Текст книги "Троцкий и заговор в Красной Ставке"

Сергей Сергеевич Войтиков
Троцкий и заговор в Красной Ставке

Введение
Самый загадочный эпизод советского военного строительства

Литература

3 сентября 1927 г. на объединенном заседании Политбюро ЦК и Президиума ЦКК ВКП(б) уже окончательно проигравший борьбу за власть «Красный Бонапарт» – Лев Троцкий – и его победитель Иосиф Сталин припоминали друг другу прошлые ошибки и разногласия. В частности, речь зашла о стратегических планах Красной армии летом 1919 года:

«[И.В.] Сталин: Я утверждаю, я об этом заявлял в печати и никто (Л.Д. Троцкий. – С.В.) не опровергал, что в самых важных случаях Гражданской войны, когда дело шло об основных врагах, о Деникине и о Колчаке, основные военные вопросы решались у нас без Троцкого.

[Л.Д.] Троцкий: Да разве я могу опровергать всю клевету против меня? Где? Каким путем? Издадим всю переписку с Лениным, она у меня подобрана. …

[И.В.] Сталин: …Вопрос стоял в Политбюро так: двигаться ли дальше Уфы, прогнав Колчака за Урал и оставив за собой Урал, или остановиться на линии Уфы, оставив Урал в руках Колчака, и перебросить войска на юг. Троцкий высказывался за приостановку наступления в районе Уфы и, стало быть, за оставление Урала в руках Колчака. Политбюро высказалось против этого плана, считая, что план Троцкого означал бы помощь Колчаку, и постановило продолжать наступление на Колчака, прогнав его за Урал. В связи с этим Политбюро решило заменить Главкома [И.И.] Вацетиса, который был тогда сторонником плана Троцкого, другим Главкомом – [С.С.] Каменевым – и послать на фронт новых работников. С того времени Троцкий был совершенно «отшит» от Восточного фронта. Вацетиса заменили Каменевым, послали на Восточный фронт новых людей и ликвидировали таким образом Колчака против [воли] Троцкого»¹.

В таком контексте И.В. Сталин подал события, связанные с одним из наиболее загадочных эпизодов Гражданской войны – «заговором в Полевом штабе Реввоенсовета Республики».

Что же о нем известно? – Как установил Я.Ю. Тинченко, по обвинению в измене арестовали Главнокомандующего всеми вооруженными силами Республики бывшего полковника И.И. Вацетиса, [исполняющего обязанности] начальника Полевого штаба бывшего генерала Ф.В. Костяева, ряд их сотрудников – нескольких выпускников 6‑месячных курсов Николаевской академии Генштаба 1918 г. За арестом последовала охота на весь выпуск. Ни Вацетис, ни Костяев, ни генштабисты серьезно не пострадали, хотя в тюрьме последних держали по полгода и более. Основываясь на позднейших показаниях одного из генштабистов, Я.Ю. Тинченко датировал арест Вацетиса 25 июня 1919 г. Зная, что официально Главкома сместили только 8 июля, Я.Ю. Тинченко, вероятно, счел достаточно достоверным рассказ М.Д. Бонч-Бруевича (в воспоминаниях которого, кстати, много искажения фактов) об имевшем якобы место разговоре генерала с Вацетисом, на котором последний заявил будто бы, что он продолжал руководить войсками в заключении². Однако из письма Вацетиса Ленину от 21 октября 1921 г. выясняется, что Главком был арестован 8 июля и сразу полностью изолирован³. Следовательно, даже датировка основных событий нуждается в определенной корректировке. Также Я.Ю. Тинченко, заявляя об аресте значительной части выпуска – около 80 человек, – не учитывает то обстоятельство, что генштабистов взяли по разным делам. Так, из ответа Управления делами Особого отдела ВЧК выясняется, например, что бывший начальник разведывательного отделения штаба 7‑й армии генштабист Тарасов был арестован как друг и ближайший сослуживец расстрелянных активных участников по делу «Петроградского заговора Авенариуса и Люндеквиста». Тарасов «жил вместе с Авенариусом; знал о симпатиях Люндеквиста к белым и сам выказывал симпатию к белым (показания Люндеквиста)»⁴.

Не ранее 23 июля 1919 г. один из руководителей Особого отдела ВЧК И.П. Павлуновский «состряпал» (так выразились авторы «Империи ГРУ»⁵) и представил В.И. Ленину «Доклад по делу о белогвардейской организации в Полевом штабе Революционного военного совета Республики». Павлуновский доложил, что группа лиц в составе 4‑х генштабистов, как установило следствие, ставила перед собой следующие задачи: установление связи со штабами Деникина и Колчака; свержение Советской власти путем внутреннего переворота; захват аппарата управления армии в свои руки под видом воссоздания Генштаба. Павлуновский доложил, что группа находилась на начальной стадии формирования и успела «лишь частично приступить» к реализации намеченных задач, а потому ее деятельность не отразилась на боевых действиях Красной армии; с установлением связи группы со штабами Колчака и Деникина, которую, судя по добытым (или выбитым) у арестованного преподавателя Академии Генштаба РККА Ю.И. Григорьева показаниям, предполагалось установить «недели через две», положение могло измениться ⁶. В ходе предварительного следствия причастность Вацетиса к белогвардейской организации не была установлена, и дело о нем передали во ВЦИК. Президиум ВЦИК 7 октября 1919 г. признал Вацетиса «крайне неуравновешенным, неразборчивым в своих связях» человеком, окруженным компрометирующими его элементами. Признав вину Вацетиса недоказанной, а заслуги первого Главкома «бесспорно крупными», Президиум ВЦИК передал его в распоряжение военного ведомства⁷. Такая хронология выстаивается по сборнику «В.И. Ленин и ВЧК» 1987 г., на который в основном и опираются исследователи.

Могильную плиту на события, связанные с заговором в Полевом штабе, наложили доклады на I съезде особых отделов И.П. Павлуновского и управляющего делами ВЧК Г.Г. Ягоды от 22 декабря 1919 и 3 января 1920 г.⁸ Полевой штаб ни в одном из них не назван, зато сказано, что контрреволюционная организация «Национальный центр» использовал для своих целей аппараты ГУ ВУЗ, ГВИУ, ЦУС, Штаба ж.-д. войск; имел сильные связи в ВЗС, ВГШ и «некоторых главках и центрах»; «почти во всех органах [военного] управления сидели белогвардейцы» (Павлуновский)⁹. Объяснение простое: арест нескольких десятков человек, чей контрреволюционный настрой весьма сомнителен, проще было подать в контексте видного дела – таким и стало дело «Национального центра». Историки только в начале 2000‑х гг. стали понимать, что корпус генштабистов отнюдь не был единым¹⁰, а в 1918 г. для любого партийного работника все военные специалисты высшей квалификации и подавно были «на одно лицо». Поэтому в докладе Ф.Э. Дзержинского на заседании Московского комитета РКП(б) от 24 сентября 1919 г. вопрос о подготовке военного переворота в Ставке даже не упомянут в контексте арестов членов «Национального центра» и сотрудников штаба Добровольской армии Московского района (док. 3.7). Особый отдел ВЧК и его руководители подвергались жесткой критике со стороны главы военного ведомства, у них появился шанс отомстить лично Троцкому и поднять свою значимость – если в армии повсюду враги (по заявлению Павлуновского, в конце 1918 г. «контрреволюционная организация [в армии] …окончила свое строительство»¹¹; Ягоды – «раскрытые крупные белогвардейские организации, „Национальный центр“ и др., показывают, до какой степени контрреволюция внедрилась в наш военный аппарат»¹²), то и значимость особых отделов должна вырасти – перед ними «стоит тройная задача. Во-первых, борьба с персональным предательством, во-вторых, фронтовой контрреволюцией и, в-третьих, с технической контрреволюцией»¹³. С точки зрения «связи» «Национального центра» и «заговора в Полевом штабе» представляет интерес наблюдение специалиста по истории белогвардейских спецслужб Н.С. Кирмеля: «Имеющиеся материалы не позволяют однозначно говорить о связи между разведывательными органами А.И. Деникина, А.В. Колчака, Н.Н. Юденича и антисоветским подпольем в Москве, Петрограде и других городах»¹⁴. Какая уж тут связь между Главкомом и генштабистами – с агентами Деникина?

Над подоплекой этих событий в постсоветской период ломали голову биографы Троцкого В.Г. Краснов и В.О. Дайнес, исследователи кадров военного ведомства (С.Т. Минаков, Я.Ю. Тинченко) и специалисты по истории разведки (В. Колпакиди и Д. Прохоров) и др. Считают, что «заговор» имел место, С. Остряков, Е.И. Белов и И.А. Дорошенко, публицист Л. Млечин, Н. Черушев и С.Т. Минаков. Исследователь А.А. Зданович в историографической части своей статьи о «заговоре» дает оценки работам С. Острякова, Е.И. Белова и И.А. Дорошенко, Л. Млечина и Н. Черушева. По оценке исследователя, «С. Остряков не только подтверждает наличие заговора, но и указывает на связь заговорщической группы с французской и польской миссиями, а также с антисоветским подпольем в Москве. Следовательно, "офицерскую организацию" смело можно назвать шпионской, что и было сделано» Е.И. Беловом и И.А. Дорошенко в статье «Создатель советской военной контрразведки». Леонид Млечин в книге «Русская армия между Троцким и Сталиным» искал факты о противостоянии этих лидеров РКП(б). Естественно, по меткому замечанию А.А. Здановича, «эпизод с арестами в Ставке летом 1919 года как нельзя лучше подходил для решения поставленной задачи». Николай Черушев, посвятив 18 стараниц своей книги «Военное заговоры в Советской России: дейтвительные и мнимые» и не введя в научный оборот новых фактов, сделал одиозный вывод: «…компетентные органы уже в те годы предпринимали меры, чтобы показать свою полезность делу революции, где надо и не надо размахивая карающим мечом»¹⁵.

В параграфе «Слухи о военном заговоре в Красной армии» в исследовании о советском военном руководстве 1920‑х годов Сергей Минаков ограничивается пересказом 3‑х документов сборника 1975 г. «В.И. Ленин и ВЧК» и позднейшими мемуарами Троцкого. Ссылка на единственный документ предельно неточна: РГВА, ф. 33987 (в фонде секретариата председателя Реввоенсовета Республики 3 описи, тысячи дел и миллионы документов). С.Т. Минаков пишет, что один из участников контрреволюционной группы (скорее всего, имеется в виду состоящий для поручений при Главкоме Е.И. Исаев) заявил, что группа планировала «создать сильный "Генеральный штаб, который влияет на все отрасли жизни страны в целях ее военной мощи, независимо от того, кто стоит во главе правления"», войдя для этого в контакт со служившими у Деникина и Колчака выпускниками Императорской Николаевской военной академии¹⁶. С.Т. Минаков считает июльские аресты кульминацией событий, начавшихся в мае 1919 г. и связанных с белогвардейской организацией в Петрограде, изменами ряда военных специалистов и сдачей нескольких фортов на подступах к Петрограду¹⁷.

Остальные исследователи (И. Дойчер, В. Краснов и В. Дайнес, А. Колпакиди и Д. Прохоров, Я. Тинченко, А. Ганин) считают обвинения Главкома и его соратников фальсификацией, но расходятся в определении ее причин.

Апологету главы военного ведомства Льва Троцкого Исааку Дойчеру показалось, что арест И.И. Вацетиса (и, соответственно, его сотрудников) был задумкой главного противника Л.Д. Троцкого – И.В. Сталина. Арест Главкома, предположил Дойчер, должен был в очередной раз унизить Троцкого ¹⁸. На наш взгляд, такое объяснение – результат поздней (1929 г.) положительной оценки Троцким Вацетиса в мемуарах ¹⁹. Версия И. Дойчера представляется малоубедительной: отношения Вацетиса и Троцкого были натянутыми. Показательна телеграмма председателя Президиума ВЦИК Я.М. Свердлова Л.Д. Троцкому от 2 декабря 1918 г., из которой следует, что последний унизил Вацетиса перед его подчиненными. Главком даже подал в отставку, заявив своим коллегам, что не останется на занимаемом посту – даже под угрозой ареста за саботаж. Поставившие об этом в известность Свердлова коллеги Вацетиса опасались, что Главком покончит жизнь самоубийством. Председатель Совета рабочей и крестьянской обороны Ленин и Свердлов сочли уход Вацетиса нецелесообразным и поручили Троцкому «устранить конфликт, чтобы не осталось и следа от него»²⁰. Сам Вацетис этот эпизод описывал впоследствии иначе: «Л. Троцкий подал жалобу на меня во ВЦИК. На что он жаловался – не знаю. Я заявил… Аралову, что без должной самостоятельности я не считаю возможным продолжать работу по должности Главнокомандующего до разрешения инцидента с Л. Троцким. Я перестал посещать штаб, а свои объяснения и всю переписку направил председателю Совета Обороны т. Ленину. В связи с…инцидентом произошел забавный случай. Телеграмма Л. Троцкого была разослана в незашифрованном виде и сделалась известной в штабе, где вызвала различные толки. Между прочим, до меня дошли сведения, что Л. Троцкий ищет другого Главнокомандующего. Я решил оставить должность Главнокомандующего и послал телеграмму в Наркомвоен Советской Латвии тов. Петерсону К.А. с просьбой предоставить мне место командира полка в Латышской стрелковой дивизии. Петерсон показал эту мою телеграмму Ленину, что вызвало его вмешательство в создавшийся инцидент. Троцкий остался крайне недоволен моей телеграммой Петерсону и решил сорвать свою злобу на комиссаре штаба тов. Гиршфельде, сдавшему означенную мою телеграмму на аппарат, и посадил его на гауптвахту. Получилась какая-то комедия в духе Priegelknabe»²¹. Что касается позиции Исаака Дойчера, навряд ли устранение такого сотрудника стало бы унижением для Троцкого, хотя (отдадим ему должное) предположение И. Дойчера о заступничестве Троцкого за Вацетиса полностью подтверждается источниками²². Тот факт, что Сталин умело воспользовался ситуацией, еще не означает, что за «заговором» стоял именно он ²³. Сам Троцкий в мемуарах высказал 2 предположения о возможных причинах ареста Вацетиса (с оговоркой – «ничего серьезного за этими обвинениями не крылось»): неосторожные разговоры с «двумя-тремя молодыми офицерами» и чтение биографии Наполеона Бонапарта «на сон грядущий»²⁴ («предположения» Троцкого – намеренное искажение фактов).

Я.Ю. Тинченко выдвинул, на первый взгляд, достаточно аргументированную версию подоплеки ареста сотрудников Полевого штаба – необходимость найти виновных в неудачах Красной армии летом 1919 г. ²⁵. Кстати, именно эту версию можно назвать «официальной»: даже в 1922 году на «процессе организаторов Донской повстанческой армии» помощник комиссара Штаба РККА А.Р. Орлинский (представитель общественного обвинения на процессе) упомянул «эпоху 1919 г., когда был открыт врагам наш Южный фронт». И в развитие добавил: «Важность дела не только в том, чего достигли и чего фактически свершили обвиняемые, а в той атмосфере, которую они создали»²⁶. Вероятно, «заговор в Полевом штабе» стал чем-то вроде «судебного прецедента».

А. Колпакиди и Д. Прохоров связали события «заговора» (по сборнику «В.И. Ленин и ВЧК») и арест создателя советской разведки и военной контрразведки консультанта Регистрационного управления генштабиста Г.И. Теодори. Авторы «Империи ГРУ» выдвинули 2 версии. Вторая более простая: сам Дзержинский, ободренный легкостью, с которой ему удалось в начале 1919 г. увести у военного ведомства контрразведку ²⁷, решил повторить этот номер и с разведкой. К сожалению, авторы «Империи ГРУ» не учли заявление М. Алексеева, рассмотревшего июльские события в контексте истории органов руководства советской разведкой: аресты в Полевом штабе привели «к созданию специальной комиссии для проведения чистки разведорганов»²⁸. А. Колпакиди и Д. Прохоров, таким образом, поменяли причину со следствием. Первая версия этих исследователей более сложна и несколько приближена к действительности: смерть в начале 1919 г. Я.М. Свердлова разрушила баланс сил в партии большевиков. Пока все логично. Далее начинается вымысел: в итоге, по мнению А. Колпакиди и Д. Прохорова, «малоавторитетный в партийной элите», но занимавший ключевой в период Гражданской войны пост Л.Д. Троцкий фактически занял место Свердлова, что вызвало «ревность» к нему большевистских лидеров Г.Е. Зиновьева и И.В. Сталина. Они использовали Дзержинского для травли Троцкого: с одной стороны, под арестом оказался «близкий» Троцкому Вацетис, а с другой – военная разведка перешла из военного ведомства в ВЧК²⁹. Здесь логика идет вразрез с фактами. Во-первых, практический вес Я.М. Свердлова в рядах партийных организаторов был чуть ниже, чем у Ленина: после смерти Якова Михайловича председатель СНК признался, что в руках Свердлова было сконцентрировано руководство советским и партийным аппаратом³⁰. Во-вторых, исследователи взяли за основу (естественно, без ссылки) следующий пассаж из монографии М.А. Молодцыгина: Троцкий в заявлении ЦК РКП(б) (март 1919 г.) подчеркнул, что «компартия не монолит, прежде всего, в ее руководящем звене. Если все признавали лидером Ленина, то за второе место шла борьба между Троцким, Зиновьевым и Сталиным. Лидер умело пользовался этим, выступая в роли примирителя, борца за единство». Это высказывание Льва Троцкого в тщательно отредактированном им документе³¹ – относиться к нему надо предельно осторожно. Троцкий, которого в партии никогда не считали своим, по определению не мог занять его место. Сталин и Зиновьев хотели его уничтожить как чужака и выскочку, а Ленин всячески разжигал страсти для уничтожения руководимого Троцким альтернативного Совнаркому центра власти – Реввоенсовета Республики. Позиции Сталина вплоть до 1922 г. Ленин укреплял именно для сдерживания властных амбиций Троцкого³². Совершенно не понятно, какую выгоду летом 1919 г. мог извлечь из перестановок в высшем военном руководстве Г.Е. Зиновьев: ни одного из его сторонников не ввели в Реввоенсовет³³. Относительно военной контрразведки вопрос был решен еще до смерти Я.М. Свердлова – в начале февраля 1919 г. Действительно, указанный вопрос был камнем преткновения ведомств Троцкого и Дзержинского. В конце января 1919 г. состоялось совещание по вопросу об объединении двух органов военной контрразведки – отдела военного контроля (ОВК) Регистрационного управления ПШ (в структуре военного ведомства) и армейских и фронтовых ЧК (в ведомстве ВЧК). Для решения вопроса Дзержинский лично 31 декабря 1918 г. настаивал на приезд в Москву Троцкого. В конце января 1919 г. состоялось совместное заседание руководства ПШ (заведующий большевик С.И. Аралов и консультант генштабист Г.И. Теодори), ОВК (зам. начальника большевик В.Х. Штейнгард) и ВЧК (Ф.Э. Дзержинский и заведующий Особым отделом большевик М.С. Кедров) – председательствовал Дзержинский, Троцкого на совещании не было. ОВК подвергся мощной критике Кедрова, не желавшего делить военную контрразведку с военным ведомством. Штейнгард даже не смог возразить на замечание Кедрова: дескать, в отделе военного контроля «очень мало» большевиков³⁴. К концу января 1919 г. РВСР согласился уступить военную контрразведку ВЧК: соответствующее постановление 6 февраля утвердил ВЦИК³⁵. В феврале же по военной контрразведке Полевого штаба был нанесен мощнейший удар: находившийся еще на стадии формирования ОВК был изъят чекистами в их ведомство и получил название Особого отдела (ОО ВЧК) ³⁶. Как видим, к смерти Я.М. Свердлова и заговору в ПШ описываемые события никакого отношения не имеют.

В.Г. Краснов и В.О. Дайнес продвинулись дальше остальных: они впервые связали споры в высшем политическом и военном руководстве по поводу стратегических планов летом 1919 г. с арестом Вацетиса и нескольких его сотрудников. Исследователи ввели в научный оборот ряд документов Троцкого и фрагмент обнаруженных ими показаний арестованных генштабистов. Вместе с тем, имевшиеся у исследователей источники позволяют лишь отчасти осветить одну из нескольких причин ареста Главкома – а именно стратегические разногласия Вацетиса с рядом политических лидеров того времени. К тому же не всегда понятно, на чем исследователи базировались и какие конкретно документы цитировали³⁷. Книга В.Г. Краснова и В.О. Дайнеса фактически представляет собой аннотированную публикацию документов РГВА и РГАСПИ. Трудности в работе с ней создает то обстоятельство, что архивные документы опубликованы без контрольно-справочных сведений, а литература используется без сносок. Так, упомянув сборник «Реввоенсовет Республики», авторы ограничились некими лирическими отступлениями об историографии исследования. В частности, повествуя о направлениях деятельности РВСР, исследователи не сочли необходимым даже упомянуть о предисловии к сборнику протоколов Реввоенсовета и соответствующей монографии М.А. Молодцыгина, хотя активно использовали и то, и другое³⁸.

А.В. Ганин в совсем свежей статье о генштабистах и чекистах во время Гражданской войны обнаруживает незнание даже имеющейся литературы. Исследователь пишет: «Часто в арестах трудно отыскать какую-то логику или необходимость. В 1918 году подвергся аресту один из крупнейших советских военспецов – Ф.В. Костяев, арестованный без причины и без предъявления обвинений»³⁹; «непонятно зачем 97 дней пробыл в заключении летом – осенью 1919 года и сам главком И.И. Вацетис, много сделавший для победы большевиков»⁴⁰. Все эти «необоснованные репрессии» объясняются А.В. Ганиным по сути произволом ВЧК: «репрессивный аппарат, созданный большевиками, начал работать сам по себе»⁴¹; правда, исследователь делает предположение: «Анализ непростых механизмов взаимодействия ВЧК и РКП(б) объясняет многое (в статье А.В. Ганина найти такой «анализ» крайне трудно. – С.В.) …работу Особого отдела ВЧК от большевистской партии курировал Сталин, являвшийся ярым противником Троцкого, в том числе в вопросе привлечения военспецов. Можно предположить, что политика арестов военных специалистов проводилась с санкции Сталина в целях дискредитации своего оппонента. Прямых доказательств…конечно, нет»⁴². Как видим, в этом А.В. Ганин вполне солидарен с А. Колпакиди и Д. Прохоровым. Впрочем, с содержанием последнего процитированного выше абзаца Андрея Ганина мы не можем не согласиться – прямых доказательств «санкции Сталина» нет и быть не может: по крайней мере, к развязыванию следствия по делу Полевого штаба он никакого отношения не имеет. Далее, текст статьи А.В. Ганина: «Считается, что ВЧК находилась в личном подчинении В.И. Ленина и могла игнорировать указания других, даже самых высокопоставленных большевистских руководителей. Однако факты свидетельствуют о неоднозначности этой ситуации. Так, Ленин еще 29 декабря 1918 года просил председателя Петроградской ЧК (курсив мой. – С.В.) освободить бывшего Генштаба генерал-майора Л.И. Савченко-Маценко и бывшего Генштаба полковника Б.П. Полякова, однако первого освободили в январе 1919 года, а второго – 1 февраля»⁴³. К сожалению, факты «свидетельствуют» о невладении А.В. Ганиным историографией вопроса о кризисе ВЧК в конце 1918 – начале 1919 г. Простое ознакомление со статьей Д.С. Новоселова, а не с его публикацией⁴⁴ позволило бы А.В. Ганину понять, что нельзя смешивать Петроградскую ЧК со Всероссийской ЧК⁴⁵. Если бы А.В. Ганин всерьез озаботился знакомством с литературой и хотя бы частью неопубликованных источников о «непростых механизмах взаимодействия ВЧК и РКП(б)», он бы понял, что дело «Ставка» раскручивалось отнюдь не Сталиным и имело конкретные цели.

А.А. Зданович в статье «Был ли заговор в Полевом штабе?» впервые ввел в научный оборот неизвестные ранее документы уголовного дела Георгия Теодори и архивно-следственного дела «Ставка» 1919 г. (ЦА ФСБ России), а также несколько документов РГВА. А.А. Зданович впервые показал, что инициаторами дела выступили отнюдь не чекисты, а совсем другие люди, не входившие в карательную систему режима; у чекистов имелся ряд субъективных (ненависть заведующего Особым отделом ВЧК Михаила Кедрова к генштабисту Полевого штаба Георгию Теодори) и объективных (складывание группы генштабистов, мечтавших о «создании молодого Генерального штаба… в противовес старого») причин, и Зданович сделал вывод: «все, что происходило в Ставке, включая и арест Вацетиса, – это урок, преподанный Лениным своему оппоненту Троцкому»⁴⁶. Вместе с тем, А.А. Зданович воссоздал обстановку в Ставке и причины арестов в ней не полностью (не позволил объем статьи)⁴⁷. К сожалению, А.А. Здановичу не удалось выявить в ЦА ФСБ дело начальника Полевого штаба Федора Костяева. К тому же настораживает следующее заявление исследователя: «Нет смысла анализировать протоколы допросов подследственных по делу „Ставка“: они сообщали чекистам существо своих разговоров, содержавших в том числе и варианты давления на главкома Вацетиса в целях продвижения своих соучеников по Академии Генерального штаба (выпуска 1917 года) на высокие командные должности в Красной армии взамен старых генштабистов, не способных якобы руководить войсками, а также прогнозы о своей участи в случае победы белогвардейцев»⁴⁸. Настораживает в том плане, что, по заявлению на допросе генштабиста Николая Доможирова, «началась подготовка к установлению… связи, которая, необходимо сказать, была и велась давно (с начала 1918 года) с Колчаком и Деникиным, с теми политическими партиями, которые существуют подпольно в Москве, с духовенством (патриарх Тихон и Новгородский митрополит Арсений), с существующими в Москве почти всеми подпольными иностранными консульствами»⁴⁹. Спрашивается, почему по делу «Ставка» не прошел ни один из тех, с кем встречались генштабисты? В частности допросить патриарха Тихона не составило бы чекистам особого труда…

В данной монографии в контексте бонапартистских замыслов Льва Троцкого (глава 1) воссозданы: личность Главнокомандующего всеми вооруженными силами Республики Иоакима Вацетиса и «коллективный портрет» сотрудников Полевого штаба в ноябре 1918 – июле 1919 г. (глава 2); механизм принятия высшим большевистским руководством решения о чистке Красной Ставки и ход арестов (глава 3); противостояние членов Политбюро Владимира Ленина и Льва Троцкого в вопросах стратегии (глава 4); судьбы арестованных генштабистов (глава 5); реакция Льва Троцкого на аресты подчиненных и влияние «дела» на расстановку сил в Политбюро ЦК и Реввоенсовете Республики (глава 6); послесловие, в котором подводятся итоги исследования.

Исторический контекст взаимоотношений чекистов и сотрудников военного ведомства воссоздают труды специалистов по истории отечественной контрразведки И.И. Васильева⁵⁰, А.А. Здановича⁵¹, С.В. Леонова⁵², Д.С. Новоселова⁵³ и др.

Источники

Опубликованные источники представлены мемуарами, сборниками документов, материалами периодической печати (газеты «Правда» и «Известия ВЦИК»).

Единственные мемуарные свидетельства, в которых достаточно подробно дан контекст дела Главкома, оставил брат Управляющего делами Совнаркома В.Д. Бонч-Бруевича генерал М.Д. Бонч-Бруевич. В мемуарах много дез– и направленной информации, что сильно усложняет работу с ними. Так, с невероятной ложью описана первая встреча с И.И. Вацетисом, однако интересно описание окружения Главкома: «заменившие прежних адъютантов многочисленные "порученцы", такие же вертлявые и нагловатые, как и их предшественники; откормленные вестовые с тупыми лицами былых денщиков…; купеческая роскошь гостиной, превращенной в приемную Главкома; подозрительное количество пустых бутылок в прихожей»⁵⁴. Эти пустые бутылки кочевали из одного сказания о Главкоме в другое. Эта история очень напоминает «дело», по которому был репрессирован комкор Думенко годом позднее. Ценные сведения о стратегических разногласиях, связанных со сменой Главкома, содержатся в очерках С.И. Гусева⁵⁵, воспоминаниях И.И. Вацетиса, К.Х. Данишевского, С.С. Каменева⁵⁶ и Л.Д. Троцкого. Гусев, Данишевский и Каменев, дополняя друг друга, описывают конфликт глазами противников Троцкого и принятой им и Вацетисом стратегии. Троцкий, будучи политиком, акцентирует внимание читателей на позиции членов ЦК по данному вопросу. Естественно, все мемуаристы преследовали 2 цели: показать собственную правоту и не сказать ничего лишнего. Поэтому относиться к их сочинениям следует с особой осторожностью, проверяя факты документальными свидетельствами. Прежде всего – протоколами Реввоенсовета Республики⁵⁷. Иоаким Вацетис оставил два варианта мемуаров – написанные в августе – октябре 1919 г. в заключении и значительно более поздний вариант. Он опубликован примерно на треть⁵⁸, потому значительно большую ценность представляет подлинник из личного фонда первого советского Главкома. Второй вариант воспоминаний более полный, но и менее объективный; он появился не ранее 1927 г. и носит явную антитроцкистскую направленность.

Документальные сборники, в которых дан исторический контекст событий «заговора», – это прежде всего упоминавшийся «В.И. Ленин и ВЧК», а также вышедшие недавно сборники о председателе ВЧК Ф.Э. Дзержинском, «Архив ВЧК», переписка руководства партии большевиков, протоколы Реввоенсовета Республики и стенограммы заседаний Политбюро, на которых друг другу припоминали прошлые грехи Иосиф Сталин и Лев Троцкий⁵⁹.

Неизвестные ранее документы Российского государственного военного архива (РГВА), Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ) и Центрального архива общественно-политической истории Москвы (ЦАОПИМ) проливают свет на подоплеку Заговора в Полевом штабе.

Неопубликованные источники делятся на 4 большие группы: чекистские документы (протоколы допросов, доклады руководителей ВЧК и ее Особого отдела), документы высшего руководства партии и государства (заявления, доклады и резолюции на них В.И. Ленина, Л.Д. Троцкого), организационно-распорядительные документы и переписка руководителей военного ведомства и Полевого штаба, следственные дела Революционного военного трибунала Республики – РВТР.

Показания подследственного – генштабиста Н.Н. Доможирова – по делу о Заговоре в Полевом штабе Реввоенсовета Республики от 8 июня 1919 г. являются ценным источником о настроениях в главном командовании Красной армии. При этом правдивость «Показаний» вызывает серьезные сомнения: описание попытки склонить к заговору пьяного Главкома выглядит не очень убедительно, а в эпизоде, когда Ф.В. Костяев якобы разъясняет назначенному командующим 15‑й армией Доможирову, что он сможет поднять армию, есть весьма сомнительный момент. В армию для этого нужно «назначить и члена РВС армии такого, который бы действовал в известном направлении». Предполагалось, что таковым может стать племянник Главкома Эрнест Вацетис⁶⁰. Однако Костяев никак не мог предположить, кого назначат: руководящих лиц такого уровня назначал обычно РВСР, в крайнем случае (из области фантастики) это мог сделать ПУР, ни в коей мере не подчиненный Костяеву.

Ключевым моментом показаний стало «пьянство» Главкома⁶¹. Эта легенда берет свое начало с весеннего расследования по обвинению генштабистов Э.И. Вацетиса и Е.И. Исаева в спекуляции. Документы по этому делу подтверждают и факт крайнего недоверия к Главкому К.Х. Данишевского – именно он выступил инициатором следствия над Эрнестом Вацетисом и Исаевым⁶². 30 апреля И.И. Вацетис в заявлении члену РВТР С.И. Аралову просил истребовать все полученные от Советского правительства Латвии запасы вина, хранившиеся на учете интенданта армии Латвии⁶³. Сведениями о том, поступило ли вино в распоряжение ПШ или нет, мы не располагаем, однако для рождения легенды о пустых бутылках и этого было вполне достаточно. Также обращает на себя внимание тот факт, что «ахиллесова пята» Главкома – его племянник – была задета еще весной 1918 г. Заметим, что покупку вина Главком организовал для хотя бы частичного восполнения отсутствия медикаментов в Полевом штабе: свирепствовала испанка⁶⁴… Хотя сведений, подтверждающих распространение гриппа, у нас нет, факт распространения эпидемий в Серпухове налицо: 12 января 1919 г. Костяев и Аралов подписали приказ по ПШ по принятию ряда мер «в виду появления в г. Серпухове эпидемий сыпного и возвратного тифа и оспы»⁶⁵. Даже РВСР в приказе от 15 января 1919 г. специально остановился на этом факте: «В виду начавшихся заболеваний сыпным тифом и оспой в войсковых частях и учреждениях Серпуховского гарнизона, как следствия сильной эпидемии этих заразных болезней, развившихся среди рабочих и населения, и принимая во внимание, что местные гражданские власти не в силах справиться с эпидемией без военного ведомства, объявить г. Серпухов и его фабричный район на военном положении»⁶⁶. Ходатайства об увольнении в отпуск по болезни к апрелю 1919 г. приняли, по выражению Ф.В. Костяева, «массовый характер» – генерал был вынужден ввести 5‑процентную норму подобных отпусков⁶⁷. По состоянию на 2 июня, как отметил в приказе по ПШ Ф.В. Костяев, в штабе «в настоящее время вполне здоровых [сотрудников] нет; слабость, неврастения, малокровие – обычные явления почти у всех сотрудников штаба, почему вновь предписываю врачебным комиссиям штаба определять необходимость длительных отпусков (двух-трехмесячных. – С.В.) только в безусловно необходимых случаях» (когда состояние здоровье «сильно понижено по сравнению с состоянием здоровья других сотрудников») ⁶⁸. При этом во многом распространение эпидемий в Полевом штабе было связано с антисанитарией: 29 декабря 1919 г. начальник ПШ констатировал, что «некоторые из сотрудников…по-видимому, еще недостаточно знакомы с основными правилами чистоты и опрятности, вследствие чего крайне загрязняют помещения, разбрасывая повсюду окурки и заплевывая полы и стены, а главное загрязняют уборные». Это нарушает «общественную чистоту» и угрожает безопасности «в смысле заражения»⁶⁹.