Текст книги "Шкатулка группенфюрера"

– Милости прошу, – развела руками экономка. – Комнат в этом дворце на всех хватит.

Пузыревский оказался даже более расторопным, чем я ожидал и уже в девять часов с минутами постучался в ворота чужой усадьбы. Я едва успел занять место у окна, когда на лестнице зазвучал уверенный мужской голос.

– В кабинете они лежат, Антон Сергеевич, – громче, чем нужно, прокричала Людмила. – На столе. А я пока Виктора кофе угощу. Что-то сонный он у вас какой-то.

Пузыревский уверенно вошел в чужой кабинет и даже присел за чужой стол, вот только углубиться в чтение бумаг я ему не позволил. Завидев незнакомого мужчину, финансист собрался было издать протестующий крик, но дуло чужого пистолета у виска заставило его прикусить язык.

– Разумно, Антон Сергеевич, – одобрил я его поведение. – Предсмертный крик вы всегда успеете издать. Впрочем, Витек вряд ли вас услышит.

– Кто вы такие и что вам нужно? – обрел себя в предложенных обстоятельствах Пузыревский.

– Вы не против, если наш разговор будет записываться на видеокамеру?

– А у меня есть выбор? – нашел в себе силы для шутки Антон Сергеевич.

– Выбор всегда есть, господин Пузыревский, особенно у разумного человека. По-моему, вы только однажды потеряли лицо, но, увы, эта ошибка может стать для вас фатальной.

– Не понимаю, о чем вы говорите, молодой человек, – нервно поежился Пузыревский, с ненавистью глядя на камеру в руках Колотова. – И вообще, кто вы такой?

– Извините, забыл представиться: Феликс Строганов.

– А, – протянул финансист. – Вот черт. Извините, я не вам.

– Это вы отдали приказ о нападении на машину, перевозившую ювелирные изделия?

– Вы ничего не докажете, господин Строганов! – вскинулся Пузыревский.

– А кому я должен доказывать вашу вину, Антон Сергеевич? – удивился я простодушию нового знакомого. – Судье? Прокурору? Или адвокату? Вы действительно юморист, господин Пузыревский. Разве Иващенко вам обо мне не рассказывал?

– Допустим, – нехотя подтвердил Пузыревский.

– А еще он высказал предположение о возможном участии Ильина в нападении на людей Певцова, которое вы с негодованием отвергли, – продолжил я свои разоблачения. – Кстати, Чистопалов знает, что вы с Василием Валентиновичем играете в одной команде? Я думаю, он будет страшно огорчен, получив известие о вашем коварстве.

– Бред какой-то, – прошелестел посиневшими губами Пузыревский.

– А вы ведь одноклассники с Чистюлей, Антон Сергеевич, каково ему будет узнать, что старый друг оказался вдруг… Определение подберите сами. Я не большой охотник до матерных выражений.

– Вы не осмелитесь убить меня здесь, в этом доме, – процедил сквозь зубы Пузыревский.

– Вы правы, Антон Сергеевич, – кивнул я. – Вам сделают укол, от которого даже самым здоровым людям становится плохо. Витек и Людмила обнаружат вас лежащим на полу без сознания. Сердечный приступ, ничего не поделаешь. Но до больницы вас не довезут. Живым, во всяком случае. Вы ведь в курсе, что у меня медицинское образование или мне предъявить вам диплом?

– Что вам от меня надо? – тоскливо проблеял Пузыревский.

– Правду, Антон Сергеевич. Не для печати и даже не для суда. Мне нужно знать, кто вам поручил, устранить Степанкова.

– Ильин, – нехотя признался Пузыревский. – Вы себе не представляете, какой сволочью был его зятек.

– Представляю, – возразил я финансисту. – А потому не собираюсь скорбеть по поводу его безвременной кончины. А теперь все это вы повторите на видеокамеру, Антон Сергеевич. Поподробнее, пожалуйста. Где состоялся разговор, при каких обстоятельствах. Имен исполнителей можете не называть, я их и так знаю.

– Вы собираетесь шантажировать Ильина?

– Собираюсь, Антон Сергеевич, но к вашему бизнесу это не имеет никакого отношения.

Я сдержал слово, данное Людмиле, через час Пузыревский покинул особняк Ильиных в сопровождении ухмыляющегося охранника. Нельзя сказать, что вид у финансиста был цветущий, но и выжитым лимоном я бы его не назвал. Все-таки любая исповедь очищает душу, и хотя Антон Сергеевич покаялся далеко не во всех своих грехах, облегчение он наверняка почувствовал.

Погода в Ницце оказалась нечета московской. И пусть бархатный сезон уже подошел к концу, праздношатающихся туристов, в том числе и из России, здесь хватало с избытком. В отеле я зарегистрировался под собственным именем, зато Ксении Ильиной звонил уже как Эрнест Шульц, скромно представившись хорошим знакомым ее подруги Натальи Кузнецовой. Вдова отозвалась на мой звонок благосклонно. Судя по всему, Наталья уже успела ее заинтриговать по поводу настырного немца, ищущего благосклонности прекрасной дамы. Я пригласил Ксению в ресторан и получил согласие. Теперь оставалось только ждать и надеяться, что мое врожденного обаяния хватит для того, чтобы завоевать если не любовь, то хотя бы доверие избалованной дочки богатого папы. К счастью, в ресторане отеля оказалось достаточно свободных мест, и я смог выбрать столик по своему вкусу. Надо сказать, что по-французски я гораздо хуже, чем по-немецки, но, к счастью, это не помещало мне в общении с ресторанной обслугой. Дефицит французских слов я восполнял немецкими и русскими, и мы с гарсоном прекрасно поняли друг друга.

Ксения, надо отдать ей должное, появилась в дверях ресторана ровно в девятнадцать часов, как и было обговорено между нами. На ней была длинная светлая юбка и жакет поверх блузы приглушенного сиреневого цвета. Элегантная шатенка привлекла внимание посетителей ресторана, а потому я сразу же поднялся из-за столика и поспешил ей навстречу. Видимо, Наталья успела переслать своей подруге мою фотографию, поскольку Ксения без труда опознала во мне Эрнеста Шульца и протянула в знак приветствия руку, которую я тут же благоговейно поцеловал. Судя по тому, как прекрасная вдова меня рассматривала, излишней застенчивостью она не страдала.

– В жизни вы даже лучше, чем на фотографии, – произнесла она по-немецки, с трудом подбирая слова.

– Давайте говорить по-русски, – предложил я. – В последние годы я веду бизнес в России и стараюсь овладеть по мере сил всеми секретами чужого языка.

– Похвально, герр Шульц, тем более что в русском вы преуспели гораздо лучше, чем я в немецком.

– Я мог бы сделать вам комплимент, сударыня, по поводу вашего немецкого, но, боюсь, с самого начала нашего разговора оказаться в ваших глазах человеком неискренним и даже лицемерным.

Ксения засмеялась. Кажется, ей мой ответ понравился. Она с видимым удовольствием откликнулась на мой тост и даже пригубила шампанское.

– Не сочтите меня легкомысленной, Эрнест, но траур по мужу я не ношу. Лицемерие порой действительно бывает отвратительным.

– Я знаю, что вы давно расстались с мужем Ксения, а потому не собираюсь ни хвалить вас, ни осуждать. Не стану от вас скрывать, что я давно мечтал об этой встрече. С той самой минуты, когда впервые увидел вас.

– Извините, господин Шульц, но я вас не помню, – сухо отозвалась Ильина.

– Я понимаю, что выгляжу навязчивым, но мы ведь договорились быть искренними друг с другом.

– По-моему, вы торопитесь, Эрнест, мы знакомы всего десять минут, – вежливо улыбнулась Ксения.

– Вы правы, сударыня, но прошу вас взять в расчет, что я грежу о вас уже целую вечность.

– Терпеть не могу высокопарных слов, – нахмурилась Ильина. – За ними обычно кроется пустота.

– Или подлинное чувство. Впрочем, вы, конечно, правы в своем недоверии ко мне.

– Обиделись? – удивленно вскинула бровь Ксения.

– Нет. Я рад, что мне удалось высказаться, и благодарен вам за то, что вы меня выслушали.

– Вы либо очень искренний человек, герр Шульц, либо отпетый ловелас, привыкший морочить женщинам головы. Но в любом случае вы меня заинтриговали. Вы здесь по делам?

– В общем, да. Но они скорее предлог, чем необходимость. Располагайте мной, Ксения Васильевна. Я, конечно, мог бы сказать, что пойду за вами даже на край света, но промолчу, дабы не выглядеть в ваших глазах романтически настроенным болваном.

– Прекрасно, – засмеялась Ильина. – Вы наступили на горло собственной песне, герр Шульц, и хотя бы, поэтому заслуживаете поощрения. Я покажу вам Ниццу. Здесь действительно есть на что посмотреть.

Мы понравились друг другу, и оба поняли это. Но эта внезапно вспыхнувшая симпатия ровным счетом ничего не означала для Ксении. Она была слишком умной женщиной, чтобы не понимать, насколько порой обманчивым бывает первое впечатление. Тем более что опыт разочарования у нее имелся. Для меня же важным являлось другое – Ксения заподозрила во мне ловеласа, а не корыстолюбца, следовательно, она никогда не слышала ни о группенфюрере Клаусе, ни о его шкатулке. Фамилия Шульц ей явно ни о чем не говорила.

– Вы не похожи на немца, Эрнест, – сказала Ксения, кивком головы приглашая меня в машину.

– Почему?

– Вы дали официанту на чай пятьсот евро, чего ни один уважающей себя немец никогда не станет делать.

– Меня испортила Россия, – вздохнул я, устраиваясь на сидении чужой машины. – У вас шагу нельзя ступить без подмазки.

– Видимо, механизм власти заржавел, – усмехнулась Ильина. – Куда поедем, герр Шульц?

– Я целиком вверяюсь в ваши руки.

Ницца оставила герра Шульца равнодушным, это оказалось настолько очевидно, что Ксения даже слегка обиделась за город, ставший для нее почти родным. Странного Эрнеста интересовала только одна достопримечательность, но, чтобы ее увидеть, ему совсем не обязательно было пялиться в окно. Я, конечно, выразил восторг по поводу величественного собора, загадочной каменной громадой выросшего на нашем пути, но Ксения только усмехнулась по поводу моих искусствоведческих потуг.

– Вы обещали быть искренним, Эрнест, – напомнила мне прекрасная спутница.

– Если этот собор рухнет, Ксения, я даже не вздрогну, но если вы вдруг исчезните с моих глаз, мне останется только одно – застрелиться.

– Что касается собора, герр Шульц, то я вам верю, а вот что касается моей скромной особы, то – извините. Неужели вы думали, что я брошусь вам на шею после нескольких часов знакомства.

– Вы будете смеяться, Ксения, но я думал именно так. Я почему-то был абсолютно уверен, что любимая женщина просто не сможет не заметить тех чувств, которые разрывают мое сердце. Возможно, я романтически настроенный дурак, но вы же не сможете запретить мне любить вас, думать о вас и даже вожделеть вас, как только мужчина может вожделеть женщину.

– Вы наглец, Шульц, – сказала Ксения, резко останавливая свой «Мерседес». – Немедленно покиньте мою машину.

– Я бы ушел от вас, сударыня, я бы бежал от вас быстроногим оленем, но у меня нет сил, чтобы расстаться с вами хотя бы на секунду.

– Мне позвать полицейского?

– Нет, просто выбросите меня в том месте, где подобрали. Без вашей помощи я в этих каменных джунглях просто заблужусь, – попросил я.

– Если вы произнесете еще хоть слово, я выполню свою угрозу и сдам вас в полицию.

К удивлению Ильиной, я молчал всю дорогу до отеля, все сорок пять минут нашего возвращения под гостеприимный, но не бесплатный французский кров. И только здесь я позволил себе открыть рот:

– Последнее желание приговоренного, сударыня.

– Разрешаю, – снисходительно кивнула Ксения.

– Я хотел бы накормить вас ужином. В конце концов, любой труд должен быть вознагражден, в том числе и работа гида.

– Сейчас вы рассуждаете как прагматичный и расчетливый немец…

– Торгующий пивом, колбасой и сосисками. Я не знал, Ксения, что это ваш идеал.

«Мерседес» рванулся с места раньше, чем влюбленный рыцарь успел распрощаться с благородной дамой. Мне осталось только огорченно крякнуть, глядя на его габаритные огни, уходящие за горизонт. Я поймал себя на мысли, что за весь день, проведенный рядом с Ксенией, ни разу не вспомнил о ее отце. Василий Валентинович Ильин начисто выпал у меня из памяти вместе с целым сонмом проблем, которые я подрядился решать. Прежде со мной такого не случалось. Я всегда ясно видел цель, даже находясь в объятьях женщины. Впервые меня выбросило из нашей реальности в какой-то иной мир, гораздо более притягательный, чем мне это до сих пор казалось. В своей самонадеянности я почему-то полагал, что хорошо разбираюсь в женщинах. Собственно, и Ксения не стала в этом ряду исключением. Я был уверен, что завтра она мне позвонит и сама назначит встречу, но сейчас к этой уверенности примешивалось еще и беспокойство, странное, незнакомое мне чувство человека, медленно погружающегося в омут.

Ксения не позвонила, зато ее «Мерседес» притормозил у входа как раз в тот момент, когда я покидал опостылевший отель. Мне не оставалось ничего другого как сесть в машину.

– Это похоже на похищение, сударыня. Ничего, что я не сопротивляюсь.

– Я тебя ударю, Шульц, – зло выдохнула Ильина.

– А я всю ночь мечтал о поцелуе. Извините, Ксения, я просто пошутил. К тому же в полиции вас не поймут.

– Мы едем не в полицию.

– А куда?

– Ко мне. Я решила позволить одному облезлому павиану проявить свою сексуальную прыть.

– А я не помешаю его утехам?

– Павиан, это ты, Шульц, – отрезала Ксения. – А несчастная жертва твоего вожделения, это я. Такой расклад тебя устроит?

– Меня устроит любой расклад, дорогая, важно, чтобы он устроил тебя.

– Мы разве перешли на ты? – вспылила Ксения.

– Странно ждать хороших манер от павиана, – пожал я плечами. – Обещаю, что буду есть пищу исключительно руками и сморкаться в чистую скатерть. Кстати, а твоим родителям это понравится? Мне бы не хотелось выглядеть в их глазах невоспитанным человеком.

– Мои родители сейчас находятся в Париже. Прислугу я отпустила. У тебя будут развязаны руки, герр Павиан.

Любой психотерапевт на моем месте без труда определил бы, что у Ксении нервный срыв. Причина его, в общем, тоже была понятна. Неудачное во всех отношениях замужество. Тягостный разрыв. Продолжительное воздержание. И мужчина, замаячивший на горизонте. И страх – вдруг этот тоже окажется мерзавцем. Честно говоря, у меня пропала всякая охота шутить. Я вдруг осознал, что вполне могу оказаться той каплей, которая станет для Ксении Ильиной роковой.

– Извини, я не думал, что все будет так сложно.

– А на что ты рассчитывал, ловелас, – бросила в мою сторону злой взгляд Ксения.

– Надеялся приятно провести время с красивой женщиной.

– Сейчас ты говоришь правду, Шульц, – удовлетворенно кивнула Ильина. – Я тебе верю. Но это даже к лучшему.

– Не уверен, – покачал я головой. – Кроме всего прочего, я просто боюсь. Мне уже давно перевалило за тридцать, Ксения, но я никогда не задумывался о браке. В голову просто не приходило.

– Я не собираюсь сажать тебя на цепь, Шульц, – удивленно покосилась на меня Ильина.

– Сие от тебя не зависит.

– Ты что, боишься в меня влюбиться, Эрнст?

– Как вы догадались, сударыня? – ощерился я в ее сторону. – Вчера мне померещилось что-то. Не знаю, как это объяснить.

– С твоим-то красноречием! – не удержалась от шпильки Ксения.

– Влюбленные часто бывают косноязычны. Не замечала?

– Нет.

– Значит, прозевала свое счастье. Кстати, ты хорошо готовишь?

Ксения очень хотела выругаться, но сдержалась в самый последний момент:

– Наташка была права, ты действительно незаурядный человек, Шульц, что, впрочем, еще ничего не означает. Незаурядными бывают и подлецы. Я накормлю тебя обедом, Эрнст, но после этого ты уберешься с глаз моих навсегда. Договорились?

– Сердце мое говорит нет, но желудок готов с ним поспорить. Быть может, ты подождешь, пока они договорятся?

Вилла, купленная Ильиным, была построена где-то в начале прошлого века, однако обладала всеми преимуществами современного жилища. По меркам наших нуворишей она смотрелась скромно, к счастью, Эрнст Шульц в олигархах не числился, а потому его восторги по поводу произведения французской архитектуры могли быть вполне искренними. К тому же во дворе имелся бассейн, заполненный подогретой водой. В море-океан я, пожалуй, не рискнул бы окунуться в эту осеннюю пору, но в данном случае, погода располагала к подвигам.

– Захотелось поплавать? – удивилась Ксения.

– Так ведь двадцать с лишним градусов в тени, – пожал я плечами.

– Эти градусы, Шульц, лишними не бывают, чай не шнапс отправляешься пить. Ладно, я принесу тебе полотенце.

На бортике бассейна мы впервые поцеловались. Ксения накинула мне на мокрую шею полотенце и притянула к себе. Возможно, с ее стороны это было просто шуткой. Поначалу. Что не помешало ей зайти далеко. Нам оставалось только надеяться, что в Ницце у соседей не принято заглядывать через забор друг друга, иначе бы им открылось шокирующее зрелище.

– Ты все-таки ввел меня в соблазн, Шульц, теперь не хватало еще по твоей милости простудиться.

В Париж я опоздал. Супруги Ильины покинули этот чудный город как раз накануне моего приезда. Они улетели в Москву по срочной надобности, и мне ничего другого не оставалось, как последовать за ними. В принципе, я, конечно, виноват, но это еще не причина для едких даже ядовитых замечаний со стороны моих хороших знакомых, можно даже сказать друзей.

– Ты провалил дело, Феликс, – констатировала Наталья.

– Я просто не успел.

– Ты двадцать дней добирался от Ниццы до Парижа, Строганов. Видимо, ехал на перекладных.

– Сначала была нелетная погода, потом меня свалила жесточайшая ангина…

– Ангина, случайно, не Ксенией зовется? – оборвала мои оправдания Наталья. – Ты меня удивил, Феликс, ты меня просто потряс. А я ведь почти потеряла веру в мужчин. Неужели ты действительно влюбился? Или тебя увлекла рулетка? Или подвернулся под руку какой-нибудь клад?

– Издеваешься? – попробовал я защититься от расходившейся ведьмы.

– Я восхищаюсь тобой, Феликс, поверь мне. Ты здорово вырос в моих глазах, но это вовсе не освобождает тебя от обязательств перед солидными и уважаемыми людьми.

Колотов, сидевший за спиной Натальи, ехидно улыбался. Язон старательно считал мух на потолке, но, в общем, это были явно не те люди, которые готовы судить слегка оплошавшего человека.

– Меня накормят? – осторожно спросил я, опасаясь нарваться на отповедь гневливой Натальи.

– Ешь, – воинственная амазонка выставила на стол тарелку с котлетами и макаронами собственного приготовления. – Надеюсь, нам удастся тебя откормить. После ангины…

Расторопный Ильин, опередивший меня всего лишь на сутки с небольшим, уже успел встретиться с посланцами Чистопалова, которые как на грех вновь прилетели в Москву. Скорее всего, их предупредил о возвращении Василия Валентиновича Пузыревский. Конечно, Антон Сергеевич не настолько глуп, чтобы взять и выложить боссу о встрече в его загородном доме с неким Феликсом Строгановым. Тем более что никто Строганова в поселке не видел, зато некий Эрнест Шульц действительно потревожил покой пустеющего дома, о чем Ильину должна была рассказать Людмила. Как человек осторожный, Василий Валентинович проверит сведения, полученные от экономки, у бдительной охраны. Вряд ли он обрадуется этому известию, но и паниковать раньше времени не станет. Пожалуй, моя задержка пойдет нам только на пользу.

– Это еще почему? – удивилась Наталья.

– А ты сама посуди. Иващенко и Певцов предлагают Ильину от имени Чистопалова сотрудничество и не только в поисках клада. В знак доверия они передают ему кинжал. Но кинжал-то на поверку оказывается фальшивым. К тому же некий Шульц, которого его новые союзники называют убийцей Степанкова и, более того, покойным убийцей, оказывается жив. Ты бы поверила после этого в чистые намерения благородных господ из провинции?

– На месте Ильина, я заподозрил бы Пузыревского в нечистой игре, – отозвался за Наталью Вячеслав. – В том, что он с помощью Шульца пытается шантажировать своего благодетеля.

Мне предположение гиперборея показалось вполне разумным. Нам осталось только отловить человека, достаточно информированного для того, чтобы либо подтвердить, либо опровергнуть наши предположения. Более всего, по моему мнению, для этой роли подходил Сипягин. Язон подтвердил, что провинциалы остановились в той же самой гостинице, что и в прошлый раз. Аргонавт не рискнул предложить им услуги вновь, во избежание вполне обоснованных подозрений, и наблюдал за ними все это время издали. По его словам, провинциалов оказалось не трое, а четверо, причем этот четвертый поселился в другом отеле и на свидание с Пузыревским и Ильиным не ездил.

– Речь идет о Чистопалове, – сказал Вячеслав. – Геннадий Степанович пробыл в Москве всего сутки, встретился с каким-то типом в штатском, но с повадками человека, привыкшего командовать. Кстати, собеседника Чистюли сопровождали два типа с корочками, которые они предъявили охраннику кафе, отнесшегося к сановному посетителю без должного почтения.

– Фотография типа в штатском у тебя есть? – спросил я у Язона.

– Разумеется, – отозвался Константин. – Мы с Вячеславом так старательно разыгрывали из себя журналистов, что едва не удостоились генеральского пинка.

– Ты уверен в его звании?

– Полковники и подполковники так себя не ведут, Феликс. И в том, что этот тип из органов сомнений у меня нет. К сожалению, нам не удалось выяснить его фамилию.

– Зато я выяснила, что среди акционеров «Эвереста» есть некая Молчанова Ираида Викторовна с весьма внушительным пакетом в тридцать пять процентов. Наши общие знакомые характеризуют Ираиду Викторовну, даму приятную во многих отношениях, как набитую дуру, зато ее муж занимает очень высокий пост в специальных службах. В каких именно выяснить не удалось. Я хотела познакомить ее с Язоном, для дружеского препровождения, но потом передумала. Уж слишком это опасно, учитывая статус ее мужа. Наверняка за богатой дамочкой присматривают подчиненные ее мужа, и появление возле глуповатой Ираиды обаятельного молодого человека может вызвать ответную неадекватную реакцию.

– Ты правильно поступила, – одобрил я предусмотрительность Натальи. – Этот Молчанов интересует нас постольку поскольку. А его встреча с Чистопаловым если и таит в себе угрозу, то только для финансиста Пузыревского. Похоже, Геннадий Степанович заподозрил своего старого друга и одноклассника в чем-то нехорошем. Например в том, что он либо переметнулся, либо собирается переметнуться на сторону Ильина. У меня к тебе просьба, Константин, организуй, пожалуйста, мне встречу с Сипягиным.

– Сделаю, – кивнул Язон. – Этот тип ни в чем себе не отказывает. Все вечера проводит в кабаках.

Разгульная жизнь преступного Василия и стала причиной неприятностей, нежданно-негаданно свалившихся на его голову. Вкусив изрядную порцию спиртного, он плюхнулся на переднее сидение первой же подвернувшейся иномарки, не удосужившись бросить хотя бы беглый взгляд на ее водителя. То, что этим водителем оказался его старый знакомый и, можно сказать, благодетель, явилось для Сипягина неприятным сюрпризом.

– Пьянство тебя до добра не доведет, Василий, – укорил я заслуженного урку.

– Чтоб ты провалился, Строганов. А Славке передай, что жизнь его стремительно клонится к закату.

– Ты, Сипягин, стихи писать не пробовал? – насмешливо спросил Колотов с заднего сидения.

– Ты братанов моих верных положил, Вячеслав, – ударил себя в грудь кулаком Сипягин. – Такое не прощается.

– Не строй из себя честного вора, Васька, – огрызнулся Колотов. – Я тебя поверил как другу, вышел навстречу безоружным, а в ответ получил очередь в грудь.

– А зачем ты со Строгановым связался? У графа репутация первого отморозка в городе.

Разумеется, я не мог вынести такого поношения собственной персоны, да еще со стороны зависимого лица, а потому без стеснения ткнул расходившегося урку кулаком в бок:

– Думай, что говоришь, Василий, меня на том кладбище не было, и ты, сукин сын, это отлично знаешь. А скоро узнает и Певцов.

– А кто в нас стрелял из гранатомета? – рассвирепел Сипягин. – Кто в меня палил из автомата? Чистюля выяснил у следователя, что вас около кладбища было, по меньшей мере, пятеро.

– А ты почему уцелел, Вася? – ехидно спросил Колотов. – Заговоренный ты у нас, что ли? Все твои дружки полегли, а ты как Феникс восстал из пепла.

– Ты это к чему? – насторожился Сипягин.

– Видишь ли, Вася, уж очень странный получается расклад, – начал просвещать я необразованного человека, – про то, что перстень находится у Колотова, знало всего несколько человек, включая тебя. О том, что Феликс Строганов интересуется кладом, ты тоже был в курсе. Значит, звонок о нашем с Вячеславом сговоре вполне мог организовать именно ты.

– Зачем? – ошарашенно уставился на меня Сипягин.

– Затем, чтобы подставить под пули своего нанимателя Певцова и его братву. И ты их подставил.

– Какого нанимателя! – вскипел обиженным чайником Сипягин. – Ты что несешь, граф?

– Речь идет о Шульце, Вася, – ласково похлопал я его по плечу. – Певцов ведь знает, что ты на него работал.

– Так ведь немчик мертв! Я его собственными… Словом, я точно знаю, что он покойник.

– Тебя на опознание его трупа приглашали?

– Нет, но…

– Вот видишь, как все скверно, Сипягин, – укоризненно покачал я головой. – Шульц жив, дней двадцать назад он даже навестил Ильина, правда, не застал его дома. Зато кинжал, который вы передали Василию Валентиновичу, всего лишь подделка, сработанная твоими руками. Мы действительно договорились с Эрнестом, но у него не оказалось под рукою нужной суммы, поэтому реликвия осталась у меня.

Василий хоть и не отличался могучим интеллектом, но законченным идиотом не был, а потому без труда сообразил, чем для него лично может обернуться моя болтливость. Тем не менее, я счел своим долгом прояснить ситуацию до конца:

– Один мой звонок Певцову и у тебя, Вася, будут очень крупные неприятности. Впрочем, они будут и без моего звонка, как только Ильин обнаружит, что Иващенко и Певцов подсунули ему подделку. Кстати, чем парочка сейчас занимается?

– Ждут ответ от Ильина, он обещал подумать, – глухо отозвался Сипягин.

– Ты при их разговоре не присутствовал?

– Я сошка мелкая, – вздохнул Василий. – Все больше подай да поднеси. Меня дальше кухни не пустили.

– Материальные трудности, – посочувствовал я ему. – Вот ты и продался Шульцу.

– Не продавался я, – возопил Сипягин. – Мамой клянусь. Мертвый он был, мертвее не бывает!

– Покойники по гостям не ходят, – хмыкнул за его спиной Колотов. – Эх, Василий… А ведь был честным вором. Рулетка тебя сгубила.

Сипягин побурел от обиды и гнева, еще немного и его вполне мог хватить удар. Ведь он действительно убил Шульца. Причем надежно убил – обрезком водопроводной трубы. А теперь вдруг выясняется, что немец жив, более того свободно разгуливает по Москве. Ну, как после этого не поверить в нечистую силу.

– Врете вы гады! – захлебнулся Сипягин в собственной слюне. – Сдох ваш немец! Сдох!

– Ты не ори, неврастеник, – посоветовал ему Колотов. – Ты Людмилу, экономку Ильина знаешь?

– Ну, – нехотя отозвался Василий. – Она меня кофе поила. Фигуристая бабенка.

– Вот тебе номер Ильиных, позвони и пригласи к телефону Людмилу. Думаю, она точно знает, какого числа Эрнест Шульц навещал ее хозяев.

Разговор Сипягина с Людмилой не затянулся, «фигуристая бабенка» не оправдала надежд потенциального ухажера. Василий едва нашел в себе силы, чтобы распрощаться с ней без мата и истерических воплей типа «Не может быть», после чего ему ничего другого не оставалось, как признать свое полное и безоговорочное поражение.

– Ваша взяла, – сказал он потухшим голосом. – Спрашивайте, шантажисты.

Надо признать, что информацию нам Сипягин слил ценную, в том числе и по очень заинтересовавшему меня делу об ограблении фургона с ювелирными изделиями. Правда, Василий клялся и божился, что «всего лишь на шухере стоял», но мы вольны были ему не поверить. Любопытным здесь было то, что ограбление Певцову заказал какой-то столичный хмырь, которого интересовала во всей коллекции ювелирного ширпотреба только одна вещица. Сам Сипягин ее не видел. Но по слухам, ходившим среди братвы, эта бирюлька стоила дороже, чем все изъятые во время налета изделия из золота и серебра. Ее Певцов передал наводчику, сообщившему как время, так и маршрут передвижения фургона. Все остальные цацки главарь банды реализовал, по бросовой, в общем-то, цене в двести тысяч долларов.

– Не стоила вся эта бодяга такой крови, – вздохнул Сипягин. – Я тогда же Мишке об этом сказал, но он посоветовал мне заткнуться.

В данном случае я с Василием был солидарен. Певцов ведь не мелкий уголовник, падкий на золотые брюлики. Он просто не мог не понимать, что с реализацией награбленного у него могут возникнуть проблемы. И уж конечно он отлично знал, в чей карман запускает руку, а главное, какими неприятностями это для него может обернуться. О Чистопалове я вообще умолчу. Этот умел просчитывать ситуацию на десяток ходов вперед. Но почему-то два опытных и поднаторевших в криминальных делах волка пускаются в отчаянную авантюру, чреватую для них губительными последствиями. Тут было над чем пораскинуть мозгами.

Ильин гостей не ждал, но нельзя сказать, что мой приезд его удивил. Судя по всему, Василий Валентинович уже узнал о нашем предыдущем визите и догадывался, что он не будет последним. После недолгого раздумья Ильин все-таки пригласил скромно стоящего в прихожей гостя в кабинет. Сам он сел за стол, слегка выдвинув ближайший к его правой руке ящик. Возможно, у него там лежал пистолет, следовательно, пришельцу он не доверял и даже присутствие в дверях охранника его не успокаивало.

– Я послал вам, господин Ильин, несколько писем, – вежливо начал я, – но, увы, не дождался ответа.

– Одно из этих писем я прочитал, герр Шульц, оно не показалось мне стоящим внимания. А все остальные ваши письма мой секретарь просто выбрасывал в мусорную корзину.

Скука на холеном лице Василия Валентиновича была написана ярчайшими красками. Он явно пытался показать мне, сколь мало его волнуют поползновения странного немца, вообразившего, что ему удастся запугать одного из столпов нынешней российской экономической жизни. Его волнение выдавали только пальцы, выбивающие нервную дробь из столешницы. По моим сведениям, Ильину уже исполнилось шестьдесят лет, но выглядел он значительно моложе. По всему было видно, что он придерживался здорового образа жизни и даже в молодости не знал нужды. Что, впрочем, неудивительно, если вспомнить его покойного отца, занимавшего в системе МВД вполне пристойную должность. Судьба благоволила к Василию Валентиновичу и в дальнейшем. Он с блеском закончил МГИМО и почти сразу же получил престижное место в министерстве Внешней торговли. Не исключаю, что его карьере поспособствовал Ильин-старший, обладавший не только авторитетом, но и немалыми материальными средствами.

– Обстоятельства изменились, Василий Валентинович, – сказал я, пристально глядя на собеседника. – Вы, кстати, уверены, что присутствие охранника при нашем разговоре так уж необходимо?

– Николай, выйди, – коротко распорядился хозяин.