Текст книги "Омут"

Сергей Яковенко
Омут

© Яковенко С.В., 2018

© Художественное оформление серии, «Центрполиграф», 2018

© «Центрполиграф», 2018

Часть первая. Шёпот

Наверное, самое страшное – потерять то, из чего ты состоишь.

Сергей Бодров

Сами по себе мы ничего не значим. Не мы важны, а то, что мы храним в себе.

Рэй Брэдбери. 451 градус по Фаренгейту

Глава 1. Гроза

Мерные взмахи катушки металлоискателя убаюкивали. Сказывались и усталость, накопленная с раннего утра, и августовская духота, смешанная с пряным запахом свежеубранной пшеницы. Даже приятная тяжесть в кармане камуфлированных штанов, почти доверху набитом имперскими монетами, успокаивала. Значит, не зря ехали добрых полтораста километров от родного дома, не зря растирали мозоли от безмерного хождения по свежей пахоте. Вот оно – вознаграждение! Тихо позвякивает при каждом шаге.

Я посмотрел на часы. Без четверти пять… Самое время подумать о возвращении к машине, чтобы успеть выехать на трассу до наступления сумерек, а Лёху, как всегда, не видать. Снова побрёл в кусты-овраги. Любит он это дело.

От раскалённой земли поднимался горячий воздух, искажая линию горизонта. Сильно щурясь от низкого вечернего солнца, с трудом разглядел до боли родной силуэт. Маша шла по полевой дороге, возвращаясь с прогулки на реку. Рядом с ней, припадая носом к земле и размахивая хвостом-маятником, семенил Филька – наш общий любимец и просто хороший друг – ирландский сеттер, которого два года назад жена с дочерью уговорили купить.

Уговорили… Как же! Мягко сказано! Три дня убеждений и шуточных угроз со стороны супруги плавно переросли в неделю всяческих угождений и изысканных блюд на ужин. Юлька же, кроме как «папочка мой любимый» и «самый лучший папуля в мире», никак иначе ко мне в эти дни не обращалась. Мало того, каждый вечер перед сном просила рассказать ей сказку о несчастной маленькой собачке, у которой нет хозяина и которую, по этой самой причине, все бессовестно обижают, гнобят и морят голодом. А окончательно добил загнанного в угол папу коряво нарисованный детской рукой щенок, татуированный на косматом пузе надписью «папин друг». Следующим же утром папа Коля, в тандеме с мамой Машей, ползал по всей квартире с половой тряпкой в руках, приговаривая, что с папами так не поступают, а счастливая Юлька, хохоча и повизгивая, носилась с новым другом из комнаты в комнату, переворачивая всё вверх дном. Так наша семья стала квартетом.

– Ну что, кладоискатель? Где золотой браслетик, который я заказывала? – Маша лукаво улыбнулась, легла на мягкую сухую траву, прикрыла глаза и подставила лицо тёплым лучам заходящего солнца. Светлые волосы блестели, переливаясь всеми оттенками золотистого. Она потянулась и томно выдохнула: – Ох и духота. Парит, что ли? Бедный… Как ты в этом камуфляже целый день выдерживаешь?

– Нормально. Зато мухи не кусают.

– Ну, что там? Показывай! – Маша встрепенулась и с интересом уставилась на меня своими огромными зелёными глазищами, от которых я вот уже десять лет хожу, будто под гипнозом.

– Да так, мелочовка всякая. Монеток надёргал… Как прогулка? Купались?

– Конечно! Фила из воды вытащить не могла. Но когда из-за леса гром ударил, он пулей на берег вылетел и – к тебе. Я его уже возле поля только и смогла догнать. А Лёшка где? Как всегда? – Маша с улыбкой оглянулась по сторонам в поисках Юлькиного крёстного, который вечно забредал со своим металлоискателем в самые глубокие овраги и самые дремучие леса. Даже несмотря на то, что, согласно старинным картам, искать нужно было на поле, неугомонного землекопа вечно несло совсем в другую сторону. Желательно в труднодоступную. Но, что самое невероятное, этот вездеход никогда без находок не возвращался. Хоть одну, хоть самую захудалую монетку или пуговку, но добывал.

Я взглянул на небо и только сейчас заметил, что из-за лесополосы быстро надвигается свинцово-серая туча, так напугавшая Фила на пляже. Периодически вспыхивая молниями, она нависала над спелыми полями тяжёлой громадиной, застилала всё пространство до самого горизонта. Воздух вокруг нас остановился. Он стал густым и неповоротливым, как манная каша. Даже птичьи голоса в нём разносились как-то по-особенному. Они тонули в этой густоте, вязли, терялись.

– Ого! – вырвалось у меня.

– Ага, – в тон мне парировала супруга. – Если Лёшка через пять минут не вернётся, будем куковать в грозу посреди поля. Звони, пусть хотя бы машину откроет.

Дозвониться до кума с первого раза не получилось. И со второго, и с третьего тоже. Абонент был «вне зоны».

– Как всегда, блин, в самую глубокую балку залез, – в сердцах выдохнул я и невольно вздрогнул от неожиданного, пронзительного грохота.

Молния ударила где-то до неприличия близко. Вдали взвыла сигнализацией «девятка» кума. Маша ойкнула и нервно рассмеялась, а Фил подбежал ко мне, прижался к ноге и жалобно заскулил. Я потрепал пса по холке, отчего тот немного осмелел, но всё равно остался переминаться с одной лапы на другую, не решаясь отходить от хозяина дальше, чем на метр. Густой, потемневший, недвижимый воздух наполнился запахом озона.

Машина стояла недалеко от нас, у окончания лесополосы. И хотя в грозу прятаться под деревьями было небезопасно, мы рассудили, что ждать очередного разряда в чистом поле будет ещё хуже. Уже на подходе к старенькой «девятке» у меня зазвонил телефон.

– Где тебя носит? Прибор под дождём решил утопить? – Я старался говорить дружелюбно, чтобы не обидеть близкого человека, но нервные нотки в голосе всё равно скрыть не получилось. – Ты тучу видел вообще? Надо с поля валить. Если дорогу размоет, ночевать здесь будем.

– Да, блин, пытаюсь из балки выбраться! Спускаться было проще как-то. – На другом конце послышался сдавленный стон: – Да чтоб тебя…

– Ты чего?

– Да это я не тебе. Поскользнулся, блин! Идите к машине, я с брелока замок открою. Прячьтесь. Скоро буду!

– Да мы уже на месте, можешь открывать. И давай булками шевели!

– Добро! Бегу! Думаю, успею.

Через несколько секунд сигнализация дважды пропищала, и замки приветливо щёлкнули, отворяясь.

– Ну, хоть мокнуть не придётся, – с облегчением пропела жена, пропуская вперёд пса и запрыгивая следом за ним на заднее сиденье автомобиля. Очередной разряд, ещё более громкий, чем первый, заставил её вскрикнуть и захлопнуть дверь.

Вначале подул ветер. Пыль на поле всколыхнулась под его порывом и превратилась в серую, стремительно уходящую вдаль волну. Следующий оказался куда более сильным. Он ударил в борт машины, и та качнулась под его натиском. Дождь начался резко. Забарабанил дробью по крыше «девятки» крупными каплями. Эти звуки усиливались при каждом порыве ветра. Лило такой плотной, непроглядной стеной, что мы начали волноваться, как бы Лёха вообще не отыскал место стоянки. Я пытался привлечь его внимание, периодически нажимая на клаксон и моргая дальним светом фар, но толку было мало. Точнее, толку не было вовсе. Стихия была явно громче и сильнее вершины технического прогресса советского автопрома.

Звонить не было смысла. Телефон кума наверняка уже успел промокнуть и вряд ли был способен принять звонок, даже если бы находился в зоне покрытия сети. Оставалось ждать.

Пять минут спустя из-за огромной тучи, накрывшей поле, стало совсем темно. Иногда эту тьму прорезали очереди ярких вспышек, но даже в эти мгновения разглядеть что-либо дальше пяти метров было невозможно. На заднем сиденье суетился и поскуливал Фил, то выглядывая через запотевшее окно, то пряча мокрый нос под тёплыми руками хозяйки.

– Точно заблудился. Уже мог бы вокруг поля оббежать и по-любому машину найти.

– Может, случилось что? А может, наоборот, укрытие какое-нибудь нашёл… Пережидает. – Маша, как всегда, старалась увидеть в любой ситуации положительные стороны.

Я же чувствовал, что добром эта гроза не кончится. То ли и вправду чувствовал, то ли ощущал вину за то, что отсиживаюсь в машине, в то время как друг, возможно, попал в беду.

– У него прибор за штуку зелени. Если намокнет, ремонт в такую копейку обойдётся! – Я барабанил пальцами по обшивке двери. – Если бы с ним всё хорошо было, то давно уже в машине обсыхал. Надо искать!

– Да сиди уже! Куда тебя несёт? Не хватало, чтобы и ты ещё потерялся!

– А если и вправду случилось что?

– Коль, – жена сменила тон на заискивающий, – давай ещё пять минут подождём? И дождь уже скоро кончится… Ну, не растает же он, в конце концов!

– Не стыдно? Ты сейчас о Лёхе говоришь, между прочим.

– Я о здравом смысле говорю, Семёнов. Он взрослый мужик и сам способен о себе позаботиться. А у тебя есть дурацкая черта – нянчиться со всеми, как квочка!

– Да, может, он где-то рядом уже, просто найти не может! Всё! Не дуйся тут. Пошёл я.

– Семёнов! – сделала Маша последнюю попытку меня остановить, но, видимо, поняла, что это бесполезно, и смолкла.

Я выложил из кармана телефон, натянул лёгкую куртку и вышел под дождь. Волна мокрого холода моментально хлынула за пазуху, разливаясь струями по шее и дальше по спине. Тут же набросил капюшон на голову, однако и это не спасло. Куртка промокла насквозь ещё до того, как я успел захлопнуть дверцу машины, футболка прилипла к телу.

– Лёха! – Я старался кричать как можно громче, но даже мне показалось, что шум дождя и непрекращающийся грохот забивают голос напрочь.

Прислушался, не кричит ли кум в ответ, но ничего, кроме стихии, расслышать не смог. Под ногами раскисло, подошвы кроссовок полностью исчезли в липкой, чёрной грязи, увеличивая вес каждой ноги на пару килограммов.

Балка, в которой бродил «вездеход», находилась в полукилометре от машины. Если учесть, что с момента последнего звонка прошло минут десять – пятнадцать, Лёха сейчас должен был находиться не более чем в трёхстах метрах. Правда, при условии, что ему удалось вскарабкаться наверх до того, как начал лить дождь и склоны превратились в сплошную трассу для бобслея.

Идти оказалось труднее, чем я думал. Размытый чернозём был скользким, липким и тяжёлым. Ноги то разъезжались в стороны, то вылетали вперёд или назад. Наверное, в других условиях я выглядел бы забавно, но в тот момент веселиться совсем не хотелось. Такая ходьба отнимала немало сил, и я остановился, чтобы немного передохнуть, отряхнуть с подошв налипшие комки и перевести дыхание. Дождь начал лить ещё сильнее, заливал глаза и уже без стеснения забирался под одежду.

– Лё-ё-ха! Ку-у-ум! Э-э-эй! – нараспев выкрикнул я и с удивлением услышал ответ:

– Эй! Я здесь! На склоне! Внизу! Ай, ё! – Лёха выругался, да так сочно, что стало понятно – мат неспроста.

Я рванул на голос и, не удержав равновесия, тут же рухнул лицом в грязь. Не обращая внимания на острую боль, пронзившую правую лодыжку, поднялся и, уже более аккуратно ступая, поспешил на выручку.

Я нашёл его на склоне балки у старого поваленного дерева, которое почему-то раньше не заметил. Хотя выглядело оно колоритно. Острые сучья, уже давным-давно утратившие остатки коры, белели в грозовом сумраке глянцевой древесиной, словно кости огромного динозавра. Лёха лежал на спине, сдавливая обеими руками правую ногу чуть выше колена. Он скалился и постоянно матерился.

– Рассказывай! – Шум дождя и нескончаемый гром приходилось перекрикивать.

Лёха скривился, крепко стиснул зубы и часто шумно задышал, стараясь пересилить боль, но не выдержал и снова выругался. Скользя по мокрой траве, устилавшей склон балки, я приблизился к куму и попытался осмотреть характер травмы. Сначала я был практически уверен, что это либо вывих, либо перелом, но когда присел, понял – всё обстоит гораздо хуже. И что делать дальше, в голову не приходило совершенно.

Глава 2. Нога

Кума я всегда знал как энергичного и жизнерадостного человека. И этой позитивной энергии в небольшом рыжеволосом человеке было столько, что она попросту не вмещалась в нём и выплёскивалась в неприличных количествах на окружающих, создавая атмосферу веселья и радости. Будь ты даже в самом подавленном настроении, обременённый массой забот и проблем, но, пообщавшись с Лёхой, приходишь в бодрое расположение духа, будто заряжаясь его активностью под завязку. Казалось, никакие передряги не могут выбить его из колеи тотального оптимизма.

Взять хотя бы случай, когда он позвонил мне поздним вечером и, перекрикивая громкую музыку, принялся рассказывать, что его сократили с работы и жить теперь будет не на что.

– Всё, кум, отработался я, отслужился! Финита ля… как говорится! Работа нэт, дэнги нэт. Что теперь делать, ума не приложу. Но, Коляныч, какой это кайф! Ты представляешь? Я теперь свободный человек! Абсолютно свободный! Давно хотел найти себе интересную работу! Такую, чтобы с удовольствием! Понимаешь? Такую… ну, чтобы «ух»! Чтобы «ого-го»! И вообще, бизнесом займусь. Во! Точно! У меня идей куча, Коляныч. Куча! Приезжайте с Машкой в «Иву», я сейчас здесь праздную! – И так далее…

Он всегда вдохновлялся новыми интересными идеями, всегда был чем-то увлечён и с радостью делился этими увлечениями. Причём со всеми. Собственно, свой металлоискатель я как раз и купил благодаря куму. Заразил он меня, так сказать.

Сейчас же на мокрой, жухлой траве передо мною лежал несчастный, испуганный, корчащийся от боли человек, слабо напоминающий того, о ком я только что рассказал. Вся его одежда была мокрой и грязной, поэтому я не сразу заметил кровь, пропитавшую правую брючину. Одна из голых ветвей старого дерева, не менее трёх сантиметров в диаметре, вонзилась острым концом под левое колено.

– Что там, Коля? – хрипло, сквозь зубы спросил Лёха, глядя на меня исподлобья и не замечая потоков дождевой воды, заливающих глаза. – Говори как есть! Хреново дело?

– Могло быть хреновее, – честно ответил я.

И в самом деле, упади он чуть менее удачно – и вместо ноги ветка могла пробить шею или живот.

– Из меня теперь можно шашлык жарить. Как эта часть у хрюшек называется? Окорок? – Он попытался засмеяться, но взвыл от боли и на мгновение замер. – А если чуток подольше полежу, то хамон получится. Ты любишь хамон, кум?

Тут уже и я не сдержался, позволив себе засмеяться. У Лёхи даже в таком положении получилось разрядить обстановку, снять мой ступор, вызванный шоком от увиденного. Всё-таки он – настоящий источник позитива. Понемногу в голове начали возникать идеи, но каждая отбрасывалась в сторону, каждая оказывалась либо слишком рискованной, либо абсурдной.

– Слышь, хамон, у тебя топор в машине есть?

– Не-а, нету. Но даже если и был бы, не признался бы. Ты головой-то думай, кум! Я тут кони двину, если ты эту ветку рубить начнёшь!

– А у тебя есть другие идеи?

– Попробуй меня подмышки взять и вверх дёрнуть. Только это… – Он перевёл дыхание. – Ты там поаккуратнее как-нибудь. Хорошо? Любя. Я же твой кум как ни как. Не чужой вроде.

– Сначала нужно ногу ремнём перетянуть, чтобы кровотечение было не сильным. Сейчас оттоку мешает палка, но когда её вытащим, хлынет. Не успею до больницы дотащить. Рана слишком большая, кровью истечешь.

– Сдурел? Мне это бревно до самой жопы встряло! Ещё пару сантиметров – и я девственности лишился бы, блин! Как ты собираешься ногу перетягивать, если в ней от колена до жопы вторая кость выросла?

Я присвистнул и ругнулся.

– Ты уверен?

– Коля, я не был бы так уверен, если бы не было так больно. – На этот раз Лёха заговорил с хорошим одесским акцентом. – Давай быстрее что-то делать, а то я скоро покончу в себя или наложу себе в руки от болевого шока! Кум ты мне или где? Давай спасай скорей!

Совсем рядом сверкнула молния и почти сразу громыхнуло. Я стоял, глядя на Лёху, и тщательно взвешивал каждый шаг, который предстояло проделать. Ошибка могла дорого стоить. Машина отсюда в полукилометре, на дороге – грязь, выехать по размытой грунтовке на трассу точно не получится. Тем более я не умею водить. Есть такой грешок. Скорая помощь? Сюда не проедет. Да и рискованно рассчитывать на то, что вообще кто-нибудь приедет на подмогу в такую грозу. Нужен трактор!

– Коля, твою мать! – Лёха уже кричал во всё горло. – Ты будешь что-то делать или нет? Не могу больше!

– Да подожди ты!

– Не могу!!! – Он снова выругался.

– Нужен трактор, чтобы тебя отсюда вывезти.

– К хренам трактор! Сначала занозу эту долбаную вытащи!

– Да я тебя до больницы дотащить не успею! Как ты не понимаешь? Ты кровью истечёшь раньше! Надо в деревню идти, трактор искать! Только так, кум! Надо потерпеть!

Внезапно Лёха будто забыл о боли, отдёрнул одну руку от колена, схватил меня за ворот куртки и с силой дёрнул на себя. Такого отчаянного страха в его глазах я не то что никогда прежде не видел… даже мысли не допускал, что мой кум вообще может впасть в отчаяние. Нижняя челюсть тряслась, на глазах выступили слёзы. Некоторое время он просто молча смотрел на меня, будто обдумывая, говорить или нет, а затем медленно и внятно сказал:

– Там… в балке, внизу – болото. Оно это… Шепчет оно, в общем. Воет, Коля. Я его и сейчас слышу. – Он обвёл взглядом верхушки деревьев, что росли вокруг нас, а потом снова посмотрел на меня и замотал головой. – Не бросай, кум. Одного не оставляй. Что хочешь делай, только не бросай. Помру, если уйдёшь. Оно только этого и ждёт, понимаешь?

Мне вдруг стало отчаянно жаль Лёху. Даже ком к горлу подкатил, а в носу защекотало. Он, конечно, был в шоке. Он был напуган. Может, даже сам не верил в то, что говорил. Просто выдумал и рассказал первое, что в голову пришло, чтобы я его одного не оставлял. А что ещё может прийти в голову в таком положении? Только чушь.

Я положил руку ему на плечо и, глядя в глаза, сказал:

– Не бойся, кум. Не брошу. – Хотя сам при этом не представлял, что буду делать дальше.

Я ругнулся и, стараясь не поскользнуться на мокрой траве, вскарабкался по покатому склону к голове кума. Подхватил его под плечи, нашёл хороший упор для ног и сделал глубокий вдох, собираясь с силами для рывка. И вот уж чего не ожидал, так это прикосновения чьей-то руки к собственной шее! У меня за спиной кто-то был…

Глава 3. Гена

– Загораем, мужики? – После Лёхиного мистического откровения, пусть я его всерьёз и не воспринял, этот бодрый низкий и, главное, нормальный человеческий голос звучал просто как благословение какое-то! Крупный усатый мужик неопределённого возраста в зелёном клеёнчатом дождевике неуклюже пытался удержать равновесие на крутом скользком склоне, крепко ухватившись одной рукой за мою шею, а другой неловко жестикулируя в воздухе. – Ну, чё тут? Помощь нужна или как?

– Спрашиваешь! – воспрянул я духом, не веря в такую удачу. – Ему к врачу надо!

Мужик присел на корточки, присмотрелся к Лёхиной травме и спокойно, будто каждый день видел подобное, пробубнил:

– Жить будет. – Затем усмехнулся, хлопнул Лёху по плечу, отчего тот взвыл, закусывая губу, и весело прогорланил: – Заштопают, будешь как новенький, ёлы-палы! Только ты мне больше такого не показывай, а то могу в обморок грохнуться. Будете потом ещё и меня вытаскивать.

Он подошёл поближе, бесцеремонно отодвинув меня в сторону и ухватил Лёху под плечи. Я хотел было тоже взяться, но тот снова оттолкнул меня и пробасил:

– Ну, какого лешего лезешь, ёлы-палы? Иди давай за ветку хватайся. Я живца этого тащить буду, а ты её родимую на себя дёргай. Может, и соскочит… Так, дёргаешь на счёт «раз», понял? А ты давай терпи, братуха! И постарайся ногу расслабить, так легче пойдёт. Ага? Ща всё будет шоколад, ёлы-палы! Держись!

Когда мужик начал обратный отсчёт, я уже держался за злополучную ветку, глядя на бледное Лёхино лицо. Сердце безудержно колотилось, руки дрожали, несмотря на то что изо всех сил сжимали скользкое дерево.

– Три! Два!..

Команды «Раз!» я так и не расслышал. Её заглушил Лёхин вопль, разбавленный отборным русским матом. Он рычал и корчился ещё не меньше минуты, пока я колдовал над его ногой, перетягивая ремнём рану. Жгут получился так себе, но сильного кровотечения не было. Я мельком оглянулся на огромную занозу и невольно передёрнулся. Ощущения кума не подвели: острый, обломанный сук вошёл в бедро по самое некуда, а то, что удалось его выдернуть с первого раза, казалось просто невероятной удачей.

Дождь наконец пошёл на убыль, и мы, немного переведя дыхание, волоком потащили раненого вверх по склону. Лёха старательно помогал, отталкиваясь здоровой ногой и шумно кряхтя, а уже на вершине я впервые услышал то, что так сильно его напугало.

Сначала это было похоже на шёпот. Еле уловимый. Он то усиливался, то становился тише. Будто волны, накатывающие на берег. Но каждая волна была громче и отчётливее прежней. Постепенно шёпот стал напоминать душераздирающие вопли. Но вопли эти тоже были не слишком громкими. Создавалось впечатление, что их источник находится вокруг нас, пребывая в постоянном движении. Перемещается, кружится, парит. Волна, ещё одна. Через некоторое время вопль пошёл на спад и снова стал превращаться в шёпот. Будто кто-то прокручивал аудиозапись в обратном направлении на низкой скорости. Казалось, я вот-вот смогу разобрать слова, да только это никак не получалось.

На мгновение мне почудилось, что это происходит только в моей голове и никакого звука на самом деле нет и быть не может, но тут я посмотрел на Лёху и понял, что слышу это не я один. Кум тоже озирался по сторонам, блуждая взглядом между чёрными стволами деревьев, которыми густо поросла глубокая балка. Лицо усатого мужика сделалось беспристрастно серьёзным, но он либо не слышал того, что слышали мы, либо делал вид, что не слышит.

Видимо, я замешкался, потому что Гена, так звали нашего нежданного спасителя, хлопнул меня по плечу и бодро скомандовал:

– Давай, мужики! Последний рывок – и будем дома! Навались!!!

Мы наконец вытащили Лёху на ровную поверхность и, обессиленные, распластались рядом с ним на траве. Переведя дыхание, я снова попробовал прислушаться к странным звукам, но больше ничего необычного не уловил.

Дождь прекратился также резко, как и начался. Глухие раскаты грома отдавались теперь гулким эхом где-то вдалеке. С деревьев падали редкие крупные капли и бесшумно таяли в мокрой траве.

– Чтоб вы сто лет жили, мужики, и горя не знали, ёлы-палы… – тяжело дыша, прохрипел Гена. – Вот ты скажи мне, деревянная нога, на кой хрен тебя в эту яму вообще понесло, а?

Лёха не отвечал. Да и мне не хотелось ничего никому объяснять. Мы просто лежали и смотрели в небо, по которому в сумерках неспешно плыли ватные тучи. Смеркалось. И даже очищающееся небо не спасало от надвигающейся темноты.

Гена оказался местным комбайнёром. Он жил в деревне в паре километров от злополучной балки и заметил нашу машину ещё до того, как ударила гроза.

– Ну, а у добрых людей как водится? Если попал кто в беду, помоги. Вижу, в поле стоите, а тут такое с реки находит! Значит, после этакого дождя на своей тарахтелке точно застрянете. Бывало, и на уазиках застревали! Тогда только трактором и тянули. А тут на «зубиле»… Куда там! – Он многозначительно махнул рукой.

Старый Т-16, гремя каждым болтом, уверенно шёл по раскисшей пахоте в сторону трассы. Мы с Лёхой полулежали в кузове на мокрой соломе и слушали через разбитое стекло кабины воодушевлённого Гену. Уставший двигатель трактора громко ревел, и мужику приходилось кричать, чтобы мы могли хоть что-то расслышать.

– Так я комбайн загнал, а сам – на трактор и к вам. Как задницей чуял, ёлы-палы! Вчера только мотор запустил первый раз после капиталки. Месяц разобранный стоял! Хотя, если б знал, что так лить будет, переждал бы, не ехал… Хотел даже на полпути назад развернуть. Но, чую, надо, и всё тут! Хоть тресни, а надо! Вот как так? А? Шестое чувство? Или как? Видели кино? Там этот лысый… как его? Ну, «крепкий орешек» этот… Видели, да? Ну вот! Вот те и не верь! Так я – к машине, а там баба с собакой. Перепуганная вся, волчонком на меня глядит. Ушёл, говорит, муж товарища искать, и показала, куда пошёл. А сама двери захлопнула и замки позакрывала. Может, думала, я маньяк какой или ещё какая нечисть. Сейчас кого только нету, идиотов хватает. – Гена засмеялся. – Вот я по следам вас и вынюхал. Такие дела, ёлы-палы, такие пироги… – Он посмотрел на Лёху, который морщился каждый раз, когда трактор наезжал на кочку или попадал в канаву. – Ничего, братан, терпи! Сейчас на трассу выскочим, а там до посёлка не далеко. С ветерком, как говорится. Там у нас больница есть. Тёща моя главврачом работает… Старая зараза, но без неё больница – не больница. Как сама заболеет, на больничный уйдёт, так всё! Конец света! Паника у всех! А сейчас она как раз на смене. Всё в лучшем виде организует. Будешь как новый, ёлы-палы!

Лёху тем же вечером на «скорой» увезли в райцентр. Я всё поторапливал Гену поскорее вернуться к машине, очень волнуясь за жену. Из головы не выходили странные голоса, и всю обратную дорогу я пропускал мимо ушей бесконечные шутки и байки, коими Гена фонтанировал без умолку. Жутко было представить, как Маша, сидя в темноте, в застрявшей посреди поля машине, не имеющая понятия, куда все исчезли, начинает слышать этот шёпот. Ещё страшнее было представлять, как Маша, не выдержав ожидания, выходит из машины и идёт в сторону этой чудовищной балки на поиски нас с Лёхой…