Текст книги "Пять дней после катастрофы. Жизнь и смерть в разрушенной ураганом больнице"

По всей вероятности, два дня, проведенные в помещении с неработающими кондиционерами, вызвали у пациентов существенное повышение температуры тела. Их организмы потеряли способность к самоохлаждению, поскольку система потоотделения не могла функционировать нормально. Все говорило о том, что пациенты перенесли тепловой удар, способный вызвать воспаление и нарушения в работе жизненно важных органов, в особенности мозга. Это, в свою очередь, могло иметь самые серьезные последствия – от спутанности сознания до комы. Вывести из этого опасного состояния можно было с помощью ледяных ванн или смачивания кожи холодной водой с одновременным сильным обдувом, параллельно обеспечивая подачу кислорода и иногда жидкости. Если процедуры проводились правильно, десять из десяти больных выживали. Карен, однако, боялась, что тепловой удар вызвал в состоянии пациентов, которых она переносила, необратимые изменения. «У них запросто могли поджариться мозги», – подумала она.

Даже волонтеры, не имевшие медицинского образования, беспокоились о том, как отразится перегрев на пациентах «Лайфкэр». Женщина, которую наняли в качестве сиделки для пациентки Эльвиры «Веры» Леблан, в среду, примерно в четыре часа утра, дозвонилась до невестки своей подопечной и рассказала, что происходит в больнице: «Медсестры начинают сходить с ума. Люди умирают. Их просто некуда девать». Невестка Эльвиры Леблан была парамедиком. Она сказала, что попытается добраться до Нового Орлеана и попасть в больницу. «Когда вы приедете?» – спросила сиделка. В ее голосе явственно слышалось отчаяние.

* * *

В командном центре по чрезвычайным ситуациям Береговой охраны в Александрии младший лейтенант Шелли Декер, в прошлом армейский пилот, которая совсем недавно пришла на новое место службы, пыталась отправить в Мемориал вертолеты для вывоза тех пациентов «Лайфкэр», чья жизнь зависела от аппаратуры искусственной вентиляции легких. Она узнала, что там уже побывали по меньшей мере три машины, но каждый раз им сигналили, чтобы они улетали. «Нет, вертолеты им нужны, – сказала она по телефону своему собеседнику на авиабазе. – Вам придется вернуться». Майкл Ричард из вспомогательного персонала, стоя рядом с Шелли Декер, разговаривал по сотовому телефону с медсестрой, находившейся на вертолетной площадке Мемориала. Выяснилось, что она в состоянии, близком к панике, размахивала над головой руками, думая, что сигналит пилотам, а не дает им понять, что они не нужны и могут улетать.

«Когда вертолеты прибудут, просто стойте спокойно», – сказал ей Майкл Ричард.

Экипажи вертолетов, занятых в поисково-спасательных работах, могли находиться в воздухе не более восьми часов в сутки. При этом в помощи нуждались тысячи людей в Новом Орлеане. На счету была каждая минута. То же самое можно было сказать и о пациентах, которые оставались на седьмом этаже Мемориала, в отделении корпорации «Лайфкэр», и были подключены к аппаратуре жизнеобеспечения. Шелли Декер продолжала попытки дозвониться на мобильный Сьюзан Малдерик, чтобы сообщить ей график прибытия вертолетов. Спасательные мероприятия нужно было продолжать. Шелли передали, что один из пациентов, подключенный к аппарату ИВЛ, уже умер, так и не дождавшись помощи. Однако пилоты вертолетов утверждали, что на посадочной площадке пациентов не было. Декер искренне не понимала, как можно продолжать игнорировать этих несчастных. Она и двое ее коллег не без труда установили и старались поддерживать контакт с тремя абонентами в Мемориале и одновременно обменивались информацией с другими авиабазами, а также, при помощи высокочастотной радиосвязи, с экипажем самолета С-130, который, кружа над Новым Орлеаном, раздавал пилотам вертолетов приказы вернуться.

«Джейхоку», который за несколько часов до этого улетел в больницу «Тулейн» с координатором «Акадианы» на борту, было велено вернуться в Мемориал и вывезти оттуда больных с седьмого этажа, находившихся в критическом состоянии. За это время экипаж машины успел снять нескольких человек с крыш затопленных домов и высадить их рядом с «клеверной» развязкой на западной окраине Нового Орлеана. Одна эвакуированная пожилая женщина не могла ходить, и пловец-спасатель, находившийся на борту вертолета, на руках перенес ее через газон и передал группе других спасателей. То, что он увидел, вызвало у него тревогу: тысячи людей разбили стихийный лагерь на обочине с южной стороны трассы, все вокруг было завалено мусором, но никаких автобусов поблизости не наблюдалось.

Пилоты вертолета, как им и было приказано, полетели к Мемориалу. Используя попутный ветер, они выполнили довольно сложный для ночного времени маневр и посадили машину на бетонную площадку. И тут членам экипажа снова заявили, что тяжелых больных, нуждающихся в срочной эвакуации, в больнице нет. При этом было сказано, что другие люди, в том числе здоровые родственники пациентов и медперсонал, очень хотят покинуть территорию лечебного учреждения и становятся неуправляемыми. Один из пилотов, взяв в руки рацию, снова спросил, что же все-таки делать экипажу вертолета. В ответ ему сообщили, что, по информации от сотрудников больницы, на территории Мемориала все же имелись тяжелые больные, ожидавшие эвакуации.

Начальник оперативного штаба Мемориала Сьюзан Малдерик в темноте поднялась на вертолетную площадку, чтобы своими глазами увидеть, что там происходит, и переговорить с пилотами Береговой охраны. По дороге она обогнала немало людей, явно не являвшихся пациентами, – скорее всего, это были члены семей больных и местные жители, которые укрылись в Мемориале еще до урагана. Они тоже осторожно пробирались по лестнице наверх, на вертолетную площадку и в находящийся рядом с ней небольшой закрытый тоннель, который был предназначен для того, чтобы защищать людей от мощных потоков воздуха, возникающих от работы вертолетных винтов. Его соорудили еще в те времена, когда посадочная площадка активно использовалась. Теперь в нем собрались десятки людей, громко требовавших, чтобы их вывезли в безопасное место. Несомненно, их встревожил тот неизвестно откуда взявшийся человек в камуфляже, пробежавший по помещениям больницы с призывами эвакуироваться.

Винты вертолета продолжали вращаться: пилот не глушил двигатель, опасаясь, что в противном случае обветшавшая бетонная платформа не выдержит полного веса машины. Разумеется, от этого вокруг стоял сильный шум. Сьюзан Малдерик обсуждала сложившуюся ситуацию с бортмехаником. Стараясь перекричать грохот мотора, тот один за другим задавал Сьюзан вопросы. Достаточно ли в больнице продовольствия и питьевой воды и где находятся их запасы? Проникла ли вода внутрь больничных помещений? Малдерик, отвечая, тоже изо всех сил напрягала голосовые связки.

«Послушайте, если у вас есть еда и питьевая вода, людям лучше остаться здесь! – воскликнул, выслушав ее, бортмеханик. – Потому что, если мы начнем их вывозить, нам придется высаживать их в чистом поле!» В самом деле, там, где оставляли эвакуированных, на дорожных развязках или вблизи них, не было никакой инфраструктуры, позволявшей находиться там большому количеству людей даже непродолжительное время. Подчас высадка производилась просто на определенных участках шоссе, которые напоминали территорию музыкального фестиваля «Вудсток» после его окончания. Неудивительно, что, по мнению бортмеханика, людям было лучше остаться в Мемориале.

В это время на бетонную площадку по шаткой металлической лесенке несли какого-то пациента. Ни сама площадка, ни подходы к ней почти не освещались. Малдерик вдруг поняла, насколько опасно было поручать такую работу не имевшим специальной подготовки волонтерам. Она попросила экипаж вертолета взять пациента на борт, но в Мемориал больше не возвращаться.

Как раз в этот момент группа людей, переносивших пациента, подошла совсем близко. Стало видно, что на носилках лежит женщина. Она не могла дышать самостоятельно, поэтому волонтерам приходилось по пути на вертолетную площадку проводить срочные реанимационные мероприятия. Было очевидно, что женщину нужно везти прямиком в больницу в Батон-Руж. Но из-за того, что вертолет долгое время находился на вертолетной площадке с работающим двигателем, до Батон-Руж ему попросту не хватило бы топлива. Да и полетное время у экипажа заканчивалось.

В отчаянии какой-то врач заявил, что, если пациентку не возьмут на борт, медики просто оставят ее на вертолетной площадке без всякой помощи. Тут же, на месте, придумали экстренный план. Было решено, что женщину перевезут на пострадавшую от урагана авиабазу Береговой охраны в Новом Орлеане, а затем переправят в Батон-Руж на другом вертолете. Пилоты, взяв на борт больную и медсестру из «Лайфкэр», стартовали с посадочной площадки Мемориала в пять часов пятнадцать минут утра.

Оказавшись в кабине ревущего, вибрирующего военного вертолета, сопровождающая пациентку медсестра, судя по ее виду, перепугалась до состояния полного оцепенения. Пациенткой пришлось заниматься пловцу-спасателю Береговой охраны и молодому кинооператору-фрилансеру, также находившемуся на борту вертолета. Каким-то чудом они все сделали правильно.

О решении Малдерик завершить эвакуацию по воздуху было известно еще не всем. Экипаж другого «Джейхока», взлетевшего с тренировочной воздушной базы Береговой охраны в Мобиле в три тридцать ночи, также получил по радио сигнал бедствия. Тот, кто его отправил, сообщал, что Мемориал остался без электричества, что пациентам необходима помощь, а также интересовался, может ли один вертолет взять на борт сразу двух пациентов, которые не могут дышать самостоятельно. «Ясное дело, может, черт побери, – сказал пловец-спасатель пилоту. – Летим за ними, приятель».

Вертолет завис над посадочной площадкой Мемориала – пилот боялся, что платформа обрушится под весом «Джейхока», – и пловец спустился вниз. Там его окружил близкий к отчаянию медперсонал. На этот раз пациенты «Лайфкэр» были готовы к отправке. Они казались настолько слабыми, и с ними было столько медицинского оборудования, что было бы опасно «паковать» их на специальные носилки, используемые при снятии людей с крыш домов. Пловец связался по рации с пилотом зависшего над бетонной платформой вертолета и объяснил ситуацию. Вниз спустился бортмеханик и принялся руководить действиями пилота, чтобы помочь ему посадить вертолет максимально мягко, при этом не выключая двигатель, чтобы сохранить хотя бы небольшую подъемную силу. Посадка прошла благополучно. Медики торопливо понесли обоих пациентов к вертолету. Пловец-спасатель сложил сиденья в салоне, чтобы освободить место. После этого выгрузил из кабины упаковки с готовой едой и бутылки с минеральной водой. «Вам надо как-то поддерживать силы, – сказал он, обращаясь к сотрудникам больницы. – Иначе вы никому не сможете помочь». Затем он вручил одному из медиков нечто еще более ценное – принадлежащую Береговой охране портативную рацию размером с сотовый телефон. Она давала возможность выходить на связь по экстренному шестнадцатому каналу.

После этого вертолет с двумя пациентами взлетел. Пилот взял курс на Лафайетт, до которого было больше часа лёта. Пловцу-спасателю каждая минута этого часа показалась вечностью. Он без конца что-то делал: то вручную качал кислород, то проверял пульс у пациентов, то молился.

В Мемориале еще несколько пациентов «Лайфкэр», неспособных дышать самостоятельно, вынесли из палат, спустили вниз и уложили на пол у отверстия в стене машинного зала подстанции.

Одного из этих пациентов, завернутого в простыни, перетащили сквозь отверстие при содействии пульмонолога из «Лайфкэр». Когда больной оказался в гараже, его уложили на тележку, чтобы доставить на вертолетную площадку. «Нам нужны пациенты с хорошими шансами на выживание, – сказал кто-то в темноте. – Не нужно носить сюда таких, как этот». Врач-пульмонолог услышал эти слова, и они его возмутили: все пациенты «Лайфкэр», за которыми он ухаживал, были «такими, как этот».

О решении Сьюзан Малдерик прекратить эвакуацию по воздуху младшему лейтенанту Шелли Декер, дежурившей в командном центре Береговой охраны в Александрии, стало известно незадолго до шести утра. К этому времени в Мемориал было сделано три вылета, в результате чего удалось эвакуировать всего трех пациентов «Лайфкэр» с искусственно поддерживаемой функцией дыхания и еще одного, подключенного к устройству подачи кислорода. Медсестры Мемориала объяснили Декер, что в больнице темно, что больных приходится переносить вручную то вниз, то вверх по лестнице, причем идущая рядом сестра должна постоянно качать им кислород. «Мы устали», – сказали они. Декер же считала, что в больнице работает аварийное освещение. Она попыталась представить себе картину, которую описали медсестры, но это было трудно, тем более что сама Шелли Декер сидела в хорошо освещенном помещении с нормальным водоснабжением и бесперебойно работающей телефонной связью. То, о чем рассказали медсестры, казалось сюрреалистичным, как в фильме, описывающем мир после глобальной катастрофы, наподобие «Побега из Лос-Анджелеса».

Медсестры Мемориала сообщили Шелли Декер, что в отношении оставшихся в больнице пациентов с проблемами дыхания существует распоряжение о запрете на реанимацию (хотя это касалось не всех) и что вынужденно прекращенные эвакуационные мероприятия можно будет возобновить в девять утра. Одна из медсестер заверила Шелли, что пациентам будут давать кислород вручную. Декер поняла все, что ей сообщили, но «переварить» это ей было непросто. Она была готова направлять вертолеты в Мемориал, но только если медики больницы смогут доставлять пациентов на посадочную площадку.

Помощнику Шелли Декер, находившемуся рядом с ней волонтеру Майклу Ричарду, понять происходящее было еще труднее. Когда резервные генераторы Мемориала начали один за другим выходить из строя, он потратил много часов на поиск больниц, способных принять дополнительных пациентов, и приложил немало усилий, чтобы уговорить их администрацию сделать это. Майкл был шокирован, когда одна из сестер сказала ему по телефону, что главная задача Мемориала – обеспечить эвакуацию своих пациентов и она отвечает за них, а не за тяжелых больных, пользующихся услугами другой компании, которые умрут в любом случае. Что за черт, подумал он. Женщина, которая поразила его своим высказыванием, готова была бросить часть больных и просто позволить им умереть. Неужели все решают деньги? «Подождите, – сказал он собеседнице, делая вид, что советуется со своим начальством. На самом же деле Майкл был уверен, что не должен ни с кем это обсуждать, и точно знал, как поступить в этой ситуации. Он снова поднес к уху телефонную трубку. – Нет, так не пойдет, это никуда не годится, – заявил он. – Сначала мы эвакуируем самых тяжелых». Собеседница Майкла продолжала настаивать на своем, говоря, что решать ей, а не ему. Но он прервал ее, заявив, что это не так. Может, добавил он, это и не его право тоже, но его это не волнует. Майкл просто не мог представить, как женщина, с которой он беседовал по телефону, будет после этого разговора жить дальше. Ему казалось, что ее слова лягут на ее совесть непосильным грузом. Он был убежденным христианином, и его воспитали в уверенности, что заботиться нужно в первую очередь о тех, кто больше всего в этом нуждается.

Тем временем число пациентов в Мемориале, которым требовалось подавать кислород вручную, увеличилось на одного человека. Им стал восьмидесятилетний Джон Рассел, ветеран войны в Корее, любивший подтрунивать над медсестрами, которые за ним ухаживали. Рассел, лечившийся от тяжелого инфекционного поражения кожи на ноге, уже давно страдал серьезным заболеванием сердечно-сосудистой системы. Примерно в пять тридцать утра, через несколько часов после того, как система резервного электроснабжения перестала работать, медсестры обнаружили, что он не дышит и у него нет пульса. Медики начали проводить реанимационные мероприятия, интубировали больного и ввели ему необходимые препараты. В результате сердце Джона Рассела снова заработало, и частоту его сокращений удалось стабилизировать. После этого пациента понесли вниз.

Через некоторое время его доставили на второй этаж. Главная медсестра «Лайфкэр» Джина Избелл, стоя рядом с Джоном Расселом, ритмично сжимала в руке мягкий резервуар, вдувая кислород в дыхательную трубку. Медикам и раньше приходилось проводить эту процедуру по нескольку часов подряд, как, например, доктору Гершанику, когда он перевозил на вертолете находившегося в тяжелом состоянии новорожденного. Однако при подаче вручную порции газа не всегда были нужного объема, да и давление зачастую не удавалось держать на необходимом уровне.

Руки у Джины Избелл быстро устали, белая форменная блузка прилипла к мокрому от пота телу. Мышцы лица Рассела время от времени рефлекторно подергивались. При этом он практически не реагировал на внешние раздражители. Это говорило о том, что его мозг, несмотря на все усилия Джины, не получает кислород в достаточном количестве. Ожидание в коридоре, где стояла удушающая жара, продолжалось около часа. Затем Рассела пропихнули в отверстие в стене и начали перемещать по территории гаража на вертолетную площадку. Рядом с каталкой появился какой-то врач и посветил фонариком в глаза больного, проверяя рефлексы.

«Вы знаете, что ему необходим кислород?» – спросил он.

«Да, сэр», – ответила Джина Избелл.

На это доктор сказал, что кислорода в больнице больше нет, после чего заявил: «Вы должны дать ему уйти».

Утверждение, что в больнице закончился кислород, не соответствовало действительности, но Избелл не могла об этом знать. Как не знала она и того, что всего несколькими часами ранее медсестры отделения интенсивной терапии Мемориала передавали друг другу кислородную маску, словно сигарету с марихуаной (в машинном зале резервной подстанции кислород был недоступен). Ей было неизвестно, где хранятся портативные резервуары с кислородом. Знал ли это тот врач? Трудно сказать, но, вероятно, он считал, что в любом случае искать их не имело смысла. А может, он вообще понятия не имел, что они существуют, кто-то ему сказал, что кислород закончился, – и он поверил. Нельзя исключать и такую версию: врач решил, что Джона Рассела в любом случае было не спасти, а кислород, если он все же еще имелся, нужно было экономить для других больных.

Проблемы с кислородом через несколько часов были зафиксированы и в журналах службы снабжения медицинских учреждений штата: «В Баптистской больнице закончились запасы О2 – приоритет при эвакуации отдан их больным с проблемами дыхания».

Джина Избелл поверила словам врача, сказавшего, что кислорода в больнице нет. Еще некоторое время она продолжала стоять рядом с Джоном Расселом, размышляя: «Как это я могу просто «дать ему уйти»?» А потом перестала подкачивать кислород. Пока старик умирал, она ласково похлопывала его по плечу и гладила по волосам.

Затем Джина Избелл накрыла лицо Джона Рассела простыней и выкатила его из машинного отделения подстанции. После этого она уселась прямо на пол у ног умершего и стала ждать Терезу Мендес, старшую медсестру «Лайфкэр», чтобы та подсказала ей, куда отвезти тело. Главный морг находился на восьмом этаже и, скорее всего, был переполнен, к тому же охлаждающая установка в нем не работала. Проходящие мимо Избелл люди спросили, не освободилась ли каталка, на которой лежал умерший. Вопрос больно задел ее. Она едва сдержалась, чтобы не ответить резкостью. Найдите носилки сами, а нас оставьте в покое, имейте уважение к покойному – вот что хотелось ей сказать.

Так прошел почти час. Потом к Избелл подошел больничный священник Джон Марси. «Пойдемте со мной», – сказал он. Избелл встала. Марси взял ее за руку и, толкая перед собой каталку с телом, повел к расположенным неподалеку дверям с витражными стеклами.

В часовне было пусто. Тереза Мендес отодвинула стулья к стенам, чтобы освободить побольше места. Войдя внутрь, Избелл разрыдалась в объятиях священника. Потом они вместе помолились. Избелл и раньше приходилось видеть, как умирают пациенты, но эта смерть была особенной. Обычно у нее имелось все необходимое, чтобы дать человеку шанс выжить.

Священник вышел. Избелл еще какое-то время посидела в часовне одна, приходя в себя. Потом вместе с Терезой Мендес отправилась на четвертый этаж гаража. Там они сели в джип Избелл, включили кондиционер и немного отдохнули. Когда пришло время идти обратно, Избелл поймала себя на том, что ей очень не хочется выходить из машины.

Рано утром доктор Анна Поу тоже находилась на втором этаже, ритмично сжимая в руке мешок с кислородом и тем самым помогая дышать еще одному пациенту корпорации «Лайфкэр», доставленному с седьмого этажа. Ожидая команды перемещать больного дальше, Анна несколько раз передавала мешок стоявшей рядом с ней медсестре, а та – сопровождавшему их медику. В какой-то момент, когда мешок снова перешел к Поу, пациент умер.

«И что мы теперь будем делать?» – спросила Поу у своих коллег. По их взглядам было ясно, что их волнует тот же вопрос. Анна была поражена тем, как мало она может без инструментов, которыми обычно пользовалась, без таких простых, но важных вещей, как электричество и вода. Будучи специалистом в области патологий головы и шеи, Поу была особенно чувствительна еще к одной проблеме – отсутствию активного дренажа. В обычных условиях он осуществлялся с помощью вакуумных насосов, которые действовали через проложенные в стенах магистральные трубы и имели выход в каждой палате и операционной. Дренаж можно было использовать в любой момент – например, для прочистки верхних дыхательных путей пациента. Однако теперь все было по-другому. Ночью Анне Поу пришлось щекотать одному из пациентов горло, чтобы вызвать у него кашель. Прошел целый час, прежде чем одна из медсестер нашла портативный, работающий на батарейках аспиратор.

Поу была хирургом-онкологом. Она занималась пациентами, имеющими самые неутешительные прогнозы, и применяла самые последние достижения медицины, чтобы дать им все имеющиеся шансы на выживание, которых было немного. Иногда она продолжала бороться за спасение пациентов даже тогда, когда другие врачи теряли всякую надежду на успех. Теперь, когда Поу была лишена своих привычных возможностей, ее уверенность в себе как в медике резко пошла на убыль. Она, как и Сьюзан Малдерик, пришла к выводу, что остающиеся в больнице самые тяжелые пациенты и те, кто был подключен к аппаратам ИВЛ, в случае эвакуации из Мемориала могут не долететь живыми до места назначения.

Четверо пациентов «Лайфкэр», которых взяли на борт вертолеты Береговой охраны, были успешно доставлены в другие больницы. Оставшихся пятерых больных, нуждавшихся в искусственной вентиляции легких, вывезти из Мемориала так и не удалось. Один из них умер, когда его переносили по лестнице. Еще один, точнее одна, находящаяся в глубокой коме пятидесятиоднолетняя женщина, в отношении которой существовало решение о непроведении реанимационных мероприятий, так и осталась на седьмом этаже. Медики Мемориала оповестили персонал «Лайфкэр» о том, что больных с отказом от реанимации эвакуировать не будут.

Среда, 31 августа 2005 года, утро

Взошло солнце, и температура воздуха начала подниматься. В больничных помещениях стояла удушающая жара, по стенам стекали капли конденсата. В кранах воды не было, унитазы в туалетах засорились, вонь из канализации смешивалась с запахом сотен немытых тел. Внутренние коридоры были погружены в темноту, которую время от времени пронзали лучи фонариков. Поскольку больше не работали ни телефоны, ни телевизоры, ни компьютеры, ни внутренняя связь, какая-либо информация практически полностью отсутствовала. Важные сообщения передавались по цепочке от человека к человеку.

Заведующий подстанцией Эрик Янкович подошел к Сьюзан Малдерик и сказал, что в больницу прибыл какой-то чиновник – по его собственным словам, на подмогу. Малдерик поздоровалась с высоким лысым мужчиной в черных брюках и желтой рубашке. В руке он держал рацию. Мужчина заявил, что является представителем Министерства здравоохранения и больниц штата. В суете Малдерик вскоре забыла его имя. Чиновник заявил, что очистит больницу к концу дня, и потребовал от Малдерик, чтобы всех подготовили к эвакуации.

Очередное заседание оперативного штаба началось примерно в семь утра. Его участники приняли план, согласно которому пациентов предполагалось сосредоточить в пунктах сбора, расположенных вблизи выходов на первом и втором этажах. Одну из медсестер послали в реанимационное отделение найти разноцветные наручные повязки, предназначенные для использования в экстремальных ситуациях. Медсестре было поручено не только отыскать повязки, но и распределить их среди среднего медицинского персонала отделений, объяснив, как ими пользоваться. Пациентам, которые могли передвигаться самостоятельно, было решено надеть зеленые повязки, тем, кто нуждался в помощи, – желтые. Красные повязки должны были означать, что их обладатели полностью зависят от других людей. У больных с РНРМ повязки были черные.

* * *

Главная сестра «Лайфкэр» Джина Избелл и старшая медсестра Тереза Мендес выбрались из прохлады салона автомобиля, чтобы вернуться на работу, на седьмой этаж больницы. Избелл имела при себе медицинскую карту умершего у нее на руках Джона Рассела. Она передала ее молодому темноволосому врачу, которого часто видела на этаже «Лайфкэр», доктору Рою Кулотте – тому самому, который, заботясь о безопасности своей бабушки, привез ее в больницу и доверил на время урагана заботам медсестер «Лайфкэр». Кулотта работал в больнице пульмонологом и «унаследовал» больных Эвина Кука, который менее чем за год до этого перестал заниматься клинической практикой. Избелл сообщила Кулотте, что Джон Рассел умер на втором этаже и его тело отнесли в часовню.

Хотя было еще только раннее утро, к тому времени, когда Избелл вернулась на седьмой этаж, медсестры и волонтеры уже успели пересадить многих больных в инвалидные кресла и подкатить к лестнице. Предполагалось, что вскоре прибудут лодки, которые доставят пациентов в незатопленные районы. Согласно плану, больные должны были дожидаться их на пандусе у входа в приемное отделение. Хотя Избелл и не спала всю ночь, примерно в девять тридцать она отправилась вниз, чтобы проверить, все ли там в порядке.

* * *

Услышав необычайно громкий в царившей вокруг тишине рев моторов, десятки обитателей Мемориала бросились к окнам. В толпе, собравшейся на частично затопленном подъездном пандусе со стороны Клара-стрит, послышались радостные крики и аплодисменты. Наконец-то пришло избавление!

«Слава богу! – воскликнул кто-то при виде двух плоскодонных аэроглиссеров. Они направлялись к больнице, движимые установленными на корме двигателями с огромными пропеллерами. – Как вы узнали, что мы здесь?»

«А где вы еще можете быть, черт побери, – подумала Сандра Леблан, сидевшая в одной из лодок. – Ведь больница стоит на углу Наполеон-авеню и Клара-стрит уже семьдесят девять лет».

Ярко-желтая бейсболка Сандры с символикой Университета штата Луизиана резко выделялась на металлическом сером фоне бортов судна. Сандра Леблан была парамедиком и координатором программы технологий экстренной медицинской помощи в колледже имени Элейн П. Нуньес в близлежащем городке Чалмет. Ее с мужем путешествие к Мемориалу, хотя оба прекрасно знали, где находится больница, обернулось настоящей одиссеей. Оно началось сутки назад, во вторник, после того, как супруги узнали о наводнении. Марк и Сандра сели в свой шестицилиндровый «Шевроле Сильверадо» и стартовали от дома одного из родственников на севере Луизианы, где они укрылись от урагана после эвакуации из Нового Орлеана. Их целью было спасти мать Марка, Веру Леблан, пациентку отделения «Лайфкэр» в Мемориале, и ее сиделку. Для этого было необходимо каким-то образом попасть в город. Первым делом они поехали в столицу штата Луизиана, город Батон-Руж. Там они зашли в Бюро по вопросам неотложной медицинской помощи, чтобы получить опознавательные значки волонтеров. Окна бюро, помещение которого было арендовано у организации «Миссия Джимми Сваггерта», выходили на огромную парковку, заполненную машинами «Скорой помощи» и медиками. Казалось, они не знали, что делать, и ждали указаний. Новый Орлеан находился в семидесяти пяти милях к юго-востоку.

Сандра имела некоторое отношение к работе госучреждений, поскольку как-то раз занималась организацией государственных экзаменов для специалистов по оказанию неотложной медицинской помощи. Она уверенно подошла к регистрационной стойке. Там ее попросили написать на листке бумаги свое имя и имя мужа. Она сделала это, хотя требование клерка ее несколько встревожило.

«Куда вы едете?» – спросил ее клерк за стойкой.

«А куда вы хотите нас отправить?» – в свою очередь поинтересовалась Сандра.

Клерк объяснил ей, что к западу от Нового Орлеана, на пересечении двух скоростных автострад, есть сборный пункт для эвакуированных. Сандра сказала, что они с мужем с удовольствием отправятся туда.

Значки волонтеров в бюро закончились, а Сандра опрометчиво оставила свои документы дома еще до урагана. Беспокоясь по поводу возможных блокпостов и проверок, Сандра и Марк погнали свой «Шевроле» в пожарное депо в сорока милях от Нового Орлеана в надежде смешаться там с командами спасателей. В депо супруги Леблан обнаружили десятки пожарных, но им пришлось провести целый день в ожидании отправки в Новый Орлеан вместе с экипажами, которым предстояло сменить проработавшие уже много часов бригады. Но вызовы все не поступали. Наконец, уже под вечер, несколько разочарованных пожарных во главе со своим начальником решили выехать в район сборного пункта для эвакуированных. Супруги Леблан присоединились к ним, и пожарные машины и катящий в одной группе с ними «Шевроле» беспрепятственно проследовали в сторону Нового Орлеана.

Через некоторое время они добрались до «клеверной» развязки на западной окраине Нового Орлеана, в районе бульвара Козуэй. Глазам супругов Леблан предстали тысячи людей, стоящих, сидящих и лежащих прямо на земле. Все вокруг было загромождено обломками и лежащими фонарными столбами – их повалили, чтобы вертолетам было легче садиться. Сандре все это показалось чем-то немыслимым, похожим на зону военных действий. Вместе с мужем она смотрела, как на развязку один за другим садятся вертолеты, высаживая на траву все новые порции беженцев.

Пилотам вертолетов было разрешено совершать заходы в зоны затопления – при условии, что они не будут задерживаться там надолго. Чиновникам удалось реализовать лишь половину плана, разработанного в ходе учений на случай чрезвычайных ситуаций: в частности, они не смогли обеспечить 600 автобусов и собрать 1200 водителей, необходимых для вывоза людей, эвакуированных и высаженных с вертолетов вблизи дорожных развязок.