Текст книги "Архангельские поморы"

Лихоимцы и супостаты шведские еще со прошлого лета пути к Двинским землям искали, о чем Петру не раз отписывал с тревогой воевода архангельский Прозоровский. Ну да бог миловал, и отпор шведам чинили с яростью, уберегая город родимый от разорения. Подвиг Ивана Рябова никогда не забудет земля Двинская, когда враги в бухте прибрежной изыскивали прохода безопасного к городу. Тогда Иван Рябов и подрядился к шведам лоцманом, обещав провести в полной сохранности эскадру их мимо цитадели Новодвинской, что в пятнадцати верстах от города строилась.

Под Нарвой – первое сражение русской армии со шведской развернулось под Нарвой 4 ноября 1700 года. Тогда штурмующие стены Нарвы неожиданно атаковала подоспевшая на помощь шведская десятитысячная армия во главе с Карлом XII. Из-за нерасторопности и плохой организации русская армия, несмотря на свое численное превосходство, потерпела поражение.

Город Нарва основан датчанами в XIII веке на излучине реки Наровы, на правом ее берегу.

Победа Шереметева – в январе 1702 года Шереметев одержал победу над Шлиппенбахом под Эрестфером невдалеке от Дерпта, в Ливонии.

Шереметев Борис Петрович (1652-1719) – военный деятель, дипломат. При дворе замечен с 1671 года; в 1680-90 гг. воевода в Пскове, Белгороде. С 1682 г. – боярин. Генерал-фельдмаршал с 1701 г. Во время Азовских походов и Северной войны командовал крупными войсковыми соединениями.

Новодвинская цитадель – строительство началось весной 1701 года на острове Линский Прилук в Березовском устье Двины. Строительство каменной крепости было завершено к 1706 году.

Шнява – двухмачтовое парусное судно длиной 25 – 35 метров с 10 –18 пушками.

Галиот – длинная, обтекаемой формы галера небольших размеров с довольно высокой скоростью, с одним косым парусом. Вооружен от 2 до 10 пушек. Так же корабль снабжен веслами, расположенными в один – три яруса.

На Маркове острове – новый дом Петра выстроили на соседнем острове с Линским прилуком. Чтобы из окон была видна строящаяся Новодвинская цатадель.

Отделились три корабля: один – шнява, а другие – два галиота, для разведки. Шняву Иван ведет, а галиот его сподручник Дмитрий Борисов.

Как только подошли суда шведские и встали аккурат напротив пушек крепостных, тут Иван Рябов с Дмитрием оба корабля и посадили на мель, да так крепко, что и не вырваться никак. Стрельцы и пушкари эту выдумку-идею заметили и давай по кораблям из пушек палить. Враз в щепы разнесли, а народ шведский, спасшийся от гибели неминуемой, столько страху натерпелся, что, когда добрался до кораблей эскадры своей, стоявшей в вольной воде, да рассказал адмиралам про приключения свои, те тут же команду ''паруса опускать'' отдали и обратно в свою Швецию укатили.

Вот к весне и сподобил Господь в третий раз царю Петруше засобираться и ехать до Архангельского города. В апреле месяце, какого числа не скажу, выехал самодержец из столичных ворот целою процессией. Народу набрал великое множество, всю придворную знать собрал вокруг себя и еще пять гвардейских батальонов прихватил. Получалось так, что вся Россия ехала защищать наш Архангельский город. Вот до чего дорого сердцу Петрову оказалось поселение северное.

Путь не близок был, хоть частично и водой преодолевался. Прибыл в земли Двинские государь аккурат только к 18 мая. Воевода Ржевский вместе с гостями иноземными вышед на шлюпках встречать Петра. Когда же в город входил караван с царем, дали залп тройной из мелкого оружия, а затем и из пушек всякого калибра отсалютовали. Хоромы теперь не позорные ждали Петра, а, как полагается, – светлица, хоть и не просторна, но все же для жилья пригодна. На Маркове острове домик о четырех комнатах отстроили для него.

Город укрепляли, батареи артиллерийские по берегам реки устраивали, засорением устьев Мурманского и Пудожемского занимались, крепость Новодвинскую строили. На Троицу два фрегата малых в воду запустили и большой корабль заложили. Во время, для отдыха предназначенного, царь развлекался с народом простым.

Бывало, соберет человек сорок народу простого, напоит так, что они еле ноги волочат, а затем как загонит всех в воду и туда живых моржей запустит. Пьяные мужики давай спасаться от зверя свирепого, только ноги-то не слушаются. Вот где потеха разгулялась, а Петр, несмотря что государь, в самую гущу так и лезет. За то Петра Алексеевича всякий простой люд и уважал, что не гнушался хлеб с ними разделить.

Увлеклись царскими россказнями и об Арсении забыли. А он в обозе государевом ехал и, как только караван в город прибыл, тут же птицею острокрылою полетел в деревню родную, где тятька и мамка находились. Мамка-то, как его увидевши в голландских костюмах разодетого, при дверях стоящего, так от счастья нежданного чуть в обморок не попадала, а отец во дворе копался, так словно и не замечат. Только, когда Ефросиния окрикнула его: «Что ж ты, ирод окаянный, сын на пороге, а ты пнем сидишь!» – так и не признает, будто и не родной вовсе.

Вся деревня собралась вечером в доме у Коржавиных слушать приключения Арсения заморские. Только слушали-то одни бабы, а мужики больше на водку налегали и особо его вопросами бестолковыми не беспокоили.

К исходу июля месяца призывает Петр Алексеевич Арсения к себе. Тот ни ухом, ни бровью не ведет, зачем он занадобился царю. Занят тогда он был работою заветной: постройкой фрегата большого о пятидесяти пушках, задуманного им и воплощенного в чертежах еще в Голландии, на что он в Москве истребовал дозволения царева на его осуществление в древе сосновом, о натуральных размерах.

Ну, Арсений Парфенов, настал черед распрощаться с тобой, – говорит ему Петр. – Вначале мысль имел с собой тебя взять, да уж ты больно чудной корабль затеял. Лишать дела тебя не буду, но зато и наказ даю тебе строгий… Нет, позже об этом. Хочу сначала сказать тебе, что мне сейчас люди образованные смерть как нужны.

Куда путь изволите держать? Что в планах задумано, государь? – спросил Арсений.

Интересуешься?

Каролуса – так русские люди называли Карла XII.

Стекольне – так русские люди называли Стокгольм.

Зело – очень.

Паче – больше.

Не без этого.

Не в планах Арсений, само собой просится. В заграницах побывал, аль не слышал, какие разговоры про нас ведутся?

Что заграница, мне ясно видеть потребно, какие вопросы у государя моего волнительны.

Вопрос один, Арсений. Выйдем к Балтике или нет. Побьем короля Каролуса, поставим печать сапога нашего в их Стекольне или нет. Отторгнем у шведов ливонскую вотчину к твердому русскому основанию или нет. Соединим три моря единою водой или нет. Что, довольно али еще подбавить?

Довольно будет, минхерц.

То-то, Арсений, государство в запустении, дел по макушку, не разгрести мне одному, вот подсобников башковитых и ищу. Ты мне попался думал, вместе дело государственное потянем, думал впряжешься, в одной упряжке пойдем. Видно дороги у нас с тобой разные.

Да я…

Молчи, молчи, знаю, все знаю. Сам к морю не ровно дышу, поэтому и отпускаю. И корабль дал добро сооружать… . Ты, вот что, команду через адмиралтейство набирай, там деньги на твое имя оставлены, я уж и указ на сей счет подписал. И следующей осенью, сукин ты сын, возьмешь с собой купцов архангельских и на остров аглицкий дуй. Понял ли?

Так.

После этого купцы в Лондоне перезимуют и назад домой пойдут, а ты на Балтику иди, на Ладоге ждать тебя, стервеца, буду. Сейчас дело лихо завернется, до этого все шутки были: там стрельнем, там пальнем – баловство одно. Теперь шведа теснить всерьез начнем. Столица без моря не столица, вот что я думаю, Арсений, зело меня, паче всех мыслей, мучит. Хочу на заливе город основать на европейский манер, чтоб знали все о России, что не лес у нас один и мы не звери лютые, а и города не хуже западных имеются и люди не челядь одна. Корабли весной из Голландии, видел, приходили?

Примечал.

Из Европы шлюзовых дел мастеров нанятых привезли, будем реки соединять для судохождения из Черного моря в Балтийское.

Работа неподъемная, народу тыщи потребно будет.

А что ж ты хошь даром во время просвещенное въехать? Нет уж, спали веками, сидели во владеньях своих, носа не показывали, а Европа-то вон куды ускакала, нам теперь знашь сколько поту нужно пролить, чтоб хоть на аршин к ней приблизиться! За границей нам ни почета, ни уважения нет, смеются все на нас да удивляются, аки чуду диковинному, будто не из одного чрева вышли. Тошно мне, Арсений, такой землей управлять. Ты вот не остался в стороне чужой, вернулся на Родину, видно, не захотел служить им. Знать, решил положить талант свой на алтарь отеческий, а раз так, значит, этому можно довериться. У меня вот часом такое желание заскочит, что уж лучше туда в матросы отправиться, чем здесь сидеть и этим хламьем, быльем поросшим, управлять. Вот, как дела-то крутятся. Теперь давай руку свою и вон иди.

Распрощались они по дружбе и о встрече новой зареклись. И на исходе третьего месяца пребывания Петра в Архангельске, опровергнув своим появлением всякое вмешательство в жизнь мирную нашего города, что говорилось в письмах подметных, отправился царь на построенных кораблях до Соловецкого монастыря. Отслуживши литургию и молебен, встретив праздник Успения Пресвятой Богородицы в святой обители, к урочному часу к нему человек посланный подоспел с донесением. Приняв благословение от тамошнего архимандрита, государь засобирался в дорогу, и утром отбыла эскадра кораблей к Поморскому берегу Онежской губы. Выгрузили припасы боевые и отправили корабли все восвояси до Архангельска, оставив только два малых фрегата «Святой Дух» да «Курьер». От Нюхацкой пристани через Пул-озеро до Повенца дорога осударева в сто семьдесят верст была выстроена загодя .

Дорога осударева – дорога от Нюхацкой пристани до Повенцов, длиной почти в двести километров. Рубили через леса просеку в три сажени шириной, корчевали пни, ворочали с насиженных мест камни-валуны, застилали деревянный настил. Шесть мостов навели. За полтора месяца управился народ крестьянский. Дорога была ровной, иначе невозможно было два малых фрегата протащить.

«Орешек» – мощная деревянная крепость построенная в XIV веке новгородцами на острове в истоке Невы. Остров по форме напоминал лесной орех, отсюда и название пошло.

Нотебург – город Орешек переименованный шведами после его взятия в 1611 году и заключения Столбовского «вечного» мира в 1617 году.

После взятия его русской армией под командованием Петра 22 октября 1702 года, город был переименован в Шлиссельбург (ключ-город в переводе с немецкого), ныне это Петрокрепость.

Шпангоут – поперечные жесткости бортовой обшивки судна, между днищем и палубой.

Фрегат – Целый класс кораблей строящийся с XV века. Трех мачтовое судно стоящее по своим размерам перед Линейными кораблями. В XVII веке на фрегатах располагалось на одной палубе от 24 до 38 пушек. Позже число палуб и пушек увеличилось.

Рангоут – мачты, реи и прочие деревянные конструкции, способствующие несению парусов.

Такелаж – общее наименование всех снастей (тросы, веревки, цепи) и стрелах. Различают стоячий и бегучий такелаж. Назначение такелажа – поддерживать и укреплять рангоут.

Нагнали народу из прилежащих местностей тысяч пять, а может и более. В полтора месяца леса порубили и мощенное полотно по болотам и трясинам проложили, а через реки мосты плавучие навели. Волокли оба корабля в кадках по суше, под полозья бревна подкладывали мужички крестьянские, и многие тогда жизни свои за царев переход до Ладоги положили. Венцом усилий ратных явилось взятие «Орешка»-города, Нотебурга шведского, что на острове по выходу Невы реки из Ладоги стоит. Здесь и пошел счет победам Петровым над королем Карлом шведским.

А что же Арсений наш? Весь остаток лета и осень трудился на верфи над корпусом корабля своего. Стук топора, шуршание пилы и грохот кувалд и деревянных молотков надолго впился в его слух. Леса не хватало, судно конструкции особенной было, и не всякая древесина подходила. Пришлось ее за двадцать, тридцать верст подвозить, а иную, для шпангоутов, твердую кедровую породу выписали аж из-под самого Урала. Две тысячи возов везли загодя обработанных бревен. Надрывались люди, надрывались лошади, но все же доставили энто дерево диковинное в Архангельский город. Его пока переправляли из далека, оно дюже просохло, а потом граждане заморские дивились, отчего у Арсения так долго корабль без ремонта обходится и срок службы удлинился. А поначалу-то пальцем у виска вертели и смеялись. Через сто лет только его секрет и узнали, а так все из сырого леса корабли-то строили.

Кленом обшивку корабля выполнили, а из сосны смолистой мачты поставили. Арсений сам лак мудреный изготовил промазывать днище корабельное, а в кузне пленку медную заказал, чтобы ею закутать пониже линии воды корпус, дабы уберечь его от протечки в дальнейшем. Много таких специальных работ было сделано, вот и затянулась постройка корабля-фрегата. Когда пришел мороз и дармовое искусство на окнах оставил, стоял корабль Арсения, словно башмак без шнурков, без снастей, значит, без рангоута и такелажа должного.

Всю зиму Арсений на отборе был. Народу по жестяным грамотам собралось с избытку. Плату обещали щедрую, по пятнадцати рублев в год, водочное довольствие, хлебные и кормовые запасы. В подчинении у Арсения офицеры: Берг Гаутман – голландских кровей, другой – английских, Олаф Эйдер, да врач, немец Томас Твит из баварских земель. Вот они втроем смотрины вели, дохлой и худой кабальной челяди набралось множество, так их отсеивали в первую очередь. Брали у кого зубы крепкие и кто ростом высок. Зазря бегал Арсений к своим поморцам, зазывая на службу морскую, не хотел народ вольный в найм идти, на стороннем судне ходить. Лучше дело свое знать, на карбасах плавать, семгу промышлять, чем подневольным быть, не для того он сюда в суровый край забрался.

Для отбора отрядили избу просторную, топили изрядно, в сенях народ толпился, порты сымал, догола раздевался. В горсть срам подбирали и, дверь дощатую отворив, внутрь вбегали, а из комнат пар как из бани валил – на улице мороз суровый ходил, за бороды всех брал. Хвать за волосищи и поседел мужик.

Кто есть такоф? – спрашивал Олаф Эйдер.

Поспелко Олексеев, сын Барандыкова, – ответил молодой еще не мужичонка, но и пареньком уже не назовешь.

Какоф от роду год идет? – продолжал англичанин суровой речью допрос строгий вести.

Мне ужно весной буде о тридцати двух, – ответил Поспелко и всмотрелся в Арсения, что за столом с бумагою и пером сидел. – Сенька, черт, ты?

Поспелко… , – подняв голову кучерявую вымолвил Арсений.

Ну ты, князь, ажно работу хлопотну выбрал, а я из Холмогор сюды прикорячился, дядька Прохарий, слава Богу на подводу взял. Да я не один, тама вона в сенях еще Первушка Макеев околевает.

Арсений оторопел немного от встречи не предусмотренной и вид начальствующий потерял. Затем оправился, улыбку ребяческую, оставшуюся с юной поры, подобрал и велел Бергу, Гаутману позвать знакомца своего, с кем по молодости лет приходилось путешествовать по окрестным местам и в Холмогоры заглядывать.

Жестяные грамоты – вид объявления для простого люда. Жестяная пластина с чеканкой текста прибивалась на столбах.

Карбас – парусно-гребное судно древнерусского образца для речного и прибрежного плаванья.

Боцман – корабельный старший унтер-офицер.

Там и познакомились и сдружились, только ни того ни другого уж с десяток лет как не видывал Арсений, забыл и думать про них. А оно вон как вывернулось, сами пришли и в ноги поклонились. Приветствия долго не растягивая, Арсений проводил дружков своих в гостевую и велел там дожидаться. А вечером, когда отбор окончен был на этот день, собрались товарищи и за столом хлебосольным выпили по чарке за встречу да и разговорились.

Вот удача пришла, что вы мне подвернулись, – сказал Арсений, – а то я уж и не знаю, кого себе в помощь взять, работы много, на офицеров иноземных опора не велика, а с вами уж теперь полегче будет.

Да мы как узнали, что жалованье хорошее дадут, тут же в Архангельск и засобирались. Своих-то карбасов нет, так, чем задарма рыбу удить, лучше на службу осудареву пойдем, вот какая думка у нас созрела. А вот ты каким чудом князем стал? – спросил Первушка.

Никаким, я в заграницах по Петрову указу обучался и вот приехал сюды корабль строить. Вот что вам, братцы, скажу я. Ты, Поспелка, будешь старшим канониром у меня, у тебя глаз наметан, снежки лихо помню в башку заряжал, а ты Первушка, здоровый бес, голосище у тебя хороший, мертвого на ноги поставишь, знать, в боцмана тебя назначим. Как вам такие распоряжения?

Да мы согласны, согласны, – отвечали хором друзья, – а ты что, самый главный тута али как?

На наборе главный, вот обуем в канаты фрегат – и я ваш капитан. К весне оба учиться будете, смотрите, не лениться, ежели замечу, ноздри вырву! Поняли меня?

Да уж как не понять, дело известное, копейку не задарма дают, – ответил Первушка.

Поселил их Арсений рядом с собой и отбор с той поры вел в их присутствии и к мнению их прислушивался, хоть и вздор они иногда несли.

К февралю людей набрали на два экипажа и в этот месяц вели уже сортировку на смекалку. Кто на голову не слишком расторопным оказался и не знал, где у него левая нога, а где правая, так их в регулярные войска отсылали, что в Солдатской слободе квартировались. К марту откормили немного народ отобранный, и по солнцу весеннему начали муштровать. В шеренге учили ходить, повороты дружно выполнять обучали и всему такому, что в строю требуется. А как потеплело более и зашнуровали фрегат-корабль – такелаж, значит, наладили и парусину к реям примотали, выпустили его со стапелей в реку и название перед спуском дали – «Петр I». Как с этим делом покончили, приступили к изучению дела морского. Заставили мужиков по мачтам лазить – паруса спускать да поднимать по команде. Двое в ходе этакой работе с фор-брам-рей свалились и замертво разбились, а так потерь более не наблюдалось, разве что увечий разных, когда из пушек стрелять учились. Худо да бедно все ж выучились: и команды различать, и паруса к разным погодам и ветрам предназначенные ставить, и из пушек палить прицельно. Все вроде налажено было, только самую малость не хватает, штурмана Арсений из добровольцев так и не нашел. Здесь человек особый был потребен, учености немалой и практикой морской владеющий, а таковых из прибывших не оказалось. И решил тогда Арсений идти к другу своему Якову Родионову, сыну Бодышки. На соседней улице сруб его стоял, он давно в штурманах у торговцев ходит, единственный, наверно, из русских у немцев на службе был. У него жона немчина, вот тесть, хозяин амбаров крупных и лавок торговых, послал его по воде ходить, для научения наукам морским, чтоб после корабль под его начало доверить. В июле месяце Яков как раз дома обретался в отдыхе после перехода из гамбургских земель. Но к Якову Арсения не пустил тесть, как только прочуял, куда сманить хочет его зятя Арсений. И вот, гуляя по многолюдным улицам Архангельска, наш Арсений надеялся на случай свидеться с другом своим, с которым еще малолетками в лодке вместе по Двине-реке под парусами ходили.

Здорово, Яков, – приветствовал Арсений, повстречав того в Немецкой слободе.

Форм-брам-рей – деревянная балка, прикрепленная поперечно к мачте для несения паруса. Форм-брам-рей – третья снизу рея первой мачты – фок-мачты.

Штурман – корабельный офицер, ведавший ходом корабля и рулевым управлением.

Рейд – часть прибрежной воды, удобной для стоянки судов и защищенное от ветра.

Арсений? Вот уж не чаял встречи, – удивился Яков, увидев Арсения, в голландских костюмах разодетого.

Давно с тобой, Яков, я встречи ищу, – сказал Арсений.

Что так? Аль нужду в чем имеешь?

Нужду не имею, а потребность в тебе великую нахожу.

Во мне? Какого же она свойства, потребность твоя состоит?

Ты как уж заметил, наверное, на службе государевой я состою. На верфи фрегат особенный выстроен, слыхал что-нибудь про это?

Доходило до меня подобное, но значения не придавал, признаюсь честно.

Так вот, я капитаном корабля этого поставлен государем нашим, Петром Алексеевичем, и осенью этой идем с купцами в Англию.

Что ж, дело хорошее, и мой тесть хотел, помню, свой корабль в караван ваш пристроить, только воевода не дал согласие на это. Ох, и злой он давеча вернулся.

Команду я набрал и обучил с Божьей помощью, но вот в море выйти не решаюсь пока.

Что ж так?

Нет в моей команде штурмана, а без него как-то не клеится у меня работа по воде здешней ходить.

Это не беда, Арсений. Для опробования сил экипажа и пригодности его к делу морскому, а равно как и фрегата твоего к походу предстоящему возьмусь я направлять тебя в синеве Беломорья нашего. Я пока без особого дела здесь нахожусь, так что дня на два, на три, тесть, думаю, отпустит. Когда к испытанию-то думаешь приступить?

Вот спасибо, Яков. Так через дня два, наверное, приготовления необходимые закончим. Ты подходи послезавтра, как солнце чуть выглянет. К рейду, где фрегат наш стоит, там тебя шлюпка ждать будет.

Как и условились, Яков через два дня к восходу солнца на берегу стоял. На шлюпке, посланной с «Петра I», был доставлен на мостик корабельный, где Арсений всей работой экипажа управлял для приведения корабля-фрегата в движение по глади водной.

Спустились по реке благополучно и, как на широкие просторы вышли, тут беда с экипажем, ни разу в море не бывавшем, и случилась. Когда судно-то на якоре обреталось, паруса-то спускать научились, а вот как на ходу-то, да ветер в спину, так зараз четырех с грот-марса-рей и сдуло. Снова без насмерть зашибленных не обошлось. Часа через три только берег из глаз скрылся, волна поднялась и давай корабль-фрегат из стороны в сторону мотать – у народа сухопутного морская болезнь жизнь дала. Кто на рее сидел, так прямо оттуда живот свой чистил, а кто на палубе, так тот наполовину за борт свесился и час в таком виде пребывал, пока с зеленой мордой обратно не показался. За это время весь корабль обгадили, будто стадо коров паслось на палубе. Как закончилось содержимое животов горе-матросов, это безобразие и прекратилось. На ногах стоять осталось после бедствия нежданного чуть менее трети экипажа.

Конфузно стало Арсению перед Яковом за такую команду беспутную. Как теперь разговор начать, с предложением выступить о государевой службе на его корабле. Кто ж после этого захочет в поход морской с отрепьем отправляться. Оставил пока он эту тему горячую до тех пор, пока случай счастливый не подвернется.

На другой день плаванья испытательного чудо дивное случилось: все матросики в строю для работ готовые оказались. Арсений даже думать не смел об этом, а как потом прояснилось, Первушка Макеев, боцман Арсения, всем, кто сможет на палубу подняться, по полстакана водки выписал. Вот народ как один и встал в общий строй для утренней поверки. И все вроде своим чередом пошло. Арсений настроение переменил и на этот день пальбу из пушек назначил.

Подошли к берегу и дали выстрел с правого борта. С десяток деревьев в щепы разнесли и тем остались довольны, затем другим бортом повернулись и еще пальнули.

Грот-марса-рей – третья снизу рея на второй мачте – грот-мачте.

Пушек – двадцатичетырехфунтовок – В XVII – XVIII вв. на кораблях стояли три вида пушек: 24-фунтовое орудие, 18-фунтовое, 9-фунтовое. Здесь различие идет не по калибру пушки, а по весу ядра. 24-фунтовое орудие стреляло ядрами весом в 24 фунта, что соответствует примерно 12 килограммам.

Стрельба на пользу пошла, Яков развеселился и увлекся, а Арсений, не будь дураком, и давай его обхаживать, словно невесту красную. То трубу подзорную Якову поднесет: нате, дескать, Яков Родионович, полюбуйтесь. То словцо меткое метнет: мол, на торговых кораблях пушек – двадцатичетырехфунтовок не имеется, да и палить команда не обучена. А здесь корабль боевой, военный, значит, и муштра людей серьезная идет, не ради забавы. Дела великие ждут. Вот так он и вертелся вокруг Якова, словно Луна вокруг Земли-матушки нашей, до конца похода учебного. А когда в Двину заходить начали, вопрос прямо поставил. Яков в растерянности был, корабль фрегат ему с первого глаза понравился, команда, правда, не сильно надежна в управлении парусном, но это дело поправимо будет, оботрутся люди в походах дальних. Но пуще всего этого облако сомнения в мыслях его обозначилось в том, что отпустит ли тесть.

Гнева тестя своего опасаюсь, да и жена моя супротив меня выступит, – сказал Яков, в раздумьях пребывая.

Так по началу и против меня контры были. Мать говорила поперек порога ляжет, а не отпустит. А сейчас рада не нарадуется, делать дело великое идем, не на печи лежать.

Тебя Петр Алексеевич призвал, а меня кто?

И тебя, и тебя он тоже призывает. Я когда говорил с ним, он мне прямо сказал: «Не хватает, Арсений, мне людей толковых, если сыщешь таковых, так железными канатами держи и не отпускай, я тебе оправдательную подпишу, коли дело до меня дойдет», – вот так прямо и сказал.

Покочевряжился еще немного Яков, а затем махнул рукой, сказавши: «Будь как будет, тесть не черт, в ад не уволочет. Согласен». Уж больно ему с Петром встречу иметь хотелось.

Вернулись в Архангельск и начали к походу за Ледовый океан готовиться. А тесть Якова, узнавши, что Арсений все ж сманил его зятя на службу военную, так проклинал его на чем свет стоит.

К началу августа пришло время покинуть места родимые и отправиться в края дальние и незнакомые. Морских чертежей на те места не имел Арсений, и пришлось просить у купцов иноземных. Изучив маршрут пути вместе с Яковом и окончив все остальные изготовления, собрали стол, позвали тестя и остальную родню и всех чиновных и служивых лиц, имевших отношения к фрегату. Опрокинули не по одной, а пока силы не оставили их. И в этом заседании питейном помирились и облобызались Арсений с тестем Якова, а не то пути не было бы справного. На утро, помолясь и отстояв заутреню в церкви Святых апостолов Петра и Павла, подняли якоря два купчих судна и наш «Петр I» и отправились с отливом за Ледовый океан до Аглицкого острова.

Тут ужо и зачинается сказ великий про подвиги неслыханные Арсения Парфенова, сына Коржавина.

Морские чертежи – так поморские картографы называли морские карты.

Церковь Святых апостолов Петра и Павла – закончено строительство к лету 1702 года. Находится на Линском Приулке в крепости Новодвинской.

СКАЗ ЧЕТВЕРТЫЙ

О переходе корабля-фрегата через страны ледовидные и о набеге каперов французских.

Флейт – трехмачтовый двухпалубный торговый корабль длиной 30 – 38 метров.

Юфть – выделанные кожи животных.

Горловина – пролив, соединяющий северную часть Белого моря с Баренцевым.

Котлянка – судовая артель охотников на моржей.

Лопский берег – так в старину Кольский полуостров назывался.

Мурман – на месте современного Мурманска тогда стояла деревенька Мурман.

Как писано в челобитной воеводы Ржевского: «1703-го августа в 4 день вышли из города Архангельска по направлению к острову Аглицкому два торговых флейта, нагруженные мехами, льняной пряжей, рогожами и юфтью, под охраной фрегата нашего, для наведения постоянных торговых путей».

Распушили паруса, и с выдохом из Белого моря нашли большую воду – тут стихия трудности чинить и начала. Ветер северо-западный прохода не дает, поперек волны идти пришлось. Вспахал ветер-полуночник все пространство, волна, – словно борозда из-под плуга, высокая. Корабль-фрегат с одной на другую переваливается, к концу дня только в Горловину и залезли. А там воздушная стихия с океана, словно в трубу, дует – идти и вовсе тяжело стало. Тогда Арсений решил вдоль берега править, где не сильно разгуляй властвовал. Проскреблись вдоль суши безлюдной, тундрой поросшей. Выбрались к Седому океану так: направо – Земля Новая, туда котлянки поморцев наших ходят бить зверье всякое: моржа, тюленя, медведя, если посчастливится; налево Лопский берег лежит, Мурман недалеко.

За мысом Святой нос места мало хожены начались. Насторожился Арсений, на Якова глядит, а вдали туман опустился, похолодало. Парусов убавили и неспешно пошли, берег издалека виден – значит, спокойно все, не потеряемся в водах темных. Так до земель скандинавских на пятый день и дошли, а там ветер в спину задул и помчал всю флотилию на берег скалистый. Насилу как управились и отворотили беду неминуемую. Вышли в океан, переобули паруса – штормовые поставили, все лучше стало, хоть и сильнее корабли качало. На палубе не устоишь – вода борта заливает, нос в волнах тяжелых зарываться начал. Люди все притихли, на мачты взбираться не спешат, Господу Богу молятся.

Два дня долой и страна ледовидная началась; затеряешься в море – оно тебя подхватит и на какую-нибудь льдину вынесет. Ты и глазом не успел моргнуть, как глыба белесая сама тебя нашла, вынырнет из глубины и проломит борт твой с ребрами подчистую. Вот для того Арсений Петра и ослушался и корпус корабля-фрегата мудреной архитектуры выстроил, чтоб торосов не бояться.

Так вот и шли гуськом: впереди Арсений свой корабль-фрегат ведет, позади его два торговых флейта плетутся, еле-еле поспевают. На пятый день посередине Норвежского моря оказались, здесь пираты-викинги свой промысел ведут, на суда торговые нападают, все имущество купцов отымают. Хорошо, если в живых оставляют, а так пропала ладейка, море забрало, и спроса не с кого взять. В этих водах Арсений строго за морем следил, людей у пушек расставил и был готов к появлению варягов загодя. Но не показалось никого, и место опасное спокойно прошли. На четвертый день, а по общему счислению на одиннадцатые сутки к морю Северному подходить стали. Здесь вся пиковая вершина сказа нашего и началась.

Солнце уходило прочь, небо в багрянец окрасилось, ночь уже по пятам скакала, ветер справа дул – шли правым галсом, значит. Арсений у штурвала государил, рядом Яков движение корабля-фрегата по секстанту сверял – благо, зазвездилось небо. С каждой склянкой ветер крепчать начинал, в свете еще оставшихся лучей показалось стадо туч замутненных. Недоброе всегда приходит скоро и внезапно. Непогода объявилась так же быстро, сверкнул вдалеке громовержец, Арсений дал сигнал всем на изготовке стоять – час испытания настал. Пора было вспомнить святого Николая, покровителя небесного, чтоб отворотил все беды надвигающиеся.

Волна росла, как гриб после дождя, подпирала корабль-фрегат снизу; снова закачало сильно, вода палубу смочила раз, смочила два, а потом – как давай кидать судно Арсения из стороны в сторону. Все смешалось: и небо, и вода – в какой стороне что находится, непонятно. Молния слепит без устали, гром оглушает, а дождь прыснул пудовыми каплями, того и гляди, палубу проломит. Наши матросики, видно, долго страх копили и тут не выдержали и на мачты сиганули. Тонуть корабль-фрегат, им показалось, начал.