Текст книги "Поэзия просветления. Поэмы древних чаньских мастеров"

 
Ты говори без страха, словно лев рычит,
Услышав рев, все звери содрогаются от страха.
Бежит, теряя важность, слон благоуханный;
Дракон небесный с тихой радостью ему внимает.
 

Юн-цзя часто использует сравнения с животными, чтобы описать различные типы людей, вступающих в контакт с Дхармой Будды. Демоны и злые духи трепещут от страха, слыша проповедь Дхармы. Философы и проповедники великих религий приходят в смятение. Однако люди, принявшие Дхарму Будды, испытывают радость, слыша ее. Такие люди следуют Дхарме Будды и защищают ее.

Я слышал об одном христианском священнике, который пришел в замешательство, прочитав о практике Чань. Он прочел истории о последователях, которые кричат на Будд и оскорбляют патриархов. В одной из историй группа монахов рассуждала о буддизме. Один монах сказал: «Если бы мне пришлось хотя бы один раз произнести имя Будды, после этого я бы полоскал рот в течение трех дней». Другой монах произнес: «Иди и приведи Будду. Когда я увижу его, я до смерти изобью его и отдам его труп на съедение собакам».

Христианский священник был явно смущен. С одной стороны, буддисты заявляли, что верят в Будду и его наставления. С другой стороны, они отказывались произнести имя Будды хотя бы один раз, опасаясь осквернить свой рот; и в следующее же мгновение они по-прежнему молились и простирались перед ним. Священник не мог понять, что же за люди последователи Чань, и решил, что они, вероятно, не в своем уме.

Во время моей последней поездки с Тайваня в Нью-Йорк мой самолет сделал промежуточную посадку в Сеуле. Корея. Во время полета я сидел рядом с христианским священником. В книге, которую он читал, были изображения статуй Будд в корейских чаньских храмах. Священник показал мне их и спросил: «Вы верите в статуи Будды?»

Я ответил: «Я прибегаю к помощи статуй Будды, но не верю в них».

Священник спросил: «Вы молитесь?»

Я сказал: «Сам я не молюсь, но учу молиться других».

Священник заметил: «Вы говорите, что не молитесь, но все же учите других именно этому. Вам не кажется, что Вы обманываете их?»

Я объяснил, что в буддизме есть много уровней учения. На каждом определенном уровне существуют соответствующие методы практики и соответствующие наставления.

«Например, – сказал я, – многие из моих учеников и последователей – христиане, и некоторые до сих пор ходят в церковь. Я думаю, это хорошо. Они учатся у меня и занимаются практикой, так как считают, что буддизм может предложить что-то такое, чего нет в их религии».

«Чему Вы их учите?» – спросил он.

«Я учу их не верить в Будду, не верить в Бога, не верить даже в самих себя».

Священник был шокирован: «Это абсолютное безумие!» Затем он успокоился. Через какое-то время он спросил: «Вы не могли бы рассказать мне что-нибудь о буддизме?»

Я сказал: «Если Вы действительно хотите что-то узнать, приходите в Чаньский центр в Нью-Йорке. Однако сейчас я устал и, если Вы не возражаете, хотел бы поспать».

Я довольно часто говорю таким образом с представителями других вероисповеданий. Часто они начинают с того, что оплакивают мою принадлежность к буддизму. Однако затем многие из них просят меня что-нибудь рассказать им о Дхарме Будды.

Дхарму Чань многим людям сложно принять, особенно если они привыкли к общепринятой религии и философии. До того как они поймут основы Дхармы Будды, они боятся чаньских наставлений. Обретя глубокое понимание чаньских доктрин, они часто ужасаются, понимая, насколько они далеки от того, чтобы быть подлинными последователями Дхармы Будды.

Чань-буддизм не стремится к тому, чтобы обращать людей в свою веру или бороться с представлениями и верованиями других людей. Он предоставляет вам выбор – принять или отвергнуть Дхарму. Это ваша ответственность, ваша забота, ваш выбор.

Человек, который впервые слышит Дхарму Будды, может испытывать к ней великое почтение, но ему все же может быть трудно изменить свои подходы и убеждения. Каждый человек обладает уникальной точкой зрения и уникальной, индивидуальной кармой. Было бы неправильно заставлять людей принять то, что они не готовы или не хотят принимать.

 
Переходя чрез реки, океаны, горные потоки,
К учителям стремясь, чтобы постигнуть Чань,
Постигнув Дхарму Цаоци,
Знакомлюсь с теми я, кто не подвержен смерти и рожденью.
 

Юн-цзя много путешествовал, практиковал множество методов и посетил множество наставников. Когда он наконец встретил шестого патриарха Хуэй-нэна, который здесь упоминается как Цаоци, он понял, что все, что он совершил до этого момента, нимало не приблизило его к решению проблемы рождения и смерти. Ничто из того, что он делал в прошлом, не было подлинной практикой. При династии Тан жил чаньский наставник по имени Хуан-бо. Он был учеником Бай-чжана, который, в свою очередь, был учеником Ма-цзу. Все трое были выдающиеся чаньские наставники. Хуан-бо сказал: «В империи Тан нет ни одного наставника Чань».

Что имел в виду Хуан-бо? У Ма-цзу и Бай-чжана было много выдающихся учеников, так что на самом деле чаньских наставников, проповедующих Дхарму Будды, было довольно много. Монахи и монахини проводят большую часть своей жизни в паломничествах, посещая храмы и монастыри и обучаясь у великих наставников. Хуан-бо имел в виду, что, если люди не могут уловить сущность Дхармы Будды, для них не существует чаньских наставников. Истинные это наставники Чань или нет – совершенно другой вопрос. Вы можете учиться у многих наставников, но если вы не понимаете Дхарму, которую они проповедуют, в действительности они не являются вашими наставниками.

Многие последователи испытывают привязанность к своей практике или к переживаниям, возникающим во время практики. Часто бывает так, что последователи учились у нескольких наставников, читали сутры и посещали лекции и затворничества. Они познакомились с несколькими религиозными традициями и испробовали несколько методов практики. Последователи могут испытывать сильную привязанность к своим прежним переживаниям и наставлениям. Если они привязаны к своим духовным переживаниям, их практика будет страдать от этого. Когда люди решают практиковать под руководством только одного наставника, они должны отбросить все, что они изучали раньше, и усердно следовать своим новым методам практики.

Когда ко мне приходят люди, ранее занимавшиеся практикой, я говорю им, чтобы они не гордились этим. Я советую им оставить позади все, что они изучали раньше, и вести себя так, как если бы они слышали о Дхарме впервые. Если они могут забыть все, что узнали до этого, и воспринять хотя бы одну строчку Дхармы, которую они слышат от меня, они добьются быстрых успехов. Однако если они не смогут сделать это, все предшествующие годы их практики, переживаний и изучения встанут перед ними и все мои слова будут оказывать на них небольшое воздействие. Наследие прошлого помешает им учиться у меня.

Когда вы приезжаете на мои затворничества, я советую вам оставить позади не только то, что вы узнали от других учителей, но и то, что я сам говорил вам прежде. То, что я говорил вчера, не обязательно должно принести вам пользу сегодня. То, что я говорил две недели назад, не имеет отношения к вашей теперешней практике. Только то, что я говорю сегодня, полезно для вас сейчас. То, что я говорю в это мгновение, полезно для вас в это мгновение. Более того, то, что я говорю вам, полезно только для вас. То, что я предлагаю другому человеку, не имеет к вам никакого отношения.

Правильный подход заключается в том, чтобы отбросить все положения Дхармы, все методы, которые вы изучали в прошлом, и все ваши прежние переживания. Оставьте все это позади и работайте только над вашим теперешним методом. Все, что вы узнали в прошлом, является основанием для вашей практики сегодня, но если вы будете пытаться сопоставить это с тем, что вы изучаете сейчас, это создаст препятствия в вашем сознании. Сила прошлого по-прежнему с вами, но вы должны дистанцироваться от нее.

С другой стороны, если вы можете сохранить одну строчку Дхармы и воспринять ее всем своим существом, никакие другие наставления не нужны. Однако на это способны лишь выдающиеся последователи. У Ма-цзу был ученик по имени Фа-чан. Ма-цзу сказал ему: «Сознание – это Будда». Фа-чан принял эти слова близко к сердцу; он запомнил их и следовал им. Спустя много лет Фа-чан покинул Ма-цзу и поселился на Сливовой горе.

Однажды Ма-цзу отправил к Фа-чану своего ученика с таким сообщением: «Ма-цзу изменил свою Дхарму Будды. Раньше он говорил: «Сознание – это Будда». Теперь он говорит: «Это не сознание, это не Будда». Что ты думаешь по этому поводу?»

Фа-чан ответил: «Этот человек по-прежнему шутит? Он может сколь угодно часто изменять свою Дхарму Будды, но, что касается меня, я буду следовать тому, что знаю. Для меня сознание – это Будда».

Когда посланник вернулся и рассказал Ма-цзу о реакции Фа-чана, Ма-цзу был удовлетворен. Он похвалил Фа-чана за его успехи: «Слива созрела».

Когда Ма-цзу сказал Фа-чану, что сознание – это Будда, Фа-чан получил от этого пользу. Он осознал пользу и сохранил эту фразу. Впоследствии Ма-цзу мог говорить все что угодно другим людям, но это не имело никакого отношения к Фа-чану.

Если вы получаете пользу даже от одной-единственной строки Дхармы Будды, вы должны держаться за нее и никогда не забывать ее. Если вы можете постичь одно слово истинной Дхармы, вам не нужно искать других учителей. Одного слова может быть достаточно для просветления. С другой стороны, если вы изучите много методов практики, но не сможете решить проблему жизни и смерти, на что годны эти методы?

Не тратьте время на теорию и концепции. Непосредственно обращайтесь к методу. Возобновляйте свой метод, когда вы утратите его. Все, что я говорю во время лекций, всегда служит той же цели. Если я не буду ничего говорить, ваше сознание будет постоянно погружено в мысли и фантазии. Цель этих лекций – воссоединить ваше сознание, сфокусировать ваши мысли, пока все мысли не исчезнут. Пока вы не достигнете этого, я буду продолжать читать лекции.

 
Чань – в том, чтобы идти; в том, чтоб сидеть;
В словах иль тишине, в движенье иль покое – сущность неизменна.
Спокоен будь, хоть пред тобою острый меч,
И даже если яд тебе дают, покоя не теряй.
 

В этой строфе Юн-цзя объясняет, что последователь никогда не отделяется от Чань, что бы он ни делал и где бы он ни был. Чань находится повсюду. Не важно, занимаетесь вы практикой или нет, вы никогда не отделяетесь от Чань.

Иногда люди спрашивают меня: «Вы проповедуете японский Дзэн или китайский Чань?» Это смешной вопрос. В 1976 г. во время первого затворничества, которое я проводил в Соединенных Штатах, я сказал участникам: «Я не принес Чань с собой с Дальнего Востока. Чань не есть нечто такое, что я могу принести и отдать вам. Чань всегда существовал на Западе».

На протяжении столетий люди спрашивали у наставников, что Бодхидхарма принес в Китай из Индии. Один наставник сказал: «Три фунта хлопка»: другой ответил: «Всего лишь большую чашу»; еще один сказал: «Большую репу». Один наставник посмотрел на свое одеяние и сказал, что оно сделано в Цзиньчжоу. Пытаться анализировать эти ответы столь же глупо, сколь неразумно было задавать первый вопрос. Это бессмысленные ответы на безумный вопрос. Чань не был привезен из Индии, когда в Китай отправился Бодхидхарма, и Чань не был привезен в Соединенные Штаты, когда сюда стали приезжать чаньские наставники. То, существует или нет Дхарма Будды, практика или чаньские наставники, не имеет значения: Чань присутствует всегда.

Чань находится повсюду, даже в тех местах, где никто никогда не слышал о Дхарме Будды. Когда собака лает, это – Чань; когда кошка ловит мышь, это – Чань. Но это не означает, что собаки и кошки являются просветленными или что они могут обрести просветление. Чань – это одно, практика – другое.

Есть и второе значение Чань для практикующего. Чань и медитация не обязательно тождественны. Чань не сводится к медитации. Ходьба, сидение, принятие пиши и сон могут и должны представлять собой Чань. В буддийской традиции ходьба, пребывание в положении сидя, а также стоя и лежа символизируют все действия, выполняемые человеком.

Вчера один из вас сказал мне: «Я хочу уехать. Все, что я делаю во время сидения, – это дремлю. Я не достигаю никаких успехов. Я просто ем хлеб Чаньского центра».

Я ответил: «Еда – это Чань. Это практика, если вы едите со сфокусированным сознанием. Останьтесь на затворничестве и ешьте как можно лучше».

Ученик, который только что начал практиковать, посетил наставника и попросил у него метод. Наставник спросил: «Ты умеешь есть?»

Ученик ответил: «Конечно. На самом деле, я только что досыта поел».

Наставник спросил: «Ты умеешь спать?»

«Даже дети умеют спать, – ответил ученик, – я проспал большую часть своей жизни. Я сплю слишком много и мало практикую».

Наставник спросил: «Кроме еды и сна, ты хотел бы узнать еще и метод?»

Ученик расстроился: «Не шутите надо мной. Я знаю, как есть и спать. Я хочу узнать, как заниматься практикой».

Наставник ответил: «На самом деле ты не знаешь, как есть и спать». Ученик стал спорить с наставником, говоря, что он ел и спал на протяжении всей своей жизни. Наставник продолжил: «Когда люди едят, на самом деле они не знают, что происходит. Они едят с помраченным сознанием; а когда люди спят, они на самом деле вовсе не спят. Большую часть времени они проводят среди сновидений».

Наставник сказал ученику, что когда тот ест, он должен сделать свое сознание однонаправленным, с полным вниманием и сосредоточением, и не думать ни о чем другом. То же самое со сном: когда ученик спит, он должен просто спать, полностью настроив свое сознание на сон – с абсолютным вниманием и без рассеяния. Это и есть практика. Как только ученик услышал эти наставления, он смог уверенно заниматься практикой.

Во время затворничества вы должны полностью сфокусировать свое внимание на том, что вы делаете. В вашем сознании не должно быть никаких других мыслей. Означает ли это, что когда вы едите, спите или идете в туалет, все это – Чань? Это зависит от того, есть ли у вас отвлекающие мысли. Если ваше сознание не сосредоточено, это – не Чань. Если ваше сознание не является чистым, это – не правильная практика. Однако любая из этих вещей может быть Чань для того, кто действительно занимается практикой.

Если, когда вы убираете комнату, ваше сознание направлено лишь на руку, держащую тряпку, и ни на что более, это – практика. Почему же тогда мы подчеркиваем значение сидячей медитации, а не медитации во время еды, сна или работы? Потому что сидячая медитация – это структурированный способ практики однонаправленности сознания, тогда как другие методы, входящие в состав нашей повседневной жизни, могут с легкостью выполняться автоматически. Мы забываем о том, что едим или спим, и теряемся среди блуждающих мыслей.

Один из членов Чаньского центра недавно показал мне карикатуру, на которой был изображен зал для медитации. На рисунке чаньский наставник крепко спал, укрывшись за картонным изображением себя самого, сидящего в медитации, в натуральную величину, тогда как ученики усердно занимались практикой. Однако именно наставник, пребывавший в однонаправленном сне, уже вошел во врата Чань – не ученики.

В старой чаньской истории рассказывается о последователе, который отправился в паломничество вместе со своим старшим братом в Дхарме. При любой остановке младший брат сразу же бросал на землю свою ношу, садился и начинал медитировать; тогда как старший брат опускал ношу на землю, ложился и засыпал. Тот брат в Дхарме, который медитировал, на каждом привале все больше сердился на него. Наконец он не мог больше сдерживать себя и пригрозил своему спутнику, что покинет его. Старший брат спросил, почему, и тот ответил: «Мы преодолели так много преград, покинув дом и став монахами. Время ограничено. Мы должны разумно использовать каждую минуту, а ты здесь готов проспать всю свою жизнь!»

Протерев глаза, старший брат спросил: «А что плохого в том, что я сплю?»

«Мы должны практиковать, а надлежащая практика – это сидячая медитация».

Старший брат поднял «Песнь о Просветлении» и прочел ту строфу, смысл которой я сейчас объясняю вам.

Младший брат согласился: «Возможно, ты достиг того уровня, когда сон может быть практикой, но я ещё не добрался до него. Для меня это не подходит».

«Что именно не подходит?» – спросил старший брат.

Младший ответил: «Мое сознание еще не успокоилось».

«А на чем твое сознание должно успокоиться?» – спросил старший.

Когда младший брат услышал эти слова, его сознание стало ясным и лучезарным. Он пытался заставить свое сознание успокоиться, но силы, которые он тратил на это, лишь делали его напряженным. Слова брата заставили его понять, что все его усилия были напрасны; они скорее рассеивали, чем сосредотачивали его сознание. Он освободился от своей принужденной решимости, и его сознание успокоилось само собой, сделавшись ясным и лучезарным.

Если, занимаясь определенным видом деятельности, вы можете успокоить свое сознание настолько, чтобы оно перестало двигаться, это хорошо. Если ваше сознание сохраняет спокойствие и неподвижность при любых ваших действиях и в любой ситуации, оно во истину является успокоенным. Как вы думаете, как бы вы в таком состоянии отреагировали, если бы кто-то подошел к вам с острым ножом, намереваясь убить нас? Вы бы осознали, что кто-то приближается к вам с ножом, но не испытали бы страха. Для действительно успокоенного сознания нет ощущения страха, так как в таком сознании отсутствуют представления о личности, или «я», которое может погибнуть.

Если бы я взял нож и вонзил его в воду, вы бы испугались? Если вы вошли во врата Чань, человек, нападающий на вас с ножом, привлек бы ваше внимание не в большей степени, нежели человек, вонзающий его в воду. Если вы испытываете страх, находясь в ситуации жизни и смерти, вы наверняка не вошли во врата Чань.

 
Лишь упражняясь много кальп в смиренье,
Учитель мой с Дипанкарой сошелся.
В кругах рождений и смертей вращаясь,
Сансара беспрерывна, бесконечна;
Постиг я нерожденное с момента, когда внезапно просветление обрел,
Теперь ни слава, ни позор со мной не совладают.
 

Учитель, упомянутый в первой, неполной строфе, – Будда Шакьямуни. Дипанкара – это Будда, живший бесчисленное множество эпох тому назад. До того как Шакьямуни стал Буддой, он был бодхисаттвой в течение бесчисленных жизней. В некоторых жизнях его убивали, иногда довольно жестоко. В одной из жизней люди мучили его, понемногу срезая с него кожу. Он даже чувствовал себя нездоровым после достижения Высшего Просветления: и все же, на протяжении всех этих жизней он никогда не испытывал страха. Миларепа также был болен, а однажды пострадал от отравления. Хотя Будда и Миларепа испытывали боль, в их сознании не было страха. Есть много историй о святых и мудрецах, которые подвергались ужасным мучениям и недугам, но не ощущали при этом, что страдают. Такие люди действительно проникли в сущность Чань. Если использовать технический буддийский термин, они достигли уверенности относительно не-возникновения дхарм, или явлений.

Как я говорил раньше, Чань – повсюду, во всем. Вы постигнете это, если действительно поймете, что все дхармы являются невозникшими. Чаньскую практику называют внезапным методом, так как она приводит к мгновенному ощущению, что явления не возникают. Однако это ощущение может быть скоротечным. Скоротечное ощущение – это лишь мгновенная вспышка, и по прошествии времени ощущение угасает, оставляя после себя лишь искаженные воспоминания.

Я говорю людям, которые имеют малый опыт практики Чань: «Возможно, вы думаете, что теперь вы свободны и достигли освобождения, но вы не правы. На самом деле ваша практика только начинается. Еще слишком рано говорить об освобождении». Многие последователи, достигшие первой стадии практики, хотят двигаться дальше и быстро обрести второе переживание. Не успев обрести второе переживание, они уже заглядывают на третий уровень. Люди с подобным отношением могут практиковать долгие годы и чувствовать, что они не делают никаких успехов. Они могут даже бросить свои занятия со словами: «Практика бесконечна. Я никогда ничего не достигну. Я прекратил делать успехи».

Часто проблема заключается в том. что человек стал самодовольным и прекратил усердно работать после первого переживания. Конечно, если он действует подобным образом, ему не добиться успеха. Помимо самодовольства, в практику могут закрасться и многие другие препятствия. Люди, имевшие какие-то переживания на предыдущих затворничествах, должны забыть о них. Они прошли и остались позади. Помнить о них и вновь стремиться к их достижению – это серьезное препятствие.

Не ожидайте слишком многого. Шакьямуни занимался практикой в течение многих жизней, на протяжении многих кальп, прежде чем в конце концов стал Буддой. Вы действительно ожидаете, что вы пройдете первую стадию, затем вторую и третью и так далее вплоть до Полного Просветления, не прилагая никаких усилий и не отклоняясь в сторону? Вы хотите выделить месяц или около того, чтобы достичь состояния Будды, а затем заняться чем-то другим? Это было бы немного несправедливо не только по отношению к Будде Шакьямуни, но и к вам самим, если вы действительно цените достижение просветления. Мы не должны надеяться на быстрые результаты. Мы должны просто заниматься практикой.

Сделайте целью практики саму практику и примите ее как обязанность, необходимость, как еду и сон. Не практикуйте для того, чтобы достичь чего-либо. Не думайте, что практика превратит вас в Будду за время затворничества или даже за целую жизнь. Мы – гусеницы, ползающие по земле и питающиеся листьями. Мы не можем надеяться на то, чтобы за одну ночь превратиться в бабочек.

 
В обители высокогорной пребывая,
На горном пике, под огромною сосной,
Я радостно предамся созерцанью,
Покоен в мирной хижине монаха.
 

Хотя наставники и патриархи на протяжении столетий говорили о том, что практика Чань не должна отделяться от обычных дел повседневной жизни, Юн-цзя утверждает, что в течение длительного периода времени следует заниматься практикой вдали от общества. После завершения этой стадии уединенной практики последователь может вернуться к обществу и обычной, повседневной жизни.

Во времена династий Тан и Сун чаньская практика процветала в горах, а не в городах. Четвертый патриарх Дао-синь и пятый патриарх Хун-жэнь жили в горах в Хуанмэй. Шестой патриарх Хуэй-нэн посетил Хун-жэня на горе Дуншань, а затем отправился на юг, в провинцию Гуандун. Китайский император пригласил Хуэй-нэна в столицу, но тот отказался, предпочитая оставаться в горах Цаоси. Многие последователи в то время практиковали в горах или другом тихом, уединенном месте. Хотя и говорят, что практикой Чань можно заниматься где угодно, даже на улице, это справедливо лишь для человека с глубоким пониманием Чань. Такой человек может успешно заниматься практикой в любом окружении. Сумасшедший темп жизни густонаселенного города не оказал бы на его практику неблагоприятного воздействия. Однако таких людей мало. Начинающему не просто было бы заниматься практикой на улицах Нью-Йорка.

Когда мы впервые начали проводить затворничества в Квинсе, люди обычно выходили на улицу, чтобы заниматься ходячей медитацией после обеда. Соседям не нравилось смотреть на то, как кто-то как зачарованный бродит вокруг их дома. Один участник затворничества лег на траву в чьем-то саду. Люди подумали, что он сошел с ума. Они захотели узнать, что происходит в Чаньском центре. Они даже угрожали нам тем, что вызовут полицию. Вот что происходит с вами, когда вы практикуете Чань на улице. Люди считают вас сумасшедшими. Конечно, если бы наш центр находился в центре Нью-Йорка, например, на Таймс-сквер, нам было бы не о чем беспокоиться. Там может твориться все что угодно, и никто не обращает на это внимания.

Заниматься практикой в горах означает жить в изоляции и без материальных и эмоциональных привязанностей. Находясь в горах, последователь не живет в хижине; скорее, он должен спать в пещере или под ветвями сосны, растущими низко над землей. Хань-шань (Холодная Гора), великий чаньский поэт, вел подобный образ жизни. Последователь может даже построить себе примитивное укрытие с соломенной крышей, чтобы внутрь не проникал дождь; однако такие укрытия бывают очень немудреными, так как последователи обычно проводят в них день или около того, а затем идут дальше. Они поступают так, понимая, насколько просто привязаться к жилищу, даже если человек проводит в нем лишь пару дней. Дом и повседневная жизнь порождают привязанности и обязанности. Не имея дома, мы свободны от беспокойства, возникающего под воздействием стремления к комфорту и безопасности.

Территориальный инстинкт так же силен в людях, как в птицах или собаках. Когда птица строит гнездо, она отгоняет от него чужих. Собаки охраняют свою территорию и нападают на незнакомых прохожих. Мы уподобляемся птицам и собакам, когда защищаем свои жилища. Последователь в горах должен соблюдать осторожность, чтобы не позволить своему соломенному укрытию превратиться в дом.

Однако если вы не привязаны к дому и имуществу, вам не нужно жить в горах. На Тайване есть старый монах по имени Гуан-цзинь. Он живет в большом храме. Однажды кто-то спросил его: «Наставник Гуан-цзинь, зачем Вам такой большой храм? Разве Вы не переживаете о том, кто будет ухаживать за ним?» Наставник Гуан-цзинь сказал: «Это не мой храм. Он принадлежит каждому, кто приходит сюда и живет в нем. Я никогда не переживаю об этом».

Кому принадлежит Чаньский центр? Все говорят, что он мой, но я не считаю его таковым. Этот центр – не мой, это одеяние – не мое, даже это тело – не мое. В данный момент мое тело принадлежит вам, а не мне.

Хотя нет такого места, которое было бы вашим домом, нет и такого места, которое не было бы им. Если кто-то скажет вам: «Идите домой», – помните, что вы уже дома и всегда находитесь дома. По этой причине, живете вы где-то один час или всю жизнь, вы должны относиться к этому месту с уважением и содержать его в чистоте и опрятности. Последователи, одиноко живущие в горах, считают каждое место своим домом. Мир стал бы более совершенным, если бы все следовали этому подходу.

Китайский иероглиф, обозначающий дом, – это пиктографическое изображение свиньи под крышей. Другими словами, дом – это такое место, из которого вам не нужно выходить, чтобы добыть пишу. Однако обладание домом приносит с собой проблемы. Кто-то должен ухаживать за ним. В древнем Китае добытчиком в семье был мужчина, и ему был нужен кто-то, кто мог бы оставаться дома и следить за свиньей. По этой причине китайский иероглиф со значением «безопасность» представляет собой пиктографическое изображение женщины под крышей. Мирянин чувствует себя уверенно и безопасно, только когда у него есть дом, супруга и пища. Где ваш дом? Вы в безопасности?

Большинство людей ощущают безопасность, только когда они находятся у себя дома, но у подлинного последователя бесчисленное множество домов. Любое место, в котором он отдыхает, становится его домом, так как он испытывает ощущение безопасности и спокойствия везде, где находится. Куда бы он ни пошел, он повсюду хозяин: он никогда не беспокоится о том, где ему мыться, отдыхать или есть. В горах множество пищи – ягоды, листья, корни и орехи; а поскольку пища – повсюду, не нужно беспокоиться о том, чтобы выращивать или охранять ее. Вы не у себя дома, но в то же время вы не пребываете в одиночестве в горах. Этот центр медитации достаточно удобен. У вас есть крыша над головой, горячий душ и вся пища, которую вы хотите; поэтому, на эти семь дней, вы должны считать его своим домом.

Начинающие последователи не должны лелеять романтические мечты о том, чтобы убежать в горы и заниматься уединенной практикой. Здесь много опасностей. Если вы не знаете, какие растения съедобны и целебны, вы можете закончить тем, что умрете от голода и отравитесь. Если вы не привыкли жить вне дома, вы можете оказаться не готовыми к перепадам погоды по мере смены дней и времен года. Многие последователи в Китае занимались практикой на юге страны, где зимой не слишком холодно. Тайвань – это остров к югу от побережья материкового Китая, и здесь снег лежит лишь на самых высоких вершинах. Горы Тайваня – хорошее место для занятий практикой.

Однако великие последователи не тревожатся о погоде. Они просто практикуют. Миларепа жил в суровом климате, но был доволен своей жизнью. Великий последователь счастлив и доволен, потому что у него нет привязанностей. Он хозяин самому себе, так как он понял, что у него нет «и». Во всех ситуациях он оказывается хозяином, так как ему ничто не принадлежит. Поэтому ему принадлежит весь мир.

 
Не нужно после просветления стараться;
Все дхармы действия различны.
Когда привязанность к даянью побуждает, среди богов рожденье обретешь,
Как если б выпустил стрелу в пространство.
 

Есть два аспекта практики; совершенствование мудрости, или прозрения, и совершенствование заслуг. Обычные люди думают, что совершенствование мудрости означает накопление знаний в обычном смысле, то есть путем чтения книг и получения жизненного опыта. Они думают, что совершенствование заслуг означает подношение милостыни, пожертвования или помощь другим людям.

Человек, который в результате больших усилий обретает обычное знание, может с гордостью воскликнуть: «У меня есть великое знание и мудрость!» Многие люди, занимающиеся благотворительной деятельностью, также испытывают гордость и воображают себя великими благодетелями человечества. Они подобны человеку, который приходит в ресторан и угощает всех выпивкой и обедом, раздает щедрые чаевые, а затем поднимается и начинает с важным видом расхаживать у двери, в то время как все присутствующие встают со своих мест со словами: «Благодарим Вас! Благодарим Вас!»

В Китае, на Тайване, в Японии и других восточных странах есть люди, которые дают большие пожертвования на социальные или религиозные проекты, но с одним условием: чтобы их имя и заслуги были вырезаны на мемориальных досках и чтобы все могли их видеть. Если рядом с именами поместят их портреты, тем лучше. Монастырь Фогуан Шань (Гора Свет Будды) на Тайване представляет собой большой храмовый комплекс с множеством строений. Настоятель этого храма хорошо понимает человеческую психологию. В течение многих лет люди жертвовали деньги на храм, и настоятель помещал таблички с их именами на стенах многочисленных зданий, но два заметных места по обе стороны от главных ворот он оставил пустыми. Люди постоянно спрашивали у него, сколько нужно пожертвовать, чтобы их имена были помешены на этих местах. Наконец, кто-то подошел к настоятелю и сказал: «Послушайте, я богатый человек. Как насчет того, чтобы уступить мне одну сторону ворот? Мне даже не нужно все это место. Просто напишите мое имя сверху, и под моим именем останется еше место для других. Если Вы сделаете это, я пожертвую храму много денег». Сейчас оба эти места заполнены. Настоятелю кажется, что в обычной ситуации эти люди не стали бы жертвовать деньги на религиозные нужды. Они были готовы расстаться со своими деньгами только в обмен на то, чтобы их имена и деяния стали достоянием широкой публики.