Электронная библиотека » Сергей Снегов » » онлайн чтение - страница 17


  • Текст добавлен: 10 сентября 2015, 02:00


Автор книги: Сергей Снегов


Жанр: Космическая фантастика, Фантастика


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 17 (всего у книги 54 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]

Шрифт:
- 100% +
5

На Оре я перебрался из одного звездолета в другой. «Пожиратель пространства» поступал в распоряжение Спыхальского, а на Землю уходил «Кормчий».

За месяцы моей болезни на звездолете изготовили три установки для генерирования и приема волн пространства, мало отличающиеся от той, что так честно послужила в Персее. Мы назвали эти механизмы СВП-1, то есть станция волн пространства, модель первая. Одну СВП-1 передали Спыхальскому, вторую предназначили для Плутона, последнюю я вез на Землю.

Мне трудно передать восторг Спыхальского, когда он узнал, что это за установки. Нужно, как он, всю жизнь провести в полетах вслепую, а после этого неожиданно прозреть, чтоб понять его состояние. Он расплакался, обнимая нас по очереди. Мне он сказал:

– Вас отблагодарю особо – примите маленький подарок! – Такой же живой, как при расставании, розовощекий, с яркими голубыми глазами, он смотрел на меня с ласковым лукавством, как смотрят иногда старики на детей. – Приятно, правда?

Подарком было послание Фиолы.

Я ушел в свою комнату, чтобы пережить встречу наедине. Прошедшее окружило меня, на миг показалось ближе настоящего.

Фиола, яркая и быстрая, вспыхнула и зазвучала в сумраке таинственных садов планеты, вращавшейся вокруг белой Веги. Это была Фиола на родине, не среди чудес, созданных человеком, – у себя. «Эли, мой Эли! – пела и сияла Фиола. – Я жду, ты обещал прилететь, я хочу тебя видеть!» Мне стало грустно и радостно: я не мог к ней прилететь, но она хотела меня увидеть.

Потом я спрятал письмо подальше. Нужно было думать не о Веге, а о Земле. Во всей Вселенной сейчас для меня существовало лишь одно притягательное место – крохотная могущественная Земля. Я не был уверен, захочет ли она стать тем, во что я задумал ее превратить. Я записал ответное послание Фиоле и передал Спыхальскому. Он обещал отправить его с первым курьером, что уйдет в созвездие Лиры.

– А сами не хотите на Вегу? Неплохая звезда.

– Нет, – ответил я. – Мне надо на Землю.

– Да, конечно. Вам следует подлечиться, а где это сделать лучше, чем на старушке Земле?

И он ничего не понимал во мне! Утром мы взяли курс на Землю.

6

Я не могу припомнить сейчас недели, проведенные на «Кормчем». Аллан из той породы звездопроходцев, которые, доверяя командование автоматам, от них не отходят. Мы встречались с ним лишь в столовой. Я часами сидел в парке и дремал в кресле.

На Плутоне я задержался на два дня. Я не узнал Плутона.

В старом проекте мы предусматривали великолепную, не хуже земной, атмосферу, обширные леса, даже океан. Атмосферу успели создать, сады и парки разбили, но лесов и океана не было и в помине – на отведенных им местах тянулись сотни, тысячи километров цехов…

«Работящая планетка» – так мы называли Плутон раньше. «Гудящая планета» – так следовало бы назвать его сейчас. Плутон сотрясался от грохота механизмов – даже при извержениях вулканов не бывает такого непрерывного, сосредоточенного гула.

– Толково, правда? – крикнул Аллан. Мы облетали планету на авиетках. – Признайся по-честному: не ожидал?

– Нет, конечно. Такой размах!..

– Главная мастерская Межзвездного Союза! Хочешь взглянуть на новые звездолеты? Они на Южном полюсе, в складе готовой продукции. Между прочим, сырье выгружается у Северного полюса, растекается по всей планете, а потом снова концентрируется на выходе – но уже в виде готовых галактических кораблей.

На Южном полюсе мы летали над территорией, равной Европе, – это и был склад готовой продукции. На тысячи километров тянулись горные хребты звездолетов – исполинский галактический флот перед выходом в океан мировой пустоты…

– Надо возвращаться, – сказал Аллан через некоторое время.

– Ты возвращайся. Я еще поброжу над планеткой.

– Можешь даже кувыркаться над ней, ты, кажется, любитель этого спорта. На Плутоне смонтирована своя Большая, пока на десять миллионов Охранительниц, – ты, как и все астронавты, продублирован в ней.

– Вот как! Обязательно воспользуюсь.

Я долго кружил над равнинами Плутона. Не прошло и трех лет, как я расстался с этими местами. Все переменилось здесь, все! Даже солнца светили иначе, словно им поддали жару, одно сменяло другое, утреннее уступало место дневному, дневное отступало перед вечерним, за ним выкатывалось ночное. Когда-то это были разные светила, для работы и для отдыха, – теперь все они сияли одинаково, круглые сутки стоял день, планета не знала отдыха. Нет, этот грохочущий, неистовый, бессонный Плутон нравился мне больше моего прежнего, степенно работающего, степенно отдыхающего… Там была размеренность, здесь – вдохновение!

Я погнал авиетку на максимальной скорости. Горные пики звездолетов откатывались назад и рушились на горизонт. Мне хорошо думается на ветру.

Я размышлял не о Плутоне, а о Земле. Я уже не страшился встречи с Землей после того, что увидел здесь.

А перед возвращением я остановил авиетку в воздухе и, закрыв глаза, весь наполнился гулом планеты. Я слушал старинную музыку, любил перед сном отдаться индивидуальным, под настроение, мелодиям, терпеливо снес «Гармонию звездных сфер» Андре. Но ничего подобного тому, что вызывал во мне грохот этой космической мастерской, еще не испытывал. Наконец-то я услышал настоящую гармонию звездных сфер! Она будоражила, в ответ тяжкому, как мир, грохоту мне хотелось совершить что-либо достойное его – огромное, пронзительное…

И, удаляясь от Плутона, я долго еще слышал – мысленно, конечно, – вдохновенный гул…

7

Я многое представлял, воображая встречу с Землей, только не то, что эта встреча будет торжественной. Я поспешил возвратиться раньше своих товарищей и поплатился за это: если и не весь предназначенный нам почет, то значительная часть его досталась мне одному.

Начиная от Марса нас сопровождал космический эскорт. Я не буду описывать сцену на космодроме, ее передали на все планеты Солнечной системы. Три часа я кланялся, пожимал руки, благодарил и приветствовал – и очень устал. Лишь дома, на Зеленом проспекте, в окружении друзей, я вздохнул с облегчением.

– Такое впечатление, будто обворовал товарищей, – пожаловался я. – Знал бы, ни за что не прилетел один.

– Они будут довольны своей встречей, – утешила меня Вера. – А тебя приветствовали не только как члена экипажа, но и особо. Должна тебя порадовать. Твой проект переоборудования Земли в главное ухо, голос и глаз космоса принят.

Озадаченный, я не нашел слов. Я еще ни с кем не делился своими мыслями.

– Вдалеке от Земли ты позабыл о земных порядках, – сказала Вера, улыбаясь. – Разве тебе не говорили, что на Плутоне смонтирована Государственная машина? Ты прогуливался над планетой, а Охранительница фиксировала твои мысли. Они оказались настолько важными, что она немедленно передала их на Землю, а Большая, тоже незамедлительно, довела их до сведения каждого. Ты лишь усаживался на Плутоне в звездолет, а люди уж спорили, прав ты или не прав. Но перед тем, как будем осуществлять проект, тебе придется подлечиться – здоровье твое внушает опасение Медицинской машине.

Мне мое здоровье опасений не внушало. Встреча с друзьями и известие, что проект принят, были лучше любого лекарства.

Большая комната Веры едва вместила всех собравшихся. Особенную тесноту создавал Труб. На космодроме он вместе с нами влез в аэробус: он уже знал, что за этими машинами ангелам не угнаться. Зато он наотрез отказался от лифта и объявил, что самостоятельно взлетит на семьдесят девятый этаж. Признаться, я не поверил: в Трубе килограммов сто, а высота все же около трехсот метров. Но он взлетел. Он отдыхал сперва на каждом двенадцатом этаже – в садах, потом на верандах каждого пятого, но одолел высоту. Он вспотел и был необыкновенно горд.

Он понемногу вписывается в наши земные обычаи, но прочерчивает в них свою особую колею. Лусин в нем души не чает. Ради Труба он забросил идею птицеголового бога. Все же земные жилища, особенно женские комнаты, не приспособлены для ангелов. Труб и сам понимал, что летать здесь немыслимо, и старался сдерживаться. Но даже когда он делал шаг или просто поводил крыльями, обязательно что-нибудь летело на пол.

Среди гостей были Жанна с Олегом. Этот хорошенький мальчишка, живой, с умными глазами, был очень похож на своего отца – мне показалось, что я вижу маленького Андре.

Я сто раз репетировал в уме встречу с Жанной, повторял про себя слова, какие скажу, думал, какое у меня должно быть выражение лица. Я все забыл – и слова, и мимику. Она положила голову мне на плечо, тихо плакала, я молча обнимал ее. Потом я пробормотал:

– Поверь, еще не все пропало, Жанна.

Она взглянула таким отчаянным взглядом, что, лишь собрав всю волю, я смог его вынести. Оставив Олега гостям, мы с Жанной ушли в мою комнату. Жанна села на диван, я пододвинул кресло. Я с волнением вглядывался в нее. Она очень переменилась, в ней мало что осталось от кокетливой, хорошенькой, довольно легкомысленной женщины, какую я знал. Со мной разговаривал серьезный, глубоко чувствующий, еще не перестрадавший свое горе человек.

– Я все знаю об Андре, – сказала Жанна. – Каждый день я слушаю его голос – его прощание со мной и Олегом перед нападением головоглазов… И я знаю, что вы сделали все возможное, чтоб освободить его или хотя бы найти его следы. Я знаю, что он кричал «Эли!», а не «Жанна!» перед гибелью…

– Перед исчезновением, Жанна. Андре не погиб. Оттого он и звал меня, а не тебя, – он попал в беду, но смерть ему не грозила, он и не собирался прощаться с жизнью.

– Почему ты так думаешь? Он ведь в руках разрушителей.

Она не верила мне! Никто, кроме меня, не верил, что Андре жив. С другими я мог не считаться, но ее должен был убедить.

– Именно поэтому, Жанна. Он был жив, когда они уносили его. Ромеро, очевидно, говорил тебе, что мы слышали его крики, уже не видя его?

– Да, говорил. Ромеро думает, что Андре мертв.

– Послушай теперь меня, а не Ромеро. Если бы они хотели убить его, убили бы сразу, а не боролись с ним, чтоб взять живьем. Он единственный представитель их новых врагов – да они трястись должны над ним, а не уничтожать его! Я уверен, за здоровьем его следят внимательнее, чем ты сама следила бы на Земле.

– Вы уничтожили четыре вражеских крейсера. Андре мог быть на любом из них.

– Он не мог там быть. Они не потащили бы единственного своего пленника в эпицентр боя. Они могли рассчитывать на победу, но не на то, что не будет потерь. И они, разумеется, спрятали Андре подальше от сражения. Сам бы я на их месте поступил именно так. У меня нет оснований считать, что наши враги глупее меня.

– А разве о гибели Андре не говорит то, что разрушители ничего не… Ты меня понимаешь, Эли? Ромеро считает, что они могли выбить из него все тайны, но наших тайн они так и не узнали – это ведь правда?

Я схватил испуганную Жанну за плечи, заглянул ей в глаза.

– Ты любила Андре, – сказал я шепотом. – Ты была ему ближе нас, Жанна! Как же ты смеешь так говорить о нем? Неужели ты так слепа, что собственного мужа не разглядела? Ромеро должен услышать от тебя, каков Андре, а не ты прислушиваться к Ромеро!

Она снова заплакала. Я ходил по комнате. Мне самому хотелось плакать. Я ловил себя на том же скрытом в глубине страхе перед слабостью Андре. Я не представлял, насколько хорошо мы, его друзья, можем переносить мучения, но то, что он способен на это меньше всех, знал.

Справившись со слезами, Жанна сказала:

– Все так перепутано во мне, Эли. Если бы не Олег… Я ведь серьезно думала, стоит ли мне жить, когда узнала о смерти Андре.

– Исчезновении, Жанна!

– Да, исчезновении. Разве я сказала по-другому? Но если, как ты говоришь, он исчез, а не погиб, то есть ли какой-либо шанс найти его?

– Во всяком случае – будем пытаться. Одно могу утверждать с уверенностью: когда придет время возвращаться в скопление Персея, там не будет ни одной плакетки, которую бы мы не обшарили.

Она поднялась:

– Нам с Олегом пора домой. Спасибо тебе, Эли! Ты всегда был верным другом Андре, я даже иногда ревновала его к тебе. Но сейчас, после его гибели…

– Исчезновения, – сказал я с яростью. – Исчезновения, Жанна!

Она посмотрела на меня с испугом.

– Я не узнаю тебя, Эли. Ты стал другим. Временами я тебя боюсь.

Я через силу улыбнулся:

– Тебе-то во всяком случае нечего меня бояться.

8

После ухода гостей мы остались с Верой одни. Я сидел в ее комнате, Вера ходила от двери к окну, это ее обычный маршрут – долгие, часами, блуждания и повороты, взад-вперед, взад-вперед. Иногда она останавливалась у окна, запрокидывая голову, забрасывала руки на затылок и молча смотрела на город. Все это я видел тысячи раз. Все повторилось.

Все стало иным. Иной была Вера, иным был я. Она была такой же красивой, может, еще красивей, но красотой, не похожей на прежнюю. Вера достигла переломного возраста женщины – расцвета перед опаданием. Нелегко ей дались эти годы!

– Вера, – сказал я. – Вы не помирились с Павлом?

– Мы не ссорились, просто поняли, что чужие друг другу.

– Он не хотел разрыва, насколько я помню…

– Разве я хотела? Разрыв произошел независимо от желаний.

– Тебе это тяжело, Вера?

– Мне было бы тяжелее, если бы я поддерживала отношения, ставшие лживыми.

– А Павел? Чувства его не изменились?

– Чувства, чувства, Эли! Гордость – вот главное из чувств Ромеро. Думаю, его больше терзает унижение отвергнутого поклонника, чем разбитая любовь. Поговорим о другом, – сказала Вера. – Большая так разъяснила твой план: раньше превратить Землю в исполинскую станцию волн пространства – и лишь потом ввязываться в серьезные баталии.

– Совершенно верно.

– Мы построили большой Галактический флот, – задумчиво сказала Вера. – Ты видел корабли на Плутоне – каждый сильнее целой флотилии «Пожирателей пространства»… И уже есть решение двинуть этот флот в Персей. Теперь экспедиция будет задержана.

– Не задержана, а как следует подготовлена. Не забывай, что разрушители теперь знают нашу силу, – и они не теряют времени даром, Вера!

– Поэтому все так горячо поддержали тебя. Ты очень хорошо спланировал войну. Остается спланировать мир.

– Это одно и то же, Вера. Война завершится победой, с победы начнется мир.

– Война сама по себе не решает проблемы.

– По-твоему, это не решение – победить разрушителей?

– Начало решения, исходный пункт, не больше. Подлинное решение будет тогда, когда приобщим разрушителей к мирной жизни!

– Ты с ума сошла! Мирно возделывающие поля невидимки! Ты надеешься на успех переговоров с этими исчадиями ада?

– Если бы я надеялась на успех переговоров, я не голосовала бы за боевой флот. Я не хуже тебя понимаю, что обращаться к разрушителям с уговорами – бессмысленно. Их надо победить.

– И уничтожить, Вера!

– Это попросту неосуществимо, Эли. Где гарантии, что отдельные их корабли не удерут в другие звездные системы? Что уже сейчас там нет их колоний? Сто миллиардов звезд в одной нашей Галактике – неужели ты собираешься все их исследовать, так сказать, на зловредность? А ведь за пределами нашей – миллиарды иных галактик! Ты можешь поручиться, что разрушители не проникли туда?

– Они могут быть везде. Речь о том, чтобы истребить их в скоплениях Персея.

– То есть выиграть один бой и после этого, возможно, ввязаться в бесконечную истребительную войну? Победить в одной, для нас решающей, битве и оставить потомкам в наследство вечную опасность всеобщего уничтожения – нет, как хочешь, Эли, смысла тут немного!

Я слушал ее и думал о Персее. Я снова увидел Золотую планету. Чем-то она напоминала Плутон – такая же космическая мастерская. На ней, правда, не строились звездолеты, зато она меняла кривизну космоса – не покоилась в пространстве, как наши планеты, а командовала им. Сколько тысяч таких планет против одного Плутона! И на всех кипит работа, проклятые разрушители стараются перенять наше умение распылять вещество в «ничто», как мы переняли у них умение менять плотность этого мирового «ничто». Они спешат… Что, если навстречу нашему флоту грянут созданные ими аннигиляторы вещества?

– Пока у нас большое преимущество перед ними, – сказала Вера. – И надо торопиться его использовать.

– Ты сказала, что победа в войне – только начало?

– Да, начало. Сперва мы силой заставим их прекратить свои зверства, а затем понемногу втянем в ассоциацию разумных и свободных существ Галактики. Ты сам говорил, что они трудолюбивы и отважны, технические их достижения огромны. Разве мы вправе навсегда отстранить такой народ от мирового сотрудничества?

– Я не вижу путей к сотрудничеству с ними.

– Вчера ты не видел их самих. Если бы мы сразу могли все понять, не было бы развития. Между прочим, я не верю в преступления, совершаемые из любви к злу. Если разрушители стали преступниками, значит им выгодны их преступления – вот причина!

– Ты собираешься найти иной способ удовлетворить их потребности?

– Вспомни: человечество долго жило за счет других существ. По Земле бродили стада коров и баранов, сновали куры и утки – их вели на убой, чтоб человек имел мясо. Синтетическое мясо вкуснее естественного, синтетическое молоко ароматней коровьего. Исчезла потребность в продуктах, произведенных из живых организмов, – и никто не разводит животных на убой. Тебе не кажется, что это похоже на случай с разрушителями? Они стали угнетателями, потому что это легкий способ удовлетворения потребностей. Может, мы откроем новые пути их удовлетворения, если, конечно, эти потребности жизненно необходимы?

– Мне кажется, ты чуть ли не оправдываешь их…

– Ничуть. Понять – не значит оправдать. Можно понять и осудить. Оттого, что раб приносит хозяину пользу, рабство не становится морально чистым. У зла есть верхушка и корни. Если срубить верхушку, не выкорчевывая корней, от них могут пойти новые побеги. Мы силой заставим разрушителей смириться, освободим пленников – срубим верхушку зла. А затем надо покончить с самой возможностью его возникновения, а для этого следует разобраться, какие корни его питали. Если разрушители используют ткани живых организмов для собственной жизнедеятельности, они смогут заняться производством синтетических тканей, мы охотно поможем им в этом.

– Одно скажу: превращение чертей в ангелов – дело непростое.

– Как и обучение ангелов человеческому образу жизни. Однако мы должны этим заняться.

– Вряд ли мы увидим результаты при нашей жизни.

– Пусть видят внуки – ради этого стоит постараться.

Я пошел к себе и лег.

Вспыхнул видеостолб. Посреди комнаты, опираясь на трость, стоял Ромеро.

– Поздравляю с благополучным возвращением, дорогой друг! Не вставайте, я отлично вижу вас и в кровати, а пожать друг другу руки мы все равно не сумеем. Окажите честь встретиться со мной завтра.

– С удовольствием.

– В таком случае давайте пообедаем. Посидим вместе за столом, как в старые времена. Кстати, вы не обиделись, что я вас не встретил? Вы понимаете, среди встречающих были особы…

– Понимаю, Павел. Завтра к обеду я буду у вас.

Он исчез.

9

До чего же она была прекрасна, милая зеленая Земля!

Я все утро бродил по улицам Столицы, поднимался над ее домами, выбирался в окрестные поля и парки, даже искупался в канале. Мальчишки с уважением следили, как я выходил из воды: стоял октябрь. Нужно затеряться на три года в космических просторах, чтобы ощутить, как хорошо дома!

Я присел в скверике на площади. Напротив стоял дом с навесом над первыми этажами, под этим навесом в последний приезд в Столицу я прятался от дождя. Я вспомнил незнакомую девушку с высокой шеей и широкими бровями, Мери Глан, мы с ней тогда стояли рядом, и она издевалась надо мной. Что стало с этой строптивой Мери? В Столице ли она? Или умчалась, как все, на какую-нибудь новостройку? Кто-то сел на скамейку. Вначале я не обратил внимания на соседа, потом повернулся.

На скамейке сидела Мери Глан.

– Здравствуйте, Эли! – сказала она. – Вас ведь зовут Эли Гамазин?

– Здравствуйте! – ответил я. – Да, я Эли Гамазин. А вы, если не ошибаюсь, Мери Глан?

Она спокойно кивнула.

– Какое совпадение, – сказал я. – Представьте себе, я только что думал о вас, и вот – вы появляетесь!

– Вы считаете это совпадением? Просто я попросила Охранительницу навести вас на мысли обо мне.

Мне стало смешно и досадно. За три года я успел забыть, что на Земле командуют Охранительницы. Если и было чудо, что я думал о Мери, то чудо обыденное, технически подготовленное, еще деды потрудились, чтоб оно было осуществимым.

– Итак, вы хотели меня увидеть, Мери? Я все же настаиваю на своем: я тоже поинтересовался, где вы. Что же мы скажем друг другу теперь, когда желания наши осуществились?

Она не торопилась с ответом. Впоследствии я узнал, что до нее не вдруг доходит, чего от нее ждут. Пока она раздумывала, я разглядывал ее. Я помнил ее некрасивой, но она была скорее хорошенькой. Единственным, что не вязалось с ее тонким лицом, были широкие брови, но они нависали над такими задумчивыми глазами, что несоответствие пропадало. С первой встречи я знал, что глаза у нее темные, но поначалу мне показалось, что они темны от гнева.

– Я виновата перед вами, – сказала Мери. – Не знаю, почему я была с вами груба в Каире и на этой площади. Я решила: извинюсь, когда встретимся. Но вы улетели на Ору, а после в Плеяды и Персей. А теперь вы вернулись, и я извинилась!

Она встала, но я задержал ее. Мне захотелось пошутить.

– А вы знаете, что перед отлетом я запрашивал Справочную о нашей взаимной пригодности?

Мери решительно не хотела смущаться.

– Да, знаю. Я знаю также и то, что мы ни с какой стороны не подходим друг другу. Всего доброго, Эли.

Я не решился задерживать ее. Я сидел на скамейке и смотрел ей вслед. Про Справочную она соврала: Охранительницы не выдают личных тайн. Потом я сообразил, что Мери, очевидно, тоже запрашивала обо мне и потому знает, как мало у нас соответствия. Она для того и попрощалась, чтобы я не узнал ее маленького секрета. Мне было жалко, что она ушла.

– Вы не забыли, что вас ждет друг? – сказала Охранительница голосом старика.

Вызванная авиетка появилась немедленно.

– Я хотел лететь вам навстречу, – сказал Ромеро, обнимая меня. – Справочная доложила, что вы замечтались на одной из площадей. Куда же мы с вами, юный многострадальный Одиссей? До обеда еще часа два, если, конечно, вы не желаете подкрепиться пораньше.

Он держался так непринужденно, словно у нас никогда не было споров. Я охотно поддержал этот тон.

– Пойдемте на гребень Центрального кольца. Оттуда великолепнейший вид на Столицу.

– Отлично. Любоваться Столицей я готов всегда, сегодня к тому же ясный день.

Пока мы поднимались на крышу, я украдкой присматривался к Павлу. Все мои знакомые стали иными, я еще не привык к их новому виду.

– Давненько мы не виделись, – сказал Ромеро, улыбаясь.

– Всего два с половиной года.

– Нет, мой друг, целую эпоху. Мы простились в одной социальной эпохе, а встретились в другой. Отсчет времени правильнее вести по событиям, а не по часам.

– Событий произошло много.

– Произошла революция, друг мой. А если власть не перешла от одного класса к другому, как это бывало у предков, так лишь потому, что давно не существует классов. Это, впрочем, не умаляет совершившегося переворота.

– Вы называете это переворотом?

– Вы считаете, что я не прав? До сих пор мы жили лишь для себя. А попробуй ныне осуществить что-нибудь полезное одному человечеству – Большая еще поразмыслит, не повредит ли это народам, которых мы вздумали опекать.

Я понимал, что он не столько вызывает меня на спор, сколько отделывается от накопившейся горечи.

– Я бы назвал это по-иному, Павел. Просто человечество настолько развилось, что среди прочих его потребностей появились и такие, как помощь иным народам.

– Оставим это, – сказал он. – Я не собираюсь никого переубеждать. Кстати, для ясности… Когда недавно Большая объявила о ваших открытиях в Персее, я, как и все, с честной душой проголосовал за ошеломляющий проект покончить с последними остатками самостоятельности Земли.

Разговор этот шел уже на крыше сотого этажа. Столица была до того красива, что захватывало дух.

С высот Центрального кольца она видна вся. День был пронзительно ясный. Я тысячу раз ходил и бегал по крыше. Зимой я пробегал на лыжах всю тридцатикилометровую магистраль, проложенную на вершине Центрального кольца, летом проходил ее пешком, все здесь было видено и перевидено, а я оглядывался с чувством, что впервые по-настоящему вижу Столицу. Я не уставал вертеть головой. Я восхищался, каждый раз заново открывая это, простотой плана великого города. Три кольца прорезают двадцать четыре магистрали, от Музейного города наружу, – красочные, неповторимо своеобразные улицы. Вот и все! Вся Столица исчерпывается переплетением трех колец и двадцати четырех радиусов, проложенных сквозь кольца.

– Вечный город, – сказал я. – Он простоит тысячелетия после нас – как памятник нашим делам.

– Умирающий город, – отозвался Ромеро. – Если хотите, это единственный город на Земле, который начал умирать, еще не родившись. Он не дожил до самого себя.

Я знал, что ради красного словца Ромеро себя не пожалеет, но отзыв о Столице покоробил меня. Ромеро удивился:

– Вы не знаете истории Столицы?

– Это был первый город, построенный после Объединения.

– Это, разумеется, существенно. Но, кроме существенного, в любом знании есть и интересные пустячки. Об одном из таких, если угодно, пустячков я вам расскажу.

Вскоре после Объединения, сказал он, были начаты поиски всего выдающегося, что талантливые люди придумали в прежнюю эпоху и что тогда нельзя было осуществить. Проекты машин, способы переделки природы, новые методы строительства и прочее, а среди прочего – архитектурные замыслы.

Была обнаружена тетрадь рисунков давно умершего Бориса Ланда, архитектора, проектировавшего жилые здания и стадионы. Борис, по-видимому, был из тех, кого в свое время называли талантливыми неудачниками. Днем он разрабатывал стандартное жилье, а ночью, на бумаге, возводил невоздвигаемые города.

Среди его ярких фантазий был и город на двести тысяч человек – одно высотное здание, окруженное парком. Город-дом, неосуществимый при жизни Бориса, легко мог быть построен в новом веке. И хотя тогда уже было ясно, что мегаполисы свое отжили, человечество постановило воздвигнуть Столицу как памятник. Это был последний из концентрированных городов Земли и первое из тех мест, в которых сконцентрировались все удобства, затребованные людьми.

Внутри кольцевых зданий разместились заводы и склады, там же пролегли городские шоссе, а снаружи поднимались террасами жилые массивы, их разделяли парки – таков был осуществленный проект. И достоинства его вскоре стали его недостатками.

Первыми оказались не нужны великолепные шоссе, проложенные внутри зданий на каждом двадцатом этаже. Появились управляющие машины с Охранительницами – и умерли электромобили и троллейбусы. Никто не хотел ехать по шоссе, когда можно было безопасно нестись в воздухе. Жизнь и толчея, по идее навеки упрятанные в роскошные, как дворцы, туннели, вновь вырвались наружу.

А затем стали умирать заводы. Их настолько автоматизировали, что на нескольких километрах конвейерных линий можно было не встретить ни одного человека. Внутридомовые эти заводы создавали для того, чтобы рабочие быстрее и легче добирались до своих цехов, но когда стали не нужны рабочие, какое значение могло иметь расстояние от цеха до их квартир? Безлюдные заводы начали возводить в пустынях. Столица сегодня зияет кавернами. Три четверти ее объемов не могут быть использованы.

В первый же месяц набора на новостройки космоса Столицу покинуло три четверти жителей. Пока это еще большой город. Скоро это будет пустой город, а немного погодя – ненужный…

Мы остановились у перил. Внизу шумел парк. Из багрянца увядавших кленов, лип и дубов вздымался гребень Внутреннего кольца. Столица была прекрасна – прекраснейший из городов, созданных людьми.

– А вы, Павел? Вы тоже собираетесь покинуть этот ненужный город?

– Я? С чего вы взяли, высокомудрый друг? Я родился в Столице и здесь отдам концы, употребляя это древнее морское выражение. Как вам, вероятно, известно, я занимаюсь историей. До сих пор наука эта была достаточно отвлеченной – чтоб не сказать праздной… После совершенного вашей сестрой социального переворота положение изменилось. Теперь мы подбираем информацию о нашей культуре и технических достижениях и переводим ее на языки новых друзей. Нужно же поднимать уважаемых звездных собратьев до человеческого уровня, а делать это удобнее всего в Столице – здесь сконцентрирована наша мудрость… Пойдемте обедать, дорогой Эли.

– Еще один вопрос, Павел, и мы отправимся. Вы сказали, что проголосовали за мой проект превращения Земли в космический генератор волн пространства. Почему вы это сделали? Вы, конечно, понимали, что после этого Земля будет служить всему Межзвездному Союзу…

– Как вам сказать? Надоело плыть против течения… Почему и мне не побезумствовать, раз все крутом посходили с ума?

– От вас я жду ответа посерьезней, Павел.

– Вот как – посерьезней? Тогда получайте другой ответ. В вашем проекте одно меня подкупило сразу – размах. Раз уж мы ввязались в большую войну, несмотря на мои предупреждения, так надо вести ее по большому счету… Не думайте, что я мещанин, боящийся всего, что за околицей. Превратить Землю в командную точку Галактики, в исполинский глаз, обыскивающий отдаленнейшие звездные уголки, в эдакое галактическое ухо, чутко улавливающее гармонию звездных сфер, – нет, это, знаете ли, внушительно!..

– Вот и прекрасно! – сказал я весело. – Думаю, мы найдем с вами общий язык и в остальном. Нет, Павел, Столица не умерла, вы ее рано хороните. Я попрошу у Большого Совета, чтоб именно в ней разместили экспериментальную станцию волн пространства. Скоро кавернам в ее теле придет конец.

Ромеро снял шляпу и церемонно поклонился, показывая, что у него не хватает слов выразить свое восхищение.

На позы он мастер.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 | Следующая
  • 4.8 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации