Текст книги "Акула в камуфляже"

5

Verdelita по-испански значит «зеленушка». Водится в Атлантике близ берегов Аргентины такая вкусная и очень красивая рыба. Кто знает, почему Хуан Педро Лопес, капитан и хозяин небольшой рыболовецкой моторной шхуны, назвал свое суденышко именно так? Не иначе зажаренная в кляре зеленушка была его любимым блюдом… Или за быстроту и проворство шхуны?

«Зеленушка» вышла из Рио-Гальегоса ранним утром, сейчас время приближалось к полудню, а улова – кошке пообедать! Не слишком сытно… Похоже, что в этот день рыбацкое счастье отвернулось от капитана Лопеса.

Океан был неспокоен, невысокие, но крутые волны с силой ударяли в корпус шхуны и порой обдавали брызгами палубу. Раз за разом две старенькие лебедки, поскрипывая блоками, вытягивали из серой воды кошелек трала. И Лопес с командой снова убеждался, что трал пуст, точно карманы пропойцы.

Сегодня рыбаки на «Зеленушке» вышли тралить мерланга. Еще на памяти Хуана Педро – владельцу шхуны шел шестой десяток – эта рыба считалась «условно съедобной», почти сорной. Отцу, тем более деду Лопеса никогда бы в голову не пришло ловить такую худосочную рыбешку. Но времена меняются! Худосочность мерланга из недостатка вдруг превратилась в достоинство. Сумасшедшие нортеамерикано и прочие гринго окончательно рехнулись на «здоровом образе жизни». Рыба, видите ли, должна быть нежирной! Совсем, понимаете ли, худой… Только тогда она не повредит драгоценному здоровью этих чокнутых! А в мерланге как раз днем с огнем лишнего жира не сыщешь. Да и с нелишним проблемы… Значит, самое то, ешь не хочу, и сплошная польза получается. Так что цена мерланга у оптовиков подскочила, и ловить его стало выгодным делом. Вот Хуан Педро и ловил. Выручки хватало, чтобы оплачивать горючее, аккуратно рассчитываться с немногочисленной командой «Зеленушки» и раз в год ремонтировать старую шхуну, которая досталась Лопесу в наследство от отца. Ну и откладывать по чуть-чуть. Словом, концы с концами он сводил, но не более того. Это ж только называется так: владелец рыболовецкой шхуны «Verdelita», на самом-то деле Хуан Педро мало чем отличался от десятерых своих рыбаков. И жил не намного богаче, и вкалывал наравне со всей командой. Одно слово – труженики моря, которым каждый песо по́том дается.

Хуан Педро сплюнул за борт, подумав, что один морской дьявол разберет чокнутых гринго, с их неожиданно вспыхнувшей любовью к мерлангу. Он как-то раз ради любопытства попросил Марию Луизу, свою супругу, приготовить «условно-съедобную». Интересно все ж таки, что ты из океана день за днем вытаскиваешь, и чего находят привлекательного в мерланге, самой обыкновенной, по сути, треске, ненормальные нортеамерикано. И что же? Хоть Мария Луиза в кулинарии разбиралась, но получившееся у нее блюдо что вкусом, что консистенцией напоминало жареную подметку! Даже их черная кошка Карменсита только понюхала, брезгливо тронула лапкой, негодующе фыркнула и есть отказалась. То ли дело зеленушка, что жареная, что вареная, что копченая! От нее Карменситу за хвост не оттащишь. Вся в хозяина, понимает в рыбе толк.

С норд-веста, со стороны континента, все чаще налетали шквалы, наползали низкие дождевые облака. Ветер крепчал, он задувал, казалось, со всех тридцати двух румбов сразу. Качка тоже усилилась, но какого же рыбака качкой испугаешь?

Мысли капитана Лопеса приняли иной оборот. Невеселый. Как дальше поступить, коли день такой невезучий? Нет, право, трал будто не в океан, а в фонтан на центральной площади родного Рио-Гальегоса забрасываешь… Вернуться домой, к знакомому причалу? Самое бы лучшее, вот только… Этак ведь раз не повезет, второй раз пустым вернешься, третий… Не заметишь, как в долги залезешь.

Он сердито нахмурил густые брови, стиснул зубы. Нет! Нужно хотя бы стоимость израсходованного горючего оправдать. Значит, нужно идти на зюйд-ост, к Огненной Земле. Даже еще южнее. Там рыбы побольше, потому что соваться туда желающих мало. Кроме того, Лопес знал там несколько богатых мелководных банок, где водилась хенетида, ледяная щука. Рыба редкая, дорогая. Тралом ее, само собой, не выловишь, но у него на «Зеленушке» и другие снасти имеются. Никуда щука не денется, глядишь, еще и с прибылью останемся. Если совсем повезет, то можно и парочку тунцов добыть, наживка для них используется такая же, как для хенетиды. В летнее время года тунцы порой заплывают в эти негостеприимные субантарктические воды. Здесь проходит южная граница распространения этой ценной рыбы.

Погода, правда… Б-р-р-р! Облака опустились еще ниже, из них стал сеяться мелкий холодный дождик, окрасивший все вокруг в тускло-сизый цвет. Его капельки испещрили мелкой рябью волны, которые неутомимо накатывались на борт «Зеленушки», гулко, словно в барабан, били в пустой, не заполненный уловом трюм.

Лопес коротко и хрипло отдал несколько команд. Рыбаки, особенно те, кто постарше, недовольно заворчали: в такую погоду идти к проливу Дрейка? Э-хе-хе!.. Ни один дурак так делать не будет. Умный – тем более. Но ворчали они именно что себе под нос: Хуан Педро Лопес славился неукротимой натурой, редкостным упрямством и тяжелым характером. Говорили также, что Лопес отличается абсолютным бесстрашием, что он боится только своей жены Марии Луизы и имеет на это вполне основательные причины.

Но невеликую команду капитан крепко держал в кулаке. И платил без обмана, справедливо. На место любого с «Зеленушки» сколько угодно желающих найдется – с занятостью в Рио-Гальегосе дела обстояли неважно, как и во всей Аргентине.

Никому из рыбаков не хотелось куковать на берегу без работы. Так что особенно роптать не приходилось: на юг так на юг. «Verdelita» – суденышко хоть маленькое, но надежное. Авось, поможет святая мадонна Гальегосская!

Нос шхуны развернулся влево, и она резво побежала по волнам в сторону острова Огненная Земля. Теперь ветер давил в правую скулу «Зеленушки», все сильнее отжимая ее в океан.

Через четыре часа быстрого хода шхуна вплотную приблизилась к первой из заветных банок, где капитана Лопеса поджидала ледяная щука. Как выяснилось, не только она…

Вот уже более получаса Лопес сквозь мощный бинокль внимательно вглядывался в океанскую даль. Здесь нужно было держать ухо востро, иначе можно и на айсберг напороться, они в этих субантарктических широтах нередкие гости. Пусть в это время года среди них нет слишком крупных, но и «Verdelita» отнюдь не «Титаник». Тем более что дождик сменился туманом, видимость упала до полумили.

Уже вовсю чувствовалось дыхание Белого континента: с юга тянуло пронизывающим холодом. На свинцово-серой воде выделялись там и сям плоские белые пятна – осколки ледяных полей, оторванные течением и ветрами от антарктического материкового припая. Осколки хоть небольшие, но тоже представляют реальную опасность, так что приходилось смотреть в оба.

Капитан еще раз прижал к глазам окуляры бинокля. Стоп! Что это такое непонятное виднеется впереди по курсу, кабельтовых в шести? Как раз там, где дно поднимается и образует нужную ему мелководную банку? Лопес вгляделся пристальнее.

Какой-то темно-коричневый шест, на нем бьется под порывами ветра что-то цветастое, желтое с оранжевым. Ага! Понятно. Это верхушка мачты небольшой парусной яхты с обрывками парусов. Похоже, что яхта села на мель в самом центре банки.

Тут Лопеса осенило. Он вспомнил, как вчера алькальды порта Рио-Гальегас оповестили капитанов всех судов, приписанных к порту, что между Фолклендами и проливом Дрейка пропала одна из яхт, участвующих в трансконтинентальной гонке. Лопес тогда еще неодобрительно подумал, что он со своими рыбаками каждый день выходит в океан, чтобы заработать на жизнь, а эти бездельники лезут морскому черту в зубы исключительно по собственной дурости! С жиру бесятся. Не иначе нортеамерикано или еще какие придурковатые гринго. Что с них взять!..

Через минуту с борта «Зеленушки» на воду спустили двухместную надувную лодку с подвесным мотором. Подходить вплотную к сидящей на мели яхте непосредственно на своей шхуне Хуан Педро опасался: как бы самому ненароком рядышком не пристроиться. Он спрыгнул со штормтрапа в лодку и, заложив крутой вираж, направил ее к потерпевшей крушение яхте.

Сейчас посмотрим, что там такое. Если экипаж все еще на яхте, то он снимет людей и доставит их на борт своей «Зеленушки». Еще двоих надувная лодка выдержит.

Нет, на накренившейся палубе маленького суденышка никого не видать. Может быть, в кокпите? На крейсерских яхтах такого класса он частенько бывает крытым, это опытному моряку Лопесу было прекрасно известно. Некоторое время Лопес кричал на ломаном английском, давая понять, что пришла помощь. Без всякого результата.

Может, они там с травмами, с переломами, не в состоянии выйти на палубу? Или вовсе без сознания?

Проклиная свое сегодняшнее невезение – мало ему своих забот! – Хуан Педро принайтовил швартовочный конец к штагу яхты, подпрыгнул, подтянулся и перевалился на палубу.

Нет, в кокпите тоже никого не оказалось. Лопес прошелся по борту в поисках спасательного плотика с НЗ: такой непременно должен быть на подобном судне, без него никто яхтсменов в море не выпустил бы. Плотика аргентинец не обнаружил. На плотике уплыли? Но зачем?! Это же в подобных условиях почти стопроцентное самоубийство!

Лопес недоумевал. Что же получается? Да, ниже ватерлинии у яхты имеется основательная пробоина, скорее всего от столкновения с теми самыми осколками плавучих ледяных полей. Но яхта же не на открытой воде, там с такой дырой в борту она в момент булькнула бы на грунт, она достаточно надежно на мели сидит! Так зачем, скажите на милость, экипажу сниматься с яхты на крохотном спасательном плотике?! Что они, на плотике хотят пройти полтораста миль до ближайшей суши? На веслах? В этих-то водах?! Оптимистом на грани идиотизма нужно быть, чтобы на такое всерьез рассчитывать.

Куда разумнее оставаться на борту и срочно вызывать помощь! Двадцать первый век на дворе, так что, у них средств связи не было? Никогда в такое Лопес не поверит.

Когда Хуан Педро повторно заглянул в кокпит и осмотрелся повнимательнее, его изумление достигло крайних пределов. На крохотном, сильно покосившемся складном столике стояли две открытые, но нетронутые жестянки с саморазогревающейся готовой пищей, кусочки мяса с нехитрым гарниром. Рядом – две чистые пластиковые вилки, галеты и два стаканчика с темной жидкостью, один из них опрокинулся. По запаху – кофе. Чуть поодаль, в углу кокпита – вскрытая пачка каких-то иностранных сигарет, зажигалка, пепельница из пустой консервной банки.

Складывалось полное впечатление, что экипаж яхты собирался мирно пообедать – или поужинать, – но случилось нечто, и стало не до еды. Допустим, как раз в этот момент яхта села на мель. Но почему они позже-то не поели? Перед тем, как зачем-то удирать в открытый океан на спасательном плотике? Неужели так испугались, что аппетит отбило?

Чушь собачья, не из-за чего в такой ситуации было особенно паниковать. В конце концов, ведь не парочка же юных католических монашек на борту находилась! По тому, как представил себе случившееся Лопес, совершенно точно выходило: не было непосредственной угрозы для жизни экипажа. Вот не было и все! Любой нормальный человек на их месте сперва связался бы со штабом гонки – или как там у них это называется? – передал свои координаты, затем спокойно закончил бы обед и стал бы дожидаться спасателей. Нужно было просто ждать, ни в коем случае не покидая яхту на ненадежном спасательном плотике. Он ведь и средств связи не имеет, да и найти такую крохотульку в открытом океане – чудо из чудес.

Тут-то Хуан Педро осознал, что именно зацепило его внимание, еще когда он только подходил на своей надувной моторке к яхте. Состояние и расположение такелажа относительно рангоута было каким-то странным, неправильным! Лопес в молодые годы тоже ходил под парусом, он не так уж плохо разбирался в этих деталях. Сейчас Лопес ясно понял, что его насторожило: в такое нелепое состояние такелаж мог прийти, если бы яхтой какое-то время вообще никто не управлял! Если бы она сама по себе носилась по воле волн и ветра, как бог на душу положит. А уж потом, пустая, без людей, села на мель. Кстати, именно на мели яхту, скорее всего, осколком льдины по борту и чиркнуло! Случись такое над глубоким местом, яхта давно лежала бы на дне.

Лопес суеверно трижды плюнул через левое плечо и размашисто перекрестился, помянув мысленно святую Деву Марию Гальегосскую. Ему невольно вспомнилась жутковатая история с американской бригантиной «Мария Селесте», известная почти каждому моряку.

В 1872 году одно из английских судов обнаружило дрейфующую бригантину. Пятьдесят два человека экипажа «Марии Селесте» бесследно исчезли, но при этом в кубрике был накрыт стол, на котором в тарелках дымилось жаркое. Ни смерчей, ни штормов в районе обнаружения бригантины не наблюдалось. Запасы рома остались нетронутыми. Куда исчезли моряки, непонятно до сих пор…

По хребту Хуана Педро прошел холодок. И совсем не от южного ветра, берущего разбег над ледяными пустынями близкой Антарктиды. Затем началось нечто вовсе странное и зловещее.

Все вокруг потеряло четкость и контраст, стало словно бы однотонным. Мир подернулся вуалью, точно плохо проявленная фотография. Аргентинец ощутил, как на него накатывается жуткая слабость. Все его тело покрылось липким холодным потом, пальцы рук онемели, точно Лопес долго держал их в ледяной воде. Даже глубоко дышать было трудно. Сердце зачастило, гулко забухало о ребра, будто желая вырваться из грудной клетки, а затем ухнуло куда-то вниз. Сквозь липкий туман, застилающий сознание, пробивалась единственная мысль: нужно срочно, не теряя ни секунды, сматываться отсюда. Куда угодно, лишь бы подальше!

На подгибающихся ногах Лопес кое-как выбрался из кокпита на палубу яхты. Позже он не мог четко вспомнить, как отвязывал швартовочный конец, как оказался в своей надувной лодке, как заводил мотор.

В себя он пришел лишь на полпути к своей шхуне, хоть в висках и над бровями все еще точно отбойные молотки грохотали.

Поднявшись на палубу «Зеленушки», Хуан Педро первым делом выпил полный стакан наполовину разведенного спирта, и только после этой медицинской процедуры дрожь в руках немного унялась, а мир вернул себе обычные краски, запахи и звуки.

Затем Лопес дал радиограмму в Рио-Гальегос. Он сообщил координаты найденной яхты – система GPS и на «Зеленушке» имелась – и то положение, в котором яхта сейчас пребывает. Экипаж не обнаружен. Спасательного плотика не найдено. Первый же приличный шторм снимет яхту с мели и она быстро потонет. О своих необычных ощущениях Лопес ничего говорить не стал.

В ответной радиограмме капитану Лопесу предложили попытаться завести под пробоину в борту яхты пластырь, взять ее на буксир и доставить в Рио-Гальегос. Лопес ответил категорическим отказом. У него своих дел по горло, на борту нет специалистов, он не может рисковать своей шхуной… И вообще: пусть всеми дальнейшими манипуляциями с яхтой занимаются те, кому это по штату положено. Ему и его команде за это денег никто не заплатит, а даром в наше время даже кошка Карменсита не мяукает.

Вполне разумные и убедительные доводы, но на самом-то деле Хуан Педро Лопес знал: за все сокровища морского дьявола, без которого тут явно не обошлось, «Зеленушка» больше не приблизится к этой яхте даже на милю!

6

У столицы Южной Кореи та же географическая широта, что у Тегерана, Афин или Лос-Анджелеса, так что в последних числах января здесь уже совсем тепло, весна в разгаре. Климат смягчают и влажные западные ветра с Желтого моря. Уже проклюнулась на газонах молодая травка, набухли почки на китайских акациях и мимозах. Не пройдет и двух недель, а в садах и парках Сеула появятся желтые звездочки нарциссов, вспыхнут пушистым сиреневым пламенем цветы ирисов…

Сухощавый и высокий для корейца молодой мужчина лет двадцати пяти – тридцати в строгом европейском костюме классического покроя молча смотрел из окна приемной председателя совета директоров одной из самых известных южнокорейских фирм на панораму столицы. Головной офис фирмы располагался на пятидесятом этаже небоскреба в самом центре Сеула, так что вид открывался впечатляющий.

Молодого мужчину звали Кай Чун Бань, и он был широко известен. Правда, в очень узких кругах… Последнее более чем устраивало Кай Чун Баня, он с радостью сузил бы эти круги еще сильнее, а свою известность свел бы на нет. Лишь дураки, как правило, мечтают о славе. Хотя бы и скандальной. Комплекс Герострата. В корейской истории тоже имелся сходный персонаж. И тоже плохо кончил, хоть и прославился на века…

Умный человек не любит оказываться в центре внимания окружающих.

Бывало, и не раз, что Кай Чун Бань пытался представить себя в другой обстановке, другой жизни, с иной профессией, совсем другим кругом общения… Получалось плохо: воображение неизменно отказывалось подчиняться ему. И тогда он думал, что, видимо, и впрямь существует некая таинственная могучая сила, незримая, но куда более значительная для человека, чем законы Кеплера или Ньютона, по которым Земля вращается вокруг Солнца. Можно называть ее судьбой, как широконосые западные варвары, можно кармой, колесом сансары, как последователи учения Гаутамы Будды, суть от этого не изменится.

Кстати, сам молодой кореец, задумчиво разглядывающий Сеул с высоты пятидесятого этажа, был скептиком, агностиком и ни в каких богов не верил. Просто сейчас он, чтобы скоротать время ожидания, возвращался к занимающим его мыслям, по-своему медитировал.

Но как же свободная воля? Неужели все мы только пешки на шахматной доске жизни? С этим Кай Чун Бань согласиться никак не желал. Он сам хотел почувствовать себя игроком, манипулировать другими людьми, двигать их, точно резные фигурки из красного дерева или слоновой кости.

Кореец как бы выпал из потока времени за созерцанием и размышлениями, но тут на столе у секретаря – женщин на такую должность в Южной Корее брать не принято – призывно мяукнул сигнал селектора.

– Пройдите, глубокоуважаемый! – секретарь поднялся со стула, изобразил почтительный полупоклон.

– Доброго здоровья и цветущего долголетия вам, уважаемый! – приветствовал Кай Чун Бань хозяина кабинета, прикрыв за собой дверь. – Я вынужден был ждать в приемной целых семь минут. Такое пренебрежение пунктуальностью несколько удивляет.

В Корее очень серьезно относятся к ритуалу и церемониалу, по малозаметным тонкостям которых можно судить о многом. Кай Чун Бань поздоровался с председателем совета директоров как с равным. И не постеснялся упрекнуть его.

Тот встал из-за громадного стола, приветственно кивнул:

– И вам желаю цветущего долголетия и доброго здоровья! Приношу вам свои глубочайшие извинения. Наш разговор, как вы понимаете сами, уважаемый, носит строго конфиденциальный характер. А у меня на приеме был один из держателей крупных пакетов, член контрольно-ревизионного совета акционеров нашей фирмы. Мне стоило больших усилий достаточно вежливо прервать затянувшуюся беседу с ним, я немного не успел. Однако еще раз прошу у вас прощения за эту досадную накладку.

Кай Чун Бань слегка наклонил голову, принимая извинения.

Было видно, что эти люди встречаются не в первый раз. То, что они, приветствуя друг друга, опустили имена, свидетельствовало о том же.

Уже через несколько минут разговор, несмотря на безукоризненную вежливость собеседников, приобрел напряженный характер.

– Это была ваша идея, установить наше оборудование. Я не могу себе позволить поставить под удар репутацию фирмы. Вы упрекаете меня за случайную семиминутную задержку, а сами?

– За мою идею вы с радостью ухватились, – голос Кай Чун Баня оставался совершенно спокойным, а выражение лица непроницаемым. – Это раз. Лишь небожителям, в которых я не верю, дано предусмотреть все. Это два. Позволю себе заметить, что хоть авторство идеи действительно принадлежит мне, в ее реализации были заинтересованы и другие люди. Очень серьезные. Которые должны были растолковать вам, что здесь затронуты не только и не столько ваши интересы. Это три. Короче: чего вы хотите от меня, уважаемый?

– Вы должны исправить свою ошибку, уважаемый! – а вот голос председателя совета директоров ощутимо дрогнул.

– Ничего я вам не должен, это вы меня с кем-то перепутали. Ошибок своих я не усматриваю, разве что невезение, но от него не застрахован никто. Великий Лао Цзы учил: «Муж, обретший путь, подвергается опасности. Лишь муж, стоящий на месте, не подвергается опасности. Но можно ли именовать его мужем?» Я далек от даосизма, но здесь старый китайский мудрец прав. Лишь вообще ничего не делая, можно рассчитывать на неизменный и полный успех. Возвращаясь к теме пути: не пора ли нам с вами расстаться навсегда и идти дальше своей дорогой? Я не люблю чувствовать на своей шее ошейник, кто бы ни держал поводок! Разве что за одним исключением, но к вам-то оно отношения не имеет. И мне не нравится назойливость!

– Вы не можете так поступить! – взволнованно сказал председатель совета директоров. – Вы не можете разорвать наше сотрудничество в столь сложной ситуации, да еще в одностороннем порядке.

– Вот как? Почему, позвольте узнать? – голос Кай Чун Баня по-прежнему звучал ровно, а выражение лица ничуть не утратило невозмутимости.

– Хотя бы потому, что упомянутые вами очень серьезные люди также будут весьма недовольны таким оборотом дел. Кроме того, – с лисьей вкрадчивостью сказал председатель совета директоров, – я ведь догадываюсь, о каком исключении вы говорили. Да-да, относительно ошейника, поводка и тех, кто его держит… Так не лучше ли вам самому исправить собственную недоработку, не дожидаясь, когда за поводок дернут? А дернут ведь!..

На некоторое время в кабинете воцарилось напряженное молчание.

– Хорошо, – медленно произнес Кай Чун Бань. – Вы меня убедили. Хотя я продолжаю считать, что ошибок не было.

– Но вы заверяли, что не останется никаких следов!

– Не останется. Это вопрос времени, – слегка пожал плечами Кай Чун Бань.

– Вот именно, и этого времени у вас чрезвычайно мало. В случае чего я приложу максимум усилий, чтобы вся ответственность легла на вас. Стоит ли объяснять, что при таком прискорбном обороте событий ваша репутация понесет невосполнимый урон? Я предупредил наше чилийское и аргентинское представительства, и вам, глубокоуважаемый, будет оказано содействие, какое только возможно: людьми из службы собственной безопасности нашей фирмы, финансами, техникой, любой потребной информацией. Вы вылетаете сегодня же…

Кай Чун Бань поднял на собеседника взгляд своих черных глаз, холодный, как вода в декабре:

– Я вылечу тогда, когда сочту нужным вылететь. Но в данном случае вы, уважаемый, попали в центр мишени. Это случится сегодня.