мария – Спасо-Преображенский собор «в приделе» (Н, II, 4).

1374 г. тысяцкий Василий Васильевич Вельяминов – «в монастыре святаго Богоявления» (Н, II, 21).

1376 г. тысяцкий Василий Васильевич Вельяминов – «положен у Богоявления» (Е, 118).

1377 г. митрополит Алексий – Чудов монастырь, «в церкви близ олтаря» (С, 177); «положен бысть в созданнои от него церкви архааггела Михаила, на правой стороне, близ святого алтаря, в церкви Благовещания» (Е, 121).

1378 г. митрополит Алексий – Чудов монастырь, «положиша его в церкви в приделе Благовещания Пречистыя Богородицы» (Н, II, 34).

1386 г. «раб Божий» Семен Яма – Вознесенский монастырь (С, 196).

1387 г. Федор Симоновский, в схиме Симеон – Спасо-Преображенский собор (С, 197)[401]401
  Ошибка переписчика. Троицкая летопись под 1387 г. сообщает о смерти Федора Константиновича Фоминского, в схиме Симеона (Приселков М.Д. Указ. соч. С. 431).


[Закрыть].

1389 г. великий князь московский Дмитрий Иванович Донской – Архангельский собор (С, 199; Е, 131; Н, II, 117).

1389 г. княгиня Мария серпуховская, в схиме Марфа – «положена у Рождества на рве, иже сама созда» (С, 200; Е, 132).

1390 г. княгиня Мария серпуховская, в схиме Марфа – «положена бысть в церкви Рождества Пречистыя Богородицы в честном ея монастыре на рве, егоже сама создала именем своим» (Н, II, 121).

1390 г. боярин Иван Родионович Квашня, в иночестве Игнатий – «в монастыре святого Спаса на Всходне» (С, 201; Н, II, 122).

1392 г. епископ Тверской Евфимий Вислен – Чудов монастырь (Е, 132), «положен бысть за олтарем» (Н, II, 127).

1392 г. митрополит Матфей Гречин – Чудов монастырь (Е, 132).

1392 г. боярин Данило Феофанович – Чудов монастырь «близ дяди своего Алексея митрополита» (Е, 133).

1393 г. боярин Данило Феофанович – Чудов монастырь «близ дяди своего блаженного Алексея митрополита Киевского и Московского и всея Руси» (Н, II, 154).

1393 г. князь Иван Дмитриевич московский – Спасо-Преображенский собор (Е, 133; Н, II, 164).

1396 г. епископ Пермский Стефан – Спасо-Преображенский собор (Е, 135), «в застенке в Спасе милостливом» (Н, II, 164).

1396 г. епископ Смоленский Даниил – Чудов монастырь (Е, 136).

1399 г. княгиня Мария Московская – Спасо-Преображенский собор (Е, 137; Н, II, 172).

1399 г. княгиня Мария Дмитриевна волынская – «в церкви каменной Рождества Богородицы» (Н, II, 172), «в Рождестве Богородицы каменном» (Е, 137).

1400 г. князь Юрий Васильевич московский – Архангельский собор (Е, 137).

1406 г. митрополит Киприан – Успенский собор (Е, 140).

1407 г. митрополит Киприан – Успенский собор, «на деснои стороне в стене» (С, 218); «скуташе священники тело его по уставу <…> внесоша его во град, в соборную церковь…» (Н, II, 194).

1407 г. великая княгиня московская Евдокия Дмитриевна, в монашестве Евфросиния – «положена бысть в монастыре, в церкви Вознесения Господня, юже сама заложила» (Н, II, 198), «в монастыре у Вознесения, в церкви, юже сама заложила» (Е, 141).

1408 г. великая княгиня московская Евдокия Дмитриевна, в монашестве Евфросиния – церковь Вознесения (монастырь) «юже сама заложи» (С, 221).

Известны сообщения летописей, носящие более пространный характер, нежели указание на время смерти, имя умершего и место погребения. Так, рассказывая о перенесении мощей московских князей в Архангельском соборе в 1508 г., Ермолинская летопись дает полное описание топографии захоронений: «Возле южную стену от Симеона святого положен князь великий Василеи Васильевич Темнои, а възле его сын его князь великий Иван Васильевич, а подле великого князя Ивана, отца своего положен сам князь Василеи Иванович; а у тех же дверей на другои стране, по той же полуденной стране положен князь великий Иван Данилович…»[402]402
  ПСРЛ. Т. 23. С. 197.


[Закрыть] Так описывается 31 погребение Архангельского собора, причем сообщаются примечательные известия, вроде того, что князь Юрий Дмитриевич Звенигородский был погребен со своими сыновьями Василием Косым и Дмитрием Красным «в едином гробе <…> а надгробница над ними одна»[403]403
  ПСРЛ. Т. 23. С. 198. Это указание можно понимать двояко. Возможно, имеется в виду захоронение в едином саркофаге, встречающееся по раскопкам древнерусских усыпальниц. Обычно в одном саркофаге хоронили мужа и жену (например, Ярослав Мудрый и княгиня Ирина-Ингигерда), но встречаются и захоронения детей с родителями: третий сын Юрия Звенигородского князь Дмитрий Шемяка был погребен «во едином гробе», возможно, саркофаге, с дочерью – княгиней Марией Дмитриевной Черторижской (Гинзбург
  B. В. Об антропологическом изучении скелетов Ярослава Мудрого, Анны и Ингигерд. С. 57; Янин В. Л. Некрополь Новгородского Софийского собора.
  C. 103–108). С другой стороны, под термином «гроб» иногда понимают захоронение, могилу. Таким образом, погребение Юрия Дмитриевича с сыновьями могло быть произведено в одной могильной яме, но в отдельных деревянных гробах.


[Закрыть]. Примечательно и то, что в статье 1508 г. упоминаются места захоронения князей Дмитрия Ивановича Внука (☨ 1509), Семена Ивановича Калужского (☨ 1518), Василия III (☨ 1533), Юрия Ивановича Дмитровского (☨ 1536) и Андрея Ивановича Старицкого (☨ 1537), что говорит о более позднем времени написания этого известия[404]404
  ПСРЛ. Т. 23. С. 197, 198.


[Закрыть].

Сведения о некрополе за XIV–XVI вв. содержат не только летописи, связанные своим происхождением с властью (официальные), но также летописи неофициальные. Внимание к погребениям знатных лиц (помимо государей) проявляет Постниковский летописец, составленный в первой половине XVI в. дьяком Постником Губиным (Федором Никитичем Моклоковым). Сообщая о смерти в заточении князя Юрия Ивановича Дмитровского, летописец добавляет: «И положиша его в Архангиле на площади на той стороне, где опальные князи кладутца». Подобное уточнение сопровождает известие о смерти в тюрьме князя Андрея Ивановича Старицкого. Также опальный и умерший в тюрьме князь М.Л. Глинский был похоронен «за Неглинною у Микиты чюдотворца». В 1542 г. умер в «чернецех и скиме» князь И. В. Шуйский и был погребен в Богоявленском монастыре. В том же году умер в заточении на Бело-озере князь И. Ф. Бельский и был похоронен в Троице-Сергиевом монастыре. Князя А. М. Шуйского, убитого псарями по приказу великого князя Ивана IV, повезли хоронить в Суздаль, «в Суздаль, где их родители кладутца»[405]405
  ПСРЛ. Т. 34. С. 24–27.


[Закрыть]. Этот летописец вообще богат московскими известиями.

Летописи и летописные повести XVII в. также содержат сведения о погребениях на московских некрополях. «Новый летописец» и ряд исторических повестей о Смутном времени сообщают, что П. Ф. Басманов был похоронен у церкви Николы Мокрого в Китай-городе[406]406
  ПСРЛ. Т. 14. С. 69.


[Закрыть]. В «Сказании о Гришке Отрепьеве и о похождении его» говорится, что тело дьяка Тимофея Осипова, убитого за обличение Лжедмитрия I, было «с честью» погребено у церкви Гавриила Архангела в Белом городе, в патриаршей слободе[407]407
  ЧОИДР. 1847. № 9. С. 25.


[Закрыть]. Аналогичные известия Пискаревского летописца немногочисленны, но любопытны. Под 1550 г. летописец сообщает о смерти и погребении царевны Анны, дочери Ивана IV, в Новодевичьем монастыре. Рассказывая о ссылке и кончине князя И. Ф. Мстиславского, летописец добавляет о переносе его праха из Кириллова монастыря в Симонов: «Того же году положил опалу царь и великий князь Федор Иванович всея Русии на князя Ивана Федоровича Мстисловского и сослал его в Кирилов манастырь постричи и тамо скончался 101-го году, и взял тело его сын его князь Федор, и погребе на Симанове, где родители их». К сожалению, из летописного текста неизвестно, когда князь Ф. И. Мстиславский совершил этот перенос, но, вероятнее всего, это событие относится уже к 1610-1620-м гг. Пискаревский летописец упоминает о погребении государей в Архангельском соборе (иногда с указанием конкретного расположения захоронения в соборе), а также содержит пересказ «Иного видения» – небольшого литературного произведения, посвященного чудесному происшествию в царской усыпальнице в годы Смуты[408]408
  ПСРЛ. Т. 34. С. 185, 197, 214.


[Закрыть].

Интересные подробности обычной практики захоронений и чрезвычайные обстоятельства, связанные с погребением князя М. В. Скопина-Шуйского, сообщает «Писание о преставлении и погребении князя Скопина-Шуйского». Повесть говорит, что после смерти князя сняли меру с его тела и искали подходящую колоду по всем торгам, но не могли найти, даже в самые большие было «никако невозможно вместити телеси его». Тогда пришлось специально выдолбить колоду, в которой тело князя понесли в церковь. Тело не вместилось и в «гроб каменен велик», т. е. в саркофаг. Первоначально Скопина-Шуйского решили похоронить в Суздале, в родовой усыпальнице, но поскольку Суздаль был занят поляками, было решено временно похоронить князя в Чудовом монастыре, пока не освободится Суздаль и пока изготовят саркофаг подходящего размера. Это вызвало возмущение народа, собравшегося на погребение: «Подобает убо таковаго мужа, воина и воеводу, и на супротивныя одолителя, яко да в соборной церкви у архангела Михаила положен будет и гробом причтен царским и великих князей великие ради его храбрости и одоления на врага, понеже он от их же рода и колена». Тогда гроб с телом Скопина-Шуйского понесли в Архангельский собор и оставили, пока не выкопают могилу и не изготовят нужного размера саркофаг. Наутро следующего дня могила была вырыта, а саркофаг изготовлен, и князь М. В. Скопин-Шуйский погребен в Архангельском соборе[409]409
  Памятники литературы Древней Руси. Конец XVI – начало XVII века. М., 1987. С. 64–68.


[Закрыть].

Для изучения погребальной практики XVI–XVII вв. сведения, сообщаемые «Повестью», весьма ценны. Выясняется, что гробы-колоды продавались на торгах; по-видимому, продавались и готовые саркофаги. Кроме того, как свидетельствует «Повесть», изготовление подобного саркофага могло произойти за одну ночь. Правда, эти кажущиеся достоверными подробности соседствуют с фантастической фабулой – общая длина саркофага князя М. В. Скопина-Шуйского составляет 2,2 м, и он далеко не самый большой из известных[410]410
  Панова Т.Д. Кремлевские усыпальницы. С. 76; Она же. Яды в борьбе за власть. С. 143.


[Закрыть].

Другим источником, содержащим сведения о захоронениях раннего периода истории московского некрополя – XV–XVI вв., а также и более позднего – XVII–XIX вв., – являются акты, прежде всего, духовные грамоты, реже – данные (вкладные) грамоты. А. Г. Авдеев отмечает параллели между актами и памятниками эпиграфики – строительными надписями, а также надписью на кресте дьяка Степана Бородатого, зафиксировавшей вклад по душе его сына Ильи (1458)[411]411
  Авдеев А. Г. Памятники лапидарной эпиграфики как источник. Т. I. С. 140–148, 264–268. В Западной Европе подобные «каменные хартии» широко распространены.


[Закрыть]. Таким образом акты и надписи документировали ключевые моменты средневековой поминально-погребальной практики – честное погребение и регулярное поминовение «дондеже и мир вселенней и святая обитель стоит».

Упоминание о погребении и поминовении в духовных грамотах встречается очень часто, а сами эти документы (или их копии), удостоверявшие передачу вкладов за погребение и поминовение, оставались в монастырских архивах. Духовные грамоты неоднократно изучались как источник по истории юридического быта и повседневности Московской Руси[412]412
  Об этом источнике: Семенченко Г.В. Духовные грамоты XIV–XV вв. как исторический источник: автореф. дис… канд. ист. наук. М., 1983; Кошелева О. Е. Благословляю чада свои: забота о детях (по древнерусским духовным грамотам) // Вестник Университета Российской академии образования. 1997. Вып. 2 (3). С. 108–140; Она же. «Отходя от света сего.» Частная жизнь московской элиты через призму завещаний // Человек в мире чувств: Очерки по частной жизни в Европе и некоторых странах Азии до начала нового времени / под ред. Ю. Л. Бессмертного. М., 2000. С. 339–386.


[Закрыть]. Забота завещателей о погребении и поминовении (себя и близких), отраженная в духовных грамотах, стала предметом рассмотрения О.Е. Кошелевой в работе, посвященной боярским завещаниям. О. Е. Кошелева показывает, что обустройство посмертной судьбы занимало важное место в предсмертных распоряжениях бояр и боярынь. Из 24 проанализированных автором завещаний в 23 указано желаемое место погребения и определены значительные по размерам вклады на погребение и поминовение (чаще всего 100 или 500 рублей, но есть 50 и 1900 рублей). Многие бояре заранее готовили себе место для будущего упокоения рядом с родственниками («на томъ месте лежит цка»). Распоряжения об упокоении тела и души в духовных грамотах говорят о том, где хотел быть погребен завещатель, какой вклад дать на погребение, кому (патриарху с собором, архимандриту с братией) совершать обряд отпевания и похорон, сколько раздать на поминовение и милостыню и где взять на это деньги (были отложены на эти цели, нужно продать имущество, занять и т. д.)[413]413
  Кошелева О.Е. «Отходя от света сего.». С. 363–369, 376–380.


[Закрыть].

Рассмотрим несколько записей подобного рода. Например, князь М.В. Горбатый так распорядился о погребении в родовом некрополе суздальского Рождественского собора (1534/35): «[А по душе] моей приказщыки мои дадут в Суздаль, где тело мое грешное погребут, в собор Пречистой по мне и по нашых родителей село Павловское…»[414]414
  Акты Суздальского Спасо-Евфимиева монастыря 1506–1608 гг. / сост.: С. Н. Кистерев, Л. А. Тимошина; ред. С. Н. Кистерев. М., 1998. С. 91.


[Закрыть]

Сходные распоряжения содержатся в духовной Л. П. Надина (1585/86): «И как Бог по мою грешную душу пошлет, и государю моему архимандриту Левкее пожаловати, велети положити в Спаском Еуфимиеве монастыре в Суждале, а дати по мне в монастырь вкладу конь в голубе пег да конь булан, оба нагаискые, да мерин гнед. Да на гроб положити образ Пресвятые Богородицы обложен серебром, венец сканнои, а в нем яхонт да три жемчюги, а гроб мои одети кафтан под сукном под вишневым»[415]415
  Там же. С. 411, 412.


[Закрыть]. Эта духовная не только сообщает известие о погребении конкретного лица в Спасо-Евфимиевом монастыре, но и передает любопытные черты средневекового погребального обряда, о которых пойдет речь далее.

Князь А. В. Волконский в своей духовной (1601) наказывал: «И как меня Бог по душу мою сошлет, и прикащиком мои тело мое грешное погрести в Чюдове монастыре». Далее следуют указания дать 50 рублей по душе завещателя и родителей, 20 рублей на кормы «на четыре стола» (на «третины», «девятины», «полусорочины» и «сорочины») и записать имя князя в литейный, повседневный и вечный синодики. На погребение князь Волконский просил приказчиков бить челом патриарху Иову, чтобы отпел его «с собором». Однако уверенности насчет места погребения у князя не было, и он оговорил иной вариант: «А будет матка моя княгиня Ульяна Васильева не произволит меня положить в Чюдове монастыре, и матушке моей пожаловать велеть меня положить в Егорьевском монастыре у родителей моих, где лежит бабушка моя княгиня Еупраксея и сестра моя княиня Федора». Вклад в Георгиевский монастырь, находившийся в Белом городе, был меньшим – «в десять рублев кадило серебреное»[416]416
  Антонов А. В. Из частной жизни служилых людей рубежа XVI–XVII веков // Русский дипломатарий. Вып. 5. М., 1999. С. 169, 172.


[Закрыть].

Иногда в духовных встречаются упоминания о погребении родственников завещателя, рядом с которыми он бы хотел быть похоронен. Так, князь Ю. А. Пенинский-Оболенский завещал похоронить себя в Троице-Сергиевом монастыре возле брата князя Ю. А. Пенинского-Оболенского (1547–1565), князь В. Т. Долгоруков – в Чудовом монастыря с отцом и матерью[417]417
  АФЗиХ. Т. II. С. 214; Духовная грамота князя Владимира Тимофеевича Долгорукова (1633 года января 1) / сообщил В. И. Холмогоров // Известия Русского генеалогического общества. Вып. 2. СПб., 1906. С. 17, 18.


[Закрыть]. Еще более любопытные сведения содержатся в духовной старицы Ольги Годуновой (урожденной Зюзиной) (1625): «Как Бог по душу мою пошлет и им Федоре Григоревне з детми и Семену Федотовичю погрести тело мое в Чюдове монастыре у великого чюдотворца Алексея со отцом моим с Василием Григоревичем во иноцех с Варламом с братьеми моими Лариономъ да с Яковомъ во иноцех со Иосифом»[418]418
  РГАДА. Ф. 1190. Оп. 1. Д. 1. Л. 1.


[Закрыть]. Таким образом, духовная не только сообщает о месте погребения знаменитого опричника В. Г. Зюзина и его сына – деятеля Смутного времени Я. В. Зюзина, но и дополняет их биографии тем, что оба они приняли перед смертью монашество в Чудовом монастыре.

Распоряжение похоронить себя рядом с могилой сына содержится в духовной князя Дмитрия Михайловича Пожарского (составлена между 1640 и 1642 гг.): «А тело мое мерзское положить у Всемилостиваго Спаса в Суздале, в головах у света моево у князя Федора Дмитриевича. А на отпеванье и на столы пятьдесят рублев». Здесь примечательно не только распоряжение Д. М. Пожарского о месте погребения, но и его самоуничижение, свидетельствующее, как полагает его биограф Ю. М. Эскин, о подавленном состоянии князя после смерти сына Федора[419]419
  Завещание князя Дмитрия Пожарского / публ. подгот. Ю. М. Эскин // Отечественная история. 2000. № 1. С. 147, 154. Об этом погребении в составе некрополя князей Пожарских и Хованских в Спасо-Евфимиевом монастыре см.: Беляев Л. А. Родовая усыпальница князей Пожарских и Хованских. С. 2429, 38–49.


[Закрыть]. Традиционно употреблялись формулы «грешная душа» и «грешное тело»[420]420
  См. также: Лихачев Н. П. Сборник актов, собранных в архивах и библиотеках. Вып. 1. СПб., 1895. С. 10 (духовная вдовы Д. Мирославича, Марии, 1535 г.), 23 (княгини М.П. Горбатой, 1551 г.), 35 (Д.Г. Плещеева, 15581559 гг.), 37 (И. А. Тютчева, 1559 г.), 45 (С.Д. Пешкова-Сабурова, 1560 г.), 58 (И. Ю. Грязнова, 1579–1580 гг.), 63 (князя И. М. Глинского, 1586 г.) и др.


[Закрыть].

Князь Ю. Я. Сулешов оговаривает погребение в построенной им церкви-усыпальнице Знамения Пресвятой Богородицы в Симоновом монастыре: «А как Бог по убогую мою душу сошлет и великому государю патриарху Иосифу Московскому и всеа Русии пожаловать велеть меня погрести в Симонове монастыре под церковью у Знамения Пресвятые Богородицы с родители моими вместе…» Выше уже говорилось, что под «родителями» князь Ю. Я. Сулешов понимал родственников по браку своего младшего брата, князя В. Я. Сулешова[421]421
  Изустная память боярина князя Юрья Яншеевича Сулешова. 1643 г. (Из архива графа С.Д. Шереметева № 307) // Летопись Историко-Родословного общества в Москве. Вып. 2 (18). М., 1909. С. 23.


[Закрыть].

Также точны топографические указания в духовной другого боярина – князя Н.И. Одоевского (1689). Он не только говорит о том, рядом с кем необходимо похоронить его тело, но и указывает конкретное место расположения: в одной из «палаток»-усыпальниц под папертью Троицкого собора Троице-Сергиева монастыря: «А тело мое грешное отвезт в монастырь Живоначальныя Троицы и преподобных отец Сергия и Никона сыну моему боярину князю Якову Никитичу да правнучатам моим князь Михаилу, князь Юрью, князь Василью, князь Алексею княж Юрьевым детям Одоевскаго, кто в то время из них прилучитца на Москве, и погребсти в монастыре Живоначальныя Троицы в середней полатке под церковью, где родители мои лежат, возле внука моего боярина и дворецкаго князя Василия Феодоровича Одоевскаго; а чем будет гроб покрыт сделать ризы да стихарь; а на чем тело мое грешное привезут, и лошади и возок отдать в монастырь»[422]422
  Духовное завещание боярина князя Никиты Ивановича Одоевского // Известия Русского генеалогического общества. Вып. 4. СПб., 1911. С. 380, 381.


[Закрыть]. В его завещании также большое место уделено традиционным распоряжениям о вкладах на помин души.

В последних публикациях актового материала (особенно в четырехтомных «Актах служилых землевладельцев», подготовленных А. В. Антоновым) таких примеров можно найти много[423]423
  Акты служилых землевладельцев XV–XVII века. Сборник документов. В 4 т. М., 1997–2008.


[Закрыть].

Распоряжения о погребении в той или иной обители сопровождались указаниями о даче в них вкладов. В связи с этим сведения о погребениях встречаются также и в данных (вкладных) грамотах. Так, данная князя Д. С. Пожарского Спасо-Евфимиеву монастырю (1527) начинается с указания на погребение: «Се яз князь Данило княж Семенов сын Пожарского, по благословенью матери своея княгини Ефросиньи и по приказу брата своего князя Ивана княж Семенова сына Пожарсково положили есми брата своего князя Ивана у Спаса в Суздале Еуфимьева монастыря и по нем дали в монастырь к Спасу отчину его выть по его душе…»[424]424
  Акты Суздальского Спасо-Евфимиева монастыря. С. 56.


[Закрыть] Исполняли волю покойного также и душеприказчики боярина Ф. И. Сукина Б. И. Сукин и И.Т. Клобуков. Они дали в московский Новоспасский монастырь сельцо Назарово в Дмитровском уезде на помин души Ф.И. Сукина и его дочери Стефаниды. О погребении их в Новоспасском монастыре свидетельствует распоряжение о совершении заупокойной службы на гробах: «И на гробы им ходити»[425]425
  Акты Российского государства… С. 253. Саркофаг С. Ф. Сукиной, в замужестве Яковлевой, обнаружен при археологических исследованиях некрополя Новоспасского монастыря, саркофаг не вскрывался и погребение не исследовалось (Станюкович А.К., Звягин В.Н., Черносвитов П.Ю., Елкина И.И., Авдеев А. Г. Указ. соч. С. 124, 125, 229, 230).


[Закрыть]. Наконец, иногда и сам вкладчик в данной грамоте оговаривает свое возможное погребение в обители. Так, И. С. Черемисинов в своей данной в Спасо-Евфимиев монастырь пишет: «А Божья воля станетца, в животе меня не станет, и то село им ввеки в монастырь, а меня им положити у милосердного Спаса в обители у моих родителей…» (1566/67)[426]426
  Акты Суздальского Спасо-Евфимиева монастыря. С. 282.


[Закрыть].

Таким образом, такие разновидности актов, как духовные и данные (вкладные) грамоты, содержат биографическую информацию о захоронениях. Следующим звеном средневековой погребальнопоминальной практики было поминовение, которое совершалось в различных формах – чтение имен в синодиках, поминальная служба в памятные дни, совершение кормов. Документами, которые фиксировали эти формы поминовения, являются синодики, вкладные и кормовые книги.