Текст книги "На злобу дня: от платонизма до реформы образования"

Стала ли исихастская традиция, столь любимая автором, «широкою антропологической стратегией» автор не уточняет. Вряд ли количество приверженцев этой стратегии в любой период времени было особенно велико. Что касается философской стратегии, то сам автор отмечает, что в античную эпоху она имела немало приверженцев.

П. Адо в качестве своего любимого философского упражнения выделяет медитацию о смерти: «я всегда был удивлен тем фактом, что мысль о смерти помогает лучше жить, как если бы мы жили свой последний час. Такая установка требует полного превращения внимания. Больше не проектировать себя в будущее, но рассматривать в нем самом и для него самого действие, которое мы делаем, не смотреть на мир, как на простую рамку наших действий, а смотреть на него в нем самом и для него самого». [1, с. 246)]

Да и простые люди, не искушенные в философской рефлексии вынуждены сами находить средства справиться с фактом своей неминуемой смерти, путем примирения с ней. Ф. Арьес приводит пример подобного примирения из рассказа Бабеля «Гапа Гужва». По мысли Ф. Арьеса «В дикарском кодексе распутной деревенской вдовы Гапы Гужвы слова «мы смертельные» передают радость жизни в опьянении танца, веселого пира. Это знак безразличия к завтрашнему дню, знак жизни, знающей только одно сегодня». [2, с. 53]

Как видим, существуют самые различные стратегии человека по отношению к собственной смерти.

Вызывает сомнения сам подход к данному феномену именно с количественной стороны. Если уж следовать количественным приоритетам, то надо исследовать именно нормального, обычного человека, в его обыденности; человека, не занимающегося особыми духовными практиками и не стремящегося к границам своего существования.

Кроме того, в чем же преимущество исихаста над платоником, который ведь тоже занимается особым духовным делателем? Ведь обоих ожидает физическая смерть. И душа обоих бессмертна, так или иначе общается с Богом.

С. С. Хоружий считает, что в практиках Востока идентичность человека растворяется в Боге, и человек не обретает, а теряет себя. И это, по его мнению, парадоксальным образом сближает восточного аскета с виртуальным человеком, который погружен в не– довоплощенности. Автор синергийной антропологии пишет: «Телос имперсональный – Абсолют, лишенный всякой динамики, всяких структур. В силу этого, ступени лестницы, возводящей – или, если угодно, низводящей – к нему, представляют собой энергоформы, все менее и менее сложно организованные. Антропологические энергийные структуры последовательно демонтируются, размываются, растворяются; в неоплатонической мистике, также принадлежащей к имперсональной парадигме, этот процесс получил название ал^оотд, упрощение. [9]

Возникает парадоксальная ситуация, когда Бог, отзываясь на желание человека преодолеть свою смертность, ведет себя по отношению к человеку противоположным образом. На Западе он при помощи божественных энергий наращивает идентичность, сознательность человека, а на Востоке фактически демонтирует человека. Что-то здесь не так. Скорее всего, необходимо более адекватное понимание восточной духовной традиции, и более адекватный перевод ее источников.

В отличие от С. С. Хоружего такой видный исследователь философии Востока как Е. А. Торчинов не склонен разделять и противопоставлять западный и восточный пути духовного делания, а стремится выявлять в них сходство. Он отмечает, что православные монахи эмоционально-православного направления делили свой путь на два этапа – практику аскезы и этического совершенствования и созерцание с развитием пламенной любви к Богу. Е. А. Торчинов пишет: «экстаз в аскезе православия вполне аналогичен самадхи индийских традиций, причем в первом случае речь идет о непосредственном интуировании истинной реальности (джняна в веданте и праджня-парамита в буддизме), а во втором – об эмоциональном трансе переживания любви (према индийского бхакти). Можно привести и еще множество параллелей между путем религий чистого опыта и восточнохристианской аскетикой. например, понятие «трезвения», хорошо известное монахам Византии, в значительной степени является аналогом идеи всецелостной осознанности в буддизме». [7, с. 340–341) ]

Е. А. Торчинов приводит описание состояния исихии (священного упокоения), у Исаака Сирина и находит в нем большое сходство с состоянием самадхи. В частности, отмечается утрата подвижником ощущения своего сознания, потеря ориентировки во времени и др.. [7, с. 341]

Что касается персоналистического толкования Бога и отношения к нему, то Е. А. Торчинов обращает внимание на теологию и практику бхакти в Индии: «Классическое бхакти строго настаивает на личном характере Бога (при этом божественная личность, Ишвара, считается началом более высоким, чем безличный Брахман, считающийся лишь излучением, или эманацией Ишвары) и отличии от него души бхакты». [7, с. 209] Так что граница между персонализмом и имперсонализмом имеет место и внутри Востока и не тождественна просто с оппозицией «Восток-Запад».

Мы видим, что концепция автора возникает не из скрупулезного анализа антропологических проявлений, а коренится в некоторых предположениях автора и заимствованных у нескольких западных мыслителей ходов мысли, принимаемых некритически. И вместо плодотворного феноменологического анализа человеческой природы возникла странная умозрительная конструкция.

Эта конструкция опрокидывается автором на историю. История предстает у автора как смена преобладающих типов человека. Современность пессимистически трактуется как скольжение к виртуальности, что приведет, по мнению автора, к медленной эвтаназии человечества. Однако мы считаем, что история не может полностью уложиться в прокрустово ложе концепции автора.

Человек древности вроде бы относится автором к онтологическому человеку. Но все же автор не решается дать этому периоду однозначную квалификацию. С. С. Хоружий называет человека той эпохи доонтологическим человеком, поскольку он еще не различал, а смешивал онтическую и онтологическую границы.

Что касается периода Ренессанса и Нового времени, то здесь, по нашему мнению, концепцию С. С. Хоружего ожидает полное фиаско. Он пишет: «В итоге процессов секуляризации, начиная с Ренессанса, человек все более отвергает онтологическое размыкание как принцип собственной конституции. Отношение к Инобытию дезавуируется в своем доминирующем антропологическом значении, отодвигается, вытесняется. Бессознательное же еще не стало предметом для разума, и отношение с ним не рефлектируется, отсутствует в горизонте сознания. И это значит, что человек утрачивает всякие отношения со своей Границей, перестает ее видеть. Закономерно, что в этот период он захвачен идеей бесконечного: он принимает концепцию бесконечного мироздания и стремится конституировать себя как (Декартова) субъекта познания, который конституируется в своем отношении к бесконечному и безграничному мирозданию и потому сам тоже безграничен. Это – своеобразная промежуточная формация «Безграничного человека».». [10]

Оказывается, что человек может существовать и вне тех трех основных топик, которые выделены автором. И этот человек даже не размыкается никаким границам. Куда же подевалось представление о том, что человек конституируется своими границами? Значит, он может конституироваться и иначе, вне отношения к границе. Но это противоречит основным установкам С. С. Хоружего.

Хотя автор и числит себя по ведомству персонализма, на самом деле его концепция пропитана ядом современного западного имперсонализма. Персонализм не просто признает факт существования живых человеческих личностей, но и считает человеческую личность фундаментальной реальностью в мире. А значит и субстанцией, и сущностью и субъектом. Бессущностная же, чисто энергийная, антропология есть имперсоналистическая антропология. Если нет сущностей, то некого любить. Не будешь же любить некие «антропологические энергии размыкания». Что касается узости в понимании сущности, субстанции, субъекта западной философской мыслью, применительно к человеку, то на это давно уже обратили внимание представители русского персонализма. Но они не отбросили понятие субстанции, а постарались понять его более глубоко и широко.

Объяснительная сила концепции синергийной антропологии С. С. Хоружего, на наш взгляд, невелика. Поскольку не произошло действительного проникновения в сущность человека посредством созерцания и анализа антропологических проявлений, поэтому данная концепция просто повторяет на своем языке то, что и так известно. Тысячелетиями практикуется духовное делание, ведущее к высотам раскрытия и самоидентификации личности. Давно известно о пагубной силе страстей и о необходимости с ними бороться. Очевидны и опасности увлечения виртуальной, компьютеризированной реальностью. Концепция С. С. Хоружего ничем не обогащает видение данных проблем и, поэтому не может дать ответа на жгучие вопросы современности.

Нам представляется, что у синергийной антропологии есть шанс действительно стать плодотворной антропологией в том случае, если она откажется от бессмысленной борьбы с эссенциализмом, от увлеченности границами, в противовес обычным человеческим проявлениям, от имперсонализма, требующего отказа от субстанции и субъекта, и, наконец, от предвзятого отношения к иным, неправославным традициям практики. Только самое широкое изучение человеческих проявлений способно привести нас к истине о человеке. И здесь весьма плодотворным было бы изучение исихастского наследия, опыта, полученного православными подвижниками в ходе умного делания. Этот опыт ждет своего строгого герменевтического исследования и феноменологического осмысления. Но перспективной в этом исследовании может быть только персоналистическая парадигма.

Литература

1. Адо П. Философия как способ жить: Беседы с Жанни Карлие и Арнольдом И. Дэвидсоном. – М.; Спб, 2005.

2. Арьес Ф. Человек перед лицом смерти. – М., 1992.

3. Добротолюбие. В 12-ти т. Т. 6. – М., 1993.

4. Кант И. Критика чистого разума. – СПб., 1993.

5. Лопатин Л. М. Аксиомы философии. Избранные статьи. – М., 1996.

6. Мунье Э. Персоналистская и общностная революция.

7. Мунье Э. Манифест персонализма. – М., 1999.

8. Торчинов Е. А. Религии мира: Опыт запредельного: Психотехника и трансперсональные состояния. – СПб., 1998.

9. Уилбер К. Безграничное. Восточные и западные стратегии саморазвития человека. – Киев, 2004.

10. Хоружий С. С. «Конституция личности и идентичности в перспективе опыта древних и современных практик себя».

11. Хоружий С. С.«Синергийная антропология как новый подход к методологии гуманитарного знания».

12. Хоружий С. С. «Человек: сущее, трояко размыкающее себя».

Преодоление рыночного фундаментализма как условие модернизации России

По нашему мнению, одним из основных препятствий для успешной модернизации России является сильное влияние идеологии рыночного фундаментализма. Рыночный фундаментализм является убеждением, что свободный рынок при любых условиях является наиболее эффективным и справедливым способом хозяйствования, что рыночные, экономические ценности, выявляемые посредством индивидуального обмена, являются наиболее значимыми ценностями для человека и общества. Соответственно, основными мотивами поведения человека, по мнению рыночных фундаменталистов, являются стремление к максимизации личной выгоды и стремление к минимизации издержек. Такое убеждение разделяется как представителями элиты общества, так и многими обычными гражданами страны. Ярким образчиком рыночного фундаментализма являются изыскания либералов, сосредоточившихся в Институте современного развития.

Модернизация страны, по нашему мнению, должна решить несколько задач. Во-первых, преодолеть технологическое отставание России. Во-вторых, смягчить социальные конфликты, и проблемы в направлении достижения большей социальной справедливости и равенства. В-третьих, обеспечить каждому гражданину России достойный уровень жизни и высокое качество жизни. В-четвертых, продвинуться вперед в плане решения экологических проблем. Модернизация необходима для того, чтобы наш народ смог ответить на вызовы времени, смог продолжить свое существование и развитие, несмотря на большое количество самых разнообразных проблем и негативных тенденций.

Состояние российского общества характеризуется массой отрицательных явлений. Здесь и аномия, и большое количество социальных патологий, и моральный кризис, отчуждение людей друг от друга, пассивность и откровенный эгоизм, истощение творческого начала.

По нашему мнению, эти явления не случайны. Они являются необходимым следствием принятого обществом образа мышления, парадигмы восприятия мира, который мы называем примитивным либерализмом, составной частью которого и является рыночный фундаментализм. Либерализм как классическое идеологическое учение и сам по себе страдает односторонностью. Но в российских условиях его недостатки многократно усилились из-за бездумного, крайнего его понимания. К сожалению, взгляды многих российских либералов характеризуются абсолютизацией свободы индивидуума, некритическим, почти религиозным, восприятием рынка и некритическим же идейным подчинением Западу. Причем Запад, в данном случае, воспринимается не в его реальности, а в искаженном, препарированном образе. Принимается неолиберализм, модный сейчас на Западе, а другие западные же идеологии и институты или не замечаются, или не считаются важными.

Почему рыночный фундаментализм не работает? Потому что рынок не является совершенным способом хозяйствования и взаимодействия людей. Рынок имеет ограниченную эффективность и большие социальные издержки. В странах со свободной рыночной экономикой наблюдаются резкое имущественное расслоение населения с многочисленным классом бедных и неимущих. В плане эффективности экономической наукой давно уже установлены так называемые провалы рынка. Рынок плохо работает в массовом образовании и здравоохранении, мало заботится о внешних эффектах, например, о состоянии окружающей среды.

Наконец, последний мировой кризис со всей очевидностью показал, что и в плане возможности саморегуляции рыночной экономики, спонтанного достижения ею оптимальной сбалансированности существуют большие проблемы.

Однако рыночные фундаменталисты стремятся к тотальному рынку, стремятся все сделать частным и платным. Прекрасным примером такого иррационального подхода является проводимая в России бюджетная реформа. Коммерциализация образования, здравоохранения, культуры ведет не к улучшению положения дел, а к радикальному его ухудшению. Фактически бюджетная реформа является проявлением враждебного отношения нынешнего государства к социальной сфере. Государство уже не понимает иных ценностей, кроме рыночных. Отрасль, не приносящая дохода, прибыли кажется рыночным фундаменталистам пустой тратой денег. Тем самым подрывается процесс культурного воспроизводства нации и ставится под угрозу ее здоровье. Ясно, что при коммерческом подходе к образованию и медицине многие люди не смогут получить качественное образование и медицинскую помощь. Такая реформа – путь социального регресса. Конкуренция тоже не всегда идет во благо. Развитие рыночных отношений в российском высшем образовании, его коммерциализация приводят нередко к обратной селекции.

Рынок плохо работает уже в крупной промышленности, где велики сроки возведения производственных объектов, достижения прибыльности, и, соответственно, велики риски. Рынок ориентируется на короткие временные сигналы. Поэтому просто следование рынку и простое приспособление к нему заведомо не годится для модернизации, предполагающей продуманную долговременную стратегию развития страны.

Надежда на рынок, которая воодушевляет деятелей из Инсор, закрепляет существующее место России в системе международного разделения труда – место сырьевого придатка развитых стран. Для преодоления такого положения дел необходимы стратегические усилия государства, возможно, сопровождающиеся расходами, отдача от которых будет получена по прошествии ряда лет. Но это идет вразрез с логикой рыночного фундаментализма.

Рыночный фундаментализм подрывает главное богатство нашей нации – ее человеческий капитал. Деньги становятся главной ценностью, а полезный продукт считается чем-то второстепенным. Поэтому на первый план в обществе выходят обладатели денег – собственники и топ-менеджеры. Настоящие же профессионалы не ценятся, их статус понижен. Результатом является прогрессирующая депрофессионализация. Алчность, стремление заработать побольше денег как можно быстрее приводит к массовым нарушениям технологической дисциплины, увеличивая риск техногенных катастроф. Вместо настоящего качественного продукта на рынок нередко поставляется его видимость, его суррогат. Вместо настоящей эстрады, например, возникает шоу-бизнес весьма низкого качества.

То же стяжательство, потерявшее разумные границы выражается в иррациональном требовании к ученым и преподавателям не просто создавать интеллектуальный продукт, но еще и суметь извлекать из него прибыль. Ясно, что способность к научным исследованиям и способность добиваться прибыли – это разные вещи. Вместо того чтобы материально поддержать ученых, помочь им в продвижении их продукта на рынке путем создания венчурных фирм и т.п. к ученым предъявляется иррациональное требование самим стать предпринимателями. При последовательном проведении такой политики страна рискует лишиться последних носителей интеллектуального капитала.

Для успешного творчества и инноваций в любой области необходима внутренняя мотивация, увлеченность своим делом. Прогресс движется энтузиастами. Творец слышит зов высоких ценностей и стремится его воплотить в реальность. Но рыночный фундаментализм не видит высоких духовных и человеческих ценностей. Везде он стремится поставить в качестве главного интереса непосредственную материальную выгоду. Тем самым подрывается такой мотив деятельности как служение высоким ценностям, без которого не будет настоящего выдающегося творчества. Рыночный фундаментализм, тем самым, подавляет творчество.

Рыночные фундаменталисты не учитывают тот факт, что настоящий свободный рынок – это социальный институт, для которого должны быть выработаны культурные предпосылки. Рынок предполагает соблюдение законов, элементарных требований морали, честную конкуренцию. Иначе он ведет к обогащению некоторых не самых честных, и не самых лучших рыночных агентов, а прогресса в обществе не происходит. Иными словами, чтобы эгоизм, материальный интерес индивидуума работал на благо общества, он должен быть введен в определенные социальные рамки, должен быть ограничен и канализирован.

Безграничная же свобода эгоистического промысла в России 90-х годов привела к тому, что социальные институты общества, и люди, в них задействованные сами подчинились логике беззастенчивого обогащения. Отсюда разгул преступности и коррупции. Если общество считает личное обогащение главной ценностью, а остальное неважным, тогда каждый старается извлечь как можно больше дохода из своего социального положения. Таким бизнесом занят и милиционер, и чиновник, и педагог, и врач. Но тем самым подрывается сам фундамент существования общества. Рыночные ценности и рыночная логика должны быть ограничены, иначе общество коррумпируется и распадается.

Стоит отметить, что рыночные реформаторы в нашей стране пришли к результату, прямо противоположному их намерениям. Они хотели отделить власть от собственности, игнорируя при этом моральные и культурные аспекты. В результате сегодня мы имеем нечто противоположное – сращивание власти и собственности. Люди, получившие собственность в результате приватизации, заинтересованы в сохранении существующего порядка вещей и не заинтересованы в развитии общества, в достижении подлинно инновационной экономики. Отсюда и стремление провести деструктивную реформу в образовании, избавить школьников и студентов от «избыточных» с точки зрения извлечения сиюминутной рыночной выгоды знаний.

Философия безграничного обогащения, сакрализирующая личный успех ведет к тому, что большая часть общества, не достигшая успеха, расценивается как малоценная и не имеющая права голоса. Мы видим в этом социальную дискриминацию наемных работников, ограничение их личностных проявлений. Поскольку наемный работник отчужден от собственности и власти, у него нет настоящего стимула к продуктивной творческой деятельности. Важный ресурс для инноваций оказывается незадействованным.

Итак, надежды на рынок как главный рычаг модернизации страны беспочвенны. Рынок может и должен быть одним из средств, которые использует общество для модернизации. Но он должен иметь подчиненный характер.

Рынок не может быть главной ценностью еще и в другом смысле. Даже в согласно догме А. Смита эгоизм, стремление к личной выгоде оправдано только в том случае, если они служит благу общества в целом. В том случае, если исчезает такая презумпция служения общественному интересу, жизнь общества превращается в борьбу всех против всех по принципам социал– дарвинизма. Что ведет к культурному одичанию, атомизации общества и, в конечном счете, к его распаду, когда отчуждение между индивидами достигает определенного порога. Общество – это социальный организм, который конституируется не рыночными силами. Безудержное же развитие рыночных начал разрушает организм социума.

Успешная модернизация общества возможна, на наш взгляд, в том случае, если наше общество откажется от парадигмы рыночного фундаментализма и обретет более адекватное мировоззрение и систему ценностей. По нашему мнению, перспективной в этом плане является философия персонализма. Персонализм рассматривает человека как личность, а не просто как изолированного индивидуума, как это предполагается в философии рыночного фундаментализма. Личность – это самостоятельное духовное существо, имеющее самостоятельно же выработанную систему ценностей, свободно творящее свою жизнь. Личность не изолирована от других личностей. Она сопричастна им, находится с ними в событии. Она укоренена в общностях – в обществе в целом, в семье, в профессиональном сообществе. Главная ее задача – максимальная персонализация – то есть максимальное развитие личностного начала и содействие этому же процессу у других людей.

Исходя из этого высшее благо общества, с которым, хотя бы в качестве регулятивной идеи должны сообразовываться все социальные институты, практики и реформы можно сформулировать так: обеспечение максимального благосостояния и возможности максимального свободного всестороннего развития всех членов общества.

Отсюда в социальной области необходимо укрепление и развитие социального государства как института, воплощающего в себе ценности общечеловеческой солидарности и справедливости. Необходимость такого института прямо вытекает из персонализма с его признанием значения интерсубъективности и участного мышления. Конечно, это не отменяет и необходимости горизонтальной солидарности между людьми. Все это является практическим воплощением христианского духа, тем, что С. Булгаков называл христианским социализмом.

Необходимо государственное вмешательство в экономику с целью перераспределения средств и уменьшения социального неравенства как между классами общества, так и между территориями. Это создаст возможность преобладания среднего класса, что является реальным фундаментом для настоящей демократии. Необходимо ввести прогрессивное налогообложение, налог на роскошь, запретить оффшоры, национализировать собственность сверхбогатых людей – олигархов.

Для гармоничного сочетания общественного и частного начал целесообразно использовать идеи цивилизма и гарантировать каждому гражданину право на собственность через институт гражданской собственности. Одновременно необходимо поощрять существование мелкой частной собственности. Чтобы у каждого была, как минимум, своя квартира, а лучше, если еще участок земли, что дает возможность свободно развивать свои способности, творчески их применять. Конечно, и государство через систему бюджетных учреждений должно способствовать развитию духа творчества, инноваций, экспериментирования, саморазвития.

Вообще необходима метанойя – перемена ума – перемена взгляда на мир. Общество должно признать, что человеческие, духовные ценности важнее материальных, экономических. Соответственно эгоизм, стремление к личной выгоде должны быть ограничены и культурно укрощены. Такой эгоизм может быть допущен только там, где он идет на благо обществу. Рынок должен знать свое место. Разумеется, в социальной сфере, образовании и медицине может быть допущено только самое минимальное действие рынка.

В ходе общенациональной дискуссии необходимо выработать стратегию развития нашего общества на долговременную перспективу. Необходимо отчасти восстановить планирование, используя для достижения плановых целей, в том числе, и рыночные механизмы. Необходима активная промышленная политика и поддержка отечественного производителя. По отношению к мировому рынку необходимо занять прагматическую позицию. Необходим как разумный протекционизм, таки заимствование инноваций из других стран.

Естественно, главный ресурс – это человеческий капитал. Его развитие, культивирование и превращение в экономическую силу является решающим фактором достижения высокой конкурентоспособности страны. Конкурентоспособность страны – это интегративная характеристика, холистическое свойство. Она не сводится к сумме рыночных успехов отдельных фирм данной страны. С точки зрения общей конкурентоспособности страны бесплатное образование – среднее и высшее – есть существенное преимущество, хотя, конечно, оно означает большую нагрузку на бюджет.

Поэтому для повышения конкурентоспособности страны нужно существенно увеличить инвестиции в образование и медицину, культуру. Минимальная зарплата работников этой сферы должна быть не меньше средней зарплаты по сфере управления. Зарплата же ученых в государственных учреждениях страны должна быть не меньше зарплаты их коллег, хотя бы в Восточной Европе. Эти идеи обоснованы в концепции экономической социодинамики. Работникам бюджетной сферы должен быть обеспечен достойный уровень жизни и социальный статус. Это создаст возможность раскрытия творческого потенциала этих работников. Враждебное отношение государства к социальной сфере должно смениться на дружелюбное.

В случае реальной автоматизации материального производства, перехода экономики страны на постиндустриальные рельсы развития возрастет роль межличностных связей в трудовых коллективах, мотивов служения высоким ценностям, самореализации, самоактуализации. Поэтому бюрократический и рыночный контроль должны быть ослаблены. Большие полномочия должны быть у сообществ профессионалов. Работники должны реально участвовать в управлении, иметь право принятия решений по важнейшим аспектам деятельности предприятий. Это вытекает из персоналистического принципа сопричастности и позволяет преодолеть отчуждение между работником и предприятием. Тем самым используется, в дополнение к материальной, нематериальная или постматериальная мотивация к труду.

В отличие от рыночного фундаментализма и бюрократического централизма персонализм видит самую большую ценность в добровольных объединениях граждан. Поэтому поощрение создания кооперативов, артелей, объединений по интересам и пр. должно быть важной линией в политике государства. Поддержка семьи, традиционных семейных ценностей должна быть положена в основу государственной политики. Поэтому следует отказаться от бездумного копирования сомнительных западных новаций, как ювенальная юстиция, и других проявлений гниения западной цивилизации. Необходимо введение этической и эстетической цензуры в СМИ.

В области государственного управления необходима последовательная демократизация. Необходимо добиться реальной прозрачности принятия решений, гласности, выборности. Необходимо изменить Конституцию и добиться реального разделения властей, увеличив полномочия законодательной и судебной власти. Возможна реанимация советской системы как своеобразной организации народного контроля с полномочиями, напоминающими права народных трибунов в древнем Риме.