Текст книги "Длинный Нож из форта Кинли"

Глава 7

«Как странно, – думал Дэйлмор. – Я никак не могу понять, кто я такой… Может ли кто назвать мое имя? Просто дать мне хоть какой-нибудь намек. Тогда будет легче вспомнить. Моя память отказывается служить мне… Хм-м, как все странно. Если человек думает над этим, значит, он жив, а не в царстве теней… Как противно это черное безмолвие, долгое черное безмолвие… Чтобы вырваться из его объятий, надо открыть глаза. Пора выбираться из этого мрака».

Налитые свинцом веки Дэйлмора дрогнули. Глаза приоткрылись. Яркий поток солнечного света на мгновение ослепил его. Он зажмурился от острой боли, которую причинил ему внезапно хлынувший свет дня. Вместе с болью к нему пришла радость. Он жив! О, как приятно сознавать, что ты жив! Он прислушался. Где-то поблизости журчала вода. Пели птицы. Вокруг него воздух пропитался каким-то знакомым аппетитным запахом. Он почувствовал, как под его одеревеневшим языком начала скапливаться слюна. Запах вкусной пищи! Да, конечно, он уверен, что пробовал эту пищу. Но он не мог вспомнить ее названия, как не мог вспомнить своего имени. Не беда. Если он жив, значит, все вспомнит. Позднее. Сон прервал его размышления. Сон, а не черная мгла беспамятства, подобного смерти. В нем он увидел себя мальчиком, шагающим рядом с отцом по узкой тропинке густого леса. Отец смотрит на него и улыбается. Они идут на охоту. У мальчика от охотничьего азарта чуть подрагивают руки. Но он знает, что, когда нужно будет прицелиться руки перестанут дрожать. А вот и стайка диких индеек, деловито расхаживающих по небольшой поляне в поисках корма. Отец делает мальчику знак рукой. Они подкрадываются к поляне, затаив дыхание. Звучат выстрелы. Пули сражают двух могучих петухов. Охотники выходят на поляну и цепляют тушки птиц к поясам. Они идут дальше. Следующей добычей становится пара крупных глухарей. Охотники возвращаются домой. Мать целует сына, говорит, что он будет таким же прекрасным охотником, как его отец. О, это самая большая похвала. Мальчик улыбается, обнимает мать. Она хлопочет у печки. Вскоре запах индюшиного супа разносится по дому…

Дэйлмор пробудился ото сна. Пошевелил головой, открыл глаза и увидел вверху кусочек ярко-голубого неба. Но почему кусочек? Он медленно повернул голову влево, затем вправо и понял, что лежит в индейском типи. Небо он видит, оказывается, сквозь дымовое отверстие. Что же произошло? Почему он здесь? Он закрыл глаза, и увиденный сон яркой картиной проявился в его сознании. Он вспомнил наконец, кто он такой. Дэвид Дэйлмор! Сын покойных Джозефа и Джоан, родившийся в Дейтоне. Память заработала без срывов. Спустя минуту он знал, что с ним произошло. Он постепенно вспомнил все четыре дня преследования, последний бой с индейцами, погоню за индейским вождем и ту злую, обжигающую боль в голове, после которой на него нахлынула тьма беспамятства.

Дэйлмор провел рукой по голове. Она была перевязана. Попытался присесть, но вытянутая левая нога не позволила ему сделать этого. В ней жила тупая боль. Он оглядел ногу и увидел, что она была обложена шинами. Значит, сломана. Сколько же он пролежал без сознания? И кто перевязывал его? Кто ухаживал за ним? Дэйлмор приподнял голову и осмотрелся. В типи не было никого. Полог был отдернут. Через него он увидел высокие цепи холмов, покрытых зелеными лесами. Рядом с почти потухшим очагом стоял горшок с пищей. Он потянул носом, и улыбка появилась на его лице. Запах индюшиного супа! Прямо как в увиденном только что сне. А может, этот приятный аромат и стал причиной сна? Дэйлмор почувствовал, что очень голоден. Он подполз к горшку. Тут же лежала костяная ложка. Он взял ее в руку и начал глотать теплый суп. В нем плавал большой кусок индейки. Вперемешку с супом он ел нежное мясо птицы, ел с наслаждением, испытывая огромное удовольствие. Насытившись, он отполз на лежанку из бизоньей шкуры и откинулся на нее с удовлетворенным вздохом. Едва закрыл глаза, как ему показалось, что он не один в типи. Сержант приподнял голову и увидел стоявшую рядом с пологом темную высокую фигуру. В сумраке жилища он никак не мог разглядеть лица вошедшего человека, но понял, что это краснокожий. Кто он, друг или враг?

– Хау, кола васичу! – прозвучало приветствие тетонов. – Здравствуй, белый друг!

Дэйлмор узнал этот низкий приятный голос. Его нельзя было спутать ни с одним другим.

– Хинакага Нто! – вырвалось у него.

Индеец подошел к нему. Послышался знакомый звук вплетенных в косы змеиных погремушек, когда он присел на край лежанки. Дэйлмор попытался приподняться, но тяжелая ладонь индейца легла на его грудь.

– Лежи, – тихо сказал он. – Ты слаб.

Некоторое время они смотрели друг на друга, храня молчание.

– Ты голоден? – спросил краснокожий.

– Я поел индюшиного супа.

– Хорошо.

У Дэйлмора было много вопросов к индейцу и он начал задавать их, стараясь быть понятым.

– Скажи, Хинакага, как я оказался здесь?.. Как оказался здесь ты?.. Сколько времени я пролежал без сознания?

Индеец улыбнулся.

– Слишком много вопросов.

– Я бы хотел услышать на них ответы.

– Хорошо, ты их получишь.

Голубая Сова говорил неторопливо, иногда замолкал, отыскивая в памяти нужное английское слово. Дэйлмор слушал внимательно, и по мере того как индеец все дальше продвигался в своем рассказе, в его сердце росло чувство благодарности к Хинакаге Нто, к его прекрасному сыну. Краснокожие язычники, извечные враги, за которыми он охотился вот уже два года, с которыми сражался, не зная жалости, оказались достойными людьми, отплатили добром за добро, смогли спрятать его в горах и вырвать из когтей смерти Своим благородным поступком они доказали Дэйлмору, что индейцы такие же люди, умеющие уважать и ненавидеть, беззаветно сражаться и проявлять милосердие Он нашел руку индейца и крепко пожал ее

– Спасибо, Хинакага, – с чувством произнес он – Я никогда не забуду, что сделали для меня ты и твой сын. Кстати, где он? Я хочу увидеть его

– Апа Ямини в горах, – сказал Голубая Сова – Он проходит испытание, чтобы получить настоящее имя и духа-покровителя по обычаю тетонов

– Мне жаль, что из-за меня он прервал свой пост.

– Забудь об этом Мой сын взрослый юноша Он тверд и непоколебим в своем решении стать мужчиной

Дэйлмор нащупал в нагрудном кармане сигару и попросил индейца прикурить ее от тлеющих в очаге углей Хинакага Нто исполнил просьбу, а затем и сам разжег свою трубку Они курили молча, думая каждый о своем Дэйлмор делал короткие затяжки От немалой потери сил и истощения его голова кружилась Хинакага Нто сказал, что его беспамятство длилось полторы недели, и виной тому стало воспаление головной раны В течение этих дней лихорадка держала его на грани смерти Голубая Сова поил его отварами из целебных трав, понижавших температуру и изгонявших из крови жар, промывал рану, делал холодные компрессы. Эти усилия не пропали даром: смерть отступила.

Индеец рассказал Дэйлмору, как Апа Ямини нашел его вдали от лагеря, когда он был на охоте, и принес весть о том, что жизнь сержанта в опасности. Сказав вождям, что они намерены посетить деревню клана Дурных Лиц, Голубая Сова и Апа Ямини разобрали палатку, погрузили ее на травуа и отправились на лошадях в Черные Холмы. Положив сержанта на одну из лошадей, они углубились в горы и поставили типи на небольшой поляне, окруженной лесом. Здесь бежал маленький ручей, а по обе стороны от него расстилалось тучное пастбище для лошадей. Это его звонкое журчание услышал Дэйлмор, пробудившись от долгого, тяжелого сна.

– Как твоя жена, Хинакага? – спросил сержант.

– Умерла, – вздохнув, сказал индеец.

– От этой болезни нельзя излечиться даже белым людям.

– Белые торговцы и заразили ее, – с горечью в голосе произнес Голубая Сова. – Белый человек всегда приносит с собой беду для индейца. Приходит торговец, и воины сходят с ума от огненной воды. Появляются Длинные Ножи, и кровь льется рекой в лагерях краснокожих.

Дэйлмор сжал зубами сигару. Индеец говорил правду, но правдой было и то, что военные отряды тетонов, шайенов и арапахо так же проливали кровь белых, зачастую кровь ни в чем не повинных людей.

– У меня тяжело на сердце от твоих слов, Хинакага, – сказал он. – Ты скорбишь о своем народе, но, поверь, я много раз видел изуродованные трупы простых мирных жителей границы. И в этом повинны твои соплеменники…

– Кто заставляет их селиться на землях индейцев? – перебил Голубая Сова. – Их с каждым годом становится все больше. Скоро нельзя будет индейцу пройти и полдня, чтобы не наткнуться на ферму белого человека.

– Но индейские вожди подписывают договора, по которым вы отдаете свои земли в обмен на еду, оружие, боеприпасы…

– Ха! – снова перебил Дэйлмора индеец. – Эти жалкие клочки бумаги подписывают либо трусы, либо пьяницы. Уважающий обычаи краснокожий никогда не станет продавать свою землю, где покоится прах его предков.

Это был тяжелый разговор. Голову Дэйлмора сжали тиски боли. Когда он приложил руку ко лбу, индеец заметил это.

– Извини, Тэ-ви-то, – сказал он мягко, переиначив имя сержанта на свой лад. – Я был слишком резок. Мы продолжим этот разговор, когда ты выздоровеешь и встанешь на ноги.

– Да, конечно, – промолвил Дэйлмор, тяжело дыша. – Отложим откровенную беседу на будущее.

Через день в палатку вернулся Апа Ямини. Он выглядел усталым и изможденным, но его глаза светились радостью. Голубая Сова, поджаривавший на углях тушку куропатки, поднялся и подошел к нему.

– Ну, что, сынок? – нетерпеливо спросил он.

Апа Ямини заулыбался, обнимая отца.

– Отец, я выдержал испытание. Мне было тяжело, но я выдержал его. Вещий сон приснился мне только сегодняшней ночью Такого голубого неба, которое привиделось во сне, я не видел никогда в жизни. Сначала я любовался им, а потом вдруг понял, что Отец Солнце неспроста открыл для меня голубую высь. Я начал заклинать его послать мне любую вещую птицу, чтобы она сжалилась надо мной и объявила мое настоящее имя. Долго мои молитвы возносились к небу без всякого результата. Наконец я увидел едва заметную черную точку в бездонной синеве неба. Она постепенно становилась больше и больше и вскоре превратилась в великолепного орла. Орел был таким черным, что и ворон мог позавидовать его оперенью. Он опускался все ниже. Я уже знал, что он летит ко мне. Все во мне задрожало, когда я услышал его голос. «Апа Ямини, – сказал он. – Я, черный орел, в последний раз называю тебя твоим детским именем. Отныне ты будешь носить имя Ванбли Сапа, ибо я – твоя вещая птица и твой тайный помощник. Носи это имя с честью для себя и своего народа». Орел взмахнул крыльями и опять превратился в далекую черную точку, чтобы вскоре исчезнуть совсем. Таким был мой вещий сон, отец.

Голубая Сова прижал к себе сына и долго гладил его по голове. Давно он не ведал такой радости.

Сын для него был последним утешением, и Хинакага Нто испытывал настоящее счастье.

Дэйлмор молча лежал на шкурах, с улыбкой поглядывая на своих спасителей. Монолог юноши прозвучал на языке сиу, однако он догадался, что сын Голубой Совы сумел пройти испытание.

– Хинакага, – обратился он к индейцу, – пусть Апа Ямини подойдет ко мне.

Голубая Сова подвел сына к Дэйлмору и заставил его сесть на край лежанки. Сержант взял руку юноши и крепко пожал ее.

– Спасибо, Апа Ямини, – сказал он, глядя в блестящие черные глаза молодого индейца. – Спасибо тебе за все, что ты сделал для меня.

Юноша смотрел на сержанта какое-то время, затем бросил взгляд на своего отца. Голубая Сова присел рядом с ним и перевел слова Дэйлмора. Юноша закивал головой, улыбнулся и сказал что-то на языке сиу, дотронувшись рукой до амулета на груди сержанта.

– Мой сын сказал, что не мог поступить иначе, – перевел Голубая Сова. – Он узнал амулет отца, висевший на шее Длинного Ножа, и понял, что перед ним друг.

– Я вижу, индейский юноша стал воином, – сказал Дэйлмор. – Каково теперь его настоящее имя?

– Ванбли Сапа, Черный Орел, – с гордостью произнес Голубая Сова, обняв сына за плечи.

– Прекрасное имя для воина, – заметил Дэйлмор.

Устремив взгляд перед собой, он задумался. С тех пор, как Хинакага Нто рассказал ему о том, что случилось в предгорьях Черных Холмов после схватки с военным отрядом, Дэйлмора занимала одна неотвязная мысль, один зловещий вопрос: почему Кенни Фрейзер бросил его и оставил умирать в одиночестве? Мог же он взять с собой раненого однополчанина, пусть даже умирающего, чтобы его тело не досталось в пищу воронам и стервятникам. Неужели его душа настолько очерствела, что он таким жестоким образом отплатил первому сержанту за свое поражение в той давней драке? Если это действительно так, то Кенни Фрейзер был самым отпетым подлецом, который когда-либо встречался Дэйлмору на пути. Единственное, что могло оправдать подлый поступок Фрейзера, было то, что ему, возможно, не дали забрать Дэйлмора индейцы разбитого военного отряда, оказавшегося поблизости. Это предположение мог подтвердить или опровергнуть только Ванбли Сапа, и сейчас он был рядом.

– Хинакага, – обратился Дэйлмор к индейцу, – спроси у сына, видел ли он в тот день у подножия холма еще одного Длинного Ножа. Мне нужны подробности.

Отец повернулся к сыну и, переговорив с ним, сказал:

– Ванбли Сапа видел одного солдата, который скакал к своему отряду по прямой от подножия холма.

– Были ли поблизости индейцы, которых он мог увидеть?

– Не было никого, кроме погибшего на склоне вождя, – перевел Голубая Сова ответ сына.

Дэйлмор тяжело вздохнул. Значит, бывший конфедерат попросту оставил его подыхать как собаку в глуши индейской территории. И если бы не Ванбли Сапа, то его ожидал бы именно такой конец. Негодяй!.. Бесчеловечная тварь!.. Нет, стоит выкарабкаться, чтобы посмотреть в глаза этому грязному подонку. Дэйлмор вспомнил отчаянную скачку за индейским вождем, угрюмую физиономию скачущего позади Фрейзера, блеснувший в руке вождя ствол кольта и резкую боль в голове. Потом он упал с лошади. Упал на валун. Это он помнил. После потерял сознание. Но оно к нему возвращалось. Он лежал на земле, ощущая привкус крови на своих губах, и слышал быстрые выстрелы Фрейзера. Стоп! Он также слышал его голос. Конечно же, голос Фрейзера. Нет, это было не во сне. Фрейзер что-то говорил ему, но что он сказал?

Кажется, что-то важное, потому что эти слова шли от чистого или, скорее, от черного сердца. Он почти не сомневался, что конфедерат говорил какие-то гадости. Что может говорить человек, который через минуту покинет раненого товарища! Дэйлмор обязан вспомнить искренние слова Фрейзера. Не может не вспомнить. Они ему потребуются для того, чтобы бросить их в лицо негодяю.

– О чем думает Тэ-ви-то? – голос Голубой Совы вернул Дэйлмора к действительности.

Он долго смотрел на индейца, затем медленно произнес, как бы размышляя вслух:

– Тот одинокий белый всадник был моим сослуживцем. Теперь он мне злейший враг.

Глава 8

Потянулись дни выздоровления Дэйлмора. Состояние его помаленьку улучшалось. Вставать он еще не решался, но подолгу сидел на лежанке. Время он проводил в беседах с Хинакагой Нто, который часто рассказывал ему о жизни и обычаях тетонов. Так он узнал, что тетоны в прошлом веке жили за Миссисипи. Они были пешими охотниками на бизонов, пока не пришли в прерии и не заполучили себе первых лошадей. Став конным народом, они неудержимым потоком хлынули к Черным Холмам, разогнав при этом всех, кто повстречался им на пути: кроу, команчей, кайова, шошонов, апачей, шайенов и арапахо. С двумя последними племенами тетоны вскоре заключили мир, но для остальных они всегда оставались опасными противниками. В процессе миграции на запад тетоны разбились на семь отдельных племен: Оглала, Хункпапа, Брюле, Сансарки, Два Котла, Черноногие Сиу и Минниконжу. Эти племена впоследствии также разделились на несколько кланов. К примеру, сначала у оглала было четыре родственных клана: Истинные Оглала, Кийюкса, Шийо и община Сердца Духа…

Из разговоров с Голубой Совой Дэйлмор уяснил для себя, что тетоны испокон веку были самыми храбрыми и многочисленными племенами в северных прериях. Смелостью и необыкновенной отвагой они завоевали себе право жить и охотиться на бесконечных просторах своей новой родины. И Дэйлмор понимал, что этот свободолюбивый народ будет биться за свою землю и впредь. Он и раньше в душе уважал тетонов, теперь же он мог воочию убедиться, какой достойный противник достался кавалерии Соединенных Штатов.

Пока Дэйлмор набирался сил, отец с сыном почти каждый день ходили на охоту. Они приносили в типи зайцев, кроликов, индеек, иногда – горных баранов и антилоп. В Черных Холмах еще водилось множество дичи, и обеденное покрывало в жилище никогда не пустовало В любое время чугунный котелок был полон вкусного мясного супа, а если Дэйлмору хотелось жареного мяса, то ему ничего не стоило положить вырезку на тлеющие в очаге угли. Как-то сидя на лежанке и разбирая для чистки свой армейский шестизарядный кольт, Дэйлмор бросил взгляд на патронташ, в котором кроме патронов для револьвера находились боеприпасы к винчестеру. Последние навели на мысль о карабине, который был в его руках во время скачки за индейским вождем. После ранения в голову он упал на землю. Дэйлмор посмотрел на Голубую Сову.

– Хинакага, мне кажется, мой винчестер и сейчас лежит там, где я обронил его.

– Да? – В голосе индейца прозвучали нотки сомнения.

– Если его не нашел какой-нибудь бродячий краснокожий, то, клянусь, винчестер на месте.

– Ну что ж, это легко проверить.

Голубая Сова поговорил с сыном, и тот, кивнув головой, вышел из типи. К вечеру он вернулся с карабином сержанта за плечом.

– Ну, что я говорил! – обрадовался Дэйлмор, принимая из рук Ванбли Сапы оружие и поглаживая его вороненый ствол.

У Хинакаги Нто никогда не было огнестрельного оружия, не говоря уже о его сыне. Дэйлмор показал индейцам как нужно им пользоваться. Отец довольно равнодушно рассматривал опасное оружие бледнолицых, но Ванбли Сапа проявил к нему неподдельный интерес.

– Хорошо! – произнес он по-английски, похлопав по прикладу.

– Парень может стрельнуть из карабина, – сказал Дэйлмор, обращаясь к Голубой Сове.

Тот передал слова сержанта сыну.

Обрадованный юноша, зажав в руках оружие, выскочил из палатки. Спустя минуту извечную тишину горных кряжей нарушил громкий ружейный выстрел. Ванбли Сапа вернулся в типи с улыбкой на губах и что-то быстро и взволнованно сказал отцу.

– Мой мальчик выстрелил, и пуля попала почти туда, куда он прицелился, – перевел Хинакага Нто.

– Прекрасно для первого раза, – похвалил юношу сержант.

В один из дней середины мая Ванбли Сапа в одиночку отправился на лошади в прерию, Хинакага Нто соскучился по настоящему мясу – так индейцы называли мясо бизонов – и попросил сына съездить на охоту. Пока Ванбли Сапа отсутствовал, Голубая Сова столько порассказал Дэйлмору о бизоне, этом главном источнике пищи для индейца, что у того раскрылся рот от удивления. Он не мог даже предположить, какую великую роль играли бизоны в жизни кочевников прерий. Оказалось, вся туша убитого зверя от кончика хвоста и до кончиков рогов, от копыт и до большого рога шла на пользу индейскому охотнику. Из сыромятной кожи изготовлялись щиты, обивка для барабанов и седел, подошвы для мокасинов, уздечки, лассо, снегоступы, разнообразные мешки и мешочки. Дубленая кожа шла на покрышки для типи, куртки, легины, набедренные повязки, плащи, постели, пояса, на изготовление кукол для детей, на шапки и рукавицы. Из волосяного покрова бизона делались головные уборы, веревки, недоуздки. Из копыт животного извлекался клей, делались трещотки. Хвост служил священным хлыстом шаману, мухобойкой у женщин и кнутом у наездников. Рога употреблялись на изготовление кружек и ложек, для переноски тлеющих углей и погремушек. Кости превращались в ножи, наконечники для стрел, боевые дубины, скребки, шила, рукоятки. Мочевой пузырь, рубец и желудок становились сумками, ведрами и банками. Из сухожилий индеец делал себе нитки, тетивы. Мозги животного употреблялись женщинами для дубления кожи. Даже навоз, и тот годился кочевнику на топливо. Ну а вкусное бизонье мясо всегда было самой желанной пищей краснокожих детей природы. Под вечер с удачной охоты возвратился Ванбли Сапа, и в одиноком горном типи ее жители устроили настоящий пир Сначала опытный в таких делах Хинакага Нто приготовил вкуснейшее блюдо – запеченный в углях бизоний язык. Вместе с извлеченным из костей костным мозгом он первым попал в желудки индейцев и Дэйлмора. Затем был приготовлен ароматный густой суп из крови (Ванбли Сапа специально взял с собой на охоту кожаные мешки, в которые спустил бизонью кровь) и головного мозга. Следом за супом в дело пошли ребра и горб, поджаренные на углях. Заключительным кушаньем стали вывернутые наружу и также поджаренные кишки Никогда еще Дэйлмор так не наедался. Он едва добрался до лежанки с переполненным желудком. Однако краснокожие друзья легко переплюнули его в обжорстве Это была любимейшая их еда, и они насладились ею вволю, задержавшись у обеденного покрывала еще на добрых полчаса. Откинувшись на шкуры после плотного ужина, индейцы выкурили несколько трубок, а Дэйлмор – последние две сигары. Особой беды для заядлого курильщика в этом не было. Голубая Сова уже заготовил ему из орешника небольшую трубку. Конечно, индейский кинник-кинник не шел ни в какое сравнение с ароматным табаком дорогих сигар, но при сложившихся обстоятельствах на безрыбье, как говорится, и рак рыба. Предаваясь курению и ведя неторопливую беседу с Дэйлмором, Хинакага Нто заметил, что сын слишком серьезен, что его занимают какие-то важные мысли.

– Что беспокоит Ванбли Сапу? – спросил он после того, как сержант уснул.

Юноша долго смотрел на горящий в очаге костер, прежде чем ответить.

– Отец, – признался он, – я действительно думаю кое о чем важном для себя. Но позволь сказать тебе об этом утром. Я должен подумать.

Хинакага с удивлением посмотрел на сына.

– Так надо?

– Да, отец.

Хинакага Нто пожал плечами и сказал:

– Ну что ж, если ты так считаешь.

Отец не сказал сыну больше ни слова и лег спать. Долгое время он не мог заснуть, а когда засыпал, то наверняка знал, что Ванбли Сапа еще бодрствует, беспокойно ворочаясь с боку на бок.

Когда на следующее утро Голубая Сова проснулся, Ванбли Сапа уже сидел у очага, поджаривая на углях куски бизоньего мяса.

Тронув его за плечо, Хинакага Нто сказал:

– Утро наступило, сын.

– Да, отец, и я готов поговорить с тобой, – решительно произнес юноша. – Вечером я молчал, но сейчас ты поймешь, почему… Отец, вчера, отыскивая свежие следы бизонов, я повстречался с охотничьим отрядом нашего клана… Нет, нет, не волнуйся, – успокоил он отца, заметив, как у того расширились глаза:

– Охотники не знают, что мы находимся здесь. Я сказал, что выехал на поиски бизоньего стада из лагеря Дурных Лиц.

– Тогда я не пойму, из чего сделан твой секрет, – недоуменно вскинул брови Хинакага Нто.

– Отец, ты всегда учил меня терпению.

– Хм-м, – улыбнулся Голубая Сова. – Продолжай.

– Люди нашего клана назвали меня Апой Ямини, но я сказал им, что стал воином, что мое настоящее имя Ванбли Сапа. Все они поздравили меня. Это было очень здорово. Затем мой друг, Маленький Шест, поделился со мной своей радостью. Он также прошел испытание, и теперь носит имя Горный Баран. Он отвел меня в сторону и сказал, что через три дня отправится в военный поход против кроу…

Хинакага Нто в сердцах взмахнул рукой и нахмурился.

– Можешь не продолжать, – вздохнул он. – Горный Баран позвал тебя с собой.

Ванбли Сапа опустил голову, но затем вскинул ее и прямо взглянул Хинакаге Нто в глаза.

– Ты не ошибся, отец, Горный Баран позвал меня с собой, и я решил ступить на тропу войны. Я много думал. Я верю, что моя первая тропа войны будет удачной. Не отговаривай меня.

Хинакага Нто с нежностью посмотрел на сына и, погладив его по голове, сказал:

– Отчего ты думаешь, что я буду препятствовать тебе? Когда-нибудь ты все – равно бы отправился в поход. По мне, чтобы обрести душевное равновесие и почувствовать себя настоящим мужчиной, тебе лучше побыстрей ступить на тропу войны. И не придавай особого значения нахмуренным бровям отца. Морщины на его лбу появляются непроизвольно, он не может не беспокоиться за судьбу сына.

Ванбли Сапа со счастливой улыбкой положил голову на плечо отца и заверил его:

– Я буду внимательным и осторожным.

– Кто возглавит Поход?

– Желтая Лошадь.

– Известный вождь, – удовлетворенно кивнул Хинакага Нто. – Еще ни один его поход не был неудачным. Это хорошо. Духи-покровители всегда на его стороне… А почему он замыслил идти войной на кроу?

– Горный Баран сказал, что несколько солнц назад апсароки угнали из лагеря оглала большой табун лошадей и убили наших пятерых воинов.

– К какому клану воронов принадлежали налетчики? Желтая лошадь – справедливый вождь. Он не станет бросаться на любого встречного кроу.

– Эти индейцы ставят свои палатки в долине реки Желтых Камней. Наши разведчики наполовину проследили их путь.

Хинакага Нто отстранил от себя сына и тревожно взглянул ему в глаза.

– Ванбли Сапа, ты отправишься в военный поход против наших злейших врагов речных кроу или манисиперов. Это жестокие люди. Будь осторожен.

Юноша не смог сдержать улыбки.

– Отец, а разве арикары, ассинибойны или пауни менее жестоки к оглала?

Хинакаге Нто пришлось согласиться с сыном.

– Да, у оглала всегда было полно врагов, и редко кто из них проявлял к нам милосердие. – Он вздохнул и тихо произнес: – Но, сынок, береги себя. Ведь ты у меня остался один.

– Хорошо, отец. Я уже пообещал тебе быть внимательным и осторожным… А теперь мне пора. Нужно вовремя прибыть в лагерь. Мне следует хорошо подготовиться. В поход мы пойдем пешком, чтобы вернуться в кочевья оглала на спинах лучших верховых лошадей индейцев кроу… Надо разбудить белого друга и попрощаться с ним.

Дэйлмор уже некоторое время лежал с открытыми глазами, прислушиваясь к разговору индейцев. Хотя его познания в языке сиу были весьма скудными, он смог понять, что задумал Ванбли Сапа. Уж слишком часто звучали слова: война, поход, лошади и кроу

– Так – так, – протянул он, когда индейцы встали с намерением разбудить его. – Наш юный герой, похоже, готов ринуться в бой с враждебным племенем.

– Ты стал понимать наш язык?! – удивился Хинакага Нто. – Это прекрасно! Ты увидишь, что тебе вскоре будет приятно произносить слова на лакота. Это мягкий язык. – Он поставил сына впереди себя. – Да, Ванбли Сапа отправляется в военный поход, и Хинакага Нто, его отец, одобрил это намерение.

Потом индеец рассказал сержанту о том, как Ванбли Сапа повстречался с охотничьим отрядом оглала и что из этого получилось. Дэйлмор отметил, что чистый случай толкнул юношу принять участие в военном походе Желтой Лошади, но на то он и стал воином, чтобы участвовать в подобных делах взрослых мужчин. И, кроме добрых напутствий и пожеланий, он отдал Черному Орлу в поход свой винчестер с боеприпасами. Юноша был бесконечно ему за это благодарен. Не говоря уж о молодежи, редко какой опытный участник военного похода мог похвастать обладанием огнестрельного оружия белых.

Пожелав Дэйлмору скорого и полного выздоровления, Ванбли Сапа, однако, пообещал вернуться прежде, чем сержант будет готов покинуть отроги Черных Холмов. Выйдя с Хинакагой Нто из типи, юноша легко вспрыгнул на спину своего крапчатого жеребца с зажатым в левой руке винчестером.

Старый индеец поглядел на сына и сказал с воодушевлением:

– Х-ган, Ванбли Сапа, я горжусь тобой.

Ответ юноши прозвучал вместе с первым прыжком крапчатого:

– Хан-хан-хи, отец. Я люблю тебя.

С минуту раздавался стук копыт – он стих. Пять минут клубилась пыль – она осела, а Хинакага Нто еще долго продолжал стоять с комком в горле на заброшенной в горах месе и отрешенным взглядом смотрел на то место, где только что сидел на лошади его любимый и единственный сын. Тревожно ли ему было за судьбу сына? Несомненно. Сожалел ли он о случившемся? Никогда! Так было угодно Вакантанке, великому и недоступному Правителю жизни. Все в его власти.