Текст книги "Око Соломона"

– Диадема стоит, по меньшей мере, двести золотых марок, – поморщился Михаил.

– Правильно, – кивнул головой шевалье. – Как только Адель де Менг появится в лагере крестоносцев с этим золотым обручем на голове, все прочие дамы обомлеют от зависти. И сделают все от них зависящее, чтобы наставить своих мужей на нужный нам путь.

– Я боюсь, что мои переговоры с благородными шевалье, вызовут недовольство у Готфрида. Чего доброго, он заподозрит меня в коварстве.

– Обязательно заподозрит, – охотно подтвердил Лузарш. – Поэтому с Болдуином и благородными лотарингскими рыцарями буду разговаривать я. Что касается Адели де Менг, то ее захватят местные разбойники. Есть у вас поблизости дикие племена, протовестиарий?

– Ты с ума сошел, шевалье? – ужаснулся Михаил. – Похитить благородную даму!

– Именно похитить, – усмехнулся Глеб. – Для гарема какого-нибудь эмира или султана. А ты, мой благородный друг, ее освободишь, проявив чудеса доблести и героизма. Виконт де Менг будет тебе очень благодарен. Не говоря уже о Готфриде Бульонском. Этот благородный рыцарь не пожалеет ничего ради освобождения дамы.

– Но где я тебе возьму дикарей и разбойников? – возмутился Михаил.

– На этот счет можешь не волноваться, протовестиарий, – подмигнул византийцу отчаянный франк. – О разбойниках я сам похлопочу. У тебя случайно нет за городом усадьбы, на худой конец домика?

– Разумеется, есть, – пожал плечами Михаил. – Я, правда, не уверен, что усадьба уцелела во время военных действий.

– Ничего, – махнул рукой Глеб. – Будем надеяться на лучшее.

Сиятельный Михаил был далеко не глупым человеком, а потому без труда сообразил, что шевалье де Лузарш хлопочет не столько за византийский интерес, сколько за свой собственный. С другой стороны, никому и в голову не придет спрашивать с почтенного протовестиария за безумства влюбленного франка. Если предприятие шевалье с треском провалится, то спрос будет с него, а вот если оно удастся, то у протовестиария появится шанс оказать услугу герцогу Бульонскому и его преданному вассалу виконту де Менгу. Будем надеяться, что варвары оценят эту услугу по достоинству.

Венцелин фон Рюстов с удобствами расположился в покоях, выделенных шевалье де Лузаршу гостеприимным протовестиарием. Справедливости ради следует признать, что он не слишком стеснил благородного Глеба. Во-первых, покои были достаточно обширными, чтобы вместить трех человек, включая Гвидо де Шамбли, а во-вторых, Венцелин предпочитал проводить ночи вне этих задрапированных материей стен. Нашлась-таки в усадьбе сиятельного Михаила добрая душа, которая согласилась разделить свою спальню со странствующим рыцарем. В покоях Лузарша Венцелин появлялся лишь изредка, зато он разместил здесь свое снаряжение и оружие, коим Глеб не уставал любоваться. Прежде всего, внимание франка привлек шлем с высокой колоколовидной тульей, снабженный к тому же полумаской на шарнирах, закрывающей половину лица. К шлему крепилась кольчужная завеса, прикрывающая шею. Что же касается золота и серебра, коими был украшен этот примечательный во всех отношениях воинский головной убор, то его вполне хватило бы для шлема самого басилевса. Кольчуга Венцелина практически ничем не отличалась от хауберка Лузарша, но ее дополнял пластинчатый панцирь, надеваемый поверх рубашки, сплетенной из плоских железных колец. Копье было обычным, с массивным узким четырехгранным наконечником. Меч покоился в надежных железных ножнах. Но за время пребывания в Константинополе Венцелин почти не снимал его со стены. В город он выходил с саблей и ножом, цеплявшимся за пояс. Еще один нож, с изогнутым клинком, он носил обычно за голенищем правого сапога. Сапоги, между прочим, были византийской работы, высокие, почти до бедер, перевязанные для надежности кожаными ремнями. Шоссы, шерстяные чулки столь популярные у франков, рыцарь фон Рюстов не признавал, предпочитая им штаны из грубого сукна. Котту или по гречески хитон он носил самых скромных расцветок, зато его пелисон, подшитый соболями вызывал зависть не только у франков, но и богатых византийцев. Словом, молодец был хоть куда. Немудрено, что прекрасная Зоя обратила на него свое просвещенное внимание.

Венцелин далеко не сразу откликнулся на призыв шевалье де Лузарша. Более того, он почему-то вообразил, что благородный Глеб либо тронулся умом, либо просто пьян и настоятельно посоветовал ему погулять перед сном.

– Я не любитель ночных прогулок, благородный Венцелин, – отпарировал с усмешкой Глеб. – И прошу заметить: в отличие от некоторых, я сплю в своей постели, точнее на том ложе, которое мне предоставил любезный протовестиарий Михаил.

– Не на меня ли ты намекаешь, шевалье? – нахмурился Венцелин.

– А на кого же еще, – развел руками де Лузарш. – Услуга за услугу. Твое содействие в обмен на мое молчание. В конце концов, человек, соблазнивший чужую жену, не вправе предъявлять другим претензии по части морали.

– Я ее не похищал, – буркнул Венцелин.

– А зачем тебе похищать прекрасную Зою, если она у тебя под боком. Сиятельный Михаил будет очень огорчен, узнав о коварстве гостя, которого он принял в своем доме, почти как родного брата.

– Это что – шантаж? – холодно спросил Венцелин.

– Нет, всего лишь просьба о содействии, – возразил Глеб. – Я влюблен в эту женщину, она отвечает мне взаимностью. Почему бы нам не обменяться страстными признаниями на этой во всех отношениях благодатной земле.

– Если женщина тебя любит, то это меняет дело, – задумчиво проговорил Венцелин.

– Я знал, что ты меня поймешь, шевалье, – возрадовался де Лузарш. – Я не стал бы к тебе обращаться за помощью, если бы у меня под рукой был десяток преданных людей. А вдвоем с Гвидо мы просто не справимся со столь сложной задачей. У тебя случайно нет знакомых среди печенегов? Мне нужен настоящий дикарь, которого я мог бы продемонстрировать миру.

– У меня есть друг детства, Лузарш, он служит в туркополах у Алексея Комнина, но если ты назовешь его дикарем, боюсь, что у тебя будут большие неприятности. Алдар родился в Константинополе, а потому ни манерами, ни образованностью не уступит местным патрикиям.

– Хорошо, я буду именовать твоего друга «шевалье».

– С него достаточно будет и лохага, – усмехнулся Венцелин. – А ты уверен, что печенега пустят в лагерь лотарингцев?

– Я сам проведу его туда, – махнул рукой Глеб. – Но мне нужен твой Бланшар.

– Зачем?

– У кузнеца зверская рожа, – восхищенно прицокнул языком шевалье. – Истинный разбойник.

– В таком случае, прихвати Проныру, он лотарингец и без труда сумеет поладить со своими земляками.

– Ты даже не представляешь, как я тебе обязан, шевалье!

– Голову не потеряй, – усмехнулся Венцелин. – Если будешь гоняться за каждой юбкой, то не доберешься не только до Иерусалима, но даже до Никеи.

– Господи, – воздел очи к потолку Глеб, – кто бы говорил, но только не этот блудливый рыцарь.

В это холодное январское утро в лагере крестоносцев царил нешуточный переполох. Сиятельный Михаил догадывался о его причинах, а потому сохранял спокойствие даже тогда, когда ловил на себе откровенно враждебные взгляды лотарингцев. В этот раз протовестиария сопровождали только гражданские лица. В основном это были мелкие чиновники, отвечающие за поставку продовольствия в лагерь крестоносцев. Михаилу необходимо было обсудить с благородным Готфридом кое-какие детали, относящиеся к недавно заключенному договору, о чем он сообщил графу Рено де Туле, вышедшему ему навстречу из шатра. Граф был сильно раздосадован, но, будучи человеком далеко уже не молодым, сумел справиться со своими чувствами и принял посланца басилевса почти любезно.

– Я уполномочен герцогом вести с тобой переговоры, византиец, – буркнул граф на греческом языке и жестом пригласил гостя в свой шатер.

– Что-то случилось? – спросил протовестиарий, делая озабоченное лицо.

– Пропала, а точнее похищена, одна из наших дам, супруга виконта Леона де Менга.

– Быть того не может! – ахнул Михаил. – Ведь ваш лагерь хорошо укреплен, обнесен глубоким рвом… Я право теряюсь в догадках. Может быть, она просто заблудилась?

Шатер графа был обставлен с пугающей простотой. Стол здесь заменяли две широкие плахи, брошенные на козлы. Рядом стояла лавка. В углу – жаровня. На столбе, поддерживающем полотняный потолок, висела на сыромятном ремешке огромная секира, предназначенная, похоже, для великана. Впрочем, хозяин этого шатра как раз и отличался немалым ростом и чудовищной шириной плеч, обтянутых бычьей кожей. Сиятельный Михаил поглядывал на него с некоторой опаской, а сопровождающие протовестиария чиновники и вовсе жались у входа.

– Садись, византиец, – сказал граф, сбрасывая со стола на пол пару пустых чашек. – Угостить мне тебя нечем, сам понимаешь.

– Так ведь я и приехал за тем, чтобы поговорить с вами о продовольствии, – сообщил хозяину гость. – А сейчас право даже и не знаю, что сказать. Такое несчастье…

– Благородную Адель похитили прямо из шатра мужа. К сожалению, виконт не сумел ее защитить. Его ударили по голове и связали. Та же участь постигла сержанта, стоявшего на страже у шатра.

– Но как похитители проникли в лагерь, ведь здесь столько вооруженных людей?

Протовестиарий, сам того не желая, сыпанул пригоршню соли на свежую рану благородного Рено, поскольку это именно он отвечал за обустройство и охрану лагеря. Взбешенный герцог Готфрид уже успел высказать и Рено, и виконту Леону, что он думает об их уме и доблести. Упреки Бульонского были бы справедливы, если бы речь шла о людях, но граф де Туле полагал, что в лагерь, вверенный его заботам, могли проникнуть только демоны. А вот оплошавший виконт де Менг клялся и божился, что на него напали печенеги, так, кажется, называли тех дикарей, которые попортили много крови крестоносцам во время недавних боевых действий у стен Константинополя.

– О демонах я не берусь судить, благородный Рено, – осторожно заметил Михаил, – но печенеги вполне способны незаметно проникнуть в лагерь и подкрасться к шатру. Скорее всего, их наняли работорговцы.

– Зачем?

– Ваши дамы поразительно красивы, – ласково улыбнулся графу протовестиарий. – А сельджукские и арабские эмиры столь похотливы, что десятками скупают красивых женщин для своих гаремов. Боюсь, что если мы не предпримем немедленных мер, виконт никогда больше не увидит свою жену.

– Ты готов нам помочь, благородный Михаил? – резко повернулся к гостю граф.

– Я сделаю все, что в моих силах, – прижал пухлые руки к груди протовестиарий. – Но мне нужно точное описание этой женщины, дабы послать своих людей по ее следу.

– Описывать я не мастак, – криво усмехнулся граф. – Тем более женщин.

– Быть может, это сделает герцог Готфрид или муж несчастной дамы?

– Правильно, – кивнул Рено, поднимаясь из-за стола. – Идем, византиец, ты наша последняя надежда.

Готфрид выглядел даже более взволнованным, чем муж похищенной женщины, виконт де Менг. Благородный Леон пострадал во время ночного налета, об этом говорили синяк под глазом и изрядная шишка на затылке, которую он постоянно ощупывал, морщась от боли. Сиятельный Михаил выразил вельможам сочувствие, с большим трудом донесенное до их ушей толмачом. К сожалению, ни герцог, ни виконт греческим языком не владели, что сильно затрудняло разговор. Графу Рено пришлось вмешаться, дабы собеседники смогли, наконец, понять друг друга.

– Скажи этому византийцу, что я осыплю его золотом, если он поможет мне найти благородную Адель, – воскликнул пылкий Готфрид.

– Во-первых, у нас нет золота, чтобы осыпать им кого ни попадя, – урезонил герцога мудрый граф Рено, – во-вторых, протовестиарий так богат, что не нуждается в наших подачках. Он согласился помочь нам по зову сердца и воспримет предложение о плате, как жесточайшее оскорбление.

Граф Рено де Туле был изрядно скуповат, а потому награду в сто золотых марок, обещанную герцогом за освобождение Адели, считал чрезмерной. И уж тем более глупо было предлагать ее византийцу, готовому помочь крестоносцам даром. Увы, Готфрид чувствовал себя кругом виноватым перед благородной дамой, а потому готов был ради нее на любые жертвы. В горячке он даже пообещал протовестиарию принести оммаж императору, если прекрасная Адель будет возвращена мужу в целости и сохранности. Сиятельный Михаил тут же ухватился за это предложение благородного Готфрида, и заверил его, что поднимет на ноги всех константинопольских агентов, а также городскую стражу, более того сам разобьет лоб в поисках, но уже к вечеру благородная Адель предстанет пред очами герцога Бульонского. Граф Рено, разумеется, знал о сердечной слабости Готфрида к прекрасной даме, но полагал, что оммаж слишком большая плата за ее освобождение. Однако при зрелом размышлении он изменил свое мнение, чему в немалой степени способствовал дар, преподнесенный ему щедрым византийцем по случаю благополучного завершения переговоров.

Михаил, покинув лагерь крестоносцев, направил своего коня в сторону от городских стен, чем вызвал легкое замешательство среди чиновников своей свиты. Полагаться на этих канцелярских крыс в случае опасности было бы слишком опрометчиво, а потому протовестиарий вздохнул с облегчением, когда его на проселочной дороге догнал рыцарь Венцелин фон Рюстов со своими людьми.

– Надеюсь, дама не пострадала? – тихо спросил протовестиарий у саксонца.

– Свежа как майская роза, – с усмешкой отозвался тот.

Эта встреча, разумеется, не была случайной, о ней Михаил договорился с Венцелином заранее и был приятно удивлен, что этот вечно мрачный саксонец умеет держать слово. Удивительным было и то, что рыцарь не заблудился в окрестностях Константинополя, вдоль и поперек изрезанных проселочными дорогами. Протовестиарий вдруг припомнил, что друнгарий Константин почему-то считал этого человека своим знакомым, хотя так и не смог сказать, где же он встречался с благородным Венцелином.

– Ты никогда прежде не посещал Константинополь, шевалье?

– Нет, – покачал головой Венцелин. – Но много слышал о нем от монаха, обучавшего меня греческому языку.

– У меня такое чувство, что ты без подсказки способен найти дорогу к моей усадьбе, – настороженно покосился на рыцаря Михаил.

– Разумеется, найду, – пожал плечами Венцелин. – Я ведь был там сегодня ночью.

Михаил мысленно хлопнул себя ладонью по лбу. Все-таки чрезмерная подозрительность затуманивает мозги даже очень умных людей. А друнгарий Константин, скорее всего, ошибся, что, впрочем, неудивительно, учитывая его немалый возраст и присущую всем стареющим вельможам рассеянность.

Усадьба протовестиария, обнесенная трехметровым каменным забором практически не пострадала от шаек крестоносцев, рыскавших по округе. Управляющий Феоктист, старый потрепанный жизнью евнух, сумел договориться с незваными гостями, добровольно отдав им большую часть продовольствия и сохранив тем самым стены хозяйской виллы в неприкосновенности. А все ценные вещи умудренный опытом Михаил вывез из усадьбы при первых же известиях о приближении беспокойных ополченцев.

– Неужели ни капли вина не осталось? – укоризненно глянул на евнуха хозяин.

– Ну почему же, – удивился тот. – Я бы умер со стыда, если бы мне пришлось угощать гостей водой из колодца.

– Значит, она здесь? – шепотом спросил протовестиарий, спешиваясь на каменные плиты двора.

Сморщенное личико старого евнуха осветилось хитренькой улыбкой:

– Безумный франк убил бы всякого, кто посмел бы приблизиться к его женщине.

– А чем они заняты сейчас?

– Боюсь, что еще не вставали с ложа, – хмыкнул Феоктист.

– Но ведь уже давно перевалило за полдень, – удивился чужой неуемной прыти Михаил.

– Я подал им завтрак и обед прямо в постель, – развел руками евнух. – Франк приказал мне больше его не тревожить по пустякам.

Сиятельному Михаилу пришлось самому напомнить благородному Глебу о том, что долг для рыцаря прежде всего. Из-за двери послышалось неразборчивое бормотание, потом протяжный стон, скорее всего женский, а потом наступила мертвая тишина, словно участники творившегося там действа разом испустили дух.

– Я обещал Готфриду, вернуть благородную даму сегодня к вечеру, – вздохнул Михаил и печально глянул на Венцелина, стоящего рядом.

– Ты погорячился, протовестиарий, – пожал плечами фон Рюстов. – Прекрасная Адель настолько утомлена дорогой и пережитыми приключениями, что вряд ли встанет с ложа раньше завтрашнего утра.

Евнух Феоктист довольно глупо хихикнул, но тут же, перехватив взгляд хозяина, спохватился:

– Ужин готов, сиятельный протовестиарий.

Михаилу даже в голову не пришло звать чиновников к столу, их кормили отдельно, как и мечников Венцелина. Зато сам рыцарь охотно принял предложение протовестиария, разделить с ним скромный ужин. Тут только выяснилось, что жалобы Феоктиста на бесчинства крестоносцев были сильно преувеличены. Накрытый белым покрывалом стол, буквально ломился от дымящихся блюд. Михаил, надо отдать ему должное, проявил свойственную ему щедрость, и отправил большую часть кушаний в людскую, где уже клацали зубами проголодавшиеся нотарии.

– Давно хотел тебя спросить, сиятельный Михаил, что ты знаешь об исмаилитах?

Вопрос был неожиданным и настолько шел вразрез с мирным течением разговора, что протовестиарий даже поперхнулся вином.

– А почему ты именно у меня об этом спрашиваешь, шевалье?

– Так больше вроде не у кого, – вполне резонно отозвался Венцелин.

– Исмаилиты – это шиитская секта, враждебная как Багдадскому халифу, так и румийскому султану Кылыч-Арслану. По слухам, предшественника Кылыч-Арслана Мелик-шаха убили именно исмаилиты. В последние годы в Никее заговорили еще об одной таинственной секте – ассасинах, но что это за секта и какие цели преследуют ее вожди, я, честно говоря, затрудняюсь ответить. Слышал только, что ассасины, так же как и исмаилиты придерживаются шиитского направления в исламе.

– А чем шииты отличаются от суннитов?

– Шииты почитают халифа Али мужа Фатимы, дочери пророка Мухаммеда, а также потомков Али и Фатимы, одного из которых звали Измаил. Более того, шииты обожествляют Али и ждут его второго пришествия под именем Махди. Сунниты считают шиитов еретиками, отступившими от заветов пророка.

– А тебе не кажется, сиятельный Михаил, что культ Махди очень похож на культ Христа? – спросил Венцелин, пристально глядя в глаза хозяину.

– Если бы я так считал, шевалье, – сухо отозвался Михаил, – то меня уже давно объявили еретиком.

– Выходит, константинопольские иерархи понимают, какую опасность таит в себе секта исмаилитов не только для мусульман, но и для христиан.

– В столице империи деятельность этой секты запрещена, – нахмурился Михаил. – А почему ты об этом спрашиваешь?

– По моим сведениям, династия Фатимидов, правящая ныне в Египте, придерживается шиитского направления в исламе.

– Ты знаешь о делах Востока слишком много для простого рыцаря, благородный Венцелин, – прищурился на собеседника протовестиарий.

– Я ведь, кажется, говорил тебе, сиятельный Михаил, что воспитывался при монастыре, – пожал плечами шевалье. – Аббат Адальберт, мой духовный наставник, поручил мне собрать сведения обо всех ересях, существующих в ваших краях, что я и делаю по мере сил.

Протовестиарий кивнул, он и раньше догадывался, что Венцелин фон Рюстов не так прост, как это может показаться. Впрочем, было бы удивительно, если бы иерархи римской церкви не озаботились соблазнами, которые поджидают их духовных чад на весьма тернистом пути к Гробу Господню.

– Фатимиды захватили Каир двадцать восемь лет тому назад, – пояснил любопытствующему собеседнику Михаил, – но так и остались чужими основной массе тамошнего населения, не желающему отступать от заветов пророка Мухаммеда.

– А на чем же тогда держится их власть?

– На мамелюках, – усмехнулся Михаил. – Они покупают мальчиков-рабов на невольничьих рынках и делают из них воинов Аллаха. И на тайных сектах, не брезгующих ничем, в том числе и убийствами из-за угла.

– Спасибо за подробный ответ, протовестиарий. Я непременно сообщу о тебе аббату Адальберту в своем письме. Не думаю, что в Константинополе найдется более осведомленный человек, чем ты.

– Ты преувеличиваешь, шевалье, – отмахнулся от неприкрытой лести протовестиарий.

– Не думаю, – покачал головой Венцелин. – Похоже, император Алексей придерживается того же мнения, что и я, иначе он не давал бы тебе столь деликатных и важных для Византии поручений.

Граф Рено де Туле был потрясен, когда увидел живую и невредимую Адель де Менг рано утром у своего шатра. Протовестиарий Михаил, сопровождавший благородную даму, сиял как начищенная монета. Что, впрочем, неудивительно. Византиец сдержал, данное герцогу Бульонскому слово, и хотя не уложился в указанный срок, граф Рено не собирался ставить ему это в вину. Тем более что благородная Адель не понесла за время своего отсутствие ни малейшего ущерба. Что с удовольствием отметили благородные Готфрид и Леон, выскочившие из шатров на шум. Герцог помог даме спешиться, опередив ее нерасторопного мужа. За что был вознагражден ослепительной улыбкой и благосклонным кивком. Благородные супруги доблестных рыцарей, собравшиеся в немалом числе вокруг спасенной красавицы, первыми отметили благотворные перемены в облике благородной Адели. И речь шла не только о разрумянившихся щечках виконтессы де Менг, но в первую очередь о золотой диадеме, усыпанной драгоценными камнями, которая украшала прелестную головку дамы. И если румянцем благородная Адель обязана была, скорее всего, морозу, то диадему, стоившую целого состояния, ей могли подарить только византийцы. Эту догадку тут же подтвердил сиятельный Михаил, воспользовавшись услугами графа Рено как переводчика:

– Император Алексей, узнав о несчастье, приключившейся с благородной дамой, подарил ей эту диадему, дабы скрасить ее печаль.

– Передай басилевсу, сиятельный Михаил, что я сдержу, данное тебе слово, и принесу оммаж в ближайшие дни.

– Завтра, если тебя не затруднит, благородный Готфрид, – ввернул свое слово протовестиарий.

– Быть по сему, – кивнул герцог.