Текст книги "Колонна"

Я прикинул, что к чему, и предложил один хитрый вариант. Если он с семьей сумеет незаметно просочиться из селения, обогнуть блокпост и выйти к дороге дальше, уже за ним, то я мог бы попытаться выехать из Табара на его машине безо всяких бумаг. Пусть торговец загрузит в свое авто все самое необходимое и уходит с семьей. Когда он будет в нужном месте, я подъеду туда на машине, и дальше Гасан поедет сам.

– Олег, проехать через блокпост без бумаг равносильно самоубийству! – говорит Иззуддин и категорично мотает головой. – Ты и нас не спасешь, и себя погубишь.

– У тебя есть вариант получше? – спрашиваю я. – Нет? На карте жизнь твоей семьи. Я готов рискнуть. Мы своих не бросаем. Решайся!

Гасан стискивает бороду в кулаке, некоторое время мучительно размышляет, но так и не придумывает ничего лучшего и решительно машет рукой. Мол, согласен! Место встречи мы назначили у древнего каменного истукана, который среди песков высился над дорогой еще с языческих времен. Исламисты уже не раз пытались взорвать его, но гранит не поддался ни динамиту, ни гексогену.

Проулками мы добрались до его дома. Он объявил своей стенающей и плачущей жене о том, что здесь им угрожает смерть, и они должны спешно бежать за пределы Табара. Иззуддин выгнал из гаража старенький «Опель», собрал в доме все самое ценное, загрузил в багажник и протянул мне ключи от машины.

– Храни тебя Аллах! – уронив слезу, пробормотал он, быстро отвернулся и вместе с женой, дочерями и малолетним сыном пошел через сад к задней калитке.

Я сел в кабину и повернул ключ зажигания. Датчик горючего показал, что бак «Опеля» почти полный. Правда, аккумулятор, как видно, был уже староват, и его заряда едва хватило на то, чтобы запустить двигатель. Движок завелся только с третьей попытки.

Я выехал со двора и закрыл за собой ворота. Кто знает, может, уже завтра-послезавтра Гасану и его семье удастся вернуться домой?

Потом я направился в сторону минарета, высящегося над Табаром. В той стороне начиналась единственная дорога, ведущая сюда. Ехал я по улицам Табара не спеша, обдумывал на ходу, как прорваться через блокпост шайтанов. Кое-какие варианты на этот счет у меня имелись. Правда, не самые надежные, но что есть, то и есть.

Как я и предполагал, блокпост представлял собой кособокую будку из досок и жести, подле которой околачивались несколько шайтанов с автоматами. Дорогу перегораживали бетонные блоки. Преодолеть этот коридор можно было, лишь сбросив скорость и выписав «змейку».

Увидев «Опель», вся эта шайка разом оживилась, как видно в ожидании хорошей поживы. Я нацепил на нос темные очки, нашарил в кармане особый значок в форме черного знамени с единственным словом «Шабакар». Так называется контрразведка СИВ. Это украшение я некогда позаимствовал у исламиста, взятого в плен.

После этого я лихо подруливаю к блокпосту и резко бью по тормозам.

Изображая запредельную ярость, я тигром выпрыгиваю из кабины, тычу значком прямо в носы шайтанам и ору во всю глотку:

– Шабакар! Вы, грязные скоты, уроды, предатели, гнусные шкуры! Как вы посмели за деньги пропустить того неверного, которого мы сегодня собирались задержать в вашем поганом, вонючем Табаре?! Всех расстреляю, прикажу отдать на съедение голодным псам! Кто здесь старший? Ко мне! Живо!

Шайтаны в момент обделались, побледнели, позеленели, их коленки задрожали. Недавнюю наглость и выпендреж с них тут же как ветром сдуло. Старший – мордастый ломовик с бородой а-ля Усама бен Ладен – бочком приближается ко мне и стоит, не знает, что сказать.

– Ну, отвечай, нечестивец, сколько взял с неверного за то, чтобы тот смог улизнуть от нас? Говори, грязная скотина! Ну?!

Ломовик начал заикаться, мол, в жизни не взял и мелкого гроша, он чист перед Всевышним и контрразведкой…

Но я договорить ему не даю, ору еще громче:

– Врешь, мерзавец! Это наглая ложь! Или ты забыл, гнусный язычник, что сказал Пророк?! Лжецы будут низвергнуты в бездну и преданы вечному проклятию! Прощение получат только лишь те, кто покаялся в грехе своем.

Цитату я, конечно, придумал сам, но на шайтанов она подействовала очень даже впечатляюще.

Старший из них сгибается крючком, с оханьем утвердительно кивает и говорит:

– Признаюсь, мой господин, я взял деньги с того человека. Но мы его знали как истинного мусульманина, никак не связанного с властью узурпатора. Тем более что даже ничего не требовали, он сам нам предложил. Но отныне – клянусь всем святым! – ничего подобного больше не повторится. Обещаю, мой господин!

Его подручные тоже блеют хором:

– Клянемся! Больше не повторится…

Я изображаю, что несколько смягчился, и заявляю:

– Это хорошо, что вы признались. Шабакар суров, но справедлив. На первый случай вам даруется прощение. Но если вы нарушите заветы Пророка еще раз, то кара будет ужасной. И последнее. Я уже знаю, что большую часть денег, взятых с проезжающих, вы обязаны отдавать своим начальникам. Они их присваивают и тратят на всякие греховные дела. Мы это хорошо видим и все знаем. Очень скоро многие из них понесут суровое наказание. Помните, Аллах велик и всеведущ. От его взора ничто не утаится!

Я с прокурорским видом сажусь в машину и не спеша уезжаю. В зеркало заднего вида мне хорошо заметно, как шайтаны сбиваются в кучку и о чем-то боязливо шушукаются, глядя мне вслед. Думаю, завтра этим тупым обормотам придется иметь дело с настоящей контрразведкой. Не завидую я им!

Я неспешно проезжаю километра три и останавливаюсь на обочине дороги, рядом с которой на песчаном холме высится гранитный истукан. Это невесть как оказавшаяся здесь глыба красного гранита тонн на двести, а то и триста, которой в незапамятные времена кто-то придал условное сходство с человеческой фигурой. В нескольких местах у основания глыбы заметны свежие сколы, следы взрывчатки, использовавшейся идиотами-фундаменталистами, которые пытались его уничтожить. Чтобы не привлекать ненужного внимания, я прячу машину за зарослью какого-то мелколистного кустарника с длинными острыми шипами.

Оставив машину внизу, я поднимаюсь на холм к истукану и пробую связаться с Идрисом. Связь здесь работает, хоть и не очень уверенно. Иносказательно, к тому же по-русски я рассказываю полковнику о том, что мне удалось узнать от Гасана. Даже если нас кто-то и подслушивает, то черта с два сможет уразуметь, о чем я говорю. Идрис же понял все именно так, как и нужно было.

– Отлично! – говорит он. – А ты сейчас где? Впрочем, об этом не стоит. Мало ли кто нас может услышать. Мы уже подъезжаем к Даальдану. Так что направляйся сюда.

На этом наш разговор заканчивается.

Ждать Иззуддина с семьей мне приходится около получаса. Приходят они мрачные, унылые, потерянные, видят меня и недоуменно замирают. Скорее всего, эти люди никак не ожидали, что мне удастся миновать блокпост, и были уверены в наихудшем. Поэтому мое появление в условленном месте они воспринимают как настоящее чудо. На их лицах появляются растерянные улыбки, они меня горячо благодарят, как если бы я, наподобие Брюса Уиллиса, в очередной раз спас весь мир, и возносят хвалы Всевышнему.

Зато мое намерение идти пешком к своему квадрику Гасан воспринимает как самоубийственное сумасбродство. Он отговаривает меня от этого, по его мнению, безумия, и предлагает ехать с ними, говорит, что я могу занять переднее пассажирское место рядом с ним. Семья не переломится, может как-нибудь уместиться и сзади.

Но чего мне бояться, имея на руках решающий скорострельный аргумент, годный для любого, самого жаркого спора? Я отклоняю предложение Иззуддина, машу им на прощание рукой, перехожу через дорогу и спешу к зарослям, темнеющим вдали. Там меня дожидается квадрик.

Я поднимаюсь на песчаные холмы, спускаюсь в глинистые низины и раз за разом перевариваю в душе сегодняшние события. Да, похоже за Гасана и его семью кто-то крепко молился, раз я неведомым образом оказался в нужное время в нужном месте. Ведь приди я к лавке Гасана всего на минуту позже, их бы уже ничто не спасло. А дочки у него и в самом деле – ничего, очень даже симпатичные. Было бы досадно, если бы таких пригожих девчонок немытые, вонючие шайтаны сделали своими наложницами.

Неожиданно в голове у меня появляется мысль о том, что если бы я сейчас вдруг посватался к какой-то из них, то Гасан на радостях отдал бы ее мне и без калыма, обязательного на Востоке. О каких деньгах могла бы идти речь теперь, после того как я успокоил двоих шайтанов, подарил ему самое дорогое – жизнь?

По такому же поводу хорошо сказал трехглавый персонаж одного популярного мультика: «Это, брат, демагогия!».

Вот именно. Уничтожить зарвавшихся бандитов – мой служебный долг. К тому же Иззуддин помог мне с выполнением моего главного задания. Кстати, ура! Оно выполнено!

Интересно было бы посмотреть на операцию аскеростанского спецназа по захвату зиндана. Думаю, у них получится. Как-то я пересекался с этими ребятами. Понятное дело, как и всякий русский – ладно, почти всякий – в душе я безапелляционно твердо уверен в том, что наш спецназ всех сильней. Но и аскеростанцы произвели на меня вполне достойное впечатление. У них неплохо поставлена рукопашка, они нормально кидают нож, круто гоняют на джипах и квадриках, на должном уровне владеют оружием. Вот как прыгают с парашютом, я пока не видел.

Квадрик оказывается на том же месте, где и был оставлен, что называется, не клятый, не мятый. Но осторожность превыше всего. Я внимательно осматриваю его сверху донизу, ни растяжек, ни липучек не обнаруживаю. Это хорошо! Значит, его никто не заметил, ни один человек к нему не подходил.

Впрочем, подсознание намекает мне на опасность. Что-то тут не так. Я пока не врубаюсь, чего именно надо бояться, однако чувствую себя почему-то не в своей тарелке. Ладно, как говорится, война план покажет.

Я на всякий случай проверяю автоматический гранатомет, перевожу его в режим ожидания. Теперь достаточно нажать большим пальцем левой руки на кнопку гашетки, и выброс из дула нескольких штуковин с зарядом бризантной взрывчатки гарантированно обеспечен.

Я выкатываю квадроцикл из зарослей, запускаю двигатель, запрыгиваю в седло, врубаю передачу и даю газу. Мой скакун резко рвет с места, и я единым махом взлетаю на песчаный бугор. Тут же где-то сбоку грохочет автоматная очередь. Вблизи меня с характерным посвистыванием пролетает рой пуль. Я не пытаюсь удариться в разбор ситуации, выяснить, кто стрелял, откуда, почему и зачем, не сбавляя ходу, ныряю за ближайший бархан. Я выписываю по его склону крутой вираж, далее по ложбине с твердым глинистым дном ухожу влево, делаю крюк и оказываюсь в тылу того типа, который только что стрелял в меня. Но один ли он, или их несколько?

Песчаный пустырь внезапно оглашает рев нескольких квадроциклов. Ого! Оказывается, по мою душу заявилась целая толпа шайтанов. Кто еще кроме них может быть здесь? Никак не менее четырех экипажей! Надо же, какой почет мне оказан! Видимо кто-то из этих ребят во время рейда по окрестностям Табара заметил мой квадрик и смекнул, что я не из их кодлы. Но и лезть к квадрику эти крысы не рискнули – а ну как он заминирован? Поэтому они и решили устроить облаву, попытаться взять меня живым.

А вот это вряд ли! Да лучше подорвать себя вместе с ними. Иначе потом эти поганые шакалы будут тянуть из меня жилы. Как-то они захватили в плен нашего прапорщика, русского парня из обслуги военного аэродрома. В каком виде его потом нашли, мне даже говорить не хочется. Хоронили бедолагу в наглухо закрытом гробу. Солдатский телеграф разносил кое-какие подробности того, что увидели судмедэксперты. Всякий боец, слышавший о том, что и как творили с нашим парнем эти гиены, для себя делал однозначный вывод: не давать шайтанским тварям никакой пощады!

Что было дальше? Аскеростанская контрразведка выяснила, какая группировка устроила эту садистскую казнь, и заманила этих негодяев в западню. Потом шайтаны нашли на бархане головы и туловища тех мерзавцев, которые до этого радовались мукам нашего парня.

Ой, как тут разверещалась мировая прогрессивная общественность! Особенно усердствовала редакция «Джа-Альзиры», ближневосточного телеканала, именующего себя независимым, но полностью подконтрольного американцам. Именно эти ребята голосили громче всех. Мол, деспотический аскеростанский режим практикует зверские пытки и убивает пленных чудовищными способами. Про мучения и казнь нашего военного почему-то ни одна сука не тявкнула. Видимо, по их гнилым понятиям выходит, что раз он русский, то с ним можно поступать так, как заблагорассудится. А вот с истинно правоверными шайтанами и, тем более, богоподобными пиндосами – никак нельзя!

Впрочем, аскеростанцы сработали не только предельно жестко, но и умно. Они сумели обставить дело так, что почти два десятка отрезанных голов в конечном итоге были признаны следствием разборок между двумя бандитскими группировками. На этом все и закончилось. Но только не для шайтанов.

Наш СПОР тоже стал активно вносить свою лепту в расплату с этой братией. Ранее, до трагедии, случившейся с прапорщиком, мы действовали в соответствии с рекомендациями военного специалиста по работе с личным составом. Он советовал нам не слишком ожесточаться и относиться к тем же шайтанам с долей гуманизма. У этих подонков было больше шансов уцелеть. Если наши парни имели выбор, то предпочитали не стрелять. А вот после того случая при малейшем подозрении стали бить на поражение, видели в каждом своем противнике замаскированного шахида.

Вот и я сегодня в Табаре сделал выбор не в пользу конвойных Гасана. Да, можно было взять их на мушку. Девяносто девять из ста, что они не пикнули бы, подняли бы руки. Однако все решила крохотная вероятность того, что эти люди окажут сопротивление и поднимут шум.

Как видно, полосуя ножами бедолагу-прапорщика, его палачи, скорее всего, рассчитывали устрашить русских, добиться того, чтобы наши парни начали массово увольняться из армии и отбывать к себе домой. На деле же они получили обратное. После того случая их потери выросли многократно. Та же «Джа-Альзира» как-то прохныкала, что русские совсем озверели и начали войну на физическое истребление живой силы повстанцев. А вы чего хотели? Как говорится, получи, фашист, гранату!

Теперь мне снова предстоит помериться силой сразу с несколькими отморозками, которые, судя по всему, настроены более чем решительно. Выбор у меня крайне невелик: уничтожить их всех и выйти из этой стычки победителем или погибнуть. Третьего не дано.

Я достаю из инструментального отсека квадроцикла, в просторечии именуемого бардачком, гранату-лимонку, кладу ее в нагрудный карман, оставляю кольцо снаружи. Это на всякий пожарный, чтобы, если вдруг возник риск попасть в плен, успеть выдернуть чеку.

Вот и все. Дорога назад отрезана напрочь. Теперь только вперед.

Я на несколько секунд задержался на гребне бархана, оценивал обстановку и запоминал расположение складок местности. За это время шайтаны успели перегруппироваться. Теперь они ринулись ко мне сразу с четырех сторон, поливая меня длинными автоматными очередями. Похоже, патронов у них, как у дурака махорки, раз не экономят свой боезапас.

Только вот молотили они из автоматов совершенно зря. Я не собирался изображать из себя удобную для них мишень, едва завидел квадроциклы, выскочившие из-за гребней барханов, тут же дал газу и почти по вертикальному склону ушел вниз.

Кроме того, чтобы сбить шайтанов с толку, я сперва включил габариты и фару, а потом уже вырулил на гребень бархана. Уйдя вниз, я тут же все это вырубил. Конечно, с учетом того, что уже начались сумерки, ориентироваться стало сложнее, зато теперь я куда менее заметен. Шайтаны помнили о том, что мое освещение включено. Случись мне встретиться в этих песчаных и глинистых лабиринтах с кем-то из них, они хотя бы на пару секунд окажутся в сомнении. А я ли это? Эти крохотные секунды запросто могут позволить мне их опередить и первым нажать на гашетку.

Надо сказать, что мой расчет оправдался. На полном ходу, нарушая любые физические законы, касающиеся движущихся тел, я ухитрился влететь в узкий коридор, промытый весенними водами между двумя глинистыми холмами. Он почти под прямым углом отходил от ложбины между барханами, по которой я мчался в сторону огромной круглой луны, восходящей на вечернее небо.

Где-то здесь должен находиться квадрик, ринувшийся ко мне с юга. Куда он подевался, зараза?!

Внезапно метрах в сорока от меня из-за поворота вылетел квадроцикл. Он несся прямо мне в лоб, слепил глаза лучом фары. Есть контакт! Душманы, мчавшиеся на нем, как я и рассчитывал, от неожиданности растерялись, непростительно промедлили с очередью, выпущенной в мою сторону.

Но уж я-то не зевал, нажал на кнопку гашетки автоматического гранатомета и увидел широкий фонтанчик оранжевого пламени, с хлопком вырвавшийся из ствола. Большая оранжевая искра в долю секунды преодолела расстояние между мной и шайтанами и попала точно в мотор их квадроцикла. Теперь уже хлопнуло так, что мне даже слегка заложило уши. Огромным шаром полыхнуло яркое желтоватое пламя.

Остановиться и развернуться назад было совершенно немыслимо. Я дал газу до предела и по сути повторил трюк, показанный в одном авантюрном детективном боевике. Там главная героиня уходит от лобового столкновения с тягачом в тоннеле, на огромной скорости проезжает по его стенам и потолку. Здесь, конечно, был не тоннель, но выбирать не приходилось. Я разогнался по склону расщелины и взмыл над полыхающим квадриком шайтанов. Вниз я спускался уже по достаточно широкому глиняному пандусу, который, к счастью, обнаружился за выступом склона.

Я пролетел метров тридцать по хвосту промоины на подъем, вновь вырулил на возвышенное плато и увидел еще один квадроцикл, несущийся в мою сторону. Бандит, сидевший на заднем, пассажирском сиденье, целился в меня из автомата. Я на автопилоте резко дал по тормозам. Трескучая автоматная очередь, выпущенная с прикидкой на скорость моего движения, просвистела мимо, можно сказать, пред самым моим носом.

Я кубарем скатился с квадрика, выхватил из-за пазухи автомат. Я быстро кувыркался по такыру с боку на бок, в какой-то миг успел поймать противника в прорезь прицела и немедленно нажал на гашетку.

Стрелок на вражеском квадроцикле тут же взмахнул руками и повалился вниз головой. Водила понял, что дела их плохи, попытался круто развернуться и дать деру. Но еще одна очередь достала и его. Почти одновременно с этим где-то совсем рядом взревели моторы двух квадроциклов.

На то, чтобы вновь оседлать свое транспортное средство и продолжить на нем эту сумасшедшую гонку времени у меня уже не было. Поэтому я счел за лучшее спрыгнуть в еще одну промоину и побежал по ней, утопая ногами в мелком песке. Автоматные очереди сопровождали меня.

Еще через какие-то секунды мне удалось выбраться на очередной такыр. Я обнаружил впереди кусты колючего кустарника и в ночной темени, разбавляемой лишь жидким лунным светом, побежал к ней.

Почти сразу же откуда-то сбоку, из-за бархана вылетели квадроциклы. Шайтаны без передышки лупили из автоматов по зарослям.

Чтобы не получить порцию свинца, мне пришлось вдавиться в небольшую ложбинку. Совсем близко от меня с тонким посвистом пролетали пули. Они срубали ветки и выбивали фонтанчики глины из такыра. Вскоре у обоих стрелков одновременно закончились патроны, и они спешно начали менять рожки. Я воспользовался этой секундной паузой, уже не таясь, вскочил на ноги и почти в упор длинной очередью прошил всех четверых.

Похоже, все. Блин, как-то даже не верится, что с преследователями покончено. В ушах шумит кровь, легкие как кузнечные меха, сердце бешено колотится, рвется из грудной клетки.

Я не спеша шагаю к своему квадрику. Он цел, разве что разбита фара. Досадно! Не на ощупь же мне ехать! Я снимаю фару с шайтанского квадроцикла – благо они взаимозаменяемые – и наконец-то получаю возможность отправиться восвояси.

Твою дивизию! Ну и поездочка у меня сегодня выдалась. Вот интересно, эти шайтаны за мной охотились только потому, что кто-то из них обнаружил мой квадрик, или ими уже найдены те два героя, которых я угомонил, освобождая Гасана? Главари бандитов догадались, кто именно мог их прикончить?

Я вспоминаю об Иззуддине и мысленно задаюсь вопросом – удалось ему доехать до безопасного места или нет? Ночью на дорогах Аскеростана остановка, как правило, намного тревожнее, чем днем. Даже на тех территориях, где есть договоренности о перемирии, шайтаны продолжают втихаря устраивать диверсии и теракты. Иной раз они даже нападают на правительственные блокпосты, частенько используют для этого российскую военную форму. Что занятно, после каждой такой атаки всезнающая «Джа-Альзира» тут же выдает свой очередной бред о том, что российские военные напали на аскеростанский блокпост.

Я в ночной темноте гоню по барханам и такырам, кое-где замечаю сгоревшую военную технику. Здесь одно время, еще до того как в войну вмешалась Россия, шли очень серьезные бои. Американцы с избытком снабдили так называемых повстанцев оружием, и правительственным войскам тогда приходилось очень туго. Народу здесь погибло немало. В некоторых частях оставалось не больше половины личного состава.

Потом прибыли наши, и с воздуха дали шайтанам хорошего дрозда. Теперь уже с их стороны «двухсотых» было бессчетно. Вон, даже издалека видать развороченный амерский «Абрамс». Их у шайтанов было предостаточно. Видимо, прямое попадание ракеты, да еще и боекомплект рванул.

Вскоре я выезжаю на шоссе. Здесь ехать будет легче. Какая ни есть эта трасса, а все же-таки лучше бездорожья. Я прибавляю ходу.

Наш ротный Балаев тут бывал уже раза два или три. Он рассказывал, что до начала всей этой жуткой заварухи дороги в Аскеростане были, можно сказать, королевскими – ровненькие, аккуратные, круче немецких автобанов. Ну а в этом удивительного? Нефти тут у них хоть залейся, залегает она мелко. Лопатой копни, ударит фонтан.

А у амеров нюх на нефть, как у мух на мед. Чуть где нефтянкой пахнуло, они туда уже и прутся вместе со своей дебильной демократией. Дескать, там власть неправильная, она издает совсем не те законы. Надо ее заменить. И начинается!.. Вон Ирак эти уроды так отдемократили, что он до сих пор никак не оклемается.

Да, вообще-то, здешние дороги и сейчас более-менее, только что много латок в тех местах, где рвались мины и снаряды. Правда, и чинить-то особо не на что – все деньги уходят на оборону. Да и небезопасно это. Шайтаны не дремлют. Уже не раз бывали случаи, когда дорожные бригады попадали под минометный обстрел.

Кстати, как же все это напоминает Донбасс! Я там побывал незадолго до отправки в Аскеростан. После учебки СПОРа всем нам дали десятидневный отпуск. О том, что творят на Донбассе бандерлоги, мы знали и из СМИ, и от тех наших офицеров, которые успели там повоевать. Поэтому и решили мы всем отделением на время отпуска махнуть туда, помочь своим людям отбиться от «жовто-блакитных героев», на деле попробовать то, чему нас учили.

Что об этом всем можно сказать? Когда я оказался в Аскростане, то во многом как будто снова попал на Донбасс. У карателей из украинских добробатов и здешних шайтанов очень многое смотрится один в один – выучка, манеры и все эти их выходки, когда они мордуют мирное население.

Через все это очень даже четко просматривается козлобородое рыло заморских инструкторов. Везде эта наглая, совершенно ненасытная американщина.

В принципе, с американцами я пересекался не раз и вовсе не хочу сказать, что все они конченные отбросы. Есть среди них и вполне приличные ребята. Но сам вот этот их американский дух, вернее сказать, душок «самости», заведомого превосходства, исключительности, ощущается почти в каждом. Возможно, они даже сами этого не замечают. Но такое есть, и никуда от этого не деться.

Гоню по дороге, машин – ни встречных, ни попутных. Ни одной!

Звонит мой сотовый. На ходу включаю связь. Это Идрис. Полковника интересует, как у меня дела, не застрял ли где в пустыне?

Я вкратце и опять же иносказательно сообщаю ему, что уже намыливался сваливать с хутора близ Диканьки, но туда неожиданно привалила целая толпа друзей.

– Радость от этой встречи была неописуемой, состоялся обмен подарками. Мои гостинцы оказались гораздо лучше. Друзья оценили их в самой полной мере. Они сейчас отдыхают, а я движусь в сторону Сорочинской ярмарки. Вы-то с товаром уже там. Я так понимаю?

– Да, уже и приехали и распряглись, – отвечает полковник. – Когда встретишь нежданный причал, не забывай, что он восьмой. Эхо донесется всего один раз. Пока, удачи!

Восьмой причал? О чем это он?

Тут я вижу у перекрестка правительственный блокпост. Дорога закрыта шлагбаумом, в мою сторону светит прожектор. Где-то там, в темноте, кто-то наверняка смотрит на меня через прицел пулемета. Из-за шлагбаума выходят двое солдат с автоматами наизготовку.

Я притормаживаю и слышу, как один из них требовательно так заявляет:

– Пароль!

Тут до меня дошло. «Не забывай, что он восьмой». Судя по всему, пароль – «восемь». Но, понятное дело, по-арабски.

– Тамания! – отвечаю я. – Отзыв?

– Вахид!

Один, стало быть. Ага. Значит, блокпост настоящий, не липовый. А то, говорят, иногда тут такое случается. Шайтаны организуют фальшивый блокпост, захватывают заложников и бесследно исчезают.

Солдаты уведомляют меня, что все в порядке, я могу спокойно ехать дальше. Я показываю им свои документы и на всякий случай спрашиваю про «Опель» из Табара. Проезжал он тут или нет?

Парней это несколько настораживает. Они подтверждают, что да, проезжал. Со своей семьей ехал табарский торговец Гасан, спасавшийся бегством от тамошних шайтанов, которые в последние дни снова подняли голову. А в чем, мол, собственно, дело?

Я объясняю ситуацию. Дескать, помог ему выбраться, поэтому хотел бы убедиться в том, что с ним все в порядке. Как там у Экзюпери? Мы в ответе за тех, кого приручили.

Парни улыбаются и говорят, что за этого дядьку можно быть спокойным. Он уже в Коарби, большом селении, расположенном неподалеку отсюда. Там у него какая-то родня.

Ну и замечательно! Значит, сегодня день у меня прошел более чем результативно.

Я прощаюсь с парнями, даю газу и снова отправляюсь в путь. Блин, не уснуть бы на ходу! Благо студеный пустынный ночной ветерок бодрит так, что хоть тулуп натягивай.

К Даальдану я подъезжаю уже в первом часу ночи. Ехать от табарского блокпоста пришлось более получаса. За все это время я разминулся не более чем с четырьмя-пятью авто, причем все они были армейскими. Гражданских машин не было ни одной.

У шлагбаума здешнего блокпоста повторяется то же самое, что происходило и у Табара – пароль-ответ, проверка документов, а потом еще и уточняющий звонок Идрису. Тот примчался сам, едва начальник блокпоста затребовал его подтверждения по поводу моей персоны. Полковник вышел из машины и категорично подтвердил, что я – это я. После этого мне был дан зеленый свет на то, чтобы проехать в Даальдан.

Идрис сел в свое авто и неспешно поехал в сторону городских кварталов, едва приметных в темноте. Война идет к концу, но до полного ее завершения пока далековато. Затемнение никто еще не отменял.

Я тут же последовал за ним, и минут через пятнадцать мы выехали на городскую площадь. Здесь в ряд стояли «КамАЗы», окруженные вооруженной охраной, состоявшей из местных ополченцев. Полковник пояснил мне, что раздача гуманитарки начнется утром. Он опасался провокаций со стороны шайтанов и устраивать это дело вечером не стал.

– Нуждающихся здесь очень много. Крайне нежелательно, чтобы один и тот же человек взял продукты дважды, тогда как кто-то другой не получит ни разу. А в вечерних сумерках это может случиться запросто. Вот завтра с утра начнем и засветло закончим. Никто не будет в обиде, – проговорил он.

В этот момент зазвонил его телефон.

Идрис выслушал какое-то сообщение, сунул телефон в карман и, приглушив голос, сообщил мне:

– Только что наш спецназ захватил зиндан в Табаре. Взяли его без единого выстрела. Потерь среди спецназа нет. Из плена освобождены пять человек, среди них тот русский парень, который был привезен из Ирака. Отличный результат. Немалая заслуга в этом именно твоя.

Я собираюсь идти в наш бронефургон, чтобы там поспать, хотя бы сидя в кресле, и напоследок уточняю:

– Товарищ полковник, завтра мои парни тоже участвуют в раздаче гуманитарки?

Идрис жмет плечами и отвечает:

– Видимо, да. К сожалению, у нас каждая пара рук на счету, а народа сюда придет более чем достаточно, несколько тысяч человек.

– Уведомляю официально, что я от участия в этом воздержусь. Моя задача отслеживать тех негодяев, которые придут сюда для того, чтобы устроить теракт. Этого допустить никак нельзя.

Полковник смотрит на меня и, как видно, пытается понять, то ли я что-то знаю, то ли просто решил повыпендриваться.

– Сотрудники матукки изучали обстановку и сообщили мне, что все под контролем, – заявляет он. – Думаю, теракты крайне маловероятны. Нет-нет, я не в том смысле, что ты тоже должен участвовать в раздаче. Это просто к сведению.

– Матукке я доверяю, но на свои глаза надеюсь больше. Будем надеяться на лучшее.

Идрис немного медлит, а потом с оттенком досады в голосе добавляет:

– Если честно, у меня самого не очень хорошие предчувствия. Будем максимально внимательны и бдительны, но не станем впадать в паранойю, проявлять излишнюю подозрительность. Согласись, шайтаны ведь тоже не всемогущи.

Это верно.

Я забираюсь в бронефургон, нахожу свободное место, сажусь поудобнее и начинаю медленно считать: один, два, три, четыре… Не дойдя до тридцати, проваливаюсь в крепчайший сон.

Просыпаюсь я без будильника в половине шестого утра. Солнце еще только показалось. Здесь не так, как в России. У нас в середине июня не успеет толком погаснуть вечерняя заря, как ей на смену вскоре после полуночи спешит утренняя. А в Аскеростане даже летом и светает позже, и темнеет раньше.

На экваторе вообще, говорят, толком нет ни рассвета, ни заката. Шесть утра – солнце прыг из-за горизонта! Только что была ночь, и вот уже ясный день. Шесть вечера – солнце шмыг за горизонт! Только что был день, и вот уже настоящая ночь.

Ешкин кот! Как же я соскучился по дому!

Я умываюсь, слегка разминаюсь, завтракаю сухим пайком. В шесть просыпаются все остальные.

Ближе к семи начинается раздача гуманитарки. Две фуры почти сразу же отбыли в пригороды. Народищу собралось – площадь битком забита. Правда, люди хоть и голодные, но ведут себя вполне достойно. Никакой давки и грызни.

Впрочем, тут ведь старики всем заправляют. Пришли на площадь несколько почтенных аксакалов и объявили, что позор тому, кто будет лезть по головам, отталкивать слабых и больных, а уж пихнуть в сторону женщину с ребенком – и вовсе дело немыслимое. Все тут же пошло как по маслу. Люди подходят, берут продукты и уходят. Все же это очень даже правильно, когда мудрые старики пользуются такой властью и авторитетом.