Текст книги "Анжуйцы"
Автор книги: Серж Арденн
Жанр: Историческая литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
ГЛАВА 5
«Господин де Тревиль»
ФРАНЦИЯ. ПАРИЖ.
На улице Старой Голубятни, что тянется от Сен-Жерменской ярмарки к небольшой приходской церквушке Сен-Сюльпис[11]11
(прим. авт.) – Не путать с нынешней церковью Сен-Сюльпис, заложенной в 1646 году
[Закрыть], находящейся под управлением соседнего аббатства Сен-Жермен-де-Пре, располагается роскошный особняк, выпятивший, во всей красе, свой великолепный фасад с прорубленной в каменном чреве аркой и массивными воротами. Этот помпезный отель, по праву, считается одним из самых роскошных зданий Сен-Жерменского предместья. И если об этом могут спорить, люди, разбирающиеся в архитектуре, то нам лишь остается добавить очевидное – могущество и влиятельность хозяина особняка, являлась непререкаемой.
Сегодня, в прекрасный солнечный денек, с самого раннего утра, к распахнутым воротам, великолепного здания, тянулось множество всякого люда. Пешие и конные, в каретах и портшезах[12]12
Портшез – носилки на двух жердях.
[Закрыть], приглашенные и нежданные, спешили в особняк посетители. Оставив экипажи с возницами и лакеями на улице, чем затрудняли проезд, они, миновав длинную, мрачноватую арку, оказывались в довольно просторном, прямоугольном дворе, кишащем напыщенными и важными мушкетерами Его Величества. Облаченные в голубые плащи, с золотыми крестами, блистательные кавалеры сновали по двору, вооруженные до зубов и готовые к любым неожиданностям, высокомерно и подозрительно оглядывая всех и каждого, кто, преодолев арку, оказывался в вымощенном серым камнем дворе. Просители разного достоинства и рангов устремлялись к широкой лестнице, что вела в просторную приемную, где важные лакеи, в шитых золотом ливреях, пытались выяснить цель визита, того или иного просителя, рассаживая гостей на длинных, расставленных вдоль стен скамьях и записывая в толстую книгу. Гулом и топотом наполнялся особняк в дни, когда устраивал подобные приёмы, его хозяин – капитан королевских мушкетеров, великолепный, граф де Тревиль.
В залитом утренним солнцем кабинете, на стенах которого гордо красовались полотнища французского королевства и мушкетерской роты, за покрытым зеленым сукном столом, восседал сам капитан, Его Сиятельство граф де Тревиль – бедный гасконец, вытащивший счастливый билет. Этот «билет» позволил простолюдину, сыну торговца из Олорона, Арно-Жану Дю Пейре, превратиться в знатного графа де Тревиль, дослужившегося до наипрестижнейшего военного чина королевства. Впрочем, путь будущего капитана мушкетеров не был ровной и прямой дорожкой, усеянной лепестками роз, приведшей его на вершину славы и могущества. Несомненно, де Тревиль заслужил, даже скорее выстрадал, этот чин во множестве жарких сражений, как на полях брани, так и в коридорах власти. Его личные качества никогда не позволяли усомниться высокопоставленных особ, в том числе и царствующих, в верности и бесхитростности этого отважного гасконца. Один из его командиров упомянул о дю Пейре, после осады Монтобана, в разговоре с маршалом Басомпьром, следующим образом: – «…он то, что нужно, он из породы неприметных и это лучшее, что я могу в нём отметить». Это заблуждение и поспособствовало хитроумному и расчетливому гасконцу так стремительно подняться по карьерной лестнице, не щадя конкурентов и выказывая невиданную преданность и бескорыстие к людям способным решать его судьбу. Тревиль не был, невзирая на некоторую прямолинейность, присущую как гасконцам, так и военным, человеком готовым разделить с покровителем, в случае опалы, плачевную судьбу. Он без колебаний и зазрений совести переходил на сторону победителя, что выдавало в нем ловкого царедворца. «Человек, не наделенный талантом предугадывать, а затем и принимать выгодную, для себя, сторону, ни за что не прижился бы при Королевском Дворе», – как то отозвалась о де Тревиле Мария Медичи в разговоре с герцогом д'Эперноном. Именно этот, наиважнейший, по мнению вдовствующей, королевы, талант, всё больше заставлял капитана остыть к королю Людовику, и переметнуться, разумеется, тайно, на сторону королевы Анны. Анны Австрийской, за которой, по мнению гасконца, была сила, в лице, во-первых, её венценосного брата Филиппа IV испанского Габсбурга, во-вторых, родственника из Габсбургской династии, великого императора Фердинанда[13]13
Фердинанд II Габсбург, 1578–1637 – король Чехии, король Венгрии, Римский король, император Священной Римской империи.
[Закрыть], и, конечно же, могущественной «испанской партии» при французском Дворе, включавшей в свои ряды, самых знатных и влиятельных особ королевства.
Прочитав послание, минуту назад врученное лакеем, де Тревиль в раздумье уставился на золотые лилии, вышитые на королевском штандарте. Он свернул письмо, тщательно спрятав его в рукав камзола, и в нетерпении заголосил.
– Эй, Кроэтэн! Кроэтэн, чёрт тебя задери!
Дверь отворилась, и в кабинет вошел лысоватый человек в лакейской ливрее.
– Разыщи Атоса, Портоса, Арамиса и д’Альбека, пусть немедленно явятся ко мне.
– Но Ваше Сиятельство, вас ожидает барон де…
– К дьяволу всех баронов и видамов[14]14
видам – титул наместника епископа по юридической и военной части.
[Закрыть]…!
Раздраженно закричал капитан, прервав слугу и ударив ладонью о стол.
– …делай, что велено!
Очевидно, названные мушкетеры дежурили во дворе особняка, так как явились к капитану по истечению нескольких минут. Призванные дворяне, бряцая оружием, вошли и выстроились вряд, отвесив почтительные поклоны командиру. Тревиль поднялся, заложив руки за спину и опустив голову, не глядя на вошедших, принялся расхаживать по комнате, под пристальными взглядами четырех мушкетеров. Он, описав несколько кругов, приблизился и поднял суровый взгляд на самых верных и преданных ему людей.
де Тревиль
– Господа…
Хрипло произнес капитан, закашляв, после его вытер губы платком, продолжив.
– Дело, которое я хочу вам поручить, является архиважным для короны. А всё, что важно, непременно секретно. Моё поручение не является исключением. Впрочем, это и в ваших интересах.
Тревиль, пристальным взором, по отечески, оглядел всех четверых.
– Сегодня ночью, мне потребуются ваши услуги. Вам следует, в полном вооружении, в пять часов по полудню, явиться к заставе Ла-Вилетт. Там вы встретите карету, сопровождаемую господином де Флери.
Мушкетеры удивленно переглянулись. Заметив это капитан, вскинув брови, утвердительно завопил:
– Да-да, вы не ослышались, именно, хорошо всем известным, де Флери! Человека, который будет в карете вы обязаны охранять и сопровождать, куда укажет де Флери. Это очень важная особа, поэтому на вопросы касающиеся сего дела вам не следует отвечать никому. Даже…
Капитан поднял вверх указательный палец и посмотрел на мушкетеров.
– …даже…одним словом, никому. И вообще, поменьше болтайте по этому поводу!
Сморщившись, выпалил граф.
– Мушкетерские плащи не надевать. И советую быть готовым ко всяким неприятным неожиданностям.
ГЛАВА 6
«Бургундский отель»
ФРАНЦИЯ. ПАРИЖ.
На маленькой парижской улочке Моконсей, что невдалеке от центрального рынка, где над головой разливается благостный звон колоколов Сент-Эсташ, располагался славнозвестный Бургундский отель[15]15
Бургундский отель – первый стационарный театр в Париже.
[Закрыть]. Заведение в котором с удовольствием собирались не только любители поглазеть, но и те, кто желал продемонстрировать собственное красноречие. Бургундский отель помещался в зале для игры в мяч и являл собой длинное узкое помещение с балконом. У одной из стен зала был сооружен деревянный помост, где труппа собранная мэтром Валераном Леконтом, два раза в неделю, давала представление. Зрители побогаче сидели на галерее, а победнее стояли прямо перед сценой. Партер, был очень неудобен вследствие тесноты; там помещались тысячи мошенников вперемешку с порядочными людьми, которым они частенько желали нанести оскорбление. Они затевали ссору по самому ничтожному поводу, хватаясь за шпагу и прерывая спектакль. Но даже когда они были совершенно спокойны, то не переставали разговаривать, кричать и свистеть, мало заботясь о том, чтобы услышать, что говорят актеры. Естественно, что начинать спектакль, не утихомирив публику, было совершенно невозможно, поэтому перед каждым представлением выступал, по традиции средневекового театра, актер с прологом. Он не столько говорил о пьесе и спектакле, сколько убеждал зрителей прекратить разговоры. Особенным мастером усмирять зал был комик Брюскомбаль. Пересыпая речь непристойными шутками, ворчливым тоном он поносил не только буйных посетителей партера, но и тех важных господ «перипатетиков», которые бесцеремонно прохаживались по залу во время представления.
– Всякому свое время. Всякий поступок должен быть сообразен со своей целью: кровать – чтобы спать, стол – чтобы пить, Бургундский отель – чтобы слушать и смотреть, стоя или сидя, двигаясь не больше, чем новобрачные.
Добившись тишины, логист скрылся, и началось представление пьесы. На сцене появлялись любимцы публики; неподражаемый Бельроз и комическое трио: – тощий Готье, рыжий Тюрлюпен и толстяк Гро, – перебравшиеся в театр с балаганов Сен-Лоранской ярмарки и так полюбившиеся завсегдатаям Бургундского отеля. Партер затих, великое множество глаз устремилось на сцену. На переполненной галерее располагались разряженные в богатые платья дамы, окруженные вниманием напыщенных кавалеров, порой ослепленных красотой своих спутниц. Молодые демере[16]16
демере – щеголь, стремящийся нравиться дамам.
[Закрыть] слащаво улыбаясь, шептали на ушко или произносили в полный голос, вынося на всеобщее обсуждение, пошловатые фебусы[17]17
фебусы – изысканные остроты, причудливая игра слов, часто галантного содержания.
[Закрыть], зачастую вызывая бурное оживление и смех.
Среди сего буйства парчи, бархата и кружев, расположилась компания из пяти аристократов. Четверо из великолепной пятерки, отличались от прочих, сидящих на балконе, мужчин, чрезмерной пышностью нарядов, изобиловавших галунами, бантами, сверкающими пуговицами, нашитыми вдоль многочисленных позументов и нарочитой изысканностью в обхождении. Драгоценности, обвивающие шеи и кисти, держащихся особняком вельмож, больше напоминали женские украшения, очевидно обязывающие дворян держаться более утонченно и грациозно чем прочие, собравшиеся в театре, кавалеры. Кроме эффектного и переливающегося вида компанию из четверых щеголей отличало от прочих расфуфыренных пижонов, отношение к дамам. Они не то, что бы вовсе не замечали представительниц слабого пола, а скорее не наделяли их должным вниманием. Один из дворян, самый молодой из упомянутой пятерки, юноша лет двадцати, в расшитом золотом камзоле, украшенном несколькими гирляндами крупных жемчужных бус, обернулся к сидевшему рядом мужчине с выбеленным пудрой лицом. Его верхнюю губу, покрытую пробивающимся пушком, искривила гримаса неприязни, а большие серые глаза наполнились негодованием, что, отнюдь не позволило юноше преступить пределы этикета. Он с показным равнодушием проговорил:
– Барон, вам не надоел этот балаган и нескончаемый рев черни у наших ног?
– Моё терпение лишь дань нашей дружбе, милый Сильвен.
Ласково ответил белолицый Меранжак на лбу которого появилась глубокая складка, а глаза сузились, излучая улыбку. В его осанке, движениях и ужимках сквозила томная леность. Он откинулся назад, повернув голову к обратившемуся к нему молодому Сен-Лорану, и громко, так что бы было слышно ближайшему окружению, произнес:
– Быть может наш бонмотист, господин приор де Буаробер сможет отпустить шутку, которая развеет нашу хандру?
Четыре дворянина рассмеялись, скользнув взглядами по, мрачно наблюдавшему за ходом пьесы, облокотившемуся на край перил товарищу, несколько выбивавшемуся из их праздно пестреющего общества. Этот тридцати четырехлетний мужчина, облаченный в, сравнительно скромный, серый колет, прихваченный в талии широким, желтой кожи, ремнем с притороченным к нему кошельком, грустно глядя на сцену, едва слышно промолвил:
– Даже я не в силах развеять того, чего на самом деле не существует.
В ответ, вновь, послышался смех. Виконт де Сен-Лоран с отточенным изяществом коснулся мочки уха, оттянутой бриллиантовой серьгой в виде огромной капли, и тонким выхоленным пальцем указал вниз, в гущу людской толчеи заполонившей партер.
– Бог мой, господин де Ла Тур, вас и здесь отыскали! Ведь это ваш секретарь, не так ли?
Глаза графа с беспокойством забегали по толпе. Он нервно заерзал на скамье, тщетно пытаясь скрыть волнение, что не ускользнуло от певца, а стало быть, знатока, человеческих душ Буаробера.
Тем временем секретарь Лепелетье поднялся по лестнице и, склонившись к хозяину, втиснул несколько шипящих слов в его великосветское ухо.
– Он в Париже.
Эти таинственные слова, не были услышаны ни кем кроме де Ла Тура и сидевшего с ним по соседству прелата.
Приор Франсуа Ле Метель де Буаробер был человеком особым, о его достоинствах и способностях впору сочинять легенды. Записной шутник, своим остроумием и веселостью снискал себе не только расположение первого министра Франции, но и, в последствии, покорил остротами Папу Римского, Урбана Восьмого. Или чего, например, стоит кресло № 6, закрепленное за Буаробером во Французской академии[18]18
(прим. авт.) – Французская академия была основана 2 января 1635 года, кардиналом Ришелье.
[Закрыть]. Дальше больше – близкий друг кардинала, спасший, как утверждали врачи, жизнь Его Высокопреосвященства, государственный советник, получивший дворянство для всей семьи, королевский духовник, наконец. Но обо всем этом, Франсуа Буаробер, пока не ведает и не помышляет, а по сему наслаждается жизнью в компании лиц, к которым не питает ни дружбы, ни привязанности.
Фраза, произнесенная секретарем, легким мотыльком запорхнула в ухо приора, который, не подав вида, с еще большей грустью, воззрился на сцену. Трудно назвать человека, который бы остался равнодушным, не испытав хоть самого малого любопытства, к подобному, овеянному тайной, обороту. Не стал исключением и наш весельчак Буаробер. Он, хоть и не без труда, подавил, вполне объяснимое, любопытство, как шелест бумаги принудил его впасть в новый грех, и он, косясь через плечо де Ла Тура, сумел разглядеть клочок, на котором было выведено стройными ровными буквами: «В полночь, у Трагуарского креста. Пароль – Ночной странник.»
Быть может, если бы де Ла Тур так спешно не спрятал записку, и тревожно не огляделся, желая удостовериться в сохраненной секретности послания, Буароберу не пришло бы в голову то, что в одно мгновение застучало у него в висках. Так же, в немалой мере, на его решения повлияли слова – «в полночь» и «пароль», максимально раскалившие интерес приора. Отослав секретаря, де Ла Тур еще некоторое время провел в компании людей разделявших с ним удовольствие от театрального лицедейства. Затем он поднялся, виновато улыбнулся и сверх учтиво произнес:
– Господа, прошу простить, но дела, не терпящие отлагательств, вынуждают меня покинуть ваше столь премилое общество.
Дворянин с тонкими, безупречными усиками и крошечной бородкой, в форме небольшого треугольника прилипшего к нижней губе, до сего момента, не проронивший ни слова, высоким голосом, ядовито заметил:
– Ваши неотложные дела нам хорошо известны, но будьте осторожны граф, близкие отношения с принцами крови, как правило, кровью и заканчиваются, разумеется, не для принцев.
Граф нелепо изобразил улыбку, несуразно поклонился, и, ступив на лестницу, ответил:
– Благодарю вас месье де Буларон, я всегда осторожен. А, что касается крови, то за мной стоит пятисотлетняя история моего рода и репутация, позволяющая без всяких стеснений иметь дело с самыми знатными вельможами Старого Света! Имею честь, господа.
Де Ла Тур с некоторой нервозностью обронил последнюю фразу и, спустившись вниз, исчез в толпе. Проводив его взглядом шевалье озлобленно, произнес:
– Именно репутация изменника и отступника не позволяет доверять ренегатам подобным вам.
– Что с вами, Буларон? Подобная нетерпимость вас не красит.
С наигранной доброжелательностью, вымолвил барон де Меранжак. Насупленный Буаробер, не выказав ни малейшего интереса к препирательствам бушевавшим в близости от него, какое-то время продолжал наблюдать за ходом пьесы, затем улыбнувшись, оглядел трёх дворян.
– Вот водите, любезный господин де Меранжак, то о чём вы просили меня, без труда удалось графу.
Барон и виконт удивленно обернулись, уставившись на того, кто с насмешкой продолжил свою мысль.
– Я о хандре, которая осмелилась мучить вас, и очевидно виконта, сегодняшним вечером. Хотя мне порой кажется, что элегия, неотступно следующая за вами, неся ваш порочный шлейф, впиталась в вас с молоком матери и возведена в ранг божества, которое вы холите и лелеете, выдавая за непременный признак родовитости и преобладания. Но вам невдомёк, что вы лишь тщедушные любимцы доли, изнеженные сибариты, облекшие в броню свои черствые души, что бы, не дай Бог, в них не проник лучик милосердия и сострадания.
Приор поднялся и озарил грозные лица трёх блистательных вельмож лучезарной улыбкой.
– Мне надоела ваша беспричинная унылость, господа, и я не смею более отвлекать вас от неё. Меня ждут в не менее докучливом месте. Поспешу в Пизани, к мадам де Рамбуйе, где надоедливые мадригалы, скуку разбавят глупостью.
Буаробер небрежно кивнул и последовал за графом. Рука де Меранжака, унизанная перстнями невероятной величины и неописуемой красоты, потянулась к эфесу, но Сен-Лоран накрыл её своей тонкой, белой ладонью, с обожанием воззрившись на любимого друга, рычащего в след неуклюжему приору.
– На этот раз вы откусили больше, чем сможете проглотить, господин приор.
Злобно прошептал дворянин, но тут же замолчал, услышав голос утонченного виконта.
– Не стоит горячиться барон, месть не терпит спешки, она требует верной руки и холодного сердца. А сегодняшний вечер нам обещает быть увлекательным и без участия сего вздорного пребендария. О, а вот, извольте, и подтверждение моих слов. Я вижу, к нам спешит милейший господин Бакстон!
Оказавшись на балконе, англичанин, с присущей ему мрачностью оглядел ожидавших его театральных вивёров, устало опустившись на скамью.
– Что ж, господа, вот настал и наш час. Я сделал то чего так давно и беззаветно желал и обещал вам исполнить
– Вы вызвали их?!
Взволнованно выпалил Сен-Лоран.
– Всех четверых.
– Ну, что ж господа мушкетеры, теперь пришло время ответить за вашу неосмотрительность и неуважение в отношении принца Конде и его людей!
Прошипел пребывавший в ярости де Меранжак.
– Не томите, Бакстон, где и когда?!
Уголок рта англичанина исказила дьявольская улыбка, когда он взглянул на задавшего вопрос Буларона.
– Завтра, в полдень, на пустыре за Люксембургским дворцом.
Половина его лица засветилась ненавистью и злобой. Он, обменявшись взглядами с каждым из товарищей, негромко произнес:
– Теперь же, господа, мне придется оставить вас. Сегодняшнюю ночь, я намерен провести наедине с самим собой, ведь завтра, не исключено, что моя душа навсегда покинет бренное тело, и я хочу быть готовым к этому. Имею честь господа.
Оказавшись у двери театра, Буаробер увидел, в конце улицы, свечение факела скорохода[19]19
скороход – слуга, следующий впереди экипажа или портшеза очищая путь, от прохожих, на узких улицах, или освещающий дорогу в ночи.
[Закрыть] сопровождавшего портшез де Ла Тура, не успевший скрыться за углом. Он нахлобучил шляпу, и, глядя вслед удаляющемуся паланкину[20]20
паланкин – тоже, что портшез.
[Закрыть], прошептал, обращаясь к самому себе:
– Подозрительность, друг мой Франсуа, порождает недоверие.
В этот миг, на колокольне Сент-Эсташ, пробило десять. Приор поглядел в ночное небо. «Что ж, сейчас только десять, ещё успею подготовиться к встрече у Трагуарского креста.» – подумал он, как вдруг услышал голос, заставивший его отвлечься, от насущных размышлений. Буаробер неуклюже обернулся, прищурив близорукие глаза.
– О, господин де Вард! Рад вас повстречать в столь неспокойное, для прогулок по парижским улицам, время суток. Значительно приятнее, откровенно признаться, совершить променад, улавливая, под боком, мерное бряцанье шпаги лейтенанта кардинальских гвардейцев.
Офицер улыбнулся. Прелат взял под руку лейтенанта, и они побрели, во тьме, как старые приятели.
Дело в том, что господин Буаробер, был частым гостем в Пале-Кардиналь, хотя и не афишировал этих визитов. Их дружба, с первым министром, являлась неким исключением в отношениях кардинала с людьми. «Красный герцог», как называли Ришелье преимущественно недруги, не позволял себе подобных слабостей. Он слыл человеком, не одобрявшим ни дружеских, ни родственных отношений, ни прочих сантиментов, искренние проявления которых искусно скрывал под пурпурной мантией. Именно в резиденции кардинала, Буаробер, имел честь, быть представленным людям, окружавшим первого министра. Одним из таковых являлся лейтенант гвардии Его Высокопреосвященства Франсуа Рене дю Бинек-Крепиню, граф де Вард, принявший непопулярную, среди высшего дворянства, сторону Ришелье. Де Вард с первой минуты проникся задушевной симпатией к остроумному приору, проницательно распознав в нём открытость и прямодушие, проявляемое к друзьям, а так же стойкость и непримиримость, припасенные для врагов.
– Отчего вы в одиночестве? Я, пожалуй, попаду в затруднительное положение если дерзну назвать образованного парижанина не желающего завести дружбу с «Веселым аббатом».
– Ну, что вы, милый граф, человек, который дружен со всеми вовсе не имеет друзей.
Буаробер поскользнулся, крепче вцепившись в руку гвардейца, когда они переступили через сточную канаву где скопилась зловонная слизь, проистекающая из Шампо.
– Клянусь Девой Марией, мне вас послало Проведение. Да-да, именно Проведение.
Прокряхтел прелат, подняв голову, вновь поглядывая в звёздное небо.
– Скажите, граф, вы любите созерцать ночное небо?
– Безусловно, это вполне присуще каждому человеку. Вот только я не советую делать этого на темных парижских улицах, не то, чего доброго, свернете шею, среди этого неподобства.
– Ах, лейтенант, даже если и упаду… Это не имеет значения, лежу я или стою, я живу на коленях.
– Что это с вами, милейший Буаробер?!
– Ничего, ничего, всё пройдет, как говориться в Писании, все пройдет. Sin tut san taut non sint[21]21
(лат.) – пусть будет как есть, или не будет вовсе.
[Закрыть]. Да-да, именно.
– Да, что с вами сегодня?
Буаробар остановил спутника и, заглянув в глаза доверительно, произнес:
– Граф, Бога ради не сочтите за назойливость, скажите, отчего это вы по ночам бродите по пустынным улицам. Я не поверю, что у столь блистательного молодого кавалера, не нашлось занятия поинтересней?
Офицер добродушно улыбнулся.
– Вы невиданный хитрец господин приор.
– Отчего же?
– Подобный вопрос уместен в двух случаях.
– Да-да.
– …Либо вы хотите избавиться от моего общества, что маловероятно.
Оба закивали головами.
– …либо хотите, что-то выведать.
Спутники вновь остановились, и прелат с улыбкой и восхищением уставился на лейтенанта.
– Господин, де Вард, я вас боюсь. Нет, нет, определенно боюсь. От вас невозможно ничего скрыть! Ну, разве это позволительно?
Они зашагали по темной улице. Вечер выдался тихий и лунный, располагавший к неспешной прогулке и задушевному разговору.
– А, что касается молодости, вы мне явно льстите. Кому как не нам с вами, ведь мы почти ровесники, знать, что молодость давно позади. Мы достигли того возраста.
Приор прервал лейтенанта.
– Ах, бросьте, граф, какие наши годы? Всё чепуха. И запомните, это не человек достигает возраста, а возраст настигает человека. Не дайте себя настигнуть врасплох.
Они тихо, почти беззвучно, рассмеялись и продолжили шествие.
– Так о чем же вы хотите узнать, милейший господин Буаробер? Я знаю вас как друга Его Преосвященства и постараюсь ответить откровенно на все ваши вопросы.
Граф, из-под широкой полы шляпы, хитро прищурив глаза, скользнул взглядом по простодушному лицу приора, борющемуся с близорукостью и пытающемуся пронзить мглу, скрывающую от его взора черные булыжники мостовой.
– Я, любезный лейтенант, вознамерился написать канцону. Но для лёгкости сочинения, всенепременно потребно вдохновение, это очевидно и неоспоримо. И вот, таким образом, я уже более недели гуляю под ночным небом, а так же посещаю всяческие вздорные сборища, проку от которых, признаться, не больше чем от отсыревшего пороха. И, что же я замечаю в течение этой недели с небольшим?
– Что же?»
– Я замечаю, что многие из встречающихся, мне по ночам, как на подбор из службы кардинала. Ну, а ещё, вдобавок к сказанному, я намедни закончил сочинять рондо…
Лейтенант, догадавшись, к чему клонит Буаробер, наигранно удивился.
– …во время написания которого так же нуждался в наитие, а значит не меньше времени провел на ночных улицах.
Приор и граф вновь остановились, красноречиво переглянулись и зашагали дальше.
– Но вот, что удивительно, месье де Вард, ранее никого из этих милых господ я не встречал. Ну, разве от случая к случаю. Вас это не наводит не на какую мысль?
– Меня нет, а вас?
– А, я, с уверенностью готов утверждать, что вы, и ваши люди, кого-то ищите. Не так ли?
– Любезнейший, господин Буаробер, ваши ночные прогулки небезопасны. А ещё вы должны знать, что чрезмерное любопытство, Господь прощает исключительно женщинам. Мужчинам же за него приходиться платить кровью. Помните об этом. А, что касается ваших наблюдений, то вы правы, мы ждём одного сеньора.
– Сеньора? Он, что испанец?
– Более ничего не могу вам сообщить касательно этого дела. Да мы, кажется уже и пришли. Вот ваш дом.
Прелат поднял голову, как будто желая удостовериться в подлинности слов графа.
– Да, действительно. Ну, что ж, лейтенант, был несказанно рад повидаться с вами. Спасибо за доставленное удовольствие и охрану. Не подозревал, что вы такой прекрасный собеседник.
– Всегда к вашим услугам.
Они раскланялись, и приор ещё долго стоял возле двери собственного дома, о чем-то размышляя, глядя в след растворившемуся во мраке лейтенанту.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?