Текст книги "Длинный Нож из форта Кинли"

Глава 18

День за днем военная колонна подполковника Кастера продвигалась вое дальше к югу. Кавалерийские эскадроны, поднимая облака пыли, возглавляли движение. За ними поочередно следовали пехотинцы, фургоны и артиллерия А впереди колонны и по ее флангам сновали белые и индейские следопыты, прокладывавшие путь, всегда готовые поднять тревогу в случае неожиданного появления врага.

На пятый день похода войско подошло к тому месту, где две, может быть, три недели назад южные шайены объединились для кочевья к зимнему стойбищу. Тут индейцы стояли лагерем, прежде чем тронуться к югу. Рядом с этим местом, на берегу неглубокой речушки, разбили временный бивак и кавалеристы.

Вечером Кастер созвал офицеров в свою палатку. Он сидел на походном стульчике за раскладным столом, на котором стоял ночной фонарь, горевший тусклым ровным светом. Лица офицеров были серьезными, чувствовалось, что эти люди внутренне готовы принять к сведению и исполнить любой приказ командира.

– Господа, – начал Кастер чистым ровным баритоном, – легкое безопасное путешествие от форта Рили, которое протекало до сегодняшнего дня, окончилось. Мы подошли к тем местам, где крайне необходимо удвоить, утроить бдительность и осторожность. Вполне вероятно, что здесь могут рыскать военные отряды краснокожих. Нельзя допустить, чтобы они застали нас врасплох. – Кастер на секунду умолк, забарабанив пальцами по столу, и продолжил: – Конечно, будем уповать на то, что индейцы не встретятся нам на пути. В этой кампании наше главное оружие – неожиданность. Полного успеха мы можем добиться лишь в том случае, если подступим к индейскому лагерю незамеченными. Поэтому уясните для себя и доведите до личного состава мои следующие строжайшие требования: ни в коем случае не разбредаться, прекратить все охотничьи вылазки, исключить любую возможность случайных выстрелов.

Стоявший напротив Кастера майор Джоэл Эллиот, командир эскадрона «Г седьмой кавалерии, спросил:

– Тут полно следопытов, сэр. Как насчет них?

– Очень уместный вопрос, майор, – закивал головой подполковник. – У каждого эскадрона есть следопыты и, вдобавок к ним, пятеро пауни. Пока шайены были далеко, они действовали по своему усмотрению, без особых наставлений. Теперь строгие инструкции будут доведены и до следопытов. С завтрашнего дня они станут работать только по моим приказам…

– Сэр, кажется, мы будем иметь дело не только с шайенами, – произнес молодой лейтенант Чиверс, служивший в эскадроне» А» седьмого кавалерийского.

– Это предположение, лейтенант?

– Пауни думают, что их заклятые враги – команчи где-то недалеко. Может быть, даже вместе с шайенами.

На лице Кастера проскользнула мимолетная улыбка.

– Оказывается, пауни могут еще и думать! Это интересно. – Брови подполковника взмыли вверх. – Ну и что с того, что команчи могут стоять лагерем вместе с южными шайенами, Чиверс? Ты боишься за пауни или… гм-м.. за нас? Если за пауни, то совершенно напрасно. Они следопыты, и только.

Лейтенант замялся, вытягивая губы и хлопая глазами. – Я просто хотел сказать, что мы должны быть готовыми встретиться с гораздо большим числом индейцев, – наконец промолвил он.

Кастер скрестил руки на груди и проговорил недовольным тоном:

– Это – не увеселительная прогулка, лейтенант. Мы посланы сражаться и, клянусь, будем сражаться, даже если на помощь шайенам придут все южные племена прерий. Вы свободны, господа… Джордж, – остановил он Кларка. – Найди Бренди и Уортгема и приведи их ко мне. Надо кое-что обсудить.

– Хорошо. – кивнул майор. – Сейчас они будут здесь.

Через пятнадцать минут Кастер дружески тряс руку Брэйди, с которым за все время похода ему так и не удалось поговорить.

– Приятно снова пожать твою узловатую лапу, Тобакко. – весело сказал он. – Ты уж извини, что не сумел раньше выкроить для тебя время поболтать о старых днях, когда ты вместе с Хикоком был в следопытах у меня. Ведь есть что вспомнить.

– Да ладно уж, подполковник, – отмахнулся Брэйди. – Я не в обиде – Понимаю, не на пикнике. Говорите дело.

– Ты все тот же, старина. Никогда не отлыниваешь от работы. – Кастер бросил добрый взгляд на Тарлтона.

– Как, впрочем, и ты, Тарлтон. Не преувеличиваю, Джордж, – обратился он к Кларку, – эти двое стариков стоят целой дюжины следопытов. Жили с краснокожими еще в те времена, когда мы с тобой пешком ходили под стол, и знают индейскую натуру не хуже самого проницательного шамана… Ладно, о деле. А оно заключается вот в чем…

Кастер присел за стол и разложил на нем небольшую походную карту.

– Чутье мне подсказывает, что шайены не могли уйти дальше Красной реки. Скорее всего, они разбили зимний лагерь либо на Норт-Кенейдизн, либо на берегах Уошито. Им необходимо топливо на зиму, а там как раз вдоволь хорошего строевого леса. Ваша задача, друзья, пройти по следу шайенов и обнаружить их стойбище. И, ради бога, сделайте все, чтобы краснокожие не заметили вас. Превратитесь хоть в призраков, но не вспугните шайенов. Краем глаза увидя лагерь, возвращайтесь назад немедленно… Все понятно? Тогда хорошенько выспитесь и ранним утром отправляйтесь в дорогу.

Когда следопыты ушли, Кастер некоторое время посидел в задумчивости, затем сказал Кларку:

– Джордж, старики опытные люди. Они знают свое дело как никто другой. Но если что-нибудь случится, им будет нужен меткий стрелок… Есть ли у тебя в эскадроне такой человек?

– Конечно, – почти не размышляя, ответил Кларк. – Сержант Дэйлмор.

– Это тот, что не поладил с Фрейзером.

– Он самый.

– Что ж, полагаюсь на твой выбор, дружище.

Они ехали не спеша, вдоль широкой индейской тропы, вьющейся в южном направлении. Ехали осторожно, страхуя себя от любых неожиданностей. Прежде чем перевалить через какой-нибудь взгорок, они внимательно осматривали лежащее впереди пространство и только после этого двигались дальше, причем старались держаться равнинных низин и балок для большей безопасности.

Как это часто бывает с теми, кому приходится преодолевать необозримые просторы прерий, львиную долю времени они проводили в молчании. Лишь иногда кто-нибудь из них из желания нарушить монотонность путешествия пытался завести разговор или высказывал мысли вслух.

– Гм-м, – начал Брэйди в один из таких моментов. – Вот ведь как бывает. Встретишь на пути давно забытый знак и начинаешь вспоминать, когда, с кем и по какому поводу видел его в последний раз. – Рука следопыта указала на могучий одинокий дуб, росший на небольшом холмике. – Видите вон того столетнего великана?.. В 66 – м году мы останавливались под ним с Диким Биллом Хикоком, когда генерал Кастер, а его в то время еще не понизили в звании, охотился за Римским Носом… Помню, в кроне дуба было здоровенное орлиное гнездо…

– Оно и теперь на месте, – сказал Дэйлмор, всматриваясь вдаль. – И над ним парит орел.

– Да, – вздохнул Брэйди. – Иногда кажется, что в этом мире ничего не меняется, кроме сезонов… Но это на первый взгляд. Как там говорилось?.. Нельзя войти в одну и ту же реку дважды?.. Да-а, так-то. Ты по-прежнему следопытишь, а уже не тот, что раньше. Постарел, обленился, порастерял давних надежных товарищей. – Он поднял глаза к небу, прикрыв их ладонью. – И то же самое с тем орлом. Он еще выводит птенцов, но придет время, и ему не под силу будет приносить им добычу. – Старик повернулся к Дэйлмору. – Заговорил о птицах и вспомнил твоего сокола, Дэвид. Он все еще в форте?

– Оставил его на кухне, у Трамбле. Француз подкармливает хищника, любит его.

Брэйди закивал головой и похлопал свою лошадь по шее.

– Животные и птицы достойны любви. Порой они становятся последней надеждой для человека. Взять хотя бы мою чалую старушку. Не бог весть какая прыткая, а ведь не раз уносила меня от беды… Да-а… О чем это мы говорили?.. Ах, да! Ничего неизменным не остается… Те же индейцы… Вроде бы кочуют по-прежнему, охотятся, где хотят, воюют друг с дружкой, а тем временем их прерии меняются на глазах. Железные дороги, города, фермы, ранчо появляются там, где раньше бродили одни бизоны… Эх, старина Тарлтон, скоро и наша профессия никому не будет нужна.

– Твоя правда, Тобакко, – согласился смуглолицый следопыт – загонят всех этих шайенов, команчей, кайова в резервации, и не за кем будет охотиться. Так уж выходит, что сами себе помогаем избавиться от работы. А ведь если откровенно, неплохая у индейцев жизнь. Свободно кочуют, вдоволь охотятся, иногда повоюют в свое удовольствие, как ты и говорил, Тобакко. Мы с тобой знаем, что чувствуют краснокожие, как они не хотят, чтобы поменялась эта самая жизнь.

– Когда я был в Черных Холмах, – вступил в разговор Дэйлмор, – Голубая Сова мне много рассказывал о своем народе, о его обычаях и традициях. Хотелось бы, Тобакко, услышать то же о южных племенах. Что они из себя представляют?

– О, с этими вопросами обращайся к Тарлтону, – сказал Брэйди. – Я кочевал на севере с кроу, а он в прошлом жил и с команчами, и с оседжами, и, если не ошибаюсь, даже с кэддо.

– Это так, – согласился Тарлтон. – Мне было лет двадцать, когда я попал в прерии впервые. Перепробовал разные профессии. Был и траппером, и лоцманом на южных реках, и проводником, и черт знает кем еще. Естественно, приходилось жить среди индейцев. Благо в те времена они не испытывали к белым ненависти. Помнится, целых два года провел с оседжами. Полюбилась мне одна прехорошенькая индеанка из клана утсехта, и так бы и остался с оседжами, если бы не проклятая оспа. Умерла моя краснокожая красавица, не выкарабкалась.

Лицо старика помрачнело, он глубоко вздохнул.

– Сколько кланов у оседжей, Тарлтон? – спросил Дэйлмор. – Какого они вообще корня?

– По языку и обычаям напоминают сиу. Себя называют важаже – приносящие вести. У них всегда было два клана: пахатси, что означает большие оседжи, и утсехта – малые. Племя делилось на две фратрии – мирную и военную, по семи родов в каждой. Когда начала свирепствовать оспа, половина пахатси с небольшим числом утсехта переселились на реку Арканзас, к устью Вердигриса.. С тех пор эти переселенцы именуются санцукди. В союзе с канзами враждовали с пауни, команчами, кайова и с многочисленными кэддо.

– Штат Канзас – это в честь их союзников?

– В честь канзов, конечно, «людей южного ветра», как они называют себя.

– А кэддо, что это за народ?

– Кэддо – общее название кучи племен, родственных по языку и обычаям. Делились на северных и южных. Мне довелось в 30 – х годах пожить некоторое время с племенем анадарко. Вообще, у кэддо было несколько племенных союзов. Самым влиятельным считался айсинайский, с племенами наногдоче, айнай, анадарко, набедаче, намидиши, наконо, которые жили между реками Сабин и Нечес. Вторым по значению был начиточеский союз в штате Луизиана. И, наконец, конфедерация кэддохадачо, или попросту – кэддо. В нее входили сами кэддо, нанатсохо, насони и часть начиточесов. К началу этого столетия к ним присоединились эдаи, эйши и ятазы. Лет триста назад северные кэддо – пауни, арикары, кичаи, таваконы и уичиты – откочевали к северу и разбрелись по Великим Равнинам. Это они изобрели язык жестов, без которого теперь и индеец не индеец.

– У уичитов, я слышал, было распространено людоедство.

– Не было такого. Они называют себя киттикитташами – «енотами», из-за особой ритуальной раскраски. Тоже образовали союз, куда входили тавойсы, тоуакары, кичаи и вако. С прошлого века вели ожесточенную борьбу с оседжами, которая теперь, конечно, поутихла.

– Ну, а команчи… Кто они?.. Откуда?

– Команчами их прозвали юты, что означает «враги». Себя они величают немена – настоящие люди. К слову сказать, сами юты – юинты, горные юты и южные юты – образовали союз семи племен, считающийся одним из самых воинственных и опасных на Великих Равнинах… Когда команчи стали владыками южных прерий, их было не более двенадцати тысяч. Я также пожил с команчами в 30 – е годы. Тогда они делились на три кочевые группы: кучанек – «едоки бизонов», ямпарика – «едоки собак» и юпа – «лесной народ». Это сейчас у них более семи групп, самые влиятельные из которых – квахады и пенатеки. А пришли они в прерии из тех мест в Скалистых горах, где течет Грин-Ривер. Примерно оттуда же в южные прерии переселились и кайова, называющие себя квуда – «выходящие на свет». Сейчас они делятся на 6 кочевых общин. У них есть могучее сообщество воинов – кайтсенко – «настоящие собаки.»

– Осталось услышать о шайенах и арапахо.. Расскажи о них поподробнее, Тарлтон.

– Когда тси-тси-тса появились в северных прериях, тетоны-сиу прозвали их шайенами – «людьми чужого языка». Так же, как и арапахо, инуаины, они называют себя «наш народ». Общее число арапахо и шайенов никогда не превышало восьми тысяч человек. Пусть более трех тысяч из них – лица мужского пола. За вычетом стариков и детей получится всего чуть более тысячи боеспособных воинов. Но каких воинов! Уже в шесть лет шайен садится на коня, получает игрушечное оружие и первое имя. Самые храбрые шайены входят в военное общество Собак. Какие племена прерий и какие пограничные белые люди не слышали о нем!? Собаки – это настоящие спартанцы. С ранних лет им внушается, что умереть на поле боя – великое счастье. Поэтому они та к беззаветно храбры и отважны. Собаки имеют свои, только им присущие, знаки отличия на одежде, на обуви, на лице, в форме прически и головного убора, и они носят их с гордостью. Когда шайенам приходится вести племенные войны, каждое мужское общество занимает отдельное место в боевом ряду со своими регалиями и отличительными знаками. В прошлом у шайенов, пока они в 30 – х годах не разделились на северную и южную ветви, было четкое, как ни у кого в прериях, мудрое племенное устройство. Совет племени состоял из 44 человек, избиравшихся на 10 лет от каждой из 10 общин-кланов, по 4 представителя от клана. Четыре самых уважаемых и влиятельных вождя были главными правителями племени, пожизненными и наследственными. Известный на всем западе Черный Котел – именно такой вождь. Вокруг костра совета всегда отводилось место для лидеров главных военных обществ и пяти жрецов, исповедовавших религию верховного бога Химавихийо. Но с тех пор, как племя распалось, от этого устройства остались одни осколки. Теперь вся власть у таких непримиримых и злобных вождей, как погибший Римский Нос и Тонкахаска, Высокий Бизон, верховодящий Собаками и всеми остальными боевыми шайенами.

Тарлтон умолк, удовлетворив интерес сержанта, и снова троица стала продвигаться к югу в полном молчании.

На шестой день пути похолодало. В осеннем воздухе закружились первые крупные снежинки.

Лагерь шайенов они увидели вечером этого дня. За невысоким хребтом на северном берегу Уошито стояли сотни конических типи, над которыми струились белесые тонкие дымки. Огромный лошадиный табун пасся в стороне от стойбища, на западном широком лугу. Вниз по реке, за большой излучиной, располагались лагеря других индейцев.

– Черт возьми! – ругнулся Тарлтон, лежа на заснеженном кряже и дуя на замерзшие пальцы. – Пауни были правы. – Он прищурил глаза, всматриваясь вниз. – Восточнее шайенов разбили лагеря арапахо, команчи и кайова.

– У Кастера прибавится забот, – шмыгнув носом, просипел Брэйди.

– И головной боли, – прибавил Дэйлмор. – Если начнем бить шайенов, то те индейцы вряд ли останутся в стороне.

Разведчики некоторое время провели на верхушке кряжа, осматривая и запоминая местность, а затем бесшумно спустились вниз, к подножию и, прыгнув на лошадей, отправились на север.

Подполковник Кастер мог быть доволен. До северного кряжа, господствующего над берегами Уошито, его войско дошло незамеченным. Все складывалось как нельзя лучше.

Он стоял на вершине кряжа с офицерами и, поеживаясь от утреннего холода, смотрел вниз, на обширный лагерь южных шайенов, погруженный в стелющиеся над поверхностью земли полосы дыма и тумана. План атаки на зимнее стойбище он выработал еще на пути к Уошито, сообразуясь со сведениями Брэйди и Тарлтона, и теперь ему становилось ясно, что ничего в этом плане не изменится. Майор Джоэл Эллиот со взводом кавалеристов переправится через реку западнее лагеря и ударит по шайенам оттуда. Сам же командир во главе основных сил перевалит через кряж, чтобы смести на пути все, что попадется под копыта Седьмой Кавалерии. Его беспокоило то, что в долине шайены были не одни, но он надеялся на внезапность и свое военное счастье.

«Эллиот уже, наверное, занял позиции, – подумал Кастер. – Кажется, пора!»

Он достал подаренные Шериданом золотые часы и посмотрел на циферблат. Было семь часов утра 27 ноября 1868 года.

– Ногу в стремя! – отдал он приказ приглушенным голосом.

Глава 19

Ванбли Сапа проснулся от холода, к утру заполнившего типи его шайенского дяди, Короткого Копья. Он передернул плечами и поплотнее закутался в мохнатую бизонью шкуру, намереваясь еще как следует вздремнуть до наступления рассвета.

Попытки заснуть оказались напрасными – сон не приходил. Юноша открыл глаза, устремив взгляд в темноту. Рядом раздавалось мерное посапывание спящих родственников – хозяина жилища, его жены и троих сыновей. К нему в голову полезли разные мысли, и постепенно они сконцентрировались на событиях вчерашнего дня.

Как и все люди в лагере, Ванбли Сапа с нетерпением ждал возвращения Черного Котла и Маленькой Шкуры из форта Кобб, куда они поехали, чтобы повидаться с генералом Хейзеном. Поскольку в южных прериях начали циркулировать упорные слухи о возможном походе Длинных Ножей, вожди решили лично проверить достоверность этих слухов и заверить генерала в мирных намерениях шайенов.

И вчера они вернулись. Черный Котел сказал, что Твердый Зад Кастер (так шайены прозвали подполковника за то, что он мог неделями, не слезая с коня, преследовать индейцев) был действительно на Тропе Войны, но охотился он за враждебными индейцами. Еще он сказал, что Хейзен посоветовал ему не волноваться на этот счет, ибо южные шайены разбили на берегах Уошито мирный лагерь.

Так говорил Мотовато, Черный Котел. Но он передал слова белого генерала, и они не принесли успокоения многим, Ванбли Сапе в том числе. Он не верил белым людям. Они часто лгали. Единственный белый человек, которому он мог довериться, был его друг Тэ-ви-то, служивший в форте далеко-далеко на севере.

Ванбли Сапа представил себе северные кочевья оглала и не сдержал вздоха. Хоть он и остался круглым сиротой, там была его родина, там остались его друзья. Он планировал вернуться домой в начале осени, но случилось непредвиденное. На бизоньей охоте его лошадь попала копытом в нору луговой собачки, и он, выскочив из седла, сломал себе ногу. Перелом оказался сложным. Выздоровление затянулось до глубокой осени. Лишь к концу ноября он стал смело наступать на сломанную ногу. Только теперь, когда в прерии пришла настоящая зима, об обратном путешествии не могло быть и речи. Поворочавшись с боку на бок, Ванбли Сапа понял, что уже не заснет. Услышав за кожаными стенами жилища потрескивание костра, он захотел покурить. Не найдя в остывшем пепле очага уголька для своей трубки, он накинул на плечи старое одеяло, вышел наружу и направился к горящему невдалеке небольшому костру, у которого сидела на корточках старая женщина с дымившейся во рту трубкой.

– Прохладное утро, – сказал он, присаживаясь рядом.

Старуха повернула морщинистое лицо в его сторону.

– А-а, молодой оглала… Выпало много снега. Холодней, чем в утробе Зимнего Великана, который насылает в прерии стужу.

– Старики говорят, в этом году будет холодная зима.

Юноша извлек из костра горящую хворостину и раскурил трубку.

– Я не увижу этой зимы, – мрачно прошамкала старуха, не сводя взгляда с танцующих язычков огня.

– Отчего так? Болезни?

– Сюда идет Твердый Зад.

Ванбли Сапа с уважением взглянул на свою собеседницу. Даже у нее, старой, дряхлой женщины еще сохранился здравый смысл, чтобы осознать грозящую опасность.

– Ну, он идет на юг побить дурных индейцев, – попытался он успокоить ее и себя. – Так сказали вожди.

– Для Твердого Зада все краснокожие – дурные люди.

– Если бы Черный Котел думал так же, как ты, старая, то шайены давно бы уже ушли на север, откуда Красное Облако выгнал всех солдат и где нет Кастера.

– Может быть. Но белые отняли у вождей храбрость и легко приручили. Они никогда не поведут народ на твою родину, оглала.

Старуха тяжело поднялась на ноги, погладила шершавой рукой голову Черному Орлу и заковыляла к своему типи. Не пройдя и десяти шагов, она остановилась.

– Эй, юноша, – раздался ее старческий дребезжащий голос.

– В чем дело? – откликнулся Ванбли Сапа.

– Взгляни своими зоркими глазами вон на ту вершину, – подняв голову, она указала рукой на кряж. – Кажется, там наши лошади. Как они забрели туда?..

Не успел Ванбли Сапа поднять глаза, как в мертвой ноябрьской тишине прозвучал резкий выстрел. Старуха слабо вскрикнула и, неуклюже взмахнув руками, повалилась лицом в выпавший ночью снег. Это был действительно последний в ее жизни снег.

Громкие звуки трубы в следующее мгновение вывели юношу из охватившего его оцепенения, и он что было мочи прокричал на весь сонный лагерь:

– Солдаты!.. Солдаты!..

Со стороны кряжа раздался стройный залп карабинов. Несколько пуль просвистело мимо Ванбли Сапы в зловещей близости, остальные прошили кожаные стены индейских типи, всполошив жителей лагеря, которые опрометью выскакивали наружу с перекошенными от страха лицами.

«Это уже было с южными шайенами, – пронеслось в уме Ванбли Сапы. – На Сэнд Крик».

Он бросился к своему типи, сталкиваясь по пути с испуганными женщинами, стариками, воинами и детьми, в неописуемом беспорядке метавшимися вокруг. Совсем другая обстановка складывалась у жилища его дяди. Тут не слышалось ни воплей, ни криков. Короткое Копье был на редкость хладнокровным, рассудительным человеком и опытным младшим вождем. Еще неделю назад, предвидя налет Длинных Ножей, он поставил задачу своим сыновьям и племяннику каждый вечер приводить из табуна лошадей. В случае опасности они должны быть под рукой, говорил он. Его примеру последовали некоторые соседи, и, как оказалось, не зря.

– Ванбли, быстро оденься и возьми оружие! – увидев племянника, приказал он.

Ванбли Сапа нырнул в типи, в мгновение ока натянул на себя теплые штаны и куртку из лосиной кожи и, схватив ружье, томагавк и лук с колчаном стрел, выскочил наружу. Спустя секунду он уже сидел верхом на своем крапчатом мерине.

– Что делать, Короткое Копье? – раздавались голоса соседей. Одобряюще взглянув на жену и сыновей, он крикнул:

– Вперед, через Уошито, вон к тому леску!

Лесок из тополей, вязов и ив рос на другом берегу, и множество людей уже мчалось к нему, надеясь обрести там убежище. Едва Короткое Копье тронулся с места, как из этого леса прозвучал залп карабинов, и большая толпа женщин, стариков и детей отхлынула назад, оставляя на снегу убитых и раненых.

Длинные Ножи опередили индейцев, заняв за деревьями надежные позиции.

– Люди!… – Голос Черного Котла узнали все. – Оставайтесь на месте! Это ошибка… Я поеду к солдатам и скажу им, что это ошибка.

Старый вождь поехал навстречу войскам Кастера, которые уже пустились по склону и перестраивались в боевую линию у подножия кряжа.

Мотовато, Черный Котел, последний из великих вождей шайенов, приостановил бег лошади в двух десятках ярдов от солдат.

– Я – Черный Котел, – начал он, ударив себя в грудь. – Я вождь мирных шайенов.

– Проделайте в этом черном, закоптившемся котелке несколько дырок, – послышался отчетливый приказ из солдатских рядов. – Ему пора на свалку.

Загремели выстрелы, и изрешеченный пулями старый миролюбивый вождь скатился с лошади. Через минуту кавалеристы промчались по его бездыханному трупу, направляя огонь своих карабинов по жилищам и обезумевшим от ужаса людям.

Короткое Копье колебался недолго. У него и у тех, кто сплотился вокруг него тесной группой, не было иного выбора, кроме как попытаться пробиться к лагерю племени арапахо, располагавшемуся в нижнем течении Уошито.

– К арапахо! – скомандовал он. – По этому берегу… Быстро!

Солдатам, попытавшимся пресечь этот маневр кучки отчаянных шайенов, не повезло. Напор был слишком неожиданным и сильным, чтобы его остановить. Многие кавалеристы, нашпигованные свинцом индейских ружей и стрелами, попадали в снег, остальные – человек десять – разбежались в разные стороны, как уличные кошки перед сворой неудержимых дворовых псов. В лагере арапахо Царили страх и неуверенность.

Желтый Медведь, главный вождь селения, давний друг Черного Котла, первым бросился к прорвавшимся шайенам.

– Что творится в верхней долине, у Черного Котла?

– Длинные Ножи! – прерывисто дыша, сообщил Короткое Копье. – Их очень много.

– А Черный Котел… – начал было вождь арапахо.

– Убит!.. Все мы будем мертвы, если сейчас не дадим отпор Длинным Ножам.

Желтый Медведь был потрясен.

На лагерь шайенов совершено нападение. Его друг, старый Мотовато, мертв. Опасность грозила и арапахо.

– Желтый Медведь! – гаркнул Короткое Копье – Не время колебаться. Собирай воинов. Шайенам нужна помощь.

– Да, ты прав. Я созову воинов.

Когда у западного конца селения арапахо сгрудились все способные носить оружие бойцы, Короткое Копье объяснил Желтому Медведю положение в лагере шайенов.

– Солдаты заполонили нашу деревню. Нас мало, чтобы прямиком идти туда, но вполне достаточно для уничтожения отряда Длинных Ножей, который засел в леске напротив лагеря… Знаешь, где это место?

– Конечно. Мы пойдем туда и прикончим тех Длинных Ножей.

– Помоги нам, Химавихийо! – подняв лицо к небу, произнес шайенский младший вождь.

– Помоги нам, Вакантанка, – обратился к своему богу Ванбли Сапа на родном наречии.

Желтый Медведь и Короткое Копье договорились добраться до леска без шума. Кастер не должен знать о готовящейся атаке на тех, кого он послал на правый берег Уошито.

И индейцы добились своего. Ведомые Желтым Медведем и Коротким Копьем, они ворвались в лесок и не оставили солдатам никаких шансов. Ни один из тридцати не уцелел, включая командовавшего ими майора, которого, как позднее выяснилось, звали Эллиот.

Покончив с отрядом Длинных Ножей, индейцы вернулись к стоянке арапахо.

Туда к этому времени начали прибывать разрозненными группами команчи и кайова, расписанные боевой раскраской, вооруженные ружьями, копьями и луками.

Вскоре не менее восьмисот воинов трех племен и горстка спасшихся шайенов ждали решения короткого военного совета. Он завершился одновременно с возвращением в лагерь арапахо нескольких разведчиков на взмыленных лошадях.

– Солдаты угнали всех лошадей! – кричал один.

– Они добивают шайенов! – вторил другой.

– Подожжены жилища!

– Твердый Зад готов двинуть свои войска против наших лагерей!

– Нет, он уже идет сюда!

Эти новости подхлестнули вождей и воинов, разожгли их боевой пыл. Вскоре индейское войско беспорядочной массой двинулось навстречу Длинным Ножам Кастера.

Дикая картина этого движения надолго запечатлелась в памяти Ванбли Сапы. Разрисованные символами, с яркими щитами, длинным копьями и блестящими томагавками индейцы решительно шли в бой. Представители четырех самых значительных племен южных прерий пели свои лучшие военные песни, охваченные одним желанием: наказать белых пришельцев за налет на лагерь шайенов и предупредить их дальнейшее продвижение на восток.

Находясь в гуще воодушевленных индейских воинов, Ванбли Сапа громко пел песню Лисят – прославленного военного общества оглала, в которое он вступил перед отъездом к шайенам:

Я – Лисенок из оглала,

Я храбр и иду в бой,

Я храним Вакантанкой.