Текст книги "Второй кубанский поход и освобождение Северного Кавказа. Том 6"

а) Генералу Эрдели (1-я конная дивизия в составе 1-й бригады и 3-го Кубанского конного полка, 1-я конно-горная батарея и броневик «Корниловец») к рассвету разрушить железную дорогу в районе станции Леушковской, овладеть станицей Ново-Леушковской, оставив там сильный заслон с артиллерией для обеспечения Армии со стороны станции Сосыка, остальными силами двигаться на станицу Ново-Рождественскую, откуда ударить в тыл Тихорецкой группе и разрушить железнодорожный путь Тихорецкая—Екатеринодар.

б) Полковнику Кутепову (1-я дивизия и броневик «Кубанец») к рассвету выйти на дорогу хутор Николаевский – станица Тихорецкая и ударить в левый фланг и тыл противника, расположенного в районе ст. Порошинской, имея в дальнейшем своей целью преследовать противника через станицу Тихорецкую и атаку станции Тихорецкой с севера.

в) Полковнику Дроздовскому (3-я дивизия, броневой поезд и броневики «Доброволец» и «Партизан») к рассвету подойти к позициям противника у станицы Терновской и атаковать противника, занимающего станицу Терновскую. В дальнейшем быстрое наступление на станцию Тихорецкую вдоль железной дороги с целью овладеть этой станцией.

г) Генералу Боровскому к рассвету выйти на линию южная окраина станицы Терновской и станицы Архангельской и атаковать левый фланг и тыл противника, расположенного в районе станицы Терновской, имея в дальнейшем целью атаковать станцию Тихорецкая с юго-востока. К рассвету… (дальнейший текст приказа утерян).

Уничтожив Южную группу красноармейцев, дивизия генерала Боровского двинулась на Тихорецкую, и 1 июля, как было назначено генералом Деникиным, совместными действиями частей армии весь Тихорецкий район был окружен. Корниловскому Ударному полку предстояло окружение станции с юга, перерезав линию железной дороги на Кавказскую. Судя по тому, что из трех взятых армией бронепоездов два были брошены именно на этом направлении, значит, красные предполагали сюда отступать большими силами, которые корниловцы отбросили, заставив их бросить всю материальную часть. После ожесточенного боя, продолжавшегося до поздней ночи, большевики потерпели полное поражение. Оперативная сводка от 2 июля гласила: «Трофеи Армии громадны, захвачено три бронепоезда, аэроплан, много орудий (50), большое число огнестрельных и других боевых припасов (в том числе бронебойные), много интендантского имущества».

Досадно, что о потерях в людях, наших и противника, ничего не говорится. Корниловский ударный полк за рейд генерала Боровского в 115 верст до Ильинской за три дня и плюс верст двадцать для обхода Тихорецкой с юга, с пересечением железной дороги на Кавказскую, бил противника молниеносными атаками, времени для маневра не было, а отсюда лишние потери. Судя по прибывшим в Новочеркасск раненым, четверть состава полка выбыла из строя, то есть до 300 человек.

В следующей операции по овладению Екатеринодаром на долю Корниловского ударного полка вместе с частями 2-й дивизии выпала предварительная задача: овладеть станцией Кавказская, железнодорожным узлом, соединяющим Екатеринодар, Ставрополь и Армавир.

С такой же быстротой, как в своем первом рейде, генерал Боровский совершил с боями переход в 60 верст и овладел Кавказской. Потери 75 человек. Развивая успех, Корниловский ударный полк двинулся на юг, к Армавиру, захватил станцию Гулькевичи, откуда круто повернул на запад и, переправившись на правый берег Кубани, занял станицу Григориполисскую и ночной атакой разбил красных у станицы Прочноокопской, расположенной на высоком берегу Кубани над самым городом Армавиром. 14 июля утром с налета был взят город Армавир (потери 120 человек), но через несколько дней генерал Боровский был вынужден оттянуть корниловцев снова с Кавказской.

Продвигаясь к Екатеринодару вдоль железнодорожной линии, Корниловский ударный полк дошел до станции Ладожская. Станция была обнесена глубокими окопами. Корниловцы ворвались в них с большими потерями, но и в окопах большевики продолжали отбиваться ручными гранатами. «Да кто же вы такие, черти?» – кричали корниловцы. «Мы чертова сотня товарища Жлобы: а вы кто?» – «Мы корниловцы!» – отвечали наши и бросились в атаку с криком «ура!». Потери 75 человек.

На самой станции командир роты капитан Морозов152152
  Морозов Владимир Михайлович. Штабс-капитан. В Добровольческой армии в Корниловском ударном полку. Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода: начальник связи полка. В июле 1918 г. командир офицерской роты полка, затем командир батальона. Капитан (с 26 декабря 1918 г.). Убит в феврале—марте 1919 г. у ст. Енакиево под Дебальцево. (По другим данным, тяжело ранен в 1920 г. и умер в Константинополе осенью 1920 г.)


[Закрыть] узнал, что в 4 верстах от станции застрял бронепоезд красных. Гурьбой по полотну шли к нему корниловцы. Рядом по дороге тянулась артиллерия, пулеметные тачанки. В темноте вырисовывалась на рельсах черная громада. Раздался окрик: «Стой! Кто идет?» Ответ: «Корниловцы!» – и в один миг, с криками «ура!», офицеры забросали бронепоезд ручными гранатами. 6 дальнобойных орудий и 20 пулеметов были добычей капитана Морозова.

В полковых записях и воспоминаниях корниловцев имя капитана Морозова почти всегда упоминается с эпитетом «доблестный». И действительно, капитан Морозов со своей ротой, а потом уже и с 3-м батальоном часто решал участь боя. Он был одним из первых прибывших на формирование Корниловского ударного полка. Но всем своим видом он меньше всего был похож на «вояку». Морозов был страшно застенчив, и румянец то и дело заливал его щеки. Товарищем капитан Морозов был беспримерным, его душа была пронизана благожелательством к своим офицерам и солдатам. В Каменноугольном районе Корниловскому ударному полку было приказано совместно с 4-м пластунским батальоном овладеть станцией Енакиево и Веровским рудником. Кубанский батальон был необстрелян еще, и на помощь ему, для руководства операцией, был послан капитан Морозов. После упорного боя Корниловский полк взял Енакиево, а Кубанский батальон не выдержал артиллерийского огня и залег перед рудником. Командир батальона был контужен в голову и эвакуирован в тыл. Со станции до кубанцев доносился ураганный огонь бронепоездов, бивший по корниловцам. Капитан Морозов решил оказать помощь своему полку, поднял цепи кубанцев и уже увлек их за собой, но был тяжело ранен в голову и впоследствии был эвакуирован в Египет. По данным полковника Бояринцева153153
  Бояринцев Митрофан Иванович, р. 1894. Окончил Киевское военное училище (1915 или 1914). Штабс-капитан(?), командир батальона 5-го пехотного полка. В Добровольческой армии; с сентября 1918 г. в Корниловском полку, затем командир сотни 5-го Кубанского пластунского батальона, затем вновь в Корниловском полку командир роты и батальона. Во ВСЮР и Русской Армии в Корниловской дивизии до эвакуации Крыма. Полковник. На 18 декабря 1920 г. в 3-й роте Корниловского полка в Галлиполи. В эмиграции во Франции, председатель полкового объединения, сотрудник журнала «Военная быль». Умер 17 сентября 1971 г. в Шелле (Франция).


[Закрыть], капитан Морозов по излечении от ранения вернулся в полк, в Северной Таврии, в 1920 году и был снова тяжело ранен, отчего у него отнялись ноги. Во время эвакуации из Крыма полковник Бояринцев видел, когда его вместе с ранеными грузили на пароход в Феодосии, но капитан Морозов был погружен на другой корабль. Впоследствии его брат писал, что капитан Морозов был выгружен в Константинополе, где и скончался. Слава и вечный покой воистину доблестному корниловцу, верному сыну национальной России!

А. Рябинский154154
  Рябинский Аполлинарий Александрович, р. 15 июля 1890 в Витебске. Из дворян, сын генерала. Окончил Симбирский кадетский корпус (1911), Киевское военное училище (1913). Штабс-капитан 81-го пехотного полка. Георгиевский кавалер. В Добровольческой армии с декабря 1917 г. с Корниловским полком; в боях с 18 января 1918 г. Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода: командир пулеметной роты Корниловского полка. Ранен 14 октября 1918 г. под Армавиром. Во ВСЮР и Русской Армии в 1-м Корниловском полку до эвакуации Крыма. Капитан. На 18 декабря 1920 г. в штабе Корниловского полка в Галлиполи. Осенью 1925 г. в составе того же полка в Болгарии. Полковник. В эмиграции в Югославии, председатель полкового объединения 81-го пехотного полка. Сотрудник журнала «Военная быль». Умер 10 апреля 1982 г. в Буэнос-Айресе.


[Закрыть]
НА БРОНЕВОМ АВТОМОБИЛЕ155155
  Впервые опубликовано: Вестник Первопоходника. № 46. Июнь 1965 г.


[Закрыть]

В июне месяце 1918 года, вернувшись из отпуска, в Мечетинской я не застал полка. Этапный комендант, назначив меня старшим над 15 добровольцами, вновь поступившими и возвращающимися из отпусков, послал нас догонять полк. По дороге мы узнали, что при взятии Торговой был убит генерал Марков. Не нахожу подходящих слов, чтобы выразить то удручающее впечатление, какое произвела на нас эта ужасная весть… Офицерство в нем потеряло своего истинного, популярного, авторитетного и горячо любимого лучшего друга, не говоря о его таланте и его дерзкой храбрости…

Надежда моя застать полк в Торговой не оправдалась. Этапный комендант, сообщив мне, что полк выполняет какое-то особое задание, о котором он не то не знает, не то не имеет права говорить, дал мне, а также всем бывшим при мне предписание отправиться в штаб 2-й дивизии.

По дороге туда я встретил трех офицеров своей пулеметной роты Корниловского ударного полка, которой я командовал во вторую половину Кубанского похода: подъесаула Федосенко156156
  Федосенко Борис Маркович. Поручик (подъесаул). В Добровольческой армии в Корниловском ударном полку. Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода в пулеметной роте полка. Летом 1918 г. в экипаже бронеавтомобиля «Корниловец», затем в экипаже бронеавтомобиля «Витязь» в 1-м броневом автомобильном дивизионе. Взят в плен 31 октября 1918 г., возвратился в армию; с 25 февраля 1919 г. штабс-капитан, с 15 марта 1919 г. капитан. Полковник. В эмиграции с 1933—1935 гг.


[Закрыть] и поручиков Короткова157157
  Коротков Константин Васильевич. В Добровольческой армии. Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода в пулеметной роте Корниловского ударного полка. Во ВСЮР и Русской Армии в Корниловской дивизии до эвакуации Крыма. На 18 декабря 1920 г. в пулеметной роте Корниловского полка в Галлиполи. Подпоручик. Осенью 1925 г. в составе того же полка в Болгарии.


[Закрыть] и Безклубова158158
  Поручик Безклубов был убит на бронеавтомобиле «Витязь» 31 октября 1918 г. у с. Пелагиада Ставропольской губ.


[Закрыть], которые пригласили меня к себе на квартиру «есть вареники».

Спрашиваю их: «А вы что здесь делаете?» Отвечают, что с полком связи нет, он где-то в направлении на село Медвежье, а они пока что устроились на броневой автомобиль «Корниловец», взятый полком под Гуляй-Борисовской и который завтра выходит из ремонта.

Вскоре пришел и командир машины – штабс-капитан Гунько Игорь Дмитриевич, скромный, застенчивый, располагающий к себе с первого взгляда, симпатичный, молодой, как и все мы, офицер инженерных войск, дроздовец. Мы представились друг другу и, как это бывает между людьми одних взглядов и воспитания, почувствовали друг к другу дружеское расположение. Обменявшись вопросами, какие возникают при первом знакомстве, командир машины предложил мне до встречи с полком присоединиться к ним. Я подумал и согласился.

Закусив варениками, мы пошли осматривать броневик. По дороге штабс-капитан Гунько рассказал, что он уже представлялся генералу Боровскому по случаю окончания ремонта, и тот приказал ему 21-го выступить и нагнать дивизию. И так как в броневике правая башня была уже занята подъесаулом, то он мне предложил сесть за пулемет в левой.

В железнодорожных мастерских, куда мы прибыли, нашему взору предстали две машины: красавец броневик с надписью «Корниловец» и подвижная база броневика, полугрузовая машина «фиат». Возле первой возился чудом уцелевший чернецовец, высоченного роста добродушный парень, унтер-офицер донец Назаров, а у «фиата» штабс-капитан Чириков, в форме летчика, в пилотке.

Скажу откровенно, что об автомобиле я имел слабое представление. Мысль же, что мне не придется ходить пешком и что меня, пулеметчика, укрытого непробиваемой пулями броней, повезут в непосредственной близости поражать врага, казалась захватывающе интересной.

Накануне выезда все мы усердно работали над приведением броневика в боевую готовность. Гунько с Назаровым возились у машины, Безклубов грузил ее всем необходимым, Чириков приводил в порядок свой «фиат» и заботливо старался разыскать все необходимое для пулеметов и автомобилей; Коротков помогал повсюду, где являлась надобность. Мы с Федосенко монтировали пулеметы в башнях и пробовали их. Приняв во внимание удаленность от нас колонны генерала Боровского, мы на следующее же утро двинулись в путь.

Восторгу нашему во время пути не было границ. Мы ничего на себе не несем. Нас везут. Командир машины штабс-капитан Гунько и шофер Назаров уверенно ведут машину, сидеть удобно и даже мягко. Пулеметы во вращающихся башнях, вода для охлаждения их подается самотеком, сами они хорошо смазаны и не пылятся, запасные части и принадлежности для обслуживания их под рукой. Все весело и бодро настроены, шутим, смеемся. Ни у кого нет обыкновенного походного утомления – мы хорошо поели и отлично выспались. Мы не связаны с бесконечной колонной, совершенно одни, и останавливаемся по разным причинам где хотим, и летим по хорошо укатанной идущими впереди нас войсками дороге.

Но вот мы догоняем колонну. Свистит «Корниловец», пехотинцы дают нам дорогу и жестами рук приветствуют нас, глядя на невиданное еще в Добровольческой армии средство борьбы. В одном месте, в стороне от дороги, группа начальствующих лиц. Бросается в глаза знакомая фигура полковника Кутепова. Машина останавливается, и мы выходим из нее. Гунько идет к начальникам и минут через пять возвращается обратно.

– Господа, – говорит он нам, – сейчас наши будут атаковать село Белую Глину, до нее версты две-три… Передние части уже развернулись. Генерал Боровский приказал нам ворваться в село, обстрелять большевистский штаб. По слухам, у большевиков имеется одна бронемашина, а потому нужно иметь наготове бронебойные… Кроме «Корниловца», в селе будет работать дроздовский броневик «Верный» с трехцветным флагом.

Мы подняли свой «Корниловец» с нашитой на нем эмблемой. Были установлены условные знаки ракетами. Приказав Чирикову следить за нами и докладывать генералу Боровскому о нашем продвижении, Гунько скомандовал: «По машинам!» – и, справившись о нашей готовности, тронул машину. Уверенно и мощно, на третьей скорости, шел «Корниловец» в бой… Махая фуражками, приветствовали нас запыленные родные пехотинцы…

Но вот голова колонны осталась позади. Впереди, как на ладони, в низине развернулась панорама огромного села. На окраине его, седлая нашу дорогу, отлично видны окопы и снующие вдоль них черные фигурки большевиков. Опустился на машине передний щит с надписью «Корниловец», Гунько и Назаров прильнули к непробиваемым стенкам.

– До въезда в село не стрелять! – приказывает нам Гунько.

– Есть! – вместо «слушаюсь», весело и задорно отвечает Федосенко.

Проходим окопы. Сжимая ручки затыльника, поворачиваю башню и навожу пулемет вдоль окопа, но не стреляю. Мгновение – и мы мчимся по селу. Стоял прекрасный солнечный день. У одной хаты броневик останавливается. Гунько открывает боковую дверь и громко кричит: «Пойди сюда!» Подбегает перепуганный местный житель.

– Куда пошла артиллерия?

– Яка антилерия?

– Говори, так то тебя и так, а то спалим хату.

Тут взор крестьянина упал на флаг и надпись. Он широко открыл рот и пролепетал:

– Не знаю, пивчаса потекли по той вулици, а скильки их, не бачив.

Захлопнулась дверь, и мы мчимся дальше. Повернули на улицу влево. Мне до сих пор казалось, что прежде всего необходимо наблюдать мелькающие мимо хаты, Федосенко же держал пулемет по ходу машины.

– Стой! – командует Гунько…

Затрещал пулемет Федосенко. Повернув башню, я увидел несколько запряженных линеек и бегущих и перелезающих через плетни красноармейцев. Я пропустил по ним несколько очередей. Пулемет работал отлично. Тихим ходом машина пошла дальше и, выйдя за околицу, остановилась… Дальше дороги не было. Шум мотора не позволял нам уловить какие бы то ни было посторонние звуки. По пыли мы обнаружили стрелявшую артиллерию и, сильно обстреляв место ее расположения, поехали обратно.

На улице – ни души. Встречные безоружные местные жители при приближении броневика спешили укрыться во дворы. По нас не было сделано ни одного выстрела. Гунько снова останавливает машину и подзывает одного крестьянина.

– Где ваш штаб? – мягко спрашивает он у него.

– Да где ж ему быть? Как стоял, так и стоит у церкви…

Мы едем дальше… переезжаем мост. Тут, откуда ни возьмись, вслед за нами на мост въезжает подвода с красноармейцами. Одной-двумя очередями Федосенко положил на место лошадей и очистил подводу, но она запрудила нам обратный переезд через мост.

– Пропали теперь как мухи, – обернувшись к Федосенко, в сердцах сказал ему Назаров.

Машина останавливается, и Гунько снова зовет кого-то.

– Слушай, – говорит он подошедшему крестьянину, – если через десять минут не будет очищен мост, вернувшись обратно, мы спалим все эти хаты…

Мы едем дальше и видим – навстречу нам идут толпой красноармейцы. Многие из них, не успевшие скрыться, пораженные нашим огнем, остались лежать на пыльной дороге.

Свернув затем в сторону, мы очутились на церковной площади, где у желтого здания торчал огромный красный флаг. На площади – ни души, но в окнах здания видны люди. Отчетливо слышен артиллерийский огонь, и видны разрывы снарядов. Вдруг на площадь вылетает некрытый броневик и из него выглядывают матросы. Гунько двинул ему навстречу машину, мы первыми открыли огонь. Несколько ответных пулеметных очередей прошли мимо «Корниловца», и матросы, прикрываясь своим броневиком, разбежались.

С замиранием сердца смотрели мы, как Назаров, выйдя из машины, подошел к большевистскому броневику. На переднем щите его было красной краской выведено: «Черный Ворон»… Взобравшись на машину, Назаров выбросил из нее убитого матроса.

– На полном ходу, – весело крикнул он нам и двинул вперед «Черного Ворона», но вдруг, крикнув: – Еще броневик! – двумя прыжками очутился на своем месте.

Безклубов подал нам бронебойные ленты. Лязгнули замки пулеметов, и мы приготовились. Прошло несколько секунд, и на площадь с клубом пыли вылетает огромный броневик.

– Отставить! – кричит Гунько. – «Верный»!

Обе братские машины сошлись. Командиры их вышли и радостно приветствовали один другого. Командир «Верного», капитан Нилов (ныне здравствует в Париже), сообщив нам, что большевики отступают по окраинам села, сел в свою машину, и она в облаках пыли скрылась в одной из боковых улиц площади. Так был взят «Черный Ворон», переименованный в «Партизан» (а не оставлен красными, как сказано в 1-м томе «Марковцы в боях и походах за Россию»).

Гунько сел за руль «Корниловца», Назаров сзади нас вел «Черного Ворона». Поехали обратно по знакомой улице. Мост, где мы оставили убитых лошадей, был очищен, но только мы его благополучно проехали, как по броневику защелкали пули, да так часто, что попадания слились в сплошной треск. Хотя войлочная обшивка броневика предохраняла нас, но я получил один броневой осколок в ухо. Бросив своего «Черного Ворона», чудом уцелевший невредимым Назаров снова очутился на своем месте.

– Не стреляйте! Свои!.. – крикнул нам Гунько.

Дабы не получить пулю в пулеметную амбразуру, мы повернули башни кругом. Федосенко через верхний люк башни стал махать надетым на шомпол платком. Вскоре мимо нас стали проходить наши цепи. Окруженный офицерами, к нам подошел Кутепов.

– Смотрите, – сказал он, обращаясь к стрелкам, – как вы разукрасили броневой автомобиль…

– Так точно, – ответил ему Гунько, – среди всех этих попаданий нет ни одного большевистского.

В особенности сильно пострадал передний щит с надписью «Корниловец». Хромоникелевая сталь обыкновенным пулям позволяет сбить только краску.

Далее на пути к Тихорецкой мы имели несколько выездов, в которых «Корниловец» то преследовал отступающих «товарищей», то помогал опрокидывать их части, преграждавшие нам путь. 1 июля мы имели серьезный выезд на хутор Тихорецкий.

Расположенная перед этим хутором станица Тихорецкая взята была нашими частями почти без боя, и мы, в поисках «товарищей», поколесив по ней, по большой дороге выехали на окраину ее, где наши части занимали исходное положение для атаки железнодорожной станции и прилегавшего к ней огромного селения, именовавшегося хутором Тихорецким.

На дороге с чинами своего штаба стоял Кутепов. Все они в бинокли рассматривали расположенные между станцией и хутором окопы противника, в которых даже невооруженным глазом было заметно большое скопление большевиков. Предстояло действовать и прочими частями армии, предназначенными для атаки Тихорецкой, а потому Кутепов выжидал. В это время группа офицеров подвела к нему захваченного в какой-то хате видного и хорошо обмундированного большевика.

– Господин полковник, вот товарищ командир полка, – заявили они ему.

– Поздравляю, – сказал Кутепов и, отвернувшись, стал отдавать распоряжения подошедшим командирам.

Обстановка под хутором Тихорецким была схожа с обстановкой под Белой Глиной, то есть были те же седлавшие дорогу окопы, с той разницей, что под Белой Глиной они были на окраине села, а здесь между станицей и хутором. По команде: «по машинам» мы уже не новичками заняли свои места, и машина тронулась. Позади «Корниловца» шел подошедший ко времени выезда «Верный». Без пояснений всем было ясно, что Гунько повторит белоглинский маневр, то есть мы, минуя окопы, влетим в селение. Вскоре мы увидели в огромном облаке пыли несшийся нам навстречу большевистский двух-башенный, как и наш, броневик.

– Огонь на ходу! – скомандовал Гунько.

Мы выпустили несколько очередей. Большевистский броневик остановился и сейчас же откуда-то со стороны был пробит нашим артиллерийским снарядом. Мы подъехали почти вплотную к большевистским окопам. С высоты башен броневика густо, почти плечо к плечу сидевшие в мелком окопе «товарищи» представляли собой на редкость прекрасную цель.

– Стой! Стой! – одновременно с Федосенко закричали мы и лентами открыли огонь. (На следующий день на этом месте побывал генерал Деникин и был поражен огромными потерями большевиков.)

Но и большевистские пули, как град, стучали по броне, и от их резкого щелканья шумело в голове и звенело в ушах. Гунько хотел было двинуть машину вперед, как сзади и левее нас в облаках пыли показались эшелоны нашей кавалерии. Это шел в атаку на окопы 2-й Дроздовский полк. Мы поддерживали их интенсивным огнем. Идя карьером, дроздовцы быстро проскочили окопы. После них по всему полю, то тут, то там, лишившись своих седоков, понуро стояли оседланные лошади.

В хуторе Тихорецком «Верный» пошел направо, Гунько поворотил налево, и вскоре мы нагнали группу человек 20—25 красноармейцев, которые, предводимые матросом, по-видимому, спешили оставить селение и, увидя схожий со своим броневик, приняли нас за своих. Они были нами расстреляны. Первым был убит матрос, потому что раньше других обратил на себя наше внимание своим матросским видом.

После этого мы наткнулись на родных корниловцев и представились командиру полка по случаю возвращения из отпуска.