Текст книги "Пошел купаться Уверлей"

Дмитрий молчание воспринял как неодобрение.

– Это все литература, авторские придумки…

А Ушан был настроен философски:

– Знаешь, проходит время, и слова начинают жить самостоятельно. Вот, к примеру, Библия…

Он заметил, что капитан витает где-то в облаках и не слушает его.

– Ну, что же, оставим лирику и займемся делом…

Унылую комнату, где располагалась группа полковника Розова, сотрудники называли «обитель». Почему – никто не помнил.

Обитель и обитель. Чаще всего «обитель» пустовала. Происшествий в городе хватало, народ находился на заданиях.

Иногда в «обитель» заглядывал начальник Уголовного розыска, генерал-лейтенант. Высокий, стройный, красивый. Настоящий генерал. Филин считал, что жена генерала не имеет ни минуты покоя, беспокоится, как бы какая-нибудь краля не отбила у нее этого красавца.

Глаза у генерала были голубые-голубые. И очень внимательные.

А полные губы как будто всегда готовы к усмешке. К доброй усмешке.

– Подвигаем? – говорил генерал, обращаясь к Ушану. А тот молча кивал головой и открывал сейф. Почему-то шахматы он всегда держал в сейфе. Вместе с секретными документами.

Когда полковник проигрывал, он всегда начинал жаловаться на судьбу. Дел невпроворот, все они очень сложные, наверняка станут «висяками». Генерал молча слушал и брал фигуру за фигурой. А когда Ушан уж очень расходился, говорил:

– Ну-ну, поплачься, может, начальство и сжалится.

Однажды Филин, сидя как на иголках – опаздывал на свидание с очередной девушкой, – спросил полковника:

– Можно я пойду домой?

– Иди-иди, старлей. И не оглядывайся! – сказал генерал, не отрывая глаз от доски. А полковник заорал как бешеный:

– Неужели нельзя уйти по-тихому? И не мешать игре.

Евгений смылся.

А генерал сказал: «Юпитер, ты сердишься? Юпитер – ты не прав». Генерал был человек начитанный.

А Филин, спеша к своим «жигулям», подумал: «Эх, Ушан, опять проигрывает!»

Полковник смотрел на доску с тоской. Куда ни кинь, всюду клин.

Мат был неотвратим. И, чтобы не слышать этого слова, Розов сказал:

– Сдаюсь.

– Умница, умница. Давно я от тебя такого не слышал.

– Еще услышишь.

И они стали расставлять фигуры для новой игры.

Раз, два в месяц Ушан у генерала обедал. Ну, генерал-то ничего не готовил, готовила его супруга. А она знала, что любимым блюдом у полковника был горох с рулькой. Коронное блюдо, суп горох с рулькой, всегда ожидал полковника в доме его старого друга. И, честно говоря, основательно поднадоел Михаилу Андреевичу. Он иногда мечтал о мясной солянке с каперсами и сметаной. Или о супе с клецками. Но… Хозяйка считала, что полковнику больше по душе гороховый суп.

Капитан Якушевский сидел за своим видавшим виды письменным столом и «сочинял» отчет о визитах в Литературный институт. Зачем? Он не догадывался. Но полковник сказал: надо! И – баста.

– Со временем поймешь, – пообещал он, но вдаваться в объяснения не стал. Честно говоря, Михаил Андреевич и сам ненавидел писанину. Но начальство требовало…

– А про коньяк писать? – спросил капитан.

– А ты как думаешь?

Дима понял, что задал глупый вопрос.

Резкий телефонный звонок, необычно гулко раздавшийся в большой пустой комнате, заставил Дмитрия отвлечься от ненавистного листа бумаги.

«Наверное, Глафира, решила узнать, не пора ли разбивать яйца для омлета?» – подумал он. Омлет был в списке его любимых блюд.

Но это была не Глафира. Женский голос, захлебываясь, зашептал что-то непонятное в трубку. Голос этот показался капитану знакомым. Но вспомнить его он не смог.

– Да говорите громче, – рявкнул капитан, сердясь из-за того, что не может вспомнить голос. А еще больше из-за этого дурацкого отчета.

Голос захлебнулся – и пошли длинные гудки.

«Ну, вот! Повесили трубку. Теперь и не узнаю, кто звонил. А если случилось что-то серьезное?» – подумал он с сожалением. Но телефон тут же снова зазвонил.

Теперь женщина уже не шептала, а говорила в полный голос.

Сердито говорила.

– Вы, Дмитрий Антонович, почему так грубо со мной разговариваете?

Якушевский разулыбался. Это была Лидия Павловна.

– Ну, наконец-то! – радостно сказал капитан.

Но Лидия Павловна снова что-то зашептала.

– Да говорите вы по-человечески! Вас же не понять! Щебечете, щебечете, как воробьиха.

– Опять грубите! Вы же сами говорили: вокруг враги! Могут подслушать.

– Где и когда мы встретимся? – спросил Якушевский, одной рукой засовывая злополучный отчет в стол.

– На прежнем месте. Помните? Под сиренью.

– Сирень давно отцвела! – буркнул весело капитан. – Но я помню.

«До чего же она красива, – думал Якушевский, приближаясь к скамейке, на которой сидела Лидия Павловна. – “Кошечка!”» Он рассердился на себя, вспомнив рассеянное выражение лица «лидера профсоюзов», его холодные глаза.

– А я думала, вы опоздаете, – разочарованно сказала «кошечка». Но по лицу было видно, что она рада видеть капитана.

– И тогда бы вы устроили мне выволочку?

– Вы как ежик. Колючий. Я вам очень нравлюсь?

– Глаза бы мои не смотрели! – буркнул Димон и сел на скамейку на некотором расстоянии от Лиды. – Ну, рассказывайте, где вас черти носили?

– Но принесли-то сюда, к вам!

– Ладно, проехали! Рассказывайте обо всем подробно, с деталями. Будем сидеть здесь до темков.

– Ну, раз до темков, то слушайте. Прежде чем выйти на лестничную площадку, я заглядываю в дверной глазок… Это очень плохо?

Лиде показалось, что капитан сердится.

– Продолжайте, продолжайте.

– Я по натуре очень пугливая и поэтому заглядываю. Чтобы убедиться, что на площадке никого нет. А тут вижу моего знакомого… Ну, нашего сотрудника… Мамыкина. Он такой веселый и поет.

Капитан хотел сказать: «Пошел купаться Уверлей…», но «наступил себе на горло».

– И…

– И… – Она усмехнулась. – И вызывает лифт.

– А дальше?

– А потом я встречаю вас, такого гладенького и красивого. И вы спрашиваете, не видела ли я кого-нибудь чужого. Зачем же мне котика подставлять? Я и наплела про лысого обормота.

«Похоже, что это она на фотографии надпись сделала», – подумал Якушевский с огорчением.

Он слушал очень внимательно и хмурился, хмурился. И, наконец, спросил, еле сдерживая раздражение:

– Вы с Ушаном встречались?

– С каким это Ушаном? – удивилась Лида.

– С нашим полковником? С начальником группы.

– Еще чего? Я же к вам прямо с вокзала. Даже домой не заглянула.

– Ну, может, по телефону разговаривали?

– Разговаривала, разговаривала. По мобильнику. И еще по этому, как его? По телетайпу. – Она немного помолчала, а потом, наклонившись к Дмитрию, спросила: – А я должна знать его телефон?

Капитан молча пожал плечами. Лицо его выражало недоумение.

– А в чем дело, Димон? Вы чем-то расстроены?

Он даже не обратил внимания на это дружеское «Димон». Так называл его только Филин.

– Ушан мне представил все события в деталях. Ну, об этой встрече на лестнице… Только заявил, что это все фантазии. И еще произнес такую странную фразу: «Но эти фантазии далеко могут завести. В самую точку». Выходит, он телепат?

Похоже, до Лидии Павловны не доходил смысл всех этих рассуждений капитана. Она только смотрела на Якушевского во все глаза и улыбалась.

Дмитрий снова нахмурился.

– Вы хоть понимаете, о чем я толкую? – спросил он.

– Конечно! У вас такой красивый голос.

– Да при чем тут мой голос! – закричал капитан. – Ну как полковник мог узнать про ваши поступки?

– А какие у меня поступки?

Якушевский только покачал головой:

– Такие… Может, вы все ему рассказали, а потом забыли?

– Сейчас билет покажу, – она стала рытся в своей крошечной треугольной сумочке. – А то, действительно, до «темков» досидим…

Якушевский же достал из внутреннего кармана куртки ее фотографию, которая просто жгла ему грудь, и показал Лиде.

– Ваша?

– А… Это та, которую разослали? Красивая я здесь, правда?

Дмитрий перевернул фото и показал надпись:

– И слова вы написали красивые, правда?

– Ну-ка, ну-ка? – Девушка протянула руку к фотографии, но капитан не собирался ее отдавать. – Я ничего не писала. Да ты чего, Димон? Приболел? «Кошечка»! Не мой стиль! Что, я совсем из ума выжила?

«Что верно, то верно, – усмехнулся капитан. – Выжила. Ты же, дура, только что про “котика” говорила! – И еще у него мелькнула непрошеная мысль: – А Глафира никогда не разговаривает со мной таким тоном».

«Но что делать? Говорят, красота спасет мир. Посмотрим, может, и спасет».

– А вы-то, вы! – Лидия Павловна посмотрела на Якушевского сердито. – Такое изобразили! Кошечка! Ну и ну!

– Я тоже ничего не писал.

– Нет? Откуда же у вас эта карточка с надписью?

– От верблюда! «Профсоюз» дал!

– Тот, который?

– Тот, который котик.

– Ну и дела, – сказала Лидия Павловна и прикусила нижнею губу.

Такой она Дмитрию вовсе не нравилась. Ну, не вовсе, но все же…

Якушевскому пришлось по душе, что девушка не стала мелочиться, ходить кругами.

– Я заглянула в «глазок». У меня такая привычка, я же сказала: прежде, чем открыть дверь, смотрю, нет ли кого на площадке. А он выходит из квартиры напротив! Да еще напевает! Что же, он не знает, что я рядом живу? Значит, не знает. Иначе бы заглянул или позвонил…

А на следующий день познакомилась с тобой. Уголовка – это серьезно. Но я не думала, что настолько…

– И решила его отмазать?

Лидия Павловна смутилась.

– Вспомнила про плешивого… – Она сделала гримасу, словно ее сейчас стошнит.

Капитан Якушевский никак не мог решить, что ему делать. А делать что-то было надо. Иначе он просто взорвется, и на письменном столе, за которым сидит, появится большое мокрое пятно. А пятен на столешнице уже хватало. Ну не таких больших, как останется от него, капитана Якушевского, но все же…

Откуда Ушан узнал все подробности приключившихся с Лидией Павловной событий? Кто ему о них шепнул? Он что? Экстрасенс? Провидец? И считает всех нас за дураков? Спросить у него прямо, в лоб или подъехать издалека? Дескать, откуда…

И тут в кабинет вошел сам полковник. Посмотрел внимательно на Дмитрия и спросил:

– Чего такой хмурый? С похмелья?

Капитан забыл все свои варианты и выпалил:

– Михаил Андреич, вы экстрасенс?

– Ну, экстрасенс. И что? – он даже не удивился вопросу. – Но и полковник тоже. Прошу доложить, Димитрий, с какого бодуна тебя в параллельные миры потянуло? – Он внимательно посмотрел на капитана, покачал ушастой головой. – Опять «Багратион»? Смотри, втянешься незаметно. Есть у меня одна мыслишка… – Он махнул рукой. – Ладно, замнем для ясности. А какие у нас дела в этом мире?

– Неважные у нас дела, товарищ полковник. Мамыкин уехал отдыхать в Анапу, на море…

– Пошел купаться Уверлей?

– Мы проверили, у него в этом месяце отпуск. Так что все по закону.

– А что попугай говорит? Кеша, что ли?

– Павлуша. Он молчит. – Якушевский, наконец, улыбнулся: – А Женю Филина он сразу разоблачил. Как увидел, тут же заорал: – Шпик! Шпик!

Полковник нахмурился:

– Что же вы у меня такие приметные? Каждый попугай вас за версту вычисляет! Кстати, а какой он породы?

– Да никакой. Просто попугай.

– Просто-то просто… Наверное, жако. Африканский. Они самые разговорчивые. Серые, хвост красный. Водятся там, где растет масличная пальма.

– Михаил Андреевич, – сказал Якушевский проникновенно. – А что вы все про попугая? Он у нас за главного сыщика, что ли?

– Да, Димитрий, ты у нас еще мал и глуп…

Капитан покраснел, приготовившись услышать крепкое словцо, но полковник знал, когда надо остановиться.

– Не будь попугая, разве ты бы так быстро вышел на этого… «профорга»?

«Ну, что я все время краснею, как барышня? – подумал Якушевский. – Ушан же все просекает! Решит, что я хлюпик и чистюля!» И, чтобы разрядить обстановку, сказал:

– Так я хотел объяснить, почему заговорил об экстрасенсах…

– Хотел объяснить! – проворчал полковник. – Ты меня впрямую экстрасенсом обозвал!

– Вы же все подробно объяснили, а сказали, что просто фантазируете. А Лидия Павловна тогда еще не нашлась…

– Вот продувная бестия!

Увидев, что капитан побагровел, Ушан поднял руки:

– Сдаюсь, сдаюсь! Честные глаза! Да не честные, а просто красивые. А красивые глаза всегда лживые! Запомни это, Димитрий. Когда-нибудь помянишь старого деда.

Но Якушевский запрограммировал себя совсем на другое:

– Одно из двух: или вы переговорили с девушкой, или вы, вы… только вы, товарищ полковник, не обижайтесь, настоящий экстрасенс.

– А что, она тебе нарисовала правильную картину битвы?

– Да! И все сошлось. Так, пара деталей не совпадает, а в остальном… В остальном так и было. Увидев Мамыкина в «глазок», она пришла в ужас. Что ему понадобилось в этой квартире?

– Ну, еще бы! – Похоже, полковник был доволен, что Лида перепугалась. Он долго молчал, разглядывая Якушевского. А потом улыбнулся и сказал: – Ты бы, Димитрий, подумал как следует да пофантазировал, как я, и тоже стал экстрасенсом. А может быть, и майора получил вне очереди. И не морочил мне голову со своими попугаями!

– Я? – изумился капитан. – Я?

Но это «я» осталось без ответа.

– Пиастры, пиастры! – вдруг прокричал дурным голосом Ушан. И подмигнул капитану.

Первое, что сделал полковник Розов, – послал в Институт специалиста по наркотикам. Лучшую разыскную собаку в Управлении эрдельтерьера Пупсика с его сопровождающим «вечным» майором Барбарисовым. У проводника Барбарисова Пупсик был уже третьим «специалистом» по наркотикам, а майору никак не присваивали очередное звание. Отчасти из-за фамилии. Подполковник Барбарисов! Как-то не звучит…

Пупсик привычно обежал все углы в большой «дежурной» комнате и тут увидел попугая, по-хозяйски расхаживающего по столу. И попугай его увидел.

– Страшило, – сказал попугай. – Гав, гав!

С младенческих лет Пупсик не слышал ни одного грубого слова.

«Ах, какой красавец! Какие умные глазенки! Лапочка!» Помните: «Меня еще с пеленок все Пупсиком зовут, когда я был ребенок, я был ужасный плут». А тут вдруг «страшило»!

Пупсик лег и заскулил. Большие его глаза повлажнели и затуманились…

А майор выпятил нижнюю губу, покрутил шишковатой головой и прошептал:

– Выходит, они, животяги, понимают друг друга?

Попугай перелетел в свою клетку, закрыл клювом дверцу, нахохлился и больше не сказал ни слова.

В квартиру Бубнова Пупсик вошел осторожно. Огляделся.

Убедился, что попугая нет, и словно взбесился. Лаял перед диваном, в котором нашли мужика в полиэтилене, лаял перед кроватью, на которой умер начальник Службы Бубнов. А потом остановился перед старинным комодом, набитым постельным бельем, и заскулил. Комод отодвинули. За ним была гладкая стена, как и вся комната, оклеенная синими обоями.

– Штоф, – сказал лейтенант, участвующий в операции.

– Надо же, – покрутил головой «вечный» майор. Он слышал это слово только применительно к спиртному.

А Пупсик остановился у гладкой стены и стал ее облаивать. Звонко. Время от времени повизгивая. Полицейские переглянулись.

– Придется ломать, – сказал майор. Лейтенант с сожалением развел руками. Дескать, ничего не поделаешь. Он и не представлял, что приходилось взламывать даже антикварные преграды.

В стене была ниша, в нише стоял черный красивый кейс, в кейсе, в аккуратных коробках – мешочки с кокаином…

– Ну-ну… – пробормотал лейтенант. – Вот это да…

Приехал полковник Розов. С ним приехали Якушевский и Филин. Подождали, пока фотографы с Петровки сделают снимки криминального «богатства», а потом Ушан сложил его в потертый саквояж.

– Вещественные доказательства, – сказал он, с трудом сдерживая удовлетворение. – Пошли, ребята.

На Петровке он поместил «вещественные доказательства» в сейф и позвонил генералу…

– Ну вот, товарищи офицеры! Дело сделано… – Ушан одобрительно оглядел свое воинство. Воинство было невелико: капитан Якушевский и старший лейтенант Филин. Остальные по-прежнему или болели, или где-то загорали.

– А как же Мамыкин? – капитана больше всего волновала судьба доцента. Он бы предпочел видеть его за решеткой.

– «Профсоюз»-то? – спросил полковник. – Это мелочь. Я думаю, – Розов посмотрел на большие пыльные часы, висевшие на стене, – его уже арестовали.

– Там, в Анапе? – удивился Якушевский.

– Ты же сам сказал, что он уехал в отпуск в Анапу?

– Дела и случаи, – пробормотал капитан. И полковнику такая присказка очень не понравилась. Он сразу связал эти слова со своим старым другом, ныне прохлаждающимся в отставке, Залетовым. «Неужели это Димитрий ему выболтал, что я по Бульварам прогуливаюсь?»

А Филин сидел молча. И никак не реагировал на разговор коллег. Погруженный в свои не слишком стройные мысли, он думал о том, что слишком легко и быстро все решилось. И по чьей подсказке? По подсказке попугая! Так не бывает. Он не успел и «ножками потопать», как обещал полковник, и р-а-з! Все решено!

– Ты, Евгений, чего задумался? – спросил Ушан, заметив, что старлей молчит и хмурится.

Филин поежился.

– Да как-то так. Думаю.

– Что-то вы у меня квелые. Придется кое-что разъяснить. Картину битвы, так сказать. Каждый поработал на славу. Говорю ответственно. Ты, Филин, выяснил, что зам Бубнова Симкин к убийствам непричастен. Правильно? И мы им больше не занимались. И личное дело Бубнова принес…

– Кстати, неплохо бы его вернуть, – сказал Филин. – Я обещал той даме.

– Вернем. В свое время. Ты меня не перебивай, а то забуду, о чем хотел сказать. Так вот… Характеристику Бубнову подписал Д. какой-то…

– Шубников, – подсказал старший лейтенант.

– Д. Шубников, – согласно кивнул Розов. – Д. Шубников. А попугай, что прокукарекал, когда Димитрия увидел? «Димон пришлепал».

– Думаете, Шубников?

– А чего тут думать? Не нашего же Димитрия он так, прошу прощения, обозвал? Отсюда я и стал танцевать.

– А наркотики? – сказали хором расхваленные сотрудники.

Полковник усмехнулся.

– Все попугай. Как его, Кеша?

– Да я же говорил! Павлуша! – Якушевский рассердился. – Пав-лу-ша!

– Ну, хорошо. Пусть будет Павлуша. С него я и начал. Пофантазировал. Кстати. Если бы и вы… А, ладно! Я уже об этом говорил. Ну, вот. И добрался я до наркотиков.

– Экстрасенс, – сказал капитан.

– Опять ругаешься, Димитрий! Все же просто. Говорил твой попугай «кока, кока»? А про «снег»? Ты же сам про Пушкина рассказывал: «вихри снежные»?

Якушевский все кивал головой, как китайский болванчик.

– Потом эта фраза… – полковник наморщил лоб, вспоминая. – «Эх, забыться бы на фиг!»

– Такую фразу и я мог бы сказать, – подал, наконец, голос молчавший Филин.

– Да? А ты, что, наркоман? Так вот, уже без всяких фантазий. Кому больше всего хочется забыться? Наркоману, у которого закончилась «дурь». Правильно? Бубнов, наверное, Шубникову наркотик не дал. Лимит закончился. И пришлепал он к «профсоюзу», дозу просить. Это я теперь фантазирую. «Димон пришлепал». Такая троица… И никто его не убивал. В квартире у Бубнова он от передоза умер. «Профсоюз» его там и «упаковал». До лучших времен. Потому так и радовался, когда его эта девица в глазок увидела. Чем меньше свидетелей…

«Значит, не знал, что Лида там живет», – с удовлетворением подумал Якушевский.

– Вот, господа офицеры, и весь мой сказ, – довольный, что так складно все изложил, сказал полковник. – Теперь можно бы и коньячку пригубить, да где же «Багратиона» раздобудешь?

– А я видел в магазине на Садовом! Недалеко, за углом. По-моему, семь звездочек, – сказал оживившийся Филин.

– Таких не бывает! – лениво высказался знаток «Багратионов».

А Ушан показал им кулак. Не очень большой, но увесистый.

Филин увял.

На этот раз консьержка была на посту. В чистеньком, когда-то модном платье, она выглядела как ушедшая на пенсию учительница младших классов.

Кивнув на приветствие Лидии Павловны, она прошептала:

– Каждый раз с новым кавалером.

Но кавалер-то был новым только в ее воображении, а может, глаза подвели? – перед нею был все тот же Якушевский. Но в прошлый раз он выглядел деловым и строгим, а нынче сиял, как масленый блин.

В словах консьержки не чувствовалось осуждения. Лишь легкая зависть.

Первым делом Лида открыла окна. По просторным комнатам загулял свежий ветерок. Они пили черный кофе и счастливо смеялись, как дети, проводившие родителей в долгую поездку. И пили коньяк, «Багратион». Коньяк напомнил Дмитрию разговорчивого попугая.

Чуть позже, когда Дима раздел смеющуюся и слегка сопротивляющуюся Лиду, он снова вспомнил про попугая. «И что бы сказал он, увидев нас вместе? Да за таким занятием?»

Про Глафиру он даже не подумал. И Глафира о нем не думала. Дмитрий бы сильно удивился, узнав случайно, о ком думала она. Было, правда, одно обстоятельство, которое добавляло каплю горечи в радужное настроение Якушевского: он нарушал все мыслимые запреты, перечисленные в Уставе внутренней службы. Но что делать – если очень хочется?

А Ушан в это время играл с генералом в шахматы. Судя по сияющим глазам, он выигрывал. Соперник же был мрачнее дождевой тучи. И сердился. Кто-то позвонил ему в это время по мобильнику.

Он долго слушал молча, а потом сказал недовольно:

– Короче! Объяви ему последнее предупреждение. Если это повторится – пойдет в хозчасть, полы подметать. – И, отключившись, буркнул: – Вот балаболка! Учу-учу краткости – все без толку! Разводят турусы на колесах. – И сердито посмотрел на полковника.

– Ты имеешь в виду какую балаболку? – спросил тот.

– А ты… Ах да, целый курс в Тимирязевке!

Расставляя фигуры для новой партии, Ушан сказал:

– Пора бы моему Филину капитана дать.

– А он, что, все еще старлей? А гонору-то, гонору! На двух генералов хватит.

– Молодой, прыткий. Но без гонору. Скромняга.

– А как он к полиции относится?

– Как и я.

Начальник Угрозыска поиграл густыми, начинающими седеть бровями. Потом буркнул:

– Принеси мне на подпись представление. Вот ведь! Столько грошей потратили на вывески и штампы, а что изменилось?

– Тебе лучше знать. Это ты с реформатором в одной группе учился.

– Ты бы тоже учился вместе, если бы не Тимирязевка.

– Да уж! Я бы генерал-полковника получил. Не то что некоторые «лампасники».

Он был не совсем прав. Начальник Угрозыска надевал форму только на торжественные построения.

– Посмотрим, посмотрим, – не остался в долгу генерал. – У тебя раскрывать уголовные преступления получается лучше, чем играть в шахматы.

– Посмотрим, посмотрим, – ответил полковник и двинул пешку.

Е2, Е4.

А попугай Павлуша, нахохлившись, сидел на жердочке в своей большой клетке и ни с кем не разговаривал. Все ждал, когда вернется доцент Мамыкин. А тот все не возвращался и не возвращался. Постепенно Павлуша позабыл почти все слова и только иногда, словно проснувшись от долгого сна, пускал нечто нецензурное. На радость случайно заскочившему в дежурную комнату сотруднику.

2023

Москва – Сергиев-Посад