Текст книги "Длинный Нож из форта Кинли"

Лейтенант Трауд поморщился и приказал:

– Дэйлмор, отгони этих шакалов прочь.

Сержант бросился в гущу арикар, расталкивая их в стороны. Они с недоумением взирали на него, сделав вид, что с ними обошлись несправедливо. Гусиная Шея, цепляя к поясу окровавленный скальп, недовольно проговорил:

– Белые люди как женщины. Они слишком мягки,

– Оставь свои мнения при себе, вождь. – Дэйлмор бросил на индейца свирепый взгляд. – К тому же эти мнения высказывает тот, кто не пошевелил и пальцем, чтобы заслуженно присвоить себе скальп.

Гусиная Шея пожал плечами.

– Тетоны поступили бы с убитыми арикарами так же.

Дэйлмор с презрением посмотрел на полуцивилизованного дикаря.

– И поступили бы более чем справедливо. Тетоны – боевой народ, а не трусливые койоты.

Прозрачный намек сержанта индеец понял, но не отважился что-либо возразить. Собрав своих арикаров, он повел их к дальнему костру. Они расселись вокруг него и принялись за уничтожение жареных кусков телятины.

Дэйлмор смотрел на них. Как испытанный, верный присяге и своему долгу солдат, он честно сражался с индейцами. В частности – с тетонами. Порой испытывая к ним жгучую ненависть, он в глубине души отдавал им должное за их воинственный дух, за то, что они, в конце концов, сражаются за свою родину. Это были настоящие и бескомпромиссные враги, биться с которыми почиталось за честь на границе. А трусоватые, спившиеся арикары, вынесшие из своего прошлого лишь обычай укладывать немытые волосы на бок и лютую злобу к кочевникам-тетонам, вызывали в нем по меньшей мере отвращение. И это несмотря на то, что они всегда готовы были послужить белым в качестве неплохих следопытов. У Дэйлмора был свой, прямой взгляд на вещи и на людей, к какой бы они расе не принадлежали.

Отвернувшись от краснокожих, он пошел к костру, где сидели Трауд и Фрейзер.

– Мне показалось, что ты испортил им удовольствие, – заметил лейтенант после того, как Дэйлмор присел и отрезал себе мяса. – Гусиная Шея выглядел оскорбленным.

– Я ведь говорил вам, сэр, арикары – никчемные люди, – сказал сержант. – Проявляют чудеса храбрости только над трупом тетона.

Кенни Фрейзер, усиленно работая квадратными челюстями, небрежно бросил:

– По мне они будь хоть в пять раз трусливей, лишь бы добросовестно искали следы тетонских подлецов. – Он взглянул на Трауда и усмехнулся: – В отличие от вас, сэр, я бы с удовольствием понаблюдал, что бы арикары сделали с теми трупами дальше.

– Фрейзер! – поморщился лейтенант. – Как ты можешь?

Фрейзер почесал острием ножа за ухом и лениво произнес, смачно рыгнув:

– Для меня все едино, что потрошить тушу бизона, что брюхо нечестивого язычника. Уж поверьте, сэр, я бы не отвел глаза, если бы арикары продемонстрировали это.

– Жестокости и равнодушия тебе не занимать, это точно, – вставил Дэйлмор, не глядя на Фрейзера.

– Не отрицаю, – согласился Фрейзер. – Когда дело касается грязных дикарей, мне наплевать, что будет обо мне думать первый сержант Дэйлмор.

– Тебе наплевать и на то, как ты обходишься с солдатами! – резче произнес Дэйлмор.

– Ты опять за свое, нравоучитель! – Фрейзер откинул корпус и сжал кулаки так, что хрустнули суставы.

– Сейчас же прекратить перепалку! – рявкнул Трауд, звонко шлепнув ладонью по бедру. – Идиоты, на вас смотрят подчиненные!.. В боевом походе вы себе позволяете слишком много. Еще одно слово от любого из вас, и я разоружу его и отправлю под конвоем в форт!

Несколько минут все трое молчали. Сержанты старались смотреть в любую сторону, только не в глаза друг другу. Очередная склока ожесточила их еще больше.

«Я же говорил майору, – с досадой размышлял лейтенант, – что неблагоразумно посылать в один поход этих двух боевых петухов».

– Черт побери! – гаркнул он вслух. – Вы не только испортили настроение себе, но и у меня теперь нервы не в порядке.

Со вздохом Дэйлмор промолвил:

– Извините, сэр. Я не сдержался.

– Что скажешь ты, Фрейзер? – Трауд бросил взгляд на второго сержанта.

– Он сам меня задел, – пробурчал Фрейзер. – Пусть свои умные замечания держит за зубами, и все будет о'кей.

Покончив с мясом, они выпили по кружке горячего кофе. Наступила ночь. Над восточным краем горизонта поднялась бледная луна. Окаймлявшие долину деревья закачали ветвями под неравномерными волнами ночного бриза.

– Вот что, – промолвил лейтенант, отставляя в сторону пустую кружку, – гнаться за индейцами вечером бессмысленно. Это, кажется, ясно. Я предлагаю продолжить погоню утром. Мы выполнили одну часть задачи, поставленной перед нами Кларком, – отбили скот. Проучить же их, как приказывал он, едва ли мы сумели.

Сержанты согласно кивнули головами.

– Значит, утром снова в седло? – спросил Фрейзер.

– Конечно, – ответил Трауд. – Отдохнут люди, отдохнут лошади. Мы обязаны наконец задать краснокожим такую трепку, чтобы они помнили ее всегда. – Он посмотрел на второго сержанта. – Фрейзер, предупреди солдат и арикаров.

С первыми лучам солнца отдохнувший эскадрон покинул уютную долину, попрощавшись с фермерами, которые погнали свой вновь обретенный скот на юг, к Енотовому Ручью. Как всегда, пятерка арикаров была впереди, направляя солдат по индейскому следу. Остановки были короткими. Подкрепившись галетами и кофе, люди снова прыгали в седла и гнали лошадей все дальше на северо-запад. Так прошел день. Затем еще один. Позади остались Песчаные Холмы, берега рек Найобрэра и Уайт. К полудню третьего дня эскадрон переправился через бурную Шайен Ривер.

Индейский след уходил прямиком на северо-запад, и каждый уже знал, куда стремятся налетчики. Тетоны ехали к Черным Холмам. После полудня четвертого дня преследования отроги Черных Холмов становились ближе с каждой пройденной милей. След индейцев был настолько свежим, что Трауд приказал солдатам пустить лошадей шагом и прекратить все разговоры.

– Сэр, мне кажется, лучше бы нам остановиться и выслать вперед разведчиков, – предложил Дэйлмор Трауду.

Проехав еще несколько ярдов, Трауд повернулся в седле и сделал знак рукой спешиваться. Солдаты спрыгнули на землю, размяли ноги. Арикары остались на лошадях, посматривая на лейтенанта.

– Дэйлмор, – сказал Трауд. – Этим займешься ты. Возьми с собой Гусиную Шею и поезжай вперед. Если индейцы будут на марше, определи, куда они едут. Мы перережем им путь. Если они на отдыхе, тогда поточнее запомни место, чтобы мы их прихлопнули прежде, чем они опомнятся и разбегутся в разные стороны.

– Сэр, боюсь, мне придется ехать одному. Гусиная Шея – арикара. Никто из этого племени не осмелится сунуться вперед, когда тетоны так близко.

Трауд махнул Гусиной Шее рукой. Тот подъехал с неохотой и уставился на лейтенанта.

– Поедешь с сержантом на разведку? – спросил лейтенант.

Индеец замотал головой.

– Арикары – следопыты, – сказал он. – Они идут по следу, чтобы Длинные Ножи покарали сиу. Разве сержант не сможет пройти вперед без помощи Гусиной Шеи?

– О, боже! – вздохнул Трауд. – Немудрено, что тетоны всегда выколачивали пыль из этих трусов… Езжай один, сержант.

Дэйлмор проехал что-то около мили и остановил лошадь перед рощей из дубов и вязов. Интуиция подсказывала ему, что тетоны где-то поблизости, может быть, прямо за этой рощей. Он привязал лошадь к дереву и быстрым шагом пошел вперед. На другом конце рощи он остановился, прячась за толстый ствол векового дуба. В полумиле от него тетоны медленно ехали на запад мимо первых отрогов Черных Холмов, мерно покачиваясь в такт движению пони. Задние всадники иногда оборачивались. Дэйлмор понимал, что тетоны прекрасно знают о преследующем их эскадроне Длинных Ножей. Все эти четыре дня они гнали своих лошадей так же, как это делали солдаты, но теперь, оказавшись под сенью родных гор, они позволили себе расслабиться и уже не спешили так, как раньше. Должно быть, их стойбище было совсем недалеко. Дэйлмор бросился бежать через рощу и, прыгнув на жеребца, поскакал назад.

Трауд выслушал первого сержанта с нетерпением. Его глаза загорелись тем особым огнем, который озаряет лица храбрых солдат в предвкушении боя. По его команде эскадрон вскочил на лошадей и тронулся на запад, оставив след тетонов в стороне.

Насколько это было возможно, люди старались производить как можно меньше шума. Ведь индейцы ехали где-то севернее их тем же курсом. Через четыре мили эскадрон свернул на север, к почти такой же рощице, в какой побывал Дэйлмор. Проехав через нее, солдаты замерли в ожидании, вытягивая шеи и пытаясь сквозь ветви разглядеть местность перед гранитной стеной Черных Холмов. Разговоров не было слышно.

– Вот они! – произнес Трауд осиплым голосом. – Дадим им подъехать ближе.

Тетоны показались из-за невысокого холма. Они продолжали ехать медленно. На своих маленьких лошадках, в боевой раскраске, с копьями, луками и круглыми небольшими щитами, украшенными разноцветными перьями, тетоны выглядели дико и в то же время впечатляюще. Когда они поравнялись с рощей, эскадрон вылетел им наперерез под звуки армейской трубы. Индейцы были ошеломлены, но не дрогнули и не разбежались, как в прошлый раз. В открытой прерии два враждебных отряда сшиблись с ревом и боевыми кличами. Засверкали сабли и томагавки. Послышались выстрелы и крики первых жертв. Захваченный бешеным водоворотом схватки, Дэйлмор рубился саблей уверенно, беспощадно. Это была война. На ней погиб его друг, на ней же первый сержант мстил за его гибель и делал он это опытной, не знавшей усталости рукой. Он видел, как Трауд налетел на вождя тетонов в пышном головном уборе из орлиных перьев и поспешил ему на помощь почти одновременно с Фрейзером. Лейтенант взмахнул саблей, но в руке вождя сверкнул вороненый ствол кольта, и пуля, покинувшая его, угодила в ту самую руку Трауда, в какой была зажата сабля. Увидев двух сержантов, индеец развернул лошадь и поскакал на ней к Черным Холмам. Большинство индейцев покидали поле боя, рассыпавшись в разные стороны.

– Прикончите вождя! – крикнул лейтенант, держась левой рукой за окровавленное правое предплечье. – Убейте его!

Сержанты вонзили шпоры в бока своих лошадей и помчались за удалявшимся тетоном. Схватка была выиграна, и они сейчас гнались за ценным призом – вождем этих наглых налетчиков. Дэйлмор опережал Фрейзера на пять-шесть ярдов. В ста ярдах впереди него скакал тетон, стегая пони хлыстом. Он был уже в предгорьях, когда его маленькая лошадка споткнулась и он полетел на землю. Дэйлмор выхватил винчестер и прицелился на скаку в лежащего вождя, который также целил кольтом в него. Индеец выстрелил на долю секунды быстрее. Острая боль пронзила голову Дэйлмора, как будто ее раскололи надвое. Он еще какое-то время цеплялся за поводья мчавшегося жеребца, а потом выскочил из седла. Другая, не менее жестокая боль в левой ноге после приземления на валун отключила его сознание совсем. Он очнулся от выстрелов винчестера Фрейзера, который посылал пулю за пулей в уже неподвижного вождя. Затем опять его голову окутал мрак беспамятства. И потом сознание возвращалось к нему урывками. Он приходил в себя и едва видел свет залитыми кровью глазами, ощущая ее солоноватый привкус на своих губах. Фрейзер, разделавшись с тетоном, подошел к лежащему Дэйлмору и, склонившись над ним, осмотрел рану на голове.

– Хм-м, вот ты и нашел свой конец, первый сержант Дэйлмор, – произнес он вслух. – Такая рана прямиком приведет тебя в рай, ведь ты из сил выбивался, чтобы выглядеть порядочным.

Он заметил, как задрожали ресницы Дэйлмора.

– Это ненадолго, – продолжал разговаривать вслух Фрейзер. – Скоро ты будешь таким же трупом, как вон тот краснокожий вождь… А если выкарабкаешься, что маловероятно, то тебя все равно прикончат тетоны. Это их земля.

Он встал на ноги и, бросив последний взгляд на Дэйлмора, вскочил на лошадь и поехал обратно. Он был доволен. В его сердце, вместо ненависти к первому сержанту, поселилось глубокое удовлетворение от того, что тот теперь лежит при смерти. Он уже решил, что скажет Трауду и солдатам. Он объяснит им, как пуля вождя сразила Дэйлмора. Расскажет, как он уничтожил краснокожего, как пытался вынести тело сослуживца, но появившиеся бог весть откуда тетоны не дали ему сделать этого… Да, именно так будущий первый сержант Фрейзер должен все объяснить. Именно так.

Глава 6

Апа Ямини, Три Удара, семнадцатилетний оглала из клана вождя Убийцы Пауни сидел на узком каменистом уступе, рассеянно наблюдая за тем, как внизу, рядом с берегом журчащего крохотного ручейка, резвились дикие козлята. Они то носились взад-вперед без устали, то принимали смешные боевые позы и неуклюже бодались, вызывая улыбку индейского юноши. Иногда какой-нибудь козленок скакал в ручей и совал остроконечную мордочку в воду. Тогда юноша переставал улыбаться. Острые клыки мучительной жажды снова вонзались в его пересохшее горло. Чистая прохладная вода была рядом, но что с того? Ведь он задумал стать воином. А по обычаю тетонов, чтобы стать воином, нужно доказать, что ты сможешь обойтись без воды и пищи в течение поста. За это время духи, если они снизойдут, дадут испытуемому во сне настоящее имя и духа – покровителя. Только тогда он станет воином. Только тогда он сможет, как любой другой уважающий себя мужчина, прийти в типи какого-нибудь боевого вождя, выкурить трубку и присоединиться к набираемому им военному отряду. Он вспомнил о таком вот военном отряде, который покинул деревню Убийцы Пауни две недели назад во главе с вождем Шункой Ска, Белой Собакой. Три Удара с завистью наблюдал, как обнаженные до набедренных повязок воины, разрисованные боевой раскраской и украшенные орлиными перьями, выезжали на маленьких, но выносливых пони из лагеря. Интересно, подумал юноша, где же они сейчас?

Может быть, уже вернулись в лагерь, пока он находится здесь, в Черных Холмах? Ему всегда доставляло огромную радость видеть, как военные отряды возвращались домой. Это событие обычно сопровождалось песнями, танцами, громким боем барабанов, ибо в лагерь въезжали победители, нагруженные добычей и увешанные скальпами. Конечно, так бывало не каждый раз. Случалось, что боевые тетоны возвращались ни с чем, даже везли с собой раненых или убитых, но это скорее было исключением из правил. Таким исключением стал неудачный поход военного отряда, в котором погибли старший брат Апы Ямини и родной дядя. В сердце юноши шевельнулась острая боль, когда он вспомнил об этой утрате. Брат был для него образцом для подражания. Он гордился им и любил безмерно. Теперь его нет, а Апа Ямини часто видит брата во сне, смеется и разговаривает с ним, словно они никогда не разлучались. Боль в груди юноши усилилась при мысли о том, что над его семьей тяготеет какое – то злое проклятие. В обширном типи, которое когда-то вмещало пять человек, осталось лишь двое – он сам и его отец. Полгода назад от укуса ядовитой змеи умерла единственная сестра. А три месяца спустя не стало горячо любимой матери, тихо угасшей от неизлечимой болезни белых людей.

Семейные утраты не могли не сказаться на внешнем облике Апы Ямини. Черты его молодого свежего лица приобрели твердость, в темных блестящих глазах затаилась грусть, между бровей пролегла заметная складка. «Чем сейчас занимается отец? – подумал юноша. – Наверное, отправился на охоту. Когда я уходил в Черные Холмы, запасы мяса подходили к концу».

Отец просил его быть мужественным и целеустремленным. Вложил ему в руки кисет с табаком, деревянную трубку, палочки для разжигания огня. Обнял его.

– Сынок, второй день поста будет самым трудным, – говорил он. – Переживешь его, и тебе станет легче.

– Я знаю, отец, – отвечал Апа Ямини. – Я выдержу испытание и вернусь домой с новым именем и с духом-покровителем.

И вот этот второй день поста наступил. Для весеннего времени жара стояла невероятная. С растущим чувством голода он справлялся успешно, но мучительная жажда была нестерпимой.

Апа Ямини, чтобы отвлечься, часто набивал трубку табаком и раскуривал ее от небольшого костра, который он устраивал с помощью палочек из жухлой сухой травы и раскрошенного бизоньего кизяка.

Делая глубокие затяжки, он медленно выпускал клубы белесого дыма, наблюдая, как едва заметные ветерки относили его прочь от уступа. Игривые козлята вновь и вновь привлекали внимание юноши. Но как только они приближались к воде, он отворачивался, боясь, что вид пьющих из ручья животных сгонит его с уступа вниз, к живительной влаге.

Во второй половине дня, где-то южнее того места, где он находился, Апа Ямини вдруг услышал ружейную стрельбу. Она разразилась внезапно в сонной дреме жаркого дня. Резвившиеся секундой раньше козлята сгрудились вокруг навострившей уши матери.

– Что это значит? – произнес юноша, приподнимаясь на ноги.

Стрельба усиливалась. Она доносилась из-за покрытой сосняком горы, и Апа Ямини не мог ничего разглядеть. Зато он услышал знакомые боевые кличи своего родного племени. Любопытство и желание разобраться в причинах стрельбы не позволили юноше оставаться на месте. Из оружия у него ничего не было, кроме острого длинного ножа, заткнутого за пояс, однако это обстоятельство не остановило его. Он спустился по тропинке к ручью, распугав при этом козье семейство, и легкой трусцой побежал к горе. Ему показалось, что стрельба ослабла. Он пошел шагом. Но вскоре отдельные выстрелы послышались буквально рядом, за той самой горой. Обойти гору было нельзя, и Апа Ямини полез наверх по ее заросшему соснами склону. Выстрелов больше не было слышно.

Достигнув круглой вершины, лишенной растительности, он увидел вдали у кромки небольшой рощи отряд Длинных Ножей. По разные стороны от него виднелись разрозненные группы убегающих индейцев. Внимание Апы Ямини привлек одинокий белый всадник, только что покинувший подножие холма и скакавший по направлению к отряду кавалеристов. Юноша догадался, что те последние громкие выстрелы произвел этот человек. За кем он гнался и в кого стрелял? Он ничего не мог разглядеть из-за плотной стены растущего на склоне подлеска. Снова любопытство погнало индейского юношу вперед.

Измученный голодом и жаждой, он все еще сохранял достаточно сил, чтобы удовлетворить это любопытство. Вдобавок к нему у Апы Ямини появилась уверенность, что удалявшийся всадник стрелял в соплеменника, может быть, даже ранил или убил его. И предчувствие не обмануло юношу. Спустившись по склону и оставив за своей спиной вековые сосны, он сразу же увидел лежавшего на пологом взгорке индейского вождя. Апа Ямини бросился к нему и перевернул на спину.

– Шунка Ска? – выдохнул он, узнав боевого вождя того самого военного отряда, о котором он вспоминал на горном уступе.

Вождь лежал в большой луже крови. Его тело было буквально изрешечено пулями. В правой руке был зажат револьвер белых людей. Юноша с трудом разжал пальцы мертвеца и засунул оружие себе за пояс. Он собирался отдать револьвер родственникам Белой Собаки, как того и требовал обычай тетонов. Апа Ямини тут понял, что у его испытания не может быть продолжения. Нужно было возвращаться в лагерь и рассказать о гибели вождя. Если потерпевшие поражение воины военного отряда не объявятся поблизости, то придется сделать это. Сидя на корточках перед павшим вождем и размышляя над этой проблемой, Апа Ямини неожиданно услышал слабый стон. Он резко поднялся на ноги, с опаской озираясь по сторонам. Стон повторился, и Апе Ямини показалось, что он раздался откуда-то снизу. Он медленно пошел вниз по склону, выхватив нож. Еще не дойдя до врытого в землю валуна, он заметил торчавший из-за него солдатский сапог со шпорой. Бледнолицый! Длинный Нож! Еще живой! Спустя секунду Апа Ямини стоял над лежащим врагом с зажатым в руке ножом. Он увидел нашивки на его рукаве и догадался, что это был не простой солдат. Вождь бледнолицых! Что ж, тем больше чести молодому воину клана Убийцы Пауни. О, он с гордостью пройдет по лагерю соплеменников, размахивая над головой темноволосым роскошным скальпом вождя Длинных Ножей. Апа Ямини упал на колени и левой рукой схватил волосы сержанта, залитые кровью из раны. Он уже приготовился, как учил его отец, сделать круговой надрез на голове, когда его взгляд упал на расстегнутую грудь сержанта.

Внимание Апы Ямини привлекли две сияющие крупинки чистого золота в амулете белого человека. Вооруженная рука юноши застыла в воздухе, затем опустилась.

Не веря своим глазам, Апа Ямини уставился на амулет. Это был амулет отца. Значит, перед ним лежал тот человек, который спас отца от виселицы в городке белых людей. Некоторое время Апа Ямини отрешенно смотрел на лицо сержанта, тяжело переводя дыхание. Очередной стон раненого заставил его сердце сжаться. Теперь он видел здесь друга своей семьи, друга, помогшего отцу избежать смерти. Апе Ямини бросилось в глаза, что сержант лежит в какой-то неестественной позе. Нога! Левая нога сержанта была странно вывернута. Ала Ямини ее осторожно выпрямил. При этом раненый скорчил гримасу и застонал, даже будучи в беспамятстве. Юноша прощупал ногу Он нашел место перелома там, где заканчивалось голенище сапога. Сняв сапог и закатав штанину, Апа Ямини увидел, что перелом был закрытым. Но сломанная кость грозила прорвать плоть. Необходимо было вправить ее. Юноша приступил к работе. Сев на землю, он зажал коленями ступню левой ноги сержанта, а двумя руками схватился под коленом этой ноги. Он сделал два уверенных рывка и почувствовал, как кость встала на место под протяжный стон раненого. Потом он осмотрел рану на голове сержанта. Пуля пропахала достаточно глубокую борозду на макушке, и если ее оставить без обработки, то, подумал Апа Ямини, сержанту придет конец. Первым делом он промыл рану водой из походной фляжки кавалериста. Затем, оторвав с его рубахи большой кусок материи, он крепко перевязал ему голову. Опустившись на землю рядом с прерывисто дышащим раненым, Апа Ямини отер со лба пот и несколько минут просидел в задумчивости Он сделал все, что мог, чтобы теплившаяся в белом жизнь не угасла совсем. Он оказал лишь первую помощь. Пулевая рана на голове сержанта требовала внимания опытного в целебных делах человека. В лагере Убийцы Пауни жили мудрые врачеватели. Но кто из них станет оказывать помощь Длинному Ножу? Нет, никто не пойдет на это. Вообще опасно даже говорить о том, что в Черных Холмах лежит раненый белый человек. Любой мстительный воин мог прикончить его. Ненависть тетонов к Длинным Ножам была такой яростной, что и отец со своим рассказом о честности этого кавалериста не сумеет предотвратить его гибель. Сержант был другом одной семьи, но для остальных он оставался врагом, тем более что шла самая настоящая война. Апа Ямини расскажет обо всем только отцу, и пусть он решает, как быть с его раненым другом. Юноша встал на ноги. Он решил найти укромное место, где можно было спрятать кавалериста и отправиться в лагерь, который находился в десяти милях отсюда. Внезапно он услышал отдаленный стук копыт. Его сердце всколыхнулось в груди, когда он увидел вдалеке приближавшуюся группу индейских всадников. Они ехали прямо туда, где стоял обескураженный Апа Ямини. Это была одна из групп военного отряда. Юноша завертел головой, лихорадочно обшаривая глазами близлежащую местность. В тридцати ярдах от себя он увидел небольшую нишу в обсыпавшемся глинистом склоне холма. Схватившись за куртку на плечах сержанта, он потащил его туда. Сержант был тяжелым, пот заливал юноше глаза, но он понимал, что опоздать нельзя. Он почти выбился из сил, когда затащил, наконец, тело сержанта в нишу. Его дыхание с хрипом вырывалось из горла, сердце билось так, что он едва мог захватывать ртом воздух. Апа Ямини на дрожащих от усталости ногах отошел в сторону и окинул взглядом место укрытия. Сразу ему стало ясно, что нишу следовало замаскировать. К счастью, повсюду топорщились клубки перекати-поля, и Апа Ямини заполнил ими отверстие ниши. Он снова посмотрел на укрытие и на этот раз остался доволен. Все выглядело так, как будто шары перекати-поля по воле ветра набились в нишу. Сорвав с земли большой куст полыни, Апа Ямини, пятясь назад, смел с земли оставленные следы до самого валуна. Убрать сапог и уничтожить лужицу крови на том месте, где лежал сержант, он уже не успел: воины были слишком близко.

Он отбросил полынь и просто стал поджидать их. По мере того как они приближались, он постепенно узнавал каждого. Вон тот, впереди, Расстегнутое Седло, младший вождь. Рядом с ним ехал его друг – Маленький Беглец. Да и все остальные ему были знакомы, только отдельных воинов он не знал по именам. Они остановили лошадей, не доехав до Апы Ямини нескольких ярдов.

– Что ты здесь делаешь, сын Хинакаги Нто? – спросил Расстегнутое Седло.

– Я постился там, за холмом, – ответил юноша. – Услышал выстрелы и прибежал сюда. – Он повернулся и указал рукой на труп вождя. – Здесь убили Шунку Ска.

Все десять всадников спрыгнули с коней и подошли к своему павшему вождю, оставив Апу Ямини одного. Воспользовавшись этим, тот спрятал кавалерийский сапог под валун. Затем подошвой мокасина уничтожил следы крови.

Воины вернулись к лошадям с телом Белой Собаки. Расстегнутое Седло положил его поперек холки своей лошади и прыгнул в седло. Остальные также вскочили на лошадей.

– Будешь продолжать свой пост? – обратился младший вождь к юноше.

Апа Ямини заколебался. Он устал. Он боялся, что от истощения мог свалиться без сознания на полпути к лагерю, если отправится пешком. С другой стороны, попроси он воинов довезти его до дома, они скорее всего посмеются над его слабостью. А Апа Ямини был гордым тетоном. Но опасения за состояние раненого кавалериста заставили юношу подавить в себе эту гордость.

– Нет, – сказал он, подумав. – Я отложу испытание на будущее. Расстегнутое Седло знает, что уходящий поститься человек не должен двигаться. Сегодня второй день моего поста. Я пробежал большое расстояние. Я устал. Мне будет трудно выдержать еще один день. Может ли кто-нибудь довезти меня до лагеря?

Воины закивали головами, соглашаясь со взвешенными словами юноши. Ни один не усмехнулся. Апе Ямини было приятно видеть это.

– Иди сюда, юноша, – сказал Маленький Беглец. – Я отвезу тебя домой.