Текст книги "Небесный поцелуй"

Это происшествие с самого начала поставило Джеймса в центр ее внимания. Мэгги была очарована тем, что увидела. Вполне достаточно оказалось бы и его готовности пойти на неудобства, загубленного пиджака и больших трат по счетам ветеринаров, когда дело шло о никогда им прежде не виданном животном. Но Джеймс по-настоящему приковал к себе внимание Мэгги той нежностью, с которой он нес на руках покалеченную собаку.

После этого случая Мэгги стала незаметно изучать Джеймса. Она обнаружила, что под его грубоватой наружностью скрывается очень чуткий человек.

Прежде всего она оценила его глубокий ум, деловую хватку и феноменальные способности архитектора. Но проходили месяцы, и перед ней начали раскрываться другие стороны его личности. Его чувство юмора, столь явно сравнимое с тем же чувством у нее самой; его терпение, когда она не успевала справиться с работой; его забота по отношению к своим сотрудникам. И вот в один прекрасный день она осознала, что сделала страшную глупость: она влюбилась в Джеймса Монтгомери. Она знала, что взаимной эта любовь не будет никогда. Джеймс предпочитал куда более пылких женщин.

Ну а если рассматривать обстоятельства глубже, то даже ее желание выйти замуж и иметь семью оказывается неисполнимым. Для мужчин, что назначали ей свидания в прошедшем году, важна была лишь интрижка, но как только они замечали, что она думает о чем-то большем, моментально исчезали. Мысли ее кружились вокруг ситуации с Фрэдом, вокруг вопроса, с которым она столкнулась лицом к лицу, когда тот сказал, что позвонит ей сегодня вечером, дабы узнать, каким будет ответ на его ультиматум.

Мэгги попыталась понять, отчего требование Фрэда так ее расстроило. Она же рассчитывала выйти замуж за этого человека, так почему же ей не переспать с ним? Любить его она не может, но он ей нравится. Когда они оказывались вместе, они всегда шутили. У них была масса тем для разговоров. Ум Фрэда не был поверхностным, сам он – проницательный преуспевающий финансист. Ну и почему бы не переспать с ним?

Ей не пришлось долго искать ответа на этот вопрос. Разгадка оказалась на поверхности. Иначе она бы запросто отправилась с мужчиной в постель. Она попробовала однажды. Память ее пыталась прогнать болезненное воспоминание, которое даже сейчас, через шесть лет, вызывало боль, как от прикосновения к гноящейся ране.

Кроме того, она уныло подумала о том, что дело было не столько в том, что зовется сексом. Главное состояло в проблеме раздевания. Одна мысль о том, что мужчина увидит ее голое тело, бросало ее в холодный пот. Она вспоминала с болезненной ясностью насмешки – иногда добродушные, иногда злобные и всегда ненужные, – которые ей приходилось сносить под душем после уроков гимнастики в старших классах школы. Мэгги знала, что ужасный акт обнажения как своего тела, так и своей хрупкой внутренней сути для внимательного осмотра потребует от нее немалых сил.

Фрэд был прав в одном. Обязательства не надо предавать огласке. Образ Джеймса Монтгомери возник перед ее внутренним взором, дьявольский юмор светился в его глазах, с губ его сорвался едкий смешок, и она вздохнула. Определенно, любовь – это обязательство. Только не всегда любовь нуждается в санкции закона или в благословении церкви. Любовь – сама по себе владычица.

Но вот влюбилась, а дальше что? Невидящими глазами смотрела Мэгги туда, где Санта-Клаус звонил в колокольчик. Спешащие пешеходы сновали вокруг, толкали ее. Она поискала в кармане монетку, бросила ее в жестянку Санта-Клауса и пошла прочь.

Обязательства – именно в этом суть вопроса, решила она. Фрэд не хочет брать обязательств на себя, и возможно, все, что ему нужно от женщины, это чтобы она удовлетворяла его половые потребности и, может быть, была немного домашней хозяйкой.

Мэгги поморщилась. Может быть, она судит его строго, но ее положение сейчас слишком хорошее, чтобы он предложил ей что-либо подобное. Это так убого. Она, конечно, не гордячка, как думает Эмми, но ей бы хотелось быть свободной от всего этого.

– Слишком жирно для Фрэда, – прошептала она, возвращаясь назад и подставляя лицо кусающему ветру. За короткое время стало заметно холоднее, снег пошел гуще. Она не думала о снеге, но снегопад ей нравился, и настроение поднялось. Она бы почувствовала себя еще лучше, если бы ей удалось забыть о Фрэде, но это пока не удавалось. Высказанные Джеймсом соображения занимали ее мысли.

Борьбу с Джеймсом она ненавидела. Когда по отношению к ней он терял терпение, Мэгги делалась почти больной. У него это случалось нечасто. И всегда по удивительному поводу. В последний раз он по-настоящему пришел в ярость около года назад. Наконец-то Мэгги удалось сбавить свой вес со ста пятидесяти фунтов до ста сорока. Мысль о том, что она станет худышкой, веселила ее. Но когда желанные сто сорок фунтов были достигнуты, Джеймс в припадке ярости наорал на нее из-за того, что она гробит себя продолжительной диетой.

Она с грустью вспоминала этот разговор. Ее так поразила озабоченность Джеймса, что она решила прекратить свою диету, поставив себе целью сбросить окончательно лишь последние девятнадцать фунтов. Он же, высказавшись однажды, никогда больше не возвращался к вопросу о корректировке ее веса.

Если бы у нее была хоть малейшая надежда на то, что Джеймс вдруг заметит ее теперь уже стройную фигуру, ее настроение быстро переменилось бы. Но он продолжал обходиться с ней точно так же, как и всегда. Мэгги не могла присутствовать в его сознании как женщина и только. Так было до сегодняшнего утра. Она вздохнула и подумала, что, возможно, из-за сегодняшней утренней ссоры Джеймс разглядел в ней женщину со страстями. Успокаивая себя таким образом, Мэгги спешила по направлению к офису.

3

– Где ты была? – требовательно спросил Джеймс в тот момент, когда она зашла в офис. – Уже две минуты второго!

Она натужно улыбнулась. На самом деле две минуты второго!

– А что случилось? Офис на куски развалился, пока меня не было? Или же?.. – Ее голос оборвался от страха, когда, вешая пальто, она оглянулась и увидела, широко раскрыв глаза, перерытые бумаги в выдвинутых ящиках стола.

– Джеймс! – начала она, тревожно оглядывая папки со скоросшивателями, разбросанные по всему кабинету. Бог его знает, что он проделывал тут в поисках нужных документов. Джеймс отличался чудовищной неаккуратностью, всякий раз бросая ту или иную бумагу куда попало, и невозможно было понять, к чему эта бумага относится. А потом ей каждый раз приходилось приводить в порядок его документацию.

– Мне нужно было кое-что, – заявил он. – Звонил Джонсон.

– Ну и?.. – Мэгги подышала на озябшие пальцы, стараясь отогреть их.

– Что стряслось? – Джеймс пальцем ткнул в ее руки, не замечая, что интуитивно она уклоняется от соприкосновения с ним. – Боже великий, ты же закоченела. – Он живо начал растирать ей пальцы.

Глаза Мэгги расширялись по мере того, как тепло его рук проникало в ее онемевшую плоть, оживляя нервные окончания. Она беспомощно смотрела на его шелковый галстук, темнеющий на фоне белой рубашки, пока все существо ее ощущало прикосновение его пальцев.

Мэгги чувствовала, как разрушается ее жесткий контроль над собой. Как только она почувствовала усиленное сердцебиение и заливающее ее щеки тепло, она вырвалась и сконфуженно посмотрела на него. Взгляд его был полон тепла.

– Так что там насчет мистера Джонсона? – с трудом произнесла Мэгги.

– Я не могу найти документацию, а встреча с ним назначена на два часа.

– Не может быть. – Для того чтобы оправдаться, она заглянула в книгу с расписанием дня. Мэгги была аккуратна. Джеймс успел убедиться в том, как ответственно относится она к делам, в редчайших случаях выпуская их из рук. Она надеялась, что вопрос с мистером Джонсоном возник для того, чтобы придраться к ней, обвинив в несерьезном отношении к делам.

– Сегодня на вторую половину дня назначена лишь встреча с тем банкиром…

– Джонсона в твоей книге нет. – Взмахом руки он отверг все ее запланированные возражения. – Я сам назначил вчера встречу. И видимо, забыл тебя предупредить.

– Я тоже так думаю, – сложила с себя ответственность Мэгги. Пять лет пыталась она бороться с Джеймсом, но не в состоянии была доказать, как важно предупреждать ее в тех случаях, когда он сам назначает деловые встречи. Она быстро нашла нужную папку и передала ему. – Что сейчас строит Джонсон? Очередной магазин?

– Нет, он купил нечто вроде лыжного курорта в горах, в пятидесяти милях от Денвера, и хочет построить рядом зимний спортивный комплекс. – Он просмотрел листы, которые держал в руках. – Если у нас останется время после ухода Джонсона, я хотел бы вместе с тобой пораскинуть мозгами относительно того, каких удовольствий может пожелать женщина на лыжном курорте. Подобные идеи ты подкинула мне насчет отеля для новобрачных, который я в прошлом году проектировал для Багамских островов.

– Спасибо. Лыжный курорт отличается от типового проекта, правда?

– Угу, – пробормотал он, поглощенный чтением записей. – Проводи его, пожалуйста, когда он придет.

Прошло четыре с половиной часа, и Мэгги, сидя рядом с пишущей машинкой, сосредоточенно терла переносицу. Позднее свидание прошлым вечером определенно отразилось на ее здоровье. Ей хотелось зевать, вокруг глаз были круги. Все, о чем она мечтала, это пойти домой и завалиться спать. Голос Джеймса застал ее врасплох за широченным зевком, и когда она заметила его, рот ее был еще открыт.

– Постарайся пораньше лечь, – посоветовал он. – Одна.

Мэгги сжала губы и подавила порыв сказать ему, что решила отвергнуть предложение Фрэда. Она вовсе и не собирается успокаивать Джеймса. В свои двадцать пять лет она имеет право сама распоряжаться собственными любовными делами.

То, что она никак не прореагировала на его насмешку, казалось, вызвало у него раздражение, и он проворчал:

– Я хочу с тобой поговорить. Это ненадолго.

Мэгги, взяв с собой ручку и блокнот, проследовала за ним в кабинет, мысленно моля, чтобы он не начал диктовать. Может быть, и не потребуется много времени, но если уж Джеймс начал, то о времени он забывает совершенно. Она хотела предложить ему воспользоваться диктофоном. Для столь современного мужчины у него были довольно странные старомодные предрассудки.

Мэгги содрогнулась, оглядев кабинет. Сегодня все тут было не так. Папки со скоросшивателями разбросаны по столу, рулоны с архитектурными чертежами валялись на темно-зеленом ковре, а скомканные бумажки вокруг мусорной корзины равно свидетельствовали как о «меткости» Джеймса, так и о его черном юморе.

Стараясь не замечать беспорядка, Мэгги осела в кресло, раскрыла блокнот и посмотрела на него в ожидании. К ее удивлению, Джеймс начал теребить одну из папок, лежавших у него на столе.

Мэгги неодобрительно следила за ним. Джеймс Монтгомери за те пять лет, что она его знала, продемонстрировал массу свойств собственного характера, но нерешительности среди них не было. Он знал, чего хочет, и добивался этого. Она почувствовала, как волна нежности охватила ее при виде этих неловких движений. Мэгги удивлялась, что же с ним случилось. Если бы она не знала его как облупленного, то сказала бы, что он растерялся. Но она его знала. Мэгги подозревала, что сомнений у Джеймса не бывало с младших классов школы.

– Убери ты эту чертову ручку, – сказал он сердито. – Не о работе речь. О личных делах.

«Ох нет! Только не очередная лекция о злодейских притязаниях Фрэда», – с отвращением подумала Мэгги.

– Я не вижу оснований, – игриво начала она.

– У тебя нет оснований? И точка? – повторил он ее слова, намеренно неправильно расставляя ударения. – Соображений о том, что думает мужчина, у тебя не больше, чем у моей пятилетней племянницы.

– А это значит, что у меня много оснований для того, чтобы подбодрить Фрэда, – должна же я побольше узнать о мужчинах. – Настроение у нее постепенно начинало портиться.

– Итак, об основаниях ты не хочешь послушать? – требовательно спросил он.

– О чьих? – мягко поинтересовалась она. – О твоих или о Фрэдовых?

Джеймс отшвырнул папку, которую держал в руках, даже не поинтересовавшись, упала она на стол или на пол.

– Черт с тобой, если ты так стремишься набраться опыта, тогда…

Он подошел к окну, за которым расстилался погружающийся во тьму город.

– Тогда я постараюсь, чтобы твои друзья не причиняли тебе боли, – бросил он через плечо. – Если ты хочешь проделать, что положено, ладно, давай. Но проделано это будет со мной, и играть мы будем по моим правилам.

У Мэгги широко раскрылся рот. Она смотрела на него в остолбенении, нарастающее возбуждение от этих невероятных слов постепенно охватывало ее. Возможно ли, чтобы он думал о ней не только как о друге, но и как о чем-то большем?

Но как же может она поддержать его предложение? Что, если она неправильно поняла его намерение? Если она сделает неискреннее движение сейчас, она никогда больше не сможет взглянуть ему в лицо.

– Ну так как? – Вопрос Джеймса прозвучал как выстрел. Он испытующе смотрел на нее.

– А насчет правил?

– Если ты так прямо сразу об этом, – он криво усмехнулся, глядя на нее, – то мой опыт исчисляется годами.

Она была не в состоянии объяснить себе, что же это все для нее означает. Выпятив нижнюю губу, чтобы казаться смелее, она спросила:

– О чем, собственно, ты говоришь?

– Я говорю, – он присел на стол, ясно выговаривая каждое слово, – что пока я не начну соображать, отчего тебя вдруг потянуло на эти дела, я как твой друг хочу быть твоим проводником, чтобы избавить тебя от ловушек, таящихся в подобных связях. Это вполне ясно?

– Да. – Эйфория покинула Мэгги, словно воздух – проколотый воздушный шарик, оставив холод вместо себя. В один какой-то безумный момент она понадеялась, что он с ней будет нежен… а он просто собрался учить ее осторожности в любовных интрижках, с горечью подумала она. Глаза ее были устремлены на глянцевую поверхность его стола, мысли путались. Из них ясной была лишь одна: лучше хоть что-то, чем ничего, по старой пословице.

– Я… – начала было она, не осознавая, что, собственно, собирается сказать, но он перебил ее.

– Нет, сейчас ничего не отвечай. Подумай о том, что я сказал. Ты должна дать мне ответ сегодня вечером, когда я за тобой заеду.

– За мной заедешь? – переспросила Мэгги машинально.

– А разве я тебе не говорил? Сегодня ночью мы улетаем в Денвер на осмотр участков Джонсона. – Он улыбнулся ей столь ангельской улыбкой, что обмануться нельзя было ни на минуту. Он опять забыл посвятить ее в свои планы.

– Нет, ты мне не говорил, – ответила она сердито.

– Тогда я подозреваю, что ты не заказала билеты на самолет. – Он посмотрел на нее с тревогой. Сразу стало ясно, что эта мысль только сейчас пришла ему на ум.

– Ты совершенно прав, – кивнула Мэгги. – Я это сейчас сделаю. – Она поднялась с радостью, готовая бежать. Ей нужно было время, чтобы подумать. Она не могла собраться с мыслями, пока была рядом с ним.

– Прекрасно, – пробормотал он, мгновенно углубившись в архитектурный проект. – Я хочу свежим взглядом посмотреть на документацию, присланную Джонсоном. Зная Джонсона, можно предположить, что участок у него на голой скале, а земляные работы ведутся безобразно. И еще, Мэгги, – обратился он к ней, – не надо заказывать комнаты в отеле. Джонсон еще и домовладелец в Денвере. Мы у него остановимся. Отправляйся домой и закажи билеты. Я заеду за тобой за полтора часа до отлета. – И он вновь углубился в чертежи.

Мэгги не собиралась с ним спорить. Ничем хорошим это не кончилось бы. Он очень ясно высказался в свое время, когда брал ее на работу. Ему нужна была секретарша, которая, если потребуется, соберется в путешествие буквально за час; «очень приспособленная», вспомнила она его фразу.

Мэгги грустно улыбнулась, вспомнив также свое первое путешествие с ним. Тогда раздался неожиданный телефонный звонок от разъяренного человека, заведовавшего строительством спроектированного Джеймсом комплекса конторских зданий в Гонконге. Он потребовал, чтобы Джеймс немедленно прилетел. Когда Мэгги осознала, что Джеймс действительно ждет и через пятьдесят минут она улетит с ним в Азию, то попыталась упросить его вылететь более поздним рейсом. Джеймс отказался, сказав, что она может оставаться.

Остался же ее багаж. Мэгги прилетела в Гонконг в чем была, купив лишь зубную щетку в аэропорту. Его обещание купить ей все, что ей нужно, оказалось невыполнимым. Обладая избыточным весом, она ничего не могла подобрать себе в магазинах готовых вещей в городе, населенном миниатюрными азиатками. Не могла она и облачиться в старый черный костюм, в котором выглядела, как престарелая английская монахиня. В нем она казалась еще смехотворнее, чем обычно, с грустью вспомнила Мэгги.

Ну и хватит об этом. Она поедет в модном платье. Она теперь стройная. И дело не в том, случится ли что-нибудь с ее багажом. Она с удивлением вспомнила, как долго мучило ее желание похудеть, тысячами сосновых игл вонзаясь в сознание за годы перед тем, как она обрела свою теперешнюю форму. Не замечая ничего вокруг, Мэгги пошла к телефону делать заказ.

Чемодан у Мэгги еще был раскрыт, когда в дверь позвонили. Она посмотрела на часы из вишневого дерева и позолоченной бронзы над столом. Шесть тридцать. Джеймс не может за ней заехать раньше семи. Может быть, он решил появиться пораньше, чтобы получить ответ на свой вопрос? Мэгги остановилась посреди комнаты, судорожно глотая воздух. Она пока еще совершенно не представляла себе, что ответить на его невероятное предложение. Оно еще не устоялось в ее сознании. Ей требовалось время на осмысление, прежде чем дать окончательный ответ.

Дверной колокольчик побуждал ее к действию. Конечно же, это не Джеймс, подбадривала она себя, надеясь, что это и не Фрэд.

Она позвонила Фрэду, когда пришла домой, но не застала его и была этим чрезвычайно обрадована. Мэгги не чувствовала в себе готовности справиться с домогательствами Фрэда сегодня вечером. Не то чтобы предложения Джеймса поразили ее. Она оставила у Фрэда на автоответчике сообщение, что на несколько дней улетает из города и по возвращении позвонит ему.

Третий звонок прервал размышления Мэгги. Она поспешила к входной двери в уверенности, что, пока она ее открывает, порвется дверная цепочка.

– Ну и кого же ты ждешь? Джека-Потрошителя? – хихикнула Эми.

Мэгги улыбнулась:

– Одну секунду. – Она открыла дверь и, сняв цепочку, впустила подругу.

– Это же время, когда ты бываешь дома. Вот уже целый час, как я каждые пятнадцать минут звоню тебе в дверь.

Ты должна была уйти с работы в пять, как и все остальные. Нельзя же работать на Монтгомери, как невольница.

– Я была предупреждена, что работать придется долго, – мягко ответила Мэгги. – И потом, ты должна согласиться, что он хорошо платит мне, если приходится задерживаться.

– Точно. – Эми оглядела гостиную, ее глаза разгорелись при виде того, с каким вкусом дополняли здесь друг друга стереоаппаратура и старинные вещи. – Трудно поверить, что это восхитительное место расположено прямо напротив двери в мою конуру. Оно достойно лендлорда. Держу пари, что ты зарабатываешь больше любого архитектора в фирме, – пыталась выпытать она.

– Держу пари, что я работаю больше любого архитектора в фирме, – коротко отрезала Мэгги. – Настолько больше, что не могу тебе сказать. – Она беспокойно взглянула на свою подругу. – Начальница машбюро жаловалась сегодня на твою привычку отлучаться на три часа, чтобы поесть. Если ты не старательна, тебе придется искать другую работу.

– Я как раз должна найти себе кого-то наподобие твоего Фрэда, чтобы оплатить мои счета, тебе не кажется? – ухмыльнулась Эми, и Мэгги поняла, что бесполезно говорить о своих чувствах. Смешно было предполагать, что, не слушая Мэгги восемь месяцев, Эми станет слушать ее сейчас.

– Он не мой Фрэд, – поправила ее Мэгги. – И если ты хочешь поговорить, пройди в спальню. Мне нужно уложить вещи, у меня нет времени.

– Уложить вещи? – переспросила Эми возбужденно. – Ты проводишь ночь с Фрэдом? Этот мальчик – самый нетерпеливый любовник из тех, что ты можешь иметь здесь.

– Я не была с ним. И действительно не хочу его, – тихо ответила Мэгги, начиная засовывать мягкое шелковистое нижнее белье в свой чемодан.

– Мэгги! – запричитала Эми. – Ты не должна отвергать его! Ты с ума сошла! Ты можешь никогда не получить лучшей возможности!

– Неправда, неправда и еще раз неправда. – Мэгги неодобрительно посмотрела на фланелевую ночную сорочку, которую она держала в руках. Для окрестностей Денвера в декабре она выглядела вполне теплой. Но, допустим, Мэгги принимает предложение Джеймса? Рубашка была не очень сексуальной. Что же надеть в таком случае?

– Мэгги, ты так смотришь на эту вещь, как будто только что обнаружила моль.

Она внезапно схватила платье и бросила его в чемодан.

– Скажи мне, что ты имеешь в виду?

Мэгги взяла себя в руки и начала складывать одежду. Она размышляла и в то же время полагалась на свою подругу. Эми могла относиться безответственно к работе, но она была проницательной, когда это требовалось, и что более важно, она не была сплетницей. Разговор о вещах должен помочь прояснить ситуацию.

– Я имею в виду то, что собираюсь отказать Фрэду; я не сошла с ума; я получила лучшую возможность.

– Что? – Эми почти вскрикнула. – Кто?

Мэгги взглянула прямо в лицо Эми и ответила с огромным удовлетворением:

– Джеймс.

– Джеймс? Наш Джеймс? Джеймс Монтгомери? Мэгги, ты не пьяная?

– Ты не очень-то веришь в мое обаяние, – сухо сказала Мэгги.

– Мэгги, брось эту проклятую упаковку и расскажи мне!

– Я не могу. – Мэгги продолжала собираться. – Джеймс будет здесь через двадцать минут.

– Ты остаешься с ним сегодня на ночь?

– Я собираюсь с ним сегодня вечером в Денвер, – поправила Мэгги. – Он хочет осмотреть предполагаемую строительную площадку.

– Это похоже на нашего Джеймса. Работа прежде всего.

– Это неправда, Эми, – встала Мэгги на его защиту. – Допустим, он наслаждается своей работой и иногда даже переусердствует в этом, но, без преувеличения, его нельзя назвать «трудоголиком».

– Я знаю, – состроила гримасу Эми. – Просто зелен виноград. Когда я впервые пришла на эту работу, я столкнулась с ним в лифте и как девчонка моргала своими голубыми глазами. Он же глубоко заглянул в них, и только я подумала, что дело сдвинулось, он сказал мне, что одна из моих накладных ресниц отклеилась. Это меня так расстроило. Такое восхитительное предчувствие мужчины и всех его очаровательных денег, а он больше ни разу даже не взглянул на меня. – Она вздохнула.

– Это не важно, если он не замечал тебя, – утешила ее Мэгги. – Он никогда ни за кем не волочится на работе.

– Мне говорили. Но если это так, то почему он сделал тебе такое предложение? И почему именно сейчас? Бог мой, он знает тебя целую вечность!

– Несмотря на твое высокое мнение обо мне, мой юный друг, я пока еще не работаю следователем.

– Не обижайся. Ты знаешь, что я имею в виду. Мэгги уложила пару шерстяных брюк, прежде чем сказать:

– Сегодня утром он подслушал наш разговор.

– Ох!

– Точно. И прямо после выговора он высказал мне, что считает глупой женщину, занятую любовными интрижками…

– Джеймс Монтгомери, плейбой архитектурного мира?

– Он не развратник. И я отнеслась к этому скорее с юмором. Во всяком случае, он предложил поставить опыт, который был бы мне нужен.

– Боже мой, какая возможность! – Эми многозначительно закрыла глаза. – Ты станешь… – Она запнулась: ее поразило выражение лица Мэгги. – Ты не отказала ему, правда?

– Нет. – Мэгги продолжала укладываться. – Но я не могу принять любое его предложение.

– Что с тобой? Чего ты ждешь? Диана уже получила Чарльза, Эндрью слишком молод. Держу пари, что Джеймс невероятный любовник, – восторженно вздохнула она. – Все эти мускулы!.. Почему ты колеблешься?

– А что потом? Что будет, когда любовная связь иссякнет? Я люблю свою работу и, как мы условились, мне хорошо платят. Как я могу продолжать работать с мужчиной, с которым сплю?

– Ерунда, люди делают это все время. – Эми не разделяла ее тревоги. – Ты просто должна быть цивилизованной в таких вопросах.

– Я должна, – пожала Мэгги плечами. Она сомневалась, что ее чувства к Джеймсу должны были когда-либо стать «цивилизованными».

– Правда, Мэгги, я удивляюсь тебе. Если бы я оказалась на твоем месте, то я была бы на седьмом небе от счастья, а ты сидишь здесь спокойно, взвешивая все за и против.

– Это потому, что я должна многое потерять, – сказала Мэгги, помрачнев.

– Ты последуй моему совету и завоюй его, прежде чем он придет в себя.

– Спасибо, – криво усмехнулась Мэгги. – Ты дала мне просто бесценный совет.

– Делай, что я тебе говорю, – настаивала Эми. – Я должна идти, у меня тяжелое свидание с парнем из рекламного агентства с двенадцатого этажа.

– Приятного вечера, – сказала Мэгги, провожая подругу. К тому времени, когда Мэгги закончила сборы и оделась, она все еще не приняла решения. Она сделала себе чашку кофе и, чтобы выпить ее, взобралась на табурет у кухонной стойки.

– Итак, что же ты хочешь делать? – спросила она себя, но даже если бы слова ее эхом отозвались в пустой кухне, она признала бы, что не должна делать того, чего ей хочется. Решение должно было быть куда сложнее.

Мысленно она знала, что должна согласиться с Джеймсом. Она шла к этому через годы. У них обоих были широкие разнообразные интересы, их занимало все: от архитектуры до фарфора цвета морской волны. Оба они любили научную фантастику, Агату Кристи, современное искусство и органную музыку в стиле барокко. Точно так же оба они ненавидели вечера с коктейлями, толпы и оперу. Соглашаясь, они были различны во вкусах. Например, Джеймс думал, что Бог создал воскресное время после полудня для футбола, в то время как она чувствовала, что преступно платить компании взрослых людей деньжонки для того, чтобы дать одному возможность лупить другого.

Но, по существу, Мэгги не сомневалась, что сумеет удержать его. Она вспомнила их горячие дискуссии о достоинствах новых спорных художников, на чьи вернисажи они ходили в прошлом месяце. Их споры, начавшие бушевать еще на выставке, придавали пикантность позднему ужину, которым Джеймс угощал ее впоследствии. Но склонить ее к своей точке зрения он не мог. Улыбка пробежала по губам Мэгги, когда она вспомнила, как позднее, через неделю, он взял ее с собой, чтобы показать то, что он считал «настоящим искусством».

Вопрос охватывал эмоциональные проблемы. Насколько она могла удовлетворить его эмоциональные потребности, если была не в состоянии держать себя в руках? Простая истина заключалась в том, что Мэгги не доверяла себе как женщине. Разумом она понимала, что сейчас она стройная и привлекательная, но шрамы прошлого, такие, как избыточный вес, глубоко поселились в ее подсознании, разрушая веру в свою способность нравиться мужчинам. Ее глаза видели в зеркале гибкое тело, но память накладывала на увиденное сброшенные ею фунты.

«Но как избавиться от подсознания?» – отчаивалась Мэгги. Такое продолжалось целый год, когда под тщательно культивированной внешностью она ощущала сексуальное несчастье до сих пор. «Ты собираешься провести остаток своей жизни, спрятавшись? – вопрошала она себя. – Ты всегда будешь бояться риска спать с мужчиной, которого любишь?» «Но что случится, когда это кончится?» – возражал ее разум. Несмотря на все ее грезы, она не сомневалась, что любовная связь кончится. От Джеймса трудно было ждать верности и постоянства.

Он был почти фанатиком идеи сохранения свободы от эмоциональных привязанностей. В ту минуту, когда его подружка становилась хотя бы чуть-чуть собственницей, он прекращал с ней отношения. Два брака Джеймса привели его к решению избегать супружества.

Это было правдой, согласилась она сама с собой, только он никогда не узнает, как сильно она любит его; у нее был большой опыт в сокрытии своих чувств, и она хорошо это делала. За все то время, что она работала у него, Джеймс ни разу не заподозрил, что она испытывала к нему нечто большее, чем теплую дружбу. Она надеялась, что избежать проявления собственных чувств к любовной связи с Джеймсом совсем немногим отличается от той же проблемы в работе.

Ее настроение немного приподнялось при мысли, что она проведет несколько дней в горах. Они не должны будут работать все время. Может быть, удастся попробовать покататься на лыжах. Она мгновенно увидела себя в мечтах, парящей над снегом вместе с восхищенно наблюдающим за ней Джеймсом.

Мэгги поставила свой потертый кожаный чемодан у двери, бросила на него куртку и торопливо прошлась по квартире, проверяя, выключены ли электроприборы и свет. Джеймс обещал быть в семь, а он был предельно пунктуален.

В ответ на ее мысли в дверь позвонили. Мэгги сделала глубокий вздох и задержала выдох на счет «три», прежде чем открыть дверь.

Мужественность Джеймса ошеломила ее настолько, что она даже отступила на шаг, в то время как глаза ее жадно разглядывали его. Темно-коричневая кожаная куртка подчеркивала ширину его плеч и была расстегнута, демонстрируя невероятной белизны свитер. Бежевые плиссовые брюки крепко обтягивали стройные сильные бедра. Глаза Мэгги слегка сузились, и она коснулась кончиком языка щелочки между чуть приоткрытыми губами, в то время как внимание ее сосредоточилось на его плоском животе, остановившись на витой латунной пряжке ремня. Ее глаза начали опускаться опять, прежде чем здравый смысл возобладал, и она снова сосредоточила свое внимание на его обветренном лице. Мысленно Мэгги вздрогнула и сделала запоздалое усилие продемонстрировать теплое дружелюбие.

– Добрый вечер, босс. – Она отступила назад, Джеймс вошел в квартиру, закрывая за собой дверь.

– Добрый вечер, секретарь. – Его сияющие, серые с голубизной глаза остановились на ее влажных розовых губах. – Добрый вечер, Мэгги, – прошептал он с легкой хрипотцой, когда его пристальный взгляд скользнул ниже и остановился на ее груди, ясно обрисовывающейся под бледно-голубым кашемировым свитером.

Дыхание Мэгги замерло в легких, пока он продолжал внимательно рассматривать ее. Она могла почти физически ощутить теплоту его сияющих глаз, когда, к ее ужасу, тело ее прореагировало возбуждением, а груди, казалось, стали упругими и твердыми.

Она неуверенно сощурилась, когда он чуть ближе подошел к ней, и его бедра слегка задели ее. Он протянул руку к ее щеке, поднимая ее голову так, что она сама ощутила страсть, пылающую в ее глазах.

– Добрый вечер, любимая? – робкая вопросительная интонация вопрошала о ее решении, и она затрепетала, когда пальцы его легко сжались.

Все доводы, согласно которым Мэгги должна была сохранить их отношения строго платоническими, утонули в сиянии его глаз. Она твердо знала, что уготовано им в будущем, и это была та ценность, ради которой можно было рискнуть.