Текст книги "Путь. Книга 2"

– Я понимаю, – согласился Дый. – Но другой возможности остановить Демона, если он выступит против нас, не вижу.

– Поэтому вы со Световидом решили нанести упреждающий удар!?

– Да.

– Ты не думал, что, бросив вызов Демону, полагаясь лишь на предположения, своими руками сделаешь из него разрушителя. Он же ясно дал понять, что ему, кроме миров среза Сущего, ничего не надо. Так с чего вы взяли, что он нападёт на миры Тьмы или Света? Или вы просто не хотите отдавать власть?

– Кто владеет Миром Богов, тот владеет Сущим, – произнёс Дый.

– Так пусть владеет, причём его выбрало само Сущее, вручив клинки Тьмы и Света. На его сторону в случае конфликта встанут даже драконы Хаоса. Они это однозначно дали понять, когда я их освобождал.

– А зачем ты их выпустил? – упрекнул старый демон. – Мало мы сил и жизней потратили, чтобы остановить их?!

– Я был уверен, что они помогут остановить Князя, – оправдался Вельзевул.

– Что-то я их на срезе Сущего во время битвы не заметил. Где они были? Появился один неизвестный дракон, да, забрав помощника Князя, Гайдера, исчез, и ничем нам не помог.

– Не знаю, где они были, – отмахнулся хозяин ада, сделав вид, что не знал забравшего Гайдера дракона Хаоса.

– То-то и оно. Это не знаешь, то не думаешь, а разрушителя остановить надо!

– Никакой он не разрушитель!

– Когда станет – поздно будет! Отдашь врата?! – прорычал Дый.

– Нет!

– Ну и чёрт с тобой! – рыкнул старый демон.

– Да я бы рад и чёрту! Да только кто ж ко мне в ад гостем по своей воле придёт? – улыбнулся Вельзевул.

Дый ничего не ответил, а, махнув рукой, замерцал и исчез.

– Я правильно понял, что мы врата не забираем? – спросил Гаар.

– Правильно! – ответил Вельзевул.

– И то хорошо! Тащить ничего не надо, – обрадовался Каер. – А почему нельзя было их на ком-нибудь другом переместить? У нас что, тварей гужевых мало?

– Они какие-то очень важные! Дый никому их не доверит! – пояснил Индра.

– Нет больше врат! Я их упаковал так, что больше никто никуда не переместит и не воспользуется, – заявил огненный демон.

– Нам забот меньше, – заключил Гаар, и братья покинули владения Вельзевула с пустыми руками.

Вельзевул облегчённо выдохнул. Он не скрывал радости, что не пришлось конфликтовать с братьями, и, разряжая эмоциональное напряжение, прорычал в пропасть, где эхо, быстро удаляясь вглубь, бесследно утонуло.

– Всё хорошо? – спросил Серафим, вынырнув из лавы.

– И не говори, пернатый! – радостно воскликнул Вельзевул.

– Где ты увидел у меня перья? – с обидой спросил огненный ангел.

– Извини! Привычка. Ты же ангелом был, им и остался. Только теперь без перьев, – улыбаясь, подтрунил над ангелом хозяин ада.

– Очень смешно, – с серьёзным выражением лица ангел скрылся в огненной бездне.

– Я же пошутил! Не обижайся! – крикнул демон.

– Я понял! Надсмотрщик без заключённых, – ответил ангел.

– Это обидно, – еле слышно произнёс Вельзевул. – Я, как понял, ты у драконов Хаоса нахватался, во время заключения.

– Отчасти, благодаря общению с ними я не сошёл с ума, пребывая каменным изваянием у тебя в гостях.

– Ну, что ж! Шутка за шутку! – смирился демон. – Вылезай! Поговорим.

Серафим с довольной улыбкой вынырнул из лавы и уселся напротив демона. Поток лавы продолжал размеренно стекать в бездну кругов ада, поднимаясь обратно на другом конце пропасти. Вельзевул решил так и оставить созданный на скорую руку поток лавы, удачно дополняющий пейзаж пропасти мук и страданий. Иногда налетал обжигающий ветер, вырывающийся из сердца огненного мира вместе с фонтанами рождённой крови Сущего, заставляя тела демона и ангела, которые стали напарниками, вспыхивать ярче обычного. А они, не замечая игры ветра, предались беззаботному общению, по которому огненный ангел успел соскучиться за проведённую в аду вечность.

* * *

Жреца переполнял страх, но им двигала жажда наживы, и он небрежно бросил к ногам голодных крылатых существ бесчувственных пленниц.

– Как договаривались – два человека, – дрожащим голосом произнёс служитель тёмного бога. – Где моё золото?

Сын Лилит, что был повыше, медленно осмотрел товар, и, сузив глаза, прошипел:

– Ты кого приволок? Зачем нам ребёнок? В нём крови на один глоток!

– Квит, он издевается! – произнесла вторая тварь.

– Вам, упыри, не угодишь! – поборов страх, возмутился неожиданно жрец. Видимо, алчность притупила даже инстинкт самосохранения, и человек позабыл, что перед ним стоят голодные убийцы, способные, не задумываясь, лишить жизни не только связанных жертв, но и его самого. – Договаривались о двух жертвах. Про размеры вы ничего не упоминали. Так что берите этих и отдайте золото.

Над поляной повисла тишина. Упырей переполнял гнев, но оба довольно легко справлялись с ним и не предпринимали никаких действий. Видимо, главным у них был Квит, который размышлял, как поступить, а второй сын погибшей Лилит молча ждал решения.

– Хорошо, жрец. Бери, – спокойно произнёс Квит и бросил к ногам человека несколько золотых монет.

– Ты чего делаешь?! – возмутился другой упырь.

– Помолчи, Эвор! Пусть забирает.

Человек поднял монеты, и, спрятав в одежде, довольный сделкой, произнёс:

– Так бы сразу! А то на один глоток, – повторил он за Квитом. – Зато какой глоток! Кровь свежая, молодая! – продолжал хвалить он товар, радуясь вожделенной награде.

– Ты меня не понял, – обнажил клыки Квит. – Я заплатил за двоих? – задал он шёпотом вопрос.

– Да, – снова дрожащим голосом ответил жрец, почувствовав опасность.

– Второй ты! – прошипел упырь и резким движением руки распорол человеку шею.

Жрец не успел понять, что произошло, а упырь уже вонзился в разорванную глотку и начал жадно высасывать тёплую багровую жидкость. Его тело стало менять окраску, темнея и наполняясь живительной влагой, дарующей отсрочку смерти. Тёмные жилы уменьшились и скрылись в коже. Упыря охватило невероятное наслаждение. Он поднял жертву и от удовольствия стал откусывать от человеческой шеи куски плоти, медленно пережевывая, а, осушив, выплевывал.

Добравшись до позвоночника, Квит перекусил его, нарушив тишину глухим хрустом разламывающихся костей. Держа в одной руке не полностью выпитое тело, он принялся высасывать кровь из головы. Побледневшая физиономия жреца, как мне показалось, выражала недоумение и некое несогласие с тем, что этой ночью он превратился в жертву. Его отвратительная духовная сущность парила над упивающимся кровью Квитом и удручённо взирала, как осушают некогда полную сил плоть.

Второй упырь, почувствовав запах крови, набросился на бесчувственную женщину, которой повезло оказаться в этот момент без сознания. Она умерла, так и не успев понять при жизни, куда и зачем её тащили. Вырвавшаяся из вспоротого тела душа пленницы была переполнена страхом, но не от увиденной картины трапезы упырей, а за жизнь ребёнка, который продолжал лежать в стороне без сознания.

Бестелесный дух метался, не зная, как защитить дитя, жизнь которого находилась теперь в руках голодных тварей. Но упыри, поглощённые телами взрослых людей, не обращали внимания на небольшой, но полный жизни глоток крови, которым обладал ребёнок.

Выпив жизненную силу жреца, Квит отбросил пустое тело, и, закрыв глаза, принялся медленно усваивать поглощённую пищу. Смерть ослабила хватку на горле сына Лилит, давая возможность прожить ещё некоторое время. Удовлетворив голод, упырь сел, наслаждаясь мгновением покоя, пусть недолгим, но дающим возможность побыть хозяином своей сущности, а не голодным рабом терзающей ненасытности. Эвор, напротив, иссушив женщину, вошёл во вкус, и, не в силах сопротивляться потребности паразита, посмотрев на бесчувственного ребёнка, решил полакомиться и им. Он отбросил связанное, побледневшее тело женщины и в один прыжок преодолел расстояние до сладкой закуски.

В этот момент в моей душе что-то ёкнуло. Появилась уверенность, что я не должен допустить убийства ребёнка, и, взлетев с каменного строения, мгновенно переместился к упырю, уже открывшему окровавленную пасть, чтобы впиться в пульсирующую жилу.

– Оставь ребёнка! – тихим голосом произнёс я. – Договор был о двух жертвах.

Эвор от неожиданности отбросил тело ребёнка, но я его поймал и положил перед собой. Оба упыря меня не видели, и инстинктивно, в целях безопасности отпрыгнули назад.

– Кто здесь? – спросил Квит, пытаясь разглядеть обладателя голоса.

За его спиной робко прятался Эвор. Он был труслив и слабее брата. Поглощённый страхом, он трепетал и был не в состоянии справиться с паникой, полагаясь исключительно на защиту Квита, который, напротив, был спокоен и пытался прислушаться к ночной тишине, чтобы определить моё местонахождение. Проникнув в сущность упырей, я обнаружил, что они обладают более совершенными органами чувств, чем их родственники люди, и практически не уступающими моим, демоническим. Слух у них был превосходным, позволяющим услышать даже шелест травы на довольно большом расстоянии. Зрение и обоняние также были на высоте, но сейчас они никак не могли помочь Квиту. Потому он положился исключительно на слух. И не зря. Услышав моё сердцебиение, он мгновенно определил, где я нахожусь. И теперь аккуратно пытался почувствовать своей тёмной сущностью, кто посмел заступиться за ребёнка. Упырь медленно протянул тёмные нити и словно невидимой дланью коснулся моей души. Противиться я не стал, позволив ему попытаться самому распознать во мне родственника.

– Ты демон?! – произнёс Квит, ощутив мою тёмную сущность.

– Да, – ответил я, дожидаясь, когда упырь обожжётся об искру Света, скрытую в глубинах моей души.

– Наверное, тот демон, что убил дракона, – прошептал из-за спины брата Эвор.

– Это ты убил тёмного бога? – спросил Квит.

– Да.

– Но зачем?! – не скрывая недоумения, воскликнул он, и в следующий миг вскрикнул от пронзившей его сущность боли, дотронувшись до искры.

Упырь упал на твердь и скорчился. Его тело напряглось, сотрясаясь от серьёзного ожога. Часть тёмных нитей мгновенно исчезла, и если бы Квит не отпрянул от меня, то, скорее всего, превратился в прах.

Эвор попятился назад, глядя, как брат извивается. Уткнувшись спиной в дерево, он замер, видимо, ожидая такой же участи. Но я не желал расправы над созданиями, а лишь не хотел отдавать им ребёнка. Потому просто стоял и наблюдал за их поведением. К моему удивлению, благодаря только что выпитой крови жреца, утраченные нити души Квита быстро восстановились, и боль отступила. Он поднялся, и, глядя на меня, словно я был видимым, произнёс:

– Покажись, а то я сомневаюсь, что ты демон!

Я медленно явил сущность. Эвор, увидев во мне демона, осмелел и подошёл ближе. Страха в нём больше не было. Его место заняло любопытство, с которым он принялся меня разглядывать.

– Отойди от него! – приказал любопытному брату Квит.

– Почему? Он такой же, как мы, сын Тьмы!

– Он не демон. В нём Свет, который может нас уничтожить.

Эвор снова попятился назад, но не от страха, а исключительно поддаваясь инстинкту самосохранения и прислушиваясь к совету Квита. Встав снова за спиной брата, он шёпотом спросил:

– Как в нём может быть Свет, если он демон?

– Не знаю, но я обжёгся, дотронувшись до его души.

– Чудеса! – изумлённо произнёс Эвор.

У меня вопросов к детям Лилит не было. Я ждал от упырей, что они добровольно отступят и оставят ребёнка в живых. Квит, по-видимому, не знал, как поступить, а его брат и подавно. Оттого между нами повисло молчание.

Ребёнок, приходя в сознание, издал тихий стон.

– Усыпи её, – произнёс Квит. – Ей не надо нас видеть.

Не зная, как это сделать, я отошёл назад, предоставляя возможность усыпить дитя Квиту. Он быстро подошёл к человеческому отпрыску и положил руку ему на лоб. Тёмные нити души упыря коснулись пробуждающегося сознания и лёгким движением частично отсоединили от тела, моментально погружая в сон. Ребёнок заурчал, и, повернувшись на бок, тихо засопел.

– Чего тебе надо? – поднимаясь, спросил Квит и посмотрел мне в глаза.

– Сохранить жизнь ребёнку.

– Забирай! – спокойно ответил упырь.

Он повернулся и хотел уйти, но остановился, и, повернувшись, спросил:

– Зачем тебе девчонка? Вырастишь её, а потом съешь?

– Верну обратно людям.

– Её мать мертва. Вон она лежит, – Квит указал на обескровленное тело женщины. – Кормить, кроме матери, никто её не будет, и она умрёт от голода. Хочешь ей помочь – убей, пока спит.

– Люди настолько жестоки? – спросил я, вспомнив недавнее жертвоприношение.

– Да, демон, – уверенно ответил упырь. – Если, конечно, ты им являешься, – усмехнулся он. – Но они не жестоки, а равнодушны. Любое порождение Тьмы просто убило бы ребёнка, у которого нет защиты. А люди не убьют. Они предоставят возможность медленно и мучительно умирать в одиночестве. Хотя нет! Убьют, если будут голодны.

– Они поедают себе подобных?! – удивился я.

– О, да! – воскликнул Эвор. – И с огромным удовольствием. Но большее наслаждение они получают от вида страданий ближнего, когда его убивают.

– Не верю, – полный сомнений тихо произнёс я.

– Недавно в этом мире? – с язвительной улыбкой задал вопрос Квит, и, покачав головой, дал понять, что ответ уже знает. – Верни ребёнка и проследи за ним. Люди лучше меня поведают о себе своими поступками. И ты поймёшь, что трёхголового тёмного бога не надо было убивать. Он всего лишь питался силой крови, которую люди проливали сами.

– Он был злом! – уверенно произнёс я.

– Нет! – возразил Квит. – Зло – люди. Ты убедишься в этом, когда познакомишься с ними поближе. Из ребёнка, которого ты защищаешь, вырастет монстр, и по сравнению с ним убитый тобой Князь будет выглядеть невинным созданием.

Упырь был прекрасно осведомлён о последних событиях в Сущем и говорил искренне. Я видел это в его душе. Потому возражать не стал, да и не имел права. Упыри живут рядом с людьми давно, и, скорее всего, прекрасно их знают. А мне только предстояло познакомиться с народом, чьи души загадочным и невероятным образом сплетены из нитей Тьмы и Света. Это я заметил ещё в пророке, но он настолько отличался от людей из каменного города, что напрашивался вывод: либо пророк – не человек, либо люди далеко неодинаковы и являются представителями разных народов.

– Убедил. Я верну ребёнка и посмотрю, что с ним будет, – произнёс я, взяв человеческого отпрыска на руки. – Не прощаюсь.

– Мы будем неподалёку ждать, когда ты примешься уничтожать людей, – уверенно произнёс Квит. – Глядишь, и нам перепадёт бесплатной крови, – улыбнулся он.

Став невидимым, я взлетел и мгновенно переместился в город. Ночь поглотила каменные постройки людей, погрузив во тьму. Умиротворяющие звуки ночного леса наполнили улицы города. Люди спали, беззаботно витая во снах, словно не было жертвоприношения, не лилась кровь собратьев, и они не сходили с ума от запаха и вкуса смерти, заключающей невинных жертв в вечные объятия.

Я опустился около обильно политого багровой жидкостью камня, и, положив на тёплую поверхность руку, ощутил огромную мощь, скрытую в его чреве. Мгновенно предо мной пронеслись картины прошлого, ярко отображающие жестокие казни людей. Всего за миг я успел почувствовать страх и боль тысяч хладнокровно разрубленных жертв, услышать крики отчаяния и восторженные вопли безумной толпы. Отпрянув от камня, я положил ребёнка на площади, а сам взгромоздился на вершину храма около каменного изваяния дракона, заняв удобную позицию для наблюдения.

Ночь не торопилась отступать. Тишина иногда нарушалась от редких звуков, издаваемых лесными тварями. Я поднял взор вверх и вновь предался наслаждению звёздным небом, ожидая, когда люди обнаружат спящего ребёнка.

Ждать пришлось недолго, или мне показалось, что время пролетело незаметно, пока я всматривался в бесконечность среза Сущего. Человеческий отпрыск проснулся и заплакал, видимо, не найдя рядом мать. Его переполнял страх и отчаяние. Сквозь плач ребёнок звал мать, но вместо неё из храма вышел человек в одеждах жреца. В руках у него горел факел. Он медленно подошёл к ребёнку, затем стал освещать площадь в надежде увидеть родителей. Обнаружив, что площадь пуста, и виновник нарушения тишины подброшен, жрец поднял плачущую находку и скрылся в храме.

Я продолжал взором следить за ребёнком. Служитель погибшего бога прошёл длинным, освещённым факелами коридором, и, войдя в просторное помещение, оставил ребёнка возле пустующего трона; сам, пройдя между колонн, покинул зал через узкий проход другого коридора. Ребёнок перестал плакать то ли от усталости, то ли от впечатлений, которые вызывал сверкающий роскошью интерьер храма. В центре зала располагалась каменная чаша. В ней горел огонь, свечение которого отражалось от стен, колонн и всего начищенного до блеска убранства. Человеческий отпрыск, раскрыв рот, с любопытством рассматривал необычное жилище, в котором ему бывать не приходилось. Но в одиночестве он пробыл недолго. В зал неспешно вошёл правитель народа, которого я видел во время жертвоприношения. Одетый на этот раз в алые одежды он прошёл к трону в окружении нескольких жрецов, среди которых был и нашедший ребёнка служитель погибшего бога. Усевшись на трон, правитель жестом подал команду, чтобы к нему подвели находку. Один из жрецов расторопно подбежал к ребёнку и, взяв за руку, подвёл к господину.

– Где родители девочки? – спросил правитель.

– Неизвестно, – ответил нашедший ребёнка жрец. – Я нашёл её на площади. Она плакала, звала мать, но никого рядом не было.

– Подготовьте её, и можете быть свободны, – приказал правитель.

Один из жрецов подошёл к девочке и лёгким движением кисти бросил ей в лицо какой-то порошок. Ребёнок, мгновенно потеряв сознание, обессилел и плавно упал на пол. Остальные храмовники засуетились и по очереди покинули зал. Спустя некоторое время они принесли ванну с водой, в которую положили уснувшего ребёнка и, раздев, тщательно вымыли. Затем жрецы отнесли человеческого отпрыска на постамент около трона и крепко привязали за руки. Затем, забрав ванну, покинули зал.

Правитель неспешно подошёл к бесчувственному ребёнку и достал нож. Я устремил взор в душу этого человека и увидел нечто уродливое, вызывающее отвращение. Душой эту сущность назвать было трудно, так как нитей, на которых зиждется любая жизнь, имея начало Тьмы или Света, практически не осталось. Вместо них находилась серая перетекающая из самой в себя сущность, полностью охватившая разум и подчинившая волю человека. Пороки переплелись в ней, пытаясь поглотить друг друга, заняв собой всё вместилище, но вместо этого образовывали нечто омерзительное, противоречащее жизни. В человеке не было ни Тьмы, ни Света, лишь ненасытная хмарь, заменившая душу, желающая одного – убить. Правитель занёс нож над ребёнком и собирался нанести смертельный удар. Выяснять, что он собирался делать дальше, съесть умерщвлённую плоть, как говорили упыри, или только выпить кровь, я не стал. Расправив крылья, я влетел в храм, и, опустившись за спиной жаждущего чужой смерти человека, произнёс шёпотом:

– Приятного аппетита, если, конечно, он приятный.

От неожиданности правитель выронил нож и обернулся. Его взгляд метался из стороны в сторону по всему залу, пытаясь определить, кто пожелал ему приятного аппетита. Я стоял прямо перед человеком, но он не видел меня и медленно попятился к трону; запнулся о свою же ногу, упал и продолжил суетливое отступление ползком.

– Кто здесь? – дрожащим голосом произнёс он.

Его отвратительное подобие души захлестнул ужас. Всё-таки что-то от прежней сущности в правителе осталось, если страх имел место быть.

– Ты собирался её съесть? – также шёпотом поинтересовался я. Меня продолжало интересовать – едят ли люди себе подобных?

– Нет, – замотал головой человек.

– Что тогда ты собирался сделать? – спросил я, почувствовав ложь.

– Ничего, – заявил он. – Кто ты?

Постепенно став видимым, я показал правителю сущность. Человек узнал во мне того, кто убил тёмного бога и дрожащим голосом воскликнул:

– Я приготовил девчонку тебе! Выпей её жизненную силу и стань нашим новым богом!

– Я не бог, а демон. Мне не нужна её сила, – ответил я, усмехнувшись. – Если ты хотел её съесть, то продолжай. Извини, что я тебя прервал, – решил я убедиться в намерении человека и в утверждении упырей.

Судя по выражению лица, правитель не ожидал такого поворота событий. Он был в нерешительности, и не знал, как поступить. Я мысленно дотронулся до лежавшего рядом с постаментом ножа и резко переместил его к ногам человека.

– Возьми нож, – спокойно предложил я. – Закончи начатое.

Человек поднял нож и встал на ноги. Страх не отпускал пленника, отчего ноги правителя слегка подкашивались. Но желание убить ребёнка было явным, и он не мог себе отказать в удовольствии. Правитель подошёл ко мне и повернулся к постаменту, на котором лежал ребёнок. Я сделал пару шагов назад, чтобы удобней убить человека, когда он будет наносить смертельный удар.

Повисла тишина, шло время. Правитель успокаивался, пытаясь побороть страх. Затем резко замахнулся и массой всего тела устремил нож к жертве. Но неожиданно для себя оторвался от пола, и удар пришёлся в пустоту. Он удивлённо смотрел на свою грудь, из которой торчал шип моего крыла. Я повернул правителя лицом к себе и разочарованно констатировал:

– Упыри были правы.

– За что? – сипло выдавил правитель, и из его рта струйкой потекла кровь.

– За то, что ты есть, – ответил я, и, породив огонь из лавы, текущей в моих жилах, испепелил тело человека так быстро, что он не успел издать и звука, но всё же доставив ему кратковременную неимоверную боль, которую способно подарить только пламя.

Прах осыпался на пол. Отвратительная сущность человека парила предо мной и пыталась кричать от охватившей её мгновенной боли, которая не желала отпускать разум и останки души правителя. Когда он всё-таки успокоился, освободившись от мук пламени, я тихо произнёс:

– Ты будешь первым, кого я отправлю в ад навечно.

Прибегнув к состоянию, позволяющему быть невидимым, я схватил парившее подобие души и вылетел из храма. Бестелесный дух пытался вырваться, но я крепко его держал, желая лично доставить в мир Вельзевула, но не мог этого сделать сейчас, так как ребёнок был ещё в опасности. Жрецы в любой момент могли войти в главный зал храма и, не обнаружив повелителя, расправиться с беззащитным отпрыском. Пришлось вернуться. И вовремя. Храмовники находились рядом с постаментом и молча рассматривали груду пепла.

– Наверное, тот демон, что убил нашего бога, испепелил и правителя, – произнёс один из жрецов.

– Бога нельзя убить! – возразил служитель храма, обнаруживший ребёнка на площади. – Он бессмертен, и покарал повелителя за то, что мы прервали жертвоприношение. Мы должны убить девчонку и вместе с ней всех жертв!

– А если ты не прав? – предположил другой жрец. – Правитель хотел съесть ребёнка! Это противоестественно! За это он и был сожжён демоном! – пытался убедить он.

– Демоны сами не прочь полакомиться плотью. Отдадим пролитую кровь демону, и он пощадит нас, – предложил третий, самый старый из храмовников.

Служители мёртвого бога разделились на два лагеря и принялись отчаянно спорить друг с другом, даже не подозревая, что решают судьбу не только свою, а, возможно, и всего города. Победил жрец, видимо, имеющий самый высокий ранг, предложивший принести ребёнка в жертву. Он громко крикнул:

– Всё! Решено! На рассвете убьём девчонку и всех остальных жертв, избранных повелителем для услаждения нашего бога!

Он отвязал ребёнка и унёс в другое помещение.

– Мне всё равно, – махнул рукой жрец, предлагавший сохранить ребёнку жизнь, и скрылся в узком коридоре.

О себе напомнил дух повелителя, продолжающий трепыхаться в руке, чувствуя мою неприязнь к нему и желание жестоко наказать. И план расправы над кровожадными служителями мёртвого бога родился сам собой. Я покинул храм и подошёл к жертвенному камню. От лёгкого прикосновения к окровавленной поверхности заключённая в чреве камня сила пробудилась и пришла в движение. Я направил её в стороны, а затем соединил вырвавшиеся потоки преобразованной силы алого цвета друг в друга, создав замкнутое пространство в виде купола.

– Это твоя клетка, из которой, надеюсь, ты отправишься в Пустоту, – мысленно произнёс я и бросил внутрь созданного купола дух повелителя.

Отправлять в огненный мир эту тварь уже не хотелось, дабы не омрачать столь прекрасный мир её присутствием. Пустота была для бывшего правителя лучшим пристанищем из всех возможных, о которых я знал. Потому решил уничтожить его отвратительную сущность навсегда. Подобие души человека металось из стороны в сторону, пытаясь вырваться из ловушки, но лишь бессмысленно билось о стены бушующих замкнутых потоков силы. Правитель пытался кричать, но не мог из-за отсутствия плоти, а его мысли никто, кроме меня не слышал. Да и мыслями их назвать было трудно. Поглощённый отвратительной серой хмарью, источенный пороками разум практически распался и желал лишь сохранить останки первозданной сущности. Наверное, равнодушно отправляя жертв умирать над камнем, правитель и не предполагал, что его постигнет такая же участь, и даже страшней той, что досталась несчастным подданным. Я бросил последний взгляд на бьющийся об алые стены купола дух, и, оставив наедине с самим собой, взлетел встретить восход.

Светало медленно. Свет настойчиво вытеснял Тьму, занимая место над этой частью мира. Ночь отступала, покидая лес и каменный город. Звёзды на небосклоне неумолимо гасли, пропадая в лучах восходящего светила. Яркий оранжевый диск словно заново рождался, являя неповторимый лик просыпающемуся миру, заставляя жить его каждую частицу. Поток невероятной силы, схожий с порывом ветра, стремительно и неудержимо покатился по тверди, будто звезда заключала мир в невидимые согревающие объятия. Он стремительно долетел до меня и чуть заметно ударил, наполняя тело энергией, заставляющей кровь веселее течь по жилам. Вдохнув полной грудью щедрый подарок жёлтой звезды, я ощутил в себе радость жизни, но, вспомнив о предстоящем жертвоприношении, омрачился, и, взмахнув крыльями, направился к храму.

Я вновь занял место на вершине самой высокой пирамиды города в ожидании жертвоприношения. Ребёнок был жив. Он так же оставался без сознания, и я был рад этому, так как был уверен, что ему не стоит видеть то, что ожидало жрецов, и, возможно, всех жителей города. Какая-то сила внутри меня заставляла защитить человеческого отпрыска, и она же настойчиво предлагала уничтожить причину порождаемого зла в мире. Видимо, не случайно судьба свела меня с этим ребёнком. Да и вообще случайностей не бывает. Всё закономерно и имеет смысл, надо его только найти. Но чаще всего поиски тщетны, и не стоят того, чтобы осознавать совершаемые поступки. Надо лишь быть самим собой и довериться душе, где уже заложен замысел Творца, который надо непременно исполнить.

Когда звезда полностью взошла над горизонтом, на площадь ровным строем вышли стражники. Они организованно оцепили жертвенный камень, над которым метался заключённый под куполом дух повелителя. Из храма вышел жрец, и изо всей мочи стал дуть в длинную трубу, звуки которой разбили утреннюю тишину и наполнили город. Люди уже не спали, занимаясь своими делами, но сигнал храмовника заставил их следовать к площади. Многие из них воодушевились, так как звук предвещал о предстоящем жертвоприношении, и перешли на бег, чтобы занять места в первых рядах перед каменным постаментом.

Жрецы, облачённые в жёлтые одежды, стояли перед храмом, ожидая, когда соберется толпа. Из глубины города стражники вели связанных жертв. Те молча и покорно шли к месту смерти. Обречённый вид и безысходная тоска, поглотившая души связанных людей, давали понять, что они смирились с участью и превратились в живых мертвецов. Оставалось вспороть жилы и освободить безвольные сущности от телесных оболочек. Жертвы вошли на площадь, и, остановившись, многие закрыли глаза в ожидании смерти.

– Решил следовать предназначению? – услышал я таинственный голос из Пустоты. – Верное решение!

– Я успел соскучиться по тебе, – мысленно ответил я.

– Я всегда с тобой, так что можешь не скучать. Не буду тебя отвлекать. Единственное, что позволю себе, так это посоветовать.

– Внимательно слушаю, – заинтересовался я.

– Убить придётся всех, в том числе и детей. Ты не судья! Ты палач! И широкие жесты милосердия, как во время освобождения мучеников из ада, здесь неуместны. Поверь мне!

Голос исчез. Каждый раз, когда я слышал его, совершенно не чувствовал чьего-то присутствия, словно обладатель голоса был действительно Пустотой или её частью. Это пугало, так как я не мог осознать возможность существования разума без души. А тот, кто говорил со мной, явно обладал разумом, причём не обременённым ни душой, ни плотью, ни тем более чувствами или эмоциями, так как я сразу смог бы их ощутить.

Но вот толпа собралась на площади, и представление началось. Жрец вынес из храма ребёнка, и, взойдя с ним на жертвенный камень, прокричал:

– Мы приносим в жертву нашему всемогущему богу это дитя, чтобы он смилостивился над нами и позволил нам процветать вечно.

Толпа неистово закричала в предвкушении смерти. Рядом с храмовником продолжал метаться дух правителя, не в состоянии вырваться из-под купола. Я потянул свои нити к жертвенному камню, и, как только они достигли кричащего жреца, окутал полностью его тело. Человек не чувствовал и не подозревал, что его смерть близка, как никогда. По проложенным тончайшим дорожкам моей сущности потекла лава. Толпа увидела её и замерла, наблюдая, как светящаяся масса медленно спустилась по стене храма, а затем начала покрывать храмовника. Он прервал напыщенную лживую речь и испугался, обнаружив на себе окутывающую огненную субстанцию, выронил ребёнка, но я поймал его тёмными нитями души и аккуратно положил на твердь камня. Человек пытался содрать с себя огненную оболочку, но не мог, начав метаться из стороны в сторону, как и его повелитель. Лава не жгла, так как не касалась плоти. Я поднял жреца вверх. Он дрыгался, пытаясь вырваться, агонизируя и жутко крича, но все попытки освободиться из моих объятий были тщетны. Мгновение – и устремившийся в центр сотворённого кокона огонь превратил человека в прах. Освободившаяся от плоти сущность жреца замерла на месте, разглядывая толпу, а, заметив рядом с собой серую хмарь, ужаснулась и отпрянула от неё прочь, но уткнулась в стену купола.

Душа храмовника выглядела не такой отвратительной, как у его повелителя, но была на том же пути. Покрытая серыми язвами, подобными мечущейся рядом хмари, она оставалась первозданной духовной материей, позволяющей жить в Сущем. Проживи дух жреца в теле ещё некоторое время, следуя установленным принципам храма, и он ничем бы не отличался от той сущности, с которой был заключён в одной клетке.