Текст книги "Запретное прикосновение"

Казалось, они поменялись ролями: теперь Кьяра была уверена в том, что их предали, а Ройс сомневался и терялся в догадках.

– Нельзя говорить с полной определенностью, – протянул он. – Но, к сожалению, факт остается фактом: либо ваша близкая подруга, либо мой старый друг переметнулись на сторону тех, кто против вашего отца и, значит, против нас.

– Получается, нас предали те, – со вздохом заключила Кьяра, – кому мы всегда доверяли, кого любили. Как это горько!

– Сейчас не время предаваться сожалениям, – сказал Ройс. – Надо думать о собственном спасении. А с предателями будем разбираться потом.

– Но что же нам делать, Ройс? – спросила Кьяра со страхом, но и с надеждой.

– Выбор у нас невелик, – хмуро ответил он. – Преследователи знают, где мы можем находиться. Знают, куда мы направляемся, а также как выглядим. Единственное наше преимущество было в том, что мы опередили их, но это преимущество мы утратили.

Если он говорил об этом, чтобы напугать ее, заставить осознать и разделить с ним всю опасность положения, то достиг своей цели. Но он вовсе не хотел этого – просто размышлял вслух. В глазах его был гнев, лицо осунулось.

– Я не хочу больше рисковать вашей жизнью, Кьяра, – продолжал Ройс. – До Тюрингии отсюда несколько дней пути, и преследователи посчитают, что мы захотим добраться туда как можно скорее. А потому будут следить за всеми пешеходными тропами и горными перевалами. Значит, мы должны, напротив, затаиться и переждать какое-то время.

Кьяра согласно кивнула. Она так изнемогла от тягот пути, что остановка устраивала ее больше всего на свете.

– Я не могла бы двинуться с места, – сказала девушка со слабой улыбкой, – даже если это было бы необходимо.

– Итак, остаемся здесь на два или три дня, – решил Ройс, – за которые, надеюсь, их поиски не увенчаются успехом. – Он приблизился к ней, осторожно приподнял за подбородок ее поникшую голову. – Я уже наделал немало ошибок, Кьяра. Больше их не будет.

– Я верю вам, Ройс. – Помолчав, она добавила: – Жалко животных, попавших к ним в руки. Зачем им хромой конь? Да и собака тоже… – И после новой паузы закончила: – Впрочем, сегодняшние приключения пошли мне на пользу.

– Как же?

– Я окончательно избавилась от воздействия этого противного кассиса, – ответила Кьяра с наигранной веселостью.

Но Ройс даже не улыбнулся. Тогда она перевела взгляд на вещи, принесенные им и разложенные на столе. Вдобавок к оружию там были предметы крестьянской одежды: рубашки и штаны из домотканой материи, пара грубых башмаков.

– Где вы это добыли? – спросила она с удивлением.

– В конюшне. Они мне очень понравились.

Теперь, видимо, он пытался шутить.

– Вы украли их, Ройс?

– Миледи, лавки в этот поздний час, увы, закрыты. Когда мы пустимся в путь, будет лучше, если наша одежда не привлечет лишнего внимания. Особенно днем. Согласитесь, наш вид… – Он указал на ее пришедшее в негодность платье и на свою рваную окровавленную тунику. – Что касается новых нарядов, я заплатил за них мальчишкам. А сейчас за дело.

Ройс взял со стола мыло, кусок чистого холста и подошел к скамейке в дальнем углу комнаты, на которой стояли деревянная кадка и таз.

– Идите сюда, Кьяра. Надо промыть ссадины на ваших руках.

Девушка покорно прошлепала к нему, не снимая одеяла с плеч, но рук не показала.

– Сначала займитесь собственными ранами, Ройс, – сказала она. – У вас они в худшем состоянии. Я очень беспокоюсь.

Он смерил ее пристальным взглядом темных загадочных глаз, в которых читались решимость и смятение, забота и чувство вины… И многое другое.

– Кто здесь за кого отвечает, принцесса? – спросил Ройс. – Нынче я не заслуживаю вашей заботы. Протяните руки! О Господи!

Ее ладони были в кровоподтеках, кожа местами содрана.

– Простите меня, Кьяра!

– Как можете вы извиняться? – горячо сказала она. – Вы, кто спас мне сегодня жизнь. И не один раз.

– Не утешайте, принцесса, и не благодарите. Я был причиной того, что вы чуть не погибли.

– Глупости! Вы подарили мне жизнь! Если бы не вы…

Во время разговора он сумел осторожно промыть ее раны и ловко перевязал их полосками холста.

– Ну вот. Я закончил с вами, принцесса.

Несмотря на мягкий тон, каким были произнесены эти слова, они поразили, вернее, испугали ее своим смыслом. Что он хотел сказать?

Отринув от себя дурные предчувствия, Кьяра произнесла:

– А теперь разрешите мне помочь вам. Не думайте, я умею.

– Я привык обходиться сам, миледи.

– Но у вас раны на спине! Как вы будете…

Ройс молча снял тунику.

У нее перехватило дыхание. Никогда раньше не видела она так близко обнаженного мужчину. Только издали – крестьян, каменщиков, воинов на стенах замка.

Тело, на которое девушка смотрела сейчас, казалось ей созданием гениального мастера, высеченным из теплого коричневатого камня. На нем были царапины, ссадины, раны, однако они ничуть не портили столь совершенной красоты, лишь еще больше подчеркивая ее. Как ей хотелось исцелить его, облегчить боль, которую он переносит так стоически!

Ройс повернулся к ней лицом, и она опустила голову, испугавшись встретиться с ним взглядом. Но все равно увидела его широкую смуглую грудь, покрытую темными волосами, узкие великолепные бедра…

Раздался стук в дверь. Кьяра в ужасе взглянула на Ройса.

– Это, наверное, хозяин, – шепнул рыцарь. – Быстро туда! И ни звука. – Он указал под кровать.

Девушка не заставила себя просить. Ройс опустил над ней полог, затем открыл дверь.

– Добрый вечер, хороший человек, – услышала Кьяра приветливый мужской голос. – Я принес, что требовали.

Почти сразу после этих слов по комнате поплыл запах жареного мяса, послышался стук деревянных ложек и мисок. А еще девушке показалось, будто в комнату втащили что-то тяжелое. До нее донесся плеск. Интересно, что их ждет на ужин, об одной мысли о котором подводило живот и рот наполнялся слюной?

Спустя несколько минут хозяин удалился, пожелав Ройсу приятного пребывания в гостинице и отменного аппетита, и Кьяра услышала, как щелкнула щеколда на двери.

Выбравшись из-под кровати, девушка чуть не закричала от восторга: в комнате стояла лохань с горячей водой, от которой шел пар!

Но ее восторг сменился недоумением, когда она встретилась взглядом с Рейсом.

– Вы так продрогли сегодня, – извиняющимся тоном сказал он, – и я испугался за ваше здоровье. Поэтому велел хозяину…

Девушка отвела глаза от его напряженного лица и оглядела комнату. Дверь заперта, окно наглухо закрыто ставнями. Им предстоит провести в этом замкнутом мирке один на один несколько дней.

Не видя никого и ничего, кроме друг друга.

Глава 12

Ройс готов был дать голову на отсечение, что отчетливо слышит звук каждой капли, стекающей с ее тела.

Сидя на табуретке у очага спиной к Кьяре, сжав зубы так, что болели челюсти, он держал в руке поднос с едой, не притрагиваясь к ней, и беседовал сам с собой, стараясь не обращать внимания на то, что происходит позади него.

Пожалуй, напрасно он заставил хозяина втащить сюда эту огромную лохань, ибо его чувства и без того подвергаются слишком тяжелому испытанию. Нужно было пощадить ее стыдливость. И себя тоже.

Комната, в которой еще минуту назад было прохладно, показалась ему неимоверно душной.

От всплесков воды, омывающей ее обнаженное тело, от ее невольных вздохов у него начинала кружиться голова. Им овладело непреодолимое желание обернуться, вскочить, зашагать по комнате. Взглянуть на Кьяру хоть одним глазком.

Схватив с подноса кусок жареного мяса, Ройс вцепился в него зубами. Ведь целый день они ничего не ели!

И все же, наверное, лучше это искушение водой, нежели то, какому он бы мог подвергнуться, если бы она стала промывать его раны, касаться тела. Приход хозяина с этой чертовой лоханью избавил его от более сильных страданий.

Обгладывая баранью кость, он вернулся мыслями к тому, что увидел в ее глазах, когда, скинув тунику, повернулся к ней. Она не сумела скрыть удивления, волнения, даже возбуждения, которое, несомненно, почувствовала, ощутив рядом с собой обнаженную мужскую плоть. И это тотчас же передалось ему, и он вспомнил короткое мгновение их близости в замке у Баярда.

Вспомнил недозволенную страсть, которую он… они испытали и которой не должны позволить возобладать над ними. А теперь здесь… опять… О Боже!

– Ройс!

Он чуть не подавился.

– Да?

– Вы можете… Дайте, пожалуйста, чем-нибудь вытереться.

Она говорит, казалось бы, о самых простых вещах, но отчего голос ее так дрожит?

Он скосил глаза влево, туда, где на столе лежали чистые куски полотна. Почему Кьяра раньше не подумала, черт возьми, о том, что после мытья нужно обтереться?

– Конечно. Сейчас, – произнес Ройс таким тоном, словно ему приходилось чуть ли не каждый день подавать простыни юным обнаженным принцессам, плескавшимся в воде в пяти шагах от него.

Отставив поднос, он встал, подошел к столу и, отвернувшись, кинул большой кусок полотна на пол возле лохани. Затем ненадолго замешкался – ноги не шли. Ройсу неистово захотелось взглянуть на нее. Но, подавив свои желания, он вернулся на прежнее место.

Послышался сильный всплеск. Потом шепот:

– Спасибо.

– Не стоит благодарности.

Ройс неотрывно смотрел в огонь, капли пота блестели на висках, на лбу, на груди.

Ни одна из рубашек, взятых у конюхов, разумеется, не подошла ему – все были малы. Он отдаст их Кьяре, а для себя подыщет что-нибудь другое. Принцесса, конечно, не привыкла к такой грубой одежде, но что поделаешь?

Он вздрогнул, представив, как она натягивает рубашку на свое обнаженное тело, как та прилегает к нему, будоражит своей шершавостью ее грудь, соски, и те твердеют, как вчера ночью под его пальцами. Но то длилось одно мгновение и больше не повторится. Не должно повториться.

Опять плеск воды, шлепанье босых ног, шелест полотна. Он сидел, боясь пошевелиться, боясь вздохнуть, ибо вздох мог выдать волнение, и тогда… Тогда ничто не остановило бы его – он подхватил бы Кьяру на руки и опустил на широкую постель, не говоря ни слова.

– Ройс! – услышал он ее шепот и очнулся.

– Что?

Она замялась и немного погодя спросила:

– Но что мне надеть? Ведь все вещи остались…

Он махнул рукой:

– Там, посмотрите, что подойдет.

Вновь шлепанье босых ног, шелест материи. Как она управляется своими перевязанными руками? Но не может же он предложить помощь? А так хотел бы… Если она сумела сама раздеться, сумеет и одеться. Нужно только снова перевязать ей ладони сухими тряпками.

Сзади послышался вздох разочарования:

– Здесь ничего не подойдет. Все они…

Так он и знал. Пожав плечами, он устремил взгляд к потолку. Мало того, что ему предстоит провести наедине с этой девушкой в запертой комнате несколько дней, она еще будет все это время голая, как праматерь Ева!

– Рискну завтра утром сходить на рынок и куплю там что-нибудь для нас обоих, – сказал он. – А сегодня… уж как-нибудь. Тут хватит одеял.

С облегчением рыцарь услышал, как Кьяра, воспользовавшись его советом, протопала к постели. Когда же она примется за еду?

Прошла целая вечность, прежде чем до него вновь донесся ее голос, расслабленный и умиротворенный. Все это время он, как идиот, смотрел в огонь очага, не решаясь повернуться.

– Спасибо за купание, Ройс. И за то, что вы так… так благородны.

Он чуть не расхохотался. Благороден! Если бы он повернулся, стало бы видно, как его «благородство» выпирает из штанов, и он ничего не может с этим поделать.

– Не стоит благодарности, миледи, – учтиво ответил он. – Надеюсь, вы готовы к… Хотите есть?

– Умираю от голода.

Ройс резко повернулся, и она прочла в его глазах, что он тоже голоден, ужасно голоден… до безумия. Но не пища нужна ему.

Девушка стояла, закутавшись по горло в меховое одеяло, которое с помощью всяческих ухищрений сумела обернуть так, что оно каким-то чудом держалось на теле. Однако выпростать руки для того, чтобы приняться за еду, не могла. Ей придется либо оставаться в тепле, но голодной, либо хорошенько поужинать, но… нагишом.

Неожиданно Ройса осенило.

– Садитесь к огню, принцесса, – сказал он.

Он старался чаще употреблять это обращение – ему казалось, оно ставит его на место, напоминает о роли, за рамки которой он не должен выходить.

Взяв в руки поднос, Ройс приблизился к ней и ощутил запах ее разгоряченного тела, а также простого мыла, которым она воспользовалась сегодня первый раз в жизни.

Откуда-то по-прежнему доносились приглушенные звуки свирели.

– Совсем как у нас дома, – сказала Кьяра, повернувшись к окну, – я так люблю музыку.

Его больно резануло слово «дом». У нее больше нет дома. Теперь она из того же стана отверженных, лишенных родины, что и он. Ее новое пристанище называется Равенсбрук – огромный прекрасный замок. Но станет ли он для нее домом? Никогда.

Там, в Равенсбруке, они расстанутся, и он больше не увидит ее – этих глаз, этих губ, этого тела, скрытого сейчас под меховым одеялом, такого близкого и недоступного, такого желанного. Не увидит это воистину благородное существо, приносящее себя в жертву ради процветания своей страны; такое нежное, доброе и наивное, смелое перед лицом невзгод и стихий и в то же время трогательно-беззащитное.

Никогда не встречал Ройс никого прекраснее и лучше, никого, кто был бы ему ближе и дороже!

Иначе говоря, он полюбил ее. Да, он любит ее! Ту, что сидит сейчас у стола, – маленькую, усталую, с мокрыми волосами, спускавшимися почти до пояса поверх нелепого одеяла. Кьяра. Принцесса. Сестра его друга Кристофа. Дочь его обидчика. Невеста его врага Дамона.

Ройс испугался за поднос с едой, который чуть не треснул в его напряженных руках, ослабил хватку и, налив в бокал вина, подошел к Кьяре.

Она недоуменно поглядела на него и спросила:

– Хотите накормить меня или просто подразнить? – Лицо девушки озарила улыбка. – А, знаю. Сейчас предложите мне есть все это, как поросята из кормушки, да?

– Нет, миледи. Мы придумаем что-нибудь поинтереснее.

Он отрезал кусок мяса и поднес к ее рту. Она рассмеялась:

– Понимаю. Будете кормить меня, как любимую собаку. Из рук.

Кьяра наклонилась и откусила немного мяса, забыв на время обо всех неудобствах. Она ела, прикрыв глаза от удовольствия, и Ройс с радостью ухаживал за ней.

– Как вы хороши, Кьяра, – сказал Ройс, не сводя глаз с ее губ, между которыми изредка показывался кончик розового языка. – Даже когда едите.

Она опять рассмеялась. Весело и беззаботно, словно не было треволнений и забот прошедшего дня, а впереди ожидало только хорошее.

– У вас красивый рот, – продолжал он. – Вам никто этого не говорил? – Девушка покачала головой, будучи не в состоянии ответить. Он поднес к ее губам бокал с вином. – И у вас такие изумительные губы, Кьяра. Глаза – как настоящие топазы. А волосы – сплав золота и меди…

Его понесло. Сен-Мишель чувствовал себя менестрелем, и дай ему в руки один из тех музыкальных инструментов, что звучали за окном, он бы запел.

– Вы для меня дороже всего на свете, – закончил он свою неспетую песню.

Откусывая очередной кусок мяса, она случайно коснулась губами его пальцев. Он воспринял это как ответ на все свои невысказанные вопросы.

Резко наклонившись, он прижался губами к ее губам, ощутил их теплоту и свежесть, вкус мяса; коснувшись языком ее языка, захватил его в жадном поцелуе.

Ее рука уперлась ему в грудь. Она хочет оттолкнуть его? Нет, совсем нет… «Прекрати, – сказал он себе. – Остановись, пока не поздно».

У нее вырвался сдавленный стон. Но не протест. Стон желания. Она не отрывала от него своих губ.

Поднос, который он продолжал держать в одной руке, упал на пол. Никто из них не обратил на это внимания. Ройс обеими руками обнял ее за плечи, с которых уже немного спустилось одеяло, уткнулся лицом в теплую шею. О, как он ее любит!

Рыцарь поднял голову и в свете очага увидел матовый блеск ее кожи, округлости груди, розовые маковки сосков. Нет! Нельзя!

Но трезвый внутренний голос умолк, не произнеся и двух фраз. Его пальцы уже захватили ее грудь, дотронулись до сосков. Она что-то произнесла. Кажется, это был возглас удивления. Радостного открытия новизны.

Его смелость не смутила ее. Не заставила пойти на попятный. Не испугала. Похоже, она, как и он, была готова на любой безумный шаг; готова дотла сгореть в слабом пламени очага, освещавшего их слившиеся тела.

Запустив пальцы в его густые темные волосы, она выгнулась назад, отчего одеяло почти сползло с нее, открывая взору Ройса ее живот и ноги. Прекрасная тонкая работа божественного мастера!

Поддаваясь призыву, чувствуя, что находится уже на грани безумия, он снова впился в ее губы, еще крепче прижал к себе полуобнаженное тело и, теряя рассудок, опустился вместе с ней на постель.

Кьяра дрожала у него в руках, но отнюдь не от страха, а от совершенно незнакомого доселе ощущения, которое заставляло их обоих тяжело дышать и задыхаться в перерывах между долгими страстными поцелуями. Его прикосновения, скупые слова, сила, нисходившая от разгоряченного смуглого тела, вбирали ее в свой прекрасный магический круг, откуда она не знала выхода. И не искала его.

Кьяра сдалась, уступила, не стала противиться зову сердца, наплыву чувств, нежности его сильных рук, бессвязных слов.

Когда он на мгновение ослабил объятия, она с удивлением услышала, как с ее губ сорвались протестующие стоны; ей хотелось снова прижаться к нему всем телом, ощутить вершинками сосков жесткие волосы у него на груди, почувствовать то удивительное, ни с чем не сравнимое прикосновение к своим ногам, к лону.

Но все же им следует остановиться. То, что они делают, дурно. Это грех… Он не муж ей и никогда будет. Зачем же она разрешает так целовать свою грудь, живот? Ласкать…

Но она не могла, не хотела оттолкнуть его. Ибо понимала всем своим существом, что предназначена… рождена для его поцелуев, объятий. Для встречи с ним.

Девушка слышала его хриплое учащенное дыхание, впитывала жар тела, содрогающегося от страсти, и пылко отвечала ему, но страха не было. Пусть… пусть ей суждено провести вечность в аду – эта единственная ночь стоит такой жертвы! И разве не адом станет для нее вся последующая жизнь там, куда они направляются? Где она будет совсем одна… без него.

Нет, она не должна думать об этом сегодня, сейчас. Когда они вместе. Когда она с радостью, охотно, отдает ему душу и тело. То, чего никогда не получить Дамону с ее согласия, по доброй воле.

Она обхватила его за плечи, прижала к себе, но он внезапно высвободился из объятий, и это впервые вызвало у нее испуг, сменившийся недоумением. Что он теперь делает? Его влажные губы опускались все ниже – от груди, через живот, к ногам… За ними следовали пальцы.

Ее тело так напряглось, что заныли мышцы. О Господи!

На ее молчаливую мольбу он отвечал все более настойчивыми поцелуями, прикосновениями. Понуждая, упрашивая.

Немыслимый жар охватил ее. Как могла она думать мгновение назад, что его ласки слишком дерзкие? Разве что-то может быть запрещено ему? Никогда! Если он хочет… если желает этого, она не станет противиться.

Прикусив губу, Кьяра покорно подчинилась его безмолвной просьбе – и дала ему возможность увидеть своими глазами то, что считается самым сокровенным у женщины. У девушки.

И сразу же почувствовала легкое прикосновение его губ. Языка.

Судорога наслаждения пронизала ее тело. Перед глазами сверкали искры, в голове стучали тимпаны, из очага вырвалось пламя и осветило всю комнату.

Его касания становились все сильнее, настойчивее, она все больше раскрывалась ему навстречу. И вот его губы уже там, в самой сердцевине ее тела, в центре мироздания…

Кьяра задрожала, как если бы на нее обрушился шквал – ураган света, зноя, – и поплыла к берегу радости.

Потом тело ее обмякло, и она, обессиленная, с закрытыми глазами, распростерлась на постели.

Когда девушка пришла в себя, то обнаружила, что снова заботливо завернута в одеяло, а Ройс сидит рядом и шепчет какие-то успокаивающие слова, бормочет извинения.

Неожиданный финал любовной сцены ошеломил ее не меньше, чем начало. Она уткнулась лицом ему в грудь, чувствуя, как на смену блаженству приходят неясные опасения, даже страх.

Кьяра молила небо, чтобы Ройс не заметил ее слез. Ведь он может истолковать их совсем не так. Превратно. А плачет она о другом.

Он принес жертву, она понимала. Не нарушив ее девичества, он лишил себя наслаждения, которого ищут все мужчины. Сберег ее для будущего мужа.

Именно это вызвало у нее слезы. Мысль о том, что Дамон станет тем, кто сделает ее женщиной, – эта мысль ужасала.

Нет! Она хочет подарить себя только избранному ею самой мужчине.

Только ему!

Кем так восхищается, кому благодарна за то, что он столько ей отдал, не взяв взамен самого главного – того, о чем, несомненно, мечтал, чего яростно жаждал!

Кьяра кусала губы, сдерживая новые слезы, готовая восстать против самого Бога за то, что Он впустил в ее жизнь некоего Ройса Сен-Мишеля, но лишил возможности разделить с ним эту жизнь.

Кьяра продолжала прижиматься к его груди. Он ласково гладил ее волосы. В конце концов не важно, что он не решился нарушить ее невинность. Он затронул гораздо более чувствительные струны ее души.

Никогда больше она не будет такой, как прежде.