Текст книги "Архангельские поморы"

Возьми бородатую книгу

из бересты, кудрявыми словами писаную,

и прочти мой сказ

о хождении архангельских промысловиков

на тот свет.

СКАЗ ПЕРВЫЙ

О дивном Архангельском городе.

Большая вода питается малой. Студеный океан наполняется морями, а те, в свою очередь, из рек свою силу набирают. Наше Беломорье кормится матушкой Северной Двиной, а она спокойна, статна, величава, другими младшими сестрами пополняется.

Окрест хозяйки Двины раскинулась земля северна – Поморье. Скудна растительностью и плодородием округа здешняя. Зато особо крепок край морозами, в зимние месяцы так вступит, что живого человека враз скует, он и шагу больше ступить не может.

В лихие-то годы сюда и потянулись мужички новгородские в поисках лучшей доли и спасаясь от боярского гнета. За ними и церковь наша православная пришла, дабы не оставить хоть и беглых крестьян без причастия и исповедания.

На Пур-Новолоке, на прибрежной землице, в сорока двух верстах от Белого моря, на крутом глинистом бережку Северной Двины утвердили окладное бревно Михайло-Архангельского монастыря.

Сходили века, обживался край северный, и за церковью к вольной жизни начал к нам перебираться и боярский люд. А там глядишь, и из московских земель потянулся народец. В ту пору к двинскому берегу уж во всю иноземные корабли приходили, торговлю вели. Проведав о богатстве края и о бойком рынке с купцами европейскими, царь московский Иван Грозный повелел двум воеводам нашим около монастырской обители ''Город'' поставить, чтобы прибрать к рукам государевым все таможенные пошлины и защитить от набегов вражьих твердыню царства московского.

Короб срубили в один год. Посад с гостиными дворами построили, Стрелецкую слободу учредили, а мастеровому и всякому сорному люду вокруг стен повелели селиться. Зажили чинно. Деревянную крепостницу назвали поначалу Новохолмогорском, но название не привилось, а устоялось

Архангельский город.

Пур-Наволок

–

смешанное название русско-чудского происхождения; примерный перевод: мыс на реке бурной.

Окладное бревно

– первое бревно при постройке здания.

Город

– городом во времена Ивана Грозного называли огороженное окружной стеной с башнями место с бойницами, воротами и каланчами.

Архангельск – портовый город, расположенный на севере России, на реке Северной Двине. Основан в 1583 году по указу Ивана Грозного.

Немчик

– всякий человек, не говорящий по-русски.

Земля Соломбальская – острова расположенные к северу от города Архангельска, между Березовским рукавом Северной Двины и протокой реки Кузнечиха.

Первые ворота Российского государства – так называл Архангельск шведский полководец Яков Делагерди.

Много раз красный петух прилетал, домогался, стены выедал и казенные строения. Пока их в камень не одели, эта напасть от пожарищ и не сгинула.

К Петрову времени город расползся по бережку Северной Двины, как икра на хлебном ломте. В середке горка по более, а ближе к краям по менее строения будут. Кроме наших-то, зажили и иноземные граждане, протянули Немецкую слободу аж до Успенской церкви. Вот сколько немчиков поселилось. А в самом ее сердце, поближе к воде построили они свои церкви, чтобы помолиться сходить, если тоска по родине нагрянет.

Полюбил народ архангельский кормилицу-реку Северную Двину, так что старался облепить ее всю, словно пчелы соты. Вот, даже и вынырнувшую из воды землю Саломбальскую, к северу от Архангельского города, и ту заселили.

Росли, росли первые ворота Российского государства и доросли до деревни Кузнечиха, где Арсений Парфенов, сын Коржавин, проживал, о котором сие собрание сочинений и затеяно.

СКАЗ ВТОРОЙ

О визите самодержца Петра I и учреждении им в Архангельском городе судостроительной верфи.

Восходит солнце, и радость в дом приходит. А на реке уж лед тронулся с места, пошел искать большую воду. Великое веселье в Архангельске городе в эту пору сотворяется. Народ посадский выходит на улицу, гулянье повсюду заводит, песни слышны, а гармонь, так та поет без умолку. Торопится река от панциря белого избавиться, в узких местах скопиться, и затор получается. Тужится река, тужится, да все зазря получается, только места прибрежные затопит и все деревеньки близлежащие. К маю все это безобразие заканчивается, вода замутится, желта становится, но к лету протечет и чиста будет.

В 7201 году от сотворения мира, в июле месяце, когда лето в самом запале, пожаловал в наш город молодой царь Великия, Малыя и Белыя России, двадцати двухлетка Петр. На реке судоходство в самом разгаре, коммерция идет полным ходом, а тут самодержца со свитой притянуло.

Навеселившись на озере в Переяславле тот, что на земле Ярославской стоит, потешной флотилией, заразился царь любовью к судам морским. Вот и пожаловал он к нам, где море бушует и корабли со всей Европы, собраны поглазеть и узнать, как да чего жизнь морская течет в нашем городе вольном.

Поселили его в дом на Мосеевом острове, чтобы, как встанет, а из окон вода видна и корабли в парусах снежных туда-сюда ходят. В первый же день, как приехал, побежал на яхту о двенадцати пушках «Святой Петр», которая загодя для него отстроена была в увеселительные прогулки по морю ходить. Обшарил, обсмотрел, обнюхал каждый закуток, словно кот в новой избе. И велел с первым же караваном иноземных судов, отправлявшихся в Европу, в море сряжаться. Долго ждать не пришлось, случай сам в дверь постучался. Пришли купцы голландские и аглицкие к царю с поклоном прощаться.

В 7201 году от сотворения мира – старое летоисчисление, в переводе на григорианский календарь соответствует 1693 году.

Европа – от греческого Europe. Этимология слова ''Европа'' спорна, оно происходит от семитского слова ''вечер'' . Греки подразумевали свои и фракийские земли, а Эгейское море издавна воспринималось как естественная граница, и поэтому уже в древности Европу отделяли от Азии по этой импровизированной линии. С VI века до Рождества Христова Ионийцы распространили название ''Европа'' на все страны к северу от Средиземного моря.

Всепьянейший собор – созданное Петром собрание его приближенных и друзей для увеселения и потехи в беспробудном пьянстве.

Апраксин Федор Михайлович (1671 – 1728) – военный и государственный деятель, генерал-адмирал, граф, брат царицы Марфы, жены царя Федора Алексеевича; воевода в Архангельске (1692), участник Азовских походов, начальник Адмиралтейского приказа (1700-1706).

Собрали всепьянейший собор, посидели как полагается, а наутро надули паруса и чуть свет отправились в путь.

Вода снизу несет, а ветер сверху подгоняет – лихо пошли корабли купеческие. Средь них и яхта «Святой Петр» затерялась с самодержцем на борту. Петр ростом высок – жердь, словно мачта, он как море-то увидел, глазищи выкатил, чуть из орбит не полезли. Веселился как мальчишка, морские просторы все охватить пытался, полную грудь воздуху набирает, а сам весь в неописуемом восторге. Не успел Петр освоиться на Беломорье, как оно их вынесло в Ледовый океан, где открылись им заполярные владенья. Здесь путь их и кончился, пушки проговорили прощальные слова купцам иноземным и повернули нос «Святого Петра» обратно. А царь-то все вслед купцам смотрел, душа его так и рвалась полететь за ними, видно, крепко он прикипел сердцем к морскому делу. Вернулся Петр, утвержденный в мысли заложить в Архангельском городе судоверфь.

Верфь сработали в заречном районе, на Среднем Саломбале, на самом его мыску. Также в срочном порядке лесопилки построили, расширили парусное и канатное дело. Сам же государь взявши топор и заставивши бояр вбить по гвоздочку, заложил киль нового корабля названия «Святой Апостол Павел». Основал первое казенное адмиралтейство, заказал в Голландии фрегат настоящих размеров. Время проходило, а царь то в кузнице, то на токарном станке работу ладит, то с иноземными капитанами беседу ведет, уезжать совсем не хочет, купцов из Амстердама поджидает. А уж как в середине листопада пришел долгожданный караван, закатил царь пир, празднество. Весь город неделю гулял, Петра провожал. А он, облачившись в костюмы голландского шкипера, положил на двинского воеводу Апраксина завершить строительство нового корабля, обещав вернуться к весне будущей.

Зима небо заволокла, солнце сокрыла, а молодому Петру горесть принесла. Скончалась его матушка. Облившись слезами горючими, отписал он Апраксину, на чьем попечении оставлен был корабль, о чувствах своих скорбных.

Утешился писанием апостолов святых и дал инструкции по дальнейшим делам судостроительным.

Ручьи потекли, снега сошли, дали вздохнуть земле-матушке, и Петр снова засобирался к Беломорью. Собрал своих поданных, придворных, министров, советников всякого сорта, товарищей и еще разного народа, всего получилось человек триста. Нагрузили в двадцать две баржи: пушки, пороху, другого какого оружия и бочек с пивом несчитанное количество – и двинулись к Архангельскому городу.

Только к окрестным деревушкам подъехала вся эта процессия, а народ крестьянский уж во всю толпится, встречает царя своего. По прибытии в город с самого начала Петр во церкви Ильи Пророка благодатный молебен отстоял. Прославил Бога нашего Иисуса Христа и, не мешкая более, полетел он залетным соколом к реке, а там стоит уж вовсю дожидается отстроенный корабль названья «Апостол Павел». Сердце забилось молодецкое, невтерпеж стало ему, взял кувалду пудовую, выбил подпорки, что держали птицу-корабль, и выпустил чудо-детище своей страсти морской на волю. Глянул вдаль, куда река уходит, где ветер-разгуляй носится, где свобода в сердце даром заходит. И потянуло Петра снова туда, где его молодецкий дух вырвется наружу, расправит крылья и придет отдохновение от затхлой, душной Москвы, скрутившей всю его сущность православную.

Средь ночи, дабы поспеть с отливом, потащил Петр всех на палубу. Послали в Кузнечиху, где наш лоцман Арсений Парфенов, сын Коржавина, живет. Стащили с печи, растолкали, разбудили, водицею спрыснули, колья в глаза вставили и повели на «Святой Петр». Маршрут у самодержца был задуман к Соловецкому монастырю. Для этих целей и был с собой захвачен архиепископ Афанасий.

Суровый север не терпит спешки, вот в самом устье Северной Двины-матушки и охладило пыл Петра штилем. Проболтались сутки на месте, а к следующему восходу пошли далее.

Проснувшись от спячки, ветер нордовый свирепеть начал, с каждым часом налегает.

Соловецкий монастырь – основан в конце 20 – 30-х годов XV века на Соловецком острове в Белом море.

Ветер нордовый – ветер северный.

…корабельного вожа – так в Поморье называли лоцманов.

Румпель – рычаг для управления судном.

Облака заплакали, тучки посерели, а солнце спряталось, не желая смотреть на хулиганство вольной стихии. Волны ощетинились, взбунтовались и давай кидать яхту. Время проходило, а Беломорье все серчало, и вот уже кораблик, щепке подобно заглатывался им и выплевывался обратно. Все пассажиры и моряки в испуге, взмолившись Господу нашему Иисусу Христу, просили о пощаде, а бывший при них архиепископ давал последнее причастие.

Эка буря окаянна разыгралась, – ворчал Петр пробираясь на корму. – Кто здесь правит?

Арсений Парфенов, – ответил из темноты лоцман молодой.

Все люди, бывшие на яхте, слепились в одну кучку в страхе великом и уж ждали светопреставления. Палубу волны заливали кипучие, ветер хлестал без устали, а Петр с Арсением висели на балке рулевой, управляя досточкой в этой кутерьме.

Нам нужно к Унской бухте пробиться, там схоронимся, – прокричал Арсений.

Куда? – не слышал Петр.

К Унской бухте, – повторил Арсений.

И оба, налегая на румпель, направляли яхту в заводь тихую. Так стояли они, вместе привязавшись, пока в воду спокойную не вошли. Молитвы и воззвания к Спасителю нашему Иисусу Христу не пропали даром, и Бог смилостивился над путешественниками, усмирив стихию.

Ох, а как спаслись и вышед на бережок твердый, стали благодарить государя за чудодейственное избавление. А Петр им в ответ: «Да не меня благодарствуйте, а вот корабельного вожа нашего», – и подзывает Арсения к себе. Тот глаза прячет, кудрявую голову наклонил, нехотя к народу столичному подходит.

Чьих ты будешь, Арсений? – стали вопрошать его придворные.

Коржавина сын, – чуть слышно, едва языком ворочает, ответствует Арсений.

Да ты не робей, не робей, паря, – говорит Петр, – вижу моряк исправный, места здешние хорошо знашь. Быть по сему, отправлю тебя в заграницы изучать науки морские. Как, слову церковному обучен ли?

Так, – ответствовал Арсений.

Не из тех ли твой тятька, что к Новой Земле моржа ходят бить?

Так.

Немногословен был Арсений с людьми, приближенными к государю. Но разговорив его мало-помалу, вот что из уст его вынулось и кака картина развернулась перед спасенными.

Отец его действительно карбасник, ходит на промысел моржа к землям далеким, рыбу треску, палтуса ярусом добывает; мать-мастерица чинит снасти корабельные. Вот этим и живут. Отроку же девятнадцатый год исполнился, с отцом в море сызмальства ходить приучен. Все места беломорские, острова, мели, быстрины, ветра, тела небесные на зубок знает. Вот во прошлом году он и заделался лоцманом быть: разум его молодой, пытливый, и глаз острый давно в Архангельском городе у иноземных купцов славу сыскал. И Петра везти на Соловки поручили ему, потому как лучше-то его никого не было.

Отслушав сказ Арсения и увидев смышленость парня не по годам, Петр ему предложил службу государеву. «Вот, – говорит, – подучишься за границами, а как вернешься, сделаю тебя капитаном фрегата. Как, согласен?».

Дело полезное, – ответил Арсений и, попросив дозволения отдохнуть, пошел на яхту.

А Петр в честь спасения своего собственноручно выстругал крест деревянный в сажень вышиной и, взвалив себе на горб, снес его к берегу и там установил, написав по-голландски: «Сей крест сооружен капитаном Питером летом 1694 года».

Ругалась вода с воздухом еще три дня, и все это время самодержец со своими приближенными обитал в гавани Унской губы. В лес ходили, куропаток били, на оленей охоту вели, а как примирение нашли две стихии разные и солнце выглянуло ласковое, так тотчас дальше в путь засобирались.

Карбасник – владелец карбаса.

Ярус – очень длинная веревка, к которой на расстоянии трех аршин друг от друга привязывают снасти с большими крючками.

Быстрина – морское течение.

Сажень – русская мера длины, в три аршина, в 12 четвертей, равная 2,134 м, применяемая до введения метрической системы мер.

Паузки – небольшие парусные суда.

Матрозофа – пушка малого калибра.

К Соловецкому монастырю добрались без приключений. Три дня Петр кланялся святым угодникам, молился за упокой души своей матушки, принес жертву щедрую. Но в скорби и о деле не забывал, познавательное любопытство его и здесь о себе дало знать.

С интересом слушал рассказы монахов об житии игумена Филиппа Колычева, дивясь изобретениям его по инженерному делу. Дрожащими руками прикоснулся к архивным бумагам его и узнал, какова смекалиста голова у игумена. Тут тебе и мельницы воду забирают с полусотни озер, и кирпичное дело налажено, и механика всяка труд ручной заменят. Сушилка, веялка, трубопровод к пивоварне проложенный, и лошади сами копытами глину мнут. Словом, чудеса кругом.

Поглядев на наследие игумена Колычева и утвердившись в богатстве талантов русского севера, Петр отправился обратно. Проплывая мимо двух приземистых фортов, самодержец снова увидел унылую картину у Архангельского причала: среди лесов мачт океанских судов иностранных русские карбасы, паузки, кочи у берегов колышутся, – словом, домострой один. Больно стало Петру, что иноземные суда его приветствуют пушечным раскатом, да таким, что в округе ничего и не слышно от их пальбы, а наши ничем, кроме трехфунтовок, и ответить не могут. Держава великая, а флота своего не имеем. И сказал тогда самодержец: «Торговому флоту в Архангельском городе быть!».

А на берегу его уже встречали, хлеб соль подносили и чарку вина не забыли: живем небогато, чем можем, тем угощаем и не унываем. По поводу счастливого возвращения закатили пир, и снова весь город пьяным ходил, а как протрезвел немного народ, то увидели все, как заказанный в Голландии фрегат в устье Северной Двины входил.

Красавец неописанный, опоясанный о сорока четырех пушках и сорока матрозоф. А на корме огроменных размеров флаг вывешен голландских цветов. Заболел с той поры наш самодержец Голландией уже серьезно и надолго. Фрегат понравился, назвали «Святое пророчество», дескать, красивое пророчество будущему русскому флоту.

Голова у Петра славно работала, вот представился случай испытать новый корабль в море. Затеял Петр проводить до Ледовитого океана англицких и голландских купцов, возвращающихся на родину, и в походе этом спробовать самолично придуманную хитроумную систему переговоров на море.

Вперед послали адмирала Бутурлина на свежесрубленном «Святом Павле», за ним гуськом четыре голлана, далее новый фрегат с самодержцем выступили, потом четыре англикана и в конце поставили яхту «Святой Петр» под командованием Гордона, а при нем состоял Арсений наш.

Снова миг счастливый выпал Арсению отличиться. Гордон, кроме перехода через Ла-Манш, пассажиром в море никогда и не выходил. Потому с перепугу на одном острове углядел кладбищенские кресты и принял их за мачты корабельные и давай рулить вправо – влево чуть корабль на мель не посадил. Петр, приметив этакую свистопляску, тут же Гордона от командования судном при помощи своей сигнально-флажковой системы отстранил и поставил нашего Арсения. Не подвел Арсений Петра, и до мыса Святой Нос добрались без приключений, а там ветра подули холодные и, устрашившись их, памятуя о соловецком приключении, царь повелел поворачивать восвояси. Грянули пушки пять разов, и скрылись за линией, где небо с водою сходится, иноземные корабли.

Пришел Петр в Архангельский город и засобирался домой: время к осени подходило. Семенов день на носу, пора в обратную дорогу пускаться. Как уже водилось, дали отвальной пир, снова город за здоровье государя выпил, и поутру, чуть свет проводили его.

А дома у Арсения что творилось! Мать, как узнала, что его самодержец с собой берет, ни в какую его отпускать не хотела. «Поперек порога лягу, – говорит, – попробуй переступи через родную мать!». Вот какие противоречия были. Отец тоже весь смурной ходил, ворчал: «На кого теперь промысел оставлять?». Ну, да делать нечего, раз государь зовет на службу, хошь не хошь, а идтить придется. Так с мамкиными слезами, с отцовским бурчанием Арсений и отъехал в Москву-столицу.

Бутурлин Иван Иванович (1661 – 1738) – премьер-майор Преображенского полка.

Гордон Патрик (Петр Иванович, 1635 – 1699) – родился в Шотландии, с 1661 года на русской службе, генерал и контр-адмирал.

Мыс Святой Нос – мыс расположен на Кольском полуострове.

Ромодановский Федор Юрьевич (ок. 1640 – 1717) князь, государственный деятель, возглавлял Преображенский приказ. Снискал неограниченное доверие у Петра.

Семенов день – первое сентября.

Ромодановский Федор Юрьевич (ок. 1640 – 1717) князь, государственный деятель, возглавлял Преображенский приказ. Снискал неограниченное доверие у Петра.

Заиконоспасское училище – славяно-греко-латинская академия, учреждена в Москве в 1687 году греками, братьями Иоанником и Софронием Лихуды.

Голландские Генеральные штаты представляли собой в начале XVIII века семь объединенных провинций Северных Нидерландов.

Не успела пыль на сапогах его остыть, а Петр близ Москвы у деревни Кожухово военные маневры разворачиват. И наш Арсений туда попал, в отряд ополчения, под команду Федора Ромодановского. Выпало ему крепость, заранее устроенную, оборонять.

Баталия разыгралась нешуточная, бились с усердием, друг дружку не жалея. Оттого и людей покалеченных было предостаточно. В промежутках между битвами мужички русские водочкой заправлялись и к вечеру первого же дня совсем ослабли. Противник же, наоборот, так охмелел, что проснулся в нем дух необнокновенно ратный, и пошли они на крепость в ночь темну. Защитники в это время спали сном богатырским, хоть пушкой пали около уха – не разбудить, вот и взяли полки Бутурлина без особой натуги крепость потешную. Наш Арсений пил меньше всех и на ногах стоял еще твердо, но не столько сражался, сколько бегал будил своих товарищей.

По окончании боев учебных направлен был Арсений наш в Заиконоспасское училище, где его знаниям кириллицы должны были дать оценку. Когда поступил положительный ответ, Арсений был зачислен в штат учеников с выплатой жалованья.

Проучившись пять лет, изучив философию, историю и природоведенье и сдав досрочно экзамены в некоторые классы, Арсений на три года раньше положенного срока закончил весь курс обучения. По получении свидетельства ученого богослова, он был отправлен с бумагою государственной по своему прямому направлению в Голландские Генеральные штаты для изучения судовождения, морской тактики и правил строительства кораблей.

С тем и закончим слово присказное. Далее дорога длинная предстоит, и, значит, здесь остановку сделаем и продых возьмем, чтобы зачать потом основной сказ про Арсения Парфенова, сына Коржавина.

СКАЗ ТРЕТИЙ

О строительстве корабля-фрегата и отплытии Арсения Парфенова, сына Коржавина, за Студеный океан.

На чужбине родная землица ближе сердцу становится, особенно по весне, когда почки распускаются. От их запаха знакомые образы так в голову сами собой и лезут. Из Московии в Римскую сторону Петра и Павла Арсений выехал в разгар летнего солнцестояния. Через Смоленск к границе пробрался, а там царство Польское Августа Саксонского. Вот и началась просвещенная Европа – нос материка евроазиатского. Далее проскакал галопом Берлин и всю Северну Германию. Голландские Генеральные штаты в аккурат за ней скрываются, они уже цельный век в процветании. Первое торговое государство по извозу корабельному. Флаг цветов голландских всех чаще в морях встречается. Но к концу столетия торговля чахнуть стала, а все потому, что аглицкий остров сверху вознамерился узурпировать коммерцию корабельную и первой, в деле энтом, державой стать.

Перемену Арсений не сразу почувствовал, только когда на горбинку носа прибыл, в город Амстердам. Увидел море Северное, огляделся вокруг, а город-то наполовину в воде, ее и ковшом не вычерпать. Так хитрые голланы придумали мельницы всюду установить. Они специяльными насосами, от ветра приводимыми, влагу сосут, море пытаются выпить. Город не город, а острова мостами сшитые. Посмотрел на все это Арсений, голову кудрявую почесал – цивилизация на него давит, аж глазищи режет. Дома-то в немецкой слободе Архангельского города средь захудалых избенок поморских не так выделялись, а здесь, что не дом – все игрушка, аккуратно выполненная. И чем дальше, тем больше. Мысли скверные сами собой наворачиваются: в дремучем лесу живем, одичали, равно аки медведи какие. Народец здесь хват: кто скоро соображат, дела коммерческие прокручиват, деньгу в карман складыват, а кто слаб на голову – с голодным брюхом ходит. Не человече ценность имеет, а звонкая монета. Люди же к ней только приложение имеют. Форинты здесь главный интерес составляют. Качества душевные здесь не в ходу, и на красном языке выехать не просто.

Северная Германия – территория современной Германии, входила в состав Священной Римской Империи. Но к началу XVIII века была раздроблена на отдельные, мелкие, практически не зависимые от Священной Римской Империи государственные образования.

Амстердам – крупнейший порт и столица Голландии. Впервые упоминается в летописях в 1275 году.

Шхуна – корабль водоизмещением менее 100 тонн, с узким корпусом и двумя мачтами.

Из Амстердама по Петрову наказу Арсений в город Саардам выехал. Там, в бухте Эй, кораблей разного калибра целые тысячи стоят. Верфей – тьма, весь город, кажется, корабли строит. Но архитектура корабельная у Арсения здесь не задалась, не смог он в корень ее проникнуть.

Нанялся он плотничать, судно парусное строить и понял: голланы по уже готовым лекалам фрегаты собирают, а вот как чертежи корпусов чертить и выдумывать кое-что поновей в конструкции оной, никто толком ему объяснить не может, хоть в этом городе и лучшие мастера корабельных дел собраны. Возвратился снова в город Амстердам, начал языки иноземные изучать, чтоб свободно изъясняться и судовождение парусное осваивать. Год прошел, и Арсений по его истечению на корабль торговый завербовался рулевым, чтоб на практике закрепить знания, полученные из книг да по рассказам в ''питейных университетах''.

Корабль тот шхуной был, «Пчелкой» назывался. Год отплавал на нем Арсений, дослужился до второго помощника кэптена, как по-тамошнему капитанов величают. Посетил земли далекие – Бразилию с обезьянами и Африку с носорогами повидал, опыту набрался. Однажды, по прибытии из очередного коммерческого рейса, послание от царя пришло, велено домой возвращаться. Арсений со службы уволился, от хозяина корабля бумагу–свидетельство получил о занимаемой им должности и о знаниях, полученных в плаваньях морских. Долго раздумывать не стал, поутру собрался, да и был таков. Прощай, оранжевых цветов болото голландское! Здравствуй, Родина колючая!

Дорога домой оказалась вдвое короче, и прибыл Арсений к Москве, деревянной столице с каменным сердцем, в лютые холода месяца февраля 1702 года.

А в России великие перемены приключились. Побывав за границей, Петр много нового узнал и решил сменить устоявшиеся привычки русские и привнести обнову западную в уклад жизни нашей.

Бороды боярам сбрил, кафтаны всем укоротил, мужчинам предписал надевать камзолы, панталоны, чулки, парики, башмаки и шляпы. Длинные ножи и сапоги запретил. Одел-обул честной народ русский на французский манер в немецкие костюмы. Вот уж где Людовик Король-Солнце победил, и пальцем не пошевелив. Мало тому, что вся Европа его моде следует, так и Россия за ней вслед пошла. Пощадил от нововведений моды мудреной только простой честной люд, патриарха Адриана, который чуть чувств, на это мракобесие глядя, не лишился, и князей двух ближайших.

Старомосковский календарь подогнал к западному, и новый год теперь в России передвинулся с первого сентября на первое января. И отчет теперь не от сотворения мира, а от Рождества Христова повелел вести.

Въехал в убеленную столицу Арсений на Сретенев день, к заутрене самой. Иван Великий звонил без устали посреди уличной тишины, словно беда какая случилась.

В политических раскладах Арсений не силен, потому и не знал, пока на чужбине обретался, что после мирных переговоров с Великой Портой был мир заключен. И развязались тогда руки у царя Петра Алексеевича для дел более важных, чем споры с Султаном за право ходить свободно в море Черном. Пора было славу добыть России Великой и сразиться в бою смертельном с врагом шведским, королем Карлом XII, и отвоевать у него море Балтийское. Так началась война северна-кровопролитная и долго текучая.

Петр был в Преображенском дворце, который во Кремле стоит. Добравшись до дверей его, Арсений наткнулся на стрельцов, охранявших вход в государевы покои.

– Передай вседержителю, что засланный в заграницы для учебы Арсений Парфенов, сын Коржавина, вернулся по высочайшему повелению и теперича у дверей дожидается приема, – сказал Арсений.

– Лександр Данилыч, а Лександр Данилыч, – дважды позвал один из грозных стражников.

Где-то в коридоре зашевелились.

– Чего орешь, дура! – раздался звонкий, с хрипотцой голос Меншикова.

Сретенев день – 2 февраля Сретение Господне – посвящение Иисуса Христа Богу.

Иван Великий – колокольня с церковью Иоанна Лествичника и сторожевой башней.

Великая Порта – так называли в начале XVIII века Османскую империю. В наши дни это государство Турция.

Меншиков Александр Данилович (1673-1729) – сын придворного конюха, с 1686 г. – денщик Петра I. Сопровождал царя в Азовских походах 1695-96 гг. и в «Великом посольстве» 1697-98 гг. С 1702 года – граф.

Из потемок вышло помятое и заспанное лицо любимца Петра.

Кто таков? Куда тебя принесло? – сыпал вопросами Меншиков.

Аль не помните, Александр Данилович? Это ж я, Арсений Парфенов…

Какой Парфенов?

Из Архангельского города.

С мороза в тепло всегда плохо переходить. Пьяному с трезвым общий язык найти трудно. Алексашка в похмелье и духоте пребывал, а Арсений с холодцу, свежая голова. Потоптались оба немного, посмотрели друг на друга да и обнялись, словно старые друзья. Но вначале Алексашке пришлось огуречного рассолу выпить, а Арсению штоф водки с дороги принять: иначе понимание затруднительно выходило. Поговорили накоротке, да более откладывать Меншиков не стал и пошел доложил самодержцу о прибытии гостя долгопутного.

Открылась дверь скрипучая, и пахнуло табаком: царь в глубине светлицы на табуретке примостился, в бумагах весь утоп и зрение потерял. Арсений ближе подходит мелкими шажками, а в ногах робость проклятая. Вдруг самодержец повернулся, встал резво, оглядел пришельца.

А проходи. Долго же ждать тебя пришлось. В чем заминка? Смотри, не юли, ответ наперед знаю.

Как бумагу получил с повелением, не откладывая отъехал, – отвечал Арсений.

Я Головина с оказией еще во прошлом году посылал, а ты вот только здесь объявился, шельма. Почему?

Послание ваше получил в октябре, как из рейса вернулся, государь.

Из рейса. Что учеба не пошла? Ответ держи, чему в заграницах научен? Даром деньги государевы потрачены или нет?

Арсений бумагу–свидетельство протянул и добавил:

Кораблевождению обучен, парусами управлять в разных ветрах, заморскими языками разговариваю.

Петр ознакомившись, прочтя грамотку, заявил, что таких писем за деньги в Голландии сколько хошь настряпать можно. Пришлось перед государевым оком Арсению попотеть и экзамен держать строгий.

Когда самодержец и впрямь убедился, что не лукавит Арсений и не зря в землях иноземных время провел, принял его, как брата родного.

Вот спасибо Арсений Парфенов, службу верно несешь, а я поначалу мысль держал, разоделся только так, для мон плезира. Я-то своих всех переодел в европейские наряды. Думал – хоть поумнеют, расстараются перед Европой не оскоромиться. А, пустое дело. Все одно: наряды немецкие, ходят как петухи, а рожи глупые, в голове прибавления так и не поступило. Ладно, пустое это. У нас тут дела серьезные заварились. Войну со шведами зачали. Да как начали – горе одно! Под Нарвой обосрались, стоило только отъехать мне на день – другой. Ну, да это в прошлом, сейчас праздник. Да ты садись, садись, вон перцовочки отведай, за победу выпей Шереметева. Ничего наладим дело литейное на Урале, дадим шведам перца в задницу.

Потчевал Петр Арсения нашего, про войну и дела государственные сказ вел. Рассказав все, что в душе накипело, поведал ему о плане ехать в Архангельский город, будто бы шведы готовят там высадку военную учинить. И теперь нужно торопиться, защищать твердыню северную. Вот и дело Арсению нашлось – возглавить корабль военный, на верфи заготовленный.