Текст книги "Ведун Сар"

– Я решил повесить вождей свевов, захваченных в этой битве, – надменно произнес префект.

– Зачем? – дуэтом спросили Орест и Тудор.

– В назидание другим разбойникам, бесчинствующим на землях империи.

– Я бы не стал этого делать, – покачал головой рекс. – За вождей, казненных столь позорным способом, будут мстить не только их сородичи, но и все без исключения венеды. Так казнят только воров.

– А разве они не воры? – холодно спросил Майорин. – Разве они не украли у Великого Рима целую провинцию? Кто он такой, этот рекс Ярый, чтобы бросать вызов божественному Авиту и мне?

– Верховный вождь свевов – ярман, – напомнил префекту Тудор. – Среди моих готов не найдется человека, который одобрит твои действия, сиятельный Майорин.

– Я согласен с рексом, – мрачно изрек Орест. – Волхвы венедских богов объявят тебя драконом, префект, и тогда даже сотня римских легионов не спасет тебя от мести.

– Я не боюсь язычников, комит, – криво усмехнулся Майорин. – Мне нет дела до их пустых угроз. Зато я опасаюсь изменников, которые могут украсть у Рима победу.

– До окончательной победы империи еще далеко, – устало вздохнул Орест. – Ты слишком торопишься с триумфом, префект.

– Позволь мне, комит, самому решать, что идет во благо Великому Риму, а что во вред. Я больше не нуждаюсь в твоих услугах. Ты отвезешь мое письмо божественному Авиту с известием об одержанной рексом Тудором блестящей победе. Император сам оценит твое усердие, высокородный Орест.

По прикидкам комита агентов, у свевов еще хватало сил, чтобы не раз испортить настроение Тудору и его готам, но судьба Галисии была практически решена. Удара свевов в спину наступающим римлянам можно было не опасаться. Поход легионов на Картахену превращался в легкую прогулку. Высокородный Орест холодно распрощался с Майорином и очень тепло – с рексом Тудором.

– Писать я не мастак, – усмехнулся рыжий гот, – но хочу попросить тебя об одной услуге. Передай божественному Авиту, чтобы он не забыл отметить среди прочих римских мужей Либия Севера. Юнец спас мне жизнь, и я этого никогда не забуду.

Комит агентов был слишком искушенным в интригах человеком, чтобы оставить без внимания письмо, написанное Майорином своему божественному тестю. Почерк у префекта был корявым, грамотностью он тоже не отличался, но более всего огорчила Ореста ложь, которая буквально сочилась с пергамента. Если верить письму префекта, то победой, одержанной в Галисии, Рим был обязан только ему. Но даже не это пустопорожнее хвастовство покоробило комита. Иного от Майорина он не ждал. Скверным было другое: сиятельный зять прозрачно намекал божественному тестю, что в лице комита агентов Ореста, сына Литория, он имеет дело с предателем, едва не погубившим римские легионы и федератов-готов в Галисии. Если верить префекту, то только меры, вовремя им принятые, позволили римлянам избежать ловушки, в которую заманил их высокородный Орест. Ехать с таким письмом в Рим значило подписать себе смертный приговор. Изгнание тоже не входило в планы сына магистра Литория. Оставалось подменить письмо лживое на письмо, куда более соответствующее истине. Написать новое послание Оресту не составило труда, но, к сожалению, оно не решало всех его проблем. Ибо Майорин не настолько наивен, чтобы верить в кристальную чистоту комита агентов. Свое творение он, скорее всего, подсунул Оресту только с одной целью: побудить комита к бегству и тем опорочить его в глазах императора. В этом случае сын Литория терял все – честное имя, состояние, доверие божественного Авита и надежду на скорое возвышение. Три года оказывались потраченными впустую, а перспективы тонули в сизой туманной дымке. Но Орест не собирался сдаваться так легко. Ему нужно было в короткий срок вычислить имя второго посланца Майорина и сделать все, чтобы стрела, пущенная в него хитроумным префектом, не достигла цели.

Сенатор Скрибоний догнал высокородного Ореста на постоялом дворе в двадцати милях от Арля и даже, сам того не подозревая, провел ночь под одной с ним крышей. Эта остановка могла стать роковой для хитроумного Скрибония, если бы на месте комита агентов оказался человек, одержимый жаждой мести. К счастью для сенатора, сын Литория счел его слишком мелкой дичью. Он пощадил голубя, несущего божественному Авиту победную весть, зато подменил послание, отчего оно, впрочем, не стало менее победным. Зато этот исписанный корявым почерком пергамент уже не содержал в себе отраву, способную погубить комита, преданного душой и телом если не императору, то, во всяком случае, великой империи.

Глава 6
Ответный ход

Сенатор Скрибоний был потрясен, и это еще мягко сказано. Его и без того выпуклые глаза грозили вылезти из орбит, когда он пришел со своими сомнениями к магистру двора Эмилию. Жалобы посланца Майорина могли поставить в тупик любого даже самого умного человека, и Эмилий не был в этом ряду исключением.

– А ты уверен, что правильно понял префекта?

– Я ведь собственными глазами читал это письмо, как раз перед тем, как Майорин его запечатал, – простонал Скрибоний. – Там черным по белому было написано, что высокородный Орест предатель!

– И это соответствует истине? – спросил Эмилий, жестом приглашая гостя к столу.

Магистр двора в последнее время, благодаря удачной женитьбе и доброму расположению божественного Авита, сумел поправить свое пошатнувшееся финансовое положение. Его разоренный вандалами дом еще нельзя было назвать полной чашей, но принять с достоинством гостей Эмилий уже мог. Увы, Скрибоний, озабоченный собственными проблемами, не сумел оценить старания старого знакомого и остался почти равнодушным к изысканным блюдам, стоявшим у него под носом. Разве что к вину он проявил повышенный интерес.

– У меня на этот счет имелись некоторые сомнения, – поморщился Скрибоний, – но падре Викентий утверждал, что обладает неопровержимыми доказательствами вины высокородного Ореста.

– Падре Викентий был другом покойного Туррибия, – буркнул Эмилий. – И я бы на твоем месте не слишком ему доверял.

– Ты тоже не раз бывал в доме у Туррибия, – резонно возразил Скрибоний, – но это еще не повод для сомнений в твоей честности. К тому же Майорин сразу поверил Викентию, во всяком случае, усомнился в преданности Ореста божественному Авиту. И очень скоро мы получили подтверждение своим сомнениям. Рекс Тудор стараниями комита агентов оказался в ловушке и спасся только благодаря поддержке, оказанной вовремя сиятельным Майорином.

– Ты участвовал в этой битве, Скрибоний?

– Нет, – покачал головой сенатор. – Я находился в свите Майорина. Когда мы переправились через реку, битва уже отгремела. Свевы были разгромлены наголову, а их рекс попал в плен.

– Но Майорин пишет об этом в своем письме почти теми же словами! – возмутился Эмилий. – Я читал его письма – и то, что передал императору ты, и то, что привез высокородный Орест. И в обоих письмах сказано о доблести моего пасынка Либия, проявленной в этой битве, и о гибели высокородного Стратегия. Или Либий не участвовал в этой битве?

– Участвовал, – уныло подтвердил Скрибоний. – Более того, спас жизнь рексу Тудору, я сам слышал похвалы гота в его адрес.

– Так в чем же дело?

– А в том, что в письме Майорина ни слова не было сказано ни о Либии, ни о героической атаке клибонариев во главе со Стратегием и Орестом.

– Но ведь атака была?!

– Была, – печально вздохнул сенатор. – И Орест действительно ее возглавлял.

– Я отказываюсь тебя понимать, Скрибоний, – всплеснул руками Эмилий. – Если содержание письма соответствует действительности, то почему ты считаешь, что оно поддельное?

– Я тебе в десятый раз повторяю, магистр, что читал письмо Майорина, – взревел сенатор и так хватил по столу кулаком, что едва не опрокинул посуду. – С какой стати префект стал бы прославлять человека, которого считал изменником?!

– Но если он считал Ореста изменником, то почему не арестовал его и не отправил к божественному Авиту в цепях?! – в свою очередь возвысил голос Эмилий.

– Не мог он обвинить в измене человека, только что одержавшего победу, – простонал Скрибоний. – Его бы не поняли ни готы, ни собственные легионеры.

– Так он изменник или триумфатор?!

– Изменник! – взвизгнул сенатор, а через мгновение добавил потухшим голосом: – И триумфатор.

Магистр Эмилий был слишком искушенным человеком, чтобы не понять сути интриги, затеянной Майорином. Видимо, зять императора разглядел в прытком комите агентов опасного соперника и решил устранить его руками божественного Авита. С этой целью он ухватился за ложное обвинение, подброшенное падре Викентием. А в том, что Викентию было выгодно очернить Ореста, магистр не сомневался. Эмилий мог даже назвать имя человека, по наущению которого действовал расторопный легат епископа Льва. Понять магистр не мог пока что одного – почему Майорин в последний момент изменил свое намерение?

– Он его не менял, – стоял на своем Скрибоний. – Майорин дал прочитать письмо мне и падре Викентию, а потом тут же, на наших глазах, его запечатал. Никто, кроме меня, Викентия и самого префекта, этот пергамент в руках не держал. В этом я готов поклясться, Эмилий.

– Я знаю почерк Майорина, – задумчиво проговорил магистр. – И у божественного Авита письмо не вызвало никаких подозрений.

– Это колдовство, магистр, – понизил голос почти до шепота Скрибоний. – Этот человек демон.

– Кто?

– Высокородный Орест!

Среди врагов божественного Авита один демон уже был. Каких-то три месяца назад его едва не изловили в доме Туррибия. А теперь вот появился еще один представитель нечистой силы в лице комита агентов.

– Почему ты не рассказал обо всем божественному Авиту?

– А что я ему мог рассказать? – неожиданно всхлипнул Скрибоний. – Что письмо Майорина у меня выкрали, а взамен подложили другое? Но ведь этого не было, Эмилий! Письмо то же самое – тот же пергамент, та же печать, тот же почерк, и даже содержание его соответствует истине! Чтобы убедиться в этом, божественному Авиту достаточно опросить моих людей или агентов Ореста. И что тогда прикажешь мне делать, магистр? Объявить себя сумасшедшим? Меня сочтут в лучшем случае клеветником, пытающимся очернить преданного Авиту человека. В худшем – заговорщиком, связанным с дуксом Ратмиром. Будь спокоен, Эмилий, комит агентов не упустит возможности извалять мое честное имя в грязи.

– Тогда молчи, – расстроенно крякнул Эмилий.

– А что мне скажет при встрече сиятельный Майорин? Он ведь сочтет меня предателем, пособником высокородного Ореста, и устранит раньше, чем я успею вставить слово. А главное – мне даже оправдаться нечем. Авит уже объявил о своем решении назначить префекта Майорина соправителем. На днях свое мнение по этому поводу выскажет Римский Сенат. И я получу в лице нового императора врага, способного раздавить меня одним пальцем. И он это сделает, Эмилий! Я знаю Майорина, он не принадлежит к числу тех людей, которые прощают чужие промахи.

Эмилий вынужден был признать, что сенатор Скрибоний попал в очень сложное и чреватое большими неприятностями положение. На его месте магистр задумался бы о добровольном изгнании. Почему бы сенатору, например, не уехать на время в Византию и не попросить защиты у божественного Льва? Константинополь прекрасный город, не уступающий Риму ни положением, ни размерами, а кое в чем даже превосходящий его. Человек со средствами вполне может обрести там вторую родину.

– Во-первых, у меня нет денег, Эмилий, во-вторых, мой отъезд явится подтверждением измены, а в-третьих, божественный Лев выдаст меня Майорину по первому же его требованию.

– Даже не знаю, чем тебе помочь, Скрибоний, – вздохнул Эмилий, отводя глаза.

– Знаешь, магистр! – зло выдохнул сенатор. – Более того, ты единственный человек в Риме, способный спасти меня от неминуемой смерти. Именно поэтому я и пришел к тебе за помощью.

– Не понимаю, – искренне удивился хозяин. – При чем здесь я?

– Мы ведь дружим с детства, Эмилий, – давил на жалость сенатор. – Так неужели ты бросишь меня в беде?!

– Я готов тебе помочь, Скрибоний, просто не знаю как.

– Сведи меня с Климентиной.

– Зачем? – удивился магистр.

– Затем, что у почтенной матроны есть сын, как две капли воды похожий на покойного императора Валентиниана. И зовут его Либий Север. Ты бы видел, как его приветствовали клибонарии и легионеры. Еще бы! Юноше еще нет и двадцати, а он одерживает победы. Кто они такие, все эти авиты и майорины, рядом с прямым потомком Феодосия Великого? Вот он истинный император Рима, рожденный под звездой Юпитера!

– Скрибоний, – в ужасе отшатнулся магистр, – ты толкаешь меня к мятежу!

– Да, Эмилий, это правда, – кивнул сенатор, – но ты сам выбрал опасный путь, вступив в брак с этой женщиной. Твоего пасынка убьют раньше, чем он станет мужчиной. И тебя тоже. Из предосторожности. Чтобы ты, чего доброго, не вздумал мстить.

– Это шантаж, сенатор! – вскричал Эмилий, поднимаясь на ноги.

– Нет, это просьба старого друга, которому ты обещал помочь. Нам обоим нечего терять, магистр, и именно поэтому ты сведешь меня с Климентиной и Ратмиром.

– Я не знаю, где находится дукс, – поморщился магистр.

– Зато твоя жена знает.

Эмилий залпом осушил кубок, наполненный дорогим вином. В какой-то миг ему показалось, что он выпил яд. Ноги его подкосились, и он мешком рухнул в кресло. С губ магистра едва не сорвалось проклятие по адресу Туррибия, сосватавшего ему не жену, а смерть. Причем смерть мучительную. А ведь Эмилий и раньше догадывался, что вокруг его пасынка Либия Севера плетется интрига. Да что там догадывался – знал! Патрикий собственными ушами слышал разговор Либия и Ратмира в саду сиятельного Аспара, где сын матроны Пульхерии обещал его пасынку власть. Уже тогда Эмилию следовало принять решение, но он медлил, наивно полагая, что все разрешится само собой без его участия. Не разрешилось. И вот сейчас он оказался перед тяжким выбором – либо выдать Авиту старого друга Скрибония, погубив заодно юного пасынка, либо возглавить заговор против императора, чреватый поражением и гибелью. Размышлял магистр долго, так долго, что у его гостя едва не лопнуло терпение.

– Хорошо, Скрибоний, я сведу тебя с Климентиной, а там будь что будет.

Орест узнал о визите Скрибония сначала к Эмилию, а потом к матроне Климентине от своих агентов, которым он приказал не спускать глаз с сенатора. Нельзя сказать, что активность патрикия явилось для комита агентов сюрпризом, чего-то подобного он ожидал и сейчас мысленно поздравил себя с успехом. Скрибоний, надо отдать ему должное, совершенно правильно просчитал последствия ситуации, в которую попал не по своей вине. Орест очень рассчитывал, что заговорщики выведут его людей на Ратмира, но, увы, матрона Климентина оказалась слишком крепким орешком для агентов схолы. Однако комит почти не сомневался в том, что матрона поставила беглого дукса в известность о новом союзнике, которого она столь неожиданно приобрела. Скрибоний был весьма влиятельным человеком в Риме, и его поддержка притязаний на власть Либия Севера могла подвигнуть коллег-сенаторов на решения неординарные, идущие вразрез с интересами Авита и Майорина. Правда, для этого император и его соправитель должны очень сильно огорчить Рим, а возможно, поставить его на грань гибели. Сын Литория любил Вечный Город, но все же не настолько, чтобы оплачивать его величие ценою собственной жизни. Орест слишком хорошо понимал, что победа Майорина над вандалами станет самым горьким поражением в его жизни. И именно поэтому ее нельзя было допустить. В конце концов, эти люди, Авит и особенно Майорин, сами виноваты в том, что нажили в лице Ореста врага. Никто не мешал им оценить по достоинству услуги человека, изначально к ним расположенного. Вместо этого зять божественного императора предложил ему на выбор – либо изгнание, либо смерть. Комита агентов не устраивало ни то и ни другое, именно поэтому он решил пойти своим путем.

Префект Рима Афраний встретил гостя не то что бы прохладно, но и без большой сердечности. О Дидии, разделявшем в этот жаркий летний вечер досуг своего приятеля, и говорить нечего. Он глянул на высокородного Ореста почти с ужасом и едва не уронил на землю плод, вкусом которого наслаждался. Патрикии, похоже, еще не забыли, какому жуткому испытанию подверг их комит агентов каких-нибудь четыре месяца назад. Правда, с тех пор Орест сумел прославиться и вновь обрести благосклонность божественного Авита. Но это, разумеется, не повод, чтобы разумные и осторожные люди приходили в неописуемый восторг при виде его вечно бледного лица.

Комит агентов принял из рук Афрания кубок с вином и осушил его одним глотком. Дидий только головой покачал, глядя на такое расточительство, по его мнению, вино следовало смаковать, дабы в полной мере ощутить его вкус и аромат.

– Заботы, – счел нужным извиниться перед сибаритствующим патрикием Орест.

Однако эти самые заботы не помешали комиту агентов с удобствами разместиться в пустующем кресле и испортить своим присутствием досуг хороших знакомых. Неспешная беседа, которую вели под ласковое журчание фонтана Афраний и Дидий, угасла сама собой. Обсуждать достоинства новой танцовщицы из Одеона в присутствии озабоченного человека было не совсем удобно.

– Вы слышали, патрикии, что префект Майорин приказал повесить рексов, захваченных в Галисии?

– Туда им и дорога, – буркнул нелюбезно Дидий.

– Венедские жрецы приговорили Майорина к смерти, и я даже знаю имя человека, вызвавшегося привести в исполнения этот приговор.

– Уж не о Ратмире ли идет речь? – догадался Афраний.

– Именно о нем, – кивнул Орест.

– Мы-то здесь при чем? – пожал плечами Дидий. – Майорин сейчас находится в Картахене. И с Ратмиром он справится и без нас.

– Прочти это письмо, сиятельный Афраний, – протянул гость хозяину пергамент. – Так тебе легче будет уяснить суть моих и ваших проблем.

Префект города Рима так долго и старательно изучал чьи-то каракули, словно в них была заключена вся мудрость мира. Дидий не выдержал, кряхтя поднялся на ноги и присоединился к старому другу.

– Но ведь это письмо Майорина? – удивленно воскликнул он.

– Я подменил его на другое, более соответствующее моим и вашим интересам, патрикии.

– А при чем здесь мы? – возмутился Афраний. – Это ведь ты, комит, изменил империи, если верить письму.

– Ни Риму, ни божественному Авиту я не изменял, – спокойно возразил Орест. – Иначе на виселице сейчас болтался бы Майорин, а не рекс Ярый.

– Ты кому-то помешал, комит! – сообразил Дидий. – И я даже догадываюсь, кому именно.

– Я рад, что имею дело с проницательными людьми, – усмехнулся Орест. – Но рано или поздно подлог обнаружится, меня арестуют, и я вынужден буду, естественно под пытками, раскрыть изумленному Авиту всю правду о заговоре, зреющем у него под боком. И назвать имена соучастников. Вы догадываетесь, чьи это будут имена?

– Нет, – честно признался Дидий.

– Ваши, – подсказал ему любезный комит.

Наглость сына Литория повергла патрикиев в шок. Они долго смотрели друга на друга с изумлением. Ни тот, ни другой до этого мгновения даже не помышляли об участии в заговоре, тем более против своего благодетеля божественного Авита, щедро наделившего их не только высокими должностями, но и золотом.

– Но почему? – опомнился первым Афраний.

– Потому что именно вы двое участвовали вместе со мной в неудачной охоте на дукса Ратмира.

Дидий застонал и в отчаянии всплеснул руками. Мало того, что он потерял здоровье, преследуя врага империи, так его теперь пытаются обвинить в измене. Как вам это понравится? Орест просто сошел с ума, если надеется втянуть в свои грязные игры преданных императору патрикиев. А шантажистов Дидий не боится, он чист перед божественным Авитом и в делах, и в помыслах. Более того, он завтра откроет глаза императору на гнусные поступки комита агентов, не брезгующего мелкими кражами и подлогами.

– Мне очень жаль, высокородный Дидий, но божественный Авит тебе не поверит, – ласково улыбнулся разъяренному патрикию Орест. – Он ведь еще не забыл, кто провалил его поручение в Константинополе, а потом пытался очернить сиятельного Эмилия.

– Но это была случайность, – растерялся комит финансов. – Неудачное стечение обстоятельств.

– То есть ты, высокородный Дидий, не встречался в усадьбе Андриана с Ратмиром в тот самый вечер, когда там убивали несчастного Прокопия? И это не ты бежал вместе с дуксом из кровавой свары, устроенной по этому случаю? Не забывай, что свидетелем твоего странного поведения был Эгидий, ныне префект Галлии, и он, конечно, не замедлит поделиться константинопольскими впечатлениями со своим отцом.

Несчастного Дидия прошиб холодный пот. Самое страшное, что ухмыляющийся Орест ни единым словом не погрешил против истины. Комит финансов не был виноват ни в чем, но, при неудачном стечении обстоятельств, вполне мог претендовать на место у тяжелого весла в императорском флоте. И это в лучшем случае. Дидий затравленно глянул на Афрания, пытаясь найти в нем опору, но, увы, префект города Рима молчал.

– Не мне вас учить, патрикии, к каким средствам следует прибегать в таких случаях, – спокойно сказал Орест. – Но, дабы облегчить поиск, могу назвать вам имя следующего императора Великого Рима.

– Любопытно, – процедил сквозь зубы Афраний.

– Его зовут Либием Севером. Он молод и как две капли воды похож на своего отца, божественного Валентиниана.

– Будь ты проклят, Орест, – крикнул Дидий и в отчаянии рухнул на скамью.

Князь франков Ладо, потерпевший сокрушительное поражение под стенами Паризия, вынужден был бежать в Базель, к рексу бургундов Драгоману. Его поредевшая дружина была слишком слаба, чтобы противостоять префекту Эгидию и боярину Венцелину, объединившим усилия, дабы лишить франков их законного правителя. Справедливости ради надо признать, что сами франки отнюдь не горели желание лить кровь за сына ярмана Меровоя, уже успевшего показать себя человеком легкомысленным и вздорным. Старейшины племени, собравшиеся в Паризии, после долгих препирательств все-таки согласились с мнением боярина Венцелина, что Ладо сын Меровея слишком молод, чтобы управлять франками в это непростое время. И подтвердили договор, заключенный Венцелином с Римской империей. Ладорекс, ждавший от старейшин осуждения мятежа, кинулся было к волхвам, но понимания у них не нашел. Заслуги отца не могут служить оправданием беспутству сына, заявил ему прямо в лицо седовласый кудесник Велемир и тем окончательно подорвал веру сына Меровоя в божественную и человеческую справедливость. Князь Ладо ударился в загул, чем поверг в ужас мирных обывателей Базеля. Бесчинства Ладорекса и его антрусов, переполошивших город, вызвали недовольство правителя бургундов Драгомана. Он попытался призвать франков к порядку, что едва не привело к серьезному столкновению. И только вмешательство кудесника Велемира предотвратило кровопролитие. На какое-то время князь Ладо утихомирился и даже покинул Базель по просьбе рекса Драгомана, выделившего франкам во владение две виллы с прилегающими землями. Виллы принадлежали прежде римским патрикиям, бежавшим в Италию после появления в этих землях воинственных бургундов. Ладорекс, обладавший кое-какими средствами, привел виллы в надлежащий вид, после чего начал активную охоту за поселянками. Через месяц девственниц на его землях практически не осталось. Рано или поздно подобная разнузданность закончилась бы новым столкновением между антрусами и обиженными бургундами, но тут князь Ладо случайно повстречался на улице Базеля с юной Васиной, супругой немолодого Драгомана, и потерял покой. Первой его мыслью было похитить красавицу – бросить на гриву коня и умчать подальше от мужа и скучного Базеля. К счастью, вмешались антрусы и в два счета доказали князю, что бежать ему в сущности некуда. Виллы слишком плохо укреплены, чтобы выдержать долгую осаду, а своей земли у Ладо нет. Против него ополчатся все знатные венедские и аланские мужи, ибо подобные обиды прощать не принято. Да что там мужи, коли от князя отвернутся боги, включая Велеса, давнего покровителя княжеского рода. Именно в его честь всех потомков ярмана Гвидона по праву называют Вельсунгами, сынами Велеса, намекая тем самым на участие Скотьего бога в их зачатии. Ладорекс советам антрусов внял, однако мыслей о похищении Васины не оставил. В этот трудный для князя франков момент в его усадьбе объявился римский дукс Ратмир в сопровождении ведуна Сколота, про которого Ладо совершенно точно знал, что он не последний в круге русов Кия. Таких гостей следовало принять с честью, закатив по случаю их прибытия пир. Пир, к сожалению, получился не слишком многолюдным: обиженные на князя Ладо бургунды наотрез отказались в нем участвовать, прислав свои извинения Сколоту и Ратмиру. Такого пренебрежения Ладорекс снести, конечно, не мог и вслух поклялся отомстить высокомерным мужам, оскорбившим его честь и честь рода Вельсунгов.

– Угомонись, – остановил его ведун Сколот. – Не для пира мы сюда приехали с дуксом Ратмиром, а для дела.

Сколоту уже исполнилось сорок лет, это был рослый светловолосый мужчина с пронзительными синими глазами. В свое время он не раз возглавлял венедские ополчения в войнах с гуннами и одержал немало побед в битвах с полководцами гордого кагана. Зачем он приехал в Бургундию и почему остановился на вилле, принадлежавшей Ладорексу, можно было только догадываться. Что же касается Ратмира, то с римским дуксом князь было знаком еще со времен Каталунской битвы. В тот день они оба уцелели просто чудом или милостью богов, кому как понравится. Дукс годами был равен Сколоту, но выглядел моложе, благодаря вечно насмешливым глазам и обворожительной улыбке, почти не покидавшей его на редкость красивого лица. Правую руку Ратмира украшали два перстня, один с изображением лебедя, другой – трезубца. Последний указывал на принадлежность дукса к кругу русов Кия, и Ладорекс это оценил.

– Свевы потерпели поражение от готов в Галисии, – хмуро бросил Сколот, отодвигая в сторону кубок. – Ярман Ярый повешен по приказу императора Майорина. Я дал роту Даджбогу, что не притронусь к вину до тех пор, пока не отправлю в мир Нави негодяя, оскорбившего нашу веру.

Ладорекс сочувственно вдохнул и, поскольку не давал клятв ни богам, ни людям, залпом осушил чару, не забыв при этом пожелать рексу Ярому прямой дороги в мир Прави. Сей муж вполне достоин быть принятым в небесную дружину венедских богов.

– За тебя поручился кудесник Велемир, иначе мы с дуксом Ратмиром не сидели бы сейчас за твоим столом, князь. Сколько у тебя антрусов под рукой?

– Тысяча.

– А сколько ты еще можешь набрать людей для дела, угодного венедским богам?

– Две тысячи наберу без труда.

– Хватит, – сказал до сих пор молчавший Ратмир.

– Уж не в Галисию ли вы меня зовете? – насторожился Ладорекс. – Воля ваша, но у меня в своих землях хватает забот.

– Вижу, – брезгливо скривился Сколот. – Погряз в пьянстве и разврате. Мало тебе простых девок и боярских жен, так ты стал коситься на жену приютившего тебя Драгомана.

Осведомленность Сколота в его тайных желаниях настолько поразила Ладорекса, что он застыл в неподвижности с кубком в руке.

– Франкам не нужен разгульный князь, – холодно бросил Сколот. – Но они с охотою примут ярмана, отомстившего Риму за обиду, нанесенную венедским богам.

– И этим ярманом буду я, – прищурился на ведуна князь.

– Будешь, – кивнул Ратмир, – коли того пожелают бог Велес и богиня Лада.

– Я согласен, – твердо произнес Ладорекс. – Боюсь только, что трех тысяч антрусов и франков окажется слишком мало, чтобы одолеть готов Тудора, коих насчитывается едва ли не вдесятеро больше.

– Варенги уже выдели на благое дело четыре тысячи испытанных бойцов, – пояснил подобревший Сколот. – В Галисию пойдем водой-морем, дабы не привлекать внимания.

– А ладьи? – напомнил Ладо.

– Ладьи тебе выделит князь Драгоман.

– Так может, он и людей даст? – нахмурился князь.

– Бургунды и по рекам ходят с опаской, а ты их в море тянешь, – рассердился Сколот. – Для них такой поход равносилен смерти. Со мной пойдут только антрусы, варенги и приморские франки. Люди, привыкшие к большой воде.

Орест всего на один день разминулся в Базеле с Ратмиром, если верить агентам, служившим верой и правдой божественному Авиту в городе, ставшем ныне логовом воинственных варваров. Приехал комит сюда под видом простого торговца и остановился на постоялом дворе. Базель превосходил Паризий размерами, но красотой не отличался. Зато здесь были великолепные бани, построенные во времена императора Валентиниана, с особой лечебной водой, облегчающей не только тело, но и душу. Однако, посетив это во всех отношениях полезное учреждение, Орест никакого облегчения не почувствовал. Возможно, виной тому были заботы, не оставлявшие комита ни днем ни ночью, а также важная встреча, которую Ореста назначил одному очень интересующему его лицу. Княжич Сар не слишком изменился за семь лет, минувших со дня их последней встречи. Ну разве что заматерел, превратившись из удалого молодца в надменного мужа с холодным взглядом зеленых глаз. Этими глазами и смотрел он сейчас на высокородного Ореста, небрежно раскинувшегося на мраморной скамье. Народу в зале было не слишком много, а скамья напротив комита и вовсе пустовала. На нее и присел обнаженный княжич Сар, поразив римлянина рельефностью своих мышц.

– Ты обманул меня, Орест, – холодно бросил Сар вместо приветствия. – Дукс Ратмир не приехал в Базель.

– Он ушел из Бургундии только вчера. Князь Драгоман снабдил его ладьями и припасами. С ними ушли и антрусы Ладорекса. Твои люди проморгали дукса, Сар, что, впрочем, неудивительно. Ратмир в Базеле не появлялся, все это время он находился в усадьбе твоего двоюродного брата Ладо.

– Беспутный мальчишка, – поморщился Сар.

Положим, Ладорекс был всего лишь года на два моложе Сара, но, видимо, сын Кладовоя, убитого высокородным Ратмиром девять лет назад, все еще жил воспоминаниями детства. С тех пор сын Меровоя сильно подрос, хотя ума и не набрался. Тем не менее именно ему русы Кия поручили вершить месть, угодную богам. Похоже, это обидело Сара, что и неудивительно, ведь именно он был старшим в роду. Увы, его отец Кладовой не в добрый час решил договориться с каганом Аттилой, и венедские волхвы не простили проступок отца ни в чем не повинному сыну. Под началом княжича Сара, по прикидкам Ореста, было сейчас никак не меньше пяти тысяч бойцов, еще столько же он мог набрать без труда в Норике. Эта провинция до сих пор числилась за Римом, но нога имперских легионеров не ступала на эту землю уже много лет. Никто не оспаривал власть над Нориком у Сара, но и признавать его князем, а тем более ярманом волхвы не спешили.