Текст книги "Бог жесток"

Сергей Владимиров (Белавкин Сергей Владимирович)
Бог жесток

Памяти моего друга Андрея Макарова

Я стремлюсь к своей цели,

я иду своей дорогой,

через медлительных и нерадивых

перепрыгну я.

Ф. Ницше.

Так говорил Заратустра

Начало

Каждое дело начинается по-своему. Иногда он принимал клиентов в кабинете и с непроницаемым выражением лица выслушивал их мрачные были, порой получал известие от старых друзей и взваливал на себя их проблемы, а бывало, становился случайным свидетелем злодеяния, и стечение неблагоприятных обстоятельств вынуждало его вспомнить о гражданском долге.

У Евгения Галкина было все, о чем может мечтать частный сыщик: непримечательная внешность, действующая лицензия, клиентка – дамочка отчасти экзальтированная, но готовая заплатить, подопечный – муженек этой особы, скромный и милый бухгалтер, придумавший себе сверхурочную работу и отныне приносящий в дом вместо заработка запах паленого коньяка и дешевых духов. И вот сегодня, волочась за разрабатываемым объектом как хвост, детектив оказался в обычном, классически загаженном подъезде, но именно отсюда и начались все его злоключения. В течение ближайших минут или часов Галкину предстояло маяться от безделья, дымить точно паровоз и гадать, что же происходит за дверью, обитой неброским коричневым дерматином. Но, как оказалось, основные события случились на лестничной клетке, где в ожидании расположился сыщик. Сначала появился неверный муженек, низенький, лысоватый, в заношенном плаще. Этот провинциальный Казанова, воровато озираясь, выскользнул из квартиры, прижимаясь к стеночке, засеменил вниз короткими пухлыми ножками. Поравнявшись с Галкиным, глупо поздоровался и хихикнул. Евгению следовало продолжать слежку за ним, но он понял, что теперь это бессмысленно, что он окончательно засветился. Единственное, что оставалось, – выяснить, к кому наведывался супружник через весь город. В следующую секунду это перестало быть секретом. Ненакрашенная рыжеватая девица, как пробка из-под шампанского вылетевшая из той самой квартиры, припечатала Галкина к перилам и растянулась у его ног. Лицо незнакомки было искажено болью, отчаянием и злобой, из ноздри по подбородку стекала тонкая струйка крови, на левой щеке багровело пятно от удара.

– Привет, – дыхнул на девицу Евгений, уже позже вспомнив, что забыл с утра пораньше набить рот мятной жевательной резинкой.

– Ненавижу! Убью! Убью в натуре! – завизжала незнакомка.

Не успев уяснить до конца, в чей конкретно адрес отпущены угрозы, сыщик машинально стал помогать девице подняться на ноги. И вдруг без долгих прелюдий повалился на нее.

Это не оказалось преддверием случайной бурной любви. Галкина ударили скалкой по затылку, обидчиком выступал тщедушный старикашка с венчиком редких седых волосков и конопатой лысиной. Лицо его было бледно и морщинисто, как сушеный гриб, выцветшие глазки слезились. Теперь он возвышался над Евгением, который лежал в жалкой позе на полу, морщась от боли. Девушка проворной ящерицей вывернулась из-под поверженного и в мгновение ока исчезла.

– А ну, подымайся, кобель поганый! – сипло разорялся боевой дедок. – И чтоб духу твоего здесь не было! Устроили бордель, мать вашу!

– Совесть хоть поимей, старый, – отозвался Галкин. – Тебе в гроб пора ложиться, а ты все дерешься!

Щеки старикашки отчаянно затряслись, в пляс пустилась вставная челюсть.

– Ах, сговор?! Я давно подозревал, эта сучка от меня отделаться хочет! И подельника уж нашла! Развратничать я ей, дескать, мешаю, мужиков водить да водку лопать! А вот мы еще посмотрим, кто кого переживет, кто из нас двоих вперед загнется!

Очередной взмах скалки, но на этот раз реакция не подвела сыщика, он перехватил запястье старикашки, и орудие покушения упало на бетонный пол.

– Ошибся адресом, дед, – произнес Евгений, поднявшись. – Тот, кому следовало пройтись по хребтине, уже унес ноги. А я тут случайно.

– Тогда какого беса Вальку, внучку мою, лапал?

– Помогал обрести равновесие. Ты ведь тоже к ней изрядно приложился.

– Наука впредь будет, – ответил дед. – Но и тебе ни грамма не верю. Что значит, ты здесь случайно? По какому делу? Я тута всех знаю, а тебя ни разу не видел. Может, грабитель или насильник какой? Вот вызову милицию, документики чтоб проверили. Наверняка не в порядке.

Дед был отважный, и, не звучи в его речах излишней патетики, а в принимаемых позах фиглярства, это прибавило бы ему уважения. Галкин простил старику его рукоприкладство, но дожидаться приезда стражей порядка было не в планах Евгения. Он попытался уйти, но оказалось, сделать это не так-то просто. Дед начал действовать, вцепившись в куртку сыщика. Несколько шагов вниз по лестнице Галкин проволочил за собой борца за нравственность, но не смог переступить через себя и применить к старику силу.

– Хорош, – сдался Евгений и протянул свою лицензию.

Дед тщательно рассмотрел ее, запоминая все, что в ней написано.

– А меня Николаем Ивановичем зовут, по фамилии Мишуковым, – представился он. – Неужто ты меня охранять вздумал? Только денег у меня нема. Даже на опохмелку.

Евгений поскучнел. Старикашка мог как угодно очернять свою внучку, лишь бы вызвать жалость собеседника и выпить за его счет. У Галкина не было ни времени, ни желания. Да и стычка, произошедшая на его глазах, не казалась сыщику какой-то из ряда вон выходящей. Они могли так грызться каждый день и не воспринимать выдвинутые друг против друга угрозы всерьез. Так жили многие, и почему эта парочка вдруг станет исключением? На всякий случай Евгений вручил Николаю Ивановичу свою визитную карточку и был отпущен с миром.

Вечером того же дня Галкину позвонила его клиентка и распорядилась прекратить слежку за ее суженым, который осознал свою вину и благополучно вернулся в лоно семьи. Муж сам рассказал о порочащих его связях, и так как сыщик о них ничего не узнал, то практически ничего и не заработал.

На следующий день Евгений лишь изредка возвращался в мыслях к вчерашнему происшествию и забыл бы его окончательно, если бы не телефонный звонок, раздавшийся в десятом часу вечера. Беспокоил старик Мишуков, говорил невнятно, торопливо и испуганно:

– Она всю ночь дома не ночевала, явилась под утро, слова не выжмешь, подавленная какая-то, пялится тупо исподлобья. Дикарка чертова, не иначе что-то задумала. А как на работу в ночную пошел, слежку заметил. Прямо до детдома детина какой-то по пятам тащился. Я в детдоме сторожем работаю ночь через две. Ты бы подъехал, товарищ сыщик, кабы чего дурного тут не вышло. Постучишь с черного хода условно, раз, два, три, я и открою. Адресок запиши только, найти не сложно.

Николай Иванович дал отбой, а Евгений сидел, глупо смотря на трубку в своей руке. Старикашка распоряжался сыщиком как своей собственностью, хотя Галкин ничем ему обязан не был. Или то, что Евгений накануне положил руки на талию Вальке, Мишуков уже считал некоторым задатком для работы на него? Евгений смачно выругался, растянулся на диване и уткнулся в мерцающий экран телевизора, решительно сказав себе, что с места не сдвинется.

И все же он поднялся, так и не обретя былого спокойствия. Подошел к окну. Густая влажная темень затопила двор. По закону жанра должны были постанывать деревья да, чуя покойника, завывать собака. Ничего похожего, однако дышать становилось все труднее. Галкин набросил кожаную куртку и вышел из дому. До места он добрался на такси, но попросил водителя остановиться в двух кварталах от детского дома. Почему-то сыщику не хотелось, чтобы кто-то знал, куда он направляется. Черные мертвые окна здания отражали рассеянный лунный свет, лишь в одном, крайнем на втором этаже, тускло горела настольная лампа. Неплохо бы для начала заглянуть туда, но стена была отвесная и напротив не росло деревьев. Двери центрального входа оказались надежно закрыты: Евгений убедился в этом, подергав массивные железные скобы. В какой-то момент возникло ощущение, что кто-то украдкой наблюдает за его действиями. Обернулся, вздрогнул – в темноте светились два зеленых кошачьих глаза. Галкин вновь скользнул взглядом по неприступной громаде здания и направился к черному ходу, слыша лишь чавканье раскисшей травы под ногами. Споткнулся обо что-то, ударился коленом и боком. Перехватило дыхание, перемещался на ощупь, выставив вперед руки. Над прилепившимся к каменной стене деревянным крыльцом раскачивалась голая, замызганная побелкой лампочка. Стучать не потребовалось – дверь была приоткрыта, из темных сеней тянуло духотой, смешанным запахом кухни и туалета.

Галкин, подсвечивая себе зажигалкой, просочился в корпус. Покрутился в тамбуре, торкнулся еще в одну дверь, переступил порожек. Тянущийся вдаль коридор был залит мутным, каким-то больничным светом, на бледно-голубых стенах – рисунки воспитанников. Невинная детская мазня, но с преобладанием ярких, агрессивных тонов. Евгений продолжал двигаться вперед по направлению к бесформенному кулю, брошенному поперек коридора. Свежая кровь была размазана по линолеуму, бледное, смотрящее в потолок морщинистое лицо разгладилось, уже примерив маску смерти. В глубоких колотых ранах на животе и шее загустевала кровь. Отвращение боролось в сыщике с профессиональным любопытством. Галкин обыскал покойника. И сделал это не зря. В боковом кармане старенького пиджака обнаружил свою визитку и пропитавшийся кровью вчетверо сложенный тетрадный листок предсмертной записки: «Если со мной что-то случица обвинять мою внучку Валентину Гуляеву неаднакратно угражавшую мне по поводу наследства и квартиры».

Далее следовали сегодняшнее число и подпись. Евгений забрал улики и покинул здание. Оказавшись на улице, обернулся назад. Окно на втором этаже вдруг потухло. Сыщик чувствовал, что его рассматривают, хотя сам находился в темноте. Он понимал, что теперь именно его будут разыскивать как убийцу.

Второй час ночи, но Галкину не до сна. Он добрался до дома Вальки Гуляевой. То ли желая убедиться в ее невиновности, то ли наоборот, сыщик позвонил в дверь. Ему не открывали, а настойчивый дребезг звонка грозил разбудить соседей. Евгений сел на ступеньках, закурил и не заметил, как забылся коротким тревожным сном. Очнулся от постукивания каблучков. На светящемся циферблате часов – без пятнадцати три. Чтобы не напугать Вальку, сыщик произнес предупредительно из темноты:

– Не бойся, мы виделись вчера. Я здесь был и немного повздорил с твоим дедом.

Девица оказалась изрядно пьяна и совсем не испугалась. Она стояла пролетом ниже в белой короткой куртке и мини-юбке, держась за стену как привидение. Или как ночная бабочка, вернувшаяся с удачной охоты. Свет уличного фонаря проникал в окно и освещал ее хрупкую фигурку. У нее было юное сосредоточенное личико, маленький смешливый носик с разбрызганными по нему веснушками и размытые синей тушью глаза. Жидковатые волосы с мелированными прядками она содержала в нарочитом беспорядке. Она не выглядела ни убийцей, ни заказчицей, она вдруг напомнила Евгению девушку, к которой когда-то давно он был неравнодушен.

– Ты следишь за мной? – насмешливо спросила она. – Тебя нанял дед?

– Никто меня не нанимал, – огрызнулся Галкин. – Но считаю, что очень скоро я тебе понадоблюсь.

– Что ты частная ищейка, он сказал мне. Но платить тебе деньги, даже попав в беду, я не намерена.

Из-за случайно пришедшего на ум сравнения, глупых сентиментальных воспоминаний Валька стала Евгению симпатична. И тут он совершил непростительную глупость.

– Прочитай, что написал твой дед, – сказал он, протягивая девушке предсмертную записку Мишукова. – Прочитай, разорви на мелкие кусочки и спусти в унитаз. Ты ничего не знаешь, меня сегодня не видела. Если сильно припечет, позвони, постараюсь тебя вытянуть. Запомни мой телефон. Если спросишь, зачем мне это надо, я не знаю сам. Об оплате договоримся. Глупо, но ты мне понравилась. Пока.

Евгений прошел в метре от Вальки. Непослушными пальцами она рвала тетрадный листок. Смотрела слепо прямо перед собой.

– Значит, его убили. Значит, меня посадят. Значит, так и надо, – разобрал сыщик.

А потом девица опустилась на холодный бетон и заскулила тонко, жалобно, по-щенячьи.

Вела она себя очень подозрительно, и если Евгений ошибался и Валька имела какое-то отношение к убийству, сыщику было ее по-настоящему жаль.

Рассказ Евгения Галкина

Часть первая
СЕМЕЙНЫЕ ОСКОЛКИ

Минуло несколько дней. Меня не трогали, и чужая беда так и осталась чужой. Я почти успокоился, жизнь вошла в привычное русло. Я сидел в своем кабинете и со стороны напоминал осеннюю сонную муху. Агентство расследований, в котором я подвизался некоторое время, полгода назад приказало долго жить, сотрудники, среди которых были настоящие профессионалы, асы слежки и мордобоя, нашли хорошо оплачиваемую работу в солидных сыскных конторах, я же, не пожелавший стать винтиком в большой машине и привыкший работать по старинке, собственноручно доводя расследования до конца, на какой-то момент оказался не у дел.

Но это вовсе не означало, что я ничего не предпринимал. Имея лицензию на частную сыскную деятельность, я очень скоро за небольшую плату арендовал угол в двухэтажном, готовившемся на слом доме, наряду с адвокатскими и нотариальными конторами, фирмами сомнительного толка и подобными лицами – гадалками, экстрасенсами и хиромантами. Далее обзавелся соответствующей рекламой на своей двери и фасаде дома, прибегнув к помощи знакомого спившегося художника, дал короткое объявление в несколько местных газет и стал терпеливо ждать клиентов. Потенциальные же клиенты настойчиво обходили мой офис стороной, едва уяснив, в каком месте он находится, да и офис, откровенно говоря, – было сказано слишком громко. В комнатушку, которую я сам именовал «а ля домик Тыквы», были втиснуты письменный стол, пара стульев и приобретенный почти задаром гигантских размеров сейф, используемый более не по своему прямому назначению, а как вполне удобная кладовка для хранения пустых бутылок.

В какой-то момент из осенней сонной мухи я превратился в зимнюю спящую и невольно вздрогнул, когда зазвонил телефон. Снимал трубку я без особого воодушевления, уже привыкший, что беспокоят меня лишь в тех случаях, когда ошибаются номером.

– Это ты? – Голос принадлежал молодой девушке.

– Если я ничего не путаю, то я – это действительно я.

– Ты смеешься, а мне на самом деле не к кому обратиться. Ты дал мне этот номер и сказал, если сильно припечет…

– Значит, припекло.

– Да. Они утверждают, что я убила деда. И увозят меня в тюрьму.

– А ты его и впрямь убила?

В трубке молчали.

– Это хорошо, что ты позвонила именно мне, – бодро сказал я, хотя совершенно не обрадовался. Я понимал, что мой ночной визит домой к Вальке сразу после убийства, отданная ей предсмертная записка, короткий инструктаж на лестничной клетке в случае виновности девушки делали меня ее сообщником. Она просила приехать немедленно. Это был единственный звонок, который ей разрешили сделать. Выбора у меня не оставалось.

Я находился здесь уже третий раз и вновь не желание отведать продажный запретный плод, а интерес сугубо профессиональный двигал мною. Трагедия, случившаяся с тщедушным старикашкой, и арест его внучки стали темой самого бурного обсуждения соседок, вездесущих старух, оккупировавших лавочку возле подъезда, в который я направлялся. У входа я притормозил и, сделав вид, будто завязываю шнурок, убедился, что общественное мнение сложилось никак не в пользу моей будущей клиентки. Еловые лапки и чахлые гвоздички, разбросанные на тротуаре, окончательно заставили меня поверить в реальность смерти.

Дверь в квартиру была не заперта, и там, в тесной прихожей, толпилось несколько человек, как в форме, так и в штатском. Самой девушки видно не было. Все присутствующие обернулись ко мне и смотрели, ожидая объяснений. Потом в лице одного из них что-то изменилось, и он даже выдал некое подобие улыбки, протягивая руку. Я пожал ее и вспомнил, что познакомился с этим неприметным человеком еще в то далекое время, когда сам был следователем.

– Неужто ты адвокатом заделался? – скептически спросил мой приятель из прокуратуры. – Девка недавно кому-то звонила.

Я взял его под локоток и, выведя из затхлой прихожей на отравленную кошачьим духом лестничную клетку, показал свою лицензию. Следователь поморщился.

– Будешь путаться под ногами? Сам же знаешь, нам такое не нравится.

– Я всего лишь задам несколько вопросов. Разрешишь?

– Валяй, пока я курю, – снисходительно отмахнулся мой собеседник, имя которого я безнадежно забыл. – Вот только не думал я, что у тебя клиентура среди шалав.

Отнекиваться я не стал и в сопровождении одного из оперативников прошел на кухню.

Сначала я подумал, что попал в хлев. Навесные полки валяются на полу с распахнутыми створками, а все их нехитрое содержимое: миски, кружки, вилки, ложки – звякает под ногами в черепках битой посуды. Кто-то умудрился расколоть склянку с аммиаком, и его удушливые пары разъедают носоглотку, застилают ядреной пеленой глаза. Раковина засорена и полна грязных тарелок, в застоявшейся серой воде набухают остатки пищи, плавают красно-коричневые трупики тараканов и муравьев. Плита залита убежавшим молоком, стены забрызганы маслом и жиром.

Девушка сидела за столом, зарывшись тонкими ломкими пальцами с облезлым лаком в жидкие крашеные волосы.

– Гуляева, к вам, – с брезгливой официальностью сказал оперативник.

Валька подняла отекшее лицо и уставилась на меня бессмысленным взглядом.

– А, это ты… Страшно я выгляжу, ни один мужик не клюнет. Вчера были похороны, и я перебрала…

– Догадаться несложно, – произнес я, выдвигая для себя табурет. – Но у нас мало времени, рассказывай самое главное.

– Я его ненавидела, – просто ответила девица. – Как и всех стариков. Неужели он не понимал, что на его нищую пенсию и зарплату путем прожить-то нельзя? Хлеб и вода. Колбаса из картона, да и та раз в месяц. И ходи в шобанах. Это в их время насрать на прикид было, а теперь с говном смешают…

Дед всех клиентов выгонял, хотя у меня своя комната была, – в отчаянии продолжала Валька. – Дрых бы у себя, мой диван не скрипучий, специально купила. Забыл, видать, как с инфарктом свалился, а я его с того света вытащила. И врачей подмазывала, и сестер, и лекарства самые лучшие доставала, и в холодильнике у нас всегда есть что пожевать. А ему, видите ли, стыдно, каким местом я благополучие добываю! Грозился, если еще на этом деле поймает, из квартиры выпишет. И наследства лишит, домик в деревне, провалился бы он пропадом!

– И что он предпринял? – спросил я.

– Ничего, – безразлично отвечала девушка. – Только с нотариусом успел посоветоваться, ушел в ночную на работу, а утром мне сообщили.

Мысленно я похвалил Вальку. Она выгородила меня, действуя согласно нашей договоренности. В остальном же…

– Но это точно сделала не ты? – спросил всего лишь потому, что нужно было что-то спросить.

Даже за ядовитой аммиачной завесой ощущался исходящий от нее кисловатый запах пота и перегара. В камере вообще завшивеет. А при такой вызывающей позиции надеяться ей вовсе не на что. Отправится по «мокрой» статье с отягчающими обстоятельствами.

– А тебе тоже хочется думать, что это я постаралась? – спросила она с издевкой, отчаянием и обидой. – Пускай я шлюха, но не убийца.

– Может, это сделал кто-то из твоих дружков?

Как оказалось, девушка уже рассматривала такой вариант.

– Вот и докажи, что я этого не хотела и ничего об этом не знала, – резко сказала она. И в тот же момент, ничуть не стесняясь ни меня, ни скучающе привалившегося к стене оперативника, распахнула халат и извлекла из бюстгальтера перетянутую резинкой пачку долларов. – Здесь полторы тысячи, – говорила она. – Все, что я накопила. Возьми себе на сохранение, а сколько нужно – будешь брать за работу. Только вытащи меня из этой клоаки!

И совершенно неожиданно она разрыдалась, горько и безутешно, а я принялся составлять расписку.

Девушку никто не успокаивал. Довольно грубо приказали встать, захватить вещи и следовать к выходу. Соседи столпились на лестничной площадке и осуждающе шушукались.

– Заткнитесь вы все! – исступленно закричала Валька.

У нее начался нервный припадок, и она не смогла идти самостоятельно. Оперативники на руках вынесли ее к машине.

На улице меня поджидал знакомый следователь. Он как-то недобро усмехался.

– Спешу тебя поздравить. – Именно в этой фразе он реализовывал свое небогатое чувство юмора.

– С чем?

– А не догадываешься? Вляпался в большое дерьмо. Девка не сказала тебе самого главного.

– Чего же? – Я был предельно краток, понимая, что мое новое дело воняет с самого начала.

– Во-первых, соседи слышали, как эта Гуляева в открытую угрожала деду, а один мужик, ее знакомый, недавно намял старику бока в подъезде. Сознательные граждане, сами нам стуканули. А во-вторых… – Безгубый рот следователя расползся в кислой усмешке. – Нож, которым зарезали старика, мы обнаружили в квартире твоей шлюхи. Прямо в кухонном столе. Она даже кровь с него не удосужилась вытереть. Каково, а?