Автор книги: Сергей Яров
Жанр: История, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 27 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
В июле 1918 г. комиссариат распорядился изъять из школьных библиотек Петрограда «монархическую и религиозно-мистическую литературу». В течение 1918/19 учебного года было изъято большое количество книг, выдержанных в церковно-православном, монархическом и патриотическом духе. Это были, прежде всего, сочинения и учебники по русской истории Д.И. Иловайского, С.В. Рождественского, И.И. Беллярминова и других авторов. Подлежали также изъятию учебники по естественной истории и географии, задачники, грамматики, хрестоматии, псалтыри, молитвенники[1189]1189
Северная коммуна. 1918. 26 июля.
[Закрыть] и т. п. литература, отражавшая дух и уклад дореволюционной России. Кампания по борьбе с «монархической» и «церковно-религиозной» литературой фактически стала началом борьбы за искоренение в преподавании и воспитании традиций национальной истории, культуры и патриотизма. Эти понятия противоречили интернационально-мессианской утопии всемирной революции, идущей из Советской России. До зарождения «советского патриотизма» РКП(б) отрицала не только буржуазную государственность и культуру, но и любые проявления «буржуазного» патриотизма («шовинизма»). «Нашей школе не нужно клерикальной морали и прописных истин национализма, ибо родиной нашей является весь мир и религией нашей – активный идеализм, который стремится на почве труда спаять все человечество и сделать из существующего мира светлый храм», – говорил нарком просвещения на митинге учащихся Петрограда в сентябре 1918 г.[1190]1190
Вестник народного просвещения СКСО. 1918. № 4–5. С. 46–47.
[Закрыть]
Изъятие из школьного обращения предосудительных книг и учебников прошло без эксцессов, хотя после начала учебного года отмечалось нежелание некоторых руководителей школ расстаться со старыми учебниками[1191]1191
Саботаж в трудовых школах // Красная газета. 1918. 2 ноября.
[Закрыть]. Дело тут было не в одной приверженности старым взглядам. Введение новых программ Комиссариата просвещения СКСО меняло не только содержание, но концепцию и логику учебных предметов. А новые учебники, рукописи которых лежали в Петроградском отделении Госиздата, в первые годы советской власти так и не вышли в свет. Отсутствие учебников и учебных пособий, соответствующих новым программам, ставило преподавателей в тупик. Так, например, программы по истории для начальной школы строились на стержневых понятиях классовой борьбы и социально-экономических формаций. В соответствии с этим изучались такие темы: «Первобытное общество», «Пугачевщина», «Декабристы», «Народная воля» и т. д. Естественно, что учителя, не знакомые не только с теорией исторического материализма, но даже с конкретно-историческим материалом по этим темам, чувствовали себя абсолютно беспомощными.
Сложность новых программ для учителя истории (да и других предметов) заключалась еще и в другом. В течение считанных месяцев он должен был совершить прыжок из одного мира духовно-нравственных ценностей в другой, противоположный по знаку. Можно себе представить замешательство школьного преподавателя, который в течение многих лет повторял легенду о заслугах и нравственных добродетелях царя-освободителя Александра II, а теперь вынужден был импровизировать новую легенду о героизме революционеров-цареубийц, покончивших с тираном. Если человек и готов был безоговорочно принять новую трактовку исторических событий, то перестроить вросшую в сознание схему и логику старой концепции, да еще в такой короткий срок, было нелегко. Поэтому психологическая атмосфера в «новой» школе представляла собой странное смешение старых и новых ценностей. «Ярлык „единой трудовой школы“ украшает теперь все петроградские учебные заведения, – писал весной 1919 г. эксперт Комиссариата просвещения СКСО А.Е. Кудрявцев, – но за этим ярлыком сплошь да рядом скрывается недавняя старина во всей своей неприкосновенности. Кое-где портреты Маркса, Ленина, Троцкого, Луначарского пребывают в близком и трогательном соседстве с заделанными в золоченую раму похвальными дипломами императрицы Марии или Александры… Во время посещения одной из школ мне пришлось побывать на школьном завтраке. Подсаживаюсь к столу рядом с ученицами. Над нами красуется большой портрет К. Маркса, а с противоположной стены глядит на нас столь знакомое всем петроградцам лицо А.В. Луначарского. Я показываю на него своей соседке и спрашиваю, кто это такой. „Кажется, Урицкий“. – „А над нами кто?“ – „Это Карл Маркс“. – „А кто он такой был?“ – Ответа не последовало. Не могли мне разъяснить этой загадки и остальные ученицы… В некоторых школах мне с гордостью показывали на заведенный в школьной библиотеке отдел социалистической и политической литературы. Это оказалась случайно приобретенная партия брошюр… Никакой системы в подборе книг не было заметно»[1192]1192
Кудрявцев А. Петроградская школа в минувшем году (Из впечатлений районного эксперта) // Вестник просвещения. 1919. № 4–5. С. 27.
[Закрыть].
Для внедрения новой идеологической схемы в сознание учителей Комиссариат просвещения уже в канун 1918/19 учебного года ввел в программу курсов по педагогической переподготовке предметы политического характера: историю социализма, политическую экономию и др.[1193]1193
Королев Ф.Ф. Очерки по истории советской школы и педагогики. М., 1958. С. 413.
[Закрыть] Эффективность этой формы политического воспитания оказалась слабой. Н.К. Крупская писала, что курсы в 1918 г. не смогли «сразу поднять учительство на должную высоту, хотя через одни только петроградские курсы прошло шесть тысяч учителей»[1194]1194
Крупская Н.К. Педагогические сочинения в 10 томах. М., 1958. Т. 2. С. 97.
[Закрыть].
С 1919/20 учебного года для учащихся средней школы и старшего класса начальной школы были введены уроки «политической грамоты». В программу этих уроков вошли темы по основам теории и истории большевизма: «Диктатура пролетариата», «Сведения по истории большевистской партии», «Подготовка и ход Октябрьской революции» и т. п. Для ведения этих уроков приглашались лекторы из городского и районных комитетов РКП(б). На одном из заседаний Василеостровского районного педагогического совета особо отмечалось, что этот предмет «должен занять в школах одно из первых мест… В основу уроков политического знания должно быть положено выявление и освещение происходящей социально-политической борьбы как классовой, как борьбы труда с капиталом. Главный метод обучения – это вдвинуть ребенка в современность путем чтения газеты и объяснения ее с классовой точки зрения»[1195]1195
Цит. по изд.: Монжале Е.С. Указ. соч. С. 205–206.
[Закрыть].
В политическом воспитании учащихся, а также и учителей, значительное место занимала внешкольная работа. Организовывались лекции на политические темы, которые читали партийные лекторы. Так, в конце 1919 г. отдел народного образования 2-го Городского района предложил всем районным школам привести учащихся на цикл лекций по темам: «Советская власть», «Школа, религия и церковь», «Класс, социализм и коммунизм», «Интернационализм» и т. п. Для преподавателей истории посещение этих лекций было обязательным[1196]1196
Известия Петросовета. 1919. 26 декабря.
[Закрыть].
Большая роль в политической работе с учащимися отводилась революционным праздникам. Школьники принимали непременное участие в демонстрациях, митингах и других массовых действах. Это должно было способствовать развитию коллективизма у детей. Осенью 1918 г. Комиссариат просвещения СКСО предложил всем школам города обратить особое внимание на участие школьной молодежи в празднествах первой годовщины Октября. Особенно желательным руководство комиссариата считало присутствие учащихся на открытии революционных памятников для «развития у молодежи коллективных навыков и хоровых переживаний», а также разучивание школьными музыкальными ансамблями и «хоровое и оркестровое исполнение „Интернационала“, „Дубинушки“, „Нашего марша“».[1197]1197
Вестник народного просвещения СКСО. 1918. № 4–5. С. 5; № 6–8. С. 5.
[Закрыть] Празднества и другие массовые театрализованные зрелища оказывали наибольшее политизирующее влияние на детей и подростков, привлекая их своей сценичностью и размахом.
Политическому воспитанию служили и различные формы «практических мероприятий». В 1919 г. Комиссариат просвещения привлек членов Союза учащихся – Супротруша – к выявлению политически нелояльных педагогов. «Каждому сознательно мыслящему учащемуся, – писала одна из руководительниц комиссариата, – предоставлено было право открыто заявить об имеющемся в школе реакционном преподавателе»[1198]1198
Поршнева Е. О самоуправлении // Красный учащийся. 1919. № 1. С. 4–5.
[Закрыть]. Один из регулярно проводившихся обысков «буржуазных» квартир в доме Мурузи на Литейном проспекте, где проживали писатели Д.С. Мережковский и его жена З.Н. Гиппиус, проходил с участием детей. «Мальчик лет 9 на вид, шустрый и любопытный, усердно рылся в комодах и в письменном столе Дм[итрия] Серг[еевича]», – писала в дневнике З.Н. Гиппиус[1199]1199
Гиппиус З.Н. Живые лица. Кн. 1. С. 178.
[Закрыть].
Введение в школе уроков политической грамоты было недоброжелательно встречено большей частью педагогов. Несочувственно отнеслись к нему и старшеклассники. Политзанятия превратились в механическое заучивание формул и терминов марксизма. Стремясь преодолеть это формальное отношение к занятиям, отделы народного образования ужесточили требования к проверке «политических знаний» выпускников школ. Один из районных отделов в начале учебного года предупреждал школы, что следует особо позаботиться о подготовке учащихся выпускных классов «по новой литературе, по всей истории и политическим вопросам. Им следует теперь же заявить, что без основательных сведений по этим предметам они не получат удостоверений об окончании школы»[1200]1200
Цит. по изд.: Монжале Е.С. Указ. соч. С. 207.
[Закрыть].
Несмотря на все усилия руководства народным образованием Петрограда, к концу 1920 г. политическое воспитание в школах некоторых районов, в особенности окраинных, начало угасать. Нарвско-Петергофский районо докладывал районному исполкому, что «политическая работа в школах проявляется очень мало, приноравливаясь лишь к каким-либо празднествам»[1201]1201
ЦГА СПб. Ф. 102. Оп. 1. Д. 122. Л. 15 об.
[Закрыть]. Даже в образцовой 27-й школе Петроградского района, отмечалось в Петрогубоно, «в отношении политического воспитания работы мало; старшие дети не ориентируются в общем мировом хозяйстве»[1202]1202
ЦГА СПб. Ф. 2552. Оп. 1. Д. 2832. Л. 117.
[Закрыть].
В целом организация коммунистического воспитания петроградских школьников к 1921 г. далеко еще не достигла того уровня, к которому стремились руководители народного образования. В связи с этим З.И. Лилина отмечала: «…Вся деятельность школы должна преследовать цели политического воспитания в духе коммунизма, должна быть проникнута коммунистическим настроением. Но эта основная, исходная тенденция, к сожалению, слабее всего осуществляется в практике нашей школы, ибо педагоги наши в большинстве случаев не коммунисты. Пробел этот восполняется включением в учебный план занятий по политической грамоте и политических бесед, но эта привнесенная извне работа, конечно, не может заменить органического проникновения всей деятельности школы духом коммунизма»[1203]1203
Известия Петросовета. 1921. 11 января.
[Закрыть].
Еще скромнее были успехи в деле политического завоевания высших школ Петрограда, несмотря на то что в 1919–1920 гг. этой задаче уделялось немалое внимание Комиссариатом просвещения и Петроградским комитетом РКП(б). Так, А.В. Луначарский писал, что высшие учебные заведения в особенности «должны быть как можно больше нагипнотизированы нашим коммунистическим духом![1204]1204
Луначарский А.В. Борьба за душу // Народное просвещение. 1921. № 77–78. С. 3.
[Закрыть] Однако добиться этого даже в малой степени в годы Гражданской войны не удалось, главным препятствием, пожалуй, было крайне незначительное количество проводников этого духа – студентов-коммунистов.
Уже в январе 1918 г. при Петроградском комитете РКП(б) образовалась студенческая организация, которая обратилась с воззванием «Ко всему революционному студенчеству»[1205]1205
ЦГАИПД СПб. Ф. 1. Оп. 1. Д. 295. Л. 7–7 об.
[Закрыть]. Эта группа насчитывала всего несколько членов и не имела никакой опоры в учебных заведениях. Немаловажное значение имело подозрительное отношение работников Петроградского комитета к идее создания чисто студенческих партийных организаций. В результате к 1919 г. сложилась довольно парадоксальная ситуация: отдельные коммунисты в вузах существовали, но входили в районные партийные организации и никак не были объединены на местах. Этот вопрос обсуждался в декабре 1918 г. на VIII Петроградской городской партийной конференции, где С.М. Гессен предложил организовать отдельные коллективы в высших учебных заведениях, тесно связав их с райкомами РКП(б). Однако начало этому было положено только через год, когда в конце 1919 г. в городе было создано организационное бюро студентов-коммунистов из четырех человек, которое поставило задачу учета всех коммунистов в вузах и «организации во всех учебных заведениях коммунистических ячеек для проведения коммунистической политики в высшей школе»[1206]1206
Там же. Д. 75. Л. 157–158; Д. 620д. Л. 17–17 об.
[Закрыть].
В течение 1920 г. ячейки РКП(б) организовались в некоторых высших учебных заведениях Петрограда, но они были малочисленны и включали главным образом рабочих, технических служащих и обслуживающий персонал[1207]1207
Купайгородская А.П. Высшая школа Ленинграда в первые годы советской власти (1917–1925). Л., 1984. С. 79.
[Закрыть]. Осенью 1920 г. Петроградский комитет РКП(б) вынужден был отметить, что влияние партийных ячеек на местах совершенно не чувствовалось. Он решил усилить их деятельность и выделил специального организатора для работы в вузах, А.М. Аменецкого, который возглавил бюро студентов-коммунистов из пяти членов. Бюро руководило городским клубом студентов-коммунистов, в котором вели занятия два марксистских кружка, привлекавшие до 100 слушателей. К началу 1921 г. в 25 высших учебных заведениях Петрограда с количеством учащихся около 20 тыс. имелось 20 ячеек РКП(б), в которых состоял 281 человек. Из этого количества 150 чел. входили в партийные организации рабочих факультетов. А.М. Аменецкий писал, что во многих вузах на выборах в академические органы управления «студенческая масса не поддерживает списков коммунистов. Наименьшая связь коллектива с студенческой массой в Петроградском университете… Последняя общестуденческая сходка весьма собою напоминала улицу времен Керенского, где страсти разгорались весьма сильно»[1208]1208
Аменецкий А. О партийной работе в высших учебных заведениях Петрограда // Сборник материалов Петербургского комитета РКП. Пг., 1921. Вып. II. С. 38.
[Закрыть].
Оплотом новой высшей школы становились петроградские рабочие факультеты. Они готовили рабочую молодежь, направленную по путевкам профсоюзов и др. организаций, по общеобразовательной программе к поступлению в вуз. Первый рабфак в городе был открыт 8 декабря 1919 г. при Петроградском университете на Васильевском острове, а в январе 1920 г. открылось Смольнинское отделение рабфака. Число рабфаковцев непрерывно росло и к концу 1920 г. достигло более 860 человек. Осенью того же года открылся еще один рабфак при Политехническом институте[1209]1209
Купайгородская А.П. Указ. соч. С. 90–92; ЦГА СПб. Ф. 2555. Оп. 1. Д. 277. Л. 9.
[Закрыть]. Именно здесь, на рабфаках, ковались кадры будущих специалистов, «воспитанных коммунистически». Не новой советской интеллигенции, как их стали именовать позднее, ибо новому индустриализирующемуся обществу не нужна была рыхлая, рефлектирующая «интеллигенция литературы». Оно нуждалось в преданных специалистах, может быть, и пишущих с грамматическими ошибками, но зато освоивших физику, химию и сопромат; пусть не слишком разбирающихся в литературе и истории страны, но зато умеющих цитировать материал по истории партии, диамату и политэкономии. Руководство Наркомпроса подчеркивало, что рабфаки есть органическая часть вузов и в то же время являются по отношению к ним «силой внешней, вышедшей из революционного переворота», представляющей «фундамент новой социалистической высшей школы»[1210]1210
Купайгородская А.П. Указ. соч. С. 93.
[Закрыть].
Монополия слова и мысли
«Печать и торговля произведениями печати свободны. Применение к ним административных взысканий не применяется», – так гласил первый революционный закон о печати, принятый Временным правительством 27 апреля 1917 г.[1211]1211
Щелкунов М. Законодательство о печати за пять лет // Печать и революция. 1922. Кн. 2. С. 177.
[Закрыть]
Приход к власти большевиков означал не только возврат к временам цензуры, но и ужесточение ее, а затем и полный запрет как оппозиционной, так и всей прочей небольшевистской печати. Подавление свободы слова было естественным следствием веры большевиков в исключительность своей миссии и нетерпимого отношения к чужому мнению. Эмма Голдман писала, что однажды стала свидетелем того, как в 1920 г. на заседании Петроградского Совета попросил слова меньшевик. Зал тут же взорвался оскорбительными выкриками и шумом, не дав и слова сказать оратору. Когда Голдман заговорила об этом с членом Исполкома Петросовета С.С. Зориным, он усмехнулся: «Свобода слова – это буржуазный предрассудок, в революционный период свободы слова не должно быть». Эти слова эхом повторяли высказывания В.И. Ленина, с которым Э. Голдман встретилась чуть позже[1212]1212
Goldman E. Op. cit. P. 21, 50.
[Закрыть].
Характерно, как быстро поменялись установки Ленина по этому вопросу после захвата власти. Сразу после вооруженного переворота в Петрограде, утром 28 октября 1917 г., он спросил Ф.Ф. Раскольникова: «Какие меры вы приняли бы по отношению к буржуазной печати?» Застигнутый врасплох Раскольников стал отвечать в духе одной из последних статей Ленина: необходимо, мол, подсчитать запасы бумаги и затем распределить ее между газетами разных направлений пропорционально количеству их сторонников, но по выражению лица собеседника понял, что говорит не то. «Тогда я не учел, – заметил позднее Раскольников, – что это была мера, предлагавшаяся во время режима Керенского и теперь, после революции, уже устаревшая»[1213]1213
Раскольников Ф.Ф. Кронштадт и Питер в 1917 году. М., 1990. С. 236.
[Закрыть].
25 октября 1917 г. красногвардейцы заняли в Петрограде типографии газет «Русская воля» и «Биржевые ведомости». В ночь на 26 октября большевики закрыли газету «Наше общее дело», ее редактор В.Л. Бурцев был посажен в Петропавловскую крепость. Утром 26 октября перестали выходить газеты «Новое время» и «Вечернее время», издаваемые Б.А. Сувориным, газета кадетов «Речь» и меньшевистская газета «День»[1214]1214
Потехин М.Н. Первый совет пролетарской диктатуры. Л., 1966. С. 151–152.
[Закрыть]. 27 декабря Совнарком принял декрет о печати, который предусматривал запрет на выход изданий, оппозиционных новому режиму. Подлежали закрытию газеты, «призывающие к открытому сопротивлению или неповиновению» правительству, «сеющие смуту путем явно клеветнического извращения фактов» и «призывающие к деяниям явно преступного, т. е. уголовно наказуемого характера»[1215]1215
Декреты Советской власти. Т. 1. С. 24–25.
[Закрыть]. Средством экономического давления на печать должен был стать опубликованный 8 ноября декрет СНК о государственной монополии на объявления, лишивший газеты одного из источников финансовых средств[1216]1216
Там же. С. 54–56.
[Закрыть]. Оценку соответствия газетных материалов всем перечисленным видам преступлений и решение вопроса о закрытии газет и наказании их редакторов взял на себя Революционный трибунал по делам печати, сформированный в Петрограде 17 января 1918 г. по инициативе М.М. Володарского, который постоянно выступал на его заседаниях в качестве государственного обвинителя, требуя закрытия очередного издания или изданий.
С 11 марта 1918 г. Володарский возглавил Комиссариат агитации и печати Петроградской трудовой коммуны, преобразованный в апреле того же года в одноименный комиссариат Союза коммун Северной области. Он координировал всю деятельность по борьбе с оппозиционной прессой. Первое время, наряду с репрессиями, в отношении «лживой буржуазной печати» проявлялась определенная гибкость и даже известный «либерализм», который был продиктован некоторыми колебаниями в оценке декрета о печати в рядах самих большевиков и левых эсеров.
«Коммунистические цензора очень быстро сообразили <…>, что надо бороться с „духом“ газеты, с „подбором“ фактов, с „тоном“ отношения к новой власти, – писал по этому поводу публицист А.С. Изгоев. – Можно было и порицать, но это должно было делаться с оттенком уважения, а, главным образом, без скрытой подоплеки: „мы“ и „они“»[1217]1217
Изгоев А.С. Указ. соч. С. 22.
[Закрыть]. Но период «либерализма» продолжался недолго. Уже к лету 1918 г. положение резко изменилось. Н.Я. Кузьмин, ставший главой Комиссариата печати, агитации и пропаганды после убийства М.М. Володарского, следующим образом сформулировал свои основные задачи: «Полное отметение и закрытие всех соглашательских газет, как наиболее ядовитых и вредных в острый период Гражданской войны… Беспощадное и последовательное давление на печать путем штрафов, закрытий, арестов – и в нужный момент закрытие всех газет»[1218]1218
ЦГАИПД СПб. Ф. 1. Оп. 1. Д. 221. Л. 4 об.
[Закрыть].
Эта программа выполнялась строго последовательно. Только за июль 1918 г. в Петрограде было оштрафовано 10 газет самых разных направлений на общую сумму 127 тыс. рублей, 15 изданий закрыто, 5 редакторов и литературных сотрудников арестованы в качестве заложников[1219]1219
Там же. Л. 5об.
[Закрыть]. К концу 1918 г. уже не только оппозиционная, но и всякая иная небольшевистская печать была запрещена. С этих пор и до начала нэпа в Петрограде выходили исключительно официальные коммунистические и советские издания. Уничтожению небольшевистской прессы способствовала национализация Петроградского телеграфного агентства (ПТА), всей материально-технической основы печатного дела: издательств, типографий и т. п., а также ликвидация рынка бумаги и замена его государственным распределением. Сразу после октябрьского переворота Военно-революционный комитет (ВРК) начал устанавливать в Петрограде контроль за захваченными типографиями. Он предписал начальникам караулов составить списки служащих, впускать их только по пропускам и не разрешать ничего печатать без санкции ВРК и его комиссаров. Но овладеть полностью всеми 322 типографиями и типолитографиями города, сломить сопротивление оппозиционно настроенного профсоюза печатников удалось только через год.[1220]1220
Фрайман А.Л. Форпост социалистической революции. Л., 1969. С. 169–172; Назаров А.И. Октябрь и книга. 1917–1923. М., 1968. С. 66–67.
[Закрыть] Наступил тот самый «нужный момент», о котором писал Н.Я. Кузьмин. Большевики остались единственной политической силой, владевшей печатным станком как средством массовой политико-психологической обработки населения.
В системе мер по формированию так называемого «нового человека», пожалуй, главное значение большевики придавали массовому устному и печатному воздействию на психику наиболее широких слоев населения. Это воздействие они подразделяли на два тесно взаимосвязанных направления: пропаганду – постоянное целенаправленное распространение коммунистических взглядов и представлений среди народа и агитацию – вербовку своих сторонников и внедрение каких-либо лозунгов для активизации «масс». Агитационно-пропагандистская деятельность была важнейшей обязанностью каждого члена партии. Средством агитации и пропаганды должно было стать все: газета, книга, устное слово.
Большевистская печать основывалась на принципах, в корне отличных от тех, что были приняты в буржуазном обществе. Разномыслие, множественность и индивидуальность точек зрения на любой предмет, которые характерны для изданий этого общества и которые дают возможность читателю судить о всей его политической палитре, при большевиках сфокусировались в одной точке – официальной точке зрения РКП(б). Материал, который предоставляли читателю полосы коммунистических газет, давал информацию о событиях в преломлении партийных интересов и идеологии. «На все явления общественной жизни наша печать смотрит под углом зрения „новой науки“, созданной Марксом и Энгельсом<…>, – писал петроградский партийный публицист В.А. Быстрянский. – Коммунистическая пресса <…> – это могучее орудие в деле воспитания граждан социалистического общежития, в деле созидания нового коммунистического общества». Отсюда и новая роль журналистики и журналистов. При советской власти, утверждал тот же автор, «журналист является подлинным орудием коммунистического просвещения масс»[1221]1221
Быстрянский В. Газета в буржуазном и пролетарском государстве. Пб., 1921. С. 71, 75.
[Закрыть].
Пропагандистская назидательность и строго официальный тон большевистской печати никак не могли удовлетворить образованного читателя, уже привыкшего к пестроте и разномыслию периодических изданий. «Седьмой месяц без газет, – с тоской писал один из петроградских интеллигентов в марте 1919 г. – Петроградцы… вдруг увидели то, чего не видели в самые мрачные эпохи реакции. Ведь седьмой месяц читать одну „Северную Коммуну“ – это все равно, что прежде бы читать „Ведомости С[анкт]-Петербургского градоначальства"… Читаем. И примирились, кажется»[1222]1222
Князев Г.А. Из записной книжки русского интеллигента. С. 158.
[Закрыть]. Скудость сведений, сообщаемых советскими газетами о происходящих в стране событиях, способствовала тому, что важным источником информации для населения Петрограда стали слухи. Они иногда были правдоподобны, нередко принимали преувеличенные формы, но чаще всего не отражали реальные события, а выдавали желаемое (или, наоборот, пугающее) за действительное. Эту атмосферу слухов и домыслов, в которой обитали петроградские жители, обрисовала в дневнике З.Н. Гиппиус. «Все теперь без исключения, – носители слухов, – отмечала она летом 1919 г. – Носят их соответственно своей психологии: оптимисты – оптимистические, пессимисты – пессимистические. Так что каждый день есть всякие слухи, обыкновенно друг друга уничтожающие. Фактов же нет почти никаких. Газета <…>, если факты имеет, то не сообщает, тоже несет слухи, лишь определенно подтасованные»[1223]1223
Гиппиус З.Н. Живые лица: Стихи, дневники. Тбилиси, 1991. Кн. 1. С. 188.
[Закрыть].
Большевистская печать Петрограда определила свое лицо еще до октября 1917 г. Имея опытных и способных сотрудников, она весьма эффективно вела пропагандистскую войну с политическими противниками, которые вынуждены были отдать должное ее успехам на этом поприще. Так, например, известный социолог и политический деятель П.А. Сорокин писал: «…для пропагандистской газеты большевистская „Правда" очень умело редактировалась. Особенно великолепны были саркастические статьи Троцкого, в которых он бичевал и осмеивал своих оппонентов, в том числе и меня. Отличная сатира»[1224]1224
Сорокин П.А. Долгий путь: Автобиографический роман. Сыктывкар, 1991. С. 149.
[Закрыть].
После октябрьского переворота в Петрограде периодическая печать оставалась основным средством массовой печатной пропаганды большевиков. Наряду с прежними официальными органами РКП(б) и советов (отделившихся от своих ставших «центральными» предшественников) – «Петроградской правдой» и «Известиями Петросовета» (со второй половины 1918 г. и до весны 1919 г. именовавшейся «Северной коммуной») – с начала 1918 г. стала выходить «Красная газета», рассчитанная на уровень восприятия городского пролетариата. Ее основал и редактировал комиссар печати и пропаганды М.М. Володарский. Газету отличали упрощенный язык и популярный характер подачи материала.
Петроград был одним из главных центров издательской активности большевиков. С 1917 г. здесь действовали партийные издательства «Прибой» и «Жизнь и знание», отделение литературно-издательского отдела Наркомпроса, с начала 1918 г. издательство Петроградского Совета. Летом 1919 г. все они были объединены в Петроградском отделении Государственного издательства (Госиздата). Основную часть продукции этих издательств составляла агитационно-пропагандистская литература, но и научные, художественные и т. п. издания также служили целям пропаганды. Первый руководитель Госиздата В.В. Воровский писал по этому поводу: «Государственное издательство обязано… давать массам ту концентрированную умственную пищу, которая необходима для усвоения малосознательными элементами задач и целей пролетарской революции, давая ее во всех формах – агитационной, пропагандистской, популярно-научной, художественной или строго научной, пригодных для пропаганды практического осуществления социалистических идей…»[1225]1225
В[оровский] В. Задачи и организация Государственного издательства // Книжный мир. 1920. № 1. С. 3.
[Закрыть] Из работ научно-популярного характера обычно отбирались «идейно приемлемые» издания, напечатанные до революции. При этом предпочтение отдавалось социально-политической литературе социалистического или атеистического направления. Иногда Госиздат давал заказы и на написание новых книг. Старые издания проходили очень строгий отбор: только 40 % всех отрецензированных в Госиздате книг получили положительный отзыв. Главным требованием было наличие «последовательной марксистской материалистической точки зрения на сущность популяризируемого предмета»[1226]1226
Назаров А.И. Октябрь и книга. 1917–1923. М., 1968. С. 66–67.
[Закрыть].
Представление об объеме выпуска петроградскими издательствами агитационно-пропагандистской литературы могут дать следующие цифры. За год с небольшим общий тираж выпущенных издательством «Прибой» изданий агитационно-пропагандистского характера составил 1,3 млн экземпляров, научно-популярных – 262 тыс. экземпляров. Всего с конца 1917 до июня 1919 г. издательствами «Прибой», Петросовета и литературно-издательским отделом Наркомпроса было выпущено 270 наименований пропагандистских брошюр и книг общим тиражом 11,5 млн экземпляров, а с августа 1919 по декабрь 1920 г. Петроградским отделением Госиздата – не менее 160 «марксистских» книг и брошюр тиражом более 12 млн экземпляров. В 1920 г. доля продукции агитационно-пропагандистского отдела Госиздата в общей номенклатуре изданий составляла 26,5 %, а суммарного тиража – 54,5 %[1227]1227
Назаров А.И. Октябрь и книга. С. 37, 197; Идеи партии в массы. 1917–1982. Л., 1984. С. 15.
[Закрыть]. Цифры, как видим, очень внушительные. Такое обилие агитационной литературы обеспечивало, конечно, не только Петроград, но и всю страну. В Петрограде и Северной области распространялось всего около 1U части изданий.
Продукция издательств состояла из книг, издававшихся тиражом 20–50 тыс. экземпляров, и брошюр, тираж которых достигал 100–150 тыс. В числе изданий были работы К. Маркса, Ф. Энгельса и других теоретиков марксизма, современных вождей и идеологов большевизма: В.И. Ленина, Л.Д. Троцкого, Н.И. Бухарина и др. Наиболее значительным пропагандистским изданием стала «Азбука коммунизма» Н.И. Бухарина и Е.А. Преображенского, выходившая в разных издательствах в течение нескольких лет в сотнях тысяч экземпляров. Книга представляла собой популярное толкование программы РКП(б) по всем направлениям ее деятельности и считалась непревзойденным пропагандистским пособием. Издавалось также большое количество агитационно-пропагандистских брошюр со статьями и речами местных петроградских деятелей: Г.Е. Зиновьева, М.М. Володарского, З.И. Лилиной, П.Ф. Куделли, В.А. Быстрянского и др. Основным требованием, которое предъявлялось к пропагандистским брошюрам, было требование широкой популярности и доступности, «дающей возможность усвоить прочитанное совершенно неподготовленному читателю»[1228]1228
Отчет о деятельности [Госиздата] на 1 декабря 1920 г. М., 1920. С. 14.
[Закрыть]. То же требование сохранялось для выпускаемых в большом количестве агитационных плакатов, листовок и т. п. мелких изданий.
В целях пропаганды использовались и первые большевистские декреты. «У нас была полоса, когда декреты служили формой пропаганды, – говорил впоследствии В.И. Ленин. – Над нами смеялись, говорили, что большевики не понимают, что их декреты не исполняют <…>, но эта полоса была законной… Простому рабочему и крестьянину мы свои представления о политике сразу давали в форме декретов»[1229]1229
Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 111.
[Закрыть]. Для этого декреты издавались массовыми тиражами, расклеивались в Петрограде, рассылались в провинцию, публиковались в газетах и т. д.
Печать была в то время наиболее массовым и эффективным средством пропаганды. Для того чтобы полностью контролировать не только издание, но и распространение печати, правительство к концу 1918 г. фактически ликвидировало частную книжную торговлю. По декрету Совнаркома от 26 ноября 1918 г. в Петрограде был образован единый централизованный государственный аппарат распространения печати – Севцентропечать – как отделение Центрального агентства распространения печати (Центропечати) в Москве. Он монополизировал функции распространения всех изданий: газет, журналов, книг, брошюр, плакатов, листовок, воззваний и др.
Распространением печати, внедрением этого «агитационного оружия» в толщу масс, советские власти были особенно озабочены. Малограмотность, отсутствие у основной части населения привычки обременять себя чтением литературы на политические темы представляли серьезное препятствие для того, чтобы это оружие метко било в цель. Нередко агитационные брошюры, распространяемые в красноармейских частях, шли «на цигарки», хотя руководители Госиздата яростно отрицали подобные факты[1230]1230
Вольфсон М.Б. Госиздат на идеологическом фронте // Государственное издательство за пять лет. М., 1924. С. 80.
[Закрыть]. Довольно анекдотический случай привел в своих воспоминаниях управляющий делами Совнаркома В.Д. Бонч-Бруевич. В конце 1917 г. в Петрограде была организована раздача демобилизованным солдатам отдельных оттисков «Декрета о земле», принятого 26 октября 1917 г. В.И. Ленина очень заботило, чтобы солдат не потерял и довез до своей деревни данные ему экземпляры декрета. «Но Ленина, – писал В.Д. Бонч-Бруевич, – беспокоило одно обстоятельство. „Вот ведь беда <…>, бумаги-то нет, а покурить солдату надо, сейчас и свернет из декрета козью ножку… “ Владимир Ильич примолк, а через несколько минут хитро улыбнулся и, обращаясь ко мне, сказал: „А знаете что, Владимир Дмитриевич, поезжайте-ка в магазин Сытина и спросите там, нет ли у них старых отрывных календарей… На раскурку и дадите каждому календарь. Удобно, календарь ведь отрывной, бумага подходящая, мягкая и как раз на одну козью ножку с махорочкой… Вот мы декреты-то и спасем“»[1231]1231
Бонч-Бруевич В.Д. Воспоминания о Ленине. М., 1965. С. 114–115.
[Закрыть]. Конечно, рядовым пропагандистам было далеко до таких хитроумных приемов. В агитационно-пропагандистской практике применялись простые методы вроде читки вслух газет, декретов, листовок – способ агитации, приемлемый даже для совершенно неграмотной массы слушателей.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
