Текст книги "Мой отец – Лаврентий Берия"

Я читал, что после отрицательного ответа об обмене Якова на фельдмаршала Фридриха Паулюса, направленного председателю шведского Красного Креста графу Бернадоту, Юлия Мельцер находилась в заключении.

Мне кажется, что это не так – ее просто выслали из Москвы. Точно так же обошлись и с семьями остальных военнопленных.

Известно, что в годы второй мировой войны немецкая пропаганда активно использовала сам факт пребывания сына Сталина в плену. После того как Яков Джугашвили был захвачен 16 июля 1941 года под Витебском четвертой танковой дивизией группы армий «Центр», гитлеровцы выпустили листовку такого содержания: «По приказу Сталина учат вас Тимошенко и ваши политкомы, что большевики в плен не сдаются. Однако красноармейцы все время переходят к нам. Чтобы запугать вас, комиссары вам лгут, что немцы плохо обращаются с пленными. Собственный сын Сталина своим примером доказал, что это ложь. Он сдался в плен. Потому что всякое сопротивление германской армии бесполезно! Следуйте примеру сына Сталина – он жив, здоров и чувствует себя прекрасно. Переходите и вы!». Тогда же немецкая пропаганда распространила еще одну фальшивку, опубликовав фотографию Якова, стоящего рядом с человеком, который якобы являлся сыном Молотова. Листовка должна была убедить сражающуюся Красную Армию в предательстве детей высших руководителей СССР. Сына у Молотова никогда не было, и опровергнуть ложь было нетрудно. То же можно сказать и о другом утверждении гитлеровской пропаганды, будто сестра Лазаря Кагановича Роза была женой Сталина. Судя по материалам допросов в немецком плену, сам Яков Джугашвили это отрицал…

Тут немцы решили сыграть на антисемитизме. Сестра или племянница Кагановича в действительности не была женой Иосифа Виссарионовича, но ребенок от Сталина у нее был.

Сама она была очень красивой и очень умной женщиной и, насколько мне известно, нравилась Сталину Их близость и стала непосредственной причиной самоубийства Надежды Аллилуевой, жены Иосифа Виссарионовича…

Ребенка, росшего в семье Кагановича, я хорошо знал. Звали мальчика Юрой. Помню, спросил у дочери Кагановича:

– Это твой братик?

Она смутилась и не знала, что ответить. Мальчишка очень походил на грузина. Мать его куда-то уехала, а он остался жить в семье Кагановича. Как сложилась его судьба после 1953 года, я не знаю. Не приходилось больше слышать и о племяннице Кагановича…

* * *

Сложными, очень непростыми были взаимоотношения Сталина и Берия – этих двух исторических фигур.

Думается, что в какой-то мере мои свидетельства приблизят нас к истине. Уверен в том, что время и только время все рассудит и прольет свет на отношения главы государства и одного из его ближайших соратников.

Глава 3. Лубянка: карающий меч партии?

По данным Министерства безопасности России, с 1917 по 1990 год на территории бывшего СССР по обвинению в государственных преступлениях было осуждено почти 4 000 000 человек, 827 995 из них приговорены к расстрелу На самом же деле число тех, кто попал под «красное колесо», неизмеримо больше. Среди жертв коммунистической тирании – миллионы членов семей «врагов народа», раскулаченные крестьяне, депортированные… Точной цифры сегодня, похоже, не знает никто, но пепел погибших стучит в наши сердца…

Когда уже после войны вновь начались репрессии, отец, помню, с горечью сказал:

– Это уже третий виток… Грязная вещь – политика…

Как-то я спросил у него:

– Но ведь и при тебе честные люди оказывались в тюрьме.

– Понимаешь, – ответил отец, – какие бы люди ни были в репрессивном аппарате, они всегда ищут врагов. Раньше ЧК видело их в купцах, помещиках, дворянах, сейчас ищут среди своих. Мы заменили в НКВД очень многих людей, но попробуй остановить маховик репрессий, если его раскручивали столько лет…

К несчастью, отец стал наркомом внутренних дел в то страшное время. Возглавив НКВД после Ягоды и Ежова – а это был конец 1938 года – он попытался сразу же затормозить колесо репрессий. Наверное, Сталину и нужен был в тот период такой человек. Хотя в самом Политбюро настроения были другие. С изменением курса были не согласны Жданов, Ворошилов, Молотов…

Из воспоминаний сына В. П. Чкалова Игоря:

«После первой сессии Верховного Совета СССР 1938 года Сталин позвонил Чкалову домой около двух часов дня и пригласил приехать в Кремль. Встретил, пожал руку, усадил в кресло рядом с собой и сразу приступил к делу: Политбюро считает, что пора Чкалову переходить на другую – партийную, государственную – работу. Все понимают, что давно пора расчистить ежовщину. Вот партия и считает, что наркомом внутренних дел, а по совместительству и наркомом водного транспорта (как и Ежов в то время) должен стать Валерий Чкалов. Отец резко ответил: водный транспорт для него еще куда ни шло, но вот НКВД! Сталин на это заметил, что любит чкаловскую справедливость, умение хорошо разбираться в людях. Валерий Павлович молод – ему всего тридцать четыре. В НКВД придется поработать года два-три, пока не наведет там порядок, а потом планируется создать единый Наркомат транспорта. В помощники Чкалову назначают Берия и Меркулова.

Отец просил дать возможность испытать поликарповский И-180, который лет на 5–6 вперед обеспечит нашу авиацию грозным оружием. А уж потом любое задание партии. Сталин ставил одно условие: с этого дня без его, Сталина, личного разрешения в воздух не подниматься. Расстались они на том, что вопрос о новом назначении окончательно будет решаться в конце декабря 1938 года.

Действительно ли хотел Сталин этого назначения или это какая-то непонятная игра?»

Далее, нетрудно догадаться, сын легендарного летчика делает прозрачный намек:

«Об обсуждении на Политбюро кандидатуры моего отца Берия и Ежов знали, разумеется. Прекрасно знали они и об отношении Сталина. Берия не мог не понимать, что и в качестве наркома транспорта отец будет для него опасен…»

В декабре того же года Валерий Чкалов погиб. Следовательно, продолжая рассуждения его сына Игоря, не обошлось без козней «конкурентов». Увы, какого-либо подтверждения версия, изложенная И. Чкаловым, не находит. Начнем с того, что Н. Ежов был освобожден от должности наркома внутренних дел лишь в декабре 1938 года. Позднее, до ареста, действительно возглавлял Наркомат водного транспорта. Арестовали его лишь весной 1939 года. Чкалову же предлагается возглавить сразу оба Наркомата – НКВД и НВТ. «Как и Ежов в то время…» – это первая неточность.

Серьезные сомнения вызывают и слова Сталина, что, дескать, пора расчистить ежовщину. Преступником Ежова назовут лишь много времени спустя, пока же массовые репрессии никто не ставит ему в вину. Напротив, Ежов еще на коне. Да, он уже обречен, и Сталин, скорее всего, принял роковое для наркома решение, но при чем же здесь летчик Чкалов? Ежов еще нарком НКВД, а Чкалову уже предлагают занять пост, на который только собираются назначить… Ежова. Словом, полная несуразица. Скорее всего, речь идет об очередной легенде.

А решение в декабре 1938 года действительно состоялось. Официальное решение. На самом деле Сталин принял его гораздо раньше…

Здесь, видимо, надо сделать отступление, а точнее, небольшой экскурс в историю и рассказать о предшественниках моего отца. Относился он к ним по-разному. Скажем, Берия, грузин по национальности, был убежден, что ставить во главе карательных органов нерусских людей в принципе неверно. А ведь так было с первых дней существования Советского государства.

– Это серьезная политическая ошибка, – говорил отец. – И еще большая ошибка – назначение русских на подобные должности в национальных республиках.

Впоследствии отец не раз доказывал, что неизменно находится на этой позиции.

Дзержинский, Менжинский, Ягода были участниками революции, пользовались доверием тогдашнего руководства партии и страны, но доверяли ведь не только полякам… Почему же во главе ЧК – ГПУ – НКВД оказывались именно эти люди? Объяснение простое: это была политика большевистской власти. Начиная с Ленина, партия, грубо говоря, руками инородцев давила основную массу людей. Давила политически. И это, убежден, не случайно…

Как-то у нас с отцом зашел разговор о Феликсе Дзержинском. Отец высоко отзывался о первом председателе ВЧК как о хорошем организаторе. Уже будучи тяжело больным, Дзержинский – отец этот факт подчеркивал особо – сумел в условиях послевоенной разрухи наладить работу транспорта в такой огромной стране. Другими словами, вне всяких сомнений, это была личность неординарная, сильная. Вместе с тем отец рассказал мне об одном поразившем его факте из биографии Феликса Эдмундовича. Огласке его никогда не предавали и впоследствии.

– Дзержинский, – рассказывал отец, – был человеком порядочным, но иногда такая внутренняя порядочность, любовь к близким толкали его на необдуманные поступки. Его семья жила в эмиграции, и он решил ее разыскать. В нормальных условиях это желание вполне объяснимо, но Дзержинский уехал, когда решалась судьба молодого государства. Белый террор, вооруженные заговоры, а он все бросил и уехал, не сказав ни слова ни Ленину, ни членам ЦК, и отсутствовал два месяца. Случай беспрецедентный! Как объяснить? Два месяца страна жила без председателя Всероссийской ЧК. Попробовал бы сейчас кто-нибудь такой фортель выкинуть…

О Вячеславе Менжинском, возглавлявшем ОГПУ с 1926 по 1934 год, отец рассказывал, что это был очень больной человек, который мало занимался непосредственными делами. Где-то читал, что Менжинский знал до прихода в органы безопасности 12 языков и на новом месте еще несколько выучил. Мне об этом слышать не приходилось, и вообще я сомневаюсь, что в тех условиях это было возможно. Впрочем, дело не в этом. Каким бы образованным ни был человек, сменивший Дзержинского на посту главы карательного ведомства, оправдать это назначение невозможно: вновь во главе органов государственной безопасности был поставлен инородец.

В 1934–1936 годах наркомом внутренних дел был Генрих Ягода.

Из официальных источников:

Генрих Ягода. Народный комиссар внутренних дел СССР с 1934 по 1936 год.

Родился в 1891 году в семье Григория Ягоды, мелкого ремесленника. По некоторым данным, отец будущего палача был не часовым мастером, а аптекарем. Ряд источников свидетельствуют, что настоящее имя отца наркома – Гирш Филиппович Ягуда или Иегуда.

В РСДРП с 1907 года. Арестовывался за революционную деятельность, два года находился в ссылке. В 1915 году был мобилизован в армию, где входил в военную организацию большевиков. Активный участник Октябрьской революции в Петрограде. После октября 1917 года работал в Высшей военной инспекции РККА, участвовал в гражданской войне на Южном и Юго-Восточном фронтах. С 1919 года – член коллегии Наркомата внешней торговли, с 1920 года – член Президиума ВЧК, с 1924 года – заместитель Председателя ОГПУ. Неоднократно встречался с В. И. Лениным. Удостоверения об утверждении Генриха Ягоды членом коллегии Наркомата внешней торговли и коллегии ВЧК подписаны лично В. Ульяновым-Лениным.

На XVI съезде партии Генрих Ягода избирается кандидатом в лены ЦК ВКП(б), на XVII съезде – членом Центрального Комитета. Был членом ЦИК.

Обвинялся в сотрудничестве с царской охранкой, но Сталин счел представленные материалы неубедительными. Так как в свое время почти все архивы были уничтожены, подтвердить обвинение не удалось, и Сталин приказал «никогда к этому вопросу не возвращаться».

В декабре 1927 года в связи с десятилетием ВЧК – ГПУ – ОГПУ награжден орденом Красного Знамени. Как говорилось в представлении в Президиум ЦИКа, «одним из активных работников и ближайшим помощником т. Дзержинского по созданию органов ВЧК-ОГПУ был т. Ягода Генрих Генрихович, проявивший в самое трудное для страны время редкую энергию, распорядительность и самоотверженность в деле борьбы с контрреволюцией. Одновременно в качестве начальника Особого отдела т. Ягода имеет большие заслуги в деле организации и поднятия боеспособности Красной Армии. Ввиду этого Революционный Военный Совет ходатайствует о награждении т. Ягоды орденом Красного Знамени».

Впоследствии Г. Ягоду награждали не раз, в том числе орденом Ленина за участие в организации строительства Беломорско-Балтийского канала, который строили в основном заключенные.

В ноябре 1935 года стал первым из наркомов внутренних дел, кому было присвоено звание генерального комиссара госбезопасности. Ни Ф. Дзержинский, ни З. Менжинский, ни другие его предшественники специальных званий не имели.

При Г. Ягоде и под его непосредственным руководством проходили крупнейшие политические процессы, начавшиеся сразу же после убийства С. М. Кирова.

25 сентября 1936 года, находясь на отдыхе в Сочи, Сталин телеграфирует Кагановичу, Молотову и другим членам Политбюро: «Считаем абсолютно необходимым и срочным делом (вместе со Сталиным отдыхал Жданов) назначение т. Ежова на пост наркомвнутдел.

Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока. ОГПУ опоздало в этом деле на 4 года. Об этом говорят все партработники и большинство областных представителей НКВД».

С 27 сентября 1936 года Г. Ягода – народный комиссар почты и телеграфа. 3 апреля 1937 года его освобождают от должности и выводят из состава ЦИКа, его имя снимается с Высшей пограничной школы и других учреждений и организаций. Начинается следствие по его делу.

На следствии и суде Г. Ягода признал, что участвовал в убийствах Кирова, Горького, Менжинского, Куйбышева, М. А. Пешкова (?), покушении на жизнь нового наркома внутренних дел Ежова, руководил правотроцкистским блоком «с целью свержения Советской власти и восстановления в СССР капитализма». Как ни странно, но иностранным шпионом Г. Ягода признать себя отказался. Скорей всего, Сталин и Ежов на этом особенно не настаивали.

15 марта 1938 года все 17 обвиняемых, в том числе первый нарком внутренних дел РСФСР А. И. Рыков и Г. Г. Ягода, были расстреляны.

Все ближайшие родственники бывшего наркома в разные годы были репрессированы. Удалось спастись лишь сыну Генриху, 1929 года рождения. Он был осужден в 1949 году Особым совещанием при МГБ СССР и освобожден по амнистии в 1953 году. Впоследствии получил инженерное образование и под чужим именем вместе с семьей проживал на Украине.

Жена Ягоды – Ида Леонидовна, племянница Якова Свердлова, – была арестована и погибла в заключении.

Думаю, что жена Ягоды племянницей Свердлова все же не была, как принято считать. Во всяком случае, мне об этом слышать не приходилось. Своей карьерой Ягода обязан явно не Свердлову. Дзержинский, Менжинский… Вообще, в органах безопасности с самого начала их существования было много инородцев из поляков, так что выдвижение Ягоды понятно в какой-то степени.

Пишут нередко, что он был евреем. Возможно. Ни подтвердить, ни опровергнуть я это не могу. У нас дома на эту тему никогда не говорили.

Ягоду я знал. Как и Ежов, он был очень приветлив с нами, всячески обхаживал моего отца. Когда мы приезжали из Тбилиси в Москву, Ягода был само радушие – предоставлял квартиру, машину. Словом, как и Ежов, очень хотел числиться у отца в больших друзьях. Оба знали, что отец на хорошем счету у Кирова и Орджоникидзе…

На том уровне не было секретом, что отец пользуется колоссальной поддержкой Кирова и Орджоникидзе. Оба рассматривали моего отца как своего ученика, и, скрывать не буду, это по их инициативе проходили все его назначения в 20-е – 30-е годы. Отец не без основания считался знатоком грузинских проблем, а Орджоникидзе и Кирова связывало с Грузией, Закавказьем многое. Так что ничего удивительного в том, что они следили за его карьерой, нет.

От отца знаю, что на XVII съезде его ввели в состав ЦК (он не был даже кандидатом в члены ЦК) по инициативе Сергея Мироновича Кирова и при активной поддержке Серго Орджоникидзе. Видимо, они сумели убедить тогда Сталина, потому что последнее слово было за ним…

Ягода был неглупым человеком и в силу должности столь же информированным. Он прекрасно знал, кто поддерживает отца, и вполне мог прогнозировать его дальнейшую карьеру. В таких случаях – а это был общепринятый метод! – всячески подчеркивалось дружеское расположение, на деле же накапливался материал на того или иного политического деятеля. И Ягода не был здесь исключением. Людей специально арестовывали и выбивали материалы на тех, кто мог оказаться конкурентом. При случае «компромат» мог быть положен на стол Сталину или доложен Политбюро. Исход предсказать нетрудно…

Еще задолго до перевода моего отца в Москву арестовывались невинные люди, чьи «признания о Берия» Ягода клал пока под сукно, надеясь при случае с ним расправиться. Причем, как правило, в свидетели и «соучастники» брали руководителей высокого ранга. Отец рассказывал, что именно так расправились со вторым секретарем ЦК Грузии Кудрявцевым, большим другом моего отца. После прихода в НКВД СССР отец затребовал материалы по его делу. Основной лейтмотив допросов был такой: «Дай показания, что Берия – троцкист!».

К чести Кудрявцева, никакие пытки его не сломили, и показаний на моего отца он не дал.

Этими же методами – а это были партийные методы! – действовал и предшественник отца на посту наркома внутренних дел Николай Ежов.

Из официальных источников:

Николай Ежов. Народный комиссар внутренних дел СССР с 1936 по 1938 год.

Родился в 1895 году в Петербурге. Рабочий. После февраля 1917 года вступает в большевистскую партию. В годы гражданской войны – военный комиссар. С 1922 года – секретарь Семипалатинского губкома Казахского краевого комитета партии. С 1927 года – в ЦК ВКП(б): заведующий Распределительным отделом. Отделом кадров ЦК ВКП(б).

Член ЦК ВКП(б) с 1934 года (избран на XVII съезде, вошедшем в историю как съезд расстрелянных). Тогда же становится заведующим Промышленным отделом ЦК, членом Организационного бюро, заместителем председателя КПК при ЦК ВКП(б). С 1936 года – секретарь ЦК ВКП(б), председатель Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б), заместитель председателя Комитета резервов Совета Труда и Обороны СССР. На VII конгрессе Коминтерна избран членом исполкома Коминтерна.

Как секретарь ЦК непосредственно курировал НКВД, участвовал в подготовке политических процессов.

С 1 октября 1936 года – нарком внутренних дел. С января 1937 года – Генеральный комиссар государственной безопасности. В июле 1937 года награжден орденом Ленина «за выдающиеся успехи в деле руководства органами НКВД по выполнению правительственных заданий». Только в июне 1937 года Н. Ежов представил списки на 3170 политических заключенных к расстрелу. Тогда же Сталин, Молотов и Каганович их утвердили.

Освобожден от должности наркома внутренних дел, как писали тогда газеты, «согласно его просьбе», в декабре 1938 года. Впоследствии – нарком водного транспорта. 10 апреля 1939 года арестован по обвинению в руководстве заговорщической организацией в войсках и органах НКВД, шпионаже в пользу иностранных разведок, подготовке террористических актов против руководителей партии и правительства, вооруженного восстания против Советской власти.

Приговором Военной коллегии Верховного суда СССР 3 февраля 1940 года осужден к исключительной мере наказания. Расстрелян 4 февраля.

Приемная дочь (детей у наркома не было) живет под чужим именем.

Как-то, вспоминаю, Ежов приехал к нам домой вместе с женой. Был уже нетрезв.

– Что же, – сказал за столом. – Я все понимаю, моя очередь пришла…

Ежов успел отравить жену. Может, и не по-человечески это звучит, но в какой-то мере ей повезло – избежала всех тех страшных вещей, которые ее ожидали.

Оправдать людей, повинных в массовых репрессиях, нельзя. Но главный виновник – Система, породившая беззаконие. Я уже говорил о тех отношениях, которые связывали карательные органы с ЦК, о постыдной роли Орготдела ЦК, направлявшего репрессии. Ни одно действие политического характера без Орготдела ЦК не принималось. Ежов – не лучше и не хуже других. И он – оттуда, из ЦК, и Маленков, курировавший органы безопасности как член Президиума ЦК, тоже оттуда. Маленкова, кстати, хотели сделать наркомом внутренних дел после Ежова. И это было бы вполне логично. Во все времена – так было и при Ленине, и при Сталине, и при Хрущеве, и при Брежневе, и при Горбачеве – должность главы карательного ведомства считалась политической. Отсюда назначение Ежова, позднее – Игнатьева и других партийных работников. Профессионалы разведки и контрразведки приходили на эту должность редко. Кроме отца, могу назвать совсем немногих. Как правило, будущие руководители этого ведомства делали карьеру в ЦК КПСС. Партийный аппарат управлял органами безопасности всегда и никогда – ни на день, ни на час – не выпускал их из-под неослабного контроля. Я бы назвал этот контроль без преувеличения тотальным. Разве можно согласиться с тем, что органы когда-либо «ставили себя над партией»? Не было этого и не могло быть. «Карающий меч партии». Более чем откровенно сказано на мой взгляд. Именно партии!

Отец категорически не хотел идти на должность наркома. Политбюро возвращалось к этому вопросу дважды. Но, так или иначе, отец вынужден был согласиться, предварительно получив согласие на свои условия. Лишь один факт, который не рискуют опровергнуть даже обливающие его грязью недобросовестные историки. Уже 17 ноября 1938 года вышло постановление, осуждающее преступные методы следствия, насажденные задолго до прихода отца в НКВД. Появление этого документа непосредственно связано с его требованиями. И Сталин, и Политбюро с этим согласились.

Пресловутые «тройки» и «двойки» – тоже «детище» большевизма. Утверждены они были секретной партийной директивой от 27 ноября 1936 года. Обычно в них входили секретарь обкома и райкома партии, начальник отдела НКВД, прокурор. Сразу же после прихода моего отца на должность наркома внутренних дел «тройки» были ликвидированы.

Как мог, отец всю жизнь боролся с внесудебными органами, но, подчеркиваю, все они были созданы задолго до перевода моего отца в Москву. Скажем, печально известное Особое совещание при НКВД СССР (позднее – при НКГБ и МГБ СССР) появилось на основе постановления ЦИК и СНК СССР от 5 ноября 1934 года. По некоторым данным, оно осудило 442 531 человека, в том числе к высшей мере наказания – свыше десяти тысяч. В декабре того же тридцать четвертого ЦИК принимает постановление о рассмотрении в десятидневный срок дел по подготовке террористических актов без участия свидетелей. Рассмотрение дел Особым совещанием проходило не только без свидетелей, но и в отсутствие обвиняемых. Естественно, этим создавалась питательная среда для фальсификации материалов, полученных в ходе предварительного следствия, грубейшего нарушения законов.

А разве неизвестно историкам, что, скажем, на Украине концентрационные лагеря появились даже не в 1934-м или 1937 годах, а еще в 1920-м. Кстати, гораздо позднее, чем в России. Сохранились – и это сегодня известно – даже соответствующие указания Владимира Ильича: «Запереть в концентрационный лагерь!». Распоряжение было подписано главой молодого Советского государства и создателем большевистской партии еще летом 1918-го. После Октябрьского переворота не прошло и года…

Отец сумел убедить тогдашнее руководство страны, что физическое и иное насилие над арестованными ставит признание этих людей под сомнение и нарушает все международные конвенции. Вещи, безусловно, очевидные, но, наверное, добиться отмены подобного ведения следствия внесудебными органами было в тех условиях непросто. Партия, вернее, партийная верхушка, от таких нововведений была, прямо скажу, не в восторге. Отцу приходилось доказывать, обосновывать свои предложения. Разумеется, без поддержки Сталина здесь не обошлось, но, видимо, для себя все это он решил еще раньше. Отсюда и сам перевод моего отца в Москву.

Конечно, можно сегодня говорить о негодяях из НКВД, чьи руки по локоть в крови. Это они выбивали показания у арестованных, обрекали на гибель и годы лагерей невинных людей. Так было и при Ягоде, и при Ежове. Многие сотрудники с приходом моего отца в НКВД были уволены, многие разжалованы и осуждены. Но кто позволил, а вернее, толкнул на беззаконие? Конечно, партийная верхушка, на них же списавшая и все преступления.

Наверное, надо сказать и о тех, кто просто оказался тогда – в тридцать пятом, тридцать шестом, тридцать седьмом, тридцать восьмом – в такой ситуации. Были, безусловно, среди сотрудников НКВД тех лет и негодяи, и карьеристы, и подлецы, но никогда не поверю, что творили те же следователи зло из внутренних побуждений. Главный виновник – Система, а они – всего лишь исполнители преступных приказов. Говорю это не в оправдание аппарата НКВД. Грехов на нем предостаточно. Но главный виновник так и ушел от ответственности…

Механика взаимоотношений партийных органов и НКВД во все времена была такой: все материалы на ведение следствия поступали из ЦК, без этого – официально, по крайней мере, – следствие не начиналось. Какие-то оперативные мероприятия органы безопасности могли, конечно, вести и без этого, но без санкции ЦК дальше этого дело не шло. Имею в виду центральный аппарат НКВД. Аналогичный порядок существовал и в республиках, областях, районах. Скажем, санкцию на арест, ведение следствия местным управлениям и отделам НКВД давали секретари обкомов и райкомов партии. Они же непременно входили в так называемые «тройки».

В самих органах государственной безопасности, естественно, существовали, как и в любом другом ведомстве, партийные организации, но в более жесткой форме, я бы сказал. Так ведь было до последнего дня существования КГБ. Коллегия, Председатель Комитета и рядом – партком. Причем «выходили» местные партийные деятели на ЦК, минуя наркома. Своеобразный контроль. Впрочем, как и везде. Отец эту «самодеятельность» пресекал и считал, что НКВД – не то ведомство, где можно позволять такие вещи. Здесь, считал он, своя специфика, режим секретности и, кроме того, особый режим ответственности. Ведь как бывало. ЦК вмешивался в какие-то вопросы, но ответственности, как всегда, нести ни за что не собирался. Сотрудники, получавшие указания непосредственно от ЦК, начинали относиться к делу столь же безответственно. Мол, что я, пусть ЦК решает… Отца это возмущало. Он считал, что как, скажем, цековцев не подпускали к делам Генерального штаба, точно так же нельзя им влезать и в дела разведки или контрразведки. Надо отдать должное партийным органам: во все времена своим вмешательством они губили любое дело и создавали новые проблемы. Может, это единственное, где они преуспели…

В чем смысл многолетнего целенаправленного уничтожения собственного народа правящей партией? Начали с уничтожения дворянства, старой интеллигенции. Позднее это переросло в уничтожение уже новой, советской интеллигенции.

Репрессии всегда были целенаправленными. Уничтожали офицерство, купечество, дворянство, потом – духовенство. Потом дошла очередь до крестьянства, так называемого кулачества. После войны – новые жертвы. Выбиралась цель, а дальше все просто, по отработанной схеме. Но многое, безусловно, зависело от тех людей, кто стоял во главе карательных органов в тот период. Одни, как Ягода, Ежов, не только спешили выполнить новые партийные «установки», но и сами проявляли инициативу, другие, как мой отец, всячески мешали творить беззакония. Пусть не все, но многое удавалось. Как ни сопротивлялся партийный аппарат, а вынужден был порой отменять свои же решения.

Из воспоминаний Н. С. Хрущева:

«Когда Сталин высказал мысль, что надо заменить наркома внутренних дел Ягоду, поскольку тот не справлялся, он назвал взамен Ежова. Ежов был начальником по линии кадров в ЦК партии. Я его хорошо знал. Он производил на меня хорошее впечатление, был внимательным человеком. Я знал, что Ежов – питерский рабочий и с 1917 г. являлся членом партии. Это считалось высокой маркой – питерский рабочий! Когда Ежов был выдвинут в НКВД, я еще не знал глубоких мотивов этой акции и внутренней аргументации Сталина. Я-то лично неплохо относился к Ягоде и не видел, не чувствовал прежде какой-то антипартийности в его действиях. Но был назначен Ежов, и репрессии еще больше усилились. Началось буквальное избиение и военных, и гражданских, и партийных, и хозяйственных работников. Наркомат тяжелой промышленности возглавлял Орджоникидзе. Наркомат путей сообщения – Каганович. Там тоже шли повальные аресты людей. Между прочим, Ежов был в дружеских отношениях с Маленковым и вместе с ним работал. Так что последний не стоял в стороне от “ежовщины”».

Здесь Хрущев действительно прав: высокопоставленный партийный чиновник Маленков весьма активно и настойчиво проводил репрессии. Но ведь и сам Хрущев, хотя и не пишет об этом, не только не восставал против творимого партией беззакония, но и был таким же, как Маленков, проводником ее идей, в чем так и не решился признаться до конца жизни. Конечно же, и ему, и Маленкову, и остальным проще было «подставить» Ягоду, Ежова, списав на НКВД собственные грехи.

В отличие от большинства членов кремлевского руководства, отец не на словах, а на деле доказал, что не согласен с репрессивной политикой большевистской партии. К сожалению, я не знаю точных цифр, но речь идет о сотнях тысяч освобожденных из лагерей. Писал об этом и Константин Симонов:

«Назначение Берия выглядело так, как будто Сталин призвал к выполнению суровых, связанных с такой должностью обязанностей человека из Грузии, которого он знал, которому он, очевидно, доверял и который должен был там, где не поздно, поправить содеянное Ежовым. Надо ведь помнить, что те, кто был выпущен между концом тридцать восьмого и началом войны, были выпущены при Берия. Таких людей было много, я не знаю, каково процентное отношение в других сферах, но в “Истории Великой Отечественной войны” записано, что именно в эти годы было выпущено более четверти военных, арестованных при Ежове. Так что почва для слухов, что Берия, восстанавливая справедливость, стремился поправить то, что наделано Ежовым, была… Начало деятельности Берия в Москве было связано с многочисленными реабилитациями, прекращением дел и возвращением из лагерей десятков, если не сотен тысяч людей… Часть освобожденных могли образовать питательную среду для поддержки его, Берия… Хотел приобрести дополнительную популярность…»

Никогда не поверю, что Константин Симонов, писатель-фронтовик и вообще порядочный человек, был здесь до конца искренним. Уж он-то отлично знал, что и как тогда произошло. То, что он написал, полуправда, хотя мало кто до него решался даже на это. Именно Берия стал для миллионов узников ГУЛАГа символом освобождения, о чем, кстати, многие помнят и по сей день. И еще. Слова о том, что делал это новый нарком ради собственной популярности в народе, отнюдь не новы. После смерти отца его недавние соратники навязывали народу именно этот образ. Опровергнуть доброе дело при жизни миллионов недавних зэков было невозможно, а посему и пришлось партийной верхушке использовать надуманные мотивы. Из-за чего еще будущий «заговорщик» стремился к освобождению невинных людей? Конечно же, готовил почву для переворота. Глупость, конечно, но в значительной степени сработало. Чем страшнее ложь, тем охотнее в нее верят… Так, кажется, учил своих товарищей по нацистской партии Геббельс? Как видим, методы отечественной партократии ничем не отличались от тех, которые использовали гитлеровцы.