Текст книги "Танго втроем"

Глава 8

Кейс был знатный: из крокодиловой кожи, объемистый, с двумя отделениями, секретными замками и сигнализацией. Легкий аромат, который он распространял, соответствовал роскошной фактуре – это был запах богатства.

– Забирайте деньги и уходите, – слабым дребезжащим голосом произнес Ломакин. – Не надо меня убивать…

– Умгу, – хмыкнул Бушмин. – И вы, конечно, никому и ничего не расскажете?

– Не-ет, никому, – проблеял хозяин апартаментов.

Ломакин при ближайшем знакомстве оказался трусом и слизняком.

Достаточно было оказать на него легкий нажим, да еще вдобавок ко всему прочему продемонстрировать обездвиженных «полканов», как он тут же лишился последних остатков храбрости. Целостность собственной шкуры, судя по всему, являлась для него высшей ценностью, к тому же он совершенно не переносил боли, и даже сама по себе мысль о возможном насилии, о том, что ему могут причинить острую физическую боль, заставляла его просто цепенеть от животного ужаса.

На то, чтобы полностью расколоть его, у Бушмина ушло не более пяти минут времени. Теперь из этого хлюпика, строившего из себя большую величину, можно будет вить веревки.

Впрочем, чего еще можно ожидать от гомика, хотя правильнее было бы, пользуясь современной терминологией, назвать его бисексуалом?

И даже тот несомненный факт, что Ломакин является талантливым художником, сути дела абсолютно не меняет: урод, он и есть урод, а профессия или способность к художественному творчеству здесь и вовсе ни при чем.

Надорвав банковскую упаковку, Бушмин отсчитал десять стольников. Развернув их веером, продемонстрировал пребывающему в оцепенении Ломакину.

– Штуку возвращаю обратно.

Он швырнул купюры в объемистое чрево кейса, а надорванную пачку небрежно сунул в зданий карман брюк. Как минимум одну проблему, с наличностью, он решил.

– Мне ведь чужого не нужно, Вадим Петрович… Вы, должно быть, не в курсе, но у вашей фирмы передо мной должок имеется…

– Я… Мне ничего об этом н-не известно, – замотал головой Ломакин.

– Я не имел в виду конкретно вас, речь идет о некоей шайке, в рядах которой состоите и вы, Вадим Петрович… Не так давно меня выставили за дверь одной хорошо известной вам конторы. Руководство фирмы как-то запамятовало о том, что в таких случаях по закону полагается выплатить компенсацию. Возможно, я что-то путаю, поскольку не силен в этой сфере, но я так решил – и баста…

Он на секунду вскинул глаза к потолку.

– Мой оклад был эквивалентен полутора тысячам долларов…

Скромно, да? Ну да ладно, я человек умеренный. Так вот… Умножаем месячный оклад на шесть, как и положено делать в таких случаях, и получаем именно ту сумму, что задолжала мне ваша гнусная шайка.

Бушмин перевел взгляд на содержимое кейса. Он еще раньше бегло сосчитал количество пачек – их было всего двадцать пять – и прикинул в уме общую сумму налички – четверть миллиона долларов. Теперь вот стало на девять тысяч меньше.

Помимо долларового нала, в кейсе хранилось примерно с дюжину кредитных карточек. Бушмин не стал даже брать их в руки, защелкнув кейс на все замки. Конечно, четверть миллиона долларов по нынешним временам сумма немалая, и, прихвати он с собой кейс с наличностью, многие из стоящих перед ним проблем решать было бы гораздо проще. Но… Эти деньги – чужие. И не просто чужие, поскольку даже если они принадлежат Вадиму Ломакину, то все равно за ними стоит «янтарная мафия». Другими словами, это грязные деньги. А на чужих, тем более грязных деньгах Бушмин свое счастье, образно выражаясь, строить не намерен.

Он сунул кейс в разверстую пасть потайного сейфа, обнаружить местоположение которого, уж тем более вскрыть без «любезной» помощи самого хозяина ему вряд ли удалось бы.

– По правде говоря, ваши компаньоны задолжали мне гораздо больше той суммы, что вы предложили в качестве выкупа за свою гнилую душонку, – мрачно сказал Бушмин. – У них никаких денег не хватит, чтобы со мной расплатиться… Ладно, этот вопрос будем считать закрытым.

На верхней полке вместительного сейфа он обнаружил отделанный янтарем нарядный ларец. В таких обычно хранят ценные бумаги или драгоценности.

Но внутри его оказался револьвер марки «смит-вессон» и две фабричные упаковки с патронами к нему. На вороненый металл напылен тонкий слой золота, богато инкрустированная рукоять и весь его вид в целом производили впечатление дорогостоящей игрушки. И все же, вне всякого сомнения, это было настоящее боевое оружие.

Придвинув стул, Бушмин уселся напротив хозяина апартаментов. Откинув барабан, надорвал пачку и стал не спеша вгонять патроны в цилиндрические гнезда. Ломакина колотила мелкая дрожь, все шло к тому, что он вот-вот закатит истерику или же хлопнется в обморок.

Снарядив полностью трофей, Бушмин защелкнул барабан на место, затем смерил своего трусливого визави задумчивым взглядом.

– Учтите, Вадим Петрович, ваше будущее находится в ваших же руках…

Я не маньяк и не сумасшедший, как вы, очевидно, решили про себя, но если вы откажетесь ответить хоть на один мой вопрос или попытаетесь соврать мне – я не задумываясь пущу вам пулю в лоб. Не забывайте об этом ни на секунду, и тогда, возможно, все для вас закончится небольшим нервным потрясением… Двигаем дальше. Я пока не знаю, как долго мне придется пользоваться вашим гостеприимством. Не исключено, что я уйду уже в ближайшие час или полтора, но возможно и такое, что мне придется здесь задержаться, равно как и вам, добавлю, на более длительный срок. Как бы ни развивались события, зарубите себе на носу одну важную вещь. Я приходил сюда за деньгами, ясно?!

Ломакин испуганно закивал головой.

– Нет, вы ни черта пока не поняли, – досадливо поморщился Бушмин. – Когда все закончится, миром или стрельбой, пока мне сие неведомо, вас, естественно, станут выспрашивать в подробностях о том, что здесь произошло. В ваших же интересах прикинуться дохлым бараном, в сущности, это будет недалеко от действительности… Что бы у вас ни спрашивали, как бы настойчиво ни пытались выудить малейшие детали и подробности, твердите, как попка-дурак, одно и то же: ничего не помню, ничего не знаю… Скажете, что находились в шоке или в состоянии полной прострации или вообще валялись без чувств…

Бушмин кивнул в сторону сейфа с открытой дверцей.

– Вам нужно будет это как-то объяснить… Скажете, что вас заставили под угрозой применения оружия… А все, что было дальше, не помните, пребывали в отключке. Так и передадите тем, кто у вас будет интересоваться: приходил, мол, стребовать должок по зарплате.

Он в задумчивости почесал подбородок кончиком вызолоченного ствола.

– Черт, слишком длинный у нас выходит базар… Короче, в ваших же интересах молчать в тряпочку, потому что ваши же дружки-компаньоны могут устроить вам полный капут, хотя вы весь из себя на фиг талантливый.

Убедившись, что притихший Ломакин проникся сказанными речами, Бушмин после небольшой паузы продолжил:

– А теперь я попрошу вас об одном одолжении. По правде говоря, вы мне абсолютно неинтересны, потому как понадобились исключительно в качестве наживки. Меня интересует гораздо более крупная рыба, чем вы, поэтому мне таки придется, Вадим Петрович, насадить вас на крючок, вроде навозного червя.

Ломакин, кажется, догадался, на что пытается подписать его опасный визитер, и был уже недалек от того, чтобы целиком и полностью выпасть в осадок.

– Так… Держите себя в руках! От вас, кстати, особых подвигов я требовать не буду, а возможно, и вообще обойдусь без вашей помощи…

Итак, слушайте и запоминайте… Произошел несчастный случай, и вы являетесь прямым или косвенным, не суть важно, виновником ЧП.

Бушмин красноречиво взвесил в ладони «смит-вессон».

– Итак, вы решили похвастаться своей «игрушкой» и даже разрешили пареньку подержать револьвер в руках. Возможно, вы сами запамятовали, что это не дорогостоящий сувенир, а боевое оружие…

Голубоглазый херувим толкает примерно такую речь: «Ежели, мэтр, вы меня бросите, я сведу счеты с жизнью». В шутку, естественно.

И так же в шутку приставляет дуло к виску и жмет на курок…

Ваш юный друг, следовательно, тут же отдает концы, а это, согласитесь, оч-чень неприятный момент. Вы мечетесь и рвете волосы во всех местах, закатываете охранникам истерику, те тоже пребывают в полной растерянности.

Здесь же, на сцене, присутствует юное бездыханное тело… Щекотливая ситуация, не так ли? Но у вас ведь имеются могущественные друзья, которые весьма ценят вас и потому не оставят в беде…

Бушмин убрал револьвер с глаз долой, чтобы не нервировать чрезмерно впечатлительного художника.

– Есть и другой сценарий, прямо противоположного содержания.

Имеется в виду, Вадим Петрович, что жертвой несчастного случая становитесь именно вы. Паренек, стало быть, ухлопал вас в результате неосторожного обращения с оружием… И если сообщить эту новость господину… Н., то лично я глубоко уверен в том, что он не замедлит явиться в Дом художника собственной персоной.

На Ломакина в этот момент напала икота.

– Я еще маленько подумаю, какой из двух этих вариантов меня больше устроит. Проинформировать господина Н. – личность его будет расшифрована чуть позже – о наличии худых новостей я попрошу кого-нибудь из ваших «полканов», а от вас, если выберу первый сценарий, возможно, потребуется произнести в трубку пару-тройку слов рыдающим голосом. К примеру – «не виноватая я-я-я…».

Он поднялся со стула.

– Порепетируйте маленько, я скоро вернусь.

Он обернулся уже от двери и круговым жестом руки указал на богатое убранство апартаментов.

– Зачем вам умирать, Вадим Петрович? Вы богаты, талантливы…

Может, прославитесь на весь свет, к примеру, сделаете новую Янтарную комнату. Или уже тишком сбацали и теперь прячете ее со своими приятелями?

Реакция на эти слова, в которые Бушмин и не думал вкладывать потаенный смысл, а произнес их походя, оказалась довольно странной.

Для начала Ломакин обмочился, приведя в негодность свой дорогой и чертовски элегантный костюм. А еще через несколько секунд, так и не произнеся ни звука, он хлопнулся в глубокий обморок.

Стоило только Бушмину, опустившись на корточки, отодрать полоску пластыря, как Бокий тут же изрыгнул целую порцию ругательств, перемежаемых хрипами и стонами. Что, в общем-то, неудивительно: он полностью обездвижен, любое неосторожное движение лишь усугубляет адскую боль в выгнутом в дугу позвоночнике и вывернутых суставах, а тут еще прочные самозатягивающиеся петли глубоко впились в плоть, препятствуя нормальному кровообращению.

– Больно, Антоша? – выждав некоторое время, участливо поинтересовался Бушмин. – Тебе в детстве мама горчичники ставила? Вспомни, что она тебе тогда говорила: надо потерпеть, сынок…

– Чего ты хочешь? – хрипло выдохнул Бокий.

– А знаешь, в чем прелесть именно такого способа вязки? Пока, я вижу, ты еще держишься, но через час уже начнешь орать от боли…

Путы полностью препятствуют циркуляции крови, ткани начинают потихоньку отмирать, а потому, по теории, больше двух часов связанного таким образом пленника содержать не рекомендуется…

– Развяжи меня, Андрей… Или хотя бы ослабь удавку.

– А надо ли? – задумчиво спросил у самого себя Бушмин. – Ты ж вроде как Героя намеревался заслужить? Или передумал херней маяться и теперь готов за себя, любимого, порадеть? И не забывай, что у меня еще Ленчик в запасе имеется, думаю, он посговорчивее тебя будет…

– А чего делать-то надо? – дрогнувшим голосом спросил Бокий.

В этот момент включилась в работу трофейная рация. Бушмин, сделав предупреждающий жест, переместился к столу. Здесь на его глянцевую поверхность были кучей свалены трофеи, которыми Андрей разжился, когда разоружал охранников и досматривал помещения офиса: стволы, включая «смит-вессон», несколько связок ключей, мобильники и портативная рация Бокия. Снабжена она была, как и все средства связи, используемые сотрудниками ЧОП «Балтия» и «Хронос», встроенной микросхемой, выполняющей функции инверсора и скремблера. Иными словами, при выборе соответствующего режима работы все переговоры в УКВ-диапазоне шифровались, и потому их содержание было недоступным сторонним «слухачам», если те не располагали аппаратурой, способной декодировать шифрованные переговоры.

Бушмин еще раньше включил трофейную рацию и поставил ее на режим дежурного приема на волнах, используемых оператором ЧОП «Балтия», – мало ли, вдруг «вражеский голос» передаст важное для него сообщение.

– Центральная, вас вызывает Гюрза…

– На связи.

– У нас появились новости по Матильде. Отец Матильды, по не проверенным пока данным, имел какую-то недвижимость в поселке Дачный.

Сейчас мы попытаемся проверить эту информацию по нашим каналам, думаю, в ближайшие часы все разузнаем…

Неожиданно в разговор вмешался кто-то третий.

– Гюрза, это Аллигатор. Срочно наведите справки, это очень важно!

Еще раз предупреждаю об ответственности и повышенных мерах предосторожности…

Центральная, все переговоры по Матильде замкните на меня! Все, отбой связи.

Человека, скрывающегося под псевдонимом Аллигатор, Бушмин легко узнал по голосу. Кто такая Матильда и почему Карсаков занимается ее розысками? Еще одна тайна.

В голове у него уже готова была созреть догадка, но стоны и проклятья Бокия заставили его сосредоточиться на текущих делах.

– Антон, сейчас будем звонить Карсакову. Вспухла одна проблемка, дело щекотливое, и я уверен, что он не откажется сюда приехать…

Карсаков ведь опекает ведущих янтаристов, так? Ну вот, а наш Вадим Петрович угодил в такой переплет, что впору вызывать неотложную помощь из «Балтии»…

Разговор состоялся примерно через десять минут. Антон не рискнул выйти из «образа» и говорил четко по-написанному.

Сказал, что случилась беда с парнишкой Ломакина, сам Вадим Петрович пребывает в полном трансе, ситуация крайне неприятная, и надо как-то ее решать. А потому, Вениамин Александрович, будет лучше всего, ежели вы сами подъедете и посмотрите на все это б… своими глазами.

А еще спустя четверть часа дал знать о себе Мокрушин. Из динамика «Моторолы» донеслись спаренные щелчки – сообщение голосом они условились делать лишь в случае крайней необходимости, дабы не засекли их переговоры.

К Дому художника пожаловали визитеры. Не дожидаясь, пока они воспользуются сигнальным звонком, Бушмин сам отправился встречать дорогих гостей.

Глава 9

– Тут просочились слухи, что ты искал со мной встречи. Даже ночами не спишь, так тебе не терпится свиданку со мной устроить…

Связав по рукам и ногам очередного «полкана», Бушмин вытер рукавом потный лоб.

– Уф-ф, уморился я тут с вами… Забавная все-таки штука жизнь…

Вот вы гоняетесь за мной, бегаете гурьбой, как стадо баранов, но хоть один из вас разве задумался – на хрена это нужно? Вот, к примеру, ты, Василий, намедни обзывал меня «падалью», «сучарой» и прочими нехорошими словами. Я тебе что, дорогу перешел? Или подлянку тебе какую скинул?

Он посмотрел сверху вниз на связанного Малахова.

– Ну вы и бар-раны… Пастух скажет колотиться лбом о стену, будете колотиться. А накажет в пропасть сигануть, так все разом и полетите. Потому что глупые, без мозгов.

Бушмин толкал эти речи лишь ради того, чтобы развлечь самого себя.

Малахов только-только начал приходить в чувство, напарник Малахова, тоже связанный, хотя и не так жестоко, валялся в полной отключке в конце коридора, подле запертых дверей выставочного зала.

Карсаков не пришел. Вместо него явились два этих субъекта. Бушмин не стал устраивать эффектных сцен. Когда пара беспечных олухов вошла в открытую настежь дверь, Андрей, притаившийся в простенке за дверью, отоварил одного «полкана» рукояткой пистолета по затылку, а другого, им оказался Малахов, путем не слишком длительных переговоров убедил сложить оружие. Поставив рожей к стене, оглушил привычным способом, затем поочередно связал визитеров, причем Малахова «взял в хомуты», как до этого он поступил с Бокием.

Когда Бушмин вылил на голову Малахову целый графин воды, тот наконец очнулся – вначале протяжно застонал, потом суматошно захлопал глазками, пытаясь понять, что стряслось.

– Почему не явился Карсаков? – строго спросил Бушмин. – Соображай живее, Василий, некогда мне с тобой тут базарить…

– Что… Как… Бушмин?

– Нет, папа римский… Отвечай на мой вопрос.

Вены на шее Малахова вздулись, он стал извиваться подобно рептилии, пытаясь избавиться от пут, но этим лишь усугубил свое и без того бедственное состояние.

– П… тебе, Бушмин, – хрипло выдохнул Малахов. – Не сегодня, так завтра, но тебя точно за яйца подвесят…

– Ты меня напугал, – сухо сказал морпех. – Я весь дрожу, счас обоссусь от страха… Последний раз спрашиваю, почему не приехал Карсаков?

– Он занят, – неохотно выдавил из себя Василий. – Послал меня, выясни, говорит, что там произошло… Мы вдвоем были с напарником в машине, вот и завернули, значит… А я думал, что ты свинтил из города. Дур-рак ты, Андрюха! Да еще в разбойники подался.

– Это еще вопрос, кто из нас разбойник, – хмыкнул Бушмин. – Вчера, на Артиллерийской, ваша работа?

Малахов вновь стал елозить на полу, пытаясь облегчить свои телесные мучения.

– Антоша и получаса не выдержал, – проинформировал его Бушмин. – Но когда он мою просьбу выполнил, я его маленько ослобонил…

Так это ваши ментов перестреляли?

– Ну ты псих, в натуре, – простонал Малахов. – Когда такое было, чтобы мы ментов стреляли? Мы что, беспредельщики, по-твоему?

– Конечно. Просто у вас мощная «крыша», поэтому все сходит с рук.

– Не-а, это не наши. Я точно знаю… Там одного, кстати, нашего пришибли…

Бушмин решил про себя, что Малахов скорее всего не врет. Тут явно мужички из конкурирующей фирмы подсуетились, ведь именно их тачки вертелись возле убэповского объекта.

– Ладно, позже вернемся к этому разговору… Ты, Василий, хоть и не рядовой в «Балтии» человек, но все же «шестерка».

А мне надобно с кем-то из «бугров» потолковать. И ты, Малахов, в этом деле обязан мне помочь.

Он откинул в сторону барабан револьвера, затем продемонстрировал Малахову.

Бросил на него задумчивый взгляд.

– Оставляю один патрон. Вращаю барабан… Ну что, Василий, будем звонить Карсакову или сыграем в «русскую рулетку»?

Когда войдешь в азарт, остановиться уже практически невозможно.

В принципе Бушмин полностью отдавал себе отчет в том, что его порядком занесло. Но махина разогналась, тормозов у нее нет, и теперь будь что будет…

Надо полагать, Малахов в ходе разговора с Карсаковым употребил некую заранее оговоренную фразу или даже слово, предупреждающее об опасности.

Второй по старшинству «полкан» Казанцева подъехал-таки к Дому художника. Но не один.

– Хренова туча народу, – предупредила «Моторола» голосом Мокрушина. – Если можешь, рви когти…

– Тридцать минут, – свистящим шепотом произнес в микрофон рации Кондор. – Начинай обратный отсчет.

Хорошо, конечно, что у него оказался комплект ключей от всех помещений Дома художника. И голова опять же варит неплохо. Но еще лучше было бы, как подумал в самый последний момент Бушмин, если бы он оказался сейчас где-нибудь в другом месте.

Почему-то они решили, что он забаррикадировался в офисе Ломакина, за мощной металлической дверью. Ну и простаки!

– Что, звонок не работает? – как это с ним случалось порой, в этой экстремальной ситуации Бушмин поймал боевой кураж. – Или хозяева гостей не ждали?

Он поднимался по лестнице, вроде как случайно здесь оказался. Часть боевиков окружила здание, группа «тяжелых» расположилась в районе лестничной площадки второго этажа. А Бушмин, выскользнув из дверей конференц-зала, оказался в тылу целой своры «полканов».

Их было пятеро, все в «брониках» и спецназовских масках. У одного дробовик в руках – чтобы в случае штурма перебить дверные петли, – трое вооружены пистолетами, пятый, очевидно старший, еще не успел обнажить ствол. Все они рассредоточились у входной двери и, кажется, готовы уже были начинать баталию.

Дружненько обернулись на возглас, а после секундного замешательства наставили на Бушмина свои пушки. Кроме старшего, опять же который при этой рокировке оказался ближе всех к поднимавшемуся по лестнице Андрею, этот в отличие от других не стал хвататься за оружие.

«Вул», дабы он не мешал в предстоящем маневре, Бушмин заткнул за пояс, а весь трофейный арсенал так и остался лежать на столе в предбаннике. Бушмин, не без определенной доли артистизма, дернул «молнию» на куртке вниз – прямо тебе крутая модель на подиуме. Полы разошлись в стороны, открыв взорам взыскательной публики нечто, смахивающее по виду на старомодный дамский корсет – новинка сезона. В правой руке новоявленной модели был зажат пульт с равномерно пульсирующей крохотной лампочкой, в левой кнопочный электроприбор, проводки от которого шли к контактному взрывателю, вставленному в ячейку нагрудника.

В прочих ячейках, сделанных из полупрозрачного целлулоида, содержалась некая субстанция – у ошарашенной таким поворотом публики имелось обширное поле для фантазий.

Но Бушмин решил сразу утолить чужое любопытство.

– Пластит. Пять кэгэ… Если кто не знает, что такое пластиковая взрывчатка, умножьте на семь, получите эквивалент динамита.

Судя по замешательству, боевики дружно занялись арифметическими вычислениями.

А заодно прикинули, что такой массы пластита будет достаточно, чтобы распылить каждого из них на молекулярном уровне и превратить недавно отреставрированный особняк в обгоревший каменный остов.

– Он… блефует.

Смельчак, вымолвивший эти слова, позорно дал петуха, что произвело на остальных гнетущее впечатление.

Атмосфера была настолько наэлектризована, что любое неосторожное движение могло привести к непоправимым последствиям.

– Ну что, господа хорошие, есть желание прошвырнуться на небеса?

Старший, у которого хватило благоразумия разрядить ситуацию, медленно стащил с головы шлем, затем негромко спросил:

– Чего вы добиваетесь, Бушмин?

– Мне нужно поговорить с вами наедине, Вениамин Александрович.

Если все пройдет без эксцессов, я гарантирую вам полную безопасность…

Прикажите своим людям разоружиться и встать лицом к стене. Но – без фокусов!

Карсаков, шатен лет тридцати семи, с твердым широкоскулым лицом и проницательным, без примеси страха и злобы, взглядом, на какое-то мгновение задумался.

– Фокусы – это по вашей части, Бушмин, – сказал он нейтральным тоном. А после небольшой паузы добавил: – Ладно, пусть будет по-вашему.