Текст книги "Пираты московских морей (сборник)"

ДЕТКИ ПРОГРЕССА

Утром, – оно началось для Фризе и его гостьи в двенадцать – Светлана сказала:

– Как хорошо, что ты избавился от теликов. Не мучаешься от переизбытка негатива. А я, как посмотрю перед уходом в редакцию информационную программу, и жить не хочется! Новый день на ТВ начинают с пожаров, убийств, кровавых ДТП.

– Кто тебя заставляет по утрам нажимать на пульт?

– Володька! Ты забыл о моей профессии? Мне надо быть в курсе событий. Хорошо тебе…

– Не завидуй! Скоро мои телики вернутся на свои места.

– Ты их не выбросил?!

– Светик, не будь такой легковерной. Как же я мог вывалить их в окно? Вдруг в этот самый момент ты бы шла ко мне в гости?

– А я и глазом не моргнула, когда вчера выбросила в окно пару красного кружевного белья из твоей ванной комнаты. По-моему, нулевого размера.

Фризе покраснел и насупился. Смешно было бы оправдываться. Светка знала о нем все. Или почти все.

– Среди десяти твоих достоинств, способность краснеть занимает не последнее место.

– Ого! Можешь перечислить остальные?

– Только одно: умение угостить подругу вкусным завтраком.

После завтрака, затянувшегося часа на два, Светлана вдруг поскучнела. Минуты две она внимательно разглядывала Фризе, словно хотела найти в его лице какие-то новые для себя черточки. Или мысленно сравнивала его сегодняшнего с тем, каким увидела впервые много лет назад.

– Светка, тебя что, заклинило? – с тревогой спросил Владимир. – Смотришь на меня…

– Какой ты милый, Володька, – сказала подруга. – Такой прекрасный прощальный завтрак мне устроил. – Она поднялась со стула, подошла к Фризе и нежно поцеловала его в щеку.

Ночным поездом Светлана уезжала в Питер. Собирать материал для статьи о том, зачем понадобилось Газпрому портить городской пейзаж строительством несуразного небоскреба и тратить на это астрономические суммы. Поэтому Фризе не придал значения словам о «прощальном завтраке».

– Вернешься, я тебе сногсшибательный обед приготовлю! – ворчливо пообещал сыщик и так крепко поцеловал подругу, что она чуть не задохнулась. Он никак не мог забыть ту Светку, которая открылась ему сегодня ночью в неярком сиянии ночничка.

– Нет, душа моя. Это была наша с тобой последняя трапеза, – вырвавшись из объятий, сказала гостья.

– Что еще за новости? – Фризе почувствовал: подруга не шутит. И еще ему не понравились новые словечки в ее лексиконе. Слов «душа моя» и «милый» Светка в разговорах с ним никогда не употребляла. Хорошо знала, как не любит Владимир сюсюканья.

– Ты на меня не обижайся, Володька, но в Питер я еду на собственную свадьбу, а не изучать градостроительные проблемы.

– Чушь!

– Извини. Мне надо торопиться. Подробности узнаешь из газет.

И она ушла так стремительно, что даже не задержалась у зеркала в прихожей, чтобы поправить прическу и макияж, испорченный Владимиром. А у него даже не нашлось силы воли, чтобы встать и проводить ее. Фризе был подавлен.

«Это просто дурацкая шутка, – твердил он себе, мрачно разглядывая развешенное на стенах старинное холодное оружие, доставшееся ему от деда. – Розыгрыш. “Душа моя!”, “Милый!”. Вот насмешила».

Но вместо того чтобы посмеяться, Владимиру хотелось сорвать со стены один из кинжалов, пойти в спальню и с силой воткнуть его в постель, на которой еще несколько часов назад они шептали друг другу нежные слова. «А еще приятнее было бы воткнуть кинжал в жениха. – подумал он. – Если только Светка его не придумала, чтобы меня подзадорить. Только зря старалась. Я ведь сегодня наконец принял решение…»

Владимир заглянул в гостиную и несколько секунд постоял в раздумье перед опустевшей телевизионной тумбочкой. Обычно, он не включал телик раньше восьми вечера. Но сейчас его разбирало любопытство: повторится нашествие незваных гостей или нет?

– Чего голову ломать? – сказал он громко. – Сейчас принесу «ящик» из кладовки и включу.

По старой привычке «ящиками» он называл даже современные плоские телики.

Вчерашний гость был тут как тут. Нарисовался на экране даже раньше, чем Фризе воткнул штепсель в розетку.

– Расширил свой кругозор, сыщик? – спросил он деловито. – Тогда продолжим разговор. Время поджимает.

Владимир хотел возразить: «А я никуда не тороплюсь». Но решил не начинать разговор с пикировки. Молча сел в кресло и приготовился слушать.

– Мы остановились на Законе сохранения…

– Новый взгляд на проблему мне пытался изложить один ученый. Серьезный ученый, доктор наук, – сказал Владимир, с легкой грустью прогоняя от себя образы неожиданно возникших перед ним людей. Труднее всего было расстаться с Бертой, стоящей посреди каюты в прозрачной распашонке до колен. Усилием воли Фризе заставил себя вернуться из прошлого в настоящее. Но это «возвращение», наверное, показалось собеседнику слишком медленным.

– Нам это известно, – нетерпеливо отозвался он.

– Откуда? – удивился сыщик.

– От его бывшей супруги.

– От врача-диетолога? Неужели и она к вам перекочевала?

– В известной мере.

– Мистика, какая-то! – вспылил Фризе, как будто все остальное, что сейчас с ним происходило, к мистике никакого отношения не имело.

– Да не горячись, ты, Володя! Она теперь не диетолог. Директор кинофильмов. Пару раз даже сама снялась. Потому и попала к нам. Понимаешь?

– Нет! Не понимаю! – сыщик не мог сдержать раздражения. И переживал от этого. Стыдился того, что разговаривает на повышенных тонах. Не терпел, когда считал себя одураченным.

– Не понимаю, – продолжал он горячо, – откуда вам известно о моих личных разговорах! Не понимаю, что означают эти слова: «Попала к нам». Куда, это «к нам»? Ничего не понимаю!

– Да ты уже все понял, милок, но упрямишься. Уперся, понимаешь… как осел. А у нас времени мало. Можно сказать, в обрез.

Сыщик не мог припомнить, чтобы его когда-нибудь называли ослом, но почему-то не рассердился. Но и от едкого вопроса не удержался:

– А где же тогда у вас райские кущи, полноводные реки? Затерялись в песках?

– Да ладно тебе, остромысл! Не до шуток. В последние годы вы у себя наплодили монстров и теперь прямым ходом поставляете их нам, в эти, как ты изысканно выразился, «райские кущи». Спасу от них нет! Нашествие гуннов. Причем число их растет в геометрической прогрессии.

– Ты бы не тянул резину, братец! – раздался недовольный басок. Раздался словно бы ниоткуда. Соткался из небесной голубизны, как выражались в старину. – Бери быка за рога.

На экране гость по-прежнему красовался в одиночестве. И на поданную ниоткуда реплику не обратил никакого внимания.

– Ну, дела! – прошептал Фризе. – Глас вопиющего в пустыне.

– Не обращай внимания. У нас тут желающих давать советы – как у вас звезд на небе! Наизбирали в профком краснобаев!

– Я тебе дело говорю, – отозвался басок обиженно. – Владимир Петрович – мужчина современный, деловой. Время зря терять не привык. Приступай к сути. Понимающему достаточно полуслова. Забыл только, какой умник это сказал.

Фризе тоже вдруг забыл. Всегда помнил, а сейчас словно память начисто отшибло. «Надо же, надо же! – повторял он беззвучно. – У них еще и профсоюз имеется! Профком избрали! Интересно, а как со взносами? И с каких доходов платят?»

Не в силах больше сдерживаться он разразился гомерическим хохотом. Вытирал ладонью слезы и с опаской поглядывал на обиженное лицо собеседника.

Отсмеявшись, сыщик вспомнил автора афоризма. И еще он узнал красивый голос невидимки с телеэкрана. Ленивый и слегка самодовольный басок. Но обладатель красивого голоса находился в полном здравии! Владимир Петрович видел его в каком-то новом сериале.

Сам Фризе сериалы не терпел, но когда у него «на постое» обреталась Дюймовочка…

– Криминальные сериалы помогают в моей профессиональной работе, – с несвойственной для нее наглецой заявляла Галина Романовна, когда Владимир пытался выключить телевизор. – Некоторые приемы киношных сыщиков можно использовать.

Здравый смысл и логика следователем Межрайонной прокуратуры в расчет не брались.

Как ни старался он отвадить приятельницу от иссушающего мозги времяпрепровождения, успеха не добился. И нередко подсаживался к ней на диван, чтобы отвлечь от голубого экрана завлекательными разговорами или еще более завлекательными действиями. Последнее ему почти всегда удавалось. Даже в том случае, если накал экранных страстей бывал на самом пике: подлинные страсти Дюймовочка всегда предпочитала бутафорским.

Так вот, несколькими днями ранее обладатель слегка ленивого и в меру самодовольного баса был жив и здоров. Ну, если быть точными, отчасти жив и отчасти здоров. В телесериале, который с увлечением смотрела Галина Романовна и в то же время пыталась не поддаваться на приставания Фризе, его застрелили нехорошие мужчины. Невеста долго и горько рыдала на изрешеченной пулями и политой клюквенным соком груди героя.

Но замордованным ужасом телезрителям на этот раз преподнесли «утешительный приз». Им показали документальный фильм о фильме, в котором «жестоко убиенные» герои были живы и здоровы, улыбались и даже слегка бражничали.

В документальной киношке положительный герой, такой же в меру самодовольный, как и его басок, увлекательно рассказал любителям сериалов о тех нравственных муках, которые он испытал, работая над образом. А продюсер заявил, что их сериал стал по истине народным.

– Вот видишь, – сказала Дюймовочка. – Народ обожает такие сериалы.

На что Владимир ответил латынью:

– Maximus error is populus magister. – А так как приятельница, несмотря на незаконченное юридическое образование, латыни не знала, тут же перевел:

– Народ есть величайший мастер по части ошибок.

– Народ всегда прав, – заупрямилась Дюймовочка. Но развивать свое заявление не стала. Сказала как отрезала.

Фризе, испытывая нравственные и иные муки, обращаясь к продюсеру, сердито пробормотал: «Вот мудозвон!», подхватил притихшую Дюймовочку под мышку, и даже не выключив телик, унес в спальню.

А теперь этот актер, застреленный понарошку в сериале и оживший в документальной короткометражке, находится где-то рядом. Наверное, сидел или даже лежал на горячем песке. Может быть, загорал в одних плавках.

– Вы про закон хотели рассказать, – вежливо напомнил сыщик. – Закон сохранения и превращения энергии. Его Михаил Васильевич Ломоносов и Антуан Лавуазье вывели.

– Антуану якобинцы голову на гильотине оттяпали, – назидательным тоном прокомментировал настырный обладатель приятного баса.

– Еще раз вякнешь – переберешься сюда на постоянное место жительства, – тихо произнес гость. От интонации, с которой была произнесена эта фраза, даже у сыщика по спине пробежали мурашки. Больше их беседу никто не комментировал.

– Теперь мало кто сомневается в том, что мысль – особая форма энергии. Так?

Фризе кивнул. Буквально на днях он с интересом посмотрел на канале Евроньюс большую передачу о том, что английские ученые вывели теорию и доказали ее на практике, что МЫСЛЬ МАТЕРИАЛЬНА! Вполне вменяемые вальяжные мужики демонстрировали в своей лаборатории, как другие мужики, не менее вменяемые, давая простор своим мыслям, производили бесконтактно массу всяких манипуляций с приборами и предметами. Вот только сейчас Фризе засомневался: английские это были ученые или американские?

– Мысли тех, кто умерли, их умственная энергия сохраняются во вселенной. Правильно? – Не получив, на этот раз от Фризе подтверждающего сигнала – ни кивка, ни реплики, – гость насупился:

– Порочные мысли – не исключение. К большому сожалению, они обладают колоссальной энергетикой.

– Читал я об этом. – На этот раз, Фризе вспомнил информацию в одной немецкой газетке про египетские пирамиды. Там в глубине, в погребальной камере, сохранились звуки далекого прошлого. Обрывки разговоров врачей и рабов, которые бальзамировали фараона.

«Много я все-таки знаю, – похвалил себя сыщик. – Эрудит».

– Эрудит, эрудит! – подтвердил собеседник, вогнав сыщика в краску.

«Вот уж Божья кара! – преодолевая смущение, подумал Фризе. – Он меня и думать отучит».

– Ты, Владимир Петрович, когда-нибудь задумывался, почему наш первый президент так часто и тяжело болел в лихое время?

– Пил много. Отчего же еще? – легко отозвался Фризе. – И угрызения совести мучили.

– Совесть еще надо иметь, чтобы она замучила, – ворчливо сказал собеседник. – А водка… Водка добру молодцу сердце не повредит. Вот ненависть самый крепкий организм разрушит! Ненависть нашего «гаранта» сгубила. Ненависть. Когда миллионы граждан телезрителей сидят у голубого экрана и от гнева и ненависти раскаляются так, что на них котлеты можно жарить, куда эта энергия девается?

– Если котлет под рукой нет? Отправляется по назначению.

– Смотришь в корень, – одобрил мужик. Он перестал наконец шептать и заговорил вгромкую: – С живыми мы разобрались. А что ты знаешь о фантомах?

– О каких фантомах?

– Мы здесь все – детки прогресса, – загадочно изрек гость. – Фантомы электронных средств массовой информации. Думаешь, герои фильмов остаются только на всех этих пленках, DVD и прочих флешках? Как бы не так! Они начинают жить самостоятельно и не только в Интернете.

Он сложил руки на груди и наконец отвел взгляд от Фризе. И от этого сыщик испытал явное облегчение.

– Ты, наверное, помнишь те времена, когда, включая приемник, можно было услышать: «В эфире радиостанция “Юность”. Или еще какая другая. В эфире, Володя! В эфире. У нас, братец, своя среда обитания. Эфир!

– Понятно… – пробормотал сыщик. Ему вспомнилась не радиостанция «Юность», а студенческая прибаутка: «Ночной эфир струит кефир». После серьёзной поддачи бутылка кефира из холодильника была самым желанным напитком.

– Проблема в том, что наши пределы с катастрофической быстротой стали заселять фантомы с большой отрицательной энергией. – Это уже не туповатые братки и живущие одним днем чикагские гангстеры. Изощренные маньяки и коррупционеры с размахом наступают хорошим ребятам на пятки! Мы не за себя боимся! Ты думаешь, фантомы не влияют на вас, на живых?

Сыщик так не думал. Честно говоря, мысль о каких-то влияющих на него фантомах ни разу не приходила ему в голову. И теперь он не знал, что и думать, настолько фантастично выглядело происходящее. И поэтому только пожал плечами.

– Во вселенной все взаимосвязано, – назидательно изрек гость.

«Надо прекращать балаган, – подумал Фризе. – Встать и уйти. Всего дела-то – раз плюнуть!»

Но он не плюнул. Какая-то непонятная сила удерживала Фризе на месте. Словно кресло сильно намагнитили, а его афедрон стал чугунным.

«Ну, вот, приехали! Если я допускаю, что балаган можно закончить, значит, признаю его реальностью. Или у меня белая горячка. Подцепил от нового клиента, которому по ночам снятся киллеры».

– Штирлиц, ты понимаешь, что процесс насыщения вселенной злом грозит стать необратимым? Если фантомы отрицательных героев окажутся в большинстве, произойдет Большой Бенц.

– Я не поставляю вам фантомасов, – буркнул Фризе, слегка обиженный за Штирлица. – Я борюсь с самыми, что ни на есть, реальными монстрами.

– Вот! – гость поднял палец. – Пришло время сказать, ради чего ты нам понадобился.

– «Понадобился!» Я подозревал, маэстро, что с вами не соскучишься.

– Володя, – теперь голос собеседника зазвучал тревожно и очень тихо. – Мы отслеживаем потенциальных поставщиков супер-негодяев в электронные средства массовой информации. Проще говоря, в кино, на телевидение и в Интернете. Знаменитый режиссер Забирухин затевает новый сериал с очень опасными ребятами. Семен Семенович – талантливый мастер. И это вдвойне опасно. Он собирается пригласить на съемки толковых актеров. Владика Гарденского, например. Если плохой талантливый человек будет играть выдающуюся сволочь, можешь себе представить, какая взрывчатая смесь получится? Калигула по сравнению с ним покажется безобидным ворчуном-троллем!

Гость сделал паузу и опять пристально посмотрел Фризе в глаза.

– С твоей помощью, сыщик, мы хотим этот сериал торпедировать.

– А где я возьму торпеды? – спросил Фризе. Ему стоило большого труда сдержать улыбку.

Собеседник истолковал вопрос сыщика по-своему:

– В ближайшие дни ты получишь много денег. Очень много. Можно сказать, выше крыши.

– И на эти деньги мне надо будет нанять плохих парней с торпедами? Не по адресу…

– По адресу, по адресу! Забирухину понадобится спонсор. Очень богатый спонсор. Миллионов на пятьдесят зеленых. Он всегда работает с размахом. А новый сериал для Семена – лебединая песня. Через два года ему стукнет семьдесят пять. Вот он и задумал совместить юбилей с триумфальным показом новой работы.

– Сначала намечались праздники, потом – аресты. Решили совместить, – голосом актера Фарады прокомментировал невидимый Фризе член профкома запредельных киноработников.

– Уважаемый! Допустим на минутку, что это не глупый розыгрыш, а реальность…

– А ты, сыщик, до сих пор сомневаешься?

– Так вот, я могу назвать десять причин абсурдности вашего предложения, – пропустив мимо ушей вопрос, продолжал Владимир. – Разве один Забирухин снимает сериалы с героями-подонками? Да, судя по тем картинам, которые по телику и в кино показывают, других и нет!

– Мы тоже не теряем время даром. Неужели не заметили, что появились сериалы о любви?

– «Сопли и вопли» в розово-голубых тонах? Обсмеёшься. Перехожу к следующему пункту. К миллионам…

– Стоп, стоп, стоп! Твои возражения отпадут сами по себе, если ты внимательно выслушаешь меня…

Когда мужик из «ящика» закончил говорить, Фризе поставил себе пятерку за поведение: он ни разу не улыбнулся, не обозвал его прикольщиком и хохмачом. Он даже ни разу не издал такого звука, который можно было принять за неодобрение: типа «хватит мне горячую лапшу на уши развешивать!».

– Молодец! Уметь слушать – Божий дар, – похвалил гость.

– Вопросик можно? Всего один.

– Некстати, Володя, некстати. Сеанс закончен. У нас, знаешь, тоже не все просто. Приходится энергию экономить, как вам электричество.

– Ответ на этот вопрос для меня очень важен.

– Валяй, спрашивай!

– Почему именно я?

Экран телевизора погас.

– Так-так-так, – в сильной задумчивости произнес Владимир. – Так-так-так, сказал бедняк. Денег нет, а выпить хочется. Ой, как хочется!

Экран снова засветился, но Владимиру показалось, что не так ярко, как светился перед этим.

– Проблемы, Штирлиц, проблемы. – По озабоченному лицу мужчины можно было догадаться, что ему не терпится поскорее избавиться от собеседника. – Тебя выбрали, потому что другие кандидаты оказались еще хуже.

– Опаньки! – От такой откровенности Фризе опешил.

– Ну, есть и некоторые технические тонкости… В твоей квартире имеется Точка Соприкосновения. Упрощенно, говоря, дырка, через которую может происходить даже телепортация. Место соприкосновения…

– Какого черта! – Не дослушав до конца фразу, заорал Владимир. При упоминании о телепортации у него по спине пробежали мурашки.

– Не пузырись! Главное – тебя выбрали. – Собеседник отнес восклицание сыщика на счет низкой оценки его персоны. – А за какие доблести, сам догадаешься. Хочешь, чтобы я тебе дифирамбы пропел? Дифирамбов не будет. Про «дырочные» проблемы прочитай у Бюффона.

Экран погас. В глубокой задумчивости сыщик поднялся с кресла и медленно подошел к бару. Несколько секунд внимательно рассматривал бутылки, словно, здоровался с ними. Налил полстакана виски «Дьюарс». Последнее время он особо привечал этот сорт – легкий, ароматный напиток, будто и не виски вовсе. Фризе не стал добавлять в стакан лед, даже орешков не взял, и вернулся в кресло. Взглянул на черный экран телевизора, мысленно выругал недавнего собеседника неприличными словами. Но тут же устыдился:

– Ну-ну, не журитесь! Это я сгоряча. За упокой вашей души!

Он сделал большой глоток и подумал о том, что пить за упокой души человека, с которым только что беседовал, не совсем правильно. Кощунственно. Но пойди теперь разберись, что правильно, а что кощунственно?

НОВЫЕ ЛИЦА

– На Смоленской дороге туман, туман, туман… – в тихой задумчивости пропел сыщик. Он прикрыл глаза, чтобы не видеть раздражавшую угольно-черную поверхность экрана и пытался найти хоть один аргумент, хоть маленький намек для объяснения того необъяснимого, что положило конец его, в меру спокойного периода жизни.

Неожиданно в памяти всплыло имя Конан Дойла. И вовсе без всякой связи с коллегой Шерлоком Холмсом. Владимир вспомнил прочитанное недавно коротенькое послание сэра Артура редактору журнала «Лайт» о незаконченном романе Чарльза Диккенса «Тайна Эдвина Друда»: у писателя во время спиритического сеанса был «контакт» с самим великим Диккенсом!

Классик сообщил Дойлу о Друде:

«Сожалею, что пришлось уйти прежде, чем я вызволил его из беды. Бедняга был вынужден пережить тяжелое время. Я всегда полагал, что вы направите Холмса по его следу. Не знаю, что лучше – раскрыть вашу тайну или оставить тайну нераскрытой».

«Странно, что я, читая воспоминания Конан Дойла, даже не дал себе труда задуматься над этим фактом. Ведь сэр Артур серьезный романист и историк! Шарлатанов английские короли не возводят в рыцарское достоинство. Вот, например, ныне царствующая королева не удостоила сочинительницу несусветной лабуды про Гарри Поттера звания баронессы! И правильно сделала». – Фризе считал, что романы английской «сказочницы» действуют на детские головы посильнее марихуаны. Погружают в мир грез, из которого непросто выбраться – ведь в нем не на кого опереться, не к кому обратиться с молитвой.

А вот Конан Дойла удостоили чести стать сэром, несмотря на то, что он всему миру поведал, как общался с великими покойниками Оскаром Уайльдом, Джеком Лондоном и Гарди. При свидетелях общался! Да и со своими умершими родственниками он имел постоянную связь! Прежде всего, с горячо любимым братом.

Королевская милость, считал Владимир, как знак качества. Она подтверждала, что и в этой, мистической, ипостаси Конан Дойл воспринимался серьезным исследователем, а не фантазером.

«Может, это в порядке вещей – визиты к уважаемым сыщикам выдающихся деятелей прошлого? Только ко мне в гости из загробного царства повадились заглядывать не самые знаменитые персоны. Вот бы Иосиф Виссарионович пожаловал…»

Фризе поежился и пробормотал:

– Это ж, кому рассказать! Никто не поверит! Да и некому.

Но свято место пусто не бывает. Слушатель нашелся.

– Только попробуй! – раздался знакомый голос с экрана. – Откроешь хайло – за пищик возьму!

В гости к сыщику заявился все тот же мужчина, только теперь в обличье пахана.

– С прибытием! – весело сказал Владимир. К нему возвращалось хорошее настроение. Первый глоток слегка ударил ему в голову и настроил на философский лад.

– Вы из какого профсоюза? – деловито поинтересовался Фризе, глотнул еще виски и поставил стакан на пол.

– Заглохни, трёкало[6]6
  Трёкало (жарг.) – пустой трепач.


[Закрыть]. Встрянешь в это дело, волчара, доплывешь в два счета!

– Ваша феня, уважаемый, давно устарела. Никто нынче так не базарит.

– Поучи ученого… Я тебя предупредил.

– А перевозчик у вас по-прежнему в запое? – спросил сыщик с ехидцей и нагнулся, чтобы поднять с пола стакан. – Его не Хароном, кстати, зовут? А река, наверное, Лета? Или Стикс?

– Ошибаешься, терпило. Наша река «уносит все дела людей», а не самих людей! Надо читать хороших поэтов.

– Какие у вас там все умные! – добродушно сказал Владимир. Он захмелел как раз настолько, чтобы любить всех и каждого.

– Ухо отрежу! – пригрозил бандюган. – Левое.

«Почему левое?» – удивился Фризе, но спрашивать не стал. Незачем мелочиться, когда попал в такую передрягу.

– Не хочешь слушать устаревшую феню, поговорим о черных дырах, – неожиданно вежливым тоном предложил собеседник. Но эта вежливость не смогла бы обмануть и красивую блондинку. А сыщик почувствовал, как у него второй раз за последние полчаса по спине пробежали мурашки.

– Сговорились вы, что ли? Мне только что ваш родственничек черными дырами грозил.

– А я разве угрожаю? Предложил хорошую тему для разговора. Черные дыры – это продвинутая тема. Президент даже собирается одному мудриле свою премию за эти дыры присудить. И трех дней не пройдет, как ты в моей правоте убедишься.

– А вам не надо… – Владимир хотел спросить у гостя, не надо ли ему, как его двойнику, экономить энергию. Но тот бесцеремонно отрезал:

– Не надо! И запомни: никаких двойников и родственников у меня нет! Свободного времени мало. – Он нахмурился, выпятил мясистые, чувственные губы: – О чем же с тобой потолковать? Без черных дыр нам все равно не обойтись, но если сегодня у тебя разговор о них вызывает дискомфорт: любимая девушка, можно сказать, в черную дыру свалила, отложим эту тему до следующего раза. Тогда, может быть…

– Ах ты гад! – Фризе швырнул тяжелый стакан, наполовину заполненный виски, в небритую физиономию. Как ни странно, экран выдержал. Но гость с него исчез, наверное, у вора в законе и правда было мало свободного времени.

Человек, которому однажды взбредет в голову описать частного сыщика Владимира Фризе, непременно столкнется с серьезными затруднениями. Люди, которых он попросит дать ему характеристику, – немногочисленные друзья и многочисленные подруги, бывшие и настоящие клиенты, – могут серьезно разойтись во мнениях.

Одни скажут, что Фризе смелый и вспыльчивый, другие – осторожный и педантичный. Ловеласом и женолюбом назовут мужчины, нежным и преданным любовником – женщины.

Портрет героя всегда окрашен в цвета палитры, которую имеет в своем распоряжении критик. Давать оценку другу или врагу – серьезное испытание для того, кто оценивает. Не зря же сказал какой-то мудрец: «Простим нашим врагам их недостатки, а друзьям – достоинства».

…А телик, как ни в чем не бывало, делился с населением очередным выпуском новостей. Новости не радовали: в Ингушетии убили судью. В Москве на три процента выросло количество толстяков. В Краснодарском крае столкнулись пассажирский автобус с маршрутным такси. Врачи называли количество погибших – как всегда разное, и подробно комментировали состояние раненых.

Отдельным блоком шли экономические новости. Небритый, неряшливо выглядевший человек информировал население о том, что относительно показателей прошлого года инфляция снизилась на три десятые процента.

«Ох, уж эта теория относительности! – вздохнул сыщик. – И угораздило же Эйнштейна ее открыть! И никак не найдется другого мудреца, который бы ее отменил».

По поводу теории относительности у Фризе имелось свое, особое, мнение. Некоторым своим гостям, из особого к ним расположения, он демонстрировал теорию относительности на практическом примере. Подводя какую-нибудь гостью к большому окну в кабинете, он показывал ей два уличных термометра, прибитых с противоположных сторон рамы:

– Правый термометр, – говорил он, стараясь придать голосу особую проникновенность, – я называю оптимистическим. Зимой он показывает температуру на два градуса выше, чем левый, пессимистический. Ведь всегда приятно узнать, что на улице минус восемь, а не минус десять?

Но вот, приходит лето, на улице – июльское пекло. На правом термометре тридцать один по версии старика Цельсия, а на левом – всего двадцать девять. Какой же из них теперь оптимистический? Правильно. Левый! Убедительное подтверждение великой теории?

И, беря гостью за талию, он добавлял:

– Все относительно, подруга, все относительно.

– Все под контролем… – неожиданно для себя пробормотал сыщик, как будто именно он нес ответственность за весь бедлам, который показывали с экрана. Ему пришлось встать с кресла, чтобы выключить телевизор: пульта, всегда лежащего под рукой, не было. Оказалось, что все это время Владимир преспокойно сидел на нем.

В гостиной стоял ароматный, но слегка резковатый запах виски. Будущее выглядело неопределенным.

«Может быть, пригласить батюшку? – подумал Фризе вяло. – Он отслужит в квартире молебен, окропит телевизоры святой водой, чтобы отбить охоту у этих «фантомасов» тревожить мой покой. А потом посудачит на мой счет с матушкой. Или, не дай бог, расскажет о моих видениях в каком-нибудь популярном шоу. Батюшки нынче вполне освоили электронные средства общения с паствой».

…Если быть предельно кратким, требование гостя из «ящика», сводилось к следующему: Владимир должен был познакомиться с известным кинорежиссером Семеном Забирухиным, обаять его, пообещать субсидировать съемки на все лады разрекламированного блокбастера, а потом, когда режиссер почувствует себя Джеймсом Камероном, поставить ему условие – или он заменяет Гарденского, или обещанные на съемки миллионы евро – тю-тю!

«Ну, вот! Тут-то вы и прокололись! – возликовал Фризе. – Не продумали как следует свою тарабарщину. Откуда вы откопали эти миллионы? Уж лучше бы пообещали вооружить меня калашом! Гарденского небось можно запугать игрушечным».

Не зря говорят: черт проявляется в мелочах. Хотя какие уж тут мелочи – миллионы евро!

Правда, в глубине сознания у Владимира все же теплилась надежда на то, что разговор о будущих миллионах, не пустой звук. Ведь говорила ему одна красивая сотрудница Исторического архива еще несколько лет назад о наследстве, оставленном ему дальними родственниками в немецком городе Киле. Очень убедительно говорила! Но в интимной обстановке. Можно сказать, что в пылу страсти. Правда, по прошествии многих лет Фризе почти забыл и красивую даму-архивариуса, и призрачное наследство. А теперь вспомнил. Подумал: «страсть – понятие метафизическое, а вот наследство вполне может обернуться конкретными казначейскими билетами. Евро, кстати. Они хоть и падают, но совсем-то, наверное, не провалятся?»

Так что, сыщик, хоть и радовался проколу тех, кто уже несколько дней морочил ему голову, вспомнив о наследстве, никак не мог о нем забыть. Да и сильно озадачила эта катавасия Владимира Петровича…