Текст книги "Киев не пропадет. Хроника киевских будней"

– Долго ждать?

– Нет. Пару-тройку лет.

Как и следовало ожидать, Гордей посмеялся над предостережением, смело отправился на зону и был там убит. Случилось, как и должно было случиться. Может поэтому все это прошло опять без последствий для меня со-стороны известного нам пожилого симпатичного мужчины китайской национальности.

Глава Восьмая.

В это время на Матвеевском схожусь близко с хулиганами, живущими на Подоле. Они старше меня и гребут на восьмерке. Загребной у них и, по совместительству, второй человек в одной из подольских банд – Серёга Шева. Человек авторитетный на Подоле. Летом мы целыми днями на тренировке и только по воскресеньям встречаемся на Центральном пляже. Здесь весь Подол и Центр. Каждый уважающий себя киевлянин, за исключением, ну разве что жителей Дарницы, отдыхают, именно, на Центральном.

Здесь я встречаю и Лысого с друзьями из Золотоворотского садика. В районе Золотоворотского, как называют этот сквер киевляне, обитает еще одна банда, во главе с бородатым человеком, известным в Киеве, как Моряк. В банду входит и Вовка Лысый. Это высокий, плечистый, никого и ничего не боящийся пацан. И, как и положено музыканту, у него длинные волосы до плеч. Он бывал уже во Франции и видел там настоящих хиппи. Поэтому, также, иногда, ходит босиком по улице. К тому времени он уже переехал, вместе с родителями, из одной комнаты в коммуналке в двухкомнатную брежневку на Борщаговке, которую приезжие, почему-то, называют хрущевкой.

Вовка Лысый руководит и всем хулиганским движением на Борщаговке. Он мой сосед. Мы часто играем вместе в сборных группах: он на гитаре, а я на барабанах и, похоже, он меня уважает. Даже берет с собой на кое-какие разборки в центре. Во время этого выбивания долгов мы и получаем опыт и, по-моему, авторитет в Киеве.

В нашей подольской компании часто бывает и Лёсик. Небольшой, щуплый, но очень наглый субъект, уже успевший отсидеть на малолетке.

И как-то получается, что я, благодаря своим знакомствам и с Мартоном со Сталинки, и с подольскими, и с золотоворотскими, и с борщаговскими, постепенно втягиваюсь в постоянные выяснения отношений. Мало того, так становлюсь и каким-то диспетчером по разборкам. Сегодня мы помогаем выбивать карточные долги на Сталинке, а завтра едем бить зарвавшихся “чертей” на Борщаговке, послезавтра берем под защиту продавца пивом с Подола. Закрутилось. Пропускаю уже даже, иногда, тренировки. И я прекрасно понимаю, что близко знакомить всех со-всеми не стоит. Зачем тогда я нужен? Будет руководить Мартон или Лысый, или Шева, например. Пока мне удается лавировать между всеми. Благодаря тому, что ко-мне стекаются все пожертвования от потерпевших и принятых под нашу защиту, конечно.

Но вот что-то в центре у нас не заладилось. В доме Моряка поселился какой-то странный субъект. Начал с того, что написал на Моряка жалобу или донос участковому о каких-то личностях не комсомольской внешности, которые нигде не работают, целыми днями сидят с гитарой во дворе, а вечерами занимаются подозрительными делами. Это все мы.

Хочешь войны? Мы тебе ёё дадим.

Сегодня ночью Лысый, Лёсик и Нос вышли из квартиры Моряка. Он проживает сам. Поднялись на пятый этаж и быстро пролезли по лестнице на чердак, а оттуда – на крышу. Конечно, замок на чердачном люке заранее был сбит. Вся эта команда, неторопливо и не шумя, подошла к месту над окнами этого, как потом выяснилось, Васи. Они с Моряком живут в разных концах дома. Окна на последнем этаже и с земли их не достать. Прекрасно. Лысый опускает веревку с хорошо привязанным к ней кирпичем на уровень Васиных окон и закрепляет эту длину крепким узлом. Теперь остается только подтянуть кирпич наверх, а потом опять его бросить вниз, крепко держа инструмент устрашения за узел. Кирпич делает круговое движение и влетает прямиком в нужное окно. Затем тоже проделывает Лёсик и Нос. Три окна вдребезги, а наши друзья спокойно, без суеты, спускаются в свой подъезд и выходят через второй черный выход во двор. Через проходняк перемещаются уже на совершенно другую улицу, не забыв при этом положить кирпич на свое место.

Дальше компания трёх молодых людей уже спускается по лестнице на улицу Чапаева, проходит через Франка на бульвар Шевченко и там спокойно ловит “тачку”. Ночевать едут к Носу на Автовокзал.

А где был в это время Моряк? Хороший вопрос. Моряк, как и положено по конспирации, перед этим напился пьяным, был оставлен товарищами на лавочке и преспокойно провел ночь в вытрезвителе на другом конце города, отделавшись штрафом в десять рублей.

Но товарищ не понимает. Видать не одним нам он насолил и еще не знает от кого можно ожидать такой подлянки. Он пытается продолжать выяснять отношения с Моряком и пишит заявление на имя самого начальника милиции, обвиняя Моряка и всю его подозрительную компанию во всех смертных грехах. Как бы-то ни было, а нас это уже раздражает. Участковый стал постоянно по несколько раз в день захаживать проверять наш двор. Моряку предъявлены требования в месячный срок устроиться на работу, а заодно, и заложить всех своих друзей, околочивающихся возле него.

Хорошо. В нашем арсенале есть и более радикальные, и даже смешные затеи.

За бутылку “Московской” водки, стоимостью в два рубля восемьдесят семь копеек уборщик из общественного туалета на Бессарабке в субботу готовит нам целый кулек…самого настоящего вонючего дерьма и оставляет это изделие в укромном месте.

А в воскресенье ранним утром Матрос отправляется на Центральный пляж, где будет отдыхать целый день на виду у сотен киевских отдыхающих и многочисленных своих знакомых.

Утром в воскресенье Василий любит пройтись несколько раз вокруг Золотоворотского садика и поразводить руками в разные стороны. Кейфует от нового местожительства. Жлоб еще тот. Вот тогда они уже стали нас вытеснять из родного города.

Солнце недавно показалось из-за крыш старинных зданий, видевших здесь и Столыпина и Багрова так, как видит сейчас Лысого и Василия. Не видело Светило здесь только Распутина. Побаивался Григорий Ефимович этого места.

– Уж не примеряешь ли ты на свою голову лавры Григория? – услышал я над правым ухом знакомый голос. Американский здесь звучал совсем неуместно.

– Не нужно. Он плохо закончил.

Я невольно вздрогнул и оглянулся. Никого. Только возле Золотых Ворот крутится пара-тройка зевак, да на одной из лавочек преспокойно сидит Викторчик. На скамейке рядом с ним лежит коробка с “Киевским” тортом. Но руки, почему-то, в перчатках. Это летом-то. Хорошо, что на дворе солнечное утро и зеваки еще не собрались вокруг развалин Золотых Ворот. Во время этого променада Лысый неспеша подходит к Васе и с гримасой, которую позже освоят все киноактеры, играющие плохих парней, говорит:

– Чувак. Слушай здесь. Завтра пойдешь к ментам и заберешь своё заявление. Это если по-хорошему. Если же по-плохому, то будешь нам должен до конца дней своих в Киеве. Так, что выбирай.

Ему бы и выбрать хороший вариант. Так нет же. Он, как мы уже выяснили, очень крут. Он директор большого нового гастронома на Русановке. Распоряжается потоками дефицитных товаров. У него все влиятельные люди того времени отовариваются. Он новый хозяин жизни. Вася хватает Лысого за руки и кричит:

– Попался! Сейчас ты пойдешь со-мной в милицию. Я тебе покажу кто здесь хозяин!

Лучше бы он этого не делал и не кричал. Лысый преспокойно выкручивает свои руки и отходит в сторону, а со скамейки вскакивает Викторчик, на ходу доставая из коробки известный нам кулек и с разбегу влепливает Василию этот кулек в рожу. После этого, деловито, насаживает и коробку из под торта остолбенелому начальнику дефицита на голову. Лысый с Викторчиком переходят Лысенко, углубляются в проходной двор и через Франка и Чапаева очень скоро оказывается на площади Победы.

Мы, по простоте душевной, подумали, что дело примет ментовский оборот и подготовили к этому всевозможные алиби. Не учли мы по неопытности самого главного. Василий, как и очень многие уже к тому времени распоясавшиеся от шальных денег и безнаказанности торговые работники, оказался… шпилевым. А раз шпилевой, то и вокруг них всегда крутится бесконечное колличество всяких и блатных, и бывших спортсменов, охраняющих крупных игроков, выколачивающих карточные долги и оказывающих прочие подобные услуги нашим богачам.

Прошло совсем немного времени и как-то поздним вечером Моряка и провожающего его после тренировки Падишаха встретили возле подъезда восемь человек. К этому времени Моряк где-то раздобыл переведенное на русский язык пособие по рукопашному бою для сотрудников Абвера, и они с Падишахом усиленно тренировались. Да и при себе он всегда имел нож. У Падишаха, наверное, только в этот вечер, ножа не было. Когда примчалась милиция, участок был в двух шагах от дома, на земле корчились шесть человек. Из них было двое наших, а еще четверо нападавших успели ретироваться.

Моряк за нож получил свои шесть. Падишаха выкупила мать, почти не пострадали и нападавшие. Ну, это все нас взбесило. Прямо днем, правда, когда дома остался один Василий, Лёпа стоит на стреме на нижнем. Я – на верхнем этаже. Там же и Макс в парике с длинными волосами, который мне привезла тётя из Польши. Гнедой звонит в дверь. На грозный оклик:

– Кто там?

Гнедой отвечает:

– Телеграмма из суда.

Видимо, это “из суда” действует завораживающе. Знает, сукин сын, что рано или поздно, но суд будет. Наш Вася открывает многочисленные замки на дверях, а в это время Макс спускается вниз по лестнице и, проходя мимо Васиной квартиры, заряжает ему в челюсть. Вася отлетает внутрь коридора, а подоспевший Гнедой швыряет туда же банку с бензином и бросает зажженую спичку. Не забыв закрыть дверь за собой, все вчетвером выходят из подъезда и расходятся в разные стороны. Квартира выгорела не вся. Вовремя подоспели пожарные, пожарка рядом. Вася в одном халате, чуть живой от страха и слегка обгоревший успел выскочить.

Шутки закончились. Лысому набивают стрелку какие-то, похоже, спортсмены. Да еще нагло требуют, чтобы он был со-своими людьми. Как они нас нашли для меня до сих пор остается загадкой. Но загадка-то загадкой, а стукачи еще никогда и нигде не переводились. Но вот кто именно этим всем руководит? Я даже не подозреваю.

Вы хотите войны? Мы ёё вам дадим.

Стрелку набиваем вечером в одном из центральных дворов на Большой Житомирской. Это одна из древнейших и красивейших улиц Киева. Возникла ещё в одиннадцатом веке во времена Киевской Руси на дороге в Житомир.

В начале девятнадцатого века состояла из двух частей – нижней (от Козьего болота до Михайловской площади) и верхней – как Житомирская улица. В 1830-е годы – неофициально, а в 1869 году – официально, нижняя и верхняя части улицы получили названия Малой и Большой Житомирской улиц соответственно.

Нас интерисует верхняя улица. По фасаду это сплошь старинные здания великолепной архитектуры и разного цвета. Дворы же всех зданий выходят во второй двор, а вторая линия таких же красивых домов – на Старокиевкую гору, заросшую, практически лесом и очень круто спускающуюся на Подол. В этом месте это Воздвиженка и Гончары-Кожемяки – старинный с еще дореволюционными домами Подольский район. Оттуда родом почти половина нашей подольской братии. Они знают здесь все входы, выходы, закоулки, подворотни и скрытые тропинки для крутого подъема на гору.

На дворе Бабье лето – самая моя любимая пора. В основном гора заросла кленами и они выкрасили гору колдовским каким-то цветом. Буйство желтых тонов от золотистого до коричневого кое-где сменяет зеленый до салатового. В насыщенный зеленый оделась и хвоя старинных елей. Пятна ярко-красной рябины не дают застыть движению глаз по золоту кленов и даже на блеске великолепной Андреевской церкви, которая выглядывает в просвете старинных домов. А кусты, подступающие прямо ко-двору, окружают это великолепие багряным кольцом. Чуден и красив был Киев в те времена.

Дом, выбранный нами для стрелки, вообще, закрыт и загорожен на ремонт. Отгорожен и от глаз ретивых соседей. Лучшего места для таких стрелок и засад в Киеве и не найти.

Они было покочевряжились:

– Едьте, мол к нам.

– Не хотите – как хотите.

Соглашаются, даже не изучив местности. Очень уж охота поставить каких-то молодых выскочек на место.

А мы на такое ответственное мероприятие готовимся серьезно. Траф, Мамочка и Шамота уже окончили школу и работают таксистами. Приходится заплатить начальнику колонны и директору автопарка, с которыми Мартон вась-вась, и наши пацаны получают три далеко не новых, но фургона-такси. На них и прехали: Лысый, Макс, Шуня, Баскетболист, Швед, Недаманский, Лёпа, Мэтр, Викторчик, Мясник, Бара, Мартын, Жеша, Ленин, Мартон, Скороход, Лёсик и я. Жаль Иванушки нет с нами. Он как с дуру поступил в общевойсковое военное училище, так и никак не может вырваться из цепких лап невоенной военщины.

Стоим в глубине двора, когда откуда-то, как снег на голову, появляется…Кисель, невысокий, но очень крепкий борец, с десятком здоровенных, видимо, также борцов. Кисель к тому времени имеет свою банду, которая занимается выбиванием долгов со-шпилевых. Отсюда и знает нашего Василия, который к ним и обращается за помощью. Вася наплел, что мы ничего не стоим, мелочь пузатая. Оттого они и неряшливо подходят к мероприятию, не подготовившись как следует.

Мы стоим, сгрудившись в тесноватый круг и Кисель, неторопливо направляется к Лысому, выступающему вперед из нашей компании. А борцы спокойно, без лишней суеты, окружают нас и становятся в напряженную стойку.

В это время бригада Моряка шарит по всем окрестным дворам в поисках киселевского подкрепления. Никого. Слишком они самонадеяны. Люди Моряка все местные и знают здесь каждый проходняк, каждый подъезд куда выходит. Очень быстро убедившись, что в ближайших дворах нет ни ментов, ни спортсменов, они вваливаются через арку во двор и в, свою очередь, деловито окружают спортсменов. Вход в арку тут же перегораживают две машины такси с нашими за рулем.

– Что это значит? – недовольно произносит Кисель.

– Это значит, что не нужно нас окружать. Мы и сами окружать умеем, – отвечает Лысый с известной уже всем очень страшной гримасой на лице.

Тут Киселя осеняет. Он проходит чуть вперед и заглядывает нам за спину. Внизу под небольшим обрывчиком в красивейшей роще в центре Киева затаилась подольская группировка, состоящая из спортсменов Шевы, с крепкими колками в руках. Сами мы все без оружия и ножей, хорошо помня историю с Моряком. Подольских в наступающих сумерках среди кустов не видно, но Кисель уже все понял.

Договариваемся развести силы в разные стороны и приступить к разговору по существу. Но тут не выдерживают нервы у этого придурка Василия:

– Я тебя запомнил. Это он. На этот раз будешь в милиции точно, – взвизгивает он в сторону Лысого и еще косится на Викторчика. И это на практически криминальной стрелке он начинает угрожать нам милицией. Да еще история с Моряком, который сел и мы трактуем это как ментовскую засаду, чем та разборка и была. Слишком уж быстро менты появились и чересчур безнаказано ушли те, четверо. Мы хоть и молодые, но уже отсидевшие Шуня и Лёсик разъяснили какие в таких делах порядки.

Кисель хватается за голову. Удар по его реноме. А Лысый цедит сквозь зубы:

– Ну, все. Мы попишем его сегодня же.

Обстановка опять раскаляется до предела. Присевшие в глубине двора спортсмены, да и наша братва, начинают шевелиться, встают, подходят ближе. Уже слышны и легкие запугивания друг друга. Макс и Кисель с трудом успокаивают своих. А Кисель заявляет Василию, что его дела теперь плохи.

Теперь уже втроем: Кисель, Лысый и изрядно струхнувший Василий отходят, от греха подальше, вглубь двора. Дальше всё уже идет мирно. Переговоры заканчиваются тем, что Вася берет на себя подогрев Моряка в зоне и выкупает его оттуда, как только мы находим концы у вертухаев. Также Василий забывает о нашем существовании и выплачивает нам единовременный взнос в десять тысяч рублей. По тому, как быстро и радостно Василий согласился, мы поняли то, что для нас огромные деньги, то для таких как он – это крохи. Очень нам теперь пригодится эта информация. Мы же, в свою очередь, забываем о существовании Василия, позволяем ему переехать на новое место жительства и не проводим актов мести. Что он должен Киселю, за практически свое спасение, на стреле не оговаривалось. Кто же будет перед нами раскрывать секреты производства? Но Кисель не возражал, а, стало быть, остался доволен.

Исходом этих разборок недовольны, не знаю как киселевцы, а наши все. Прослышал про нас молодой, но уже влиятельный урка с Подола – Татарин. К нему в друзья переметнулся Лёсик. А все подольские потихоньку переходят к Татарину. Ну что ж, им там ближе и вокруг все свои. Я не в обиде и мы не соримся.

Недовольна вся бригада Моряка. Не отомстили. Как им объяснить, что Моряк всё равно бы сел, не сегодня бы, так завтра. И кто его тогда бы вытаскивал? У нас ни опыта, ни знакомых, ни таких денег нет. Не понимают. Теперь они сами. Сами долго не протянут. Сядут все. Их дело.

Отвалил и Мартон. Кисель давно о нем слышал и сразу же после стрелки пригласил к себе. Ну что ж, Мартону там ближе и вокруг все свои. Я не в обиде и мы не соримся. Кто же такой оказался впоследствии этот самый Кисель?

Лидер одной из самых многочисленных и влиятельных бригад, имел все шансы занять пост официального мафиозо номер один.

Бригада Киселя по влиятельности соперничала даже с Донецкой бригадой Люкс.

Глава Девятая.

Кисель Владимир Карпович (Дед, Кисель), родился первого февраля 1946 года в селе Григоровка под Киевом. Окончил Киевский инфиз. Борец.

Личность, безусловно, примечательная. Прямо партийный работник того времени.

А в 1981 году был осужден за разбой на четыре года лишения свободы. На зоне особо не выделялся – козлил, что в переводе с лагерного означает: трудился в аоминистрации в должности завхоза. Правда, быть козлом можно на любой другой должности.

Освободившись, вернулся поближе к шпилевой братии. Опять сколотил коллектив единомышленников. Кидали киевлян и некиевлян, прибывших в Киев. В основном в аэроторт Борисполь. Технология проста, как угол дома. Высмотрев гражданина посолидней, предлагали:

– Есть свободное место, недорого беру. – Но в машине всегда оказывались попутчики.

В дороге подельники Киселя разыгрывали спектакль: начинали между собой карточную игру, дабы скоротать время в дороге, приглашали присоединиться и соседа.

Попал и я, однажды невольно, по глупости моего товарища, в такую историю, но в другом месте:

– Куда ехать?

– Никуда, – отвечаю.

Я никогда не сажусь в чужую машину, если это не такси, даже если очень спешу. Но товарищ соглашается. Мы прилично заработали на львовской “толкучке” и он торопится поскорее сесть на поезд да заняться пьянством в тамошнем ресторане.

– Ох, вы знаете, у меня, как раз, два пассажира уже есть и в ту же сторону. Ну не ехать же полупустым.

Мы вваливаемся в старенькие жигули. В машине уже отдыхают два пассажира, ожидая попутчиков. На переднем сидении сидит громила под метр девяносто, на заднем – вертлявый мужик. По такому почти всегда видно, что он нигде не работает. Я не смотрю, а Игорь не видит. Как только машина трогается, вертлявый:

– А что просто так ехать? Скучно. – Лично мне не скучно. – Может, сыграем, просто так, в дурачка?

Когда я рассказал эту историю своему другу, то Моцарт, уже к этому времени отсидевший, был очень недоволен:

– По понятиям карточный долг свят. Если проигрались, как лохи, то должны заплатить.

– А если они подшустрили?

– Все равно. По понятиям нужно платить .

Имели мы ввиду такие платежи и понятия. Но Игорь начинает игру. Я дремлю и еще ни о чем не догадываюсь. Сыграв быстро одну партейку в дурака, вертлявый заявляет:

– Не интересно. Давайте, хотя бы, по копеечке для интереса. Скучно так играть.

Я сразу же просыпаюсь. Этого еще мне не хватало. Но куда там, Игорь уже играет. Для этих целей всегда находится газетка и расстилается у среднего пассажира на коленях, чтобы все видели, что никакого обмана нет и, в то же время, можно было быстро ее свернуть вместе с деньгами и выйти из машины. Суть игры очень проста: если ты ложишь рубль, то следующий, если уверен в своих картах и хочет ответить, должен положить, хотя бы, рубль и копейку, но больше, чем предыдущий.

Игра очень быстро переходит с копеек на рубли, затем на десятки, потом на сотни. Тысяча рублей тогда была гораздо солидней, чем тысяча долларов сейчас. Игорю дают несколько раз выиграть, и он уже сам не свой – жадный очень. Я волнуюсь уже всерьез, но пока не могу сообразить, что же делать. Все же, инстинктивно, снимаю с головы вязаную шапочку и кручу ее в руках.

И вот наступает кульминация. Игорь толкает меня в бок. Ну как же – у него туз и десятка и он уже хочет сорвать банк. Водитель кудахчет, как наседка, все время, оглядываясь на кучу денег на газете:

– Ох, что же это? Ой, я и не думал, что так обернется. Вот это мужчины. Ой, что же будет?

Я, кстати, прекрасно знаю дорогу на вокзал и по моим подсчетам мы должны были туда доехать еще двадцать минут назад. Громила прекращает поднимать и выходит из игры. Через пару минут водитель тормозит в совершенно безлюдном месте. С одной стороны – овраг, заросший каким-то коричневым лесом и колючим кустарником темно-зеленых тонов; с другой – череда серых трех четырехэтажных домов и ни одного прохожего на горизонте, хотя сейчас середина дня. Игорь очень довольный открывает карты и тянется уже к газете, когда верлявый, спокойно, ложит на эту кучу денег два туза. Немая сцена…

– Подшустрили, шустрилы, – взвизгивает мой товарищ и отбивает руку вертлявого от газеты.

Тут же Игорь хватет жменю сторублевок и бросает вертлявому в лицо, а я, быстро наклонившись вперед, напяливаю громиле на голову до самой шеи вязаную шапочку. Громила поднимает руки вверх и немного теряет координацию, ему в жигулях неудобно поворачиваться, а я, что есть мочи, толкаю его на водителя и выскакиваю из машины. За мною быстро вываливается мой товарищ, прижимая скомканую газету с деньгами к груди. Я тащу его за шиворот и толкаю со всей силы ногой в дверь машины, из которой попытался, вслед за Игорем, выскочить вертлявый.

Теперь мы несёмся вдоль домов до ближайшего поворота и я, напоследок оглянувшись, вижу трех участников игры с ножами в руках, также выскочивших из машины и перебрасывающихся какими-то криками. За поворотом – другой поворот. Затем большая улица. Сразу же тормозит первое же такси, и мы довольно быстро добираемся до вокзала.

Заскакиваем в совершенно пустой вагон, закрываемся в купе и видим в окно как по перону очень деловито и быстро пробираются уже пятеро, оглядывая всех встречных и заглядывая в окна поезда. Мы быстро и плотно задергиваем занавески, надеваем кастеты и пригибаемся, но тут поезд медленно и без предупреждения трогается и, потихоньку, набирает ход. Что бы было, если бы он постоял еще несколько минут неизвестно, но ничего хорошего – это точно.

Пересчитав деньги, убеждаемся, что мы еще и нажились. Немного, но нажили. Вот такая была игра. Но это было у нас, хоть молодых, но решительных спортсменов, а если обычный и к тому же уставший после дороги пассажир соглашался на игру, то это означало практически всегда одно – через двадцать минут пути по бориспольской трассе лох покинет авто, проигравшись до трусов.

Но Кисель не ограничивался киданием наших соотечественников. По возвращении из колонии он как-то сразу вписался в уже сформированный воровской мир Киева. Врожденные качества и опыт, приобретенный на нарах, позволил Киселю поставить себя в воровском сообществе.

Период становления Деда пришлось на конец – восьмидесятых, начало девяностых годов. Вскоре под началом Киселя трудилось несколько десятков бойцов, преимущественно – деловые. Владимир Кисель обращает свой взор на наиболее лакомые куски родного Московского района Киева. Он прибивает Центральный автовокзал, Южную автостанцию. Запускает сюда своих наперсточников, изгоняя чужаков, отказывающихся платить дань, более покладистых включает в бригаду. Устанавливается сумма ежемесячного платежа для автовокзальных таксистов, проституток, торговцев наркотиками, книжников и прочих деляг. Пытается Кисель руководить и в других районах . Так, один из бригадиров – Алексей Теплицкий (Леша Теплый), помимо торговцев книгами на Выставке, находящейся на полностью прибитой кисилевцами Сталинке, собирал пожертвования в бригаду с художников и кооператоров на многолюдном Андреевском спуске – почти-что Арбате, но только в Киеве.

Постепенно в руках Киселя начали скапливаться уже иные суммы, чем в прошлые времена. Но и картежное шулерство, а также новая разновидность азартного кидка – наперстки Карпович не забывал. На тот момент вокруг Деда успела собраться представительная шулерская братия, и большей частью Киселю приходилось исполнять роль пахана – администратора: расставлять бойцов на точки, используя свой авторитет, решать спорные вопросы с сопредельными группировками, следить за неукоснительными поступлениями отчислений…

“Процесс подминания или как модно теперь говорить рэкет – бригадами совсем юных коммерческих структур в Киеве приобрел всеобщий характер. В 1989-92 годах Украину захлестнула волна дичайших вымогательств. Бойцы врывались в конторы и выставляли не подлежащие обсуждению счета. Не согласных с таким подходом к делу везли в лес, где доказывали свою правоту с пристрастием”, версия правоохранительных органов и, конечно же, такие страшилки больше из художественных фильмов.

На самом деле все было несколько иначе. Дело в том, что к этому времени в стране произошел полный развал государственного управления. Порядка не было нигде. Чиновники всех мастей, видя как, буквально в один момент, богатеют отдельные сограждане – кооператоры, кинулись брать взятки и не разрешать абсолютно ничего. Не работали ни суды, ни милиция, ни прокуратура. Они были, но все решалось только за взятки. Сразу же появилось несметное количество наркоманов и всевозможных отморозков. Вас могли избить прямо средь бела дня и ни одного миллиционера, и ни одного свидетеля. Люди работали, а им не платили зарплату. И все равно заводы, фабрики и научные институты стали массово остановливаться и увольнять растеряных работников. Люди прибегли к старому испытанному способу – натуральный обмен. Пошли на базары продавать все, что есть и покупать что надо, а у них забирали и деньги и хороший товар какие-то люди и по несколько раз в день. И не к кому обратиться за помощью. В милицию приходишь и слышишь:

– Да вы спекуляцией занимаетесь. Мы вас посадим.

На этом фоне куда страшнее было появившемуся, как из-под земли, новому виду очень успешных людей – кооператорам. Конечно, появились они точно из нашей жизни. Все сто процентов этих бойких людей, так или иначе, нарушали Закон. В лучшем случае – не платили налоги, что по нашим представлениям, вообще просто шалость, а вот в цивилизованных Штатах – крупное преступление.

Но в первых кооперативах люди хоть работали. Продавали, покупали, ремонтировали, кормили. Лечили, с горем пополам, возили, что-то выращивали…

И тут же появилось громадное колличество всяких кооперативов при предприятиях, затем малых предприятий при предприятиях, затем просто малых предприятий и всевозможных ООО. Все это воинство возглавлялось руководителями этих самых предприятий, их родственниками или доверенными людьми. У всех, без исключения, составлялись фиктивные договора аренды произодственных помещений, где на бумаге была единица, а неучтенным налом – сто. Начался перевод основных фондов, под всевозможными предлогами, из государственной собственности сначала в аренду, потом в аренду с выкупом за бесценок в собственность всех этих воровских, другого слова и не придумаешь, фирм.

И так во-всех, без исключения, сферах народного хозяйства.

Получить кредит в банке было практически не возможно. Врут и не краснеют те нынешние богачи, которые на справедливый вопрос:

– А где же вы, собственно, взяли деньги на то, чтобы так развернуться? – Отвечают:

– Я что-то там доказал и кого-то там убедил, и мне, под мою идею, дали кредит в банке.

Чистое вранье.

Зато всевозможные крупные чиновники, их родственники и знакомые, менты, вчерашние комсомольские и партийные лидеры и другое ворье, у кого были свои люди в банках, начали брать миллиардные кредиты. Потом закупали на них валюту и преспокойно ждали несколько лет. При той галопирующей инфляции миллиард превращался в десять тысяч за год. И теперь эти жулики спокойно отдавали, к тому времени разорившемуся на таких кредитах банку, эти десять тысяч, хотя закупили они тогда валюты на миллион. Давали, конечно, все сто процентов кредитов за откат.

Появилась даже фомулировка – невозвратный кредит. Заведомо невозвратный. Его давали банкиры всяким отморозкам за откат с половины. Потом те сбегали в лучшем случае за границу, а в худшем их просто убивали. И концы в воду. Брали такие кредиты и все наши нынешние, так называемые бизнесмены, но они никуда не сбегали – подавались в политику. И все, задница прикрыта.

В этой атмосфере полной безнаказанности начались и кидки друг друга. Один разливал палёную водку, а другой брал ее на реализацию и не возвращал деньги за проданный товар. Ты приезжал из-за границы, где покупал те или иные вещи и продавал их через коммерческие магазины, не платя никакие налоги вообще, а твоя квартира, по наводке, и ты даже знаешь, кого и кем, обворована до нитки. К тебе приходят какие-то люди с ментовскими документами и и разводят тебя на крупные деньги. Фирма перечисляет предоплату за товар, а взамен – ничего. К тебе приходят какие-то крепкие люди и говорят:

– Мы – твоя крыша. Мы же знаем, что ты не платишь налоги. А вчера сбил на машине человека.

Забирают деньги, а завтра приходят другие и говорят то же самое. И никто ни за что не отвечает. Милиции не существует.

А еще были цеховики с настоящими миллионами валюты в кармане. Были бармены с миллионами в кармане. Были валютные бармены с миллионами валюты в кармане. Завскладами, завбазами, антиквары, зубные техники, держатели всевозможных подпольных борделей, картежные шулера, умные проститутки, замдиректора по снабжению, директора колхозов и совхозов и прочая, и прочая, которые тут же кинулись легализовывать свои подпольные миллионные накопления.

Появилась масса отморозков, прибывших неизвестно откуда. Появились всевозможные спецназовцы, выведенные из различных заграниц и горячих точек и брошенные на произвол судьбы, но имеющих на руках огромное колличество огнестрельного оружия, гранат и патронов. И эта публика начала беспредельно грабить новых хозяев жизни.