Текст книги "Путь. Книга 2"

– Риск слишком велик, чтобы бездействовать, – спокойно ответил председатель совета.

– Риск всегда велик, – произнесла Макошь. – Любой из нас может заразиться пороком, стать одержимым, и в итоге – разрушителем. Так может нам всем заранее отправиться за кромку?

Световид молчал, не зная, что ответить. Богиня судьбы напомнила о незыблемом законе – без вины виноватого быть не может.

– Мы не должны судить, но обязаны быть готовы к возможному противостоянию с Демоном, – заключил Стрибог. Его длинная седая борода, которую он заботливо поглаживал, лежала на столе. Ясные, голубые глаза повелителя стихий выражали полное спокойствие и душевную гармонию. Длинные волосы были собраны в косу и спадали до пола. – Потому должны восстановить обе армии, благо время для этого есть.

– Верно, – согласился с ним Велес. – Нельзя лишать жизни кого бы то ни было только из-за страха перед возможностью оным совершить преступление.

– Я вообще против битв, – произнесла богиня любви Лада. – Вам лишь бы воевать, да силой мериться, когда все разногласия можно разрешить мирно. Демон явно дал понять, что его интересуют только миры среза Сущего. Так оставьте их в покое. всё равно бьёмся за них неведомо сколько, и всё безрезультатно. А тут Сущее само выбрало себе хозяина. Смирись, Световид! – богиня взглянула на верховного бога очаровывающим тёплым взглядом, способным покорить всякого стоящего перед ней мужа.

– Ты очами расчудесными меня с панталыку не сбивай! Я тебе не мальчик! – недовольно буркнул Световид.

– Ой, ли! Давно в старики подался? – игриво пропела богиня любви.

– Он стариком родился. Сам видел, – тихо произнёс с улыбкой Дый, чем вызвал раскатистый звонкий смех Лады.

– Вот он, молодец красный, сидит! – с нотой обиды ответил председатель совета. – Того и гляди, крылья от древности отвалятся!

Дый, наконец, рассмеялся, правда, натянуто, но всё же. Услышав мнения всех членов совета, старый демон обрадовался в душе, что решение о расправе над младшим братом не будет принято. Большинство голосов против убийства, и Световиду придётся повременить с преждевременным походом. Правитель Тьмы повеселел, словно с плеч гора свалилась, но тщательно скрывал изменившееся настроение, продолжая сидеть с хмурым видом.

– Я правильно понимаю, что все сидящие за столом против уничтожения Демона? – вопрошая, подвёл итог собрания председатель совета.

– Нет. Я полностью с тобой согласен, Световид, – произнёс размеренно Сварог. – Я сторонник пресекать вероятные проблемы на корню, так сказать, в зародыше. Но из-за того, что нас всего двое, мы не можем напасть на Демона. Придётся повременить и дать возможность первородному сыну Тьмы убедительнее заявить о своём разрушительном предназначении.

– Тогда на этом всё, – произнёс Световид, приглашая всех на выход.

Боги неспешно покинули зал советов. Вслед за ними собрался и повелитель Тьмы, но верховный бог остановил его тихим голосом:

– Задержись, Дый.

В зал вошёл начальник охраны, ожидая распоряжений от хозяина чертогов. Световид посмотрел на ангела, и учтивым тоном произнёс:

– Оставь нас, Гавриил.

Ангел кивнул головой и оставил правителей столпов Сущего наедине, закрыв высокие резные двери, выполненные из кристаллов.

Световид медлил, не зная, как начать разговор. Видимо, тема была щепетильной, отчего верховный бог начал привычное хождение из стороны в сторону. Старый демон терпеливо ждал, пребывая в любопытстве, так как не подозревал о теме предстоящей беседы.

– Я прекрасно понимаю твои чувства, Дый, – начал после некоторого молчания Световид, – и потому не могу просить и тем более требовать помощи в возможном противостоянии с твоим младшим братом. Я повинуюсь мнению большинства, и не буду предпринимать никаких единоличных действий против Демона, за исключением, конечно, подготовки и увеличения числа армии. Но меня не меньше, чем разрушитель, беспокоят люди, размножающиеся невероятными темпами во всех мирах среза Сущего, за которых заступился твой брат. Мы оба знаем, что этот народ – плоды запретных связей между тёмными и светлыми богами. Он, подобно заразе, может вытеснить все остальные формы жизни, уничтожив их и оставив после себя мёртвые миры. Все мои попытки покончить с этими существами закончились неудачно, но мне удаётся сдерживать стремительный рост их численности. А сейчас, когда Демон проявил симпатию к выродкам, я могу столкнуться с ним ещё раньше, чем он явит, как выразился Сварог, разрушительное предназначение.

– Выродки? – удивился Дый. – Я знаю точно, что один из многочисленных народов людских рас является твоим порождением, и живёт он в Мире Богов.

Световид был поражён осведомлённостью Дыя. Сиддхи были малочисленным народом, появившимся благодаря захлестнувшей светлого бога страсти к дочери Тьмы Кали. Своим детям верховный бог Света открыл многие тайны Сущего, наделив их тем самым огромной властью. Но они к ней не стремились, будучи по природе кроткими и бескорыстными, ведущими скрытный образ жизни. Световид тщательно скрывал причастность к появлению народа, чьим символом был крест с загнутыми в левую сторону концами, но старый демон каким-то образом узнал о тайне. Отрицать этот факт сейчас было бессмысленно.

– От тебя ничего не утаишь, – усмехнулся Световид, почувствовав себя обезоруженным, словно обнажённым, и воссел на трон.

– Помню, как ты рьяно принялся уничтожать людей, а затем неожиданно прекратил так называемые очистительные от скверны миров походы. Тогда я и решил выяснить причину внезапной в тебе перемены мнения. Я нашёл твоих детей и достаточно долго за ними наблюдал, благодаря появившемуся свободному времени после сдачи Князю трона Тьмы. Ты можешь не поверить, но я нашёл твоих отпрысков весьма достойными существами, у которых можно даже поучиться.

– И чему же? – поинтересовался Световид, явно польщённый похвалой со стороны Дыя.

– Благоразумию, сдержанности, которой не хватает их отцу. И, что главное, способности отказаться от благ, имея возможность их взять легко, без усилий, благодаря силе и знаниям, которыми ты наделил своих детей. Они смиренны во имя мира, ставшего домом, и просто благодарны за жизнь, которая у них есть, и больше им ничего не надо.

– Ты на что намекаешь? – сузил глаза правитель Света.

– Оставь миры среза Сущего. Вспомни, как мы стремились заселить их своими народами, дабы установить свою власть. Жизнь взяла своё, помутив наши рассудки и заставив породить новых существ, которые стали выживать остальных, а местами и истреблять. Не будь нашего безудержного стремления безраздельно властвовать в мирах, рождённых на границе Тьмы и Света, не было бы ни Князя, ни рождения моего младшего брата. Да и люди, скорее всего, не появились бы. Мы с тобой создали проблемы, которые решает за нас Сущее, порождая разрушителей установленного нами порядка, – Дый на некоторое время замолчал, прислушиваясь к себе, и почувствовал на душе облегчение от сказанного. – Я боюсь, что мы можем стать причиной разрушения самого Сущего, если не отступимся.

– Мы не можем отступиться. Не имеем права, так как править – наше предназначение! – воспротивился Световид.

– С которым мы не справились, – мрачно дополнил Дый.

– Тогда мы должны сгинуть, и поможет нам твой младший брат. Но выступить против него мы обязаны, чтобы остаться теми, кем родились.

– Это меня и удручает. Я разрываюсь на части оттого, что должен выступить против Демона и не могу, так как он мой брат. Наверное, это наказание за то, что добровольно отдал власть самозванцу.

– Так прими наказание достойно, с поднятым в бесконечность взглядом. Каким я тебя знаю всю свою вечную и немыслимо короткую жизнь, – произнёс Световид, вглядываясь в зияющие Тьмой глаза старого демона, пытаясь увидеть в них понимание.

Дый посмотрел на Световида и только сейчас увидел в полных Света глазах верховного бога, что старый враг давно приготовился к смерти, в которой искал избавления от вины за совершённые ошибки. Скорее всего, ещё перед схваткой с Князем он всё для себя решил, придя к выводу, что гибель неизбежна, надо лишь достойно её встретить.

– Я выступлю с тобой, чтобы умереть тем, кем родился! – твёрдо произнёс Дый, словно давал клятву.

– Обещаю! Ты не будешь одинок. Я с удовольствием составлю тебе компанию в последнем походе за кромку Сущего, – с радостной улыбкой на лице ответил Световид, найдя понимание в заклятом друге.

Зал советов погрузился в тишину. В открытое окно ворвалась песнь соловья, призывая правителей одуматься и жить дальше, пусть по-другому, но жить. Только сыновьям Тьмы и Света такая жизнь была не по нраву, иначе зачем рождаться. Правители столпов подошли друг к другу и впервые пожали руки, заключая договор, приговаривающий их к смерти.

* * *

Ночь вновь незаметно и плавно сменила день, наполняя мир покоем и тишиной. Только тишине не было суждено долго жить. Где есть жизнь, ей не место. Она внезапно рождается и также неожиданно умирает. Каждый неосторожный звук стремиться её низвергнуть, делая это легко и непринуждённо. Но тишина упрямо, вновь и вновь пытается поработить мир, окутывая мягкими, ненавязчивыми прикосновениями невидимых и многочисленных дланей.

На лесной поляне, как по команде, разразились ласкающим слух стрекотанием противники ненавистной тишины. Сонм кузнечиков наполнил симфонией пространство поляны, прогоняя тишину как можно дальше, чтобы не смела появляться. Скрывшиеся в траве музыканты играли старательно, вкладывая в, казалось бы, ненужное, но прекрасное ремесло душу и всё умение, на которое были способны.

Я бросил короткий взор на небо, и мне показалось, что звёзды плавно опускаются на поляну. Встряхнув головой, я попытался избавиться от наваждения, но яркие искры были уже вокруг меня. Сверкающая россыпь света стала загадочными крошечными существами. Светлячки разбивали собой темноту, подобно ангелам, сражающимся с армией Тьмы. Они испускали свет синхронно, то мерцая, то угасая. Но вспыхивали снова и продолжали исполнять завораживающий танец в ночи. Видимо, Творец создал этих насекомых, чтобы приблизить ночное небо к миру, окружить себя танцующими звёздами и забыться в плавных размеренных па. Почему-то я был уверен в его замысле создания этих существ. Возможно из-за того, что замер от незамысловатой, но заставляющей забыться игры света, которая незаметно растворяла в себе каждого наблюдателя тревожащими ночную темноту искрами. И только сопение Ломиры отрезвило меня, выдернув из пленительного танца светлячков.

Утолив голод, ребёнок уснул, как только прилёг на покрытую мягкой травой твердь мира. Я завидовал его беззаботности и непосредственности. Жизнь овладевала человеческим отпрыском, и у него не было времени обращать внимание на всякие глупости, окружающие просыпающийся разум. Ломиру не интересовали ни миры, ни боги, ни столпы Сущего. Её целью была жизнь, смысл которой и заключался исключительно в ней самой. Эта, казалось бы, простая, но весьма сложная в осознании истина особенно проще понимается, когда наблюдаешь за крошечным созданием, вмещающем в себе и Тьму, и Свет. Только Свет в начинающем жить существе безраздельно властвовал над человеческой душой, покрыв Тьму и подавив все её пороки, благодаря чему Ломира являла собой совершенство и безупречность достигнутого Творцом мастерства в создании жизни.

К нам, скрываясь в гуще леса, летели дети Лилит. Ловко огибая стволы раскидистых деревьев, упыри быстро приближались. Их полёт был бесшумен и стремителен. Идеальные ночные хищники, способные настигнуть и убить практически любую жертву, способную поделиться против своей воли необходимой для них жизненной силой, спустя мгновения заставили своим присутствием затаиться ночную жизнь на поляне. Даже насекомые скрылись в густой траве, и искры света, недавно радующие мой взор, моментально потухли. Первым вылетел на поляну Квит. Он резко прервал полёт и мягко опустился около спящего ребёнка. Я был невидим, но упырь почувствовал моё присутствие и тихо поздоровался:

– Здравствуй, Демон! – он чётко определил моё местонахождение и развернулся ко мне. – Улавливая витающий в воздухе запах смерти, смею предположить, что ты убил жителей города, но из-за отсутствия любимого мной аромата человеческой крови уверен, что ты их испепелил и не оставил нам с братом на поживу ни капли желанного напитка.

– Ты пока от голода не страдаешь, так что перебьёшься, – тихо, чтобы не разбудить ребёнка, ответил я, став видимым. – Да и как-то не думал о вас, когда очищал город.

– Так ты чистильщик, а я думал, просто палач, – попытался уколоть меня упырь.

– Одно другому не мешает.

– А девчонку почему оставил в живых? Привязался? – полюбопытствовал Квит, ехидно улыбнувшись.

– Не твоего кровожадного ума дело, – с нотой угрозы произнёс я.

– Не злись! Я не смею претендовать на твою скотинку.

– Что за скотинка? – поинтересовался я.

– Люди, которых ты то защищаешь, то уничтожаешь, выращивают всяких тварей, чтобы потом убить и съесть. Они называют таких животных скотиной.

– Я смотрю, упырь, ты не в настроении жить и вежливо просишь меня помочь в поисках смерти.

– Увольте меня от щедрой помощи, первородный сын Тьмы, – учтивым голосом произнёс Квит и слегка поклонился. – Просто я не возьму в толк, зачем тебе человеческий отпрыск?

Квит совершенно меня не боялся, и мне это нравилось. Он искренне выражал мысли и называл вещи так, как относился к ним. Девчонка была для него куском мяса. Маленьким, которым не насытишься, но всё-таки мясом. Он с лёгкостью бы её убил, но, являясь хищником практичным и целесообразным, делать этого не собирался, даже если бы Ломира была без моей защиты. Он предпочитал убивать исключительно одну жертву, дабы оставаться в живых. Что нельзя сказать о его брате Эворе. Этот прожорливый упырь был полностью подчинен пороку и даже сейчас, понимая, что может расстаться с жизнью, продолжал ненасытно смотреть на спящего ребёнка.

– Не знаю, – честно ответил я. – По велению души.

– Поразительно! – воскликнул Квит, но тихо, чтобы не разбудить Ломиру. – Впервые вижу демона, и вообще порождение Тьмы, которое поступает, не повинуясь пороку, а по чуждому для тёмных существ велению души бескорыстно сохранить чью-то жизнь, – ярко подчеркивая мимикой, переиначил он на свой лад мою фразу.

– Я тебе сейчас голову откушу, – постарался я мило улыбнуться.

– Умнее от этого ты не станешь, – упырь вновь поклонился. – И всё же. Зачем ты нас ждал?

– Ты проницателен, Квит. Я действительно вас ждал. Ты на редкость хорошо осведомлён о событиях не только в этом мире, но и в Сущем. Не подскажешь, где искать Творца?

– С чего ты взял, что я знаю, где Творец? – удивился упырь.

– Он здесь, и ты, наверное, располагаешь сведениями о его местонахождении.

– Творец – байка, – твёрдо заявил Квит, но я чётко уловил, что он кривит своей тёмной душой.

– Лжёшь! – тихо прорычал я. – Не смей мне лгать! Или я разорву твоего ненасытного брата на куски, а потом заставлю тебя его сожрать!

На Эвора мои слова подействовали весьма убедительно, и он медленно попятился назад, немея от страха перед возможно близкой смертью. Квит очень дорожил родственником и скорее умер бы сам, чем позволил причинить ему вред. Эвор был его слабым местом, и я решил этим воспользоваться. Причём за ложь Квита можно было и пригрозить. Веселый настрой упыря исчез, и он, не скрывая злобы, пристально посмотрел на меня, искренне желая моей смерти. Но, понимая, что в схватке у него шансов на победу нет, он справился с гневом и вместо броска на угрожающего брату демона сел на корточки, наиграно улыбнувшись.

– Что ж, убеждать ты умеешь. Готов поделиться всем, чем располагаю, – произнёс Квит, но всё же нотки гнева проскальзывали в его интонации.

– Замечательно! – улыбнулся я в ответ. – Где Творец?

– Не знаю, Творец ли это, но от соплеменников я узнал, что в землях Ра есть высший разум, увидев который, превращаешься в прах.

– Твои соплеменники, увидев любого светлого бога, являющегося носителем Света, непременно превратятся в прах.

– Нет, – упырь сощурил жёлтые глаза со щелевыми зрачками. – Ты не так понял. Любая живая тварь, увидевшая этот разум, отправляется за кромку Сущего, в Пустоту.

– Тогда от кого ты узнал об этом разуме, если все видевшие его уже в Пустоте?

– Когда умирает один из нас, мы все чувствуем его боль, а память угасающего потомка Лилит становится достоянием того, кто был ближе всех к нему в момент смерти.

– То есть ты находился рядом с упырём, который имел неосторожность увидеть этот разум? – уточнил я.

– Да. Это была наша с Эвором сестра, когда мы жили в тех землях, – Квит опустил глаза, но я успел заметить в них печаль. – После её смерти мы нашли этот город и стали жить здесь.

– Нашли кормушку и тихо подкармливались, – злорадно улыбнулся я. – А я лишил вас источника жизни. То-то ты расстроился, а я всё понять не мог, чего ты сожалеешь об опустевшем городе.

– Не смешно, – упырь отвернулся.

– А мне весело. Я даже не подозревал, что, лишая вас человеческой крови, обрету в вашей дружной семье проводников в земли Ра.

– Мы никуда не пойдём! – злобно прошипел упырь.

– Не надо идти! Полетим! И не спорь со мной, а то я расстроюсь и ты обретёшь память своего ненасытного брата, – приказным тоном заявил я Квиту.

– Убей! Но по твоей воле не будет! – жёстко ответил он.

– Мой тёмный племянник! Я ведь могу тебя так называть?

– Нет! Мне не нравится! – оскалился упырь.

– Терпи! – улыбнулся я. – Так вот! Мой тёмный племянник, что вам тут делать? Людей поблизости не осталось. Не станете же вы с братом бегать по лесу за зверушками! А так, вернётесь на родину, в земли Ра. Мне окажете услугу в поисках высшего разума. Потом наловите людей, возвратитесь в этот пустой город и станете разводить их, как скотину. Заживёте лучше прежнего! И, главное, никто не будет мешать вести кровососущий образ жизни. Это я обещаю.

– Ты же первородный демон Тьмы! Неужели не можешь сам отыскать то, что тебе надо.

– Не что, а высший разум. На то он и высший, что, пожелав скрыться, найти его весьма сложно. А с тобой я поиски ускорю. Так что соглашайся, я почти тебя не заставляю.

– Какой ты щедрый и ненавязчивый! Сейчас разрыдаюсь от умиления! – бросил Квит в ответ, скорчив гримасу презрения, но предложением заинтересовался, судя по наигранному гневу.

Я бросил взор в сущность упыря и увидел, что он согласился стать проводником, только продолжал делать вид, что по-прежнему противится. Поэтому я умолк и принялся рассматривать звёздное небо в ожидании, когда Квит сам предложит отправиться в путь. Перепуганный Эвор сидел тихо на противоположном конце поляны, внимательно нас слушая, в ожидании брата. Его ненасытная плоть жаждала крови, заставляя не терять ночного времени и отправиться на охоту, но страх не позволял упырю шевелиться.

– Хорошо! Полетели! – произнёс Квит.

– Преклоняюсь перед твоим благоразумием, – ответил я и взял на руки спящую Ломиру.

– Эвор! – мысленно обратился Квит к брату. – Отправляемся обратно, в земли Ра.

– Зачем… – хотел он возразить, но Квит его перебил:

– Так надо!

– Ладно. Как скажешь, – повиновался перепуганный упырь.

Дети Лилит взмыли вверх и взяли курс на восход жёлтой звезды. Я устроился за ними, и, окутав тело ребёнка нитями своей сущности, чтобы потоки воздуха не беспокоили, лёг на текущие сквозь Мир Богов силы. Упыри летели, полагаясь исключительно на воздушные массы, потому наш полёт был не быстрым. Но меня это не беспокоило, так как торопиться было некуда, лишь бы высший разум, о котором говорил Квит, оказался Творцом.

Упыри общались мысленно. Эвор внимательно, не перебивая, слушал брата о причине возвращения на родину. Ему понравилось предложение об использовании опустевшего города. Ферма по разведению людей воодушевила ненасытного упыря, и, предавшись мечтаниям о ближайшем беззаботном будущем, он был готов лететь хоть на край Света.

К брату Квита я испытывал чувство неприязни, и чем больше наблюдал за ним, тем сильнее меня одолевало желание свернуть ему голову. Не из-за того, что он убил мать Ломиры, это удел хищника, а скорее по причине безудержной ненасытности. Эвор совершенно не стремился, в отличие от Квита, контролировать свою жажду, и был тем, кем должен быть с рождения, повинуясь пороку. Но Квит однозначно был недоволен выпавшей участью упыря и пытался подчинить жажду своей воле. В связи с этим братья настолько сильно отличались друг от друга, что создавали впечатление принадлежности к разным столпам Сущего. Обладая одинаковыми ипостасями, они были совершенно разными по духу. Словно плоть упыря была для них не сутью, а клеткой, наказанием. Только один смирился с участью, став кровожадным убийцей, а другой противился и убивал из-за необходимости остаться в живых. И единственное, что их делало братьями, так это предпочтение в пище. Оба охотились исключительно на более слабых прародителей, и ирония заключалась в том, что привычку поедать себе подобных они унаследовали у жертв, которые подарили им жизнь и продолжали её поддерживать ценой своей крови.

Лилит, породив упырей, оригинально пошутила, то ли над людьми, то ли над самой жизнью. И я склонялся больше к первой версии, вспоминая, с каким наслаждением сестра пила кровь и с каким равнодушием относилась к человеческой смерти. Но, по сути, она посмеялась над Творцом и его замыслом, за что и поплатилась бессмертием. Дый оказался прав, назвав порождений погибшей сестры ошибкой. Но ошибкой весьма забавной и поучительной для тех, кто осмеливается презреть жизнь. И причиной неосторожной и глупой насмешки над жизнью опять-таки был порок.

Не страсть, а похоть поглотила Лилит и заставила предаться безумному, извращённому соитию, следствием которого стали летящие впереди упыри. Страсть должна всего-навсего заставлять существа размножаться, и не более того. Но, поглощая душу существа, заставляя его забыть о роде и законах продолжения жизни, страсть превращается в похоть, разрушающую разум, впрочем, как и другие пороки. Последствия печальны. Дети, рождённые уродами, становятся ущербными, вынужденными не жить, а влачить жалкое существование. Как Эвор, неспособный усмирить ненасытность, или как Квит, постоянно борющийся с недугом, но вынужденный повиноваться жажде. Они ошибка. И, вспоминая слова таинственного голоса из Пустоты во время казни освобождённых мучеников ада, я чувствовал в душе, что обязан исправлять ошибки, причём не свои, а чужие. Это удручало. Я хотел жить, а не исправлять последствия чужих жизней. Я хочу жить. От этой мысли стало тепло. Я впервые осознал это желание. Возможно, благодаря миру, который стал моим домом. И в этот момент понял, как устранить чужие ошибки, не прибегая к способам, присущим палачу, которым противился.

Причина проступков разума кроется в его воле. Словно чья-то еле ощутимая сущность подсказала мне, что каждое разумное существо само выбирает путь, и, соответственно, сбиваясь с него, само же и судит себя, решая жить или сгинуть. Быть может, Творец и воплощает свой замысел через души существ, но не посягает на волю разумов, позволяя им самим сделать выбор. Это право, наверное, вкладывается в разум всякой твари, рождающейся в Сущем. Только, чтобы жить, а не влачить жалкое существование, эту тайну необходимо отыскать в дебрях своего разума или раскрыть душу и внимать еле уловимому голосу мира, который, скорее всего, и подсказал мне эту истину.

Я взглянул на Ломиру. Она мирно спала, витая в снах. Глядя в её сущность, я никак не мог понять, что заставляет обладателей столь чистых и непорочных душ, вырастая, отказаться от Света и предаться порокам. Ведь желание пожирать подобного себе упыри унаследовали явно от людей. Они, конечно, не трапезничали друг другом, но охотились на прямых родственников. Эту мерзкую особенность породила именно человеческая сущность, отчего люди нетерпимы и богами Света, и демонами Тьмы. Наверное, столпы Сущего могут порождать не только жизнь, но и то, что способно её уничтожить. Возможно, верховные правители именно по этой причине запрещали связи между представителями Тьмы и Света. Но запретный плод сладок, и устоять перед ним невозможно, особенно под влиянием похоти. Подтверждением тому была спящая у меня на руках пока непорочная сущность человеческого отпрыска, способная стать отвергающим жизнь монстром. В это верилось с трудом, но увиденное жертвоприношение в каменном городе не оставляло сомнений.

Скорее всего, именно Мир Богов подсказал мне спасти девочку, чтобы я мог воочию увидеть превращение совершенного творения жизни в отвратительное чудовище смерти. Как она, делая добровольно неверный выбор, сбивается с предначертанного пути и отвергает жизнь. И замысел об устранении ошибок прочно утвердился в моём сознании, давая чётко понять, что создавать никаких законов не надо. Он уже есть и всего один. Его надо осознать. И возродить ад в соответствии с этим законом.

От размышлений меня отвлекли резко спикировавшие упыри. Мы пролетели достаточно большое расстояние, но моим проводникам усталость была неведома, и я продолжил полёт на той же высоте, предполагая, что они вернутся. Только братья возвращаться не торопились. Они внимательно осматривали твердь мира и вскоре скрылись под кронами деревьев.

– Скоро восход Ра, – услышал я мысленное объяснение Квита неожиданному маневру. – Нам надо найти укрытие, чтобы переждать день.

– Хорошо, – ответил я. – Встретимся следующей ночью.

Мы летели на восход, чем сокращали продолжительность ночи, и от того путь требовал больше времени, чтобы достигнуть намеченной цели.

«Что ж, лететь к землям Ра будем ночами, а дни можно посвятить более тесному знакомству с этим удивительным миром, – сказал я себе. – Всё, что ни происходит и как ни складывается, только к лучшему».

На руках проурчала Ломира, давая понять, что скоро проснётся. «Однозначно прожорливое существо захочет есть!» – пробежала мысль. Надо было найти для ребёнка еды, и я стал снижаться, но постепенно, чтобы не причинить вреда хрупкой спутнице.

Начав плавное снижение, я сразу обнаружил раскинувшийся на тверди огромный живой организм. Подо мной текла извивающаяся река с множеством притоков. Я окинул её взором и был шокирован. То, что предстало предо мной, являлось настоящим вместилищем жизни. С высоты оно походило на ветвистое дерево, растущее в плоти мира, неся по жилам воду, дающую возможность жить многочисленным тварям, чьё многообразие обескураживало.

Птицы, звери, насекомые, рыбы сбивали с толку неповторимостью и способностью уживаться друг с другом, находясь в гармоничном сосуществовании. Немыслимое разнообразие существ лишало возможности охватить за короткий миг всех до единого, чтобы понять отдельные, и, скорее всего, огромные роли, благодаря которым этот единый организм имел место быть. Насколько же скудны миры Тьмы и Света по сравнению с кишащим жизнью клочком Сущего! Его размеры ничтожно малы, но он успешно вмещал в себя огромное количество форм жизни. Поглощённый любопытством, я нырнул в неиссякающий источник жизненной энергии.

Достигнув речной глади, я продолжил полёт над ней в поисках удобного места для ребёнка, чтобы оставить его, и окунуться в мир вечно кипящей жизни. Берега и часть водной кромки были заняты плотно растущими разнообразными кустарниками и деревьями, не дающими возможности остановиться, заставляя лететь дальше. Словно они безмолвно предлагали удалиться, чтобы я не беспокоил своим присутствием. Теряя терпение, я ускорился, и, покинув основную реку, полетел над первым попавшимся притоком. Здесь свободных от деревьев мест было также немного, но одно подходящее обнаружить удалось. Опустившись на твердь, я положил ребёнка, освободив от своих духовных нитей, и сразу ощутил на себе множество настороженных взглядов. Попав в утробу проглотившей меня жизни, я стал объектом её внимательного изучения. Она делала это мириадами глаз своих разумов. Чувствуя во мне чуждое существо, основная часть тварей поторопилась спрятаться, но некоторые проявили недюжинное любопытство и продолжали пристально меня рассматривать. Причём во многих животных я почувствовал угрозу. Не к себе, а к ребёнку, который был беззащитен, являясь лёгкой добычей для хищников. Поэтому оставлять его наедине с затаившимися любителями плоти было нельзя, и, оставшись со спящей Ломирой, я окинул взором всю реку, несущую в водах огромную жизненную силу.

Пробравшись в её сущность, я распространился по всей водной плоти. Река, подобно порождению Тьмы с множеством щупалец, расползлась по тверди мира, пополняя себя из всевозможных источников. Как ненасытный упырь, она впитывала каждую каплю воды, стекающую с заснеженных гор, выбивающуюся из чрева мира, падающую с небес. Но, в отличие от тёмных тварей, она вмещала живительную влагу, чтобы жизнь не забирать, а напротив, отдавать. И делала это безудержно, с размахом, не жалея заключённой в ней животворящей силы. Оттого и была полна благодарными тварями, живущими по тому же принципу, что и порождения Тьмы – «выживает сильнейший». И твари старались быть сильными, хитрыми, изворотливыми, лишь бы доказать право существовать в этом вместилище жизни.

Закрадываясь в каждое живущее рекой существо, став неощутимой для него частью, я посмотрел на мир другими глазами. Превратившись в обладателя мириад взглядов, мой разум вспыхнул от втекающей визуальной информации. Поначалу я ослеп, но затем привык к многогранности видения и был поражён, насколько непохожими могут быть взгляды на мир. Мир предстал совершенно в незнакомом обличии и под другими ракурсами. Моя демоническая способность видеть включала возможность полностью оценивать Сущее, а сейчас она была разделена на бесконечное множество картин, давая возможность увидеть какую-нибудь исключительную черту окружающего мира, доступную одному существу, но невозможную к восприятию другому. Цвета, их оттенки, пестрели и сводили с ума, пожирая разум немыслимыми переливами и смешиваниями. Индивидуальное строение органов зрения каждого организма позволяло воспринимать мир в определённом формате, весьма изысканном и чаще всего необычном, к которому приходилось некоторое время привыкать. Многие существа видели окружающую среду не одной картиной, а несколькими, благодаря чему могли контролировать большую часть пространства. Если я таким же образом контролировал Сущее посредством постоянного восприятия тёмной души, то они это делали, пользуясь зрением. И это поражало! Насколько щедро мир одаривал своих жителей, чтобы они могли существовать в нём. В каждом организме чувствовалась заботливая рука Мира Богов, который холил и лелеял подопечных, постоянно их совершенствуя.