Текст книги "Пять дней после катастрофы. Жизнь и смерть в разрушенной ураганом больнице"

Однако в Мемориале, в ситуации стихийного бедствия, только медики-профессионалы решали, как делить пациентов на категории и кто из них будет иметь приоритет при эвакуации. При этом не существовало никакой системы информирования о принятых решениях тех людей, на судьбу которых они должны были повлиять самым непосредственным образом. Более того, в некоторых случаях эти решения от них сознательно скрывали.

На пятом этаже Мемориала, в той его части, которая выходила на Клара-стрит, сотрудники больницы уже катили носилки с пациенткой к лестнице для эвакуации, однако, узнав, что в ее отношении имеется распоряжение о непроведении реанимации, оставили ее и стали перевозить мимо нее к лестнице других пациентов. Медсестрам были даны инструкции не сообщать причину дочери пациентки. Чтобы ее успокоить, ей сказали, что ее мать – не единственная, оставшаяся на этаже. Правда, при этом не упомянули, что еще один больной, оставленный в коридоре, мертв. Сын привез его в приемное отделение Мемориала еще до урагана из-за сильного кашля, однако девяностосемилетний страдавший болезнью Альцгеймера Джеймс Лафайетт два дня пролежал на полу в вестибюле больницы, и только после этого его поместили в палату. Через несколько часов медсестра Мишель Питр-Райалз, подойдя к его кровати, обнаружила, что у него нет пульса. В палату сбежались врачи, осветив небольшое помещение фонариками, словно в рождественскую ночь. Они приступили к реанимационным процедурам, но, поскольку до этого пациент в течение долгого времени не получал никакой, даже самой элементарной медицинской помощи, вернуть его к жизни не удалось. Питр-Райалз была смущена и расстроена. За все пять лет ее работы в качестве медсестры это был первый случай, когда пациент неожиданно умер в ее смену.

Вскоре появился человек с рацией и заявил, что медперсоналу необходимо покинуть этаж. «О чем вы говорите?» – изумилась Питр-Райалз. К этому моменту за лежавшей в коридоре пациенткой так никто и не пришел. Измученная, страдающая от жары медсестра не могла поверить, что ей и ее коллегам приказывают покинуть больную, и отказалась выполнить распоряжение. Питр-Райалз сообщила дочери пациентки, что у нее есть право потребовать временной приостановки отказа от реанимации – точно так же, как она подтвердила его, когда ее не способную самостоятельно дышать мать приняли в больницу незадолго до урагана. «Если у нее произойдет остановка сердца, дайте ей уйти», – сказала тогда дочь больной, считавшая бессмысленным реанимировать ее мать, которой было девяносто три года. Но сейчас ситуация казалась ей совершенно иной, и женщина была возмущена. «Я вовсе не имела в виду, что ее можно здесь бросить, – заявила она Питр-Райалз. – Когда я подписывала согласие на отказ от реанимации, я не знала, что из-за этого мою мать не будут спасать».

В итоге дочь потребовала отменить распоряжение. Чтобы решить этот вопрос, она даже попыталась апеллировать к инстинкту самосохранения медсестер, оставшихся с больной женщиной: «Вам самим надо выбираться отсюда, а мы вас задерживаем». Кто-то нашел врача, имевшего полномочия отменить распоряжение о непроведении реанимации, и пациентку понесли по лестнице вниз, в гараж, чтобы затем поднять на вертолетную площадку и эвакуировать. По крайней мере, на какое-то время проблема была решена.

В коридоре «Лайфкэр» на седьмом этаже дочь другой пациентки, Анджела Макманус, впала в панику, случайно подслушав разговор медсестер и волонтеров. Те обсуждали решение эвакуировать пациентов с отказом от реанимации в последнюю очередь. Анджела рассчитывала, что ее семидесятилетнюю мать по имени Уильда Макманус вскоре вывезут в безопасное место. Но в отношении ее матери также существовало распоряжение о непроведении реанимационных мероприятий. Анджела решила обратиться к медперсоналу «Лайфкэр». «Мне нужно аннулировать это распоряжение», – умоляла она. Однако ей сказали, что в отделении «Лайфкэр» не осталось врачей, которые могли бы это сделать.

Уильда Макманус так и осталась наверху, на седьмом этаже. Врачи Мемориала, находившиеся в пункте сбора пациентов на втором этаже, сказали медперсоналу отделения «Лайфкэр», чтобы те больше не отправляли больных вниз. Внизу больше нет места, заявили они.

Глава 6

Среда, 31 августа 2005 года, день

В частной палате на четвертом этаже крыла Мемориала, выходившего на Клара-стрит, Карен Лагасс наблюдала за тем, как четверо мужчин, взявшись за углы простыни, поднимали с кровати ее пожилую мать. Затем они понесли Мерл Лагасс к лестнице. За ними последовали Карен и медсестра. В руках у медсестры был резервуар с кислородом, а у Карен – сумка, в которую она наскоро запихала личные вещи матери.

Еще несколько месяцев назад Мерл была энергичной семидесятишестилетней женщиной. Она работала волонтером в нескольких школах и даже принимала заказы в салоне красоты. И еще она спасала бездомных кошек и держала многих из них у себя дома.

До своего ухода из практической медицины доктор Эвин Кук лечил ее от эмфиземы легких. Мерл его обожала. Всякий раз, идя к нему на прием, она принаряжалась. С дугообразными бровями, густо подведенными глазами и ярко накрашенными губами, Мерл внешне немного напоминала Элизабет Тейлор. Кук всякий раз встречал ее широкой улыбкой и говорил: «Мерл, ты будешь очень красивой покойницей». Эта шутка очень раздражала дочь Мерл, Карен. Но Мерл слышала только слова «очень красивой».

Высокий, лысеющий доктор Кук с самого начала трезво смотрел на вещи и не обнадеживал ни больную, ни ее дочь. У Мерл была эмфизема, и с этим мало что можно было поделать. Кук назначил ей лечение с помощью домашнего кислородного аппарата. Мерл выбрала самую длинную трубку, позволявшую ей свободно ходить по всему дому, а иногда даже выходила на улицу с портативным кислородным аппаратом. Но она была очень слаба. Карен хотелось, чтобы Кук был более активен и использовал альтернативные методики лечения. Может, физиотерапия поможет?

Затем Мерл узнала, что у нее рак легких – в неизлечимой стадии. За неделю с небольшим до урагана «Катрина» ее новый врач, Рой Кулотта, положил Мерл в Мемориал после того, как у нее возникла негативная реакция на целую группу прописанных ей обезболивающих препаратов.

Во время пребывания Мерл в больнице Кулотта старался облегчить ее страдания, в частности снять боль и одышку, которые мучили ее практически постоянно, а также приступы тревоги, часто возникающие у больных, испытывающих недостаток кислорода. Еще до урагана он назначил ей лечение аппаратом «Вапотерм», который под небольшим давлением подавал кислород в дыхательные пути Мерл из больничных резервуаров по трубам, проложенным прямо в стенах.

У Кулотты была еще одна идея, как избавить Мерл от затрудненности дыхания. Ей мешала дышать жидкость, скопившаяся в грудной полости с левой стороны. Эта жидкость сдавливала легкое. Кулотта хотел попытаться откачать жидкость с помощью стерильной иглы и гибкой трубки. Благодаря этому легкое должно было расправиться. Эта процедура, которая называется торакоцентез, могла временно облегчить состояние пациентки – на несколько дней или даже недель, пока жидкость не скопится снова.

Кулотта заказал комплект для торакоцентеза. Вскоре он был доставлен и размещен на прикроватной тумбочке в палате Мерл. Однако доктор Кулотта в тот момент еще не решился окончательно на проведение процедуры. В понедельник днем, когда шквалистые порывы ветра и дожди, которыми ураган «Катрина» словно бы напоминал о себе, стали стихать, Карен Лагасс увидела доктора Кулотту в больничном гараже. Он сказал ей, что собирается поехать домой, чтобы принять душ. Больше Карен его не встречала. Набор для торакоцентеза так и лежал на тумбочке у кровати Мерл, упакованный в пластик, как за день до урагана.

После того как в понедельник в больнице отключились кондиционеры, Карен раздобыла портативный вентилятор. Она установила его на прикроватной тумбочке и направила на мать. Время от времени она обкладывала Мерл пластиковыми пакетами с кубиками льда. Периодически Карен спускалась в пустую темную часовню, чтобы помолиться за мать и ее кошек. Приготовив животным запас пищи и воды, Карен вынуждена была оставить их в доме матери. Она очень боялась, что из-за наводнения кошки погибнут.

Во вторник ночью на кислородном аппарате прозвучал сигнал тревоги. Специалист по обслуживанию респираторных аппаратов давно уже перестал делать обходы. Карен показалось, что медсестры с четвертого этажа слишком уж долго не могли понять, что сигнал вызван отключением электричества.

Медсестры унесли «Вапотерм» и заменили его кислородной маской, подсоединенной к больничной системе подачи кислорода, которая каким-то чудом еще работала. Способ был менее эффективным, но все же это было кое-что. Карен забеспокоилась. Ей показалось, что матери стало труднее дышать. Карен стала обмахивать ее куском картона с логотипом компании «Тенет» – картонные обрезки незадолго до этого раздал всем желающим рабочий-ремонтник.

Медсестры сказали, что Мерл покинет Мемориал одной из первых, поскольку она зависит от аппаратуры подачи кислорода. Потом появился какой-то врач и поинтересовался, сможет ли Мерл сидеть в инвалидном кресле. Карен сказала, что нет. Она поняла, что планы насчет эвакуации ее матери изменились, увидев, что первыми этаж покидают больные, способные ходить или хотя бы сидеть в креслах-каталках.

Когда, наконец, подошла очередь Мерл, медсестра отсоединила подающую кислород трубку от клапана в стене и подсоединила ее к небольшому переносному кислородному резервуару. Карен заметила, что набор для торакоцентеза все еще лежит на прикроватной тумбочке, и спросила медсестру, не стоит ли захватить его с собой. «О, сейчас эту процедуру никто делать не будет», – ответила та.

Несколько волонтеров крепко ухватились за края простыни, на которой лежала Мерл, подняли ее и понесли по направлению к лестнице. Уже начав спускаться и держа пациентку головой вперед, они поняли, что это опасно, и, пятясь, вновь поднялись на лестничную площадку и развернули Мерл, после чего продолжили спуск.

Выйдя с лестницы в коридор двумя этажами ниже, они устроили Мерл рядом с другими пациентами, цепочка которых исчезала в машинном зале подстанции на втором этаже. Мерл лежала навзничь на полу. В этом положении дышать ей стало еще труднее. Одна из медсестер, с которой Карен была уже знакома, подошла к Мерл, чтобы проверить, как она. Едва взглянув на пожилую женщину, она воскликнула: «Ее надо вывозить немедленно!» – и с этими словами переключила регулятор подачи кислорода на максимум.

Да уж, дело плохо, подумала Карен. Волонтеры склонились над Мерл, приподняли ее и понесли по маршруту, ведущему на вертолетную площадку. Карен сказали, что ей следует покинуть пункт сбора пациентов. Она повернулась и зашагала к выходу из коридора, но тут услышала голос матери. «Карен, – с трудом произнесла Мерл, хватая воздух широко раскрытым ртом, – я не могу дышать». Вернувшись, Карен увидела, что трубка подачи кислорода отсоединилась от клапана на корпусе баллона. В этот момент ее мать уже собирались протаскивать через небольшое отверстие в стене, ведущее в гараж.

«Она не может дышать без кислорода! – закричала Карен, обращаясь к женщине в больничной униформе, которая была похожа на врача и, казалось, руководила перемещением больных. – Надо вернуть шланг на место».

«Вы не понимаете, что происходит», – возразила женщина в униформе. Остальные стояли и молча смотрели. Карен начала спорить с женщиной, хотя ее заверили, что ее мать получит кислород, как только окажется в гараже. Кто-то снова потребовал, чтобы Карен покинула сборный пункт. Она же в этот момент находилась в такой ярости, что готова была броситься с кулаками на женщину, которая, разговаривая с ней, проявила такую бесчувственность. Но все же Карен понимала, что ей лучше уйти, да и для ее матери будет лучше, если ее понесут дальше. Повернувшись, она бегом бросилась к лестнице, а затем вниз, к пандусу приемного отделения, надеясь, что ей удастся сесть в лодку. Она собиралась сделать все возможное, чтобы выяснить, куда именно эвакуируют ее мать, и найти ее. Карен не хотелось оставлять Мерл одну.

* * *

По другую сторону стены, на вертолетной площадке над гаражом, нескольким счастливцам помогали забраться в кабины вертолетов. Среди тех, кто первыми покинул больницу, оказались беременная медсестра реанимационного отделения и несколько пациентов с заболеваниями почек, которым был необходим диализ. Вертолетную площадку заливал яркий солнечный свет. Волонтеры промокали влажные лбы белыми полотенцами, обвязанными вокруг головы или заткнутыми за ворот униформы. В тени вертолетной площадки, на посыпанной гравием крыше гаража находилась группа пациентов в инвалидных креслах. Их собрали там, чтобы в нужный момент волонтеры могли быстро доставить их к вертолету.

Лейтенант Береговой охраны связался по телефону со Сьюзан Малдерик. Его коллеги уже давно пытались установить контакт между Мемориалом и представителями властей штата, отвечающими за спасательные мероприятия, но не могли дозвониться до персонала больницы. Проводившаяся всю ночь в Новом Орлеане и его окрестностях спасательная операция подверглась определенной критике со стороны чиновников. К тому же по меньшей мере один член командования Береговой охраны заявил, что младшие офицеры грубо нарушили субординацию, напрямую ведя переговоры с Мемориалом и проявляя ненужную инициативу, когда им не удавалось войти в контакт со старшими офицерами или членами Оперативного центра штата.

Лейтенант, позвонивший Малдерик, поинтересовался, есть ли в больнице вода и продукты питания. Получив утвердительный ответ, он сообщил, что вертолеты какое-то время не будут прилетать в Мемориал, поскольку им необходимо снять людей с крыш домов, а ночью, в темноте, сделать это намного труднее. Пилоты Береговой охраны, входя ночью в воздушное пространство над Новым Орлеаном, видели внизу целое море огней. Поскольку фонари в городе не горели, а движения на дорогах не было, источниками света были фонарики и огоньки зажигалок, размахивая которыми новоорлеанцы подавали сигналы о помощи. Федеральные власти занялись поиском дополнительных средств для проведения поисково-спасательной операции. В штате Луизиана ресурсов явно не хватало. На подлете к Мемориалу пилоты вертолетов отчетливо видели людей, которые, высунувшись из окон расположенного рядом с больницей многоэтажного здания, размахивали простынями, полотенцами и просто руками, чтобы привлечь к себе внимание. Кто-то подавал сигнал бедствия с заднего борта почти полностью ушедшего под воду грузовика. Недалеко от перекрестка Клэйборн-авеню и Наполеон-авеню несколько человек брели куда-то по шею в воде. При этом на всякий случай люди толкали перед собой импровизированные плавсредства – автомобильные шины и пустые пластиковые бутыли из-под воды для кулеров.

Частным компаниям, оказывающим услуги по перевозке больных по воздуху, теперь уже приходилось запрашивать специальное разрешение на вход в воздушное пространство над Новым Орлеаном. Эти компании занимались эвакуацией пациентов, находящихся в критическом состоянии, из других больниц, но не из Мемориала. Так или иначе, количество вертолетов над городом росло. Это, а также недостаточная мощность или просто отсутствие радаров для контроля за движением воздушных судов, равно как и обилие расположенных над землей линий электропередачи и телефонных кабелей, делало полеты над Новым Орлеаном исключительно опасными. В среду утром на вертолетную площадку Мемориала сели всего несколько частных и военных вертолетов. При этом у некоторых пилотов, похоже, сложилось ошибочное впечатление, будто в Мемориале осталась лишь горстка пациентов. Более того, несколько пилотов Национальной гвардии посадили свои машины на вертолетной площадке Мемориала, чтобы высадить пациентов на территории больницы.

К счастью, аварийная рация, оставленная пилотом Береговой охраны, пока еще функционировала. Чтобы продлить работу ее батарей, раз в час, за пятнадцать минут до того, как минутная стрелка часов указывала на цифру двенадцать, одна из медсестер, она же капитан-резервист ВВС, просила кого-нибудь отыскать главного администратора или Сьюзан Малдерик и узнать, нуждается ли больница в чем-нибудь. Затем она включала рацию, связывалась с людьми, руководящими поисково-спасательными операциями, и просила прислать в Мемориал необходимое, после чего вертолеты доставляли это на посадочную площадку. Потом кто-то из пилотов забрал рацию и взамен передал Мемориалу два спутниковых телефона, но никто так и не смог добиться того, чтобы они заработали. Надежная связь с внешним миром была потеряна.

В небе над Новым Орлеаном стоял гул двигателей низко летающих вертолетов, словно город находился в зоне военных действий. Президент Джордж Буш-младший после урагана на два дня сократил отдых на своем ранчо в Кроуфорде, штат Техас, и «борт номер один» по пути в Белый дом тоже пролетел над зоной бедствия.

Находившиеся в самолете фотографы Джим Уотсон и Мэнни Гарсиа запечатлели президента в профиль в тот момент, когда он наклонился к иллюминатору. Дневной свет подчеркнул морщины на его лице и горестно опущенные уголки губ. Еще один фотограф, Сьюзан Уолш, сняла президента под другим углом, из-за плеча его синей летной куртки с монограммой. На ее фото Буш, положив подбородок на крепко сжатые кулаки, смотрел вниз, на залитые водой огромные пространства.

Позже кое-кто обрушился на президента с критикой за это отклонение от маршрута, поскольку из-за него многие самолеты и вертолеты, участвующие в поисково-спасательных операциях, остались на земле. Однако следует отметить, что, согласно существующим правилам и инструкциям, в подобных ситуациях на воздушные суда, участвующие в спасении людей, ограничения в связи с пролетом «борта номер один» не распространяются. Тем не менее, что бы ни было тому причиной, число прибывающих в Мемориал спасательных вертолетов действительно сократилось по сравнению с предыдущим днем. Это очень расстроило медиков и волонтеров, собравшихся на вертолетной площадке больницы: они уже были хорошо организованы, горели желанием работать, а вокруг них собралось множество больных, ожидающих транспорта. Какой-то врач, находившийся на посадочной площадке, поднял свой сотовый телефон и сфотографировал пролетающий в какой-то миле над больницей самолет, очертания которого на ярко-белом фоне облаков напоминали силуэт «Боинга-747» – вероятно, «того самого».

* * *

С перил балкона, который медики обычно использовали как курилку, свешивались вниз стебли дикого винограда. На балконе стояли несколько человек и смотрели, как пациентов спускают по пандусу приемного покоя и подсаживают на нос аэроглиссера. Другие приникли к окнам, и еще довольно большая группа собралась на двухъярусном мостике через затопленную Клара-стрит.

Каждый аэроглиссер, помимо пилота, мог вместить трех или четырех человек. На них погрузили пациентов, способных дышать только благодаря сделанной им трахеостомии (то есть операции, в ходе которой им хирургическим способом проделали отверстие в шее и вставили туда дыхательную трубку), а также онкологических больных, включая в том числе двух сравнительно молодых, недавно перенесших операцию по пересадке костного мозга. Последних медики Мемориала планировали вывезти еще во вторник: они были очень восприимчивы к любым инфекциям, но в то же время могли самостоятельно выйти на сушу в месте высадки и идти вброд по мелководью. Им и другим пациентам надели на голову наушники или сунули в уши свернутые из марли беруши, чтобы их не беспокоил рев пропеллеров аэроботов.

В плоскодонную моторную лодку с алюминиевым корпусом, двигатель которой производил меньше шума, посадили пятерых матерей с новорожденными, которых женщины держали в слингах. Страдающий лейкемией ветеран Второй мировой войны, которому когда-то довелось видеть, как в открытом море взорвалось американское судно, перед отправкой надел фуражку моряка торгового флота. Но прежде чем лодка отчалила от терпящего бедствие Мемориала, какой-то молодой человек предупредил его, что фуражку лучше снять, так как ее запросто могло унести встречным ветром.

Карен Уинн вовсе не хотела использовать свой авторитет или просить кого-либо об одолжениях. Тем не менее она была твердо настроена добиться, чтобы лодки в числе первых забрали еще одну беременную медсестру реанимационного отделения. До запланированной даты родов ей оставалось меньше месяца, и накануне у нее уже начинались схватки. Тем не менее женщина отказывалась сесть в лодку без своей бабушки. Коллеги всячески уговаривали ее эвакуироваться. Уинн объяснила ей, что она не должна рисковать жизнью своего еще не родившегося ребенка ради немолодой женщины. Вместе с другой медсестрой, Шери Ландри, она пообещала присмотреть за ее бабушкой и пожилой тетей, которая также находилась в больнице. В конце концов беременная медсестра все же села в лодку.

Гигантский винт взревел на корме одного из аэроботов. Его пилот, сидящий высоко над пассажирами в металлическом кресле, тронул судно с места и осторожно повел его по темной, мутной воде вдоль Клара-стрит, оставляя за собой небольшой кильватерный след. Аэробот проследовал мимо слегка выступавших над поверхностью воды крыш автомобилей на парковке Института онкологии и торчавшей вверх двери багажника какого-то хетчбэка или фургона – вероятно, она самопроизвольно открылась под водой. Уинн понятия не имела, куда именно эвакуируют ее медсестер. Куда-нибудь в безопасное место, думала она, ведь кто-то же занимался организацией всего процесса поисково-спасательных работ, держал его под контролем. Она была уверена в этом.

В месте высадки пилоты аэроботов помогли пересадить первых эвакуированных в дожидавшиеся их машины «Скорой помощи» и пустились в обратный путь к Мемориалу. Суда продвигались вперед небыстро: пилоты опасались наткнуться на какие-нибудь обломки. Вся дорога туда-обратно заняла больше часа.

Сандре Леблан удалось разведать еще одно подходящее для высадки эвакуируемых место, поближе. Оно находилось около похоронного бюро и ресторана Коуплэнда, в девяти кварталах от Мемориала. Узкая полоса вдоль юго-западной границы Нового Орлеана оказалась незатопленной. Плюс состоял еще и в том, что оттуда имелся доступ к вылетным магистралям и крупным дорогам за пределами Нового Орлеана. Пилоты аэроботов, получив ощутимую помощь в виде еще одного судна, гораздо больших размеров, начали было перевозить туда людей, но машин «Скорой помощи» там не оказалось. Вероятно, никто не позаботился о том, чтобы позвонить и перенаправить их к новому месту высадки. Кроме того, выгружать пассажиров там было не очень удобно, потому что до сухого места нужно было брести по мелководью по колено в воде.

Эвакуационная стратегия претерпела еще одно небольшое изменение: теперь в лодки стали сажать только тех пациентов, которые чувствовали себя достаточно хорошо, чтобы самостоятельно добраться от места высадки до «суши». Таких было немного. Несколько врачей принимали участие в погрузке пациентов в лодки и следили за порядком на пандусе приемного отделения. Вероятно, им просто хотелось побыть на улице, а не в удушающей жаре больничных коридоров, в окружении немощных больных людей. Через некоторое время они стали позволять покидать территорию Мемориала медработникам вместе с их близкими, а также родственникам пациентов, сотни которых все еще оставались в больнице. Очередь на эвакуацию вскоре зазмеилась от пандуса через весь приемный покой и достигла вестибюля.

Подходя к лодкам, многие спрашивали Карен Уинн: «Куда нас везут? Куда мы едем?» Этого она не знала. Ее очень расстраивало, что люди, которые уже почти оказались на пути к спасению, внезапно начинали колебаться, явно не уверенные, что им следует покидать больницу. Остаться в уже знакомом аду для них было предпочтительнее, чем отправиться в путешествие, не зная, чем оно закончится. Одна женщина отказалась сесть в лодку, узнав, что не сможет захватить с собой свою сумочку: на борту было слишком мало места. Она заявила, что в этой сумочке «вся жизнь» – ее и ее мужа, выписанного из Мемориала пациента, с которым ей теперь было расстаться легче, чем с нею. Уинн очень хотелось сказать ей: «Давайте сюда вашу чертову сумку!» С трудом сдержавшись, она предложила женщине оставить сумочку лично ей, под ее ответственность, точно так же, как незадолго до этого она взяла на себя ответственность за бабушку беременной медсестры. Но женщина не согласилась. Она отказалась отдать сумочку Карен и решила никуда не ехать.

Стресс, вызваный стихийным бедствием, словно вдруг сузил кругозор этих людей, ограничив их мировосприятие. Он стал чем-то вроде шор, из-за которых они перестали признавать чей-либо еще опыт, кроме своего собственного. Снова и снова Уинн по тем или иным признакам убеждалась: многие не осознают всей серьезности и опасности ситуации в Мемориале. Рано утром в больницу каким-то образом пробралась амбулаторная больная. Она пришла не просто так, а для проведения очередного сеанса химиотерапии – время ей было назначено заранее. Уровень воды стабилизировался между пятью и шестью футами. Было ясно, что до страшных пятнадцати футов он уже не дойдет. «Дорогая, химиотерапию мы сегодня не делаем», – сказала Уинн, обращаясь к женщине.

Карен Уинн позвонили из женской больницы в Батон-Руж и пожаловались, что из Мемориала к ним поступил психиатрический больной мужского пола – его эвакуировали вместе с новорожденными еще во вторник. «Ну, и чего вы от меня хотите? Что я должна сделать?» – эти слова едва не сорвались с языка Карен, но она снова сумела сдержаться. Вместо этого она посоветовала сотрудникам женской больницы погрузить больного в «Скорую помощь» и отправить в какую-нибудь другую больницу, принимающую пациентов-мужчин. Она искренне надеялась, что уж с этой-то задачей медперсонал женской больницы в Батон-Руж справится. О том, сколько пациентов из Нового Орлеана могли быть перевезены в столицу штата Луизиана Батон-Руж, ей думать не хотелось. У Карен просто не укладывалось в голове, что ситуация за стенами Мемориала могла быть почти такой же тяжелой, как и внутри него.

Пока лодки совершали рейс за рейсом, перевозя сотрудников больницы и членов их семей, Уинн помогала заботиться о включенных в первую группу пациентах «Лайфкэр» и Мемориала, которых спустили вниз, на первый этаж. Больные ожидали эвакуации на пологом пандусе приемного покоя, сидя в инвалидных креслах с заблокированными колесами. За весь этот жаркий день Карен Уинн не раз скользила взглядом по лицам больных и хорошо их запомнила. Вдруг она заметила среди них незнакомца. Карен не могла понять, откуда он взялся. Он точно не был одним из ее пациентов. Мужчина был насквозь мокрый. Уинн заметила катетер для диализа, тянувшийся от его груди под мышку – он свободно болтался, а не был, как положено, зафиксирован с помощью стерильного бинта. Человек сказал ей, что живет поблизости. Из-за удара стихии он пропустил сеанс диализа, который ему обычно проводили в другом лечебном учреждении, и пришел в Мемориал по затопленным улицам, бредя где по пояс, а где и по шею в воде. Уинн могла только догадываться, какие бактерии и прочие вредные микроорганизмы могли попасть в катетер, который вводят прямо в крупную вену, и вызвать заражение крови.

Уинн окликнула одного из врачей, руководившей посадкой людей в лодки. «Доктор Кейси! – Карен указала на мужчину с катетером. – Он на диализе. Его надо отправить следующим рейсом». Карен Уинн понятия не имела, что ожидало мужчину в конце путешествия на лодке, но надеялась, что дала ему шанс остаться в живых.

* * *

В какой-то момент в среду люди, столпившиеся на пандусе приемного отделения, заметили матрас, плывущий по Наполеон-авеню. Сделав петлю, матрас свернул на Клара-стрит и приблизился к зданию больницы. На нем лежала чернокожая женщина, на вид тяжелобольная. Рядом с ней сидели несколько мужчин и гребли руками, направляя матрас в застоявшейся, зловонной воде. «Больница закрыта! – крикнул кто-то. – Мы никого не принимаем».

Рене Гу, главный администратор больницы, в интересах безопасности отдал персоналу указание направлять всех, кто приближался к Мемориалу, на незатопленный участок Наполеон-авеню и Сент-Чарльз-авеню, в девяти кварталах от больницы. То есть как раз в то самое место, которое Сандра Леблан сочла подходящим для высадки людей, вывозимых из Мемориала на лодках. Днем ранее в Мемориал позвонили из Береговой охраны и предупредили персонал больницы о необходимости поставить людей у всех дверей и окон нижних этажей и не пускать на территорию больницы никого, за исключением людей в униформе. Тем не менее после бурного спора какой-то мягкосердечный доктор убедил сотрудников больничной администрации принять женщину и ее мужа. Остальным мужчинам, приплывшим на матрасе по кишащей бактериями воде, было сказано покинуть больницу. Женщину погрузили на носилки и внесли в коридор приемного покоя. «Ну и что мы тут имеем?» – мысленно вопросила Карен Уинн. Порыв врачей, настоявших на том, чтобы принять новую пациентку, был ей понятен. Но ведь кто-то же должен был ею заняться? Между тем у Уинн было более чем достаточно работы на пандусе приемного отделения, где пациентов сажали в лодки. И все же она чувствовала, что не может пустить ситуацию на самотек. Ей оставалось только одно – пойти и осмотреть поступившую больную.

Пожилая женщина с суровым лицом, укрытая простынями, лежала на носилках у стены в коридоре приемного отделения. Она больше походила на мертвую, чем живую. Откинув простыни, Карен Уинн приступила к осмотру. Оказалось, что женщина еще дышит, но очень слабо. Она была сильно истощена. Муж, приплывший вместе с ней на матрасе, рассказал довольно путаную историю. Его жена была пациенткой одного из хосписов и, по словам мужчины, страдала от некоего заболевания, от которого вскоре должна была умереть.

Уинн просунула руку под спину лежащей навзничь женщины и ощутила влагу. В мочевой пузырь пациентки была введена трубка, через которую должна была удаляться моча, но ее конец отсоединился от приемника. Уинн подсоединила трубку, хотя ни она, ни мочеприемник уже не были стерильными и это могло привести к попаданию в организм инфекции. «Вот и вся асептика», – пробормотала она себе под нос. Затем убрала с матраса мокрые простыни, подумав, что теперь, по крайней мере, женщина будет лежать на сухом.