Текст книги "Путь. Книга 3"

«При всём старании, я протяну максимум десять плетей», – подумал Тит, и его пронзила ещё большая боль от второго удара. Спина стала разрываться от безжалостных металлических крючков, выплёскивая драгоценные ярко-алые капли жизни из тела сотника на твердь. Разум мгновенно сковало, будто палач бил не по спине, а по голове, раскалывая её медленно и настолько болезненно, что появилось желание поскорее умереть. Тит ещё стоял на ногах, но уже после третьего удара ноги подкосились, перенося вес тела на измученные за ночь верёвками руки. Он захлебнулся от боли в собственном крике, и вместо рычания издал сиплый стон, означающий близкую смерть. Только сейчас костлявая старуха соизволила явиться жертве. Титу показалось, что она усмехнулась, обнажив гнилые зубы, и поманила к себе костлявым пальцем. Но от сокрушительной боли старуха неожиданно стала желанней любой красавицы, и Тит мысленно потянулся к ней. Видение было настолько реальным, что легионер словно почувствовал смердящее спасительное дыхание старухи. Но четвёртый удар разрушил появившийся образ смерти, и сотник утонул в океане боли, захлестнувшем его сущность пенящейся волной невероятных мучений. Из него вырвался глухой хриплый звук, и ноги совсем перестали слушаться. Воин империи повис на руках, более не в силах опираться на твердь мира. Железные крючки достали до костей, и, оцарапав их, создали впечатление, что человеческое тело принялось выворачиваться наизнанку.

«Пять!» – донёсся до Тита голос начальника охраны трибуна, отсчитывающего удары, вместе с оглушительной резью от удара плети, и его голова наполнилась монотонным гудением, лишающим слуха. Перед глазами всё поплыло.

Шестой удар заставил легионера расстаться с силами и надеждой выжить, отчего веки воина слегка опустились. Он издал жалкое подобие стона и мысленно вручил себя смерти. Боль не отпускала. Она вцепилась острыми зубами, которыми были железные крючки плети палача, стараясь с каждым укусом вонзиться глубже, будто стремилась добраться до сердца, упрямо продолжающего биться, несмотря на адские муки. Боль пережёвывала плоть сотника, смакуя каждую выдавливаемую каплю крови, и никак не хотела отпускать жертву в освобождающие объятия смерти. Тит уже начал мысленно молить о смерти то ли палача, то ли плеть, то ли боль. И тут седьмой удар словно что-то сломал внутри легионера, представляя его вниманию боль настоящую, словно предыдущая была только разминкой.

Тянущая, вырывающая душу, невиданная ранее боль будто стала петь непрерывную раздражающую песню садиста, не способного остановиться и дать малейшую возможность передохнуть хоть на мгновение.

Стонов сотника уже никто не слышал, и легион понял, что до десятого удара Тит не доживёт. Многие воины опустили взгляды, чтобы не видеть жутких мук собрата, которого они уважали и старались быть на него похожими. Трибун также не в силах более смотреть на казнь лучшего воина, поднял взгляд выше столбов и постарался отвлечься небом. И только Клавдий, забыв скрыть злорадную ухмылку, пристально наблюдал за медленно теряющим жизнь обидчиком, боясь даже моргнуть, чтобы не пропустить долгожданного момента смерти.

«Восемь! – уже более тихим голосом отсчитал начальник охраны трибуна. – Девять!» А Тит ещё был жив, давая это понять конвульсивными подёргиваниями тела после ударов. «Десять!» – оповестил голос, который уже никто не слушал, и сотник, вскинув в последний раз побледневшее лицо к небу, уронил голову, уперев полузакрытые глаза в твердь мира.

Он выдержал только десять ударов, а его почти мёртвому телу предстояло получить ещё пятнадцать плетей. Разум Тита, продолжающий агонизировать в пучине боли, находился в невероятном шоке, не в состоянии мыслить. Душа рвалась на волю, и, чтобы покинуть тело сотника, на мгновение замерла в ожидании желанной смерти.

И вдруг твердь под ногами Тита разверзлась, и он стремительно начал проваливаться вниз, сквозь плоть мира. Его падение ускорялось.

Миг, другой… и перед взором легионера предстали два океана огня, что бушевали друг перед другом, неся потоки огненных масс крови Сущего. Тита обдало невероятным жаром. Он отвернулся, пытаясь защититься от огненного дыхания океанов, и увидел позади себя, в закручивающемся огненном портале застывшую фигуру палача, занёсшего над собой плеть для очередного удара. Время для легионера остановилось. Он всё ещё был жив, но вступил уже одной ногой в Пекло, которое ждало его душу для предстоящих вечных мук за совершённые убийства во имя империи.

– Добро пожаловать в Пекло! – услышал чью-то мысль Тит.

Он повернулся вновь к огненным океанам, и смог заметить еле видимую прозрачную фигуру неизвестного существа.

– Кто ты? – спросил сотник.

– Тот, кто услышал твою мольбу к Тьме и договорился с её повелителем, чтобы ты стал великим воином, каким мечтал стать с детства.

* * *

В этот раз я не летел во Тьме, а стремительно пронзал её, перемещаясь настолько быстро, что разум поначалу не мог ориентироваться в пространстве, испытывая серьёзные потрясения. Но впечатления от такого невероятного движения, которые испытывала душа, захлёстывали настолько бурно и поразительно, что остановиться не было сил. Причём не только я пронзал столп Сущего, но и он протекал сквозь меня, оставляя в моей сущности следы колоссальных по объёму чувств и потоков информации. И когда они создавали впечатление невыносимой ноши, мне приходилось останавливаться, чтобы отдохнуть хоть ненадолго. Передохнув, я вновь устремлялся вперёд, не важно куда, лишь бы вкусить долгожданное ощущение жизни, пусть непривычной от постоянного столкновения двух сущностей, моей и Тьмы, но не менее притягательной и желанной в восприятии.

Мимо пролетали многочисленные тёмные миры, казавшиеся от сумасшедшей скорости размытыми пятнами. Временами мой беспорядочный путь пересекали потоки огненной лавы, что безудержным течением прорывали плоть тёмного столпа Сущего, который немедленно затягивал то и дело возникающие раны. А я всё не мог насладиться ощущением обретённой жизни, новой, неизвестной и оттого вызывающей жгучее любопытство. Во мне стала расти ненасытность новых впечатлений, которую с каждым мигом становилось всё труднее контролировать, и потому мне вновь приходилось прерывать движение, чтобы держать на коротком поводке стремящийся подчинить мою душу порок, который, как и прочие пороки, был неотъемлемой частью новой души.

Сколько времени я провёл в хаотичных перемещениях сквозь Тьму, я не знал. Да и не имело это теперь никакого значения. Во-первых, моя новая плоть, подаренная чёрной рекой, позволяла о времени забыть, предоставляя возможность мгновенно перемещаться во временных пространствах, а во-вторых, и это было самое главное, я снова чувствовал, как сквозь меня течёт это самое время, дающее ни с чем не сравнимое ощущение жизни. И именно такое еле заметное, но невероятно важное чувство заставляло относиться к столь сакральному течению бытия настолько бережно и с трепетом, насколько мог осознать мой разум бесценность этого творения. Я мог немедленно переместиться в прошлое, но этот безрассудный поступок мог вызвать губительную цепную реакцию; и предполагаю, сделай я такую попытку, Сущее немедленно вытолкнуло бы меня обратно в Пустоту, в целях самосохранения.

Потому, обладая невероятной мощью, я чувствовал, что на мне лежит огромная ответственность за неприкосновенность упорядоченного течения бытия. Оставалась возможность заглядывать в будущее и перемещаться в пространствах мгновенно, не теряя на перемещение времени. Но разве имеет смысл путь, когда ты не чувствуешь, проходя его, текущее сквозь тебя течение, пожалуй, самой великой реки? Конечно, нет! Путь превратится в ту же самую Пустоту, лишённую смысла. Поэтому я продолжал пронзать Тьму, тратя с удовольствием время, не пользуясь преимуществом, подаренным чёрной рекой.

В какой-то момент я почувствовал до боли знакомый то ли голос, то ли чью-то мысль, и сразу же потянулся в ту часть Тьмы, откуда веяло прошлым. По мере моего стремительного приближения, позыв усиливался, и, наконец, достигнув того места, где непонятное чувство стало наиболее сильным, я остановился.

Яркой вспышкой, словно кто-то резко открыл занавес, вновь пред моим взором предстала невероятная и захватывающая картина слияния двух столпов, Тьмы и Света. А невидимой, но весьма ощутимой границей между ними был Хаос. Именно здесь мне были вручены клинки, которые теперь погребены вместе с моим демоническим телом в озере Творца.

Я медленно приблизился к точке слияния и аккуратно прикоснулся к столпам. Невероятно, но они одновременно стали поглощать меня в свои сердца, создавая противоречивые чувства. Меня охватили и жар, и холод, и покалывания, и резь, и безумная нега. Не было только боли, словно оба столпа боялись передать её мне, заботливо оберегая. Моя душа мгновенно захлебнулась в немыслимой феерии чувств, а разум наполнился непередаваемым счастьем, граничащим с безумством.

Разум стал неумолимо проваливаться в бездонную пропасть, которой было само Сущее. Сквозь меня устремились потоки сил всех столпов, устраивая умопомрачительную по скорости гонку сквозь мириады миров. Мысли скакали, путались, исчезали, затем появлялись вновь, создав в сознании полную неразбериху. Я сходил с ума и заходился смехом от восторга, понимая, что теряю рассудок! А потом внезапно остановился прямо перед Миром Богов, словно врезался в невидимую преграду. Чехарда мыслей прекратилась, а в душе мгновенно воцарился покой.

Мимо меня медленно проплывало невзрачное небесное тело, постепенно загораживающее вид на прекрасный мир, и я услышал знакомый голос Люцифера:

– Здравствуй, Демон!

– Как ты, первый ангел Света? – спросил я его вместо приветствия.

– Я давно уже не ангел и жутко устал вращаться вокруг этого мира, наблюдая за людьми, – слышались ноты печали и некоего разочарования в мыслях Люцифера.

Хоть и не обладал я больше прежней душой самоубийцы, но память чётко хранила в себе мою вину перед ангелом. Как и прежде, и в новом вместилище разума мне стало невыносимо скверно. Захотелось непременно помочь Люциферу, чтобы хоть как-то искупить вину. Я потянулся разумом к сущности небесного тела, и, прикоснувшись к ней, постарался утешить ангела, но никак не мог выразить ни единой мысли. Они путались, не давая возможности сосредоточиться. Но после недолгой паузы я всё-таки смог вернуть самообладание, и мысли потекли упорядоченно, сами собой.

– Для меня ты будешь всегда первым ангелом Света, как и для Сущего. Я освобожу тебя, – пристально взглянул я в душу ангела, стараясь его приободрить.

– Это невозможно.

– Нет ничего невозможного. Потерпи ещё немного! Я обязательно тебе помогу!

Люцифер молчал, и его безмолвие жутко терзало меня. Я старался произнести мысленно ещё что-нибудь, но меня как отрезало, и мне ничего более не оставалось, как молча взирать на безжизненный спутник Мира Богов.

– Конечно, потерплю, – нарушил, наконец, гнетущее меня молчание ангел, и мне показалось, что он смог улыбнуться. Я даже почувствовал в его мыслях надежду, неожиданно подарившую мне облегчение.

Словно тяжкий груз свалился с плеч, и я не знал, как благодарить за это Люцифера, потому смог произнести лишь неуместное «спасибо». Он ничего не ответил, видимо, чувствуя, что смог облегчить мою ношу, давая возможность успокоиться, и продолжил вечное движение вокруг мира, скользя по невидимой сфере. Я следовал разумом вслед за ним, и так же молча смотрел на Мир Богов, который заметно изменился.

Твердь после раскола расползлась еще больше, создав несколько континентов, омываемых водой. Виднелись белые шапки ледников и огромные шрамы, ставшие горными хребтами после невероятного по мощи удара повелителя Света. Густые облака, похожие на белоснежные покрывала, заботливо окутывали мир, непрерывно перетекая и плавно создавая тем самым всё новые причудливые формы.

– Это ты меня звал? – спросил я ангела, нарушив молчание.

– Да. Правда, не без помощи Тьмы. За столько веков добровольного заточения пришлось научиться молчаливому языку миров, чтобы понимать их и мысленно пронизывать Сущее.

– Скажи, не было ли создание сферы ошибкой?

– Нет! – утвердительно ответил Люцифер. – Твое решение было единственной возможностью защитить мир. Но убрать сферу не мешало бы.

– Почему?

– Она нарушает равновесие. Люди, конечно, предоставлены себе, и сами решают свою судьбу, но одновременно лишены выбора принятия стороны одного из столпов Сущего. И потому вынуждены после смерти отправляться во владения Вельзевула, где обречены испытывать вечные муки за отказ от своей природы.

– Разве это неправильно?

– Нет! – настолько уверенно ответил ангел, что не давал даже малейшей возможности усомниться в суждении, в которое свято верил. – Вспомни моё прошлое. Я пришёл в Сущее через Тьму, но не желал её, и только с посторонней помощью был спасён, отправлен в Свет, где и стал хранителем первой искры. И получается, что за нежелание быть частью Тьмы меня должны были бросить вместо Света навечно в ад. Я с этим не согласен.

– Мало кто из преступников согласен с наказанием, – произнёс я.

– Ты считаешь меня преступником? – больше удивился, чем возмутился, Люцифер.

– Нет, конечно. Но я пытаюсь понять: убирать сферу или оставить её. Ведь всё равно все существа без исключения после смерти попадают в ад, где и решается, останутся они там или нет.

– Я согласен. Только вырваться из ада они не могут. Не будь сферы, после смерти, ещё до попадания в царство Вельзевула, каждый человек, принявший душой или разумом решение в пользу какого-то из столпов, был бы немедленно им поглощён. А из-за столь непроницаемой оболочки этого не происходит. Да и Пекло отпускать своих жертв не желает. Так что, моё мнение, если, конечно, оно тебя интересует – сферу необходимо убрать! – твёрдо, даже несколько жёстко, заявил ангел.

Слова Люцифера заставили меня задуматься. Он уже был вторым из первых поселенцев Сущего, кто верил в необходимость устранения защитной сферы. Одинаковые мнения столь разных по природе существ однозначно определяли мою обязанность решить этот вопрос. И пока… хранитель Хаоса и Люцифер достаточно убедительно посеяли в моём сознании зёрна уверенности, склоняющие к устранению сферы.

– Я благодарен тебе за твоё мнение и обязательно его учту, – произнёс я и собирался покинуть Люцифера, как вдруг отчётливо услышал человека.

– Тьма! Если ты действительно мне благоволишь, помоги выжить ещё один раз. Не для себя прошу, для собратьев! А потом можешь взять меня в вечные слуги, если такой воин империи, как я, тебе нужен!

Я взглянул на твердь мира и обнаружил воина со связанными руками, стоящего в клетке. Он пристально смотрел в небо сквозь прутья, в надежде услышать ответ. Но ни Тьма, ни, тем более, Люцифер или я, не проронили ни одной мысли, внимательно всматриваясь в человека. Телом и разумом он был силён, но в душе зияла пропасть, полная разочарования и уныния, которые он принёс себе сам. Тьма практически полностью овладела душой воина. Это был тот самый человек, что мнил себя Тьмой и должен был встретиться в будущем с другим потомком богов, уверенным, что является Светом. Но из-за сферы Тьма не могла помочь осуждённому. Защитная оболочка мира изменяла ход будущих событий в Сущем, и судьбам двух людей было не суждено пересечься. Воина ждала страшная казнь, после которой он непременно отправится в Пекло, так как без посторонней помощи остаться в живых у него не было никаких шансов.

– Вот тебе живое доказательство моей правоты. Воин вместо Тьмы отправится в ад, где проведёт, ни много ни мало, целую вечность, – произнёс Люцифер, когда человек отвернулся от неба, и, прислонившись к прутьям клетки, приказал себе уснуть.

Ангел не видел будущего, и, соответственно, не мог представить всю картину происходящего. Правда, понимал достаточно верно часть картины. И потому был со своей точки зрения прав. А вот мне, обладателю новой ипостаси, открыто было намного больше, и, видимо, не просто так. Сущее молчаливо, но однозначно заявляло, что я обязан исправить существующую ситуацию. А вот каким образом, созданное Творцом вместилище не уточняло, предоставляя право решать самому, а значит, за допущенную ошибку, как и всегда, придётся ответить. И, возможно, снова душой.

Этот факт заставлял не торопиться и всё тщательно взвесить, прежде чем принимать какие-то решения. Только в этой ситуации, как, впрочем, и в остальных случаях, которыми наполнен весь путь каждого существа, руководствоваться исключительно разумом было бы ошибкой. Чтобы понять Сущее, необходимо прислушиваться к душе. И она незамедлительно дала о себе знать.

– Ну что ж, поспособствуем воину оказаться во Тьме, и посмотрим, что будет, – мысленно произнёс я. – До встречи, Люцифер! Я к Дыю!

– Удачи! – бросил мне вслед ангел и вновь сосредоточил внимание на мире.

Мой разум с такой же огромной скоростью устремился обратно сквозь Сущее, во Тьму, туда, где она сливалась со Светом.

Резко вынырнув из сердец столпов, я немедленно отправился к старейшему из первородных демонов.

Мгновение, другое… и я парил над расколотой равниной, в расщелинах которой текла бурлящая лава, облизывающая огненными языками стены цитадели Тьмы. Всё такая же неприступная и мрачная, вселяющая в души страх и трепет, обитель правителя тёмного столпа Сущего пронзала острыми шпилями непроглядные хмурые небеса, уверенно заявляя своей неизменностью о непоколебимости власти во Тьме.

Легко преодолев стены замка благодаря новой ипостаси, я медленно опустился на чёрный мрамор пола. В зале девяти никого не было, и только яркое сияние пентаграммы давало знать, что в обители по-прежнему живут. Чувствовалась мощь, которую нельзя забыть. Замок был пропитан насквозь силами Дыя, продолжающим оставаться бессменным повелителем Тьмы. Трон владыки и восемь стульев за массивным столом обозначали прежний порядок правления. Только два крайних стула были задвинуты, напоминая о погибшей Лилит и Чёрном змее, который сыном Тьмы никогда не был.

Наверное, чтобы не забывать о допущенных ошибках, за которые пришлось заплатить огромную цену, первородные демоны оставили стул самозванца. Напротив другого задвинутого стула на столе стоял кубок, полный крови. Видимо, Дый продолжал скорбеть по сгинувшей сестре, постоянно заменяя содержимое кубка, так как кровь была свежей.

Воспользовавшись одиночеством, я приблизился к пентаграмме и осторожно прикоснулся к текущей в ней лаве. Кровь Сущего немедленно стала меня обволакивать, заставляя вспомнить её нежные прикосновения. В душу ворвался испепеляющий огонь, стремящийся поглотить разум. Я не сопротивлялся, а сразу, доверившись огненным массам, рухнул в центр пентаграммы и провалился в небывалое блаженство. Мысли потекли настолько плавно и равномерно, что я впервые за бесконечное время пребывания в Пустоте смог по-настоящему расслабиться, ощутив беззаботность. Душа запела, и я не заметил прибытия хозяина замка.

Могучая древняя сила дала знать о своём присутствии пристальным взглядом старого демона. Пришлось вырваться из объятий беззаботности, и в душу сразу ворвалась удушающая скорбь Дыя по сгинувшей Лилит.

Я медленно поднялся с пентаграммы и посмотрел на старшего брата, коим он был в моей прошлой жизни. Демон стоял неподвижно, внимательно всматриваясь в мою новую ипостась. И вместе с его взглядом в меня потекли чувства и мысли правителя Тьмы. В них было полно тоски и даже некоторой безысходности; усталости, но и желания жить на благо Тьме; радости и вместе с ней осторожности от незнания причин моего возвращения и столь неожиданного визита.

– Я рад тебя видеть, брат! – тихим, но всё же слегка сотрясающим стены голосом произнёс Дый.

– И я рад тебя видеть во здравии, повелитель.

– Благодарю, – ответил он и неспешно занял своё место на троне. – С чем пожаловал?

– С просьбой принять в ряды твоей армии человека из Мира Богов.

– Там что, армий не хватает? – удивился Дый.

– Хватает. Ему осталось жить всего один сон, да неполный рассвет звезды.

– Тогда он пополнит ряды не армии Тьмы, а бесчисленный сонм мучеников во владениях Вельзевула, – с лёгкой ухмылкой ответил старый демон.

– Я знаю. Но хочу проверить, заберёт ли его Тьма к себе, когда я открою защитную сферу мира.

– А зачем её открывать? – сузил глаза Дый, и я почувствовал некую провокацию в прозвучавшем вопросе.

Старый демон не двигался, превратившись в каменное изваяние, словно боялся меня спугнуть лишним движением, чтобы я не уклонился от ответа. В его бездонных глазах, зияющих Тьмой, ярко отражалась огненная пентаграмма, по желобам которой продолжала течь кровь Сущего.

– Ты считаешь, что этого делать не стоит? – прежде чем отвечать на вопрос, попытался я узнать его мнение.

– Ты от ответа не уклоняйся, – еле заметно шелохнулись губы всё также неподвижного правителя Тьмы.

– Я обязательно отвечу, но хотелось бы знать твоё мнение.

– Зачем?! – пожал плечами старый демон. – Меня, как и правителя Света, более не волнуют миры среза Сущего! – с нескрываемым укором резко ответил Дый, слегка расправив крылья, и по залу сразу пробежала волна древней силы, выдавая волнение её обладателя.

– Ну, а если бы касались?

– То я бы заселил как можно больше миров народами Тьмы.

– Они и так заселены людьми.

– Этими выродками?! – возмутился старый демон. – Не равняй их с нами, ибо дети Тьмы никогда не убивают себе подобных ради потехи! Люди – не Тьма! Никогда ею не были и не станут, потому что они принадлежат нашей матери только наполовину! А чуть-чуть не считается! – обнажил он клыки, улыбнувшись.

– То есть ты мнением не поделишься, – подытожил я.

– Конечно, нет! Потому как незачем! Твои миры! Ты и разбирайся! Не хватало мне на плечах ещё твоих забот!

Я засомневался, услышав неопределённый ответ Дыя. Старый демон мог с лёгкостью скрыть от меня своё мнение. Правда, говорил он искренне, не лукавил. Это очевидно. Да и ложь для него неприемлема. Но в нём отчётливо чувствовалось недовольство моим решением, после которого богам Тьмы и Света вход в миры среза Сущего был запрещён.

– Воина в армию Тьмы возьмёшь?

– Может, и возьму, если подойдёт. Посмотреть на товар надо, – не удержался Дый и всё же подчеркнул пренебрежение к людям. – Только сначала ответь, зачем хочешь убрать сферу! – напомнил он о моём обещании.

– Есть мнение, что она мешает людям сделать выбор в сторону одного из столпов. И, сделав его, вместо того, чтобы быть поглощёнными Светом или Тьмой, им приходиться оставаться в аду навечно за отказ от своей первоначальной природы.

– Правильное мнение, – то ли намеренно, то ли по неосторожности проронил Дый пару слов, выдав всё-таки тщательно скрытое от меня отношение к сфере.

– Старый хитрец! – вырвалось из меня вместе с улыбкой.

Дый, полный удовлетворения, глубоко вздохнул, словно не дышал во время беседы, и только сейчас позволил себе глоток сил, пронизывающих Сущее. А затем, стуча когтями по трону, произнёс:

– Ты не хитрей старика! – и замок Тьмы наполнился тихим, но сотрясающим смехом старого демона. – Показывай своего воина! – закончив смеяться, произнёс он.

Дый закрыл глаза, раскрыл немного крылья, и, усевшись поудобней, приготовился разумом проникнуть на срез Сущего. Я потянулся к нему мысленно, и мы мгновенно устремились к границе. Только пересечь её нам было не суждено, так как, ещё не достигнув среза, мы заметили, как с границы во Тьму проник разум человека. И им оказался не кто иной, как тот самый воин, что просил помощи у тёмного столпа Сущего.

– Лихой воин! Сам пожаловал! – мысленно произнёс Дый, просматривая память прибывшего во Тьму гостя. Он довольно быстро выискивал слабые и сильные стороны человеческой сущности, листая прошлое сотника имперского легиона, как книгу, в которой запечатлены все события жизни. Каждый вздох, каждая мысль, переживание и, конечно же, пороки были вытравлены в прибывшем во Тьму разуме навечно. Многих моментов своей жизни человек сам не помнил, а вот Дый о них был полностью осведомлён.

– Я удивлён не меньше тебя, – чуть слышно, чтобы не мог случайно услышать меня воин, мысленно произнёс я демону.

– Что ж, посмотрим, кто он на деле, – заинтересовался правитель Тьмы парящей перед нами сущностью, довольно легко определив в ней самую слабую сторону, и, мгновенно создав иллюзию своего образа, явился разуму человека.

Душа воина сразу затрепетала от вида повелителя Тьмы и наполнилась страхом. Человек даже не заметил, как мы с Дыем внимательно но осторожно копались в его памяти, чтобы иметь представление о его образе. И образ был вполне достаточным, чтобы Дый взял такого талантливого и безжалостного убийцу в ряды своей армии. Единственным уязвимым местом в человеческой сущности была неуёмная жажда славы, ради которой воин был готов на всё.

– Ты с ним аккуратней, – попросил я Дыя. – Он нужен мне.

– Не бойся, ничего с ним не случится! – поспешил успокоить меня старый демон. – Пощиплю маленько его воображение и отпущу! – в мыслях Дыя чувствовалась усмешка, но и неподдельный интерес к трепещущему перед ним разуму.

– Ну что, сотник великой империи! Готов стать воином непобедимой армии Тьмы, как и обещал нашей прародительнице? – ворвался с грохотом в разум воина демон, стараясь напугать гостя Тьмы ещё больше. Но тот даже не дрогнул, а, немедленно подавив страх в душе, чётко и громко ответил.

– Да!

– Тогда убей их! – прогремел Дый, и, искусно создав иллюзию какого-то дряхлого старика и немощного ребёнка, явил её сотнику.

Воин не торопился. Он был уверен, что с лёгкостью справится со слабыми жертвами, а тут ещё Дый вложил и мнимое оружие в руку испытуемого человека, облегчая ему задачу убийства.

Мы были оба уверены, что воин, не задумываясь, убьёт подсунутых старым демоном жертв, так как вся его прошлая жизнь была залита кровью невинных людей, которые провинились перед империей только тем, что старались защитить свои земли от захватчиков. Но человек неожиданно отпустил клинок и твёрдым голосом заявил, удивив нас обоих:

– Я воин, а не убийца! Этих беспомощных людей убивать не стану!

– Ну-ну, – усмехнулся Дый, немедленно закрывшись от меня, чтобы не показывать истинного отношения к решению имперского легионера. – А вот они станут, – бросил он и совершил стремительный выпад, ударив воина.

Человека пронзила короткая острая боль, и он мгновенно исчез, вернувшись в свой мир.

Старый демон немного подумал о чём-то, и, не проронив ни одной мысли, стремительно вернулся в свою ипостась. То же самое пришлось сделать и мне.

– Какое твоё решение? Возьмёшь этого человека? – спросил я Дыя, возвратившись в зал девяти, надеясь, что Дый всё-таки примет в свои ряды воина, который отказался убивать немощных людей.

– Если Тьма поглотит душу воина, и ты откроешь сферу, то возьму.

– А если после открытия сферы Тьма не поглотит его сущность?

– Тогда и смысла не будет его забирать, так как он, в противном случае, просто не выживет здесь, – уверенно заключил Дый.

– Я тебя понял. Не прощаюсь, – произнёс я и немедленно покинул замок Тьмы, нырнув в лаву, текущую по желобам пентаграммы.

Старый демон молча следил за мной, стараясь определить, куда я направился. И как только понял, что я устремился в Пекло, сразу отвёл взгляд.

Огненные потоки крови Сущего обволакивали меня, переплетаясь между собой, совершая непрерывные попытки завладеть моей сущностью, чтобы я двигался именно в одном из потоков. Они словно боролись друг с другом, не в состоянии поделить меня, стараясь обладать исключительным правом нести в себе мой разум. Эта борьба была забавна и доставляла массу удовольствия ощущениями, при которых душу бесцеремонно, но аккуратно вырывают из одних объятий и заключают в другие, предлагая более комфортные условия доставки в огненный мир Вельзевула.

Я успел забыться, погрузившись в необычные впечатления от разрыва меж множеством огненных потоков. Они были самостоятельными, как отдельные личности, но одновременно и едиными, составляющими безграничную сеть огненных рек, пронзающих всё Сущее. Такая невероятная, обособленная на первый взгляд жизнь, дающая начало и продолжение другим жизням, обескураживала и впечатляла размахом, бесконечностью и вездесущностью. Я даже не заметил, как вскоре лежал на поверхности мерно качающегося океана, а перед взглядом моим плавно двигался в обратную сторону другой океан огненных масс, давая понять, что я нахожусь в Пекле – там, где лава рождается и умирает по своей воле, завершая один цикл жизни, чтобы начался следующий.

Хотелось так и остаться в вечном покачивании, совершая невероятно долгие круги жизни огненных потоков, что из сердца Пекла несли суть жизни во все мириады миров. Но для этого надо было родиться огнём. Потому я просто лежал на одной из волн, и ждал, когда она принесёт меня к пропасти вечных мук и страданий.

Внезапно, гнетущие душу стоны мучеников возвестили о приближении к бесконечным уровням наказаний. С каждым мигом сковывающая чужая боль усиливалась, заставляя отвлечься от приятных прикосновений лавы и погрузиться в какофонию криков отчаяния. Захотелось лишиться слуха, только бы не слышать жутких звуков, терзающих душу. Безудержный поток боли и безысходности ворвался в мою сущность, вынуждая закрыться и выстроить непробиваемую преграду для самозащиты. Что я немедленно и сделал.

Я взглянул на себя и сразу отметил, что моя ипостась, подаренная чёрной рекой, совершенно прозрачна, как вода при звёздном свете. «Так, может, чёрная река вовсе и не чёрная?! – подумал я. – Хотя, вне Света, всё кажется чёрным». Но мои размышления были прерваны неожиданным резким падением вниз, обозначившим, что я прибыл в обитель мук и падаю на дно пропасти.

Через пару мгновений я парил над дном возле каменного изваяния, стоящего во втекающем потоке огненных масс. Горан, обвивающий отвратительную скульптуру, внезапно открыл глаза и пристально посмотрел на меня своим бесподобным взглядом. Я приготовился окаменеть, но ничего не происходило. Моя ипостась лишала власти надо мной взор единственного в своём роде дракона. Его заставляющий останавливать мгновения взгляд был бессилен над рекой времени. Горан, ещё шире раскрыв глаза, скорее от удивления, чем от желания усилить действие взгляда, резко расправил крылья и медленно приблизился ко мне.

– Это ещё что такое? – услышал я мысль дракона. – Ты кто такой?! – прогремел помощник Вельзевула.

– Тот, кто просил не сводить взгляда с этого узника, – указал я на каменное изваяние во втекающем потоке лавы.

– Демон?! – тихо произнёс дракон.

– Да, только в иной ипостаси.

– Это я уже понял. Начальник! – продолжая внимательно меня рассматривать, прогремел на всю пропасть наказаний Горан, заглушая стоны и крики мучеников, невольно сотрясая все уровни мук.