Текст книги "С неба – в бой!"

XIII
Монастырск
Дом писателя Бояринова
28 апреля 2004 г
Утро

Через полчаса ожидания Востряков услышал наверху громкие голоса. Несколько человек спускались вниз по лестнице с мраморными ступенями, все еще продолжая оживленный разговор. Видимо, вышел и сам хозяин, так как охранник вскочил и весь подтянулся.

Первым на площадке нижнего этажа оказался высокий коренастый парень в спортивном костюме. Цепко мимоходом полоснув взглядом по лицу Вострякова, он обернулся назад:

– Долото, времени мало. Поехали.

Потом появился второй – сутулый худой мужчина средних лет, тоже взглянул на Вострякова.

– Немедленно собирайте братву и думайте! Если решитесь Магомеду сразу стрелу забивать, звоните мне. В любой час, – донеслось со второго этажа.

– Ладно, – сутулый кивнул и следом за коренастым прошел мимо Семена к входной двери.

Легко ступая, по лестнице спустился невысокий седоватый человек лет пятидесяти. Безукоризненно выглаженный светлый костюм сидел на нем как влитой, но дорогой цветастый галстук был повязан с какой-то аристократической небрежностью. До блеска начищенные кожаные ботинки спереди, на мысах, украшала металлическая окантовка. Сверкнул золотой браслет дорогих часов, когда хозяин, остановившись на нижней ступени, поправлял манжеты.

– Вы из Москвы? – спросил он, вглядываясь в лицо Вострякова. Семен, поднявшись со своего места, на мгновение инстинктивно сжался – создавалось впечатление, что эти холодные серые глаза на вытянутом холеном лице как рентгеном молниеносно просветили его мысли. Однако Востряков не отвел взгляда:

– Из Москвы. И нахожусь в некотором недоумении.

– Пойдемте со мной. Я сейчас все объясню. Где Рябов? – Хозяин повернул голову к охраннику.

– Антон Артурович! – Охранник уважительно выступил вперед. – Рябов просил передать, что перезвонит. Там какие-то непонятки с ментами.

– Да? – Хозяин слегка нахмурился. – Что ж, будем ждать.

Он развернулся и, так же легко ступая, двинулся наверх. Семен посмотрел на охранника, который в этот момент походил на бультерьера в минуту тревоги – настолько напряжена была вся его фигура, – и пошел следом, оставив свой рюкзак около стула. Они поднялись на второй этаж, миновали длинный коридор, из которого открывался роскошный вид на целую анфиладу комнат справа и слева, и вошли в богато, но довольно безвкусно обставленный кабинет, около которого сидел еще один охранник. При появлении хозяина он остался недвижим, словно был сделан из гранита.

– Закрывайте дверь, проходите и садитесь.

Востряков оглядывался по сторонам. Здесь было на что посмотреть: у входа радовала глаз голова лося с огромными рогами (на них висел охотничий карабин фирмы «Ремингтон»), напротив скалилась медвежья морда, будто защищая расположенный ниже ряд старинных книжных шкафов из красного дерева, заполненных раритетными дореволюционными изданиями. Одна стена была отдана изобразительному искусству. Картины в тяжелых рамах, потемневших от времени, не отличались разнообразием сюжетов: летние пейзажи, зимние пейзажи, весенние пейзажи, осенние пейзажи. Вострякову даже показалось, что он узнал мотивы Саврасова и Поленова. Неужели подлинники?

Хозяин между тем уселся в кожаное кресло перед широким рабочим столом, иронично посматривая на своего гостя:

– Живописью интересуетесь?

– Ну не так, чтобы очень… А это?

– Это подлинники старых русских мастеров. Все выполнены во второй половине девятнадцатого века.

– Но…

– Коллекция известного писателя Бояринова, в чьем кабинете вы сейчас находитесь. Когда я приобрел этот особняк, то дал ручательства городским властям, что не нарушу, так сказать, исторический ансамбль. Более того, на свои деньги произвожу сейчас ремонт и реставрацию здания. – Хозяин усмехнулся, наблюдая за изумленным видом Вострякова. – А вы думали, что в провинции живут одни дегенераты? Нет, милейший, мы культуру ценим, и в массы, как говаривали большевики, ее нести готовы. Дайте нам только со своими делами разобраться! Кстати, в этом кабинете, кроме карабина, кресла, медвежьего чучела, сейфа и некоторых канцелярских принадлежностей, все осталось по-старому. Каштан умеет ценить прошлое.

– Кто? – Семену показалось, что он ослышался.

– Ах да, я ведь не представился. Антон Артурович Каштяну. Родом из солнечной Молдавии, ныне, как вам, наверное, известно, независимой. Но здесь все меня открыто зовут Каштан. Незатейливое прозвище, не правда ли?

Востряков уклончиво пожал плечами. Вся эта прелюдия продолжительностью в несколько часов, если считать с момента прибытия в город, стала ему заметно надоедать. Надо бы уже переходить к делу!

– Ну ладно. Пора обсудить более конкретные вопросы, – словно угадав его мысли (а может, действительно угадал), сказал Каштан. – Посмотрите на это.

Он извлек откуда-то сбоку свернутый в несколько раз лист плотной бумаги, развернул его на столе, пододвинул к Вострякову:

– Это схематический план нашего района, снятый с крупномасштабной карты. Собственно, вы, как археолог, должны понимать важность топографической основы. А в данном случае значимость этого плана еще усиливается оттого, что здесь, грубо говоря, заключена вся суть вашей работы. Поясню кратко. Вот так, с северо-востока на юго-запад, течет Белица. Кстати, знаете, откуда такое название?

– Белица – это старинное название инокинь, монахинь. Видимо, как-то связано с монастырем.

– Не совсем верно, – Каштан потер подбородок, – монастырь здесь был мужской. На сей счет есть особая местная легенда. Инокиня там действительно фигурирует. Но об этом как-нибудь в другой раз… Так вот. Прежде всего хочу отметить, что река выступает естественной границей нашего района. Левый берег формально относится уже к области. Затем обратите внимание на степень извилистости русла. Как говорят геологи, с которыми мне много раз приходилось обсуждать свои дела, меандрирование реки довольно сильное. А Белица в нижнем течении весьма широка. К тому же берега часто труднодоступны. Здесь вот длинная полоса болот, здесь все густо заросло ивняком и ольхой. Грунты рыхлые, супесчаные, сыпучие. А что из этого следует?

– Признаться, не совсем улавливаю, – сказал Востряков.

– Сейчас поймете. Из всех этих геологических условий вытекает следующее. Во-первых, для развития любой территории требуется иметь нормальную инфраструктуру, дороги. Нет дорог – нет развития. А у нас, как вы знаете, район, ко всему прочему, еще и туристический. Заезжают к нам на автобусах только со стороны Белецка, в противоположном направлении – одно узенькое шоссе, которое ведет в центральную Россию, но ехать по нему – делать крюк километров в двести, поэтому используется оно только для местного сообщения. Далее. Железная дорога. Три электрички в Белецк, один белецкий поезд в сутки, на котором, кстати, вы сегодня приехали, и пара транзитных экспрессов в Минск и Смоленск, да и то не каждый день. Глухомань, одним словом.

– Подождите, – Востряков поднял глаза от карты, – но я в свое время служил в соседнем районе, потом приезжал туристом в Монастырск и хорошо помню огромное количество автобусов, в том числе и международного класса, из тех, что возят зарубежных пузатых гостей. Это, конечно, было давно…

– Послушайте… Вас ведь зовут Семен? Так вот, Семен, все дело в том, что заезд организованных групп у нас происходит только в выходные и только в сезон. В прочие времена здесь тишь и благодать. Тогда деньги лежат мертвым грузом. А мы могли бы…

Каштан неожиданно осекся и замолчал. Отошел от стола, пересек кабинет, вернулся к своему креслу. Задумчиво смотря на Вострякова, спросил:

– Так скажите мне на милость, какой, на ваш взгляд, самой простой и очевидный выход из создавшегося положения? Что бы вы сделали, если бы волей судьбы стали каким-нибудь местным начальником? Посмотрите на карту.

Востряков с минуту внимательно изучал схему.

– Мне кажется, – неуверенно сказал он наконец, – что здесь почти отсутствует важнейший элемент коммуникации.

– И какой же?

– Мосты. На протяжении более двухсот километров русла я вижу только два, при этом – один непосредственно в городе, а второй – вообще железнодорожный.

– Великолепно, – Каштан откинулся в кресле, – вы ухватили самую суть. Это наш самый больной вопрос. Как я уже сказал, русло реки извилистое, а берега плохие. Удобных мест для возведения мостов очень мало. Был тут до войны один большой мост, но немцы его взорвали при отступлении. Да… Так вот. Капиталовложения довольно существенные. И вот теперь я подхожу к самой сути вопроса… Скажите мне, пожалуйста, где в окрестностях нашего города самый удобный пункт для такого строительства?

Востряков провел взглядом по всему руслу Белицы и остановился у точки юго-западнее города, где река выписывала самую невероятную петлю:

– Вот здесь, пожалуй…

– Поразительно, – Каштан будто просверлил его насквозь своими серо-стальными глазами. – Вы опять попали в самое яблочко. Но почему вы так думаете?

– Здесь на левом берегу всего несколько километров до Смоленской трассы. А от правого берега до Монастырска напрямую всего километров двадцать.

– Молодец, – Каштан восхищенно щелкнул пальцами, – именно такой план вынашивался местными властями уже много лет. Мало того, его даже начинали претворять в жизнь. Да обстоятельства изменились… Но сейчас я, Антон Каштяну, собираюсь вернуться к этому проекту! Для чего есть целый ряд веских оснований. Собственно говоря, именно поэтому вас и пригласили сюда в экстренном порядке. Я вижу, вы человек очень неглупый, поэтому каких-то долгих объяснений давать не потребуется. Если кратко, то вам надлежит в самые сжатые сроки провести археологическое обследование берега в месте будущего строительства.

– Но я не совсем понимаю, зачем понадобилось вызывать из Москвы именно меня? Что, здесь совсем нет археологов, работающих в договорных отрядах?

– Не торопитесь, а то я разочаруюсь в ваших способностях, – Каштан опять поднялся из-за стола, подошел к собеседнику поближе, остановился, смотря ему прямо в глаза, – если честно, то мне плевать с высокой колокольни на все правила производства любых работ! Вы ведь представляете, кто я такой? Так вот… Мне требуется, чтобы здесь действовал человек прежде всего неместный, а кроме того, высокого уровня подготовки. Можете считать, что выполняете особо важную секретную миссию. Вам передали, сколько это стоит? Поэтому без сомнений двигайтесь в путь. Вас снабдят всеми необходимыми бумагами. Цель – археологическая разведка. Основание – будущее строительство. Делайте для видимости что хотите, меня это не интересует. Но на самом деле… – Каштан прервался на мгновение, сбросил незримую пылинку с лацкана пиджака, – на самом деле вам надлежит ни много ни мало как обнаружить клад, зарытый на левом берегу Белицы у деревни Осиновка осенью сорок третьего года.

– Клад? Кладоискательством, признаться, я никогда не занимался, – Востряков, пораженный услышанным, машинально вытащил сигареты и зажигалку.

– Здесь не курят. Не выношу, – поморщился Каштан, садясь в кресло.

– Извините. Но я действительно не знаю ремесла кладоискателя…

– Считайте, что это ваш первый опыт, – усмехнулся Каштан. – У меня есть заданные координаты. Довольно точные. Мои бараны, правда, уже пытались найти, облазили все с миноискателем, но впустую. Возьмите с собой этот инструмент, он очень старый, но работает надежно. Я уверен, что вам повезет больше. Кстати сказать, клад, видимо, довольно ценный. Но мне он нужен только во вторую очередь. Скажу больше. Заметьте, я с вами абсолютно откровенен… Так вот, мне несказанно повезло, что именно на этом участке находится клад. Это сыграло, – Каштан щелкнул пальцами, подыскивая подходящее сравнение, – сыграло роль своеобразного детонатора. Я ведь уже давно примеривался начать возведение моста. Да не было подходящего повода. А тут как-то все вдруг вписалось в единую цепь. К тому же я давний должник того человека, которого попросил вас пригласить. Ну не именно вас, а профессионала из столицы. Если ценности будут найдены, у меня есть возможность ему заплатить по старым и довольно новым счетам. Этот человек – большой любитель старины, – Каштан задумчиво постучал пальцами по столу. – Так что смело начинайте работу. И не забывайте, что вы получили информацию, можно сказать, секретную. Поэтому будьте благоразумны и не трепитесь ни с кем. Даже с моими людьми. Официально вы наняты фирмой из Белецка, ЗАО «Инженерные изыскания». Еще раз оговорюсь: игра здесь начинается серьезная и непростая, можно даже сказать, очень опасная, поэтому не нарушайте тех элементарных правил, которые я вам сейчас сообщу…

В этот момент зазвонил мобильный телефон. Каштан вынул из кармана трубку:

– Да! Что ты говоришь? Я не ослышался? Рябов, Ломакин и Глызин задержаны? Кто проводил? Ах так… Даже так?! Где он сейчас? Где этот мусор?

Каштан весь налился кровью, черты лица его обострились. Он сильно сжимал мобильный телефон:

– Держи меня на связи. Все. Я буду думать.

Тут же он отщелкал еще один номер:

– Тихон, слушай внимательно. Только что опер по фамилии Анисимов взял за жабры моих ребят. Из бригады Рябова! Дело неприятное, особенно ввиду наших планов. Делай что хочешь, но этого гада надо остановить. Все! Завтра может быть уже поздно. Действуй.

Захлопнув крышку, Каштан бросился к дверям, на ходу обернувшись к Вострякову и неожиданно переходя на «ты»:

– Собирайся! Тебя отвезут на место. Если все уладится, я на днях к тебе заеду. В твоем распоряжении машина с водилой и двое пацанов. До встречи!

XIV
Левый берег Белицы,
30 километров юго-западнее Монастырска
18 сентября 1943 г

Первой мыслью Круглова было бросить большую часть драгоценностей прямо у грузовиков, захватив с собой только то, что он мог унести на себе. Но немного подумав, Круглов изменил свое мнение: «Если мне суждено будет выбраться живым из военного пекла, я обязательно вернусь к этому месту, оно приметное. С такими вещичками можно безбедно прожить всю жизнь».

Приняв решение, он медленно, обливаясь потом, перетащил один из ящиков к ближайшим ивовым кустам, где заранее приметил огромный валун, лежащий метрах в сорока от дороги. До реки здесь оставалось порядочное расстояние, поэтому, несмотря на то что левый берег тут был очень пологий, опасаться вешних вод, способных размыть тайник, не следовало. Круглов невесело усмехнулся: «Кажется, ты стал планировать на долгое время. Эти господа, вроде всесильные, пытались тысячелетний рейх создать, а он уже сейчас трещит по швам. Так что сколько ни предполагай, а будет совсем не так, как задумал. Пройдет вдоль дороги отряд саперов, и считай, что клада больше нет! Про остальное и говорить нечего…»

Вооружившись лопаткой, которую нашел в кузове одного из грузовиков, он быстро вырыл яму метра полтора глубиной, расширив небольшую естественную ложбинку. Грунт был песчаный, легкий, к тому же Круглов торопился. Больше полутора часов он находился на этой открытой местности, поэтому удивлялся, что пока на рокадной дороге не было заметно никакого движения. Отбомбившие свой боезапас советские самолеты давно проследовали обратно. Канонада не умолкала, даже стала заметно громче – артиллерийский огонь звучал теперь километрах в пяти к западу, на правой стороне Белицы.

Закончив работу, Круглов с трудом спихнул тяжелый ящик, наполненный золотыми украшениями, на дно ямы, спешно закидал его комьями земли, потом утрамбовал поверхность. Для маскировки бросил сверху несколько кусков срезанного дерна. Вытирая пот, пошатываясь от усталости, вернулся к машинам.

Он взял валявшийся у колес первого грузовика походный солдатский ранец из телячьей кожи и вытряхнул из него на траву небогатый скарб: кальсоны; баночку сапожного крема; металлическую коробку из-под леденцов, наполненную табаком; кружку; губную гармошку и пачку писем, завернутых в пожелтевший номер немецкой газеты с готическим шрифтом, откуда выпала фотография миловидной блондинки в летнем платье на фоне какого-то аккуратного домика. Запустив руку во второй ящик с драгоценностями, Круглов торопливо наполнил ранец до краев украшениями, с трудом застегнул замки, взвесил. Не меньше пятнадцати килограммов, но унести можно! В любой деревне, хоть здесь, хоть в Белоруссии, хоть в Восточной Польше, куда Круглов и собирался дальше двигаться, всегда можно найти прижимистого крестьянина, готового обменять золото на продукты. С этим он не пропадет. Придется только отказаться от второго автомата.

Когда Круглов уже отошел от места катастрофы немецкой автоколонны, держа путь к реке, где собирался продвинуться по кустам с полкилометра и отсидеться до темноты, отдохнуть, то подумал, что представляет собой неплохую мишень. С тяжелым вещмешком, где лежали продукты и боекомплект, и почти неподъемным солдатским ранцем, до отказа заполненным золотыми драгоценностями, со «шмайсером» на шее и в форме немецкого офицера! Такой странный лейтенант сухопутных войск вызовет подозрение у любого вооруженного отряда, вне зависимости от того, кто это будет – немцы, полицаи, регулярные советские части или партизаны. К местным крестьянам тоже лучше не приближаться. Круглов, кстати, приметил по некоторым признакам, что находится недалеко от деревни – в какой-то момент небольшую паузу в непрерывной артиллерийской канонаде заполнил далекий, но отчетливый собачий лай. Да и берег местами был плотно утрамбован следами коровьих копыт, то и дело попадались довольно свежие «лепешки». Откуда здесь сохранились стада? Отступающие немецкие отряды посылали вперед интендантов, которые, как правило, забивали всю оставшуюся скотину. Что же здесь? Не успели?

Круглов спустился к реке, углубился в густые заросли ивы, добрался почти до самой кромки воды, потом осторожно двинулся вперед, перешагивая через сплетение ветвей и острые коряги топляка. Минут через десять он немного свернул в сторону, прошел метров сто, остановился на самом краю ивняка, огляделся.

Дорога отсюда была не видна, но вдали зато отчетливо проглядывал широкий луг, а метрах в шестистах южнее на невысоком холме вырисовывались контуры рубленых изб. Круглов шагнул обратно в прибрежные заросли, чтобы выбрать себе здесь убежище до темноты, прошел вдоль русла еще метров двести, когда неожиданно увидел прямо перед собой полуразрушенный сарайчик.

Он стоял на небольшой прибрежной косе, пространство за ним вплоть до реки занимал узкий луг с некошеной летом, а сейчас сильно пожелтевшей, высохшей травой. Крыша, сложенная тесом, местами обвалилась, в ней зияли отверстия, в которые вполне мог пролезть человек. Бревенчатый сруб осел, из маленького оконца, затянутого паутиной, торчали осколки стекла. Тем не менее строили сарайчик когда-то на совесть. Были заметны круглые валуны, служившие ему фундаментом. Метрах в ста вдали виднелся еще один полуразрушенный сарай, по-видимому, бывшая рига – место, где обмолачивали и хранили зерно.

Круглов огляделся, осторожно подошел к дверному проему. Внутри пахло затхлостью, мышами, гниющей древесиной. На земляном полу валялись две охапки старого, лежалого сена. В углу стояли ржавые вилы со сломанной ручкой.

Круглов вошел внутрь, с облегчением скинул с себя тяжелые мешки, положил автомат, прилег на сено. Усталость и нервное напряжение прошедших суток давали о себе знать – его почти сразу стало клонить в сон, но усилием воли Круглов заставил себя подняться и перекусить немецкими консервами и галетами. С удовольствием он сделал несколько глотков шнапса. Потом стянул с себя сапоги и опять лег, смотря на небо сквозь дырявую тесовую крышу. В полудреме прошло часа два. Круглов закрывал глаза, проваливался в сон, но потом опять просыпался, прислушивался, но не улавливал ничего, кроме шума далекой канонады.

В какой-то момент, однако, он настороженно вскочил – тревожные звуки полоснули резкой, почти физической болью. Издалека доносился согласный, непрекращающийся собачий лай. Это были не деревенские псы! По коже прошли мурашки. Круглов вспомнил, как два года назад, в лесах под Вязьмой, немецкие солдаты с овчарками, растянувшись цепью, вылавливали попавших в окружение советских солдат. Именно тогда Круглов и попал в плен.

Лай все усиливался. Видимо, немцы прочесывали берег. Кого они ищут? Неужели уже нашли автоколонну? Решили, что это дело рук партизан, и устроили планомерную облаву? Похоже на то. Это очень по-немецки.

Круглов вскочил, натянул сапоги, схватил «шмайсер», вещмешок и солдатский ранец, вытащил их из сарая, собрался надеть на плечи, когда его, словно автоматной очередью, ударила мысль: «Стой! Это же нельзя брать. И тащить невозможно, очень тяжело».

В спешке прямо у входа в сарай Круглов стал искать какое-нибудь углубление в грунте, нашел небольшую ямку, откуда кто-то вытащил несколько валунов, затолкал туда солдатский ранец, накидал сверху мелких камней, земли, бросил охапку сена. Потом под аккомпанемент злобного лая, в который уже вплетались пока еще неразборчивые гортанные команды, накинул на плечи вещмешок, схватил автомат и кинулся прочь от своего недолгого убежища, превратившегося в ловушку.

Круглов бросился вперед, в заросли ивняка, но сообразил, что продираться сквозь них займет очень много драгоценного времени, поэтому побежал в сторону второго сарая, завернул за него, хотел углубиться в разреженный осинник, выводящий на небольшой холм перед деревней, когда прямо за спиной услышал сухой щелчок взводимого затвора и то, что сейчас меньше всего ожидал услышать. Прокуренный грубый голос сказал по-русски негромко, но требовательно:

– Тихо, гад! Руки за голову, ферштейн?