Текст книги "Роб Хантер – рождение легенды (сборник)"

День третий

Он буквально уткнулся в припорошенный холм и остановился. Ещё не догадываясь, что перед ним, Мо начал разгребать снег. «Тело, – Мо отшатнулся, поняв, что раскопал труп своего сородича. – Сколько он уже тут? Не угадаешь, весь закоченел. Судя по всему, он был гораздо моложе меня, – прикинул Мо. – И вот он мёртв, лежит бездыханный, а я… Я-то всё ещё жив!». Из-под опущенных век Мо рассматривал на серых зверей. Волки подошли совсем близко. Они негромко поскуливали в предвкушении долгожданной пирушки. «Пора уходить, а то набросятся». Это шанс, его шанс – судьба снова дарила ему надежду. Мо не успел сделать и десятка шагов, как услышал визг и рычание. Он посмотрел через плечо: голодная стая рвала на куски заледеневшее тело. «А всё-таки они голодны не меньше, чем я. Но, теперь-то я смогу уйти далеко. Где же эта равнина?».

День четвёртый

Погода ухудшилась. Ветер свистел в ушах, забивал ноздри кусочками снега и льда, глаза от острых уколов слезились. Мириады белых мух хаотично кружили, закрывая собою солнце. Мо с трудом различал дорогу. «А вдруг я кружу на месте?». Он уже не ощущал страха. Не сворачивая, Мо шёл, шёл вперёд и вперёд.

Вдруг что-то произошло: ветер как будто утих, насупила тишина, и пелена, столько дней застилавшая глаза, точно упала. Заснеженные скалы остались позади, яркий свет резал глаза, перед ним расстилалась равнина: среди снежных заносов виднелись бурые проталины, деревья, кусты, пожухлые травы… «А может это мираж? – Мо постарался отогнать подобные мысли. – Нет! Не может быть! Я спасён!». Лёгкий ветерок обдувал тело, в голове, словно, что-то играло и пело. Дышать стало легче, даже чувство голода куда-то исчезло. «Всё-таки я дошёл! Я спасён!» – Мо собрал в себе последние силы и побежал.

Это и погубило его.

Когда он проваливался в пустоту, в голове всё ещё звучала волшебная песня. Ему казалось, что он не падает, а летит вверх: к солнцу, к свету. Падение было быстрым, потом удар… Боль, которую он испытал, показалась невыносимой. Толстые колья впились в живую плоть, и их остро оточенные концы окрасились в алый цвет. Мо заревел так, что всё живое вокруг содрогнулось. Он рванулся, что было сил, и… потерял сознание. Так он пролежал до утра.

День пятый (последний)

Он очнулся, услышав голоса. Беседовали двое. Звуки показались резкими, а голоса гнусавыми и грубыми. Мо открыл глаза. Сквозь пелену тумана, он увидел, что лежит на дне ямы. Маленькое существо, завёрнутое в звериную шкуру, приближалось с опаской. Яркий свет слепил, и Мо удалось рассмотреть лишь очертания врага. Если бы он мог встать, то легко бы раздавил этого чужака, как муху. Но Мо лежал, а незнакомец взирал на него свысока. «Стать добычей этого гнусного карлика? – от подобной мысли на глазах великана выступили слёзы. – Какой позор. Я – великий Мо, гроза всего живого на планете! От звука моего голоса разбегаются самые свирепые хищники! Завидев меня, даже самые смелые уступают дорогу!».

Незнакомец подошёл ближе, Мо попробовал подать голос, но вместо гулкого баса из его уст вылетел жалкий хрип. «Это конец! Побеждают не сильные, побеждают хитрые и умелые! Таков закон жизни!». Незнакомец замахнулся, Мо закрыл глаза. Нет, он не почувствовал боли. Сам тому не веря, Мо испытал облегчение. Последний день Мо закончился, наступило забвение.

***

Стоя над поверженным врагом, поросшее рыжими волосами двуногое существо что-то кричало. Оно размахивало шестом, к концу которого был привязан заострённый камень, гримасы на лице, сменяли одна другую: губы двигались, ноздри раздувались. Когда второй охотник приблизился к Мо, первый замолчал. Подошедший как две капли воды походил на сородича: низколобый, губастый, волосатый. Ткнув пальцем в сторону мёртвого гиганта, он прохрипел:

– Мо-о-о!

– Старый Мо, жёсткий! – покачал головой первый охотник.

– Надолго хватит, – подытожил второй.

Оба оскалились, обнажив кривые зубы. Они и сами не понимали, что улыбаются друг другу. Первый охотник засунул руку под одежды и почесал живот. Двое, две высших особи, два лучших представителя этого мира стояли над поверженным врагом. Тело животного ещё подрагивало, от вывалившихся на снег внутренностей валил пар. Охотники достали заострённые каменные пластины и принялись свежевать тушу мамонта. Когда солнце опустится за горизонт, и снова взойдёт, для этих двоих настанет новый день, и этот день не будет для них последним, ведь теперь они победители и новые хозяева жизни!

Блуждающая между мирами

***

Машины неслись одна за другой нескончаемым мощным потоком. Солнце припекало, и раскрасневшиеся пешеходы, вытирая вспотевшие лбы, ворчали, охали, проклиная жару, «пылищу» и выхлопные газы. Огромный «Порш» промчался мимо, подняв облако пыли. Юрка поморщился. Прикрывая ладонью лицо, он посмотрел на часы. До прихода гостей оставалось не больше часа, а он всё ещё тут, в двух кварталах от дома, стоит с набитыми пакетами и ждёт, когда загорится «зелёный».

– Ну и духота. Угораздило же меня родиться в июле.

Мать не умолкала с самого утра, но не для того, чтобы поднять настроение сыну, а скорее так, по привычке. Она решила пригласить на праздник свою сестру тётю Люсю с её тщедушным муженьком дядей Гришей и Александру Сергеевну – Юркину крёстную. Услыхав такую новость, Юрка хотел возмутиться:

«Можно подумать, это не мой день рождения, а её».

Но болтливая родительница не давала вставить и слова.

– Не вдвоём же праздновать, раз уж все твои дружки поразъехались? Вот список того, что купить. Давай в магазин, а я начну готовиться.

Юрка скорчил гримасу, его мать никогда не отличалась тонким чутьём. Можно подумать, это он виноват, что Саньку и Гогу – его лучших друзей на прошлой неделе проводили в армию. Но следующая фраза матери и вовсе испортила настроение.

– Или ты Маринку свою пригласить собирался?

Это был удар ниже пояса.

– Зови тётю Люсю и крёстную, мне всё равно, – прошипел Юрка сквозь зубы и направился в свою комнату.

– Вот и я говорю, крёстная, кстати, не была у нас уже несколько месяцев.

Мать, не заметив, что задела парня за живое, продолжила свой монолог. Видимо то, что её никто не слушает, не особенно волновало словоохотливую женщину. Юрка, обхватив голову руками, плюхнулся на диван. Идти никуда не хотелось. Ему вспомнилась сцена расставания.

Три дня назад Марина, узнав, что Юрка провалил вступительный экзамен и может загреметь в армию, заявила, что им лучше расстаться.

– Вот ещё, ты там будешь прохлаждаться, а я что же, от тоски должна сохнуть?

– Знала бы, как в армии «прохлаждаются», – буркнул Юрка.

Они встречались восемь месяцев, и он догадывался, что когда-нибудь это случится. Зная ветреный нрав Маринки, нужно было быть готовым ко всему. Но как он себя ни настраивал, разрыв с «любимой» дался нелегко. На душе и так скребли кошки, а тут ещё этот злосчастный день рождения.

Стоя на оживлённом перекрёстке, он думал лишь об одном:

«Скорее бы пришла повестка, а там будь, что будет».

Под скрип тормозов загорелся «зелёный», ревущая колонна остановилась, и, шагнув на проезжую часть, Юрка увидел её.

***

Как они очутились на берегу, он так и не понял. Да и было ли это важно? Важно было лишь то, что они здесь и сейчас, и то, что она рядом. Девушку звали Аюн. Когда Юрка спросил:

– Что за странное имя?

Та ответила:

– Оно очень древнее.

Волны белыми барашками набегали на берег, разбивались о камни и отступали. Солнце исчезло за горизонтом, но его лучи всё ещё освещали небо, окрашивая его в ярко-рыжий цвет. Чайки кружили в вышине, что-то кричали на своё птичьем языке, и этот крик тонул в величественном рокоте прибоя. До этого он никогда и никому о себе особо не рассказывал, а сегодня выложил Аюн всё начистоту. О том, как не поступил в институт, как расстался с Мариной, даже о маминых планах на его день рождения. Его новая подруга грустно улыбалась, кивала и нежно поглаживала парню волосы. От этих прикосновений по телу бегали мурашки. Юрка смотрел на девушку и не мог оторвать глаз. Длинные светлые волосы плавно спадали на плечи, глаза светились в пламени заката так, что Юрка не мог разобрать, какого же они цвета? Синие, зелёные или бирюзовые.

«Что же произошло?» – спрашивал Юрка сам себя, хотя прекрасно знал ответ на этот вопрос.

Его мечты, тайные мысли и грёзы наконец-то сбылись. Он полюбил, полюбил по-настоящему. Их отношения с Мариной теперь показались совсем другими. Они подходили друг другу, поэтому были вместе. Юрка, конечно, сильно переживал из-за расставания, но скорее это была просто обида. Его бросили, и он загрустил.

«Теперь всё будет иначе. Мы будем вместе, и ничто не сможет нас разлучить».

Юрка смотрел на Аюн и любовался её красотой. Тело, покрытое бронзовым загаром, блестело в лучах заката. Он обнял девушку, та вздрогнула, но не отстранилась. Глаза её блестели, но испуга в них не было. Юрка провёл ладонью по её щеке, девушка закрыла глаза, их губы слились. Поцелуй был долгим и страстным. Они скинули с себя одежду и упали на песок. Ветер обдувал вспотевшие тела. Юрка прижал девушку к себе, розовые соски упёрлись ему в грудь, он прижался губами к нежной шее, Аюн застонала и впилась пальцами в его спину. Он навалился на неё, девушка обхватила Юркино тело длинными ногами. В низу живота горел огонь, голова закружилась, и их тела сплелись в бешеном круговороте.

Что может быть совершеннее обнажённого человеческого тела, что может быть сильнее объятий, если это объятия любви. Они любили друг друга всю ночь, не смыкая глаз, любили так, как любят последний раз, и лишь под утро смогли оторваться друг от друга. Оба обессиленные, они направились к воде. Море приятно щекотало стопы, чайки кричали, а горизонт светился ярким утренним светом.

***

– Давай отправим послание.

– Послание? А кому? – брови Аюн поползли вверх.

– А всё равно, тому, кто его найдёт. Мы напишем письмо и бросим в воду, море само доставит его тем, кто в нем будет нуждаться.

Глаза Юрки искрились. Он чувствовал себя счастливым и хотел с кем-нибудь поделиться своим счастьем, Аюн улыбалась.

– И что ты хотел бы написать?

– Не знаю, что-то доброе, хорошее. О том, как мы нашли друг друга, и как это здорово быть вместе. У тебя есть, на чём писать?

Аюн достала из сумочки огрызок карандаша и клочок бумаги.

– Вот всё, что есть, – девушка смотрела на Юрку с грустной улыбкой. – Пиши мельче.

– Нет, тогда я напишу лишь три слова.

Он пригнулся, прижал бумагу к колену и что-то нацарапал на измятом листке. Валявшаяся поблизости пластиковая бутылка пришлась очень кстати. Юрка протолкнул в сосуд свёрнутый трубочкой клочок, закупорил его и швырнул в воду. Лёгкая бутыль улетела недалеко.

– Думаешь, она попадёт в нужные руки? – Аюн смотрела на парня с жалостью.

– Хотелось бы в это верить.

– Тогда верь.

Оба на время умолкли. Пластиковый конверт колыхался на волнах.

– Нам пора прощаться.

Фраза резанула слух. Юрка слегка побледнел, взгляд Аюн был направлен куда-то в сторону.

– Ты куда-то торопишься?

– Не я. Ты!

Юрка замер в недоумении. Он пробовал улыбнуться, но улыбка больше смахивала на гримасу.

– Мы увидимся ещё?

Аюн подошла ближе, положила руки на плечи и поцеловала его в губы. Юрка хотел обнять девушку, но та отстранилась.

– Мы обязательно увидимся, в наших мыслях и в наших воспоминаниях.

– Не понимаю.

Юрка вздрогнул.

– Там, откуда я пришла, Аюн означает «Блуждающая между мирами». Ты звал меня, хотел, поэтому я здесь.

Юрка застыл в изумлении. Он стоял, и девушка слышала, как бьётся его сердце.

– Я пришла помочь. Не многим дано почувствовать и испытать то, что испытал ты.

Юрка затряс головой, пытаясь собраться с мыслями.

– Что почувствовать? Что испытать? Постой. Блуждающая где? Ты хочешь сказать…?

Аюн стояла и смотрела парню в глаза. Казалось, она всем своим естеством, всем телом ощущает то, что творится в его душе. Юрка опустился на песок и склонил голову. Ему хотелось то плакать, то кричать, но он стиснул зубы и сжал кулаки.

– Сегодня твой день рождения, не каждому достаётся такой подарок.

Голос девушки был твёрд, но глаза её были влажными.

– Значит, ты не существуешь? Ты нереальна?

– В вашем мире многие посчитали бы, что это так. Но ты же был со мной, ты чувствовал меня, разве сегодня ночью я не была реальна?

– Для меня ты и сейчас реальнее всего того, что есть вокруг. Останься со мной, я не смогу без тебя.

Аюн улыбнулась.

– Сможешь. Всё проходит, скоро тебе станет легче, и ты успокоишься. Прости, но не всё из того, что случилось, можно исправить.

Только сейчас Юрка понял, что происходит что-то страшное, но не мог понять что. Руки дрожали, в горле пересохло. Аюн подошла и запустила пальцы в волосы парня.

– Приготовься, тебе предстоит долгий путь, но он будет лёгким и приятным.

– Нет, подожди, не надо, не сейчас!

Юрка вскочил на ноги и протянул руку. Но пальцы ничего не почувствовали. Аюн вдруг стала удаляться. Она как будто плыла, куда-то вдаль, к морю, к горизонту. Мысли путались, верить в происходящее так не хотелось. Юрка зажмурился и, открыв глаза, увидел палату.

Он лежал на столе и не мог пошевелиться. Пахло лекарствами и спиртом. Люди в белых халатах ходили, о чём-то беседовали, даже смеялись, но слов было не разобрать. Он увидел какие-то трубки, приборы, яркий свет лампы и муху на потолке.

– Что такое? Где я?

Вдруг потолок над головой начал раздвигаться, и Юрка увидел дорогу из облаков, ведущую ввысь. Чей-то ласковый голос позвал его, и он полетел.

***

Капитан Мирошкин был грузным мужчиной лет сорока пяти, прослужившим в дежурной части ГУВД уже добрую четверть века. Помахивая пачкой протоколов, он сидел, развалившись в кресле перед монитором, и перелистывал суточные сводки. Кондиционер сломался ещё на прошлой неделе, и надежды на долгожданную прохладу таяли с каждым днём. Напарник Мирошкина, Петя Яшин, конопатый детина с погонами старшего сержанта, расположившись позади за маленьким столиком, хрустел карамельками, прихлёбывая их горячим чаем. Он то и дело пыхтел и причмокивал.

– Как ты это пьёшь, да ещё в такую жару? – Мирошкин скривился.

– Так зелёный же, я когда в Средней Азии служил, так мы только чаем одним от жары и спасались, – просипел Петя, засовывая в рот очередную конфету.

– Тоже мне «азиат», я бы вот сейчас кваску холодненького испил, а не это пойло из веников.

– Тогда уж лучше пивка.

– Какое тебе пивко на службе, – Мирошкин с напускным видом нахмурил брови.

– Ну, я это так просто, «гипотетически».

В комнатку без стука вошёл старший лейтенант Егоров. Молодой дознаватель на фоне двух крепышей из «дежурки» выглядел тщедушным и мелким.

– Что там у нас за сутки?

Старлей взял со стола пачку с документами.

– Да так, ничего особенного. Женщина «заяву» написала, мол, муж пропал. Поди, «квасит» где-нибудь, а нам ищи, – Мирошкин поднялся. – У старушки сумку дёрнули, а в ней двести рублей и «мобила» допотопная.

– Сейчас все бабки с «сотиками», – встрял в беседу Петя. – Угощайся.

Егоров покачал головой, отказавшись от предложенной Яшиным конфеты.

– Это всё?

Старлей, прихватив бумаги, собрался уходить, но Мирошкин остановил его.

– Да нет, ещё ДТП с пострадавшим. Внедорожник на «красный» не остановился, пешехода шибанул и смотал. На, сам погляди, парень молодой, говорят в коме. Петь, подай!

Яшин подошёл к шкафу, отыскал «дело» и протянул дознавателю.

– Спит сном богатырским, горюшка не ведая, – хихикнул Петя.

Егоров посмотрел на старшего сержанта неодобрительно и, буквально, выхватил из его рук папку. Он долго листал бумаги.

– Парню-то в этот день восемнадцать стукнуло. Водителя хоть нашли?

– Хотели уж «План-Перехват» объявлять, так он, гад, сам себя наказал, два квартала проехал и в столб, – пояснил Мирошкин. – Правда, на самом ни царапины.

– Пьяный?

– А то.

– Везёт дуракам и пьяницам, – с умным видом продекламировал Петя.

– Ладно, пойду работать, – буркнул Егоров, сунул пачку с делами подмышку и вышел. – Не повезло парню, угодить под колёса, да ещё в собственный день рождения. Может ещё выкарабкается.

Эпилог

***

Аюн стояла на берегу, сжимая в руках потрёпанный листок. Бутылку прибило к берегу, девушка вынула бумагу и развернула письмо.

«Пусть исполнятся мечты».

– Так вот что он написал, – точно молитву, она перечитала она написанное несколько раз. – Я доставлю письмо, ведь для этого я и существую.

Девушка посмотрела ввысь и крикнула:

– А с тобой мы ещё встретимся, в наших мыслях и наших мечтах!

Вдоль берега стелился туман, и вскоре он спрятал от взоров всю прибрежную полосу. Когда ветер рассеял густые испарения, девушки на берегу уже не было.

Тушёнка

Введение

***

Талый снег, грязный и рыхлый, чавкал под сапогами. Ноги скользили и разъезжались, и чтобы не упасть приходилось то и дело хвататься за ветки и кусты. Роман злился, что выбрал именно этот путь, но двигаться по открытым дорогам было небезопасно. Он выругался и посмотрел вниз: полы шинели намокли, стопы увязли в серой жиже. Потянув ногу, он едва не оставил сапог в грязи, огляделся и увидел поваленное дерево. Присев на упавший ствол, Ромка стянул сапоги, вылил скопившуюся воду и принялся выжимать портянки. Пальцы на ногах посинели, руки тряслись.

– Похоже, простудился?!

Парня знобило. Он посмотрел вверх. Вокруг плотными рядами возвышались деревья. Тучи заволоки небо, солнце исчезло, и теперь даже по звёздам нельзя было определить, в какую сторону идти. Сомнений не осталось – он заблудился. Роман наспех замотал портянки и натянул сапоги.

– Что теперь? Эх, если бы не эта чёртова коробка!

Ночь приближалась.

Дёма

Их привезли в часть уже под вечер. Створки ворот распахнулись и тут же захлопнулись, как только старый «ПАЗик», тарахтя, вполз на территорию полка. В тот день, кроме Романа, в часть прибыло ещё двенадцать человек. Когда новобранцы гурьбой вывалили на плац и выстроились, к ним приблизились двое: невысокий майор с усиками и чернявый верзила с нашивками старшего сержанта.

– Чёртова дюжина, – офицер осмотрел молодых солдат и остановил взгляд на Романе, замыкавшем строй. – Не повезло тебе, парень, ты тринадцатый.

– Плюс к тому рыжий, – добавил сержант и оскалился.

Новобранцы захихикали. Глаза Романа сверкнули, чернявый сразу ему не понравился.

– Заместитель командира по воспитательной работе майор Лещинский, – представился офицер. Он пропустил мимо ушей шутку старшего сержанта и начал вводный инструктаж. «Воспитательная беседа» длилась не меньше часа, по крайней мере, Роману так показалось. После долгой дороги хотелось завалиться в кровать, другие прибывшие тоже заметно подустали. Лишь рослому сержанту, похоже, всё было нипочём. Он стоял, откинувшись чуть назад и засунув большие пальцы за ремень. «Матёрый воин» жевал жвачку и разглядывал «молодёжь» с надменным видом победителя. Потом новобранцев повели в казарму, Лещинский растворился, и прибывшие остались наедине с чернявым сержантом.

Почему «замкомвзвода» Дёмин невзлюбил именно его, Ромка не знал. Может, тому не понравился взгляд, которым первогодок одарил бывалого «дедушку» при первой встрече, а может Дёма (таково было прозвище чернявого) просто решил сделать Романа «мальчиком для битья»?

Рыжий, он и по жизни – рыжий.

Конечно всем «духам» (так называли старослужащие молодых солдат) доставалось, но именно Ромке приходилось хуже всех. Самые трудные поручения и самая грязная работа доставались ему. Курс молодого бойца показался парню сущим адом: днем новобранцев гоняли по стадиону, заставляли окапываться на «тактическом поле», часами приходилось чеканить шаг на плацу. Но самым ужасным было то, что начиналось после «отбоя». По ночам Дёма и пара его приятелей, командиры отделений учебного взвода, поднимали «молодёжь» и припоминали все огрехи, допущенные за день. Ромке конечно же доставалось больше других, синяки и ссадины стали нормой.

До армии Ромка немного занимался спортом, но тут это не пригодилось. Где было лыжнику с первым юношеским устоять против трёх здоровяков-сержантов? Один только Дёма чего стоил. Рост под метр девяносто, гора мышц. Поговаривали, ещё на гражданке Ромкин мучитель имел коричневый пояс по дзюдо, а уже здесь, в армии, отличившись на первенстве округа по «рукопашке» заработал звание мастера спорта. Но самое страшное было не то, что его противник высок и силён. В детстве Ромке почти никогда не доводилось драться. Любых конфликтов он избегал, а если его пытались задеть, он, не стесняясь, жаловался родителям или учителям. Ребята во дворе и в школе это поняли и старались не задирать рыжеволосого ябеду. Тут же такие штуки не проходили. «Стукачество» в армейской среде презиралось.

Хуже «стукача» только «крыса» – тот, кто ворует у своих. Эти правила «духам» разъяснили в первый же день, поэтому Роман терпел. Терпел и молчал, до поры, до времени. Он «стрелял» сигареты для «дедушек», пришивал подворотнички, стирал обмундирование, одним словом унижался и молчал. Он ждал окончания КМБ66
  КМБ – курс молодого бойца.


[Закрыть], надеясь, что после «учебки» его переведут в другую часть, и он наконец-то расстанется с ненавистным Дёмой. Заветный день приближался, Ромка ликовал, но злодейка-судьба распорядилась иначе. За сутки до окончания «учебки» он угодил в наряд по столовой…