Текст книги "Путь. Книга 3"

– Не рычи так громко! И так слышу! – послышался голос огненного демона, пикирующего к нам на дно пропасти. Следом за Вельзевулом летел Серафим. – Чего тебе? – понижая голос, спросил мой брат. Он плавно опустился рядом с драконом, и, заметив меня, посмотрел так, будто не узнавал, а обнаружил нечто невиданное ранее и весьма необычное. – Это кого ко мне принесло?

– Не узнаёшь, проницательный ты наш повелитель? – с усмешкой спросил дракон. – Вот и я не узнал.

– Ну, и кто это? Или что это? – после недолгой паузы допустил мысль о неодушевлённости незнакомого существа Вельзевул, продолжая пристально меня рассматривать.

Закрывшись от потоков боли и отчаяния, я полностью отгородился от Сущего, и поэтому ни Вельзевул, ни прибывший вскоре Серафим никак не могли меня узнать. Моя новая ипостась обладала уникальными свойствами закрываться, становясь совершенно непроницаемой для всех взглядов, как и полагается частице реки времени, чтобы скрывать при необходимости будущее от нежелательных взоров любопытных существ.

– Может, представишься? – довольно быстро утратив терпение, прогремел Вельзевул, в голосе которого чувствовались приказные нотки.

Я невольно засмеялся то ли оттого, что был рад видеть брата, то ли от комичности ситуации, когда родной брат не мог меня узнать.

– Ещё и смеётся, наглец! – стал гневаться хозяин ада.

– Да погоди ты! – остановил Вельзевула Серафим. – На уровни мук он не попал, в Навь тоже не торопится, значит, не из миров прибыл. От взгляда Горана не окаменел… – осёкся ангел и подошёл ко мне вплотную. – Демон?! – неуверенно заключил он.

– А твой помощник сообразительнее тебя, Вельзевул, – посмотрел я на брата, и, раскрывшись, прикоснулся к его разуму.

– Вот кого не чаял увидеть, так это тебя! – прогремел хозяин ада и хлопнул меня по плечу, но его рука резко отскочила.

Моё тело самопроизвольно уплотнилось, защищая обладателя, и мгновенно потемнело, поглощая в себя весь падающий свет от огненных потоков.

– Эк невидаль! – удивился Вельзевул.

– Река времени, – со знанием дела прокомментировал Горан. – Вот почему ты не окаменел от моего взгляда!

– Какими судьбами вернулся из Пустоты? – спросил Серафим, и моя ипостась снова стала прозрачной.

– Пока я не уверен. Пытаюсь понять. Но, скорее всего, из-за сферы, в которую заключён Мир Богов.

– Да, уж. Она многих сюда отправила, – заявил Вельзевул. – Хотя они должны находиться в тех столпах, чью сторону приняли душой.

– Что ж ты их не выпускаешь? – спросил я.

– Ни Тьма, ни Свет отсюда существ не поглощают. Только Навь на это способна. Для этого она и создана в Сущем, и именно оттуда души отправляются в столпы. А вот людей, чьи души сплетены как из Света, так и из Тьмы, Пекло не отпускает в Навь, так как воспринимает их предателями своей первоначальной природы. Ну, не пойду же я наперекор сущности, чьей частью сам являюсь! – воскликнул Вельзевул. – Чтобы людей из Мира Богов поглощали столпы, необходимо убрать сферу! По-другому никак, – уверенно подытожил он.

Все трое пристально на меня смотрели, только теперь не рассматривая, как невиданное существо, а в ожидании моего решения. Но я его принять ещё не был готов.

– Люцифер мне сказал то же самое, – произнёс я.

– Ты разговаривал с Люцифером? – спросил Серафим.

– Да. И он очень устал от своей клетки. Его необходимо вызволить!

– А то мы не знаем! – прогремел Вельзевул. – Мы уже головы чуть ли не сломали, решая, как его освободить. И Серафим, и Горан летали к Миру Богов, пытаясь что-нибудь придумать. Да только всё тщетно. Ничего на ум не приходит.

– Светоносный принёс себя в жертву, ворвавшись в небесное тело. И пропасть мук может воспринять его, как самоубийцу, а значит, после освобождения он, скорее всего, попадёт сюда, на один из уровней, где проведёт не одну вечность, – пояснил огненный ангел свою версию последствий освобождения ангела. – Рисковать не стоит! По мне, уж лучше в клетке, чем здесь! – уверенно заявил он, и его слегка передёрнуло, видимо, от воспоминаний прошлых мук на одном из уровней пропасти, в которой мы сейчас находились.

– Снова ты за своё! – возмутился хозяин ада. – Он вовсе не самоубийца! Одно дело лишить себя жизни, не желая жить, и совсем другое – совершить акт самопожертвования ради сохранения жизни!

– Мы всё равно должны учитывать вероятность того, что Сущее и пропасть мук примет его, как самоубийцу! – продолжал настаивать Серафим на своём предположении.

– Ты покидал ад? – спросил я Горана, перебив спорщиков, которые были готовы перейти к, по-видимому, давнему противостоянию, на более высоких тонах.

– Да, но никто не пострадал. Я быстро. Туда и обратно, – поспешил успокоить меня дракон.

– Они летали к Миру Богов вместо меня, – сразу отвлёкся от спора с Серафимом Вельзевул и будто заступался за помощников, хотя это делать было вовсе необязательно. – Ты ведь запретил пускать своим подопечным из Хаоса всех богов в миры среза Сущего. Вот, чтобы не создавать конфликт, они вместо меня и посещали Люцифера.

– Вы вольны делать всё, что пожелаете! Я вам не указ! – поспешил я определить свой взгляд на наши отношения. – Только свобода Люцифера, как мне кажется, находится позади меня, – посмотрел я на брата. – В бывшей обители драконов Хаоса.

– Огненные врата?!

– Совершенно верно! Надо их только доставить к небесному телу, в котором заключён Люцифер, и все опасения будут устранены.

– Мысль верная! – согласился хозяин ада. – Даже если Люцифера и ждёт удел самоубийцы, как ты предполагаешь, Серафим, огненная ипостась защитит его от попадания в пропасть мук.

– Только как его вызволить из небесного тела? – поинтересовался я у жителей Пекла.

– Есть только один способ – разрушить небесное тело, – заявил Горан. – В результате столкновения Люцифер пробудил своей огненной ипостасью спящую твердь и слился с огненным сердцем небесного тела, которое заключило в себе духовную сущность ангела навсегда.

– Тогда разрушим его, когда я буду устранять сферу, – предложил я. – Сил в озере Творца для этого с излишком.

Я хотел еще что-то добавить, но моя мысль оборвалась, так как внезапно до меня донесся чей-то голос, прокричавший: «Десять!», и по моему телу пробежала лёгкая обжигающая и режущая боль. Не моя, но напоминающая о чём-то важном.

– Воин! – невольно воскликнул я, чем вызвал недоумение у собеседников. – Позже продолжим разговор, а сейчас мне пора к порталу из Мира Богов! – прокричал я и мгновенно переместился к тому самому потоку, что нёс в себе души умерших людей из закрытого сферой мира.

И вовремя! Человек был на самом краю гибели. Его душа, агонизируя, была готова немедленно покинуть истязаемое тело, и уже сделала первую попытку покинуть бренное вместилище. Мгновение… и она отлетела, после чего была немедленно доставлена в Пекло, двигаясь прямо на меня. Я сосредоточился на своей ипостаси и на сущности воина, и сразу увидел, как чёрная река в Хаосе всколыхнулась, направляя в мою новую плоть потоки сокрушительных сил. Они совершенно свободно, не встречая на пути преград, пронизывали Сущее, наполняя моё тело безграничной мощью. Мне стало казаться, что движение вокруг меня стало прекращаться. Материи, пространства, даже биение сердца Пекла останавливались, замирая в одном мгновении. Но на самом деле это я вместе с воином покидал течение времени Сущего, оставаясь всего лишь в одном неимоверно малом срезе безудержного потока великой реки. И в следующий миг воин остановился прямо предо мной. Время для нас остановилось, заставив человеческое сердце потерпеть еще миг и не оставлять надежды выжить. Сущность воина обернулась и посмотрела в портал. Туда, в мир, где палач замер, занеся плеть для очередного удара.

– С прибытием в Пекло! – приветствовал я человека по имени Тит.

Он повернулся ко мне, и, заметив мою еле видимую прозрачную ипостась, спросил:

– Кто ты?

– Тот, кто услышал твою мольбу к Тьме, и договорился с её повелителем, чтобы ты стал великим воином, каким мечтал стать с детства.

Воин внимательно меня рассматривал. В нём не было страха, а только блаженство от прекращения жуткой боли, которую он недавно испытывал. Я терпеливо ждал, когда легионер освободится от мучительных пут и соберётся с мыслями. Благо дело, торопиться нам было некуда, так как оба сейчас находились в застывшем мгновении, позволяющем спокойно договориться.

– И что мне необходимо сделать, чтобы быть удостоенным такой чести? – прервал, наконец, человек молчание.

– Жить дальше, и сделать в нужный момент то, что подскажет тебе твоя душа. Не более того, – немного приоткрыл я перед воином завесу будущего на встречу, уготовленную ему Сущим, но находящуюся под вероятным срывом из-за казни, в которой он не мог выжить по вине созданной мной сферы.

– В момент нужный кому? – спросил он, внимательно взвешивая каждое моё слово, обратив внимание не на своё будущее, если останется в живых, а на мою личную заинтересованность в его выживании.

– Мне, миру, всему Сущему, а значит, и тебе.

– Если убрать всё, что посередине, получается, – воин сделал небольшую паузу, – то, что нужно тебе, нужно и мне. Я правильно понял?

– Неправильно, потому как без мира, в котором ты жил, и сейчас стоишь на грани смерти, без Сущего, в котором находится этот мир, мы друг другу не нужны, а, соответственно, нам необходимо удовлетворение совершенно разных потребностей. И только Сущее, объединяя нас общим вместилищем, обременяет одной целью и вынуждает обязательно её достигнуть.

– И какова наша общая цель?

– Конечно, сохранение мира и Сущего, в котором мы живём. Разве это не очевидно из моих мыслей?

– Тогда каковы у нас разные потребности в отсутствии мира и Сущего? – не унимался воин.

– Они разные и в присутствии мира, но чтобы их осуществить, необходимо сохранить мир. Моей потребностью является жизнь, твоей – слава. Ведь без славы твоя жизнь теряет смысл. Не так ли? – подчеркнул я самую слабую сторону в сущности человека.

– До казни – да! Сейчас – нет! Я хочу выжить только для спасения собратьев! – твёрдо заявил воин.

– То есть, ты для себя уже умер и смирился со своей участью?

– Да! – снова твёрдо ответил воин, что несвойственно сдавшимся живым мертвецам.

– Чтобы спасти собратьев, ты обязан будешь стать вечным рабом Тьмы. А ей мёртвые слуги не нужны. Так что не спеши пробудившимся благородством обращаться к Свету, чтобы подавить тщеславие. Это в мире твой порок неизменно обрекает на смерть, во Тьме же он, напротив, поможет выжить, – предложил я воину не отказываться от тёмной стороны души, и он задумался. – Если ты откажешься от помощи, твои собратья погибнут, а тебе достанется один заслуженный удел – провести вечность в аду, где сейчас и находишься. Причём неважно, обратился ты к Свету или нет. Тебе всё равно придётся ответить за преступления, которые совершил в прошлом, чтобы упоить тщеславие. Но если сдержишь слово, данное благоволящей тебе Тьме, то и собратьев спасёшь, и ада избежишь, и, возможно, в чём я лично уверен, осуществишь свою мечту – станешь великим воином, чьё имя будут знать не в какой-то ничтожной империи, которая рано или поздно всё равно сгинет, а во всём Сущем.

Воин задумался, тщательно взвешивая всё, что я сказал, чем вызвал во мне симпатию к его разуму. Он не торопился, понимая, что находится в серьёзной ситуации, из которой выхода всего два – или в ад, или во Тьму. Правда, во Тьму он мог попасть только при условии, что устранение сферы позволит столпам Сущего поглощать людей, выбравших в душе какую-то одну сторону. Но об этом обстоятельстве сообщать легионеру я не собирался. Да и незачем ему знать о доводах Люцифера.

– Но как я выживу? – спросил после достаточно долгих раздумий легионер. – Я смог продержаться только десять ударов, а мне предстоит еще пятнадцать!

– Не переживай! Я помогу. Тебе достаточно предоставить мне возможность занять твоё тело и душу, и твоя боль станет моей. А сил моей сущности хватит вынести не только эти пятнадцать ударов, но и намного больше, чем ты можешь себе представить.

– Я стану одержимым тобой?

– Да.

– Тогда я должен знать, кто ты! – как обязательное условие, предъявил воин.

– Меня зовут – Демон, – скрыл я своё имя, данное Творцом, но при этом не солгал.

– «Демон» – сущность, ипостась. Разве это понятие может быть именем? – удивился легионер.

– Может. Почему нет? Ведь оно стало когда-то моим именем.

– Я никогда о тебе не слышал, – пребывая в неуверенности, не торопился соглашаться человек.

– Значит, тебе не положено было слышать. Ну, что?! Я жду твоего решения! – вывел я из задумчивого состояния собеседника, подталкивая его к более быстрому принятию решения.

– Я бы хотел сам вынести казнь.

– Твой друг Клавдий не оставил тебе никаких шансов. Мы оба знаем, что без посторонней помощи ты не выживешь. Так что соглашайся.

– Ты знаешь о Клавдии? – удивился воин.

– Я знаю обо всём, что связано с тобой. Принимай решение! Палач уже заждался, и более ждать не станет! – снова надавил я на воина, подталкивая его к более быстрому принятию решения, так как его долгие размышления могли свести на нет все мои убеждения, и он, отказавшись от помощи, в следующем миге неизбежно попадёт в пропасть мук. Откуда его извлечение уже не будет иметь никакого смысла. – Ну! Решай!

– Я согласен, – ответил он, и в следующее мгновение, вернувшись в течение времени Сущего, я схватил сущность воина, устремившись обратно в Мир Богов, но не смог сдвинуться с места.

Если моя ипостась позволяла мне двигаться против потоков лавы из Пекла в мир, то человеческую сущность огненная обитель Вельзевула отпускать не желала. Душа воина превратилась в якорь, уцепившийся за потоки огненных масс, не давая двигаться и мне. А плеть палача уже начала стремительное падение к изуродованной плоти легионера, чтобы оборвать последнюю нить жизни Тита в Мире Богов. Пришлось снова воспользоваться силами реки времени и остановить неумолимый смертельный удар. Только в этот раз река Хаоса сил не давала. Их было предостаточно в моей ипостаси после первой успешной попытки остановить время. Потому для остановки в следующем срезе течения бытия потребовалось меньше времени. Плеть палача для нас вновь остановилась, правда, совсем близко от желанной окровавленной плоти, подобно бросившейся на жертву змее.

Тит посмотрел на меня, не понимая, что происходит. Но объяснять ему заминку возвращения в мир я не собирался, так как мне нужен был сейчас повелитель ада. Именно волю Вельзевула исполняла кровь Сущего, не давая вырваться душам из потоков лавы, и добросовестно доставляла все разумы почивших существ в пропасть мук.

– Вельзевул! – прокричал я на всё Пекло, но хозяин ада меня не слышал, так как находился в течении времени, и мой крик остался вместе со мной в срезе чёрной реки.

Я мысленно потянулся к огненному демону, и, найдя его на дне пропасти мук, где он продолжал пребывать с помощниками, быстро обволок силами реки Хаоса. А затем резко вырвал сущность хозяина ада из общего потока времени. Вельзевул вздрогнул и насторожился, заметив, что ни Горан, ни Серафим больше не двигаются. Они для него словно превратились в неподвижные статуи. Но не только они. Всё, в том числе и втекающий в пропасть мук поток лавы, тоже прекратил движение. Огненный демон подошёл к нему и аккуратно прикоснулся к поверхности.

– Вельзевул! – снова прокричал я.

– Демон? – услышал меня хозяин ада. – Что происходит?

– Ты вне времени! Вместе с нами! Мне нужна твоя помощь!

Хозяин ада расправил крылья и стремглав полетел ко мне.

– Это с кем, с вами? И какая помощь? – ещё в полёте посыпались от него вопросы.

– Надо вернуть эту душу обратно в Мир Богов!

– С чего вдруг? – с нескрываемым возмущением удивился он, остановившись возле нас.

От вида Вельзевула Тита охватил страх. Его душа словно похолодела от излучаемой мощи огненного демона, именем которого пугали в Мире Богов непослушных детей и преступников всех мастей, предрекая им за проступки неизменную встречу с повелителем ада. Правда, последние в существование грозного сына Тьмы не верили, но только до момента встречи с ним после смерти.

– Это я правильно сделал, что согласился на твое предложение, – выдавил из себя легионер, довольно легко справившись со страхом.

– О чём он? – не дождавшись ответа на предыдущие вопросы, спросил вновь Вельзевул.

– Мне надо вернуть его обратно, в Мир Богов! – повторил я, чувствуя, как меня охватывает раздражение. – Он мне нужен там живым! Будь так любезен, помоги нам покинуть Пекло!

– А что происходит? Почему всё замерло? – продолжал осыпать меня вопросами брат.

– Повторяю! Я остановил время, чтобы воин не умер, и мы успели вернуть его в мир до того, как палач выбьет из него последние остатки души! И хватит вопросов! – я заметил, что начинаю гневаться. – Помоги, чтобы лава отпустила нас!

– Каким образом? – снова задал вопрос Вельзевул.

– Твоя воля заставляет лаву нести души в пропасть мук! Или забыл! – теряя терпение от растерянности огненного демона, прокричал я.

– Не ори! – немедленно огрызнулся он. – Я первый раз нахожусь вне времени. Так только драконы Хаоса могут!

– Я рад за них! Так ты поможешь, или мне одному выкручиваться из ситуации?!

– Ты куда-то торопишься? – довольно спокойно ответил хозяин ада. Что было несвойственно для него. – Если да, то это лишнее! Мы ведь вне времени!

– Ну, давай, конечно, побеседуем! – не скрывая сарказма, ответил я. – Подождём, когда ты натешишься!

– Не торопись, – всё так же спокойно, не обращая внимания на мою язвительность, ответил Вельзевул, чем меня удивил. – Дело непростое. Тут надо с толком, с расстановкой…

Впервые в новой жизни меня кто-то бесил. Я готов был взорваться, так как находился в срезе реки времени в состоянии напряжения и неудержимого стремления как можно быстрее попасть в Мир Богов. Точно в таком, в котором покинул время. И избавиться от этого состояния никак не мог. Видимо, побочный эффект, требующий уравновешенного состояния души перед остановкой времени. Теперь я это знал, но легче от обретённого знания не становилось.

– Быстрее! – снова не сдержался я, и прокричал, только в этот раз из меня вырвались нотки сокрушающего гласа.

– Тише! Тише! Не надо нервничать! – продолжал Вельзевул являть собой само спокойствие и уравновешенность. – Я понял, ты напряжён, – наконец-то почувствовал он моё незавидное состояние. Гнев усиливался, а вместе с ним и раздражительность. – Сейчас всё сделаю.

Вельзевул прикоснулся к потоку лавы и волей направил в неё единственную мысль: «Отпустить человеческую душу».

– Всё! Мы полетели! – прокричал я, и, нырнув вместе с воином и братом в течение времени Сущего, устремился во весь опор с душой легионера в Мир Богов.

Но мы с воином не полетели. Как только лава повиновалась Вельзевулу и отпустила душу Тита, мы мгновенно выпрыгнули с ним из портала с невероятной скоростью и врезались в его человеческое тело, висящее на столбах. И я услышал звонкий щелчок плети о плоть, в которой находился наравне с сущностью легионера. Невероятная боль пронзила мою душу, пытаясь парализовать разум, так как все телесные впечатления от удара я немедленно принял на себя.

Жуткое рычание вырвалось из грудины моего временного человеческого вместилища. Да такое громкое и далеко не человеческое, а больше похожее на демоническое, что стоящие предо мной ряды воинов империи содрогнулись, и в их души немедленно вонзился аффективный ужас, сковывающий разум. Легионеры стали подобны травинкам, колышущимся от сильных порывов ветра, которым был их собственный страх. Они в ужасе онемели, пристально взирая на сотника, не в силах опустить взгляды. А Тит в это время встал на ноги, и, обернувшись к палачу, прокричал сквозь жуткий смех:

– Давай! Бей ещё! Сильнее! А то тебе этой плетью только баб тешить!

Палач остановился и застыл, словно посмотрел не на Тита, а в глаза Горану. Как и все присутствующие на казни воины, он был полностью поглощён страхом. Рука более не желала поднимать плеть для очередного удара. Исполнитель наказания с широко открытыми глазами молча стоял и смотрел на смеющегося сотника, не зная, что делать.

Трибуна, и не только его, прошиб холодный пот. Всё командование легиона не могло поверить глазам, что сотник действительно любимец Тьмы, и вот так легко, после неимоверно болезненных ударов, встал на ноги. Да в придачу смеётся, требуя от палача продолжения избиения, и посильнее, словно казнь доставляет ему не страдания, а невероятное наслаждение.

Казнь остановилась. Помощник трибуна, дающий счёт палачу, молчал, не в состоянии открыть рта, словно потерял дар речи. А Тит продолжал кричать на истязателя, требуя продолжения казни.

– Двенадцать! – дрожащим, слегка визжащим и полным отчаяния голосом прокричал Клавдий вместо сослуживца, надеясь, что палач за оставшиеся удары всё-таки сумеет вырвать из тела упрямого сотника жизнь. – Бей! Чего встал! – уже более грозным и командным голосом вывел из оцепенения он палача. И тот, словно ожидая команды, очнулся и нанёс очередной удар.

Палач в совершенстве владел искусством истязать жертв так, чтобы они, умирая, почувствовали весь арсенал телесной боли. Меня словно выворачивали наизнанку, заставляя желать смерти. Разум немел от резких уколов, которые пропускало тело через себя от орудия пытки, чтобы порвать душу и разум в клочья. И тогда моя ипостась, подаренная Хаосом, немедленно обволокла человеческое тело и потемнела. После тринадцатого удара боль всё-таки продолжала пронзать тело, правда намного меньше, но плеть отскочила, и палача, крепко держащего орудие пытки, отбросило от Тита вслед за ней назад. Он упал на твердь и никак не мог понять, что произошло. Легион невольно ахнул после падения заплечных дел мастера, увидев, как тело сотника почернело, являя его принадлежность к Тьме. И только Клавдий продолжал подавать команды, не смотря ни на что.

– Четырнадцать! Встать! Чего разлёгся?! – неистово рвал глотку ненавистник сотника.

Палач поднялся и ударил изо всех сил. Его вновь отбросило назад вслед за плетью. Он хотел прекратить бессмысленные удары, но команды прекратить казнь от трибуна не поступало. Исполнителю наказания ничего не оставалось, как продолжать бить и падать после каждого удара.

А мне в этот момент память явила воспоминания из Пустоты. Те самые, когда я мечтал о невероятно приятных прикосновениях лучей жёлтой звезды. Я немедленно подавил разум сотника, и, полностью заняв человеческое тело, посмотрел на светило.

Оно непрерывно испускало жизненно необходимое тепло, согревающее мир. Лучи мягко пронзали мою сущность, насыщая душу радостью и ни с чем несравнимым восхищением жизнью. Стало настолько уютно и спокойно, что захотелось уткнуться в твердь мира и зарычать от восторга. Но руки мои были привязаны к столбам. И это не страшно. Такое мгновение счастья стоит того, чтобы стоять под ударами плети палача и хоть ненадолго почувствовать прикосновение жизни.

Для легиона, наверное, поведение сотника было неожиданным, когда после безумного смеха он вдруг замолчал и с умилением стал всматриваться в небо, где сияла та, что несёт суть жизни. Только ни я, ни Тит не обращали внимания на окружающих людей. Я был поглощён созерцанием звезды, а Тит был полностью подавлен и заключён в мою ипостась.

Неожиданно подул свежий ветер, словно мир, почувствовав в себе мой разум, решил поприветствовать долго отсутствующего постояльца. Воздушные массы настолько приятно обволокли тело, что боль от удара плетью мгновенно потухла, растворяясь втуне. Ветер будто ворвался в душу, а затем в разум, наполняя меня свежестью неба, стараясь ревностно вытеснить собой тепло от лучей светила. Я невольно улыбнулся, и тут по рядам легиона пробежал шёпот.

Воины стали оборачиваться, стараясь увидеть то, на что внимательно, не моргая, смотрел улыбающийся сотник легиона. Но, кроме жёлтой звезды, от сияния которой они только щурились, ничего не видели. А тем временем казнь заканчивалась.

– Двадцать четыре! – прокричал Клавдий. Палач ударил, но после удара на ногах устоял, видимо, привыкнув к новым условиям казни. – Двадцать пять! – он вновь щёлкнул плетью, отскочил, и, вытирая пот с лица, с чувством выполненного долга опустил орудие пытки. – Двадцать шесть! – снова прокричал неожиданно Клавдий, видимо, забыв, что трибун отмерил всего двадцать пять ударов плетью.

Палач удивлённо посмотрел на Клавдия, затем на трибуна.

– Достаточно! – взял себя в руки командир легиона, и громким властным голосом напомнил помощнику, кто здесь командует.

Клавдий, осознав, что перестарался, сразу успокоился, сделав пару шагов назад, и опустил взгляд.

– Отвязать сотника и отпустить воинов его сотни! – приказал трибун.

Два легионера из охраны трибуна осторожно подошли к ещё чёрному телу Тита, и, продолжая испытывать страх, суетливо, а оттого и медленно, развязали верёвки.

Я продолжал стоять с поднятыми руками, не в силах оторвать взгляд от жёлтой звезды. Но потом, вспомнив, что могу лишить тем самым зрения легионера, опустил взгляд, а затем и руки. Закрыл глаза. Предо мной продолжал сиять огненный шар.

– Тит, – мысленно обратился я к воину.

– Что?! Я ничего не вижу и не чувствую! – в панике попытался прокричать он.

– Сейчас я верну тебе тело, и ты почувствуешь боль, но она скоро утихнет. Казнь окончена. Ты жив и отправишься в ссылку навстречу предначертанной Сущим судьбе. И помни! Поступай так, как подскажет тебе твоя душа, и никак по-другому!

– Я понял, и всё помню, – ответил он, и я покинул человеческую плоть.

Тит издал глухой стон, обозначая, что снова владеет телом, и рухнул на твердь, как подкошенный.

– Раны затянутся к закату звезды, – произнёс я мысленно тихо стонущему легионеру, медленно взлетев над ним, чтобы меня никто из людей не заметил, и снова устремил взор в небеса.

Прозвучала команда разойтись. Из строя выбежало несколько легионеров, и они, аккуратно подняв Тита, понесли прочь от места казни. Трибун скрылся с помощниками в красной палатке, и только Клавдий, не моргая, продолжал оставаться на месте, всматриваясь пустым взглядом в твердь мира, не в силах поверить, что обидчик смог выжить.

* * *

Безмолвная, несколько унылая пустыня, казалось, бесконечно раскинулась на просторах некогда плодородного и великого царства Ра. Высохшая от постоянного зноя твердь покрылась тяжёлым слоем сухого песка, образовавшимся за многие сотни лет, и практически никогда после раскола не видела живительной влаги. Вода окропляла бесчисленные и неповторимые по формам барханы крайне редко и весьма скудно, причём только на далёких окраинах пустыни, так как дождевые облака теряли накопленные живительные массы ещё в горах, окружающих погружённое в вечную тишину царство засухи. И только ветер осмеливался посещать эти края, так как живых существ здесь ждала исключительно смерть. Являясь дыханием мира, невидимый, но весьма могущественный проказник разбивал гнетущую тишину протяжными завываниями, по-хозяйски врываясь на ставшие его личной собственностью просторы, чтобы властно переместить пески с места на место для создания новых замысловатых ландшафтов. Ветер бушевал, взметая огромные массы песка ввысь, закручивал в многочисленные вихри, и, устроив за считанные мгновения немыслимую пляску, исчезал так же внезапно и бесследно, как и появлялся, бросая пустыню вновь в объятия удушающего безмолвия.

Лучи жёлтой звезды безжалостно выпивали влагу из всего, что осмеливалось появиться в царстве отсутствия надежды на жизнь, раскаляя песок так, что он обжигал прикосновениями. Именно здесь понимаешь, что Свет может нести не только жизнь, но и смерть. Причём смерть долгую и мучительную, медленно вытягивающую из плоти неосторожно забредшего сюда обречённого мученика каждую нить души по отдельности, словно она наслаждалась растянутым до вечности мгновением перехода из мира живых в беззаботное бытие мёртвых.

Казалось, само Пекло умышленно прикоснулось к Миру Богов, чтобы образовавшейся пустыней напомнить каждой живущей твари о своём существовании и неминуемой встрече после смерти. А успевающие нагреться под лучами звезды воздушные массы были подобны дыханию мира Вельзевула, создавая впечатление, что стоишь одной ногой в аду, заглядывая в пропасть мук.

Но всё это совершенно не мешало наслаждаться жизнью. Потому как даже безжизненная пустыня, которой она казалась только на первый взгляд, была переполнена жизнью, в сравнение с Пустотой. Достаточно безоблачного и бездонного голубого неба над разумом, чтобы начать упиваться блаженством от осознания, что ты есть и можешь ощущать прикосновения ветра, пусть даже и горячего; чувствовать песок, пусть и раскалённый; знать, что Пустоте до тебя не добраться… пока ты хочешь жить.

Я прикоснулся к вершине бархана, и моя ипостась сразу обрела ноги, чтобы позволить мне стоять. Песок под образовавшейся тяжестью моего совершенно прозрачного тела стал расступаться, и я медленно соскользнул вниз в сопровождении лёгкого гула, похожего на пение, словно пустыня очнулась и заунывным голосом приветствовала заглянувший на её просторы разум. Мягкие и слегка обжигающие прикосновения рыхлой материи заставили меня сесть и погрузить в неё руки. Сжав кулаки, тело почувствовало податливость, но и твёрдость песка, а также его невероятную сыпучесть.

Я поднял руки и слегка ослабил хватку. Песок сразу, успокаивая душу, зашелестел, приятно выскальзывая из дланей, мягко падая обратно, на поверхность пустыни. Так, в увлечении нехитрым занятием, сжимая песок и медленно высыпая из рук, я терпеливо ждал, когда придёт человек, мнящий себя Светом.

После казни Тита я немедленно отыскал взором того, с кем он должен встретиться по воле судьбы. И был невероятно удивлён, что этот человек, идущий в мрачные земли, осмелился пересечь безжизненную пустыню, сокращая путь и осложняя его столь серьёзным испытанием плоти. Но сияющая в его душе частица искры Света, которую я когда-то вручил Квиту, довольно убедительно объяснила безрассудное решение путника.

Заглянув в прошлое, я почерпнул достаточно информации о приближающемся ко мне человеке. О том, как он родился, стал воспитанником Ария, встретился с девой, сообщившей о его предназначении, и как получил частицу искры. Мне захотелось пообщаться с этим человеком лично, заглянуть как можно глубже в его разум, душу и понять, почему дева, которая была не кем иным, как Творцом, возлагает на представителя смертного вида жизни свои надежды. Для этого я и переместился в пустынную обитель, которую посещает лишь ветер, и стал дожидаться человека по имени Ас, на его пути.

Полный в душе Света, человек уверенно шёл по песку, не проскальзывая, словно его ступни касались камня, а не рыхлой тверди. Лицо, покрытое бородой, излучало внутреннюю гармонию и полное согласие с миром. Взгляд был чист и ясен, устремлён в даль, в небесную синеву. Обжигающие лучи звезды таковыми для него не были, а напротив, доставляли его бренной плоти уют и наслаждение, постепенно насыщая душу еле пробивающимися сквозь сферу силами и необходимой энергией для существования тела. При нём не было никаких пожитков, даже еды он с собой не нёс. Всё, что необходимо для жизни в этом мире, он хранил в себе, в разуме и душе, чем сразу вызвал во мне симпатию и расположение. Но всё-таки, как и в любом существе, в нём был изъян, которого он сам не замечал или замечать не хотел.