Текст книги "Арендатор бытия. Рифмотексты"

Безответность

«Честный человек ты иль прохвост —

Всё-таки оттащат на погост…»

Максим Горький

 
Заря сливается с закатом,
тускнеют звуки и цвета.
Он суетился, стал богатым,
поверил искренне в Христа…
Когда-то юным атеистом
поборник истинных идей,
внимая лозунгам вождей,
непримирим был и неистов.
 
 
Лишь отпытала перестройка,
вновь власть востребовала веру,
и расплодились церкви бойко.
Он, видно, вымолил карьеру.
Порой жестоким был и подлым,
грешил, чтоб счастье подсластить,
душу питал духовным мёдом,
истово верил – Бог простит…
Сливается закат с зарёю.
Жизнь промелькнула странным сном.
Пусть плоть грешившую зароют,
а где душа найдёт свой дом?!
Мир был к нему и злым, и нежным.
Что душу ждёт на небесах?
Дабы смириться с неизбежным,
замаливает смертный страх…
 
 
Всегда к трагичному итогу
приводит жизнь, как ни крути.
Пора в последнюю дорогу
в незримость душу отпустить…
И, покоряясь злому року,
пред тайной страшного суда
он знал – душа взмывает к Богу
и не исчезнет в никуда…
 
 
Ушёл без муки незаметно —
сомкнулась тайны немота.
Вопрос витает безответно:
а вдруг душа, как тело, смертна
и растворилась навсегда?..
P.S.:
Ау, душа! Как тебе там?
Извечной тайны немота…
 

(2020)

«Диалектика бурлит…»

 
Диалектика бурлит,
от рождения до гроба
насыщая колорит
от звезды и до микроба.
Глянь – картина бытия —
явь калейдоскопная…
 
 
Тьма смыкает света смысл.
Свет границы мрака смыл.
Ангела сношает чёрт.
Мерзостью добро течёт.
Святость изошла в грехе.
Ритм взбивает муть в стихе.
Бестии сосут, спеша.
Стонет грешная душа.
Истязают думы мозг.
Меньше суеты меж ног.
Барахлит порой мотор.
Радостный потребен вздор.
Мистикой грядущего
не случайно плющило.
Счастьем ожидания
тешится блуждание.
Жаль, в любые времена
жизнь фигнёй захламлена.
В суете купить – продать…
Дефицитность мудрости.
Лишь бы сладость извлекать
из реалий мутности…
 
 
Вновь иллюзий паутину
мозг совьёт – странный паук,
заплетая дней картину
пёструю вокруг…
 

(2022)

«Блуждает склочной стервою стезя…»

 
Блуждает склочной стервою стезя.
Что значу в странном, стрёмном мире я,
воистину бубнящий человек,
покорный мистике пёстрых видений,
грустно глотающий брызги мгновений
несущихся необратимо рек
времени,
спешащих впасть
в бездонную
пасть
океана
вечности
голодной,
сосущую
эволюционную
нелепость праха плоти безысходной?..
 

(2020)

В лесной темноте

 
– 1 —
 
 
Безотрадно стынет плоть
задремавшей чащи.
Бледных, звёздных искр щепоть,
космос леденящий
между рваных облаков
бросил в купол неба…
 
 
От тревожных сквозняков
оживает небыль…
Тихий шелест хищных крыл
грезится во мраке.
Лес незримо затаил
муторные страхи…
 
 
Нити паутины льнут
на лицо сырое,
дерзкий комариный зуд,
хлёсткость мокрой хвои.
Вот дупло, как чёрный рот
на стволе угрюмом —
тяжкий воздух тихо пьёт
в полумраке лунном.
 
 
Бродит ветер средь теней,
колебает травы,
и чем дальше, тем мрачней,
затаились твари…
Воздух загустел, хоть режь —
смесь тягучей плоти —
и дурман студёный ешь,
вызревший в дремоте.
 
 
Выступы угрюмых пней —
злые осьминоги —
тянут щупальца корней —
сбить хотят с дороги.
Листьев траурная дрожь
цепенеет зыбко.
Лес на лешего похож —
злобная улыбка…
 
 
Призраки пропавших душ,
может, бродят рядом?
Хищная вздыхает глушь
и недобрым взглядом
чьих-то незаметных глаз
истязает сумрак…
 
 
Смутных теней перепляс
грустный вьёт рисунок.
Слизь раздавленных грибов
с мерзким хрустом брызжет.
Пропаду… Моих следов
никогда не сыщут…
 
 
В чёрном чреве тайн лесных,
в пыточной испуга,
стоном вымыслов ночных —
душу душит мука…
 
 
– 2 —
 
 
Тут батут болота мхом
скрыл нутро трясины.
Зло хохочет бурелом
уханьем совиным.
Фыркает незримый зверь
из прохладной чащи,
лапами хватает ель
сумрак леденящий.
 
 
Месяц режет мглу небес,
мрак сочится страхом,
затаился чёрный лес.
Бродит за оврагом
кто-то в полуночной мгле
в зарослях ракиты.
 
 
И мерещится вновь мне —
чёрт крадётся хитрый.
Может быть, не он – она —
юная чертовка —
душу замутит до дна
и окрутит ловко…
 
 
Манит перейти черту
лунность поднеБЕСья…
К чёрту эту темноту,
здесь бродить невмоготу,
мне отнюдь не по нутру
похотливость бесья!
 
 
Чую, встреча не к добру —
на беду. Ой, пропаду!
Лишь шепчу – прочь, бестия…
Робко пячусь в темноте,
прознобило до костей
таинство нечистое.
 
 
Побыстрей от злых страстей
уведи, тернистая,
благодатная тропа,
чтоб испуг быстрей пропал…
 

(2022)

«Ни чертей я не видел, ни ангелов…»

 
Ни чертей я не видел, ни ангелов,
ни по пьяным делам, ни во сне.
Я отмою сознание набело.
Подсознанья подвалы – во тьме…
Тёмный склад странных, смутных секретов —
чёрт их знает, коль он где-то есть.
Не найти мне желанных ответов,
хоть они и запрятаны здесь.
Кто там шарит, в мучительном мраке?
Мне спуститься туда не дано.
Гаснет факел познания в страхе,
не пускает незримость на дно…
Что ж ты, душенька, мутная тайна,
потакаешь тревоге моей?
Может, ты оттого и печальна,
что во власти незримых чертей?
Ни чертей я не видел, ни ангелов.
Не хочу видеть даже во сне.
Кое-как я пишу судьбу набело.
В темноте кто-то шепчет во мне…
 

(2019)

Некто

 
Кто ты, неясный Некто
в немой прохладе ночи?
Таинственный инспектор,
скажи, чего ты хочешь?
Мой еженощный вектор
в твоей холодной власти.
Молчит незримый Некто,
пугающе бесстрастен.
 
 
Тебя прислало небо
межзвёздной тьмой морочить
и мучить душу нервно
в немой прохладе ночи?
Или пещерных мраков
холодных страхов духи?
Тревожит странность знаков,
безбожеские звуки…
 
 
В душевных закоулках
тревоги бродят гулко.
Не находя исхода,
там что-то шепчет кто-то.
Там в тёмных коридорах
ждут тени в полумраке,
и эхом каждый шорох
шипит в неясном страхе.
Всесильно в подземелье
влечёт меня безлунность,
мистичности похмелье,
бездушности угрюмость.
 
 
В безангельской прохладе,
в хвостатых коридорах
крадётся Некто сзади —
пугает каждый шорох…
Видений странность зыбких,
свинцовых мыслей тяжесть.
Лишь в простынях снов липких
смирительно тьма свяжет.
Песнь солнечного утра!
Печали рвётся сумрак.
И хочется жить мудро,
вновь не страдать о суммах
и умное задумать!
Душа устала в келье!
Душе подай веселья —
лететь, любить, смеяться!
Но снова в подземелье
придётся мне
с
п
у
с
к
а
т
ь
с
я…
 

(2019)

Тут
(Ветреный вечер)

 
Вечер. Веет ветер.
Застил сумрак путь.
Городок невесел,
жуть сжимает грудь.
Будь, усталый путник,
смел, но осторожен.
Видишь – птичий трупик
черви жадно гложут?
Плакаться не нужно.
В сумерках – тем паче.
Всё страшит, всё чуждо.
Слышишь, кто-то плачет?
Скован вечер тьмою.
В городке угрюмом
летом и зимою
любят чёрный юмор,
чёрные делишки,
денежных людишек,
изымать излишки…
Ловят кошки мышек…
Алкоголь здесь любят,
женщин и забавы.
Новорусский люмпен —
резвый на расправы.
 
 
Видишь, тень крадётся
сзади осторожно?
Чья-то кровь прольётся.
Нынче всё возможно.
Здесь порою режут.
Равнодушно душат.
Под зубовный скрежет
отлетают души.
Знают хрип кровавый
эти подворотни
криминальной славы,
вроде всякой Сходни,
Ликино-Дулёво,
Талдома и N-ска.
Как порой хреново,
так порою мерзко —
жизни отбирая
дёшево и просто,
корчится, карая,
местная короста…
 
 
Тут безмолвны стены,
тут другие сцены,
тут табу на право.
Тут жестоки темы
и кровавы нравы.
Тихий вечер. Ветер.
Неуютно мне.
Мертвечиной веет.
Замер страх во тьме…
 
 
И в моей столице
много есть местечек,
где бледнеют лица…
Могут искалечить.
В том же Бирюлёво,
Бутово, Капотне,
Выхино, Коньково —
в тёмной подворотне.
Даже на Лубянке
или где покруче,
стрезву и по пьянке
ждёт кровавый случай…
В воздухе тревога —
веет дерзкий ветер.
Далеко до Бога.
Дьяволеет вечер…
 

(2019)

Ночные встречи

– 1 —

Душит спёртый запах несвободы. Закрыты выходы наружу. Тьмою спеленала ночь заботы и придавила к шконке душу. Задремали тени полумрака, бродят сновидения по хате. Загнанный ловец ночного страха, изнывающий в чёрном квадрате стылых стен, замуровавших годы злых, зарешёченных лишений. Обречённый пациент свободы, не заслуживший снисхождений…

– 2 —

Плутает снова по сонной чаще в зарослях тревожной темноты. Стала приходить жена почаще из глубин бездонной пустоты… Подойдёт, погладит, улыбаясь в студёном тоскливом тумане, и шепчет:

– Жили мы, ошибаясь, в озлоблении и обмане. Плохо выглядишь, мой полуночник. Может, сильно устал, нездоров? Может, надо позвать докторов? У тебя же больной позвоночник… Как тут кормят? Ты любишь покушать… Одевайся теплей, не грусти…

Он безмолвствует, лишь слёзы душат. Он не в силах её отпустить. Руки тянутся, но бесполезно… Ускользнула опять в никуда. Коридорный за дверью железной, свет дежурный, смрад… как всегда…

– 3 —

Как-то ночь случилась счастливая. Задыхаясь от страсти, любил… Горячее тело красивое отзывалось на всё, что просил. Он не сдерживал радостных слёз, ощущая: как прежде – желанный! Ожидать до звонка готова… Вдруг как нож – беспощадный вопрос:

– Ты сегодня, любимый, не пьяный – не убьёшь меня снова?

(2020)

Одинокие

«Быть может, всё в жизни лишь средство

Для ярко-певучих стихов».

Валерий Брюсов

 
Ночь. Тишина. Новый день не начал расти —
темнота придавила тучным телом
городские лабиринты часов до шести.
А сверху злобный одноглазый демон —
лунный циклоп – вылупил замутнённый зрачок
под куполом звёздного забвения…
Возьму из лиричного сачка ночной стишок —
бабочку бренного откровения,
грустно трепещущую тревожностью мрака,
и, как ловкий лепидоптерофилист33
  Лепидоптерофилист – коллекционер бабочек.


[Закрыть],
закреплю на мониторе виденье страха
или распластаю на покорный лист…
 
 
Снова в сачке удручённого стихотворца
обречённо бьётся бабочка-траурница…
 
 
Обозревает равнодушно зрачок лунный
галактики мегаполисных окон,
за которыми обыденный и безумный
мир, пожираемый злом и пороком…
Вот пролился в одно окно
луч неземной вековечной прохлады.
Здесь бездна безмолвия стынет давно
и воздух пропитан печалью утраты.
На старом столе под слоем пыли —
таблетки, флаконы, зыбкие тени.
Омертвевшие чёрные стрелки застыли
в склепе времени. Бесстрастно олени
смотрят с ковра у подножья заснеженных гор
на ветхую, замызганную кровать.
Валяется брошенный сыном топор,
которым убита мать…
Зверски иссеченная и почерневшая,
взирает усохшими веками в потолок,
мумия полуистлевшая.
Здесь и сумасшедший сынок
под плафонами люстры застыл над паркетом…
Из распахнутой форточки холодит.
Осенью и зимою, весною и летом,
пять лет беспризорно парит…
 
 
Никого у них нет в этом временном мире,
где жизненной плотью питается смерть.
Одинокие мумии в старой квартире…
Как встретил их тот – неведомый свет?
P.S.:
Обществу мало дела до одиночества.
Пусть не иссякает родник стихотворчества,
до смертельного водопада бурля,
но не всё в этой жизни лишь средство для
ярко-певучих стихов…
А неизбежность грехов —
ныне и присно и во веки веков…
 
 
В мрачной коллекции грустного стихотворца —
на булавке стиха – бабочка-траурница…
 

(2020)

Пропавший

– 1 —

Немало в мире радости, в достатке всякой мерзости. В далёкой N-ской области лежит пропавший без вести. Чугунным чёрным небом гнетёт крышка коллектора. Два года дома не был. Там нового директора вместо него назначили. С предчувствием недобрым недолго посудачили…

Он был кому-то нужен и был кому-то должен, но до седин не дожил – во тьме лежит задушен… Без солнечного света и звёздного свечения один зимой и летом – жертва преступления…

Жена смирилась с горем, и веры нет надежде, что он вернётся вскоре и будет всё, как прежде. Сын знает, он в далёкой стране разведчик важный, и путь его нелёгкий, и, может быть, однажды, отец его погибнет, но долг исполнит тайный… А может, вдруг возникнет усталый и печальный в дверях и улыбнётся? Когда же он вернётся?

– 2 —

Вновь старенькая мама целует его фото и молится упрямо, надеется на что-то. Безмолвствуют иконки на запылённых полках. В какой же он сторонке? И почему так долго? Бредёт с трудом по улице, хромает и сутулится. Сызнова пора сыночку за здравие поставить свечку. Угрюмоглазые дома, недобрые тени всюду… Смеётся чему-то она, верит бездушному чуду… Бессвязно молитвы шепчет у грустных, безмолвных икон. И ей становится легче, когда повторяется сон – внезапно расходится тьма, улыбаясь, заходит сын…

«Я буду любить тебя мам, покуда смогу быть живым. Плакать, родная, не надо. Я возвращаюсь. Я рядом…»

И снова смыкается тьма. До рассвета проплачет мать. Вдруг живой возвратится сын? Поседевшей, сошедшей с ума, сон чудесный необходим…

(2019)

* * *

Всё исчезает, даже люди. Судьба не каждого щадит. Смерть мрачно, беспощадно шутит и постоянно жизни мстит… Во тьме сырой и невозвратной под покрывалом земляным, отдав себя червям отвратным, гниёт пропавший чей-то сын, муж, отец, брат и так далее…

Знать, в чёрном, нелепом сценарии погибельной канцелярии схожденье прискорбное букв – и снова жизни реальнее чьей-то души исчезание – сгнивающий труп…

(2020)

«Трупным светом луна накрывает…»

 
Трупным светом луна накрывает
грустный сон океанов и рек.
Ангел смерти незримо витает.
И неважно, какой нынче век…
 
 
Там, во мраке воды, безутешно
растворённые омуты глаз
омывает безвестность неспешно.
Никого дьявол жизни не спас…
 
 
Донный холод колышет частицы
упокоенных тел в глубине.
И безмолвно существ вереницы
в омертвелой скользят тишине.
 
 
Мёртвый мир и живой воедино
диалектика бездны свела.
Души сгинули необратимо,
растворились бесследно тела…
 
 
Вновь над скорбным погостом подводным
радость солнца расплещет лазурь.
Лишь отныне посмертно свободным
не страшны истязания бурь…
 

(2019)

Плата

 
Она платит сполна за успех и достаток
безжалостному демону городскому.
Тут судьба не жалует приезжих кандидаток
и жестоко склоняет к самообману.
Юность продана любовнику седому,
который, словно покорную путану,
обожает и по-трезвому, и спьяну…
Бесполезны разговоры о разводе —
не оторвать папика от старой стервы.
Обречена к благополучию плоти —
проплачена щедро похотливость владельца.
Лишь
в лесной чащобе пожирают черви
разлагающийся трупик её младенца…
 

(2023)

Улыбки

– 1 —

Тёмной сыростью, тайными звуками пропитано время в низком подвале. С губами распухшими, кровавыми, обессилевшая, на грязном одеяле, по волнам бреда мучительным вновь бесконечно плывёт в безысходность, посещаемая повелителем, истязающим девичью покорность…

Немощные ноги для плясок похоти, сатанея, сладострастно разводит – вновь улыбающийся дьявол во плоти в беспомощную озверело входит… Жжёт улыбка ужаса проклятая, и бессильную душу мрак душит. Истерзанная и распятая беспрекословно оборотню служит…

Не услышат страшные стенания ни человек, ни Христос и ни Аллах. В бездне порочного мироздания чёрные звёзды стынут в сухих глазах. Со дна адского подвала наружу, неземным тоннелем обречённости, скоро отправит невинную душу рок безжалостной приговорённости…

Напрасно молится мать в рыданиях, целуя лик Нерукотворного Спаса. Бьётся дочь в предсмертных страданиях ублажением маньячного экстаза…

– 2 —

Рыбак – всегда заложник везения. Один – выловил мешок неподъемный. Останки горя в смраде гниения (всю оставшуюся жизнь будет помнить!) тянулись, тщетно ища спасения, руками ужаса в «перчатках смерти»44
  «Перчатки смерти» – термин судебной медицины, трупное явление от долговременного нахождения мёртвого тела в жидкости. Проявляется в виде самопроизвольного отслоения кожи вместе с ногтями из-за отторжения эпидермиса от дермы.


[Закрыть]… Беспечно улыбалось Солнце жертве…

(2020)

В сетях меридианов и параллелей

 
– 1 —
 
 
Простите,
если мы —
небытия тени —
в сумерках памяти потревожим Вас.
Была беспощадна судьба – свела с теми,
кто нас поджидал в жуткий час…
 
 
В сонной мякоти благодатных постелей
Вас бережёт тихих ночей череда.
В сетях меридианов и параллелей
тлеют наши черепа…
 
 
Нас упокоила вечность в бездне горя
по злой воле безжалостных нелюдей —
в волнах бескрайнего кровавого моря.
Вновь память мучает матерей….
 
 
Не дай-то Бог (есть ли он – добрый и сильный?)
Вам ощутить, как мы – ледяной, замогильный
зов безысходного предсмертного страха
у пропасти поглощающей тьмы,
упокоившей неисчислимость праха
жертв очередного маньяка…
 
 
– 2 —
 
 
Бог милосердный, к тебе так души рвались
из истерзанных умирающих тел!
Слуги дьявола кроваво насыщались,
творя безбожный беспредел…
 
 
Веет холодом печального забвенья
мрачной музыки мучительный мотив —
трепет жизни ожидает трупность тленья.
Чёрный случай может ждать, покуда жив…
 
 
Скорбь свечей, святость очей иконных.
Слёзы омывают тайны смертных мук…
Сколько живущих и нерождённых
затянут звери в кровожадный круг?
 

(2019)

Кормление

 
Смеётся снег, ликует холод.
Весельем праздничных гирлянд
сияет новогодний город —
полночный, захмелевший франт.
Вновь миллионные экраны
голос президентский множат.
Звенят бокалы, бьют куранты.
Времени облазит кожа…
 
 
В одной хрущёвке неказистой,
весёлой тешась кутерьмой,
семья под ёлочкой искристой.
А за стеной – сюжет иной.
Здесь рацион зверских кормёжек,
ужас горестной пирушки —
десяток истощённых кошек,
томясь в безвыходной ловушке,
объедают труп старушки…
 
 
Нескоро её примет морг.
Пушистые любимцы скалят
отчаянье кровавых морд,
забыли, когда их ласкали…
Пусть мёртвая хозяйка кормит
кусками губ, носа, ступней.
Давно всё безразлично ей.
Её давно никто не помнит…
 
 
Котам спасенье в мёртвом теле.
Возмущаться чего ради,
ведь в блокадном Ленинграде
люди кошек всех поели…
Мир обречён быть натуральным.
Судьбе привычно ворожить,
пугая ужасом банальным.
Жизнь кормит смерть.
Смерть кормит жизнь…
 

(2023)

Последнее слово

 
И снова над ящиком чёрным
гадают специалисты.
предсмертным отчаяньем полный…
Мрачнеют суровые лица…
В обрывочных переговорах
опасность рвёт голоса экипажа —
секунд не хватает, в которых
выход из смертельного пилотажа…
 
 
Воскресли слова остатков тел,
упокоившихся в закрытых гробах.
Малышам расскажут – отец улетел.
Душа
ввысь улетела.
Остался лишь прах.
Бесформенная трупомасса —
увы, бесформенная масса —
итогом кровавого пути.
Зрелый пилот первого класса
не смог себя и друга спасти…
 
 
Прими, майор, залп караула
под слёзы вдовы, родни, товарищей.
Ошибки твои помянула комиссия
строго,
осуждающе.
Предъявлены доказательства —
безжалостный человеческий фактор.
Дьявольские обстоятельства…
 
 
Подпишет быстро некролог редактор
для тех страшных ошмётков твоих,
что смогли собрать на ветвях и в земле.
Вас двоих на куски порвал «Миг» —
несутся души в вечной мгле…
 
 
И каплет дождь на крест, и жизнь летит.
И пьют друзья не чокаясь и молча…
Плачет мать у свечки догорающей —
долго не спит. Лишь не очень грустит
сосед, вдову часто посещающий…
Над тобой – глинистая толща.
Расплатился за свою вину —
лёг в кладбищенскую тишину…
 
 
Эх, командир, ты слыл везучим!
Мог бы катапультироваться, храбрец!
Выводил из пике сквозь тучи…
Низко.
Жутко.
Поздно…
– «Pizдeц!..»
P.S.:
Правда порой —
кровава,
грязна,
подцензурна,
не одета в нормы морали.
Привыкшие выражаться культурно,
вы когда-нибудь жизнь теряли?
Можете осуждать, святоши,
последнее слово нехорошее —
теперь всё равно командиру…
Сытые черви обжили могилу…
 

(201?)

Цветок

Давно хозяин устроен в лучшем мире, а вещи пыльные томятся одиноко здесь – в убогой, продаваемой квартире, под грустным взором старых, замутнённых окон. Печалит стариковский захламленный склад: лекарств, стаканчиков, фигурок, книг унылых; иконок, выстроенных на комоде в ряд; чеканок, слоников и безделушек милых…

Здесь омертвело время, вещи ждут помойки или к продаже иные раритеты… Брошюры брежневские и перестройки, пылятся Ленина и Сталина портреты… Богатством, видно, никогда не пахло тут… Лишь лик Христа беспечно, благостно сияет… Зато лощёных, золочёных грамот «За ударный труд» за полстолетия хватает…

Трагичность затаилась в затхлой тишине, вобравшей дух удушья и корвалола… На чёрно-белом фото с паутиною – десятый «Б», какая-то там школа… И снова взгляд из прошлого – весёлая семья застыла под гипнозом объектива… Осматриваясь, думал удручённо я – всем предначертана такая перспектива…

Риэлтор бойко про исполненную ренту и про готовность к быстрой сделке рассуждал, стараясь убедить и угодить клиенту, а я как будто на поминках побывал… Внизу – благоухает солнечный, зелёный двор… Весенней ребятни возня, смешки и крики… Здесь – всё «убито»… Евроремонт ещё не стёр былой эпохи тающие лики…

А на подоконнике, в углу за шторой, стонущий столетник в каменной земле… Полуживой, глядит с мучительным укором, пытаясь что-то прошептать бессильно мне… Его хозяин мёртв… Бедняга сникший, последовать за ним давным-давно готов… И током мечется отчаянье по коже… Сдавило комом горло… Не хватает слов…

Дрожащими руками цветок несу, спеша к спасительному крану, еле сдержав бессильную слезу, и говорю: «Осмотрим ванную…»

Ко многим брошенным, забытым старикам, как и к цветам, что погибают одиноко, до наступления безжалостного срока ещё не поздно смилосердствоваться нам… Они увянут, как забытые растения… Уйдут, страданием не утомляя нас. Быть может, кто-то снизойдёт в тяжёлый час, протянет руку для спасения?

(2015)

* * *

В его пьяных глазах застыла бездна. В страшном шёпоте – звериная боль. Наливай, браток… Ещё интересно? Не доведи, чтоб такое с тобой…

Тюремная жизнь источает гнильё. Здесь, среди зверей, людей немного. Почти омертвело нутро моё, вбирая безнадёгу спецблока. Воздух тошнотворной безысходности. Призраки надежд слепы, бесплотны. Концентрация маститой подлости. Мысли лишь пугливые свободны. В каждую клеточку яд страха проник. В камере знают, как спросить с кого. Но ужаснее всего был сотрудник, любивший бутылкой шампанского…

И когда я блевал кровавой рвотой, в слезах и соплях корчась, словно глист, представлял, как прадеда – замкомротой – пытал до смерти такой же фашист. А подручные – звериная стая – мочились, смеясь, на падшую плоть. В кровавом тумане явился скоро спокойный, величественный Господь. Орал я Христу: «За что же, Спаситель, на адские муки меня обрёк?!!» Но он вознёсся в святую обитель, когда мне пустили по телу ток…

Глотку мне стоны и крик разрывали, бессильно бились в безжалостность стен – злых лабиринтов бетона и стали… И дальше жить не хотелось совсем… Чёрные ангелы стаей парили над полутрупом, брошенным на пол. За отрицалово знатно гасили – вкалывало Родины гестапо…

Душа покинет, и труп отстрадавший унесёт тайну мучений с собой. Привычно вернётся палач уставший после тяжёлой работы домой. Обнимет жену, расцелует детей, пережуёт у телека ужин. Он, как миллионы свободных людей, нашей Родине важен и нужен. Вежливые, чистенькие детишки, нежная, заботливая жена узнают: «Оборзели зэки слишком. И завтра снова забот до хрена».

Лезут с экрана правильные слова: «демократия», «порядок», «закон». Дикторы щебечут про наши права. Мечется в пыточных зэковский стон.

Памяти хищной цепко проклятие – мучает, подкравшись исподтишка. И рвётся душа в её объятиях, как в том аду конечная кишка…

В мутных глазах боль искупленья блестит. На пальцах синеют в лучах кресты. Снова Родина мерзость себе простит. Ей всё равно, простишь ли её ты…

(2021)