Текст книги "Новая Зона. Критерий страха"

Глава 6

И тут к нам на поляну вышел пацан. Он был странный. Совсем голый, грязный, невысокий, и у рот него был такой, как бывает, когда болезнь «заячья губа». Замурзанный мальчишка топтался на краю поляны, словно стеснялся. Ну, я ему и говорю:

– Давай с нами в футбол, на воротах постоишь? – А нам как раз вратарь нужен был.

Пацан стоит, переминается с ноги на ногу и ворчит что-то несуразное.

– Ты что, не понимаешь? Или немой? Чего надо? – Юзик зло так его спросил.

А тот глянул на Юзика тоже недобро и давай бурчать громче. Я понял, что он, наверное, не совсем нормальный. Ну, не то чтобы сумасшедший или умственно отсталый, а может, просто говорить не умеет. Но ведь и ему интересно поиграть. Наверное, из дому сбежал, заблудился и по Зоне шатается. Только мне неприятно было, что он совсем голый. Я полез в рюкзак и нашел свои трусы запасные. И дал пацану. Он протянул руку, взял и пялится на них. Я ему показываю: «мол, надень, а то стоишь как ангел, писюном светишь».

Он смотрел-смотрел на трусы. Потом, видимо, сообразил и стал напяливать. Смешно так. Сел на траву и запихал две ноги в одну дырку. Ну, все ржут, а он злиться начинает. В общем, тут Бэрик и говорит:

– Ну, что вы, уроды, над человеком издеваетесь? – и помог ему.

Пацану очень понравились трусы. Он встал и стал смотреть – и так и сяк. А потом голову, как сова, назад повернул и стал заглядывать, как у него сзади на попе. Да уж, повеселил опять всех. Бэрик ему стал объяснять, как на воротах стоять. Ясно уже было, что мальчишка не совсем нормальный, но добрый.

«Красный сигнал»

– Итак, – Протасавицкий внимательно обвел взглядом команду, – судя по отчетам нашего доктора, экипаж готов к выполнению основной программы экспедиции. Я свяжусь с ЦУПом, что они скажут.

Командир задержал взгляд на Кате, и она поняла, что про состояние Малахова – ни слова.

– ЦУП, «КС-6» на связи. – Константин Петрович включил громкую связь, разговор с Землей был важен для всей команды.

– С вами говорит руководитель дальней космической разведки полковник Павлов.

– Руководитель чего?

– У нас на Земле произошли некоторые изменения. Мы вам сообщим по мере развития событий. Всё в порядке. Продолжайте работу по регламенту. Сообщайте обо всём происходящем. Конец связи.

– Конец связи, – произнес Протасавицкий положенную в этом случае фразу. – И это все? Какой Павлов? Не понимаю. Там что, за два дня власть поменялась?

– Ой, да ну их с их склоками. – Штурман в сердцах шлёпнул ладонью по подлокотнику. – У нас своя власть, и ты, командир, не бери дурного в голову.

– Задание наше несложное, мы же первопроходцы. Никаких больше псевдоконтактов. Нам важно лишь показать возможность путешествия человека через кротовую нору, – продолжил Константин Петрович. – Сканирование пространства в точке перехода, определение нашего местоположения и выдача данных для обратного скачка. Скажу сразу, практически все это проводилось в автоматическом режиме, да вы это знаете. Но вот для того чтобы осмотреться, машины мало. Так что приступайте к работе согласно заданию. Ни у кого вопросов нет?

Вопросов не последовало.

– Ну ты, Андрюха, тогда на старте и выдал, – похлопал Малахова по плечу штурман. – Классический старт новичка. Напыжился, словно тянул ракету сам.

– Ой, да отстань от человека, сутки уже прошли, пора и забыть, – вступился за Андрея Степанов. – Ты что, не помнишь, как сам первый раз испугался, когда датчик гравитации тебе в нос полетел. Кстати, надо было ЦУП запросить, как вчера «Спартак» в итоге сыграл. Обидно, если опять «Зенит» в чемпионы прорвется.

– Ну, ты и придумаешь! – возмутился командир. – У «Зенита» шансов против «Локо» никаких.

– Ну что за народ! – Катя тоже не осталась в стороне. – Нашли время говорить о хоккее!

– Катя, я присоединяюсь к твоему мнению, но осторожно замечу, – Андрей улыбнулся, – это футбол.

– Давайте лучше говорить о звездах. – Кате был неинтересен ни хоккей, ни футбол. Она была мастером спорта по плаванию.

– Катя, поверь мне, да ты и сама прекрасно знаешь, – заметил командир, – через несколько дней тебя от них тошнить будет!

Команда не спешила разойтись. Все стали переговариваться между собой, словно сидели за столом на обычной вечеринке, а не на космической станции в трех световых годах от Земли.

– Да! Добавлю – в ночное время вводим вахты. Два часа без бодрствующего сменщика. График я сообщу ближе к вечеру. По местам! – Протасавицкий воспользовался моментом всеобщего благодушия и сообщил неприятную новость.

Работа, которая была основной и обыденной для Малахова, заключалась в инструментальном сборе данных об окрестностях станции. Никто на Земле не рассчитывал, что тайны Вселенной в этой ее части раскроются в первую экспедицию. Только сбор данных, предварительный анализ и доставка информации домой.

– Ну что, пошли, пороемся в космосе? – окликнул Андрея Степанов.

Первый пилот Борис Степанов по заданию должен был вместе с Андреем заняться сканированием пространства вокруг станции во всех возможных диапазонах электромагнитных волн.

Аппаратная, или как её называли – лаборатория, находилась на противоположной стороне от мостика. Дойти можно было двумя способами – просто пройтись по галерее или, сократив основательно время, пролететь по одной из осей станции. Естественно, пилот, хорошо знакомый с невесомостью и легко управлявший своим телом, предложил короткий путь. Малахов скрепя сердце согласился.

– Рассказываю алгоритм. – Борис решил все-таки проинструктировать товарища. – Мы выйдем в тоннель, сила тяжести будет понемногу падать. Здесь главное – не сильно стремиться скорость набрать. Ближе к центру можно зазеваться и головой в переборку. Потом будет смена вектора притяжения. Там нужна обратная последовательность.

– А может, все-таки по кругу пойдем? – засомневался Андрей. – Понимаешь, мне невесомость не очень нравится. Мутит. Я потом потренируюсь, и всё получится. В следующий раз.

– Да какая тренировка! – махнул рукой Борис. – Главное – держись за поручень постоянно и не сильно ускоряйся.

– Ну, веди, – не стал спорить Малахов.

Начало пути по хорде было неприятно, поменялся вектор притяжения, Андрей даже на некоторое время потерял ориентацию. Однако надежный поручень быстро позволил восстановить точку опоры и начало координат. Но чем ближе Малахов подходил к центру станции, центру тора, тем сильнее его сознание теряло связь с реальностью. Словно кадры из фильма в голове пронеслось воспоминание. Как тогда, давным-давно, он шел с друзьями в Зоне по тропинке, с которой нельзя свернуть. Тропинка шла через лес, кроны деревьев сходились надо головой. Было неприятное ощущение замкнутого пространства, прямо как сейчас в переходной галерее. Борис легко двигался рядом, как тогда детёныш кровососов. Он был в своем мире, ко всему привычный и ничего не боялся.

А потом тропинка начала вести себя странно. Она вместо того чтобы проходить между деревьями, правда, сейчас это был уже ровный забор без единого просвета, начала смещаться влево и через десять-пятнадцать шагов уже шла по боковой стене тоннеля. Андрей двигался по переходной галерее с полным ощущением, что он идет где-то сбоку. Как будто притяжение здесь работало по-другому. Лесная тропинка тогда превратилась в сказочный, непостижимый тоннель, где только фонарики позволяли хоть как-то разглядеть дорогу. Точно так же сейчас только дежурный свет в переходе позволял определить, где верх, а где низ.

У Малахова закружилась голова. И тут внезапно пропал свет. Как во время скачка. Тоннель впереди исчез, появилось открытое пространство, и зеленое сияние очертило странное видение. За письменным столом сидел человек, судя по очертаниям и хорошо сидящему костюму, и что-то писал в толстой тетради.

– Ну, здравствуй, – сказал человек Малахову.

В тусклом свете невозможно было рассмотреть ни его лица, ни рук – только черный силуэт и легкая игра светотени на складках аккуратно вшитых рукавах твидового пиджака. Все эти детали в сознании Малахова откладывались естественно, словно не летел он неизвестно где и неизвестно куда, а был на приеме у важного чиновника.

– Здравствуйте, – неуверенно ответил Андрей. – А мы знакомы?

Только тут Малахов осознал, что ощущение падения в бездну, которое его всегда преследовало в невесомости, исчезло. Он шел по невидимой в темноте поверхности, как по обычному полу. Покрытие было мягким, словно на полу был постелен персидский ковер.

– Как тебе сказать, Андрюша, мы не виделись много лет. – Голос у сидящего за столом был низкий, с глубокими обертонами. Казалось, говорил артист театра или диктор радио.

– Не виделись? Вы из Москвы?

– Нет, конечно. Вот ты сейчас вспоминал тоннель в Зоне, так ведь?

– Откуда вы…

– Подожди, вопрос не в том, откуда я знаю, вопрос о том, насколько хорошо ты это помнишь? – Голос стал чуть жестче, настойчивее.

– Я всё хорошо помню. – Андрей попытался тоже контролировать свой голос, который до этого ему самому показался слабым и дрожащим.

– Ну и отлично. Ты помнишь, там были и друзья, и враги. И люди и… скажем, иные.

– Конечно, помню. И друзей, и… там были и враги.

– Ага, враги. А как их звали, помнишь? Хотя нет, не говори. Я боюсь услышать то, что мне будет неприятно.

– Кто вы?

– Да ты уже, наверное, и сам догадался. – Голос человека на секунду стал мягче. – Я часть того, что вы пытаетесь понять, прилетев сюда. Вернее, не прилетев, а переместившись. Но это не суть важно.

Малахов подумал, что такое словосочетание он слышал только от одного древнего преподавателя в университете.

– У нас одна цель – понять происходящее. Мы не понимаем, зачем Земле Зона во всех её проявлениях. И как мне, ну… нам кажется, скорее всего, разгадка находится в этой части Вселенной, – ответил Малахов.

– Разгадка, возможно, и здесь. Но сможете ли вы её познать? Ответ тоже очень прост, но простые ответы даром не получают.

– С Зоной воюют уже столько лет, что про нее знают уже всё. Ну, или почти всё.

– Ты единственный, кто приблизился к ответу. Вернее, ты единственный, кто смог выбрать поведение, которое вело к ответу. Но ответа не получил. Ещё вернее – тебе ответ не был нужен. А потом, когда понадобился, – уже было поздно. Уровень шума мешает уловить слабый сигнал.

– Ты много знаешь обо мне. Откуда?

– Так вышло. Я твой старый друг. Прошу тебя, слушай свои чувства, не разум. Разум тебя здесь обманет не один раз.

– Кто ты? – Андрей совсем растерялся. – У меня нет здесь друзей, есть коллеги и соратники.

– Ты помнишь, в Зоне ты принял в свою компанию маленького мальчика, Ыду. Я – Ыду.

– Кровосос?! – не сдержался Андрей.

– Кровосос – это ваше название. Ты же не воспринимал меня как адово создание тогда, в Зоне? – Ыду словно обиделся, что его назвали кровососом.

– Но ты был ребенок. Дети должны дружить! На детской площадке в любом зоопарке тигренок и кролик играют. Как равные. И мы были тогда детьми! – воскликнул Малахов. – Зачем нам было враждовать?

– То есть меня ты врагом не считаешь? – Голос говорящего дрогнул.

– Да какой ты враг? Там такие были монстры… Чуть не убили.

– Это ты о ком?

– Юзик и его компания… Да ну… Не хочу вспоминать.

– Не хочешь, а зря. Надо всегда помнить.

– Ыду, а ты… Кто ты сейчас? Ведь кровос… извини, я даже не знаю, как тебя правильно называть. Ну, хотя бы твоих родителей взять – так они и говорить не могли, и они же…

И тут Андрей вспомнил. Тот самый выброс в Зоне. Тогда он разговаривал с зомби, вернее, не с зомби, а с тем, кто стал потом зомби. Выброс возвращал каждое создание Зоны в его первоначальное состояние. И тут к ним подошел мужчина в красивом костюме с белой рубашкой, и даже галстук был повязан.

– Извините, а можно прикурить? – обратился он к зомби.

Андрей тогда вздрогнул от неожиданности. Редко кто в Зоне был так вежлив и так хорошо выглядел.

– Ты хочешь узнать, кто я? – Мужчина рассмеялся, глядя на ошарашенного Малахова. – Разрешите представиться, молодой человек, я Миронов. Леонид Миронов, физик-исследователь. После выброса, ну и до него, меня люди будут называть «кровосос». А вот мой коллега – Павел Птушин.

Миронов взглядом показал на своего товарища. Тот был почему-то в смокинге и с галстуком-бабочкой.

– А откуда у вас одежда? – спросил тогда приятель Андрея, Юрка Грушевский.

– А, это? Ну, считайте, это аватар такой. Ведь не обязательно то, что вы видите, существует на самом деле. Нет, мы-то как раз есть, и именно такие, как выглядим, но вот одежда… Считайте, Зона нам в обмен на нашу основную жизнь здесь дала шанс хоть иногда выглядеть так, как нам бы хотелось. Но я прошу нас извинить, у нас всего пара часов, а ребенка надо учить.

– Ребенка учить? – не отставал Андрей.

– Поймите, ведь мальчику нужно научиться говорить, научиться быть человеком хоть в редкие минуты. Мы всегда учим детей в минуты выброса.

Воспоминания пронеслись в голове Малахова с такой четкостью, словно он опять был там, в далёком, тревожном детстве.

– Андрей, не удивляйся. Я же говорю? И мне кажется, нормально. Ты боишься меня взрослого? – В голосе Ыду прозвучала ирония.

– Тебя? Нет, не боюсь. Так ты сын Миронова, физика?

– Я же могу тебя пополам перекусить, – с иронией сказал Ыду. – Как я могу быть сыном физика?

– Хотел бы – перекусил.

– Логично. Но помни, знания, которые ты получил в Зоне, – они абсолютны. Нет врагов, нет монстров. Есть только то, что мы хотим увидеть. И это твой первый шаг к отгадке Зоны. Ты не пожмешь мне руку? Мы же не виделись столько лет. – Ыду подождал и добавил: – Да, отец мой – именно тот физик. До катастрофы. А потом… Ну ты понял.

Андрей сделал шаг к Ыду. Тот встал, но лицо его всё ещё скрывалось в тени. Кровосос протянул руку. Малахов почему-то подумал, что это рука музыканта, пианиста или, скорее, гитариста, судя по длинным нервным пальцам и ухоженным ногтям. Рукопожатие было нормальным, человеческим.

– Я рад тебя увидеть. Возможно, это самое главное в моей жизни, – признался Ыду.

Он чуть наклонился вперед, и в призрачном свете можно было рассмотреть его облик. Андрей очень боялся, что это произойдет. Но увидел обычного человека. Примерно ровесника Малахова. Наверное, моложе лет на пять. Волевое лицо, умные, чуть усталые глаза.

– Никогда не предавай своё детство, Андрей. Всё, что у нас было честного и справедливого, – только там. И если…

– Малахов! Ты что, засыпаешь?! – прогремел голос Степанова. – Куда ты уставился?

Ыду выпустил ладонь Андрея. И тут Андрей увидел перед собой чудовище. Кровосос, страшный безумный монстр Зоны. На его искаженной гримасой злобы морде не было и признаков разумной жизни, ротовые щупальца хищно и хаотично шевелились, словно искали жертву. Последнее рукопожатие с Ыду было прикосновением руки человека и страшной, сухой и когтистой лапы монстра-убийцы.

– Не пр… редай… – нечленораздельно, как в предсмертной агонии, прохрипел Ыду, растворяясь в зеленой мгле.

– Ты словно чумной какой-то, – продолжал Степанов. – Ещё бы мгновение – головой бы о переборку. Я понимаю, в невесомости укачивает. Приготовься, сейчас вектор притяжения поменяется.

Малахов постепенно возвращался в реальность. Он понимал, что игра на мышечных рефлексах и воспоминаниях из детства может привести к непредсказуемым последствиям, однако никак не ожидал, что эти давно прошедшие события, основательно забытые и несуществующие, могут казаться такими реальными.

Глава 7

Над лесом кружила гигантская стая ворон. Они тревожно орали что-то свое и кружили в адском танце, делая небо ещё темнее. Сначала стая просто описывала большие круги, словно выбирая место для посадки, но потом как по команде их движение стало упорядоченным – птицы полетели по кругу, образуя гигантский вихрь. Крики ворон прекратились. Черный живой конус вращался медленно и зловеще. Форма конуса была идеальной, и движение настолько равномерным, что картина гипнотизировала и парализовала волю.

– Что это они? Что задумали? – спросил Вадим, впервые видя такую большую воронью стаю.

– Сейчас узнаешь, если спрятаться успеем, – прошипел Бай.

Шип, как опытный сталкер, немедленно нырнул под днище прицепа. Места ни для кого там уже не оставалось.

– Туда! – заорал Бай, показывая на телефонную будку.

Малахов готов был поклясться, что только что здесь не было никакой будки. Хотя может он и не обращал внимания. Бай и Вадим как по команде ринулись к телефонной кабинке и, добежав, еле втиснулись в нее. Будка была маловата для двоих немаленьких мужчин да ещё с оружием. Чтобы закрыть двери, пришлось выставить наружу и ТОЗ, и арбалет.

«Константа связи»

– Вот он, родимый! – Степанов с неиссякаемым энтузиазмом вошел в тороидальную галерею, туда, где игр с тяготением уже не предвиделось.

Инженерный модуль, или лаборатория, как его называли между собой, походил на компьютер столетней давности – практически все стены были заполнены стойками с электроникой. Сейчас, в режиме ожидания они вяло перемигивались контрольными индикаторами.

– Ну что, начнем. – Малахов, окончательно придя в себя от перехода через переменное притяжение, занес ладонь над кнопкой запуска системы.

– Вперед! – весело произнес пилот.

Андрей подумал, что прогулка в переменном поле тяготения на товарища подействовала как наркотик, слишком он был возбужден.

Нажатие на кнопку запуска, Андрей так и хотел её назвать «Большая красная», привело к оживлению практически всех приборов. На приборах сначала загрузились тесты готовности аппаратуры, чуть постанывали вентиляторы охлаждения в форсированном режиме, освещение в модуле заиграло всеми цветами радуги от оживших дисплеев и информационных табло.

– Включаем силовую, – предупредил Малахов.

Основная мощность подавалась на датчики. Первыми под нагрузку стали лидары – системы лазерного сканирования. Они должны были обнаружить ближайшие к станции предметы и дать примерный анализ их состояния. Никто, конечно, не ожидал найти рядом со станцией чужой корабль или скопление космического мусора с деталями умерших кораблей. Это и автономные станции не нашли. Но процедура есть процедура, и через несколько минут пилот доложил:

– Данные с лидаров – отсутствуют.

– Не понял, – немедленно ответил Константин Петрович. – Не работают или?

– Да нет, всё работает. – Малахов махнул рукой, словно разговаривал с командиром не через телеком и камеру, а как с рядом стоящим коллегой. – Обычное рамановское рассеяние от слабой космической пыли. Такой же результат где-нибудь на Альфа Центавра получили бы. Я имею в виду, что отсутствуют какие-либо интересные данные.

– Понятно. Только в следующий раз не фантазируй, а говори по делу. И что дальше?

– А дальше работа только начинается. – И чтобы уменьшить пафос своих слов, Андрей скорчил комическую физиономию. – Продолжаем.

– Короче, докладывайте, только если что-то важное будет. – Командир был явно недоволен.

– Вот так, начальство в гневе, – уныло сообщил Борис. – Теперь лишат компота на ужин!

– На ужин чай, – машинально поправил Андрей. – Давай рентген проверим, посмотрим, что тут у нас светится из космоса.

– Ты начальник, в смысле, инженер, ты и изучай рентген. Мне он как-то не особо интересен.

– Не ёрничай. Запускаю гамма-сканер.

Малахов переключил энергопотоки на главный инструмент станции – лазер на свободных электронах. Гамма-лазер был самым мощным источником излучения борту, он мог не только управлять прыжком в подпространстве, но и позволял использовать его для тонких исследований. Сконцентрированный, высокоэнергичный луч начал ощупывать пространство вокруг станции. Получасовая последовательность не принесла никаких результатов.

– Опять час работы в корзину, а содержимое корзины в мусор, – недовольно протянул пилот. – Может, будем жевать бумагу и плевать в иллюминатор? Я думаю, будет тот же эффект. Я знаешь как здорово попадаю с двух метров жеваной бумажкой в цель? Вот надо было тащиться за… э… Ну, навигатор скоро скажет, сколько световых лет мы пролетели, чтобы получать такую ошеломительную хрень с датчиков.

– Мы не летели, мы перескочили. Давай теперь в следующем диапазоне… Подожди, – у Андрея возникла неожиданная идея: – А давай ещё раз лидаром пройдемся.

– Хозяин – барин, – буркнул Борис.

– Бар в семнадцатом прогнали, – пояснил Андрей, глядя на полученные результаты.

Впрочем, его работа заключалась только в регистрации полученных данных. Опять вздохнули силовые линии станции, опять глухо пыхнули системы накачки лазеров.

– И как? – поинтересовался Малахов.

– А то я понимаю? – ответил пилот. – Ну, спектры, но ни одной отметки с систем контроля, что мы нашли что-либо необычное.

– Я хочу сравнить данные по спектрам рассеяния. – Андрей словно забыл о том, что он за несколько световых лет от Земли, что вокруг мёртвый, как кажется, космос. Обычный разговор исследователя в обычной лаборатории.

Но одна мысль всё-таки тревожила его:

– Понимаешь, Боря. Тут такая вещь. Как лидар работает? Мы шарахаем лазером в пространство. Если на пути луча есть хоть какое-то вещество, оно начинает под действием столь мощного излучения светиться. Условно скажем – святится, там всякие рассеяния, люминесценции. Причем, свечение это, как правило, близко к длине волны нашего лазера. И эта разница – фундаментальный параметр вещества. А тут… Мы два раза светили в одну и ту же точку пространства и получили разные спектры. Такого не может быть! – Андрей был крайне возбужден, в его голове продолжала вертеться какая-то смутная мысль, которую он не мог выразить. – Давай ещё раз!

– Ну, давай, – без энтузиазма согласился Борис.

Третий замер дал новые результаты, отличающиеся от двух предыдущих.

– Считай, мы уже что-то нашли! – радостно сообщил Малахов.

– Ага, ура, мы поймали тайну Зоны, – вяло ответил пилот. – Великая тайна космического источника возникновения Зоны открыта! Мировые агентства наперебой стали печатать новости с «КС-6» о том, что группа российских исследователей поймала хвост внеземного злодея! Ерунда это всё. Вокруг нас миражи и космическая пыль! Только она, и никто не мешает ей двигаться и менять состав. Ну, меняется спектр, но это ведь только спектр. На сегодня всё? Пошли на доклад.

Послеобеденное собрание в кают-компании прошло как обычная рабочая планёрка. Штурман доложил, что их местоположение практически ничем не отличается от того, которое было у беспилотного зонда, и что выработанная последовательность воздействия гамма-квантов на пирамидку позволит вернуться с высокой точностью назад. Возможно, даже точно на орбиту Земли. Потом Андрей несколько сумбурно, потому что волновался, рассказал о странности спектров рассеяния лидара.

– Ну что, отчёты, прямо скажем, впечатляющие. Можно докладывать на Землю и продолжать работу. Вот только есть одна проблема, – замялся командир, – ЦУП не отвечает. То есть, очевидно, связь есть, телеметрия принимается, приходят подтверждения целостности файлов, но… к микрофону никто не подходит.

– Может, у них обед? – пошутил штурман. – Всем кушать хочется, станция наша в порядке, волнений нет, вот и ушли.

– Ага, обед, плавно переходящий в ужин. В общем – работаем по программе, пока коррективов на планы исследований нет. Сами будем продолжать и разбираться, – подытожил Протасавицкий. – Все свободны, Малахов – останься.

– Слушаю, Виктор Тимофеевич, – сказал Андрей, как только последний член экипажа покинул помещение.

– Скажи мне, насколько твой сумбурный доклад по лидарам действительно так тревожен? – мрачно спросил командир.

– Почему сумбурный? И почему тревожный? Все по полочкам разложено, несколько замеров представлено. Честно скажу, если одна и та же точка пространства три раза сообщает, что в ней находится разное вещество, да, это странно, – еле сдерживаясь от обиды, ответил Малахов. – Но никак не тревожно. Просто что-то странное.

– Андрей, ты не думай, что раз я командир экипажа, то всю свою жизнь провел, сжимая в руках штурвал летающих транспортных средств. И не только транспортных, но и боевых… И не надо на каждое мое слово обижаться! Ты же не сопливая институтка! Дальше, – Протасавицкий продолжил уже без металла в голосе, – сосредоточься в основном на этих исследованиях. И не по одной точке долбить лазером. Сделай карту, хотя бы в каком-либо значащем по площади куске пространства вокруг корабля. Ты понимаешь?

– А что тут не понять? – пожал плечами Малахов. – И вы не обижайтесь, это было совершенно очевидное продолжение мониторинга. Так что… Разрешите выполнять? И… Почему институтки сопливые? Они как раз, если верить классическим книгам, были очень аккуратные.

– Естественно, разрешаю. Только остальные сканы не забрасывай. Не дуйся. – Протасавицкий примирительно улыбнулся. – Ты должен понимать, от тебя очень многое зависит. Кстати, твоя вахта в четыре утра по бортовому времени, можешь лечь спать раньше. А сопливая институтка – это образ такой. Вроде как выбивающаяся из общего ряда.

У Малахова было прескверное настроение. Перед стартом он надеялся, что, перескочив на триллионы километров, на выходе из кротовой норы будет интересная, серьезная исследовательская работа. И вроде она началась, но случай с кораблем-фантомом, помятым трубопроводом, грохотом, галлюцинациями в невесомости, нервное поведение командира – все это сбивало с нормального делового ритма. Но распорядок есть распорядок, и Андрей хоть и плохо, но сумел поспать до начала вахты.

От каюты до мостика нужно было пройти совсем немного. Ночное освещение переходной галереи было слабым, чуть синеватым. По пути Малахов кинул взгляд на один из иллюминаторов в галерее и опять, в который раз увидел несущиеся мимо звезды. Почему-то от их вида ему стало не по себе. Он сделал несколько шагов и остановился.

Андрею показалось, что за ним кто-то идет. Идет, стараясь шагать след в след, так чтобы звуки шагов сливались. Как только Андрей остановился, шаги затихли, вернее, ощущение того, что есть звуки, исчезло. Он оглянулся. Естественно, никого в галерее не было. Малахов, проклиная себя за мнительность, пошел дальше. Чужие шаги, уже более явственно, зазвучали опять. Андрей резко остановился. Призрачный преследователь не успел так же резко затормозить и сделал ещё два шага. Но всё равно вокруг никого не было. В сердцах выругавшись, Андрей уверенно двинулся к отсеку управления, пытаясь не обращать внимания на звуки за спиной. И тут его догнал совсем странный звук. Словно кто-то бросил на каменный пол стальной шарик. Он попрыгал по полу и затих. При том, что пол на станции был покрыт мягким ворсистым пластиком. Внешне оставаясь спокойным, Малахов вошел на мостик. Там заканчивал свое дежурство штурман.

– А, Андрюха, заходи, – обрадовался Переверзев. – А я все думал, будить тебя или не будить. Давай заступай.

И добавил, усмехнувшись:

– За время моего дежурства происшествий не случилось! Чего бы ни ждал босс.

Пожав друг другу руки, штурман и бортинженер поменялись местами.

– Давай не скучай. Там на компе моем пару игрушек есть, развлекайся!

Но у Малахова были свои планы на дежурство. Он собирался составить программу управления лидаром, чтобы зондирование пространства проходило постоянно и не только в одной точке, а охватывало все возможные направления. Тишина и уединённость были самыми лучшими условиями для такой работы. Он так погрузился в работу, что время вахты пролетело незаметно. От дела его отвлек стук в дверь.

– Да заходи, чего стучишь, – отозвался Андрей, уверенный, что пришел сменщик, Борис Степанов. – Хочешь, чтобы я спросил «Кто там?».

Стук повторился.

Малахов, так и не понимая, зачем вообще стучать, подошел к двери и убедился, что за смотровым окошком стоит Степанов, открыл её. Борис был неестественно бледен. Он не сделал ни шага и медленно стал заваливаться вперёд, Андрей еле успел подхватить его за подмышки. Вся спина пилота была в крови. Комбинезон был разорван.

– Там… – успел прохрипеть пилот и потерял сознание.

Малахов осторожно уложил товарища на пол и ударил по кнопке общей тревоги, расположенной на центральном пульте. Взвыл гадким голосом сигнал, вспыхнуло освещение в галерее. Андрей бросился на свет в надежде увидеть, что же там произошло. В галерее было пусто. Хотя показалось, что какая-то неясная тень мелькнула в самой глубине. Но только показалось. По коридору уже бежали товарищи, гремя ботинками по пластиковому полу.

– Почему покинул пост? – заорал на Малахова командир. – На место!

Андрей юркнул к своему рабочему столу, решив не злить начальство.

– Доклад! – Капитан уже выводил общую обстановку по станции на свой экран. – Доклад, вахтенный!

– Нечего докладывать. Вахта шла нормально. Потом стук в дверь и на пороге – Боря.

– Состояние тяжелое, большая потеря крови, – это уже Катя хлопотала у раненого. – Ввожу каспарамин, нужно транспортировать в медотсек.

– Медотсек разблокирован, – сообщил Андрей, выполняя обязанности вахтенного по капитанскому мостику.

– Носилки нужны, так тащить его опасно. Я даже не знаю, что у него с внутренними органами. – Катя беспомощно глянула на своих товарищей.

– Разрешите, принесу? – вызвался Малахов.

– Неси, – тихо ответил командир. – Толку от твоей вахты всё равно никакой.

Андрей бегом рванул к медотсеку, не поняв, почему командир сказал последнюю фразу. И опять ощущение, что кто-то бежит за ним, настигло его. Плюнув на ощущения, Андрей добежал до медотсека, схватил носилки из стойки у входа и ринулся назад.

– Осторожно укладывайте. – Катя отошла от Бориса, давая место мужчинам. – Я ввела обезболивающее, он сейчас в медикаментозной коме. Я побежала к себе, включу системы.

Бережно положив товарища на мягкое полотнище носилок, Виктор и Андрей понесли Бориса в медотсек.

– Куда? – заорал командир. – Головой вперед, идиоты!

Когда Степанова донесли до медотсека, Катя уже включила всё необходимое оборудование. Колпак камеры интенсивной терапии был откинут, операционный стол сиял белой простыней под бестеневой лампой.

– Осторожненько его, сюда. – Катя показала, как надо уложить раненого. – Так. Помогите с него снять комбез.

Быстрым, профессиональным движением она рассекла стилетом одежду на спине, разрезала рукава.

– Вытаскивайте тряпки из-под него. Стоп! Медленно! – Здесь, в своем рабочем отсеке, Катя из милой девушки превратилась в жесткого, не терпящего возражений специалиста.

– Теперь возьмите утиль-мешок, вон у входа, рядом с носилками, сложите туда эти тряпки. Завяжите его и оставьте в углу.

– Может, утилизировать? – осторожно поинтересовался штурман, видимо, вид крови был для него очень неприятен.

– Нет. Идите, дверь закройте. Я на связи. – Катя была немногословна и категорична. – Мне раны шить, так то пока не беспокойте.

– Как он? – уже на пороге спросил Андрей.