Текст книги "Трафальгарский ветер"

Высказав свои соображения, Дорси нагнулся к столу, взял с подноса перочинный нож и аккуратно разрезал шпагат. Свинцовый «бутерброд» распался на две половинки.

– Ага! – удовлетворенно выдохнул Дорси.

Внутри оказался большой продолговатый парусиновый пакет, запечатанный в трех местах. Дорси внимательно осмотрел печати и после этого повернулся к Хорнблоуэру.

– Вы доставили нам нечто очень ценное, сэр, – сказал клерк, – я бы даже добавил, чрезвычайно ценное. Это первый экземпляр такого рода, попавший в наши руки.

Дорси протянул пакет Марсдену и значительно постучал пальцем по печатям.

– Государственные печати новоявленной империи Бонапарта, сэр. Сразу три образца, и все в отличном состоянии.

Хорнблоуэр вспомнил, что несколько месяцев назад Бонапарт провозгласил себя императором, сменив Консульскую республику на Французскую Империю. Марсден позволил ему поближе присмотреться к печатям, на которых отчетливо виднелся имперский орел с зажатой в когтях молнией. Орел не произвел на Хорнблоуэра благоприятного впечатления. Казалось, что гордая птица одета в панталоны, настолько неудачным был рисунок покрытых перьями ног.

– Вскрывать следует осторожно, сэр, – заметил Дорси, – и я предпочел бы заняться этим лично.

– Очень хорошо. Ступайте и займитесь. Судьба Хорнблоуэра лежала на чаше весов, и он понял это каким-то неведомым чувством. Под ложечкой неприятно засосало от тягостного предчувствия и смущения под ледяным взором Марсдена, судя по всему, собиравшегося с ним распрощаться.

Позже, месяц или два спустя, Хорнблоуэр, оглядываясь назад, не раз вспоминал этот момент как поворотный пункт во всей своей жизни. Как это часто бывает, всего одна минута определила всю его дальнейшую судьбу и карьеру. Опять же оглядываясь назад, он мог припомнить не один случай, когда ядро или мушкетная пуля проносились в нескольких дюймах от его головы. На волосок сдвинутый прицел стрелявшего – и карьера Хорнблоуэра прервалась бы вместе с его жизнью. Вот так же было и в тот памятный день: задержись немного телеграфное сообщение, опоздай на минуту посыльный с депешей – и вся жизнь Хорнблоуэра могла потечь совсем по иному руслу.

Дверь в дальнем конце кабинета внезапно распахнулась, и в комнату прошествовал незнакомый джентльмен, выглядевший почти так же элегантно, как и хозяин. Он выглядел несколько моложе, чем Марсден, одет был в меру консервативно, но по последней моде. Слегка накрахмаленный стоячий воротник доставал почти до самых ушей, черно-белый жилет ненавязчиво подчеркивал гибкую и тонкую талию.

Марсден с неудовольствием повернул голову в сторону вошедшего, но тут же успокоился, как только узнал гостя и увидел лист бумаги у него в руках.

– Вильнев в Ферроле [3]3
  Эль-Ферроль


[Закрыть], – объявил он прямо с порога. – Только что получили телеграфное сообщение. Колдер дрался с ним при Финистерре, но французам удалось ускользнуть.

Марсден выхватил сообщение и внимательно прочитал текст.

– Я отнесу это Его Светлости сам, – сказал он, поднимаясь с кресла. Несмотря на очевидную важность и срочность донесения, голос его звучал спокойно, а в движениях не чувствовалось никакой спешки. – М-р Барроу, позвольте представить вам капитана Хорнблоуэра. Уверен, что вас заинтересует его рассказ, а еще больше его добыча.

Марсден скрылся за едва заметной в стене дверью, унося с собой сообщение величайшей важности для всей Англии. У Вильнева имелось более 20 линейных кораблей в составе объединенного франко-испанского флота, который мог стать ключом для давно планируемой высадки войск Бонапарта на британскую землю. Этот флот потерялся из виду три недели назад, когда Нельсон бросился за ним в погоню в Вест-Индию, оставив эскадру Колдера караулить противника. Его задачей было уничтожить корабли Вильнева, но, судя по полученному сообщению, с этой задачей он справиться не сумел.

– Что за добыча, капитан? – спросил Барроу; его простой вопрос прозвучал в ушах Хорнблоуэра как пистолетный выстрел.

– Всего лишь послание от Бонапарта, сэр, сказал он, сознательно используя слово «сэр», так как Барроу был все-таки Вторым Секретарем и его имя было почти так же известно, как имя Марсдена.

– Боже! Ведь такое послание может иметь огромное значение для нас! Где оно, капитан? Что в нем?

– Насколько мне известно, в настоящий момент его вскрывают. Этим, кажется, занимается м-р Дорси.

– Понятно. Вы знаете, капитан, Дорси служит в нашей конторе вот уже сорок лет и привык иметь дело с захваченными бумагами противника. Можно сказать, что это его конек.

Последовала небольшая пауза, во время которой Хорнблоуэр собирался с духом, чтобы задать волнующий его вопрос.

– Не могли бы вы, сэр, немного рассказать мне о последних событиях? Что сейчас делает Вильнев?

– Что ж, ничего страшного, если вы узнаете новости чуть раньше, – пожал плечами Барроу, – все равно скоро выйдет специальный выпуск «Газетт». Так вот, Колдер встретился с Вильневым у Финистерре. Сражение продолжалось почти двое суток и проходило в тумане. Ну, а потом обе стороны ретировались.

– Захвачены какие-нибудь призы, сэр?

– Да, Колдер, кажется, зацепил парочку испанцев. Два флота общей численностью около пятидесяти линейных кораблей сражались два дня и добились столь жалких результатов! Англия придет в ярость, к тому же Хорнблоуэр не сомневался, что английские корабли пострадали при Финистерре куда больше французских. Французы, наверняка, применили свою обычную тактику уклонения от боя, уходя под ветер и огрызаясь бортовыми залпами, в то время как англичане лезли на рожон, стараясь вступить в ближний бой, и получили в полной мере все, причитающееся за риск.

– Значит, Вильневу удалось прорваться в Фер-роль, не так ли, сэр?

– Да.

– Сложное для наблюдения место, – заметил Хорнблоуэр.

– Вы знаете Ферроль? – резко спросил Барроу.

– И довольно неплохо, сэр.

– Каким образом?

– Я был там в плену в …97 году, сэр.

– Сбежали?

– Нет, сэр, они освободили меня.

– Обменяли?

– Нет, сэр.

– Тогда как?

– Помог спасти потерпевших кораблекрушение, сэр.

– В самом деле? Тогда вам должны быть известны тамошние условия.

– Я знаю Ферроль, сэр, как я уже сказал.

– Да-да, конечно. Так вы говорите, что за ним сложно наблюдать? Почему у вас сложилось такое мнение?

Порой и в мирном лондонском офисе человек способен пережить не меньше приключений, чем на палубе боевого фрегата в открытом море. Только вместо налетевшего шквала или показавшегося на горизонте вражеского корабля его ждет внезапно хитро поставленный вопрос, требующий незамедлительного ответа. Ну что можно сказать этому штатскому, так неожиданно заинтересовавшемуся проблемой блокады Ферроля? Быть может, все дело в том, что Первым Лордом впервые за столетие был боевой моряк, адмирал, и Второму Секретарю наверняка не помешало бы, сумей он выказать в беседе с начальством близкое знакомство с обсуждаемым предметом.

Хорнблоуэру пришлось нелегко: ему необходимо было облечь в слова все те соображения, которые возникли у него в голове больше на подсознательном уровне, благодаря своего рода инстинкту, присущему каждому настоящему моряку. Но отвечать надо было быстро, а думать еще быстрей.

– В первую очередь, – начал он, – возникает проблема отдаленности. Блокировать Эль-Ферроль, это совсем не то, что блокировать Брест.

И в том и в другом случае блокадной базой мог быть только Плимут, но если от Бреста его отделяло не больше пятидесяти лиг, то от Ферроля почти две сотни. Снабжение и связь таким образом многократно затруднялись, на что и сделал упор Хорнблоуэр.

– Эти трудности, сэр, еще усугубляются наличием преобладающих западных ветров в это время года, – добавил он последний аргумент.

– Пожалуйста, продолжайте, капитан, – подбодрил Хорнблоуэра внимательно слушающий Барроу.

– Но все это мелочи по сравнению с другими факторами, сэр…

Отсюда ему было уже много легче развивать свою мысль. Блокирующий Ферроль флот не имел возможности укрыться от непогоды. Если блокадная эскадра у Бреста всегда могла избежать ярости внезапно налетевшего с запада шторма в бухте Торбей – кстати говоря, англичане исправно пользовались этим географическим фактором на протяжении полувека, – если в Кадисе можно было рассчитывать на нейтральное положение соседней Португалии и близость Лиссабона и Гибралтара, а в Тулоне, как это делал Нельсон, пользоваться якорными стоянками побережья Сардинии, то в Ферроле ничего подобного не было. Западные ветры могли легко загнать блокирующий флот в самые гиблые тупики Бискайского залива, чьи берега славились своей негостеприимностью, дикостью, крутыми скалами и мерзкой погодой с туманами и дождями. Караулить Вильнева в Ферроле, особенно зимой, представлялось непосильной задачей для любого флотоводца, тем более что из Ферроля имелось сразу несколько выходов в открытое море в отличие, скажем, от Бреста, где такой выход был всего один. При известной доле везения флот любого размера мог покинуть Ферроль незамеченным, чего ни разу не удалось осуществить французам в Бресте.

Хорнблоуэр постарался добросовестно припомнить все детали, подмеченные им в Ферроле во время наблюдений. Он сообщил о причалах, других портовых сооружениях для снабжения кораблей водой и провиантом, указал на благоприятствующие выходу в море ветры и наоборот, оценил шансы прорыва блокады и перечислил все наблюдательные пункты, с которых можно было следить за всеми передвижениями блокадного флота.

– А вы не теряли зря времени в Ферроле, капитан, – с невольным уважением заметил Барроу.

Хорнблоуэр чуть не пожал плечами, но вовремя удержался от этого жеста, мало приличествующего, по его мнению, английскому офицеру и джентльмену. Воспоминания о том тягостном и безысходном периоде в его жизни вдруг нахлынули волной, заставив вновь пережить горечь и отчаяние попавшего в плен юноши. Вернувшись в настоящее, он заметил удивленный взгляд собеседника и со стыдом понял, что на минуту расслабился и позволил постороннему заглянуть в свою душу.

– По крайней мере, я научился немного болтать по-испански, – сказал он с наигранной веселостью, но Барроу, похоже, не был склонен подходить к обсуждаемому вопросу иначе, чем всерьез.

– Немногие офицеры на вашем месте приложили бы столько же усилий.

Почувствовав, что разговор начинает приобретать чересчур личный характер, Хорнблоуэр сразу же постарался уйти в сторону.

– Есть еще один момент относительно Ферроля, о котором я забыл упомянуть, – поспешно проговорил он.

– И что же это за момент?

– Город и военно-морская база соединяются с центром страны труднодоступными горными дорогами, ведущими в Бетансос и Вильяльбу. Чтобы снабжать блокированный в Ферроле флот сотнями тонн провианта и других материалов, пропускная способность этих дорог может оказаться недостаточной.

– А вы знакомы с этими дорогами, капитан?

– Меня вели по ним вместе с другими пленными.

– Бони теперь император, а доны – его послушные рабы. Если кто и способен заставить их наладить снабжение, так это он.

– Очень может быть, сэр, – осторожно ответил Хорнблоуэр; вопрос показался ему больше политическим, чем военным, и с его стороны было бы дерзкой самонадеянностью высказываться подробнее на эту тему.

– Получается, что мы вернулись к прежней ситуации времен 1795 года, – задумчиво проговорил Барроу, как бы разговаривая сам с собой. – Мы снова ждем, пока противник не выйдет, чтобы драться, но на этот раз, по вашему мнению, капитан, ситуация складывается не в нашу пользу?

– Но это только мое личное мнение, сэр, – поспешил заявить Хорнблоуэр.

Такие вопросы решались на адмиральском уровне, а для младших чинов было небезопасно их обсуждать.

– Если бы только Колдеру удалось как следует потрепать Вильнева, половина наших проблем решилась бы сама собой, – продолжил, вздохнув, Барроу.

Хорнблоуэру снова пришлось быстро соображать, как ответить, чтобы его слова не показались бы упреком или критикой в адрес адмирала.

– Вполне возможно, сэр.

Сам Хорнблоуэр нисколько не сомневался, что как только новости о сражении при Финистерре станут известны широкой публике, вся Англия закипит от праведного гнева. После громких побед при Кемпердауне, на Ниле и у Копенгагена, когда вражеские флоты оказывались полностью разбитыми, толпа никогда не удовлетворится результатом мелкой, в сущности, стычки при Финистерре, особенно теперь, когда огромная армия вторжения, сосредоточенная вдоль всего побережья Франции, ждет только сигнала, и судьба Англии зависит от умелого управления ее флотами. Колдера вполне могла ожидать судьба несчастного Бинга. Его могли обвинить в невыполнении до конца своего долга и осудить, а это, в свою очередь, вполне могло привести к смене Кабинета.

Эта мысль привела его к логическому продолжению. Со сменой Кабинета произойдет и смена Первого Лорда, а вместе с ним, возможно, придется уйти и Секретарям. Так что этот человек, с которым он сейчас беседует, месяц спустя запросто может оказаться безработным, да еще и занесенным в «черный список». Ситуация быстро становилась непредсказуемой, и Хорнблоуэру вдруг страстно захотелось, чтобы эта беседа поскорее закончилась. Он смертельно устал и проголодался. Вошедшего в кабинет Дорси он встретил со вздохом облегчения.

Увидев Барроу, клерк в нерешительности остановился.

– Первый Секретарь находится с докладом у Его Светлости, – пояснил Барроу. – А что у вас Дорси?

– Я вскрыл пакет, доставленный капитаном, сэр. Очень важный документ, сэр…

Дорси нерешительно взглянул на Хорнблоуэра и тут же отвел глаза.

– Я полагаю, капитан имеет право взглянуть на результат своих трудов, – понимающе усмехнулся Барроу, и Дорси выложил на стол принесенные им бумаги и предметы.

Среди них оказалась дюжина дисков белого воска на небольшом подносе.

– Я изготовил слепки с печатей, – пояснил Дорси, – по два экземпляра с каждой. Тот резчик в Чипсайде без труда вырежет нам такие печати, что сам Бони не отличит их от настоящих. Мне удалось снять оригиналы с минимальными повреждениями.

– Превосходно, – похвалил Барроу, любуясь результатом, – так это и есть печати новой Империи?

– Совершенно верно, сэр. Но главное – письмо! Это неслыханная удача, что нам удалось его заполучить, сэр. Вы только посмотрите сюда! И сюда, сэр!

Дорси возбужденно тыкал коротким указательным пальцем в какое-то место на бумаге. Хорнблоуэр краем глаза разглядел под аккуратно выписанными параграфами документа небрежную загогулину подписи, обрамленную мельчайшими чернильными кляксами – очевидно, писавший так торопился, что не в меру сильно налег на перо. Хорнблоуэр сумел прочитать только первые три буквы подписи: «Нап…», дальше следовали неразборчивые каракули и витиеватый росчерк.

– Это первый полученный нами образец росписи, сэр, – радостно сообщил Дорси.

– Вы имеете в виду, что раньше он подписывался «Н. Бонапарт»? – заинтересованно спросил капитан.

– Просто Бонапарт, – поправил Дорси, – и таких образцов у нас сотни, если не тысячи.

– А он еще не вполне привык к своему новому титулу, – заметил Барроу, разглядывая текст. – Пока, во всяком случае. Обратите внимание, он пишет «Я» вместо «Мы», и не только в одном месте, а в нескольких.

– Вы, правы, сэр, – дипломатично согласился Дорси, – боюсь только, что я этого не заметил по причине плохого владения французским. А вот еще два любопытных местечка, сэр…

Под подписью Наполеона было указано: дворец Тюильри, Императорский кабинет.

– Это тоже новенькое? – спросил Барроу.

– Да, сэр. Прежде он никогда не называл Тюильри дворцом и именовал свой кабинет кабинетом Первого Консула.

– Так о чем же, собственно, письмо? – вмешался заинтригованный капитан Хорнблоуэр, которого мало интересовали обсуждаемые с таким жаром чисто технические детали; оба его собеседника напоминали людей, судящих о книге по ее обложке вместо содержания.

– Вы читаете по-французски? – заинтересовался Барроу. Взглянув на Дорси, письмо и Хорнблоуэра, он кивком головы приказал передать письмо последнему.

– Да, – запоздало обронил капитан, поглощенный чтением, – ему еще ни разу не приходилось читать письмо Императора.

Послание было адресовано генералу Лористану. В первом абзаце упоминались посланные ранее инструкции из военного и морского министерств. Второй был посвящен относительному старшинству генерала Лористана над его различными подчиненными. И лишь третий заключал в себе нечто интересное:

Взвейте мои знамена над этим прекрасным континентом! Если же британцы нападут на вас и удача от вас отвернется, всегда помните о трех основных заповедях: активность, концентрация сил в один кулак и твердая решимость победить или погибнуть со славой. Это величайшие заповеди, руководствуясь которыми я всегда добивался успеха во всех моих начинаниях. Смерть – это ничто, а вот жить побежденным – значит бесславно умирать понемногу день за днем.

И не беспокойтесь о вашей семье. Думайте только об одном: как вернуть прежнее господство над утраченным.

– Больше всего напоминает жест отчаяния, – сказал Хорнблоуэр, закончив читать, – по сути дела, он приказывает ему сражаться до последнего.

– А вот подкреплений бедняге Лористану он не посылает, – заметил Барроу, – А жаль…

Хорнблоуэр вполне разделял чувства Барроу: посылка подкреплений в Вест-Индию потребовала бы от Наполеона подвергнуть большому риску и без того скудные морские средства, имевшиеся в его распоряжении.

– Прежде всего Бони необходима победа здесь, сэр, – рискнул высказать он свою точку зрения.

– Верно!

Горькая усмешка Барроу полностью отразила невеселые мысли Хорнблоуэра. Бонапарту была, как воздух, необходима победа на море, на европейском театре военных действий. Такая победа могла привести к оккупации Англии и падению всех английских колоний от Вест-Индии и Канады до Ост-Индии и Кейптауна, к фактическому развалу всей Британской Империи и повороту в другую сторону путей развития человеческой цивилизации.

– В известной степени, это письмо оказалось нам полезным, – сказал Барроу, помахивая в воздухе листом бумаги.

Хорнблоуэр согласно кивнул. Он уже давно усвоил важность любой информации, в том числе и негативной. В этот момент м-р Марсден вернулся в кабинет. В руках он нес толстую пачку бумаг.

– А, вы здесь Дорси. Это для Его Величества. Он сейчас в Виндзоре. Проследите, чтобы курьер отправился не позднее чем через пятнадцать минут. А это передать в Плимут по телеграфу. Так, что тут у нас еще? Это в Портсмут. Это срочно размножить.

Было любопытно наблюдать Марсдена в действии. Голос его звучал уверенно и властно. Приказы, сыпались один за другим, но каждое распоряжение произносилось четким и ясным тоном. Бумаги в руках Марсдена являлись, без сомнения, документами чрезвычайной важности, но обращался он с ними с подчеркнутой небрежностью и безразличием, словно это были простые бланки. Его холодный взгляд лишь однажды мельком скользнул по Хорнблоуэру, не дав тому возможности попросить разрешения откланяться.

– Новых сообщений не поступало, м-р Барроу?

– Нет, м-р Марсден.

– Вряд ли мы получим подтверждение из Плимута до завтрашнего утра, – заметил Марсден, взглянув на часы.

В ясную погоду в дневные часы передача сообщения из Плимута занимала около пятнадцати минут. По дороге в Лондон Хорнблоуэр видел несколько телеграфных станций, живо напомнивших ему о прошлогодних событиях, когда возглавляемый им десант сжег французский телеграф неподалеку от Бреста. Верховому курьеру, меняющему лошадей на каждой почтовой станции и скачущему днем и ночью, потребуется двадцать три часа, а в почтовой карете – целых сорок. Хорнблоуэр вспомнил свое путешествие: эти сорок часов показались ему неделями.

– Это письмо, захваченное капитаном, представляет для нас несомненный интерес, м-р Марсден, – сказал Барроу равнодушным тоном, очень напоминающим манеру изъясняться самого Марсдена. Хорнблоуэр затруднился бы определить, было то подражание начальству или хорошо замаскированная пародия.

Марсдену потребовалось совсем немного времени, чтобы прочитать письмо и ухватить все ключевые моменты в нем.

– Итак, теперь мы имеем возможность подделать письмо от Его Императорского и Королевского Величества Наполеона Бонапарта, – саркастически ухмыляясь, произнес Марсден; было что-то бесчеловечное как в этой ухмылке, так и в звуках его голоса.

Хорнблоуэр испытывал двойственное чувство, причиной которого могли быть последние слова Марсдена, с одной стороны, а с другой, он едва держался на ногах от голода и усталости. Голова у него шла кругом, окружающая действительность казалась чем-то нереальным, и эта нереальность еще больше усугублялась хладнокровной манерой поведения обоих джентльменов, с которыми он имел честь беседовать. Странные мысли заворочались в голове у Хорнблоуэра, дикие, безумные идеи… Но были ли они так уж безумны в этом безрассудном мире, в котором огромные флоты выходили в море по чьей-то прихоти, а послания императора служили предметом для насмешки? Он попытался избавиться от этих бредовых замыслов, но лишь только ему это удалось, как услужливый мозг подбросил дополнительные аргументы, с неумолимой логикой выстраивающие в единое целое его фантастические гипотезы.

Марсден снова смотрел на Хорнблоуэра своим ледяным взглядом, словно пронизывая его насквозь.

– Капитан, вы сослужили важную службу Королю и стране, – сказал Марсден. Его слова можно было счесть за похвалу, если бы не тон и манера выражаться, более подходящие судье, выносящему приговор пойманному преступнику.

– Надеюсь, что это так, сэр, – ответил капитан.

– А почему вы на это надеетесь?

Что за идиотский вопрос?! Тем более идиотский, что ответ на него очевиден.

– Я имею честь быть королевским офицером, сэр.

– А не потому ли, капитан, что вы рассчитываете на награду?

– Я вовсе не думал об этом, сэр. В конце концов, все это произошло по чистой случайности.

Теперь разговор напоминал словесную дуэль, и это обстоятельство начало раздражать Хорнблоуэра. Возможно, Марсдену такие игры нравились, и он получал некое удовольствие, охлаждая чрезмерно горячие амбиции многочисленных морских офицеров, ищущих для себя повышения или места.

– Чертовски жаль, что это письмо на самом деле не содержит особо важных сведений, – продолжал Марсден. – Оно только подтверждает наши догадки о том, что Бони не собирается посылать подкреплении на Мартинику.

– Но ведь имея это письмо в качестве образчика… – горячо заговорил капитан, но тут же замолк, злясь на себя за сорвавшиеся с языка необдуманные слова.

– В качестве образчика… – повторил Марсден.

– Мы бы хотели выслушать ваши предложения, капитан, – сказал Барроу.

– Я не могу позволить себе отнимать у вас время, джентльмены, – пролепетал Хорнблоуэр, чувствуя под ногами внезапно разверзнувшуюся пропасть.

– Нет уж, продолжайте, раз начали, – твердо сказал Барроу, – прошу вас.

Путей к отступлению больше не оставалось. Капитан отбросил всю свою осторожность и заговорил:

– Почему бы не отправить Вильневу подложный приказ Бони с требованием незамедлительно покинуть Ферроль и выйти в море. Конечно, нужен убедительный предлог… Что если написать, к примеру, будто Декре удалось вырваться из Бреста, и он будет ожидать Вильнева с его флотом где-нибудь в районе мыса Клер. Вильневу придется выполнить приказ и вывести свои корабли из Ферроля. А именно это нам и нужно. Разбив Вильнева, мы спасем Англию.

Ну вот, теперь он все сказал. Две пары глаз уставились на него со странным выражением.

– Да, такое решение проблемы было бы просто идеальным, капитан, – сказал, наконец, Марсден. – Вот только как все это осуществить на деле? Как, например, вы собираетесь доставить Вильневу ваш подложный приказ?

Судя по тону, Секретарь Адмиралтейства каждый день сталкивался с безумными планами уничтожения французского флота, уж во всяком случае, не реже раза в неделю. Но капитан не собирался отступать.

– Бони наверняка имеет регулярное сообщение с Вильневым, сэр. Как часто, к примеру, вы связываетесь с командующими флотами? С адмиралом Корнуоллисом? Раз в неделю?

– Допустим, – неопределенно ответил Марсден.

– Вот видите! А Бони, я уверен, будет писать еще чаще.

– Согласен, – кивнул Барроу.

– Свои послания Бони может отправлять только по суше. Вряд ли он доверит их испанской почте, так что единственный вариант – это курьер. Курьер этот обязательно должен быть проверенным французским офицером, возможно, даже одним из адъютантов самого императора. Чтобы доставить послание, такому курьеру придется пересечь верхом почти всю Испанию, от французской границы до Ферроля.

– Ну и что же из этого следует? – голос Марсдена по-прежнему звучал равнодушно, но чуткое ухо не могло не уловить проскользнувшую нотку заинтересованности.

– Капитан Хорнблоуэр последние два года занимался сбором информации о системе обороны французского побережья, – вмешался Барроу, – его имя постоянно упоминается в рапортах адмирала Корнуоллиса, сэр.

– Мне все это известно, м-р Барроу, – сказал Марсден сухим тоном, свидетельствующим о его недовольстве таким вмешательством.

– Итак, подложное письмо изготовлено, – продолжал излагать последние детали Хорнблоуэр. – Небольшая группа высаживается где-нибудь в пустынном месте на бискайском побережье Испании и движется по почтовому тракту в сторону французской границы под видом французских или испанских чиновников. Им навстречу скачут регулярные курьеры с настоящими посланиями Вильневу. Можно перехватить одного из них… убить, если это необходимо, подменить его пакет подложным. Если не получится, тогда кому-то придется самому доставить письмо Вильневу под маской французского офицера.

– Вы говорите, что знакомы с испанскими дорогами, капитан? – спросил Барроу.

– Немного, сэр.

Ответив на вопрос Барроу, капитан вновь встретил пристальный взгляд Марсдена.

– Вам больше нечего добавить, капитан? Мне почему-то кажется, что есть.

Что это? Насмешка? Может быть, Марсден пытается подстроить ему ловушку и выставить дураком? Но ведь в его замысле вполне достаточно веских доводов, а преимущества очевидны любому, кто сочтет за труд хоть немного задуматься. Как он ни устал, а голова все еще соображает нормально, чтобы избежать подводных камней и выстроить стройную цепочку аргументов.

– Мы имеем уникальную возможность, джентльмены. Победа, громкая победа на море – это как раз то, в чем сегодня Англия нуждается больше всего. Можем ли мы измерить цену такой победы? Подумайте, ведь угроза высадки отпадет сама собой! Сколько Англия может заплатить за это?

– Много… очень много, – прошептал Барроу.

– А чем мы рискуем? Двумя или тремя агентами. Если они провалятся, мы теряем только их. Зато если повезет…

– Вы чертовски убедительны, капитан, – заметил Марсден все тем же бесстрастным тоном.

– У меня вовсе не было такого намерения, сэр, – смущенно пробормотал Хорнблоуэр, в глубине души сознавая, что Марсден прав.

Внезапно он страшно разозлился на себя и на своих собеседников. И как это он позволил вовлечь себя в такую авантюру! Марсден наверняка считает его одним из тех безголовых прожектеров, к которым он сам всегда относился с презрением. Хорнблоуэр даже привстал с кресла, но вовремя опомнился. Показать свое раздражение – значило выставить себя еще большим дураком, чем ему уже удалось. Лучше всего будет надеть маску холодного безразличия и постараться дать понять, что все его предыдущие высказывания – всего лишь дань вежливости и стремление поддержать беседу. Если же он не хочет потерять остатки самоуважения, лучше откланяться самому, чем ждать, пока его выставят за дверь.

– Боюсь, я уже отнял слишком много вашего драгоценного времени, джентльмены…

Несмотря на усталость, произнесенная фраза доставила ему неожиданно острое удовольствие. Как бы то ни было, он первым сделал свой шаг, предложив добровольно покинуть общество обоих секретарей Адмиралтейства, то есть лиц, для встречи с которыми сотни офицеров готовы были дни и ночи высиживать в приемной. К удивлению Хорнблоуэра, Марсден не обратил на его слова ни малейшего внимания и повернулся к Барроу.

– Вы не помните, м-р Барроу, как зовут того типа из Южной Америки, что осаждает последнее время все лондонские приемные? Его можно встретить повсюду, даже в Уайтхолле. На прошлой неделе он, помнится, обедал у Кембервелла.

– А, это тот, что мечтает устроить революцию? Как же, помню, я с ним встречался пару раз. Его имя Миранда или Мирандела [4]4
  Дон Франсиско Миранда (Miranda) (1750—1816) – генералиссимус Венесуэльской республики (1812), один из руководителей войны за независимость испанских колоний в Америке 1810—1826 гг. Уроженец Перу. Несколько лет служил офицером во французской армии. Сподвижник Симона Боливара. В 1806 г . возглавил в Венесуэле вооруженное восстание против испанского владычества. Восстание было разгромлено, а Миранда брошен в тюрьму. В 1812 г . поднял второе восстание. Был провозглашен диктатором Венесуэлы, затем вероломно захвачен испанскими властями и отправлен в Европу. Умер в Кадисской тюрьме


[Закрыть], что-то в этом роде, сэр.

– Миранда! Теперь я вспомнил. Я полагаю, нам удастся заполучить его, если понадобится?

– И довольно легко, сэр.

– Отлично. Перейдем к господину Клавдию, обитающему в настоящий момент в Ньюгейтской тюрьме. Насколько я помню, он принадлежал к числу ваших друзей, не так ли, м-р Барроу?

– Друзей? Клавдий? Ну что вы, сэр, я просто знаком с ним, как и все остальные.

– Если не ошибаюсь, суд над ним состоится на этой неделе?

– Да, сэр, а уже в следующий понедельник он будет болтаться на виселице. Но почему вы спрашиваете о нем, м-р Марсден?

Барроу был всего лишь Вторым Секретарем, но Хорнблоуэру было отчего-то приятно видеть написанное на его физиономии совершеннейшее недоумение, которое Марсден вовсе не собирался развеять.

– Ну тогда мы не можем терять времени, – Марсден повернулся к Хорнблоуэру, начавшему уже ощущать неудобство от пропавшего впустую предложения откланяться, и озабоченно спросил: – Ваш адрес есть у привратника, капитан?

– Да.

– В скором времени вы понадобитесь.

– Так точно, сэр.

Лишь закрывая за собой дверь кабинета, Хорнблоуэр сообразил, что употребил в разговоре со штатским чисто военный ответ. Но эта мысль оказалась мимолетной, и он тут же о ней забыл. Голова у него уже не работала от усталости, он еле держался на ногах и смертельно хотел есть и спать. Его мало волновали неизвестный ему Миранда и таинственный Клавдий из Ньюгейтской тюрьмы. Сейчас, прежде всего, необходимо было восстановить жизненный запас сил – поесть и поспать. Спать, спать, спать… Нет, еще надо было написать и отправить письмо Марии.