Текст книги "Искусство любви"

Сергей Усков
Искусство любви

От издателя

Эта книга – не совсем обычна. Это и сказка, и быль, и вымысел, и реальность, и жизнь, и песня…

Автор книги – не профессиональный писатель, но силой любви ему удалось создать книгу интересную, яркую, поражающую читателя своей искренностью и силой духа.

Пожалуй, в кратком предуведомлении не стоит пересказывать содержание. Просто начните читать – и вы попадете в удивительный мир, который не захочет вас отпускать.

Эвелина Ракитская,

Член союзов писателей Москвы и Израиля

От автора

В любви, как и в искусстве, не нужно говорить того, что было сказано другими.

Ромен Роллан

В далеком уже сейчас одна тысяча девятьсот восемьдесят… Впрочем, какая разница, когда началась эта удивительная «жизненная история, похожая на сказку»? Она могла случиться когда угодно и где угодно… А быть может, лучше мы назовем ее «сказочной историей с жизненным сюжетом»? Хотя это и не столь важно.

Гораздо важнее, что эта фантастическая, невероятная история продолжается до сих пор, и ее непредсказуемый сюжет движет вперед не фантазия автора, а живые судьбы конкретных людей, их чувства, желания, их любовь… Только Любовь порождает поступки, о которых будет рассказано в этой повести. Только Любовью можно оправдать удивительные намерения и чудесные действия, непредсказуемые желания и странные метаморфозы. Любовь делает нас старше, если мы молоды; и моложе – если мы стары.

Над Ней не властно время. Как не властно оно над настоящим искусством…

Часть I
Кармела

Глава 1
Поселок у моря

Многие города и поселки имеют душу.

Там, где на протяжении сотен лет жили и живут люди, обязательно остаются следы не только их материальной деятельности, но и мыслей, страданий, радостей… И из этого эфира впоследствии возникают элементы нового живого существа-поселения. Оно, как и люди, имеет свою душу. Людские мысли и чувства, прежде разъединенные, кристаллизуются в нечто особое, отдельное от личных существований, и обретают какое-либо внешнее проявление: будь то величественные памятники и храмы города или своеобразная панорама поселка…

Во вновь же отстроенном поселении такой души нет. Она появится много позже, как только наберется «строительный материал» из людских судеб, их жизней и смертей. И только тогда проявятся элементы этого нового живого существа, которое будет иметь душу…

Но мы не выбираем место рождения. Мы просто появляемся на свет там, где нам довелось появиться, и это место становится началом координат, точкой, от которой каждый из нас ведет свой личный отсчет.

Кармела родилась в мексиканском поселке Теокуилько, и ее вселенная началась именно там: оси абсцисс, ординат – всё сошлось в Теокуилько. И как знать, не влияет ли место рождения на жанр наших жизней? Не берусь судить, но так уж вышло, что Кармела родилась в стране телесериалов.

…Рыбацкий поселок раскинулся у самого залива, в точности повторяя изгиб береговой линии. Домишки с москитными сетками вместо стекол хаотично возникали из буйных зарослей то здесь то там, и с высоты казалось, что это и не дома вовсе, а детские кубики, рассыпанные в траве шаловливым мальчуганом…

А на земле… В каждом таком «кубике» бедная многодетная семья проживала свою жизнь. Довольно однообразную на протяжении уже доброй сотни лет, но зато такую простую, понятную и неспешную, в отличие от сумасшедшей, непредсказуемой и опасной жизни в современных городах…

Семейство Гальегос ничем не выделялось из общей массы жителей поселка ни в лучшую, ни в худшую сторону: глава семьи – Пако занимался ловлей креветок в мелководной лагуне, его жена Тересия вела хозяйство, а когда начинался сезон сбора бананов, на несколько месяцев уходила работать на плантацию.

А дети? Дети вели себя так, как и положено детям – я имею в виду близнецов Энрике и Эрнесто. Марта и Асусена были значительно взрослее и уже во всем старались походить на Кармелу – старшую дочь в семье Гальегос.

…Только мать с отцом и видели ее ребенком. Да и то пока не родились другие дети. С тех пор Кармела ощущала себя абсолютно взрослой.

Братья и сестры были ей скорее сыновьями и дочерьми, нежели братьями и сестрами. Когда мать уходила на плантацию, Кармела оставалась в доме за хозяйку. По утрам она «изобретала» завтрак практически из ничего и провожала старших в школу, а затем носила воду, стирала, шила и отчитывала младших за шалости. А вечером готовила на всё семейство бобы с острым перцем, пекла тортильяс[1]1
  Tortilla (исп.) – большая тонкая лепешка из кукурузной муки.


[Закрыть] и чувствовала себя незаменимой помощницей…

Но в этом году мать вернулась с сезонной работы уже через два дня. Она рассказала, что банановые пальмы стоят голые, без листьев, а плоды высохли и сморщились от жгучего солнца. Управляющий объявил, что на работу никого не берет, поскольку урожая в этом году не будет: ветром на плантацию принесло болезнь под названием «сигатока». Все сезонники вернулись в свои поселки и обнаружили, что цены на бананы уже выросли в два с половиной раза. Казалось, повышение цен, как и «сигатока», разносится ветром.

…Тересия занялась детьми и хозяйством, а Кармела осталась не у дел – двух хозяек у одного очага не бывает.

Отцу же помощница требовалась лишь вечером на берегу, а не днем на воде…

Близнецы частенько крутились вокруг Кармелы, зная, что у нее всегда найдется что-нибудь вкусненькое для них. Так оно и было. Кармела не принимала участия в семейном ужине, а забирала свою порцию с собой «на танцы». В условном месте, на заднем дворе у сарая, она, прикусив губу, смотрела, как братишки жадно вгрызаются в такос[2]2
  Tako (исп.) – сложенный пополам тортильяс со всевозможной начинкой, в том числе и из морепродуктов.


[Закрыть], бурритос[3]3
  Burrito (исп.) – пшеничная лепешка; разновидность такоса, отличающаяся от него большими размерами и разнообразием начинки.


[Закрыть] или энчиладос[4]4
  Enchilado (исп.) – рулет из двух пластов теста с различной начинкой.


[Закрыть] – их растущие организмы требовали еды почти непрерывно. Впрочем, эта ее секретная операция не являлась тайной ни для кого. Кроме самой Кармелы.

Но так долго продолжаться не могло. Каждый съеденный ею кусок она, по ее мнению, отнимала у семьи – и ей была почти невыносима эта необходимость брать что-то для себя: брать, а не давать. О, как же стыдно быть лишним ртом! Могла б она не есть, так и не ела бы – жаль, что она не могла…

Впрочем, жаловаться на голод в семье Гальегос было не принято… Да и кому жаловаться? Тересия, вставая ни свет ни заря, чтобы накормить Пако и проводить его на утренний лов, сама поесть, случалось, не успевала; среди дневных забот было не до того, а вечером уже и не хотелось – все мысли были только об отдыхе. И она не жаловалась – просто она безмерно любила своего Пако и своих детей. Боль, голод, усталость и бессонница не вызывали в ее душе смятения и протеста – она не знала другой жизни.

Не было примеров для сравнения и у Кармелы.

Девушка не знала, сколько раз в день едят ее сверстницы из богатых семейств – в Теокуилько таковых просто не имелось. Не знала она также, сколько часов должны спать молодые девушки, чтобы у них не появлялись темные пятна под глазами, и сколько одежды должно быть в ее гардеробе, – она не помышляла о нарядах и свиданиях. Беззаботные гуляния с местными кавалерами, прихорашивания перед зеркалом и хрупкие девичьи мечты были созданы для какой-то другой жизни, для кого-то другого, а в ее жизни для них не нашлось места – и не имеет никакого значения, насколько она привлекательна. Это попросту неважно – так к чему об этом думать?

Впрочем, развлечений в поселке было не больше, чем еды в семье Пако Гальегаса. Для девушек – вечерние гуляния с местными парнями да танцы на пляже под ритмичные мелодии из магнитофона, который сосед Рауль подарил своему младшему брату Педро с первого заработка.

Кармела любила танцевать и двигалась так естественно и грациозно, что к ней невольно тянулись взгляды всех, кто находился поблизости. Как мелодия флейтиста из старой сказки, ее движения очаровывали, звали, дразнили и обещали. Парни не могли оторвать глаз от ее удивительно пластичного тела, и Кармела могла бы их всех увести за собой куда угодно, если бы захотела… Но никто из поселковых красавцев ее не интересовал.

Когда отцу еще не нужно было поднимать руку, чтобы положить ее на голову Кармелы, он рассказал ей историю, похожую на сказку.

…Давным-давно, когда их предки-ольмеки только пришли в эти места и строили священные пирамиды, дочь верховного правителя, красавица-принцесса влюбилась в молодого воина Ориса. Она бросила отца и мать и отправилась со своим возлюбленным в страну каучуковых деревьев, на родину ольмеков, чтобы создать род новых правителей. Разгневанный отец обратился к богам, чтобы они покарали его своенравную дочь. И древние боги превратили девушку в гору. А юноша-воин от горя превратился в вулкан и стоит теперь на страже рядом со своей возлюбленной… Иногда он отдыхает и курит свою трубку.

Отец указал Кармеле на высокую скалистую гору. Глаза пятилетней девочки широко раскрылись – над верхушкой горы поднимался вверх столб хорошо заметного на голубом небе серого дыма. Это не сказка, отец сказал правду! «Семью бросать нельзя, боги за это наказывают» – Кармела запомнила это навсегда.

И Божья Матерь Гваделупская (ее гипсовую статуэтку лет десять назад подарил Кармеле пастор) вряд ли одобрила бы девушку, которая не думает о своей семье. Она уже столько лет стоит на полке над изголовьем кровати Кармелы, что сама, наверное, стала членом ее семьи.

Mozcorra[5]5
  Потаскуха (исп.).


[Закрыть] – так презрительно называли в Теокуилько женщину, которую мужчины интересовали больше, чем ее семья. Кармела никогда бы не получила такое прозвище! Она даже плечами передернула. У Кармелы была семья, и никакой другой семьи ей не надо: ни мужа, ни детей – никого.

Сидя поздним вечером на берегу залива, она прижимала натруженные за день босые ступни к прохладному, отполированному волнами камню. Обхватив колени руками, Кармела поднимала лицо к стремительно темнеющему южному небу и всматривалась в причудливую вязь созвездий, появляющихся из темноты, словно потайные письмена. Отец верил, что древние боги зашифровали этой звездной тайнописью ответы на все вопросы на тысячу лет вперед – и стоит лишь разгадать шифр… «Прошу тебя, Пресвятая Дева, подскажи мне, что делать?» – шептала девушка. А небеса молчали…

…Но вот однажды она вдруг почувствовала, что знает ответ на свой вопрос. То ли Дева Мария услышала ее просьбу, то ли древние отцовские боги приоткрыли тайну, но решение пришло к ней… Простое, понятное и логичное – уехать!

Например, как соседский Рауль – податься на восток, в Коацакоалькос[6]6
  Город и муниципалитет; входит в штат Веракрус.


[Закрыть], наняться в порт или устроиться на химический завод. Раулю там платят полторы тысячи песо[7]7
  Денежная единица Мексики; десять песо равны примерно одному доллару США.


[Закрыть], а отец Кармелы на креветках и одной не зарабатывает. На химическом заводе – это хорошая работа, что и говорить.

А в Веракрусе[8]8
  Город-порт на побережье Мексиканского залива; полное название Пуэрто-де-Веракрус.


[Закрыть] порт, говорят, еще больше, чем в Коацакоалькосе, и каждый день в него приходит много больших кораблей. Тем, кто работает в порту, платят, конечно, немало. Наверное, даже больше, чем Раулю. Наверняка больше…

– Что ты там будешь делать? – спросил отец, когда Кармела, собравшись-таки с духом, сообщила ему о своем решении ехать в Веракрус.

Пако притянул дочь к себе, обнял ее и поцеловал в голову. Он делал так еще с тех пор, когда ему нужно было низко нагибаться, чтобы дотронуться губами до головы Кармелы. А сейчас ей приходится наклонять голову, чтобы отец мог чмокнуть ее в макушку.

– А что я буду делать здесь? Рауль зарабатывает там полторы тысячи песо, а у нас на всех едва выходит одна…

– Так то Рауль! Он мужчина…

Их взгляды встретились.

– Нет! – Кармела вздрогнула в его объятиях. – Я никогда не буду заниматься… этим. Ты мне веришь?

Но Пако лишь крепче прижал ее к себе, нахмурился и тяжело вздохнул: весь поселок слишком хорошо знал чудовищную историю, произошедшую в порту с дочерью Серхио Лопеса…

А посему провожали Кармелу как-то невесело; в воздухе витал молчаливый ответ на незаданный вопрос: «Чем она будет заниматься там?» Начальное образование, привлекательная внешность и точеная фигурка предполагали не так уж много вариантов – и это было известно всем.

– Я… я буду приезжать к вам раз в месяц. И привозить деньги. – Ее голос дрожал.

Кармела старалась, чтобы ее слова звучали уверенно: ей хотелось, чтобы в родных глазах не плескался немой вопрос; ей хотелось заглянуть в них и прочесть там обещание счастья – ровное и теплое, как пламя свечи. Кармела чуть не плакала: ей так хотелось убедить родных в том, что у нее всё будет хорошо, что всё удастся и ей обязательно повезет, но… голос предательски дрожал, звенел и срывался.

Ей самой не хватало уверенности.

Словно перед ней вместо большой и спокойной реки раскинулось предштормовое море, куда она безрассудно отправлялась на старом barcaza[9]9
  Большая (чаще деревянная) лодка с мотором (исп.).


[Закрыть] – вроде того, с которого ловит креветки ее отец. Наивная девушка всерьез рассчитывала пройти на своем утлом суденышке сквозь шторм и достичь противоположного счастливого берега. Какая уж тут уверенность! Это была скорее упрямая вера: у нее всё получится, всё будет хорошо.

Но мать старалась не смотреть Кармеле в глаза, а лишь молча поправляла на ней блузку, совала в руки фибровый чемоданчик, куда были уложены документы, белоснежная юбка, старое, но самое красивое из ее «гардероба» черное платье, теплая кофта, да хмурила брови.

«Как бы нам не пришлось передавать деньги тебе, дочка, – думала Тересия, едва сдерживая слезы. – Езжай, раз вы с отцом так решили. Сюда вернуться всегда успеешь». Возможно, дочери и стоило уехать, но… Как примет ее девочку чужой город, кто возьмет на работу, где она будет жить? Доверчивый и наивный ребенок… Не обидят ли ее? Ох, Кармела… Тересия тяжко вздохнула, обратившись мыслями к Деве Марии.

Кармелу же больше заботило другое: ее собственные разношенные туфли теперь казались узкими, жесткими и чужими – ноги совершенно отвыкли от обуви.

Девушка долго и крепко обнимала всех по очереди, будто ей предстоит отправиться на край света. Прощание явно затягивалось, а ведь мотор грузовичка Серхио уже давно молотил вхолостую, двигая стрелку датчика температуры в красную зону – по средам владелец поселковой лавки ездил в Веракрус за продуктами. Наконец Кармела уселась на продавленное сиденье, и потрепанный «Додж» шестьдесят первого года выпуска довольно резво для своих лет побежал по дороге, вьющейся вдоль побережья залива Кампече.

Солнце, еще недавно темно-красное, поднялось уже довольно высоко над морским горизонтом и с каждой минутой становилось всё белее и жарче. Кармела морщилась, но глаза рукой не прикрывала. Не было желания двигаться. Она словно оцепенела, только сейчас осознав до конца, на что решилась. Пусть трудная, но такая привычная жизнь в маленьком прибрежном поселке со скоростью пятьдесят миль в час уносилась назад, и с такой же скоростью приближался большой портовый город с огромными домами и тысячами незнакомых людей, полная самостоятельность в неполные семнадцать и… сплошная неизвестность впереди. Кармела крепко сжимала в кулачке свое новое сокровище – маленькую фигурку из гладкого зеленого камня на бронзовой цепочке, которую дал ей отец. Не подарил, а просто снял со своей шеи и отдал дочери.

Справа уже показались стрелы портовых кранов. Они постепенно росли вверх, оттесняя шоссе от моря. Еще немного – и Серхио остановит машину в порту. Дорога закончится и начнется что-то новое. Что?

– Посмотрите, сеньор Серхио, – Кармела протянула водителю «Доджа» зеленую фигурку. Это был похожий на кошку зверек, выгнувший спину и вытянувший вперед лапы. – Отец сейчас дал… Правда, красивый?

Коренастый Серхио, не отрывая глаз от дороги, кивнул головой. Грустная улыбка пряталась в его густых усах.

– Береги его, – он провел рукой по усам. – Пако тебе свой талисман отдал. Теперь ты точно найдешь работу.

– Правда? – обрадовалась Кармела. – Вы правда так думаете? – Она надела цепочку на шею.

– Найдешь, – уверенно кивнул головой Серхио. – Ягуар своим всегда помогает…

Он свернул к обочине, остановил машину и показал рукой на большой плакат «Gas» метрах в пятидесяти впереди.

– Ты вот что, Кармела, – Серхио повернулся к девушке и посмотрел на нее внимательно и серьезно. – Если работы в порту не найдешь, ночевать там не оставайся. Возвращайся сюда. Я обратно поеду поздно, ночью почти. Здесь буду заправляться, – его голос дрогнул.

Кармела посмотрела на него удивленно.

– Я обязательно найду работу, – сказала она без тени сомнения. – Мне ягуар поможет… Пожелайте мне удачи, сеньор Серхио!

– Удачи тебе, – Серхио не мог не улыбнуться, глядя в ее веселые глаза, правда, улыбка получилась грустной. – Но всё равно, пообещай мне, что вернешься сюда, в порту не останешься…

– Хорошо. – Кармела пожала плечами. – Обещаю.

Серхио отвернулся, вытер глаза тыльной стороной ладони, стараясь, чтобы Кармела этого не заметила. «Додж» снова тронулся и быстро набрал прежнюю скорость. До порта оставалось ехать еще несколько минут.

«Прошу тебя, Дева Мария, сделай так, чтобы я не вернулась на эту бензоколонку!» – упрямая мысль билась в мозгу Кармелы, вытесняя воспоминания о недавнем прощании на окраине пропахшего креветками Теокуилько.

…Возвращаться в поселок и с утра до ночи работать по хозяйству, лишь бы не чувствовать себя обузой в семье, как-то поддерживать стареющих родителей и… ждать своей старости? Ну уж нет! В Теокуилько никогда ничего не случается. Если юноша или девушка не уехали оттуда до двадцати лет, то остаются уже навсегда. Они женятся на соседских дочках, выходят замуж за знакомых с детства парней, рожают детей и… ловят и ловят креветок. Усатых креветок со светло-коричневым панцирем, сначала глупо хлопающих своими хвостами, стоит только вытащить их из воды, а затем сворачивающихся гладким, отливающим медью кольцом.

Кармела каждый день помогала отцу выгружать корзины. Затем начиналась ее основная работа – девушка сортировала креветки по размеру и качеству. Отборные продавались компании, всё остальное шло в пищу. Улов принимался охотно и в неограниченном количестве; и так же охотно Кармела была готова сортировать его… Но на беду, двигатель баркаса заводился лишь тогда, когда этого хотелось самому мотору – а потому Пако редко удавалось добыть за день больше двух-трех корзин.

Впрочем, однажды ему повезло – он нашел стайку горбатых белых креветок и гонял их по мелководью до заката, орудуя веслами и стараясь выловить как можно больше. Перекупщик из упаковочной компании ждал его на берегу, сообразив, что просто так el pescador de los mariscos[10]10
  Ловец морепродуктов (исп.).


[Закрыть] не будет торчать в море до темноты. Он заплатил Пако в три раза больше, чем за корзину обычных светло-коричневых креветок. Кармела тогда лишь плечами пожала – почему он называл тех креветок с темным панцирем белыми?

Со временем Кармела поняла: даже если отец будет каждый день таскать из моря «белых» креветок, то всё равно перекупщик выдаст ему за них жалкие гроши. С ними отец пойдет в лавку Серхио. Там купит фасоли, муки, чтобы Тересии было из чего выпечь тортильяс, и, конечно, возьмет бутылочку пульке[11]11
  Pulque (исп.) – бражка из мякоти кактуса-агавы с крепостью пива.


[Закрыть], а то и текилы[12]12
  Tequila (исп.) – знаменитый крепкий мексиканский национальный алкогольный напиток.


[Закрыть] для себя, чтобы хотя бы ночью забыть о креветках. Так пройдет вся его жизнь. Так прошла жизнь и его родителей… А как пройдет ее жизнь?

Кармела не хотела повторить их судьбу.

Очнулась она от резкого скрипа тормозов.

– Порт, – сказал Серхио. – Выходи.

Девушка выпорхнула из машины, подхватила чемоданчик и, хмелея от собственной смелости, неизвестности и отчаянной надежды, зашагала по улице. Будь что будет – лишь бы удача не оказалась миражом.

Водитель положил голову на скрещенные руки, лежащие на огромной «баранке», и сквозь затертое «дворниками» стекло смотрел на удаляющуюся девушку. По щеке катилась слеза, но Серхио этого не замечал. Восемь лет назад на этом же самом «Додже» он привез сюда свою семнадцатилетнюю дочь Адриану и так же смотрел, как она шла в сторону порта, полная радужных надежд. Она тоже не захотела оставаться в родительском доме. Он навсегда запомнил ее прямую спину и уверенную походку. Адриана скрылась за изгибом портовой дороги, а Серхио отправился в город по своим делам…

Через три дня тело Адрианы нашли между штабелями огромных контейнеров, которыми была заставлена вся грузовая площадка второго причала. Тело пролежало на жаре двое суток, и его увезли очень быстро и так же быстро похоронили, записав как неопознанный труп. И только когда Серхио, обеспокоенный отсутствием каких-либо весточек от Адрианы, начал наводить справки в порту, провели следствие и предъявили ему фотографии трупа, найденного на грузовой площадке…

Серхио жил на другом конце поселка и знал семейство Гальегос постольку-поскольку, но сейчас он чувствовал, будто провожает в никуда собственную дочь!