Текст книги "Песнь Великой Любви. Саломея. Воин света"

Шалва Амонашвили
Песнь Великой Любви. Саломея. Воин света

© Амонашвили Ш.А., 2014

© Оформление. ООО «Свет», 2015

* * *

«Дела их идут вслед за ними» (Откр. 14:13)

Саломея

Глава 1

Ювелир Захарий и не думал искать тропинку к Пещерам Философа, он был полностью погружен в свои мысли, а ноги его, как будто эта тропинка ими и была протоптана, уверенно вели своего хозяина.

Слухи о распятии на кресте невинного человека, которого народ звал Иисусом Христом и принимал как Бога в человеческом облике, сильно потрясли его. Ему не довелось увидеть Христа, убедиться в Его всемогуществе. Но молва, которая шла о Нём по всей Иудее, вызывала глубокое почтение к Мессии и почитание Его мыслей и идей. Самым впечатляющим для Захария был рассказ маленького чудо-мальчика Амон-Ра, который вместе с друзьями поехал к Горе Оливковых Деревьев, чтобы послушать проповедь Иисуса Христа. Он и рассказал старому ювелиру о заповедях Христа, о Царстве Небесном. Амон-Ра рассказал ему ещё о притчах Иисуса и о том, свидетелем каких событий стал сам: о чудесах исцеления слепых и прокажённых, калек и одержимых.

Старый ювелир, обречённый судьбою на одинокую жизнь, любил Амон-Ра как сына и опору своего духа. Услышав его убеждённый рассказ о Христе, он проникся великой любовью к Богочеловеку, а радостную весть принял как давно искомую веру.

Но вот до него дошли слухи, что на днях по приказу наместника кесаря Римской империи Иисус Христос был распят на кресте. «Где Амон-Ра, почему его так долго не видно, он бы рассказал мне обо всем!» – думал Захарий с грустью.

Вчера он стал свидетелем события, которое тоже сильно повлияло на ювелира. На площадь Города вышли фарисеи и книжники, чтобы торжествовать распятие Христа.

– Богом себя возомнил… Царем хотел стать! – кричали они и всячески поносили мысли и дела Мессии.

Народ, который собрался на площади, вначале терпеливо слушал их. Но один человек не выдержал столько лжи, ибо сам был свидетелем чуда Христа – Он снял с него проказу.

– Ах вы, клеветники и завистники, безбожники и невежды… – закричал он возмущённо. – Разве не вы видели меня – прокажённого – и обходили стороной, плевали на меня? А Он, Мессия, взял мои грехи на себя и исцелил меня! Как вы смеете хулить Святого, когда каждый из вас тонет в грехах своих?! – потом он обратился к толпе, – неужели среди вас не найдётся тот, кто тоже слушал живое Слово Сына небес, или же был Им исцелён?.. Чего и кого вы боитесь! Скажите этим гнусным клеветникам правду, защитите Сына Бога!

Действительно, среди собравшихся оказались много о тех, которые на себе испытали Благое Божественное могущество Иисуса, хоть раз услышали Его Слово. На площади завязалась драка. Книжники и фарисеи орудовали палками и безжалостно били ими людей. Но народ не побоялся, тоже вооружился кулаками, камнями и палками, и вскоре богоубийцам пришлось покинуть площадь и уходить восвояси.

Со вчерашнего дня, то есть, после этого события в душе Захария стёрлось всякое доверие к книжникам и фарисеям: как может человек, тем более, если он служитель Бога, говорить неправду, клеветать, доносить и губить праведного? И хотя Захарий об Учении Христа знал очень мало и не понимал в полной мере даже того, о чём рассказывал ему Амон-Ра, тем не менее, одинокий старый ювелир вдруг обрёл в себе чувствознание сердца, что и подарило ему искреннюю веру в Иисуса. Он почувствовал в себе необычайный прилив силы Духа и, чтобы объяснить происходящее, устремился к поиску своего маленького учителя Амон-Ра.

Сегодня он решительным шагом направился к дому Саломеи: кто-кто, а она должна была знать, где сейчас этот чудо-мальчик. Ведь прошло с тех пор полгода, как он последний раз видел его. Саломеи дома не оказалось. Мама девочки грустно сообщила ювелиру, что Саломея ушла в Пещеры Философа неделю тому назад и там ждёт возвращения Амон-Ра.

Вот и идёт он сейчас в Пещеры, где ни разу не был и дорогу тоже не знал. Идёт медленно, погруженный в мысли и переживания.

Скорбно на сердце у старого ювелира.

Скорбно из-за Христа, которого уже нет в живых.

Что значит – нет в живых? Он – Сын Бога, значит, Он вечно живая Сущность. Бог-Отец послал Своего Сына к людям, чтобы Тот дал им праведный путь. Он свершил на Земле богоугодные дела. Говорят, что Он знал, как завершится Его жизнь: что один из учеников предаст Его, и Он будет распят на кресте.

Нужно ли скорбеть об Иисусе Христе, если Он победоносно вернулся к Отцу?

Нет! Жалеть и скорбеть надо о людях, которые не приняли Его. Жалеть нужно каждого грешного, который губит душу свою и не стремится к святому источнику для очищения.

Эти мысли облегчили Захарию боль души.

Он почувствовал сильное желание углубиться в Учение Христа, но как это сделать и кто ему в этом может помочь? «Амон-Ра, сынок, где ты? Не бросай старика ювелира!» – прошептал он про себя. А кто поможет другим, которые тоже хотят знать Учение Христа? Кто расскажет о Нём будущим поколениям? И мысли Захария расширились, как небо, возвысились, как звезды. «Надо, чтобы Его ученики написали о Нём: о том, к чему Он призывал людей, какие Он давал им знания, какие свершал дела… – подумал Захарий, – Философ, которого звали Андрей и который был дядей Амон-Ра, был призван Христом и стал Его учеником. Может быть, он напишет о своём Учителе? Лучше, если напишут все ученики, каждый о том, как он сам познал Сына Бога, как он Его понял… Пусть напишут не только ближайшие ученики, но и те, которые наслышаны о Нём… Ни одна весточка о Нём и Его Словах не должна пропасть, ибо в них жизнь, они Духовная пища… Надо заняться этим собиранием вестей о Христе и от Христа немедленно, на свежую память… Может быть, будущее поколение поймёт Мессию лучше и глубже, чем поняли и приняли Его сегодняшние…»

На этом вдруг мысли Захария, словно повинуясь чей-то воле, приостановились. Они как бы расступились и застыли в благоговейном восхищении, давая возможность Вести, летевшей из Высших Божественных Пространств, незамедлительно проникнуть в самый сокровенный уголок души старого ювелира. Мгновение… И Весть, как огненный шар, как Солнце, озарила всю душу старого ювелира, сжигая в ней всё лишнее, и эхом издавая небесные колокольные звуки. Сердце Захария затрепетало блаженно, а сознание его усердно и с точностью ювелира начало складывать каждый звенящий звук в слова и разгадывать их смысл и тайну.

Захарий не понял, что с ним происходит. Он пошатнулся, прислонился к дереву и закрыл глаза. Внутри него Высшая Весть излучалась и звучала, и по мере того, как он приходил в себя, он все ярче воспринимал смысл Высшего Звона:

«Сотвори… Сотвори… Сотвори… Символ… Символ… Символ… Вечность… Вечность… Вечность… Христос… Христос… Христос… Сотвори… Сотвори… Сотвори… Символ… Символ… Символ…»

Такое недоумение Захарий испытывал впервые.

Все произошло в мгновение ока, но Захарию казалось, что медленно и спокойно. Вначале он не мог понять, откуда этот Свет и Звон, и правда ли всё это. Потом, когда он убедился, что Свет и Звон находятся внутри него, и понял их смысл, то с удивлением воскликнул в душе: «Мне ли это сказано?!»

И тут же услышал эхом звенящий ответ: «Да, ювелир Захарий… Захарий… Сотвори… Сотвори… Сотвори…»

«Символ Вечности Христа?!» – опять взмолилась душа Захария.

А эхо звенело: «Вечность… Вечность… Вечность… Христос… Христос… Христос…»

Наконец Захарий успокоился, утихли в нём и колокольные звуки. Он открыл глаза, и первое, что увидел, это была красивая птичка, сидевшая у него на правой руке, она рассматривала его пальцы и тихо чирикала. Захарий левой рукой нежно погладил птичку по крылышкам. Та поддалась его ласкам.

– Ты единственный свидетель того, что со мной произошло, верно? – спросил Захарий птичку. Она затрепетала, села ему на плечо, спела ему прямо в ухо и улетела прочь.

Мысли Захария направились на осмысление пережитого и понятого, а ноги двинулись по тропинке к Пещерам.

Символ Вечности Христа!

Что это за Символ, каким он может быть?

Может быть, это голубь Ноя с пальмовой веткой?

Из Библии Захарий вспомнил: чтобы узнать, утих ли всемирный потоп, Ной выпустил из ковчега голубя, и спустя некоторое время тот вернулся к нему с пальмовой веткой в клюве и так принёс весть о том, что земля расцветает. Голубь с пальмовой веткой может стать символом… чего? Радости, мира, возрождения, процветания.

Но мысли ювелира отошли от такого символа вечности Христа. Пусть голубь с пальмовой веткой в клюве напоминает людям о всемирном потопе и о том, что людям нужно жить в мире и согласии.

Мысли кипели в голове Захария в поиске Символа Вечности Христа.

А шестиконечная звезда? Она знак мудрости и вечности.

Но мысли опять восстали: это же звезда Соломона, нельзя её отнять у него.

Может быть, тогда свастика, знак вечного движения?..

Опять нет, ибо дело не в вечности движения, а в долге и жертвенности.

Каким же может быть этот Символ Вечности Христа? Он останется людям и будет направлять их, делать их путь правильным. Путь Христа… Символ Вечности Христа… Тебе, Захарий, велено сотворить этот Символ…

Захарий сразу и не заметил, что тропинка кончилась, и он уже стоит перед Пещерами Философа.

Саломея услышала незнакомые шаги и с испугом оглянулась в сторону Бунгло.

– Это не шаги Амон-Ра, Бунгло! Кто же тогда к нам идёт?

Бунгло успокоил девочку: «Свой».

И Саломея при лунном свете уловила черты дяди Захария. Она удивилась его приходу, но обрадовалась.

– Дядя Захарий! – воскликнула она и повисла у него на шее.

Дядя Захарий прижал её к груди, поцеловал в лоб, погладил по голове.

– Скучно без тебя в городе, Саломея! – сказал он, – город глохнет без жителей Пещер Философа… Почему ты здесь, доченька, как же твоя школа?

– Жду здесь прихода Амон-Ра, дядя Захарий! – с грустью ответила она.

– А вестей от него нет?

– Нет… никаких… – она заплакала.

Дяде Захарию тоже стало больно от какого-то предчувствия.

– Успокойся, дочка моя… – он хотел сказать что-либо ласковое и обнадёживающее, но Саломея перебила его.

– Дядя Захарий, с ним что-то произошло, но не могу понять, что именно…

Девочка плакала, уткнувшись в грудь дяди Захария, а он не знал, как её успокоить.

В это время Бунгло испустил, как бы шёпотом, звук «Оооммм», и Саломея улыбнулась. Бунгло поднялся на задние лапы и сразу стал огромным; он обнял Саломею и Захария и ласково прижал их к себе. Дядя Захарий в объятиях Бунгло почувствовал себя маленьким и слабым.

– Бунгло приветствует тебя, дядя Захарий! – сказала Саломея весело.

Захарий тоже проявил нежность к Бунгло, улыбнулся ему и пощекотал брюхо.

– Чем тебя угостить? – засуетилась Саломея и тут же добавила: – Хотя есть чем. Сегодня в лесу я собрала ягоды и орешки…

И пока девочка выносила из Пещеры орехи и ягоды и клала их на большой плоский камень, Захарий успел оглядеться. «Вот и Пещеры Философа, – подумал он, – а небо отсюда какое красивое, и как близки звезды…»

Потом они присели у большого камня для трапезы. Саломея обняла Бунгло, так ей было спокойнее и теплее.

– Саломея, доченька моя, расскажи мне о Христе что-нибудь… Расскажи всё, что знаешь о Нём, о Его Слове… Ты же видела Его, слушала Его!

– Хорошо, дядя Захарий! – охотно согласилась Саломея.

«Видно, она ещё не знает о распятии Иисуса Христа. Лучше, если я пока не скажу ей об этом, она и так расстроена», – подумал Захарий.

– А ты знаешь, дядя Захарий, Он мне на голову руку положил, благословил, поцеловал в лоб…

И девочка с увлечением начала вспоминать каждую мелочь, связанную с живыми воспоминаниями о встрече с Мессией. Вспоминала она каждое слово, которое услышала от Него. Вспоминала всё, что говорил о Нём, о Его заповедях Амон-Ра. Рассказывала она обо всём этом дяде Захарию самозабвенно. Она как бы погрузилась сама в жизнь и мысли Иисуса Христа, увлекая туда же и Захария, и Бунгло, и Звёздное Небо, которое опустилось над Пещерами Философа так близко, что до звёзд можно было дотянуться рукой. Саломея заговорила ещё о тех вещах, свидетельницей которых сама не могла быть и ни от кого о них не слышала. Она черпала новые сведения об Иисусе Христе как бы из ниоткуда, но говорила о них увлечённо и с убеждением.

В объятиях огромного мохнатого существа перед Захарием сиял Божий ангел, который наполнял его душу и сердце жемчужинами и бриллиантами Божьего Слова. Саломея как бы забыла, где находится, говорила о том, что видели её глаза и переживало её сердце… «Бери свой крест и следуй за мной», – говорит Иисус молодому человеку… И Он сам взял свой Крест и идёт… Его сопровождает толпа, озлобленная толпа… Крест деревянный, большой, тяжёлый… Он замедляет шаг… Легионер ударяет Его хлыстом, «шагай», кричит… Он уже на голгофе… Зачем Его сюда привели?.. И вдруг сердце Захария разрывается от обречённого крика девочки: «…Ой, что они с Ним делают?! Отпустите Его, Он праведный… Они распинают Его… Спасите… Дайте мне спасти Его… Он же Христос, Сын Бога… Отпустите…»

Захарий испугался: что с девочкой происходит?!

– Саломея, девочка моя, очнись…

Саломея бьётся в объятиях Бунгло, старается вырваться, чтобы помочь Христу.

Захарий с мольбой и надеждой смотрит на Бунгло.

– Бунгло, ей плохо… Как помочь, скажи…

Бунгло ласково замычал, лапой погладил девочку по голове.

– Оооммм… – зазвучали любовь и успокоение. И Саломея заснула в лапах медведя.

Захарий не сводил тревожный взгляд с девочки. «Она созерцала распятие Мессии?» – подумал Захарий про себя, а Бунгло кивнул головой, отвечая старому ювелиру на его мысленный вопрос.

Через некоторое время Саломея вздрогнула во сне, и из её закрытых глаз потекли тихие слёзы.

Глава 2

– Вижу, ты очень устал, – сказал Иорам Филиппу, – нам теперь предстоит подниматься в гору, тропинка сложная…

– Да, устал, – признался Филипп, – но мне не терпится скорее увидеть Пещеры, войти в них!

– Может быть, отдохнём немного и дождемся восхода Утренней Звезды?

– Как знаешь! – сказал Филипп.

Они улеглись на траве под деревом.

Три дня они добирались до Города и только один раз устроили передышку на полпути, чуть вздремнули. От попутчиков узнали о распятии Иисуса Христа, и их тяжёлые мысли стали ещё тяжелее. Так шли они со своими ношами-мыслями, редко обмениваясь ими, оберегая друг друга.

Вот и пришли, наконец, в окрестности Города, туда, где начинается тайная тропинка к Пещерам Философа.

Была уже полночь.

Филипп мигом уснул.

Но Иорама одолевали мысли, которые были сильнее, чем усталость. Он потянулся на мягкой и прохладной траве, воззрел на звёздное небо и отдался воле мыслей. Его мучила предстоящая встреча с Саломеей. Как ей рассказать об Амон-Ра, как ей объяснить, что его уже нет в этом мире, что он улетел в Мир Высший? Как примет она сообщение о том, что Большой Мальчик и его разбойничья банда забросали камнями Амон-Ра? Конечно, он не забудет рассказать Саломее, как Амон-Ра превратился в фиолетово-голубой огонь, не оставив никакого пепла. Только ладони его берегли птенца, упавшего из гнезда. И как только Филипп раскрыл их, а Илья, взяв птенца, вернул его в своё гнездо на верхушке дерева, ладони тоже сгорели в голубовато-фиолетовом огне. Что ещё скажет Иорам Саломее? Расскажет о мужестве Амон-Ра, о прекрасной огненной тропинке, по которой устремился ввысь светлый дух и которую видел Иорам. Расскажет ещё, как они вдвоём исцелили Филиппу раздавленную ногу. Весь этот рассказ должен облегчить горе, которое будет переживать Саломея, узнав о том, что Амон-Ра…

Мысли эти измучили Иорама.

Да, он стал свидетелем великого преображения и вознесения и, разумеется, надо радоваться за Амон-Ра, надо гордится, что Амон-Ра был его учителем и другом, был учителем и любимым человеком для Саломеи. Да разве только для них? Но как быть, если земная жизнь продолжается, а учителя-друга не будет больше рядом? Нужно ли этому тоже радоваться? Могут ли в одной чаше сердца смешиваться друг с другом горе и радость? И какой становится радость, когда рядом горе?

Мысли Иорама вроде бы нашли выход: радость-горе или горе-радость – это одно целое. Мысли упорно твердили о том, что там, где торжествует радость, где-то поблизости прячется горе, и наоборот. И мысли решили: горе и счастье – суть одно, они уроки для роста духа…

Но примет ли эту философию Саломея, которая любит Амон-Ра, а его уже нет в живых? Надо поискать слова для чуткого сердца маленькой девочки.

На небосклоне загоралась Утренняя Звезда.

«Надо до восхода солнца быть в Пещерах», – подумал Иорам, а Филипп в то же самое время открыл глаза.

– Как, пойдём? – спросил он и привстал, не дождавшись ответа.

Иорам шагнул в кусты, за ним последовал Филипп.

– Будет ли кто в Пещерах? – спросил Филипп.

«Может быть, нас встретит Бунгло, а может быть, никого не будет», – ответил Иорам. Он не мог предположить, что Саломея одна, пусть даже с Бунгло, могла жить в Пещерах. Мама не отпустит её одну, да и своих учеников она не бросит, думал он.

Почти всю тропинку, как и всю дорогу, они прошли молча. Солнце ещё готовилось для восхода, когда они шагнули на площадку перед Пещерами.

– Вот и пришли! – сказал Иорам, и тут же умолк от неожиданного зрелища: в объятиях четырёх лап Бунгло лежала Саломея. Она спала… спала и плакала.

Бунгло испустил тихое, нежно-ласковое «оооммм», в котором звучало сострадание. Своим мягким мехом левой лапы он осторожно вытирал слезы на щёках девочки.

Рядом с Бунгло на камне сидел ювелир Захарий и озабоченно наблюдал за плачущей во сне Саломеей.

Захарий и Бунгло взглянули на пришедших. Захарий жестом предупредил мальчиков не шуметь, привстал и отвёл их в сторону. Он обнял Иорама, приласкал Филиппа, которого видел впервые, а потом сказал шёпотом:

Иорам, сынок, Саломея ждёт прихода Амон-Ра в Пещеры. Ею овладевают сомнения, что с ним происходит что-то неладное. Заснула она поздно и во сне начала плакать… Так плачет она всю ночь, а Бунгло бережёт её плач во сне, не даёт мне будить её… Наверное, он прав…

Иорам молчал, не зная, что сказать.

И Захарий молчал, боясь спросить его об Амон-Ра.

Молчание, напряжённое молчание само заговорило. И Захарий понял. Его вдруг что-то кольнуло в сердце. Там, внутри сердца, что-то оборвалось, оборвалась какая-то нить, которая соединяла сердце старого одинокого ювелира с маленьким любимым чудо-мальчиком.

– Да, дядя Захарий, – произнёс после долгого молчания Иорам, – Амон-Ра улетел в Высший Мир, он сгорел в фиолетовом огне духа… Ценою жизни спас он птенчика…

Захарий тихо зарыдал.

Первые лучи солнца осветили площадку перед Пещерами, они обласкали лицо, длинные волосы, маленькую фигурку прекрасной девочки в слезах и разбудили её.

Саломея с трудом открыла распухшие глаза. Бунгло высвободил её из своих лап. Его огромная медвежья морда ласково улыбнулась девочке. Саломея тоже улыбнулась ему в ответ.

– Люблю тебя, Бунгло!.. Спасибо тебе! – прошептала она.

«Ты узнала правду? Ты все видела?»

В ответ на мысленный вопрос Бунгло Саломея сказала:

– Да, Бунгло, Амон-Ра в Пещеры не поднимется… Он улетел в Дальние Миры, но всегда будет рядом с нами… Я видела, как распяли Мессию… Видела, как забросали камнями Амон-Ра… Видела ещё, как дух Амон-Ра, улетая в Дальние Миры, оставлял за собой огненный след… Прекрасное было зрелище, Бунгло…

Саломея заметила стоявшего в сторонке и рыдавшего дядю Захария, а рядом с ним – Иорама и незнакомого мальчика. Она подбежала к Иораму и обняла его, а потом прижалась к дяде Захарию.

– Иорам, не мучайся, я все знаю… – сказала она спокойно. – Не плачь, дядя Захарий, Амон-Ра победил земную жизнь, он сделал то, что надо было ему сделать, и дух его теперь обитает в Царстве Небесном… Не плачь, дядя Захарий… – Саломея поднялась на цыпочки и нежно поцеловала в щеку добродушного старика.

Саломея посмотрела на Филиппа.

– Как тебя звать?

– Филипп… А ты Саломея, я знаю тебя: Амон-Ра рассказывал нам о тебе, о твоей школе… какая ты красивая! – ответил Филипп дружелюбно.

Порам добавил:

– Амон-Ра поручил мне заботиться о Филиппе.

Филипп тут же уточнил:

– Он поручил тебе быть моим учителем и воспитать меня, сделать из меня хорошего человека… Я буду твоим послушным учеником!

В это время он увидел, как приподнялся огромный медведь, встал на задние лапы и подошёл к ним. Филипп знал о Бунгло, ждал встречи с ним, но он не ожидал, что тот такой огромный, как гора. Потому испугался и соб-рался спрятаться за спиной Иорама. Но Бунгло мирно протянул передние лапы, поднял нового члена жителей Пещер Философа, прижал к груди как младенца, заглянул ему в глаза, пробубнил что-то доброе и лизнул его в щеку.

– Бунгло говорит, что принимает тебя как друга, – пояснила Саломея Филиппу.

Филиппу действия Бунгло понравились. Он смело обнял медведя и поцеловал его в ответ.

Тем временем Захарий вытер слезы, успокоился, но оборванная в сердце нить так и осталась оборванной.

– Вернусь в город, – сказал он Саломее и, как бы извиняясь перед ней, что не может остаться, добавил: – есть дела…

– Хорошо, дядя Захарий, но до того, как уйдёшь, хочу кое-что показать тебе. Думаю, я выполняю желание Амон-Ра. Пойдём со мной! – и Саломея повела его в Пещеру Господа.

Пещера была освещена семью свечами.

Захарий оглянулся вокруг, и глаза его остановились на необычном человеческом образе, нарисованном на стене.

– Ты узнаешь Его? – спросила Саломея.

– Да, это Иисус Христос! – уверенно сказал Захарий.

– Его нарисовал дядя Андрей и десять лет ждал в этой Пещере Его появления. Амон-Ра рассказал мне, как однажды, когда Андрей и он помолились здесь, вдруг Иисус Христос сошёл со стены, подошёл к Андрею, положил ему руку на голову и сказал: «Мир вам! Андрей, не задерживайся, поспеши к своему брату…» С того дня прошло два года… – после минутного молчания Саломея добавила, – Дядя Захарий, чувствую, что нужно оставить тебя наедине с образом Иисуса Христа…

Саломея вышла из Пещеры.

Зачарованный Захарий вначале долго смотрел на Образ. Всё внутри его впитывало свет, исходящий от Образа. Свет этот ему уже знаком со вчерашнего вечера, когда он шёл по тропинке к Пещерам Философа.

Тело его задрожало.

Потом он опустился на колени.

Ему захотелось помолиться, но молитв он не знал. Тем не менее, уста его зашевелились. Не думая, зачем он это делает, старый ювелир начал нашёптывать таинства, которыми он пользовался, когда готовил какое-либо изделие. Слова этих таинств, сочинённые им же в течение своей долгой жизни и таинства, заложенные им же в них, произносили его уста как молитвы. Они исходили из глубин его сущности, из самого центра сердца.

Мысли о распятом Христе, о побитом камнями Амон-Ра, чувство страдания от утрат, отвлечённость от внешнего мира и всё большее погружение в некую бездну Света складывались в его душе как молитва, устремлённость. Напряжение струн духа уловило слова, которыми была пропитана Пещера. Слезы умиления и страдания омывали сердце Захария, и он прошептал самозабвенно:

Владыка Всемогущий!

Преклоняюсь перед Твоим Святым Именем! Взвали на плечи мои ношу Твою,

И дай мне нести её по тернистой тропинке К вершине горы,

Откуда смогу постигнуть безграничность Любви Твоей

И осознать глубину Мудрости Твоей. Аминь!

Уста его повторяли эту молитву вновь и вновь, душа Захария возвышалась в иные пространства Света. Там чьи-то заботливые руки опять вернули Захария в Пещеру Господа. «Где я был и где я сейчас?» – подумал старый ювелир. Он встал и как будто на крыльях покинул Пещеру.

Мальчики оживлённо рассказывали Саломее об Иакове и Илье, о строительстве дворца Юстиниана.

Захарий посмотрел на солнце и удивился: оно клонилось к закату. Он провёл в Пещере Господа весь день!

Саломея, увидев его, улыбнулась.

– Дядя Захарий, тебя не узнать, ты весь светишься…

– Спасибо тебе, доченька… – только и сказал Захарий. Сильные переживания не давали ему говорить о чём-либо. Он поцеловал Саломею, помахал рукой мальчикам в знак прощания и шагнул в сторону тропинки. В это время Бунгло успел похлопать его по плечу, мол, «ты хороший, не забывай наши Пещеры».

– Мы навестим тебя, дядя Захарий! – догнал его голос Саломеи.

Шагал Захарий вниз по горной тропинке и уносил с собой более тяжёлую ношу, чем когда поднимался в Пещеры Философа.