Текст книги "Анжуйцы"

ГЛАВА 8
«Анжуйцы»

ФРАНЦИЯ. АНЖУ. МАЛЕНЬКИЙ ГОРОДОК БЛИЗ АНЖЕРА.

Сержант гвардии кардинала Ришелье, Констан де Самойль, остановил своего взмыленного коня на опушке леса. Оказавшись на краю высокого холма, с которого открывался вид на долину, он привстал на стременах. За спиной шумел вековой лес, внизу виднелись красные, островерхие крыши родного городка, что находился в провинции Анжу, близ главного города – Анжер. Из чащи, над головой шевалье, вылетел орел, испугав рысака, вставшего на дыбы. Гвардеец, удержавшись в седле, усмирил коня, провожая взглядом воспарившую птицу. «К чему бы это? Добрый ли, дурной ли знак?» – подумал де Самойль. Он с улыбкой оглядел открывшуюся панораму: его сердце сжали воспоминания, а предчувствие скорой встречи с друзьями, заставило Констана пришпорить рысака, пустив в галоп. Миновав городские ворота, конь анжуйца перешел на рысь. Продвигаясь знакомыми улочками, вертя головой, де Самойль незаметно для себя выехал на центральную площадь. Здесь, на противоположной стороне от старого собора, находился маленький кабачок – «Весельчак Денье», где когда-то он с друзьями частенько проводил время. Констан поймал себя на мысли, что всё это было так давно, будто в другой, прошлой жизни, не вернуть, не забыть которую он не в состоянии. Гвардеец остановил скакуна, спешился и вошел в трактир. Оглядевшись по сторонам, он увидел, за столом, возле распахнутого окна, двух молодых людей.

Один из них, тот, кто сидел спиной к входу – невысокий, щуплый юноша с проницательным сосредоточенным взглядом, обхватив голову руками, так, что локти уперлись в колени; слегка покачиваясь, как человек, страдающий от ноющей боли; потупив взор, казалось, что-то разглядывал на грязном полу трактира. Его длинные, вьющиеся, темно-каштановые волосы, ниспадавшие на худые плечи, приходили в движение, при каждом кивке головы молодого человека. Скуластое лицо, довольно длинный с горбинкой нос выдавали в юноше гасконца, кем и являлся, по отцовской линии, Жиль де Сигиньяк.

Сидящий за тем же столом шевалье де Ро был высоким, светловолосым, хорошо сложенным, физически сильным юношей, с грубоватыми чертами лица и вечно улыбающимися глазами. Приблизившись к приятелям, Констан громко и радостно завопил:

– Пусть будут живы и не терпят невзгод жители королевства праздной глупости! Приветствую вас, висельники!

Оба анжуйца обернулись, и, увидев де Самойля, с радостью бросились к нему. Друзья обнялись и Сигиньяк воскликнул.

– Констан! Каким ветром тебя занесло в нашу глушь?

– Да вот решил проведать вас, поглядеть, чем вы здесь промышляете, не скучаете ли, проводя время на охоте и в прочих пустых развлечениях?

При этих словах Сигиньяк опустил голову и, усевшись на лавку, возле стола, еле слышно пробормотал:

– Да, пожалуй, доразвлекались.

Де Ро погрустнел и отвел взгляд. Улыбка с лица сержанта мгновенно улетучилась и он озабоченно спросил:

– Что случилось, Луи?

Тот в отчаянии махнул рукой.

– В чем дело, друзья! Жиль, что произошло?

Сигиньяк глубоко вздохнул и заговорил:

– Де База арестовали.

– За что?! Кто?!

– Ты, наверное, помнишь такого господина как граф де Бокуз, одного из самых богатых и влиятельных людей в Анжу?

Гвардеец кивнул.

– Так вот, Гийом убил на дуэли его племянника.

– Этого выскочку и труса Жофрэ?!

– Да, его. Они повздорили из-за пустяка. Я пытался унять Гийома. А Жофре, пользуясь влиятельностью дядюшки, всё подтрунивал де База. Ну, а Гийома два раза просить не нужно. Они выхватили шпаги. Ещё добавили масла в огонь дружки этого Жофре, подначивая их своими выкриками. Дело закончилось скоро, де База продырявил этого надутого павлина, даже лекарь не понадобился.

Жиль замолчал.

– Он умер?! Гийом убил его?!

Растревожился де Самойль. Жиль, обреченно кивнул. Друзья помрачнели, опустившись в тишину. Лишь де Самойль, настигнутый горем, еле заметно качая головой, прошаптал.

– Ах, Гийом, Гийом. Я всегда изумлялся твоему таланту попадать в разные скверные передряги. Где сейчас де База?

– Здесь, в башне. Сегодня вечером или, быть может, завтра утром его повезут в Анжер. Мы думали сейчас ехать к интенданту провинции, графу Радиньи, ведь у него служит помощником де Некруассон, может, он чем-то поможет?

Сигиньяк с надеждой поглядел на друга. Констан покачал головой, понуро заметив:

– Нет, Жиль, ничем он не поможет. Король подписал эдикт о запрете дуэлей. А если учесть ещё и влияние графа де Бокуза, то Гийому не избежать смертной казни.

Мрачно произнес гвардеец, закрыв лицо руками.

– Но, что же делать, Констан?!

Сдавленным голосом, переходя на крик, завопил Жиль. Де Ро за всё это время не произнес ни слова. Он, отрешенно, сидел, упершись локтями в стол, поддерживая рукой голову, и, что-то вычерчивал маленьким ножиком на засаленных досках. Сигиньяк толкнул товарища в плечо и закричал:

– Луи, а ты что же?! Ведь так не должно быть! Это не справедливо! Луи, что ты молчишь?!

– По-моему, все предельно ясно.

– Что?! Что тебе ясно?!

– Гийома нужно отбить.

Тихо произнес Луи, не отрывая взгляда от отшлифованных временем и локтями досок трактирного стола. Жиль замер, лицо его вытянулось, глаза округлились, он с изумлением, заглушившим протест, пытался осознать услышанное. А осознав, встревожился и обратил испуганный взор на де Самойля. Тот задумчиво поглядел на де Ро, затем, встретившись глазами с Сигиньяком, негромко вымолвил:

– А ведь Луи прав. Отбить и бежать.

– Как? Куда бежать?

Чуть слышно вымолвил виконт, который от ужаса, казалось, сейчас потеряет дар речи.

– Но ведь если… мы тогда сами станем преступниками, и нам так же не сносить голов.

– Да, это совсем не обязательно. Поверьте мне, вы тут барахтаетесь в своём навозе, и не подозреваете о том, что происходит в королевстве.

– А, что происходит?

Оба анжуйца перевели заинтересованные взгляды на де Самойля. Сержант заерзал на лавке, затем огляделся, нагнулся поближе к товарищам и почти шепотом произнес:

– Могу сказать одно, у Ришелье, сейчас, каждая верная шпага на счету. И я прибыл в Анжу за вами. Поэтому, если мы вытащим де База из этой истории, у вас не будет другого выхода, как поступить на службу к Его Преосвященству. Лишь в этом случае, я смогу попробовать добыть нам помилованье и сохранить свою, а заодно и ваши пустые головы.

Зависло молчание. Жиль, вернувшись в приделы присущей себе рассудительности, весомо заявил.

– Что касается меня, то я с радостью и по убеждению готов принять сторону кардинала. Даже если бы не было всей этой истории.

Де Сигиняк произнёс это, гордо закинув голову. После чего оба друга уставились на де Ро. Тот почувствовал, что пришел его черед держать ответ. Пригладил ладонью волосы, он нехотя промямлил:

– Я, признаться не испытываю желания служить, кому бы то ни было. Но… если на чашу весов положена голова Гийома, я согласен.

В этот же день, сразу после полудня, трое друзей, взяв с собой слугу виконта де Сигиньяка – Гаспара, вооружившись лучше чем если бы они шли на войну, и прихватив лошадь де База, отправились по лесной дороге, что вела в Анжер.

Через два с лишним часа, по этой же дороге, в сопровождении четырёх конных конвоиров, загромыхал тюремный экипаж. Переваливаясь по ухабистой, песчаной дороге, он неторопливо, поскрипывая, полз по лесу. Весенняя чаща радовала глаз ярко-зеленой молодой листвой, сквозь которую пробивались ласковые солнечные лучи. Густой частокол деревьев был щедро наполнен многоголосьем птиц, заполонивших своим игривым щебетом пробудившийся после зимы лес. Четыре солдата, следовавшие за каретой, о чем-то громко разговаривали, наполняя дубраву звонким смехом, передавая из рук в руки бутылку анжуйского, к которой по очереди прикладывались. Вдруг впереди кавалькады, с треском, медленно кренясь, рухнула вековая сосна, подняв клубы седой пыли. Пара лошадей, запряженных в экипаж, испуганно заржали и попятились назад. Тюремщики остановились, обескуражено переглянувшись. Не успели они сообразить, что к чему, как прогремел выстрел, со стороны повалившегося дерева. Солдаты спешились и, прижавшись к карете, приготовили оружие, напряженно вглядываясь в чащу леса.

– Господа, я попросил бы вас бросить оружие.

Послышался голос Констана, из-за спин тюремщиков. Те послушно бросили на землю аркебуз и шпаги, застыв в испуге, не рискуя даже обернуться. Из лесу вышли трое в масках и с пистолетами. Они приблизились к опешившим стражам, и де Ро сорвал с пояса капрала ключ, которым открыл дверцу тюремного экипажа. Из кареты ловко выпрыгнул де База, стройный, элегантный, двадцатилетний юноша. Его длинные русые кудри, растрепались, тонкими прядями ниспадая на красивое, бледное лицо, а серые глаза пылали счастьем от встречи с друзьями. Де Ро, подтолкнув одного из конвоиров так, что тот было, не сбил с ног остальных, вежливо отдал команду.

– А вас, господа, прошу занять место арестованного.

Солдаты, подталкивая друг друга, влезли в зарешеченную карету. Щелкнул замок, и Луи забросил ключ в густой кустарник.

– Теперь, вы, мой друг.

Обратился сержант к кучеру, превратившемуся в истукана, и не решавшемуся от испуга даже повернуть головы.

– Вы кого-нибудь видели в лесу?

Кучер не глядя на вопрошавшего, вымолвил, казалось, хорошо заученную фразу.

– Нет, господин, я никого не видел и ничего не знаю.

Скороговоркой затараторил он.

– Вы сообразительный человек. Но, чтобы вам остаться в живых и в дальнейшем пользоваться вашей сообразительностью, придется немного поработать.

Кучер, молча, кивнул.

– Езжайте в Анжер, не спеша, и постарайтесь поменьше болтать о случившемся. Наш слуга будет тайно следить за вами, до самого города.

Произнеся эти слова, гвардеец хлопнул ладонью по крупу лошади, и карета, сминая гибкие кусты, объехав дерево, поскрипывая, покатила по лесному тракту.

– Я несказанно рад видеть вас не отделенным от головы, любезный де База.

Воскликнул Констан, хлопнув по плечу друга. Друзья раскланялись, затем обнялись, не сдерживая улыбок.

– А теперь, друзья, в путь, нам нужно спешить. Остальное по дороге.

ГЛАВА 9
«Враг и предатель Мартен»

ФРАНЦИЯ. ПАРИЖ.

Буаробер ещё некоторое время провёл в размышлениях, прибывая в лучах тусклого света, едва брезжившего, единственного на несколько кварталов фонаря, заботливо вывешенного его слугой Дордо. То же самое можно сказать и о лейтенанте де Варде, задумчиво наблюдавшим за приором из густой тьмы ближайшей подворотни, оставаясь невидимым для недавнего собеседника. Он, мерно постукивая по раскрытой ладони, сжатой в кулаке перчаткой, дождался, пока прелат скроется за дверью, и, совладав с мыслями навеянными разговором с «Веселым аббатом», решительно зашагал в сторону Маре.

Оказавшись в небольшой, темной прихожей, господин Буаробер услышал разгневанный голос своего слуги, толстяка и балагура, Теофраста Дородо.

– Ну, что подлец, готовься к смерти! Теофраст Дордо не позволит тебе измываться над собой. Я уложу тебя одним ударом и скормлю твою безмозглую голову бродячим собакам! Ты убедишься, что с капралом Дордо шутки плохи! Ты надеешься на свою ловкость и силу, но я брат и не таких видывал на войне, и как видишь жив. А о чем это говорит? А-а-а, не знаешь, подлая тварь! Так я тебе, без ложной скромности скажу. Все кто становился на пути у Теофраста Дордо, давно покоятся в могиле! И могу заверить вас месье, что пробил и ваш смертный час!

Приор, затаив дыхание, на цыпочках, придерживая шпагу, подобрался к дверному проёму, откуда, из-за приоткрытой створки, пробивалась тонкая полоска света, и заглянул в помещение, где имела место ссора и доносились столь недвусмысленные угрозы. Он взялся за эфес и, зажмурив один глаз, сумел разглядеть пухлого коротышку Дордо, в своём несменном полосатом колпаке и коричневом кожаном жилете, из-под которого свисало сытое брюшко, свидетельствовавшее о беззаботной жизни пикардийца. Слуга взял большой кухонный нож и принялся точить его о круглый камень, вращая металлическую ручку. Присутствие кого бы то ни было, не ощущалось на просторной кухне, и Буаробер осторожно отворил дверь. Дордо вздрогнул.

– Ах ты, Господи, Пресвятая Дева Мария и Святой Антоний, как ты напугал меня Франсуа! Крадешься как вор!

Приор осмотрелся и никого, не обнаружив, удивленно спросил.

– С кем это ты разговариваешь?

Слуга хмыкнул и обратился к хозяину преисполненный укоризны.

– С кем же ещё как не с врагом и предателем!

Буаробер вновь озирнулся. Дордо заметив замешательство хозяина, насмешливо провозгласил.

– Вот сразу видно, что ты Франсуа не военный человек! Враг под самым носом, а ты и глазом не моргаешь!

Прелат с изумлением и жалостью оглядел упитанного насмешника.

– Ты, судя по всему, совсем с ума сошёл? Какой враг, кто предатель, что ты плетешь?

Дордо рассмеялся, как обычно, душевно и заразительно.

– Да вот же он!

И ткнул пухлым пальцем в серого гуся, заточенного в сплетенную из лозы клеть. Птица удивленно смотрела на прервавшего задушевные угрозы слуги человека, затаив искренний интерес в желтоватых кружочках глаз.

– Враг и предатель. Я спас его от мальчишек на Сент-Лоранской ярмарке, а этот негодяй изгадил прихожую и кухню, а еще опрокинул кувшин, разлив воду, перевернул корзину и расправился с находившимся в ней побегом капусты. Ну, и кто он после этого?! Он знаешь кто? Он сатана Мартен! Клянусь святым, обезглавленным Дени, Сатана!

Буаробер с неподдельной серьёзностью и вниманием выслушал слугу. И, как будто не узрев иных странностей в гневном повествовании, спросил:

– А отчего же он Мартен?

Вопрос, заставил обоих, изучающе, уставиться на гуся.

– Хм, а кто же, как не Мартен? У нас в деревне, в Пикардии, жил один Мартен, плотник, похож на этого как две капли воды. Он, правда, утоп, как раз на день Пресвятой Девы Марии с горы Кармель, но был точь-в-точь похож на этого. Весь день в реке плескаться мог, вот и утоп. Вот я подумал, что и этот, наверняка Мартен.

Обессилевший прелат тяжело вздохнув, опустился на табурет.

– Ну ладно, Мартен так Мартен, пусть остаётся. Только выпусти птицу из клетки. Ей же там тесно.

Дордо с яростью воткнул нож в ольховую столешницу, воскликнув:

– Удивляюсь я тебе Франсуа, кто бы, какую дрянь тебе в дом не приволок, всех тебе жаль, для всех найдешь доброе словцо! Так нельзя! Так не выживешь в нашем жестоком мире! Ты никчемный человечишка, только и умеешь сочинять свои памфлеты, да шататься черт знает где, да ещё по ночам.

– Ну отчего же? Меня высоко ценят некоторые весьма почтенные господа.

– Да кто, кто тебя ценит?! Назови мне хоть одного приличного человека, про которого я смог бы упомянуть без насмешки и крепкого словца?

– Ну, вот например Его Преосвященство кардинал де Ришелье, меня ценит и уважает.

Задумчиво и протяжно произнес прелат, продолжая размышлять над упреками слуги. Дордо взмахнув руками, ударил себя по толстеньким ляжкам, увалившись на дубовую лавку.

– Вот тут никуда не деться! Тут ты Франсуа угодил прямёхонько в «яблочко». Ришелье это фигура. Да и к тому же не посторонний мне человек!

Буаробер с недоумением взглянул на Дордо. Тот авторитетно прикрыв глаза, многозначительно кивнул.

– Да-да, не посторонний. Мы ведь оба молим Святого Фиакра[26]26
  болезнь Святого Фиакра – геморрой.


[Закрыть] избавить нас от недуга, а это не баран начихал, общее горе. Я и кардинал, близкие люди, если угодно. Хоть он об этом и не догадывается.

Пикардиец вновь выразительно кивнул.

– Хотя и он не безгрешен. Вот посуди сам, армией не занимается, флот не строит. В жизни не видел более никчемного народа, чем голландцы, а и те имеют флот! Ну, что тут сказать. Да и церковь распустил. Далеко ходить не надо. Монахи из твоего монастыря, привезли…. когда же? Ну да, на день Святой Бернадеты, среди всего прочего, яйца. Ну да, яйца. Так это ж, Франсуа, просто смех! Смех, клянусь Гробом Господним. У нас в Пикардии не то, чтобы куры, перепелки крупнее несут. И как после этого я могу оправдать политику Ришелье? Как я тебя спрашиваю?!

Приор с напускной простотой, не выказывая и доли иронии, слушал слугу.

– Не знаешь? Ну, так я тебе отвечу. Требуется уповать на Господа! Только вот прийти к этому нужно, понимаешь прийти

Наставнически закивал Дордо, вальяжно развалившись на лавке.

– Ну, ты, как я вижу, уже пришел.

– Я, Франсуа, тоже не идеал. Сначала я сделался монахом, потом поступил в армию и дослужился до капрала в Пикардийском полку Его Величества, и только после всего этого уверовал в Бога. В армии я научился метко стрелять и выдавать себя за идиота. В церкви научился врать и притворяться верующим. И лишь поступив на службу к тебе Франсуа, я обрёл Веру, клянусь Святым Бернаром.

Слуга погладил своё сытое брюшко.

– Ты, конечно, спросишь меня, так я отвечу. Зачем было делать такой крюк, когда можно было сразу прийти к Всевышнему?

В этот момент гусь издал истошный гогот, а Буаробер, вскочив, схватил кочергу, стоявшую возле тлеющего очага. Почувствовав приближение неотвратимой опасности, Дордо бросился к винтовой лестнице, что вела на второй этаж. Грозная кочерга несколько раз всё же настигла его, отчего плут выкрикнул на ходу:

– Мартен, подлый изменник, я сделаю из твоей печени паштет! Клянусь Гробом Господним!

Буаробер остановился у лестницы и, грозя кочергой выглядывавшему, из-за балясин, слуге, произнес:

– А теперь послушай меня, блаженный капрал. Оседлай немедленно двух мулов, моего и серого. Прихвати аркебузу, дагу и кинжал побольше. Мы едем в место, где нам, возможно, будут не очень рады. И выпусти птицу, наконец! Черти тебя задери!

* * *

Квартал Маре[27]27
  Маре – болото.


[Закрыть] куда мы приглашаем вас проследовать за графом де Вардом, к тому времени уже не соответствовал своему древнему названию, но и не был ещё тем островком аристократической изысканности, которым сделался при Четырнадцатом Людовике. Дома ремесленников, торговцев, представителей мелкой буржуазии, преобладали в этом славном месте, давшем приют такому архитектурному шедевру как Пале-Рояль[28]28
  Пале-Рояль – нынешняя площадь Вогезов.


[Закрыть], о котором у нас с вами, уважаемый читатель, ещё будет возможность поговорить.

От Шатле, граф направился по набережной и, миновав Ратушу, свернул на площадь Сен-Жерве где, обогнув церковь, вышел на улицу Барр. Ловко перепрыгнув через желоб сточной канавы, он оказался перед узкими, выщербленными ступенями, спускавшимися в небольшой погребок, где размещалась крошечная харчевня «Аист», хозяином которой являлся папаша Коло, по прозвищу Весло, человек со скверной репутацией, что впрочем, не мешало де Варду пользоваться его услугами. Спустившись по ступеням и переступив через высокий порог, граф оказался в лишенном всяческого лоска помещении, с обшарпанными стенами и закопченным потолком. Остановившись на крыльце, обрамленном старыми, изувеченными перилами, единственной надеждой и опорой подвыпивших посетителей, в их, частенько призрачном, стремлении взобраться на четыре кривые ступени, следуя к двери, что вела на волю, он пронзил взором полумрак таверны. Снимая шляпу, при этом задев рукой одну из почерневших от времени балок, поддерживавших своды почерневшего от копоти факелов потолка, он с высоты крыльца оглядел обиталище головорезов и негодяев всех мастей и пород.

…Немногочисленные гости, поглощавшие нехитрую снедь, запивая её монтрейльской кислятиной, в свою очередь оставили без внимания появление столь блистательного дворянина, хоть сие и являлось диковинкой для этих глухих мест, в столь поздний час. Меж столами, по-хозяйски величаво улыбаясь, прохаживался высокий, тощий мужчина, лет пятидесяти.

Лувр

Он перебрасывался короткими фразами с присутствующими, после чего поднимал длинную костлявую руку, подавая какие-то знаки молодой девице, спешившей принести заказанные блюда, и расставить их на столах, перед гостями. Заметив офицера кардинальской гвардии, на лице трактирщика появилась кислая мина, которую он, не без труда, попытался превратить в доброжелательную усмешку, но не справившись с этой глупой задачей, бросил сию безнадежную затею. Стоит отметить, что ни доброжелательность, ни приветливая улыбка вовсе не были свойственны папаше Коло, бывшему каторжнику отбывавшему наказание на королевском флоте, на одной из галер Его Величества, что позволило ему в одном из морских сражений, смыть кровью вину за суровые преступления. На память об этих событиях трактирщику остались раздробленная берцовая кость, вследствие чего он хромал, отсутствие правого уха, отрубленного турецким ятаганом, и прозвище Весло, что едва ли компенсировало хозяину харчевни страдания за нанесенные увечья.

Приблизившись к лейтенанту, Весло, впился в него бесчувственным взглядом, холодных, как атлантические волны глаз, пожевывая виднеющуюся меж губами соломинку. Граф ответил не менее «дружелюбно».

– Мне нужен Огюст.

Произнес он, обдав суровостью намерений колеблющегося Коло. Лицо трактирщика исказила гримаса полного непонимания.

– Весло, мне нужен Гаррота.[29]29
  Гаррота – а) испанское орудие казни через удушение. б) оружие ближнего боя. Изготовлялось из прочного шнура, с прикрепленными к его концам деревянными ручками.


[Закрыть]

В арсенале опытного де Варда, имелось множество аргументов, предъявляя которые можно было заставить человека подчиниться своей воле, взгляд был одним самых безобидных, но все, же действенных способов. Трактирщик мрачно кивнул, не переставая покусывать соломинку. Он ещё некоторое время наслаждался светлым образом графа, разглядывая его с головы до ног, затем неторопливо заковылял в угол обеденного зала. Откинув потертый, выгоревший и вконец обветшавший лионский гобелен, Весло скрылся в низком и узком проёме, который едва ли можно было назвать дверью.

Лейтенант снял перчатки и уселся за свободный стол в углу зала. Через некоторое время к нему присоединился высокий, широкоплечий мужчина. Его левый глаз был закрыт черной повязкой, темно каштановые кудри стягивал льняной платок, а на груди красовался золотой медальон с причудливым узором заданным переплетением двух змей. Шерстяная куртка, была стянута широким поясом, из грубой телячьей кожи, на котором висели отличная испанская шпага и кинжал, вышедшие из рук искусного мастера. Мужчина без лишних церемоний подсел к гвардейцу, скрестил на груди руки, и с нескрываемым презрением произнес:

– Вы хотели видеть меня, лейтенант?

Де Вард беззаботно улыбнулся, как будто впервые услышав о своей заинтересованности, встретится с кем бы, то ни было.

– Огюст де Фервак…

Одноглазый встревожился и, дотянувшись до стола, схватил за руку графа.

– Я, прошу больше никогда не произносить этого имени! Слышите, никогда! Зовите меня просто Гаррота.

Лейтенант, вновь улыбнулся и чуть заметно кивнул.

– Как пожелаете.

Офицер склонился над столом, приблизившись как можно ближе к собеседнику.

– Я здесь, как бы ни прискорбно было об этом говорить, что бы напомнить о вашем долге.

Граф пристально взглянул на Гарроту. Тот, потупив взор, уставился в пол и закивал головой.

– Я помню. Что нужно?

– На улице Сен-Дени, ближе к Шатле, живет некий господин Буаробер…

Одноглазый криво усмехнулся и, пригладив тонкую полоску усов, привстал, приготовившись удалиться, лишь бросив на прощанье:

– Я все понял.»

– Вы превратно поняли!»

Властно произнес лейтенант. Гаррота вновь опустился на стул, с недоумением взглянув на офицера.

– Сегодня ночью вы должны дежурить у дома упомянутого мною господина. Если же он, куда-либо отправиться, то незаметно следовать за ним. Меня интересуют те, с кем он должен встретиться. Достаньте мне их, и я обещаю, что ваш долг будет возмещен сполна. А это значит, что ваша голова останется на плечах»

– Довольно необычно. Я больше привык…

– Мне наплевать на ваши привычки! Де Фервак.

Резко отчеканил де Вард, после чего скрылся под маской размеренности и спокойствия.

– У вас найдутся семь, восемь верных людей?

Гаррота взволнованно устремил на графа свой единственный глаз. Но сдержавшись от неуместных расспросов, оглядев присутствующих трактира, вымолвил:

– Здесь пятеро, еще двоих сыщем. Ну, и я восьмой. Но вот только должок за мной, а людям.

Граф поднялся, бросив на стол кожаный мешочек набитый монетами и, натягивая перчатки, произнес:

– Этого достаточно?

Покосившись на кошелек, разбойник кивнул.

– Но запомни, не дай Господь, что бы с головы господина Буаробера упал хоть один волос.