Текст книги "Наживка для резидента"

Глава 3

Атака курдов с севера – прямо на молокозавод – была отвлекающим маневром. Оборонявшиеся моджахеды сосредоточили на этом направлении основные силы. На восточной стороне они надеялись больше на прочность своих укреплений, заминированные завалы зданий, крупнокалиберные пулеметы, пушки. Полагали, что у них все под контролем. И сильно ошибались.

Ставший полем боя город делили почти точно на две части подразделения Курдской рабочей партии и моджахеды непримиримой исламской организации «Длань Аллаха». На своих позициях они стояли уже три месяца, обмениваясь ударами различной степени интенсивности и пытаясь продавить оборону. Бойцы уже обвыклись с таким устоявшимся порядком, им казалось, что так будет до скончания веков.

Большинство горожан разбежались кто куда, но какая-то жизнь в спальных кварталах из белых бетонных трех-четырехэтажных коробок, в большинстве с выбитыми стеклами, еще теплилась. Не решившиеся оставить свое жилье местные жители привыкли к войне, научились вовремя прятаться от невзначай пролетающих пуль, мин, снарядов, и зарываться в землю при любом грохоте.

Сегодня курды решили дать большой бой. Их пехотинцы, сопровождаемые пикапами с пулеметами, двинули с севера на молокозавод. Началась азартная стрельба. Вскоре загорелась подбитая курдская «тачанка». И нападавшие, сопровождаемые руганью и торжествующими криками «Аллах акбар», начали откатываться на исходные позиции. Моджахеды готовились праздновать победу.

И тут землю потрясли взрывы. На восточном фланге, около насосной станции, непонятно откуда, как шайтаны из преисподней, возникли курдские солдаты, щедро поливая врага огнем, паля из гранатометов. Они с ходу захватили огневую позицию артиллерии с американскими стошестимиллиметровыми безоткатными пушками М‑40. И двинули дальше. Часть моджахедов отсюда была передислоцирована на северный фланг обороны, а оставшиеся ослабленные силы не смогли оказать достойного отпора и были выбиты со своих укреплений.

Боевики «Длани Аллаха», пришедшие на помощь своим бегущим собратьям, попали под перекрестный огонь и, оставляя бездвижные тела товарищей, тоже покатились в развалины, мечтая об одном – уцелеть в этом огненном аду.

Курды преследовать их не стали – слишком много опасных сюрпризов в городе, чтобы лезть туда без разведки. Но важный пятачок рядом с насосной станцией занят, захвачены доставлявшие много беспокойства орудия. И теперь выдавить оставшихся душманов из этой части города – дело нескольких дней.

Секрет успеха этой блестящей атаки состоял в том, что полтора месяца курды исследовали подземные коммуникации и копали туннель в глубь позиций противника. Самое удивительное – им это удалось сделать незаметно, и в нужный момент, отвлекая моджахедов атакой на молокозавод, они ударили врагу в спину.

Мы прибыли в курдский лагерь, когда бойцы возвращались туда после победы – усталые, пропитанные дымом и гарью, но воодушевленные, готовые к новым подвигам. Вот только плохо, что вернулись не все.

Командиром победоносного отряда был атлетически сложенный, кудрявый пятидесятилетний Фарханг. На нем был строгий, без украшений и излишеств, зеленый камуфляж, в кобуре на боку покоился массивный «кольт». Принял нас командир в просторном помещении, расположенном в подвале уцелевшего двухэтажного здания банка. В углу были свалены оружие, ящики с боеприпасами. Дорогая кожаная мебель, деревянные стулья и просторный письменный стол были спущены сюда прямо из кабинета директора банка. На столе стояла полевая рация и была разложена карта города с отметками.

Фарханг пригласил нас присесть у стола и разлил по стаканам разведенный спирт. Он перенял эту привычку, когда, будучи еще совсем молодым пламенным борцом за освобождение курдского трудящегося народа, побывал в СССР. Тогда Союз поддерживал тесные отношения с Курдской рабочей партией, объявившей курс на социализм.

Мы чокнулись по русской привычке. Провозгласили тост за победу – тоже по русской традиции.

– Как вам моя база? – спросил Фарханг.

– Просто отлично, – похвалил я. – Вот только на возвышении на севере неплохо бы оборудовать огневую точку с запасной позицией. Иначе, если попрут со всей дури, можете не выдержать.

– Разумно, – кивнул командир.

Я был искренен. Действительно, в лагере нам сразу бросились в глаза продуманность и общий рациональный военный порядок. Курдское подразделение было гораздо больше похоже на боевую штатную единицу, чем большинство частей сирийской армии, не говоря уж о моджахедах. И с дисциплиной, с выучкой здесь все в порядке. Оно и неудивительно. Курды – это такие удивительные люди, которые воюют везде, всегда и со всеми. И конца их войнам в исторической перспективе не проглядывается.

У всех есть своя мечта. Сирийский народ хочет вернуться во времена, когда не было войны. Моджахеды грезят о Халифате, газавате и счастье для всех правоверных, фундаментом которого послужат кости и отрезанные головы неверных свиней. Курды всю жизнь воюют за независимый Курдистан. Так исторически сложилось, что нация, насчитывающая десятки миллионов человек, не имеет собственного государства, собственной земли. Большинство курдов вполне мирно освоились в различных восточных странах. В той же Турции их до двадцати процентов населения. Но определенная часть не может ни есть, ни спать спокойно, пока нет Свободного Курдистана. Поэтому они бузят на всех тех территориях, которые считают своими. Религиозного окраса в их борьбе нет, зато присутствует четкая политическая цель и эффективная военная организация.

С курдами не один десяток лет безуспешно бьются турки. В Ираке в бытность свою Саддам Хусейн травил их химическим оружием, уничтожая десятками тысяч. И все без толку. Знамя Свободного Курдистана опять начинало реять то там, то здесь.

Неудивительно, что такую силу испокон веков все кому не лень пытаются использовать в своих целях. В Сирии в войну курды впряглись с самого начала. А поскольку единства у них нет, то воевали они и против Халифата, и против ан-Нусры, и за неделимую Сирию, и против единой Сирии. Сирийский президент пообещал им серьезные послабления и автономию, но частью «электората» завладели американцы, подзуживающие – мол, надо взять все и сразу. В винегрете, который замешался в Сирии, было очень много ингредиентов, в том числе курдские амбиции.

Вот чего не отнять у курдов – воюют они хорошо, с исламскими фундаменталистами шашней не водят, так что в любом случае являются нашими союзниками. Тем более Фарханг, у которого с Россией давние связи, в том числе и с нашей спецслужбой.

Надо отметить, что наш визит напоминал сказку, в которой Иванушка-дурачок за чудом ходил. Это где «пойди туда, не знаю куда». И сотвори такое чудо, чтобы архив погибшего полевого командира перекочевал в хранилища ГРУ.

Пока что мы имели единственную зацепку в наших поисках – это Кабан. Если полученная мной в Бекрае информация верна, то этот паскудник, от которого открестились почти все его единомышленники, должен быть где-то в этих краях. С «Дланью Аллаха» у него давние крепкие связи.

Я объяснил Фархангу, что нам надо.

– То есть вы предлагаете быстренько разгромить группировку «Длань Аллаха» и пленить прибившегося к ней Кабана, – подытожил мой рассказ Фарханг.

– Было бы неплохо, – кивнул я.

– Не вижу никаких проблем, – хмыкнул командир. – Помогите нам танками и авианалетами – и Кабан у вас в кармане.

– Ну да, – оценил я шутку.

– Вот так всегда, – вздохнул Фарханг. – Вы хотите получить все, не дав взамен ничего.

– Политика, Фарханг, – только и оставалось мне развести руками. – Наверху торгуются, что-то выгадывают.

– Политика, шайтан ее раздери! – хлопнул ладонью Фарханг по столу так, что эмалированная кружка со спиртом подпрыгнула. – Почему у политиков не бывает ничего по-человечески? Почему нельзя сначала перебить бешеных зверей, свести на нет Халифат, а уж потом заниматься политикой? Почему нельзя сперва отомстить за наших девочек, а потом переговариваться? Почему?!

Полгода назад моджахеды захватили в плен девятнадцатилетнюю девчонку – женщины у курдов воюют наравне с мужчинами. Над пленной издевались страшно. Моджахеды отрезали ей голову и бегали как бешеные с ней, сбрасывая эти фотографии в Интернет. С той поры Фарханг не взял живым ни одного пленного. Басмачей он ненавидел люто.

– Что я могу сказать, Фарханг… Мы с тобой простые разнорабочие войны. У нас боевая задача. И ты нам поможешь. Правильно?

– Правильно, – кивнул он. – Только как?

– Пока нужна только информация. А после будем думать.

– И торговаться, – сказал Фарханг.

– Ну что же за Восток без торга.

– Вот что. Есть у меня в штабе «Длани Аллаха» один человек. Очень знающий. Может, просветит нас.

– Твой агент?

– Не совсем. Он себе на уме. Ведь мы тут не только воюем, но и решаем возникающие вопросы. Вот и он пытается что-то решать. Он не простой исполнитель, а сам имеет вес и право голоса. И сдает информацию время от времени.

– От доброго разговора не откажусь.

– Тебе идти не обязательно. Переговорит мой человек. На нейтральной территории.

– Нет, я должен сам говорить, – твердо произнес я. – Чтобы ничего не упустить.

– Опасно это, – поморщился Фарханг.

– Что я, нейтральной территории не видел…

Встречу удалось устроить на следующий день в ближнем пригороде. Там сложилась какая-то удивительная мозаика. Шли боевые позиции, были понатыканы огневые точки, инженерные укрепления, доты. Вместе с тем работал базар, принимали посетителей кофейни, где умудренные сединами старики неторопливо обсуждали превратности жизни на Земле. По дорогам колесили автобусы. Развалины соседствовали с вполне приличными многоэтажными жилыми домами и одноэтажными частными владениями.

Ближе к вечеру я вместе с Фархангом расположился в кофейне, представлявшей собой огороженный живой изгородью дворик со столиками и стульями. Через несколько минут к нам подсел сгорбленный бородач в синей национальной рубахе до пола. Оружия при нем не было – значит, его сопровождает хорошая охрана.

Разговор был сначала напряженный. Моджахед глядел искоса на меня и не мог понять, почему на разговор между старыми партнерами пришел какой-то неверный пес. Успокоился он, когда получил толстую пачку купюр из выделенных нам на оперативные расходы средств. В самом начале операции начальство мне объяснило, что не надо жмотиться, потому что не в деньгах счастье, а в информации об архиве, но вместе с тем предупредило, чтобы отчитался я по окончании оперативных мероприятий до копейки.

– Меня интересует Бешеный Кабан, – прямиком выдал я.

– Он почему-то всех интересует, – развел руками моджахед. – Хайбибула его ищет. Сулейман его ищет. Все ищут. Зачем он? Что в нем такого? У него уже нет силы.

– Неожиданно понадобился, – усмехнулся я. – Это никак не в ущерб тебе и твоим братьям.

– Он был у нас, – произнес моджахед, пряча в карманы своей рубахи пачку денег.

– С отрядом?

– Его сопровождало всего семь человек. Остальных он потерял, или они ушли от него. Он уже не командир. Он беглец.

– А сейчас он где?

– Нам не нужны лишние проблемы. Но и сдавать мы его не можем. Поэтому его попросили удалиться.

– Куда он уехал?

– Он не сказал. Но один из его людей, мой земляк, отведав гашиша, проговорился, что они хотят ехать в сторону Джилмы.

– Куда именно?

– Есть у меня мысль. Но я считаю, что недостойно моими никчемными предположениями оскорблять ваш слух.

Получив еще некоторую сумму, он все же отважился оскорбить мой слух своими никчемными словами:

– Это мои места. По моей информации, между дорогами на Илмез и Регеб у Кабана убежище.

– И ты уверен, что он отправился туда? – спросил я.

– Да. На вашем месте я бы поторопился. Его там скоро найдут кровники…

Уже что-то. Хотя может быть и пустышка. Та территория, о которой сказал моджахед, формально контролируется оппозицией, но мало населена, поэтому никому не нужна. Мы там уже однажды работали. Помню горы, песок, минимум зелени и холодные ночи.

Мы долго, витиевато прощались. И напоследок Фарханг совсем недипломатично рубанул моджахеду правду-матку:

– Ахмед, вам лучше уйти отсюда. Мы все равно вас выдавим из города.

– Или мы вас, – усмехнулся моджахед.

На этом и расстались.

А на обратном пути мы попали в засаду…

Глава 4

То, что его предали, Книжник воспринял философски. Предательство в той среде, в которой он вращался, считалось чем-то естественным. Если у моджахедов есть настоятельная необходимость кого-то сдать, продать, то сдавали и продавали друг друга, ни секунды не думая, конечно, если их не связывали родственные отношения. Вот только одна закавырка в сложившейся ситуации имелась. Родственные отношения у Книжника с хозяином дома были. Просто Сулейман посчитал их настолько далекими, что они никак не должны помешать ему сорвать сладостный плод предательства.

Пленника препроводили в подвал с узким окном под потолком, дверь с противным скрежетом закрыли на тяжелый засов. Ночью там стало прохладно. От тухлых запахов выворачивало наизнанку, но к запахам человек способен привыкнуть, притом к любым.

Книжник провел в заключении почти бессонную ночь. Лежать приходилось на деревянных досках, сваленных в углу, – как ни старайся, мягкого ложа из них не сделать никак, так что изношенные возрастом и невзгодами кости Книжника ломило, а в груди ныла назойливая боль.

Утром его накормили лепешками, дали литровую пластмассовую бутылку воды. Постепенно в помещении стало невыносимо душно.

К полудню двое сыновей Сулеймана вытолкали Книжника из его убежища и погнали в ту самую комнату, где его пленили.

За столом сидел и пил кофе хозяин дома. Вид у него был смиренный и почтенный – на носу очки, под рукой небольшой томик с избранными изречениями Пророка. Книжнику он не соизволил предложить кофе и даже не позволил присесть – пленник должен знать свое место.

– Что ты творишь, Сулейман? Зачем? – спросил Книжник.

– Большой Имам продал душу американцам, – спокойно произнес Сулейман.

– Это безумие. Большой Имам ненавидел неверных всей душой.

– И продался Америке. Ей продался и Бешеный Кабан. И это Америка велела ему убить почтенного Зияульхака, зарезать ножом, как барана! Но Америка не защитит его от гнева Аллаха. И от гнева слуг его в Подлунном мире.

– Никто никому ничего не велел. Кабан убил Зияульхака, когда они выясняли, кто главнее. Так всегда бывает у мужчин, которые не хотят уступать друг другу. При чем тут Америка?

– Не знаю. Люди говорят другое. И теперь у Кабана много кровников. Земля горит под его ногами. Теперь все, кто даст ему приют, дадут приют приспешнику неверных. Америка…

– А я при чем? Я что, американец?! – не выдержав, в сердцах воскликнул Книжник.

– Ты близкий друг и Большого Имама, и Кабана.

– Кабан хотел меня убить! Я ему был не нужен! И при первом подвернувшемся случае я сбежал. Сбежал, чтобы прийти к людям, которые знают и ждут меня. И что я нашел? Предательство! Коварство!

Сулейман нахмурился:

– Не тебе говорить о предательстве, Закария. Ты – один из пальцев Большого Имама. А пальцами двигала Америка.

– Никто не может упрекнуть меня в том, что я плохо дрался за воцарение Халифата на этой земле. За дело Пророка!

– Не знаю. Нам говорят другое.

– А ведь за мою голову пообещали деньги, – горько произнес Книжник.

Сулейман как-то нервно пожал плечами, будто сгоняя муху на спине.

– Ты продал меня за деньги. – В голосе Книжника зазвучала укоризна. – Всего лишь за деньги.

– Твоими устами говорит обида. И твои слова несправедливы. Но я их приписываю не твоей злокозненности, а отчаянию. Смирись, Закария.

– Ты всегда был жаден, Сулейман. Сколько они тебе пообещали?

– Это не имеет значения.

– Имеет. Я дам больше.

– Больше? – заинтересовался Сулейман.

– Пятьдесят тысяч.

– Сирийских фунтов, – презрительно скривился хозяин дома.

– Долларов! Я дам тебе пятьдесят тысяч долларов. Американских.

– У тебя есть пятьдесят тысяч? И где они?

– У меня их нет. Но я знаю, где их взять.

– Ну так скажи. И мы возьмем.

– Для этого кое-что нужно сделать. К кое-кому прийти. И кое-чего дождаться.

– Ты выражаешься загадками.

– Это дело займет неделю.

– Пятьдесят тысяч, – поцокал языком Сулейман. – Пятьдесят тысяч.

Эти слова отзывались сладостным томлением в его теле. Пятьдесят тысяч долларов. Пятьдесят! Он не любил американцев, но обожал их доллары.

– Твои речи мутны, – произнес хозяин дома. – Ты ничего не говоришь ясно.

– Это не моя тайна. Но я сделаю это. Нужно просто прийти к человеку и передать весточку. И ждать.

– Ждать, – покачал головой Сулейман. – Твоя беда в одном, Закария.

– В чем же одном моя беда?

– В том, что ждать мы не можем.

Книжник испытующе посмотрел на него. И понял все:

– Ты уже сообщил людям Хайбибулы.

– Ты проницателен, Закария.

– И теперь не в силах вернуть все обратно.

– Это так.

– И жалеешь, что вынужден слизывать крохи вместо большой лепешки, – Книжник горько засмеялся.

– Пусть не заботят тебя мои чувства.

– Сулейман, ты ведь можешь сказать, что я сбежал. Что вы не смогли меня удержать. Мы сделаем так, что они поверят. И ты получишь шестьдесят…

Сулейман взметнул бровь.

– Семьдесят тысяч долларов!

Сулейман задумался глубоко, не нарушая молчания. Потом горестно вздохнул:

– Нет. Даже миллион не поможет. Зачем мертвецу миллион?

– Ты очень ошибаешься, Сулейман, и вершишь неправедное дело. Я ни в чем не виноват. Я всегда был верным слугой Аллаха! Ты убиваешь своего брата!

– Может, ты и прав. Но это не мое дело, а Аллаха. Скоро ты перед ним предстанешь. И он во всем разберется.

– Когда приедут за мной? – обреченно спросил Книжник, у которого больше не было сил на разговоры.

– Может, сегодня вечером. Может, через два дня или неделю. Но я не думаю, что они задержатся. Они очень хотят видеть тебя.

– Зачем?

– Не знаю. Наверное, мечтают порасспросить о делах Большого Имама и Кабана. И узнать, где сейчас искать изменника. Ну а потом убить.

Сулейман отвел от пленника глаза и широко зевнул. Его потянуло в сон после сытного обеда.

– Все, разговоры закончены, – скучающе произнес он. – А напоследок скажу – ты всегда был двуличным и хитрым. И не думай, что, улыбаясь тебе, я не видел в тебе змею. И я рад, что все так кончается.

– Ты будешь проклят вместе со своими близкими. Потому что презрел законы родства и гостеприимства, – отчеканил Книжник.

– Слова клятвопреступника – это как трескотня цикады. Раздражает, но совершенно бессмысленно. Так что я не обижаюсь.

Сулейман кивнул своему сыну.

Тот наградил Книжника чувствительным ударом приклада автомата Калашникова, так что пленник рухнул на колени.

Получив башмаком по ребрам, пленник услышал:

– Вставай, шайтан.

Бить его больше не стали – хотели передать товар заказчику в неповрежденном виде.

Опять проскрежетал проклятый засов…

Книжник метался по своей тюрьме. Пытался просчитать самые разные варианты. Но ничего достойного в голову не приходило. Все было очень плохо. Смерть стояла рядом, и он почти явственно ощущал, как ее холодные пальцы сжимают все сильнее его горло… Но ведь еще не все потеряно. Можно поторговаться с Хайбибулой. Можно пообещать ему что-то. Можно обмануть… Но нет, все бесполезно. Обмануть и купить не получится. Хайбибуле и наследникам Зияульхака нужна жертва. Они должны кинуть кость своим псам. И кость эта будет сначала Книжник – хотя это маленькая такая косточка, чтобы немножко сбить урчание в животе. А потом найдут Кабана. И это будет настоящий пир.

На улице темнело. Устав от бесплодных терзаний, Книжник задремал. Несколько раз он просыпался. Понимал, что в этом мире его ждет только страх, холод безысходности, и опять проваливался в сон, съежившись в углу своего узилища.

И даже во сне не отпускала его страшная мысль – сейчас за ним придут. Сейчас… Скоро… Отодвинется засов, откроется дверь, и ему скажут – выходи. И тогда будет подведена черта. Тогда уже не вырваться. Да и сейчас не вырваться… Он еще надеялся, но надежды тщетны.

Книжник внутренне готовился к этому. И все равно скрежет засова ударил по его нервам, и будто холодной водой окатило. По телу пробежала дрожь.

Дверь распахнулась, и в глаза ударил сноп света.

Ну, все, вот за ним и пришли.

Вот так выглядит приглашение на пытки и казнь…

Глава 5

Просторная комната напоминала номер пятизвездочного отеля. В ней была широкая двуспальная кровать, красный кожаный диванчик, шкаф-купе с зеркальными дверцами, небольшой письменный стол с крутящимся офисным креслом на колесиках. В санузле радовала навороченная гидромассажная душевая кабина, которая при пользовании говорила что-то по-английски. В углу комнаты стояла сорокадюймовая плазменная панель – спутниковая тарелка во дворе принимала несколько сот программ, в том числе русские.

Все-таки умеют американцы устраиваться с комфортом в любой точке земного шара – хоть в пустыне Гоби, хоть в Антарктиде. И все было бы хорошо, только вид из окна подкачал – взору открывался скучный двор с клумбой и фонтанчиком, глухо запечатанный высоким бетонным забором. А дальше виднелись только голубые горы на горизонте.

В это новое жилище Сотникова перевели с базы частной военной компании под Аль Карибом, где витал так хорошо знакомый казарменный дух. По небольшой части дома перебежчик мог перемещаться свободно, и он быстро перезнакомился с немногочисленным персоналом. Другая часть дома была от него закрыта – двери с хитрыми электронными замками скрывали активную жизнь. Было слышно, как подъезжали машины, раздавались голоса. Естественно, выход с виллы был в запретной для него части.

Казалось, при желании отсюда можно легко убежать, но Сотников не испытывал иллюзий. Наоборот, он был твердо уверен, что его бдительно охраняют. Дом напичкан видеоаппаратурой, и наверняка здесь имеется несколько человек с электрошокерами и стрелковым оружием, которые остановят гостя, если он решит, что местное гостеприимство ему наскучило. Хотя это все лишнее. Перебежчику деваться некуда. Отныне жизнь его крепко связана с новыми хозяевами. Он в их полной власти. Точнее в полной власти полубезумного ковбоя Дункана Батлера.

Расслабиться Сотникову не давали. Решив, что он достаточно пришел в себя, хозяева устроили ему испытание на детекторе лжи. Вообще американцы – это такая секта технократов. У них до сей поры осталось благоговение перед техническими новинками и ухищрениями, и они как дети свято верят в них. В том числе и их спецслужбы, которые детекторы лжи начали применять еще в былинные времена разгара «холодной войны» и наивно уверены в их эффективности, хотя эти штуковины не раз подводили их. Например, самый известный советский крот в ЦРУ проверку на полиграфе успешно проходил каждый год.

Сотников пережил и это. Интересно, додумаются они колоть его сывороткой правды? Штука для здоровья вредная. Да еще когда он в таком взвинченном состоянии.

К счастью, вежливые специалисты с оценивающим взором профессиональных таксидермистов химию использовать не стали. Ограничились детектором лжи и бесконечными допросами, счет которым перебежчик давно потерял.

Через несколько дней Сотникова провели на первый этаж, где обосновался Батлер. Этот кабинет был поменьше и победнее, чем на базе ЧВК, но здесь присутствовали и письменный стол, и крутящееся массивное кресло, и даже бар-глобус.

Развалившийся в кресле резидент жестом пригласил гостя присаживаться и произнес:

– Чертовски рад видеть вас, мистер Сотникофф.

– Я едва вырвался из рук ваших естествоиспытателей. Скажите мне, что весь этот кошмар закончился.

– Как типичный американец, выросший на блокбастерах и фильмах ужасов, могу вас заверить, что все кошмары рано или поздно заканчиваются.

– Это обнадеживает.

– Но иногда они возвращаются, – широко улыбнулся Батлер, выпрямляясь в кресле.

Сотников подумал, что Батлер слишком любит театрализованные жесты. Это беда всех психопатов и неврастеников.

– Накопились некоторые вопросы, которые нам необходимо обсудить, мой друг, – продолжил резидент.

– Предполагаю даже, какие именно. Судя по всему, вы не смогли найти моего человека.

– Вы проницательны. В Бекрае сейчас антиамериканское восстание, – усмехнулся Батлер. – Ищут приспешников Империи Сатаны, или как они там нас называют.

– Поэтому на контакт с моим человеком вы не вышли.

– И более того – я не знаю, где его искать.

– Плохо, – произнес Сотников. – Это очень плохо.

– Плохо, что указанный вами путь привел в тупик, мой друг. И нам придется искать другие пути.

– Какие?

– У нас рядом с Большим Имамом тоже были люди. Так что ваши услуги могут оказаться невостребованными.

– Невостребованными – в ваших устах звучит несколько зловеще, – сказал Сотников, меряя резидента взглядом, будто прицениваясь. – А давайте начистоту, Батлер. Где гарантии, что вы не уберете меня?

Для предателя жизненно необходимо быть нужным новым хозяевам. Притом на длительный период времени. Один из способов – не вываливать кучей всю известную информацию, а сцеживать ее понемножку. При этом нужно быть уверенным, что она должна оставаться актуальной. Этим Сотников и занимался и был уверен, что протянет на багаже знаний достаточно долгое время. Ему вспомнился анекдот, как курсантов взяли в плен немцы и сказали, что те будут сидеть без воды и еды, пока не выдадут какую-нибудь военную тайну. Один сломался через день, другой через два. Третий неделю сидит, вторую, третью. Немцы с уважением думают – вот же какой стойкий герой, образец воинской доблести. Открывают камеру, а там курсант об стенку головой бьется и причитает: «Говорил дураку начальник курса – учись, учись»… Сотников учился всегда на «отлично», и память у него была отменная. И новым хозяевам он будет нужен еще долго. Вот только ситуация упиралась в фигуру Батлера. У него свои игры. И пока еще о перебежчике не известно широкой общественности, его вполне можно ликвидировать. Ведь Сотникова сейчас официально нет нигде. Из родной войсковой части он сбежал. А к новому берегу официально не прибился. Так что пуля в голову – и все проблемы решены.

– Вы требуете гарантии? Не смело ли это?.. Но успокою вас. О вашей персоне знают наверху, мой друг. А в Лэнгли[1]1
  Лэнгли – территория в штате Виргиния, где находится штаб-квартира ЦРУ.


[Закрыть] просиживают штаны чистоплюи, которые очень строго относятся к вопросам этики при взаимоотношениях с партнерами. – В голосе Батлера звучала насмешка.

– Ваша этика мне хорошо известна.

– Не вижу повода для иронии. Это основа нашей работы – люди, сотрудничающие с нами, знают, что получат от нас гражданство и средства к существованию.

Сотников с некоторым удовлетворением отметил, что резидент перестал угрожать закопать его в пустыне, как в прошлый разговор. Но это не сильно успокаивало. Разговоры сами по себе ничего не стоят. До́роги только поступки.

– Вы знаете, многие перебежчики живут припеваючи за счет американского налогоплательщика, – усмехнулся Батлер.

– Только многие спились, – дополнил картину подполковник Сотников. – Покончили жизнь самоубийством.

– Да. Но это их проблемы. Мы пристраиваем и защищаем их. Но мы не можем влезть в их пустую голову и приказать не вешаться от тоски.

– Я не уверен, что вы вообще сообщили обо мне своему руководству.

– Вы слишком подозрительны, мистер Сотникофф. – В голосе резидента прозвенели угрожающие нотки. – И настырны.

– Я слишком хорошо вас изучил, Батлер. Это моя работа – изучать людей и явления. Я в какой-то мере тоже ученый-естествоиспытатель.

– Каких гарантий вы хотите от меня?

– Хоть какой-то публичности. Вы не думали использовать меня в идеологической борьбе? Пресс-конференции, статьи, книги. Таким способом я укреплю свое положение в вашем обществе, в том числе материальное. А вы приобретете отличный идеологический рупор. Это я вам гарантирую.

– У вас далеко идущие планы.

– Я этого не скрываю.

– Учтите, в президенты США может избираться только родившийся на территории нашей страны, – Батлер засмеялся.

– Я даже в ваш конгресс не стремлюсь, – хмыкнул Сотников.

– Вы попали в самую точку, мой друг. Руководство уже предлагало обговорить с вами возможность пресс-конференции.

– Можете передать им мое согласие. В любой момент. И с любыми речами, цитатами, обвинениями, которые необходимы. Мне все равно…

– Тогда готовим пресс-конференцию… Наверное, это самое большое, на что вы способны. А с архивом Большого Имама мы решим все сами.

– Ну, ну, дерзайте, – насмешливо произнес Сотников.