Текст книги "#НАШУТИЛСОБАКИН. Сатирические и юмористические рассказы"

Как я был дедом Морозом…

…в краю, где мороз – понятие скорее эмпирическое, чем относящееся к зиме.

В стародавние времена моей гладкой и упругой юности довелось мне жить в солнечной республике Туркменистан и работать в детском саду художником-оформителем.

Жизнь художника, да еще и оформителя, да еще в Туркменистане, да еще и летом, многотрудна и тяжела. Не сахарок, в общем. Иногда в детский сад заползали гадюки, и мне, как человеку искусства, приходилось брать лопату и идти на отстрел… точнее, на убой гадюки. Потому что, как известно, гадюки лучше всего умирают от прямого попадания лопаты в область шеи. После охоты я шел снимать с деревьев обильный урожай спелых воспитательниц.

Так и проходили мои дни в ратных подвигах.

Однажды от нечего делать я решил украсить фойе офисного сарая нашего садика макетом мечети и за неделю склеил ее из картона и расписал акварелькой. Да так хорошо, что заведующая нашим садом повесила мой светлый лик на доску почета.

За это, чтобы закрепить успех, я выложил прямо на бетонном полу офисной сарайки угол из булыжника, насыпал земли и насадил цветов. а у стенки прибил дохлую виноградную плеть, оклеенную самодельными бумажными листьями. Получилось миленько и почти не похоже на кладбище. За это меня как единственного «русского» в радиусе 50 километров допустили в кабинет заведующей садиком и позволили греться у огня. И даже (завидуйте мне, белки и жучки!) помогать с помощью калькулятора распределять зарплату между работницами дошкольного заведения.

В нашем кисельно-кефирном заведении было всего два мужчины – я и мальчик, играющий на пианино. Он был юн и одержим эротизмом. Как все мальчики в этом возрасте, думал он мало и в основном не головой. Наш мусульманский эротоман в свои 19 лет видел секс во всем – прошла по ступенькам лестницы воспиталка, приподнялся в процессе восхождения подол от земли на сантиметр, и вот он вздыхает: «Оооо! Какие у нее ножки!». А там ножки-то и было – кусок резиновой калошки, а внутри – шерстяной носок… Я тогда подумал, что если бы ему показать нашу школьницу на выпускном, то он бы умер от спермоизлияния в мозг. Страшная смерть в наслаждении.

В декабре, как вы понимаете, наступает новый год. Его в Туркменистане не празднуют, НО. В ДДУ, по-видимому, после распада СССР распалось все, включая и министерство детских садов и яслей. И празднование новогодних утренников некому было отменить. Вот и празднуют в независимом мусульманском Туркменистане советский праздник христианского происхождения.

Дети, как водится, наряженные родителями в костюмы непонятно кого (ну нет у них там ни зайчиков, ни белочек, ни снежинок) с дикими глазами водят хоровод вокруг туи, украшенной обломками советских еще елочных украшений, под аккомпанемент того самого эротоманского пианиста, и дико смотрят по сторонам, видимо, не втупляя вообще, где они, кто и что они здесь делают? И тут на сцену должен выскочить Дед Мороз. А кто у нас Дед Мороз, если мальчиков всего два, и один уже занят? Ясное дело – я. Ваш покорноватый слуга.

Перед концертом мы на кухне активно отмечали, так сказать, новогодний праздник. Пили долго и со всем положенным всевышним (слава ему) усердием. Поэтому к началу мероприятия пьяными были все, даже гадюки! И заведующая, и повариха, и заместительница по культмассовому сектору и собственно музыкант.

Поэтому обряжали меня на выход к детям всем миром. Каждый внес в мой образ от себя все то, что ему подсказывало видение прекрасного. Поэтому я был похож на сон наркомана. Точнее, на то, как бы выглядел Дед Мороз, рисуй его образ, например, абстракционист или конструктивист какой-нибудь. Да еще и пьяный как пальто!

И вот случилось! Грянула туркменская новогодняя плясовая – и в зал к детям выскочил я!

Я ходил ходуном, бросался вприсядку, крутил колесо, размахивал бородищей! Скользил на валенках! Делал «Ай-на-нэ!». В общем, использовал реквизит как мог! Дети в истерике с круглыми от неожиданного счастья глазами весело разбегались и прятали под столы и стулья свои описанные попки, пытаясь скрыть свою нежданную радость от осатаневшего двухметрового бородатого шоумена!

Пьяные воспиталки с криками «Вай-вай-вай!» умирали со смеху, валясь на пол… в общем, было круто, как на дискотеке в сумасшедшем доме. Я извивался и плясал, приставал к деткам, кружил в танце заведующую, бил валенком по клавиатуре пианино, и вообще входил во вкус разнузданного веселья…

Я не помню, сколько детей в итоге сошли с ума от счастья, но воспиталки были мне благодарны, и потом, когда все кончилось и всех получивших культурный шок детей развели по группам, мне налили еще на посошок, чтобы градус не сбить. А я со своей стороны угощал их немецкими ликерами, которые привезла моя маменька из России. Так вот эти ликеры были полным говном! Полным! Так что все байки о волшебном качестве всего немецкого – не просто вымысел, а чистая правда! Они даже говно делают таким, что у нас его продают как ликер. Вот это я и хотел рассказать.

О дедстве

(Пичалька)

Я на этом свете появился чисто случайно. Вообще не планировал. Что я мог планировать в жутко-жидком состоянии? Просто моя маман хотела завести собачку, а завела меня. Она даже хотела избавиться от опухоли в области малого таза и даже уже пришла в клинику, чтобы сей план осуществить, раз сам не рассосался, да призадумалась… (держала ли она во рту при этом сыр, как та задумавшаяся ворона из басни, история умалчивает), но я вопреки всему таки посетил этот волшебный мир, этот рассадник «щастя» для пролетариев всех стран.

Детство мое проходило безмятежно и весело, насколько позволяли условия в лице моей злобной Бабули-Ягули, суровой Маман, вредной Систер и подлого Братца. А так как о мертвых либо хорошо, либо ничего – то папеньку трогать не будем. Он был правда очень хорошим! И страстно любил своего сына – моего брата.

А! Еще я забыл помянуть добрым словом погоды. Мы жили в двух радикально разных сегментах Ада: на юге в пригороде Ташкента, – где летом температура поднималась до плюс пятидесяти, в пятиэтажной хрущевке, на самом верхнем этаже. За день крыша раскалялась добела, а вместе с ней и наша квартира. И мы плавали в рассоле из своего пота по квартире, как сыр в масле перекатываясь. В каком-то смысле, конечно. А еще на севере, в Норильске, где зимой погода опускалась до минус пятидесяти, и в воздухе на лету замерзало все, что могло замерзнуть. Включая матерки и сопли. Сейчас, когда я стал коренным питерцем, мне хорошо – летом не бывает жарко, а зимой холодно, но жизнь моя от этого не становится скучнее, чем обычно. Зачем родителей так радикально бросало из одной климатической крайности в другую, мой не понимать.

«Школьные годы чудесные» были чудесны. Чудеса чудесных школьных год потрясали своей чудесатостью и школьностью…

А что, по-вашему, может еще сказать о школе бывший двоечник и второгодник, которым я был? Только так, и не иначе как! Нет, правда, в школе было здорово! Я с упоением рисовал все уроки напролет, а на переменах бегал со скоростью сверхзвукового самолета, так что учителя, попавшие в мои вихревые потоки, кружились, как осенние листья, посылая мне во след «благословения». Мой рост, вес и прыть позволяли мне не замечать такие мелкие преграды, как стеклянные двери в школьных коридорах, отчего их количество стремительно стремилось к нулю. Да-с.

Я спокойно дожил до восьмого класса и отбыл на волю. Наша классуха лично подсказывала мне на экзаменах – ей хотелось освободиться от ярма в моем лице и не потерять статус Великого педагога-тысячника, способного перевоспитать любого засранца в Строителя Коммунизма.

Не смогла, чего уж там. И не то чтобы я был такой подлец распоследний, просто я всегда был сам при своем мнении. Даже в пионеры я вступал отдельно, потому что на общешкольное мероприятие я опоздал, на классное – прогулял. Потом меня просто прижали к доске, выдавили из меня клятвы – раз порядок такой, и повязали. От комсомола я уже умышленно откосил – сказал, что недостоин своими ужасными отметками и поведением осквернять стройные ряды… и прочий бред. Председатель совета дружины Лариска понимала, что я глумлюсь и издеваюсь, но формально я все-таки был прав. Так я и не стал комсомольцем – дойной коровой, на взносы которых жирели коммуняки.

После школы я познал секс. Случайно. Страстно. Хорошо. Вышел, обдумал все и вернулся. Познал его еще раз и пошел домой. Это было время обучения на повара. Как сейчас помню…

Учился я радикально. По спецпредметам – только пятерки, по школьным дисциплинам – только двойки! Учителям на их недоуменные вопросы я оскорбительно пояснял, что мне, как повару, совершенно ни к чему их физика, химия, новейшая история, политэкономия и даже программирование на фортране. И даже этика и психология семейной жизни, с примерами на тычинках и пестиках ни к чему! Учителя рыдали по ночам, понимая, что они зря сорок лет копили знания по быстрому счету на палочках, по теоретическому программированию без компьютера в тетрадке в клеточку! А после обучения (иногда и вместо него) я продолжал познавать секс. По вечерам я делился со школьными друзьями подробностями, заставлявшими их уши полыхать, как будто я познавал секс с их ушами. Но мне было все по фигу.

Так же «по фигу» пошла и учеба. Потом армия, потом много еще чего… была пережита перестройка, гласность и демократия. Я отучился на повара, на художника-оформителя, потом работал слесарем-сантехником, потом фриттовщиком, потом еще и еще кем-то… за десять-пятнадцать лет я сменил столько профессий, что у меня кончилась трудовая книжка. И лишь к двадцати восьми годам я начал понимать, что я всё же более лирик, чем физик. И не надо на меня махать тентаклями! То, что я плохо учился в школе, не делает меня дураком! Скорее наоборот! Моя разлюбимая подружка в школе была хулиганкой, и ее учителя плакали бы от счастья, если бы узнали, что она не стала Атаманшей из «Бременских музыкантов», а даже наоборот – учит людей хорошему, доброму и вечному. Дизайну. И меня тоже учила она. А, например, одна золотая медалистка из моей школы стала уборщицей в продуктовом магазине.

О чем бишь я? Да ни о чем.

Соль басни найдите сами, у меня думать голова устала…

Увидел Кронштадт – и… ничего, живой

На день военно-морского флота, не смотря на встречный ветер, дождь, и прочий всемирный потоп понесла нас нелегкая в Кронштадт. Уж больно слово красивое, грех было не увидеть все это чудо расчудесное. Опять же море и остров в нем.

Испытание боем, как и положено в праздник морской славы, началось уже на подступах – на остановке маршруток, идущих в сей морской город-остров. Около сорока минут мы стояли на внезапном солнцепеке и мечтали о мороженном. Маленький Артурчик прилип к своему самокату и вел себя хорошо, хотя вокруг было столько соблазнов: и тебе голуби с клещами, и красивый пластиковый туалет, и мусорный контейнер, и просто пыль и грязь. Но он в данный отрезок жизни жаждал самоката и насиловал его как мог, на радость скучающей толпе. Потом по пути на остров нас ждала специально организованная к нашему приезду пробка. Потом был Кронштадт! Старинные дома времен Петра Первого, пушки времен «того же царя-анпиратора» Петра, квадратный бассейн времен Петра Алексеевича, и маяк. Просто маяк. На маяк я смотреть не пошел, потому что его издалека видно достаточно подробно, во всю его державную высь, ширь и прочую явь. Зато я рассмотрел выставку ржавых пушек и железных бочек, притворяющихся разминированными минами и разбомбированными бомбами. На минах и бомбах катались дети. Противоестественно чистые дети!

Меж тем погода становилась все лучше и лучше – мелкий дождик превратился в дождь, потом в ливень, град, а затем земля смешалась с небом, дождь пошел параллельно линии моих горизонтальных усов и, наконец, пришел Специальный Державный Зверь Писец. Все приличные прохожие и страждущие культуры люди разбежались по кафешкам познавать тонкости военно-морской кухни, и поэтому места в забегаловках кончились задолго до того, как мы, с Артурчиком на самокате, доползли по булыжной мостовой до ближайшей.

Вообще зрелище матери, бредущей по пояс в воде и прикрывающей зонтом сына, плывущего по уши в воде на самокате, способны пробудить в ком угодно слезы умиления, изумления, нежности, материнской любви и все прочие прекрасные чувства, но только не в нас.

Дело в том, что, кроме Артурчика, все присутствующие в этот момент в водовороте событий люди были дизайнеры. А дизайнеры, как известно, люди жестокие и бессердечные, могущие выстебать даже хроменькую киску, поэтому слез не было, а были только подколки, пинки и прочие проявления дружеского участия.

Когда последнее кафе в городе осталось позади, а мы укрылись в единственной в Кронштадте подворотне, дождь как положено закончился. И так как праздник военно-морского флота логически тоже завершился, мы отправились обсыхать в очередь на маршрутку.

На остановке мы увидели гниющее под дождем старинное пианино. Сволочи! Бессердечные люди! Какой гад бросил его под дождем?! Слезам печали нашей не было границ. Дизайнеры, как известно, очень сентиментальны, когда дело касается всего прекрасного. Это может быть гнилое пианино, драная занавеска, разломанный дом или просто порушенная судьба коврика. Это было прекрасное пианино! резное, с колоннами, подсвечниками, всякими штуками красивыми… и стоит под дождем мокрое… Бедненькое…

Минут сто мы ждали маршрутку, орошая слезами скорби и без того мокрое пианино. Но вот наконец пришла наша колесница, и буквально через два часа блужданий в пробках, специально созданных для нас по случаю завершения праздника военно-морского флоту, мы-таки прибыли в наш милый Петербург, с его блохастыми голубями, симпатичными синими пластмассовыми сортирам и просто грязью… Еще час, и мы добрались до дому.

Хочется сказать спасибо производителям водки за то, что мы не умерли от воспаления легких! Если бы не они, нам нечем было бы растереть свои еще не окрепшие тела изнутри. Спасибо вам, водкоробы и пиводелы!

Ша, консэрва, это культура!

Вас когда-нибудь пытались обокрасть хитрые злодеи? Меня – да! И уже второй раз за три месяца. Хитрый злодей худосочен, скромен и совершенно не жаждет славы! Времена Иосифа Шора прошли, и никто не жаждет остроумной аферы, блеска мысли, хитрых ходов! Не жаждут создать медийного повода. Просто тупо приходят и берут что хотят, пригрозив вам чем-нибудь опасным. Ножом или за неимением оного люляшками. Хотя есть еще самородки, которые ради вас готовы разыграть целый бенефис.

Современный хитрый злодей – как профессор Мориарти нашего времени. О его существовании вы можете даже и не догадываться, до тех пор, пока ваше имущество не переедет к новому папочке.

Например, вы решили, что среда – это маленькая пятница, и грех не отметить сей праздник воспитием алко-водки или тоник-джиника на брегах Великой Реки, да под сандвич с колбаско-сосискою. И так вам хорошо! И даже простате на гранитной скамье практически уже и не холодно, и даже вечер упоителен, и темные воды реченьки блестят совершенно по-нефтянски и богато! Как вдруг на берег приходит милая девушка в лаковых ботиках, ибо то, что на ней обуто, туфлями назвать можно только с допуском как у сталевара, в чехле с карманами, пошитым из клеенок для кухонного стола, большую часть спины украшает кусок ковра, а вместо пуговиц – стеклянные ручки для тумбочек из H&M. На ногах, между чехлом и ботиками, – пионерские белые колготы… А может, это была девушка в костюме «Ранней осени»? Или наоборот – ранняя осень в костюме «Девушки»?

В правой ручке она сжимала японскую рыжую собачку с хвостом в виде какашки, а в левой – бутылочку пивасика.

Девушка пьет пиво, и запрещает вам кормить ее собаку. А вы и не думаете этого делать, с чего вам кормить чужой рот своими сандвичами? Но девушка упорно умоляет вас не делать этого! Нет, нет и нет! Только не кормите ее! «Больно надо…» – думаете вы.

В конце концов вы начинаете ей вяло говорить, что вы и не собираетесь тратить свою еду на чужих собак. Но девушка, сказавшись пьяной и глухой, вас не понимает и вынуждена подойти к вам и сказать, что ее зовут, к примеру, Даяна, что она тут поужинала в рестике и гуляет собачку, потому что она очень богатая Даяна, у нее вон там (машет на Неву) квартира в целый этаж, и мы срочно должны идти к ней в гости пить пиво. Вы, как вам кажется, вполне резонно возражаете, что «туда» вы не хотите, у вас есть джин, а пиво вы не любите, и собачка вам ее не сдалась вместе с квартирой, потому что вы любите все водоплавающее, например, рыбок и кошек. Но она не унимается и фонтанирует, как старый насос в ассенизаторской машине, и зовет вас немедленно идти пить пиво к ней в бутик! У нее тут за углом, бутик, который торгует сплошь местными брендами, поэтому у нее масса долгов в куче банков! Но завтра у нее праздник, потому что она возвращает кредит в полмиллиона, и поэтому нужно идти к ней в бутик кутить! Вы ведь любите бутики? У нее прекрасный бутик, там есть дизайн и душевая! Там даже можно КУРИТЬ!

Вам плевать. И идти лень и вообще вы не курите уже семь лет, и душем вас уже не удивить, и кто она вообще такая? И чё ей надо-то вообще?

Но она вас увлекает за собой в бутик, который тут за углом.

И вы идете, спрашивая себя «а на фига мне это все»? По дороге она заходит в магазин и покупает себе еще пива, и отдает его вам понести, и вы несете ей пиво, она дает вам во вторую руку свою собаку, потому что она должна вытащить ключи. Но боже мой!!! Кажется, что это НЕ ТЕ ключи, ТЕ она кажется случайно забыла дома, в своей гигантской квартире. По дороге вы замечаете, что сзади к вам пристроилось пара непонятных и неприятных мужчин… они не подходят слишком близко, но и не уходят. Вы, замечая их, берете бутылку пива поудобнее, а ремешок с собачкой наматываете между делом на руку, чтобы если что отмахиваться и бутылочкой, и собачкой… благо она (собачка) маленькая но тяжелая… На ваш вопрос, а не приедут ли полицаи со своими хендехохами, она говорит, что ну и чё? Она же хозяйка!

За несколько шагов два неприятных парня спускаются в ночной алкомаркет, что почти впритык к бутику. Ключ к замку, естественно, не подошел, и она отдает его вам подержать потому что очень сильно хочет писать! Зачем она отдает вам ключи? Наверное, чтобы ваши отпечатки пальцев остались не только на пластмассовом поводке у собаки, бутылке пива, но и на ключе?

Или нет?

А вы, хоть и выпимши, еще не сошли с ума. К счастью, вы уже пожили и многое видели.

И тут этот человек в костюме девушки… уносится в тот же алкомаркет, что и два злодея ранее, с криком «я только посикаю и вернусь, подержи пока пиво и собаку!», а вы стоите и думаете «чо-то мне это все не нравится… чо-то, наверное, нужно валить… а собака? Она же дорогая! Но ее же вам, наверное, для того и дали, чтобы вы не свалили, ведь вы-то честный человек, и наверняка не покинете в беде дорогою собачку?» И вы привязываете собаку к перилам алкомаркета, ставите пиво и со скучным выражением на лице очень быстро перемещаете свои чресла в сторону метро…

В метро вы вдруг понимаете, что вы спасены. И только мысль о брошенной собачке беспокоит вас! Что с ней теперь? Может, она так и сидит с пивом у входа в алкомаркет? Курит небось… Или ее забрали на шаверму добрые шаверматоры, идущие на работу поутру? Не знаем…

Зачем я сегодня написал этот рассказ? Я подарил вам ЗНАНИЕ! А сегодня, когда я это пишу, – 1 сентября, День знаний. Вот и учитесь, пока я жив.

Вот раньше-то было – оооо! А щас-то – даааа!

Я помню всю прошлую жизнь. Как не пью, не курю, не употребляю внутрь себя всякую дрянь – помню! От ведь зараза-ж.

Помню, мне 20 лет. В СССР перестройка, гласность, демократия! Всем все можно, и все жгут глаголом правду в самых неудобных позах. Костя Эрнст по телевизору клянется россиянам в вечной демократии. Похоронили Листьева, и он начал демократично царить на телевидении. СМИ стали откровением! «Комсомольская правда» вдруг стала не то что бы яро демократичной, а такой… как теперь называют, «желтой», через большую «ГЭ»!

В журнале «Советский экран» проходят дебаты, показывать в кино все-при-все, или же остановиться уже на обнаженной груди Натальи Негоды («маленькой Веры», если кто помнит) и дальше не ходить? Вся страна сошла с ума на сексе! Порно всех видов и фасонов появилось на видеокассетах, на ночных показах в кинотеатрах, на ТВ!!!

Затем появились богачи. Все жители многострадальной верили, что и они могут и станут! Чуть позже выяснилось, что не станут. И далеко не все… Зато наелись и напились всего чего душе угодно! Простые советские селяне обрядились в спортивные костюмы и кожаные куртки! Мамы покупали своим папам красивый черный костюм с тремя полосками из красивого блеска, полиэстера на каждый день, и красивый костюм с четырьмя полосками и молниями в самых странных местах, с красивым отливом, из белого полиэстера – «на выход». И себе – розовый, с целым полем запаханных полосок, весь прямо в молниях, вышитый золотыми пайетками словом «Рапасопик»! И с люрексом. На свадьбу к дочке прийти – аки королевна!

Прошло двадцать с гаком лет! Я постарел и облысел. Вместе с Горби, Ельциным, кассетными и видео– магнитофонами в прошлом остались спортивные костюмы. Поездка в Турцию стала считаться образцом нищебродства, Египет – дурновкусия. Хотя ездим все равно.

Все, даже старухи у подъезда, знают, что правильный шопинг бывает только осенью в Милане.

Олигархи внезапно появились, но многих быстро перестреляли. Тех, кто уцелел, посадили, а бабло забрали себе слуги народа. Наркотрипы закрылись вместе с рейвами, а клуб «Рай» сдох в корчах раньше, чем все поняли, что Тимати такой же черный репер как Децл – растаман. Одиозная «телочка со вкусом», Ксюша Собчак перестала драться по пьяни в рестиках с Волочковой, вышла замуж и остепенилась после того, как омоновцы отжали у нее бабло, заработанное девушкой тяжким трудом, и не вернули (если я ничего не пропустил).

Бывшие «светские львицы» внезапно бросили зевать и точить когти о палас, и бросились трудиться… одна – учит лохушек из Удмуртии, как готовить фуа-гра со сморчками и соусом деми-глясс с шампанским. Другая объясняет женам оленеводов из Оймякона, что бриллианты лучше всего надевать с маленьким черным платьицем от Шанель. И – нет, Шанель – не пальто Дзержинского а фамилия мертвой бабушки из Парижу. Третья выпускает светские новости в газете а-ля «Сельская новь», где рассуждает о том, что у нее на Лазурке такой кружовник уродился – просто обзавидоваться, хотя из других источников становится известно, что она сиротка из Ленинграду, болеет гриппом и некому ей принести хоть горшочек гречи в ее девичью светелку, и только мать российской прозы находит силы и время забежать к ней с тем самым горшочком, чему потом посвятили чудесный срач на весь интернет!

Некоторые начали готовить еду на говно-телеканалах, кто-то открывает рестораны обязательно средиземноморской кухни и продает порцию сраных макарон с томатной пастой по цене жигулей модели «копейка». А некоторые тихо слились, так и не войдя в историю, как ни старались.

Но вот наступили Новые времена. У родины опять помидоры вспучило!

На этот раз на тему корней. Ах! У нас корни! По стране с гастролями ездят толпы партийных и одновременно голых байкеров и бухают во славу церкви на каждом светофоре на деньги налогоплательщиков! Откуда-то прискакали казаки, нашили из солдатских шинелек дурацких кацавеек, накрутили на плойку чубы. Из рессор от тракторов наковали шашек и борются с геями в парках, как бы двусмысленно это ни звучало! ПопЫ в каждой школе и детском саду причащают детей и учат считать до трех, а больше нам и ни к чему. Тот же Костя Эрнст по телевизору морщит свой порочный, как у карпа, рот, почти плюясь в камеру и говоря, что его прям бесит, когда начинают поминать всуе эту мерзкую демократию. На государевом канале Россия призывают сжигать геев, мусульманские муфтии, пытаясь переплюнуть русских попов, призывают делать обрезание женщинам… Одна Волочкова радует нас неизменным в своем постоянстве маразмом и нестареющим шпагатом. Не правда ли, окружающая реальность все больше и больше смахивает на сумасшедший дом?