Текст книги "Робокол"

Ножом

Первый удар пришелся в челюсть, но юрист выстоял. Второй кулак попал в ухо, и мир вокруг наполнился звоном. Дима все еще не понимал, что за внезапная атака и кто те грубияны, которые оказались в его номере. Сыпавшиеся удары не давали сообразить, пока он сам, наконец, не заехал одному подонку в переносицу. Длинноволосый взвыл, а двое дружков стали окружать Диму и размахивать ногами.

Тот, что поздоровее, состроил циничную морду и выпалил что-то на своем языке, в конце произнеся «Китти». Теперь стало понятно, за что наказывают. Простой местью здесь не пахло, трое на одного и такие злые. «Было бы ради кого?!» – мелькнуло у Димы. Меньше десяти секунд потребовалось, чтобы понять, что молодчики хотят денег. Сухопарый с подбитым носом сделал знак, чтобы Диму схватили за руки, и после недолгого его сопротивления им это удалось. Подбитый нос трусил и нервно шарил по Диминым джинсам, находя одну только мелочь. Тут крепыш по правую руку сообразил, что деньги не могут лежать в кармане. Ему стал поддакивать тихоня слева, на вид самый старший, но как по японцам доподлинно скажешь о годах?

Все трое одновременно увидели сумку, в которую не догадались залезть до прихода хозяина. Трусливый полез перетряхивать вещи, а Дима старался наносить увечья обидчикам, вырываясь и лягая то одного, то другого. Те тоже могли отвечать лишь пинками, отпускать крепко сложенного немца никому не хотелось.

Дима стал догадываться, что они хотят найти какие-то большие деньги, совсем не тот пустяк, который он забрал у Китти. Следующим осознанием стало, что плутовка, вероятнее всего, наврала с три короба, что Дима украл у нее какой-нибудь миллион. Профессиональный его взгляд мог видеть по градусу царящего беспокойства, что за пару тысяч иен втроем бы они не приперлись и уж всего меньше попытались бы проучить его за некрасивое обращение с их подружкой. Нет, паршивка Китти им наплела и глазом не моргнула!

– Денег нет, – жестко произнес Дима на английском, – вообще нет!

Крепыш недоверчиво посмотрел на него и спросил, будто ничего не слышал:

– Где деньги, сукин сын!

– Это ты сукин сын! – обиделся Дима и толкнул крепыша к стене. Вся сцепка, напавшие и жертва понеслись в сторону от мощного толчка и громко стукнулись о стену.

Шум их потасовки перешел все границы, и молчун сообразил, что пара минут – и сюда пожалуют свидетели. Выяснилось, что тихоня и есть их главный: он бросил Трусу и Крепышу короткие, емкие фразы, но закончить приказ не успел, поскольку произошло два неожиданных события. Откуда-то из середины комнаты, никто не мог понять откуда, раздался нечеловеческий вопль, будто кто-то прочищал засорившуюся глотку, но голосом чрезвычайно противным, скрежещущим.

Молчун поднял руку вверх, приказывая всем замереть. Этим замешательством вмиг воспользовался озлобленный Дима. Теперь он пихнул связку в сторону Молчуна, и раздался грохот падающего со стены телевизора. Пока летели брызги рассыпавшегося экрана, Дима направил гневный взгляд на Труса и стал пытаться въехать ногой в его презренную физиономию.

Дико, неблагородно, как поступают лишенные мужества и подлые натуры, Трус выхватил складной нож и, ни с кем не совещаясь, прочертил закаленным металлом по Диминому животу.

Раны нет

Вслед за ударом раздался протяжный каркающий звук. На пол упала единственная капля крови. Все стихло.

Преступная троица замерла, двое недовольно посмотрели на Труса, и Крепыш скомандовал прыгать в окно. Трус отказался и бросился к двери, в его руках откуда-то взялась медицинская маска, которую он мгновенно нацепил на нос и рот, и именно в тот момент в комнату постучали. Беглец в маске грубо отпихнул стоявшего за дверью мужчину, так что тот вскрикнул и повалился на спину. Двое других скрылись за окном, наделав шуму внизу.

Дрожащими руками Дима извлек из-за пазухи убитую ворону: нож разрезал бедняжку на две неравные части.

Ему было страшно смотреть на изувеченную птицу, еще страшнее взглянуть на свой живот и обнаружить рану. Кровоточащая десна, ссадина под глазом и ушибленное ребро не давали почувствовать, есть ли в животе дырка или пронесло.

Господин, которого так нещадно толкнул подлец-поножовщик, вызвал подмогу. В разгромленную комнату уверенно вошли двое:

– Сеи шейикито сунасава рету? Сеи морооши ватинава, сеи шикузуро короноки вери?! – раздались незнакомые слова у двери. Дима не мог придумать, что делать; все болело, речи он не понимал, и, что хуже всего, дело запахло полицией. Две искореженные половинки вороны остались на матрасе, в то время как избитый иностранец осматривал царапину на своем животе. Все вместе с ним смотрели на небольшую кровоточащую ранку.

– Дизинфекшн! Дизинфекшн! – как мог громко прокричал Дима и бросил взгляд на зевак. Те все поняли и бросились в стороны принести какую-нибудь дезинфекцию. Через минуту хозяйка отеля промывала рану пахучим раствором, а раненый постоялец шипел и охал. Женщина сказала ему одно слово: «Эмердженси у-у, у-у!» – из чего Дима понял, что едет скорая помощь, а это лучше, чем полиция.

– Мне надо догнать преступников, – по слогам объяснил Дима, кивая в знак признательности хозяйке.

Она отрицательно замахала головой и повторила про «скорую». Постоялец, тем не менее, стал продвигаться к выходу, осматривая разгромленную комнату.

– Мисс Сье, завтра вы получите карточку на мое имя. Кредитную, японскую, настоящую, не «Мастер Кард», нет-нет, японскую… Возьмите с нее деньги за все – ремонт, проживание, себе что-нибудь, за йод там… ну, что надо, а сейчас я должен идти… Они убегают. Я приду забрать карточку, кто-нибудь от меня или сам…

Хозяйка завозражала пуще прежнего, ей, видимо, хотелось получить с Димы прежде, чем бандиты выпустят на свободу его душу или же он расквитается с преступниками и сам пойдет по японским судам.

На острове безнаказанно могла существовать только «якудза», иными словами – местный мафиозный орган, который регулировал проблемы межличностных и корпоративных отношений, не прибегая к законным методам, но выступая своего рода «красным чистильщиком» общества. Красным в том смысле, что за якудзой оставался кровавый след.

Все остальное: инакомыслящее, иностранное – обязательно отслеживалось и пресекалось или же выгодно обменивалось у беспокоящихся за граждан своих стран консульств на приоритеты Японии за рубежом – последнее стало более популярным в двадцать первом веке. Дима этого не знал, но поступал все равно как надо.

Подхватив на ходу свою сумку, герой, как мог, поспешил на улицу. Ему было не до ловли бандитов, а как бы получше спрятаться, убежать. Скрыться в городе, где на каждом квадратном метре свидетель, а на каждом перекрестке – недремлющее око видеонаблюдения. С нездешним лицом, прихрамывает, свежие ссадины, драная одежда – что и говорить, более «неприметного» гражданина сыскать трудно.

Ему пришла мысль пересидеть в какой-нибудь машине. Местное население не утруждало себя запиранием недорогих автомобилей, тем более этим не страдали водители грузовиков и служебной техники, и все по тому же принципу: с острова на машине не сбежишь.

Дима же стал искать не просто незапертую машину, но чтобы там была бутылка с водой – такое помятое лицо, как у него, будет светить даже ночью.

Две машины с бутылками были заперты, потом шел участок дороги с большим пешеходным трафиком, потом не было припаркованных машин, и он заходил все дальше, поворачивал, петлял. Наконец он заметил угол не раз виденного здания и дерево возле него, а через пару секунд увидел полицейскую машину возле отеля, откуда он вышел около десяти минут назад.

Старый друг

Молодой европеец отпрянул и вскрикнул, словно наткнулся на змею. Он не рассчитывал прийти обратно к своему отелю, и теперь ему оставалось отступление. Назад, налево, еще раз налево – тут он еще не был. Тихий переулок, одноэтажные дома, машины по правому краю дороги, и среди них одна с зеленоватой бутылкой возле заднего стекла. Дима прошел со стороны тротуара. Машина оказалась незапертой, и он нырнул внутрь; здесь можно было отсидеться хотя бы полчаса. Но только Дима открутил крышку чужой бутылки и поднял ее, чтобы сделать глоток, взгляд его застыл. Событие, заставившее его замереть, происходило в соседнем автомобиле.

Спиной к нему сидели двое, мужчина на водительском кресле и женщина на соседнем. Силуэт женщины все время дергался по направлению к мужскому, и было очевидно, что резкие движения происходят против ее воли. Грубиян ухватил спутницу за шею и снова нагнул к себе, выговаривая что-то несчастной в ухо. Та попробовала отрицательно мотнуть головой, но получила пощечину. Потом возникло то, что уже один раз переворачивало мир в этот день. Перед лицом бедняжки блеснул нож. Кривой, страшный, такой, какие рисуют в японских аниме и которыми можно даже не бить – один его вид парализует не знакомого с криминалом обывателя. Диме стало не по себе, и отпитый глоток, не желая проходить дальше, тысячами брызг обдал кресла чужой машины.

Итак, перед юристом снова совершалось преступление, и теперь он выступал в качестве свидетеля, не принявшего никаких мер по оказанию помощи жертве. Эти законы он знал и не думал, что в Японии они сильно отличаются от немецких. Ответственность предусматривалась, а с учетом того, что он незаконно проник в чужой автомобиль непосредственно рядом с местом преступления, тут уже его будут допрашивать как сообщника.

Когда злодей в очередной раз дернул девчонку на себя, Диме стал виден профиль несчастной. О боже, это была Китти!

Стремительная мысль вмиг поставила все на места. Дима догадался, что истязают Китти не от нечего делать, а за ложную наводку. Безмозглая девчонка навешала лапши на уши, и бандиты пошли отбирать у Димы несуществующие миллионы.

«Наверняка так и было! Поделом ей тогда, закон теперь отдыхает…» – Дима почувствовал нездоровую радость.

Он приготовился к драматической развязке и поглубже залег на заднее кресло. Чутье не подвело, бандит с ножом стал озираться, и, запоздай Дима пригнуться, неизвестно, кто бы улетел на Небеса первым. Неведомое злорадное чувство толкало юриста наблюдать за сценой, какой бы ужасной та ни оказалась. Он выглядывал, подсматривал в щели и пытался возродить в себе радость, что с негодницей вот-вот покончат.

Но былой восторг пропал, и на его месте поселилось другое, мало знакомое ему чувство. Не то чтобы Диме сделалось жалко обманщицу, но весь расклад: он прячется в машине, злорадно потирает руки, становясь, по сути, сообщником преступления, в котором расправляются с беззащитной девушкой, – эта подлая сцена стала герою противна. Хотелось выплюнуть, отбросить от себя горечь, которая скопилась на языке, во рту, отравляла каждую приходящую мысль. Повинуясь незнакомому мотиву, Дима приподнялся в своем укрытии, но вновь нырнул назад: он увидел, что нож злодея уже упирается в горло жертвы.

В Диме боролись страх и ненависть, и последнее он испытывал прежде всего к самому себе – только он попытался стать мужчиной, заступиться за дрожащее создание, так его члены сковал паралич, тупое онемение. Но нет!

В этот момент неизвестная сила охватила молодого человека, и, вспоминая позже, он мог ответственно заявить, что непреодолимое могущество, возымевшее над ним власть в ту минуту, не принадлежало ему, его способностям, и вообще не было связано с ним. Он видел перед глазами лишь компьютерную картинку из детской передачи, силуэт кораблика с названием «Скайбриз», одно из вымышленных имен «Робокола».

Герой вооружился недопитой бутылкой и стал тихо выбираться из машины. На корточках он притаился возле двери, за которой билась и страдала его мимолетная «подружка». Не тратя время на раздумья, Дитер бросил бутылку прямо через злополучную машину, и та с грохотом обрушилась на асфальт со стороны молодчика. Во все стороны полетели осколки и брызги. В тот же момент Дима распахнул дверь и попытался ухватить девушку за руку, но что за чертовщина – рук у нее не было, а бандит сообразил, что его жертву пытаются выкрасть.

В тот же самый миг прямо позади Димы раздался приглушенный женский голос, совсем не молодой, но с явными рекламными нотками, в нем было много восклицаний: у-у-у-ф, ву-у-у-у-ф – фразы, которые сплошь и рядом встречаются в японской рекламе. Этот ворвавшийся в эфир звук для всех стал неожиданностью.

К счастью, неведомая старуха-рекламщица не била его со спины, и Дима изловчился и схватил Китти за ногу. Девушка вывалилась из машины под брань преступника. Негодяй потянулся за ней, и на оголившемся предплечье показалась татуировка змеи в какой-то паутине. Поняв, что предстоит перетягивание каната, Дима со всей прытью сгреб девушку в охапку и потащил в машину, где позаимствовал бутылку.

Что им двигало – неизвестно, но двигался он четко. Фрик из преступной машины времени не терял. Он выскочил наружу и стал целить ножом в убегающих. Открывая машину, Дима подмял под себя хрупкую японку и рухнул внутрь в тот самый миг, когда здоровенный нож почти насквозь пробил открытую металлическую дверь чужой «Тойоты». Китти вскрикнула, и сразу за ней неведомый рекламный голос произнес «Умас-о-о-о-у». До сих пор Диме было неясно, кто в их драме этот четвертый, голосистый. На то, что это была именно драма, указывал факт неравных возможностей: девушка без рук, заступник, который не умеет драться, и настоящий убийца-профессионал.

Но тут рекламный голос повелел убийце остановиться, по крайней мере, так казалось со стороны. Он умерил свой пыл, секунду подумал и прыгнул назад к своей машине. Это дало беглецам время закрыться в «Тойоте».

Таран

Внутри Дима разглядел, что у Китти руки есть, только они туго-туго связаны за спиной и поверх зачем-то надета футболка. Девушка начала кричать, лишь только очутилась в машине. Дима проследил ее взгляд и пригнулся. На них с ужасным ревом наезжал автомобиль. Бац-бац – два или три раза он стукнул бедную «Тойоту», а потом что-то сломалось, и «Тойота» покатила назад. Снова удар, теперь от столкновения с припаркованной сзади машиной. Потом укрытие беглецов стало превращаться в погремушку между молотом и наковальней.

Внутри кричала связанная девушка, снаружи завыли сирены сигнализаций, и повторились немилосердные удары. Обе двери смяло, и они не открывались. Даже если бы Диме удалось выбраться, в одиночку это было бы глупо – для этого ли бесславного финала он спасал Китти? Сама она оставалась связанной и вопила от ужаса, по-видимому теряя рассудок. Никто в этом тихом райончике не вышел на шум, никто не высунулся из окна, только откуда-то все время доносился женский голос с возгласами рекламных слоганов.

Из-за угла вырулила полицейская машина и сразу включила мигалки – такое ощущение, что они все время стояли и ждали финального разгрома. Убийца сорвался с места и рванул прочь. Мигалки последовали за ним, только на меньшей скорости, сопровождая, однако, свое преследование еще и сиреной. Но, еще не выехав из квартала, полицейский тихоход остановился, и из него высадили худенького студента в полицейской форме. Тот бросился к несчастным.

– Скажи ему, – быстро проговорил Дима, – что у нас все о’кей! Пусть догоняют гада, скажи, он у тебя украл деньги, документы, все, короче. Про меня спросит – я о’кей, выбит один зуб, пусть только валит отсюда, преступника ищет…

Девушка слабо соображала, и Диме пришлось ее сильно пихнуть, прежде чем она обрела способность говорить. Сам юрист спрятал лицо в ладонях и наклонился к выбитому стеклу.

Китти что-то бессвязно лепетала подошедшему студенту, а Дима для полноты картины стал подвывать и качаться взад-вперед, не отрывая рук от лица. Китти оказалась совершенно не способна убеждать юнца и тараторила одну и ту же фразу. Полицейский принялся отпирать левую дверь, но тут он обнаружил в ней нож, всаженный в металл по самую рукоятку.

То ли нож возымел магическое воздействие, то ли что-то на нем было начертано, но единственно это холодное оружие убедило юнца в фуражке оставить свои потуги и броситься за подмогой.

Пока Дима ее развязывал, его не оставляло чувство, что голос четвертой женщины – это голос главаря, спрятавшегося с мегафоном в укрытии, и что опасность не миновала.

– Тебя убьют! – сообщила Китти дрожащим голосом.

– Тебя тоже, тут у них еще одна из банды прячется, слышала ее голос?

– Это реклама, их реклама…

Дима не понял этих слов, но поспешил вылезти через разбитое стекло и протащил за собой Китти. Идти она могла, хотя колотун не проходил. Герой опасался полиции куда больше, чем молодчиков, и, пока они шли от разбитой машины, он поминутно оглядывался.

– Говорю тебе, это реклама! Они ставят свои громкоговорители вдоль улиц и крутят нелегальную рекламу.

– Эта тетка, – Дима передразнил ее: «Уг-у-у» – тоже в вашей банде?

– Слушай, это неважно. Сейчас за тобой приедут, ты здесь на виду. Вали из Токио сейчас же!

– Спасибо…

– Нет, тебе спасибо, правда! Только если так убили бы только меня, то теперь и тебя на тот свет отправят. Я местная, на меня другие законы. Ты убегай, ты чужой…

Китти нервничала, плакала, дрожала. Девушка понимала, какую жертву принес ее спаситель, которого, в свою очередь, она уже дважды успела кинуть. Не давая ему говорить, она продолжила:

– Не садись в поезда, не едь на попутках, у нас не принято, и тебя найдут.

– Но что я такого сделал, черт возьми?! Одни за мной гоняются, теперь другие…

– Спасибо тебе, брат! – произнесла Китти и сделала поклон головой. – Ты вышел из разряда туристов – это как такая подгруппа: турист здесь, но его и нет в этой стране. Пришельцы. Только ты влип в чужую игру. Здесь неважно, что ты вроде как невиновен. Просто Йодзу придется прикончить или тебя, или себя… вот здесь как! Этим законам тысячу лет, давай не будем обсуждать, просто нет времени! Брат, вот ключи от скутера, пошли, покажу, как ездить…

– Куда ты меня отправляешь? – вырвалось у Димы, который был тронут таким обращением и знал, что теперь девушка за него.

– Езжай на север, к Тихому океану. У нас говорят, что там встречают судьбу! Может, это легенда, но раз говорят, то, значит, в этом правда. Да, не снимай шлем, пока это возможно, а лучше даже припаси женскую мотоциклетную куртку, чтобы без подозрений вообще. Езжай по правилам, и полиция не остановит – хоть всю страну проедь. У меня денег нет, правда, так бы дала…

– Стой, постой, а ты как? Тебя ведь сегодня найдут!

– Сегодня нет. В полицейском участке отсижусь, завтра тоже не достанут – буду под прикрытием, но вот через день, когда охрану снимут, то берегись, Китти!

– Укройся в монастыре, у вас все говорят: Будда-спаситель!

– Это не шутка, это до конца дней. Но так ведь и там найдут. Как мне в монастырь, если про тебя я рассказала якудза, что ты стащил у меня семьсот тысяч! Настоятельница это узнает, поймет, что не по правде пришла, а скрываюсь. Позор!

– Ты же не говори! Зачем настоятельнице знать такое? – удивился Дима.

– Я скажу, должна буду все сказать! Ты не поймешь, ты из другой страны…

Дима и вправду не догонял. Будучи в Японии, он заметил, что здесь не только язык другой или культура, – что-то в людях было переделанное, совсем не такое, как в Европе. То ли здесь придавали лишнее значение правде и эта правда как-то по-другому охранялась, то ли нравственность считали чем-то непременным, чем нельзя пренебречь, сказать, что это пережиток.

И кто? Китти! Ведь обычная уличная девка, каких полно в каждой стране, и тут… Не то чтобы Дима думал, будто она врет, по девушке было видно; видно по ее восточной натуре, что вот тут она признается в том, что думает, что чувствует как непреложное.

Дима ощутил, как в его руки опустилось что-то круглое и гладкое. Китти давала ему розовый шлем, и стояли они уже возле небольшого мопеда такого же розового цвета.

Где встречают судьбу

Пока он выезжал из Токио, из головы никак не шло происшествие, в особенности этот подарок Китти. Однако и он не остался в долгу. Напоследок Дима написал для хозяйки отеля записку на английском, где просил передать Китти банковскую карточку, которая придет к нему из Германии. Девушка отважилась встретить свою судьбу, какой бы фатальной она ни оказалась. Она отправила его на север, совсем не в то место, откуда уходят корабли на Таиланд и откуда можно бежать, скрываясь от правосудия. Но Дима двигался туда, не испытывая сомнений. Нельзя было не заметить, что всего-то год назад – что год, даже месяц тому назад – он бы твердо следовал проложенному в уме плану, не сбивался на ощущения, предчувствия, презирал бы суеверие, не брал бы в расчет мнение постороннего человека. Но невидимая звезда мелькнула в душе и поманила за собой.

«Даже в Писании что-то было про эту звезду. Мама читала сто лет назад, а что касается мамы, только она мне не врет».

Самоходный розовый аппарат был резвым и бодро справлялся с извилистыми дорогами. Плечи c непривычки уставали, а шлем был узковат для его головы. На гигантской заправке Дима купил женскую приталенную куртку, потом скептически осмотрел карту с иероглифами и заключил, что лучше двигаться по компасу. К тому же стоили карта и компас одинаково. Исходил из того, что, всегда выбирая северную дорогу, он непременно уткнется в северный берег, где его и должна поджидать судьба.

Но ближе к рассвету силы оставили героя, к тому же становилось зябко. Город в Японии никогда не заканчивается, просто порой в городской черте возникают скромные долины, окруженные фонарями или ветряными мельницами. На одной из таких лужаек Дима заметил скрученные в ролы стога сена – лучшего места для сна не найти. Спрятав скутер за один стог, в другом он стал проделывать нишу, чтобы забраться внутрь. Через четверть часа Дима спал. Разбудил его шум уборочных машин. Он лениво выбрался на залитую солнцем поляну. День был в разгаре, а впереди еще сотни километров. Много дорог, развязок, заруливаний не в ту сторону, десяток обедов и ужинов, о каждом из которых надо думать отдельно. На севере он рассчитывал продать скутер и хоть что-то выручить, но теперь на счету была каждая иена.

Невольно стал вспоминаться корабль, вкусная еда, да что там – великолепная еда, так только в детстве кормили. Что-что, а с едой на «Робоколе» было превосходно! Пока ехал, Дима невольно возвращался к мысли: «А что этот смелый капитан, Сострадательное Око, что бы он предпринял, окажись в таком переплете? Надо думать, кэп бы не растерялся: вытащил бы нож из двери и с ним преследовал бы якудза. Пожалуй, капитан придумал бы, как справиться, и не с одним – с десятком головорезов, и уж точно не удирал бы, этот не трус. Только я куда-то бегу!»

К концу третьего дня, под последний аккорд заходящего солнца Дима заглушил двигатель мотороллера, снял тесный шлем и полной грудью вдохнул океанский ветер. Север достигнут. Как в бытность на корабле, Дима полностью повернул к солнцу лицо, сощурил глаза и простоял так минут пять, пока светило не нырнуло за сизые облака.

«Завтра дождь! Как меня пронесло, ни разу за всю дорогу не промочило…» Ясная погода в пути на север была хорошим знаком.

В палатке Дима стал размышлять о дне завтрашнем – хоть север уже здесь, судьбы своей он пока не почувствовал. Да и вообще, место было не самым романтичным: какие-то заводы, трубы вдоль и поперек, поля желтой растительности – это мало походило на долину, куда японцы приходят в поисках предназначения. Романтик проснулся от дроби дождя и пожелал скорее заснуть, пока не начнет царапать совесть. Юристу было совестно, что за день до этого он похитил у голландцев палатку. Тогда ему показалось, что с них вполне достаточно широкого тента над их автодомом, а в палатке все равно валялись одни игрушки. «В конце концов, играть можно и на песке, тут Азия – все естественно», – заключил он, когда, скомкивая ткань, запихивал ее в полосатую вещевую сумку, подобранную на дороге.

Он пробовал найти умиротворение в том, что теперь палатка защищает его от дождя, но заряда у этой мысли хватило на минуту. За это время враги в голове набрали союзников. Дима стал бичевать себя, что так вот, не подумав, рванул черт знает куда, а здесь дождь, здесь нет рынка, нет бизнеса, и, самое главное, нет порта, а порт – это единственная надежда.

Ворочаясь с боку на бок, он уснул только к утру и просыпаться не хотел ни в обед, ни после. Знал ли он тогда, что каждый его праздный час – это дополнительный час для его преследователей? Догадывался ли он, что ищет его и полиция, и их антипод – мафия, и еще один игрок на сцене сил японской жизни?