Текст книги "Полюби лучшее в себе и худшее в других. Книга прощения, принятия и обретения спокойствия"

Сокрушение конкурентов

Конкуренция сегодня приравнивается к кровавому спорту, причем не только на игровом поле или ринге. Теоретик психоанализа Карен Хорни ввела понятие гиперконкуренции как невротической черты личности почти семьдесят лет назад. Она охарактеризовала гиперконкуренцию в качестве стратегии адаптации как «движение против людей» (в отличие от движения к людям или от них). Ее наблюдения получили очевидное подтверждение в нашей культуре. Бездумное следование установке «мы против них» привело к возникновению мира одиночек. Всегда найдется новый противник, против которого можно выступить, и мы попадаем в замкнутый круг, возвышаясь за счет других. Помню, как однажды я смотрела соревнования по танцам на льду во время зимних Олимпийских игр. Одна пара едва успела закончить свой замысловатый танец, как комментатор рявкнул: «Не хватает артистизма!» Хотя в нашей культуре повышение своего статуса за счет принижения усилий других представляется нормальным поведением, оно порождает ложное чувство превосходства. Напротив, взаимное уважение и признание достоинств соперника участниками соревнований вызывают чувство солидарности.

Однажды центр Insight Meditation Society проводил ретрит для членов правления, во время которого консультант, с которым мы работали, предложил нам одно упражнение. Разделившись на пары, мы играли в игру, напоминающую «крестики-нолики». Каждый игрок должен был подсчитать свои очки. Большинство из нас решили, что они соревнуются с партнером в том, кто наберет больше очков. Но у одной из пар возникла идея, что если они будут не соревноваться, а сотрудничать и объединят свои очки, то их общий результат будет больше, чем у всех остальных. В отличие от остальных, предполагавших, что в каждой паре есть победитель и проигравший, эта пара решила не сражаться друг с другом. Они обошли по очкам всех остальных, потому что решили работать сообща.

Конкуренция естественна, это часть человеческого арсенала выживания, но, когда она порождает вражду, мы должны усомниться в ее месте в нашей жизни. Вот тут-то и приходит на помощь радость сопереживания, то есть радость от счастья других. Если мы находимся в состоянии соперничества, то, когда что-то хорошее происходит с другим, нам кажется, что это как-то ущемляет нас. На самом деле это, конечно, не так, но ревность и зависть затуманивают наши суждения. Даже если мы не соревнуемся, дух соперничества заставляет нас чувствовать обратное.

Однако если относиться к успехам других людей с радостью сопереживания, то можно искренне и от всей души радоваться их удаче. Вместо того чтобы терзаться бесплодными мыслями типа: «Ну почему это досталось тебе, а не мне?! Оно должно было стать моим!», мы можем принять тот факт, что «это» никогда не было нашим, и порадоваться успеху другого человека. Если мы подходим к жизни с позиции нехватки, замечая лишь то, чего нам недостает, а не то, чем мы обладаем, то любой, у кого есть желаемое нами, становится врагом. Но если мы умеем радоваться счастью других людей, то понимаем, что радость и удовлетворение – это не конечные величины, за которые нужно хвататься, пока есть возможность. Они всегда доступны, потому что это внутренние качества, которые появляются естественным образом, если дать им волю.

Доступный путь к радости сопереживания лежит через сострадание, или через отклик сердца в ответ на боль или страдания с желанием облегчить эти страдания. Сострадание – это энергетически заряженное и мощное чувство. Как говорил буддийский монах Ньянапоника Тхера, «именно сострадание поднимает тяжелую решетку, открывает дверь к свободе, делает узкое сердце широким, как мир. Сострадание устраняет из сердца лежащий на нем груз, парализующую тяжесть; оно дает крылья тем, кто привязан к оковам своего „я“»[2]2
  Ньянапоника Тхера, «Четыре возвышенных состояния», Access to Insight, 4 апреля 2011, http://www, accesstoinsight.org/lib/authors/nyanapon-ika/wheel006.html.


[Закрыть]. Внимательно присмотревшись к жизни того, кого мы считаем соперником, мы обязательно увидим трудности, выпавшие на его долю, или поймем, насколько непрочным может быть положение и успех. Когда мы можем соприкоснуться со страданиями предполагаемого противника, победа или поражение кажутся уже не столь важными.

Если мы подходим к жизни с позиции нехватки, замечая лишь то, чего нам недостает, а не то, чем мы обладаем, то любой, у кого есть желаемое нами, становится врагом.

Несколько лет назад я вела группу медитации в одной из начальных школ Вашингтона. Стены школьных коридоров были исписаны заповедями: «Относитесь к людям так, как вы хотели бы, чтобы относились к вам», «Играйте честно», «Не причиняйте боль другим ни внутри, ни снаружи».

Однако меня зацепила следующая фраза: «Все могут играть». Теперь «Все могут играть» – это заповедь, по которой я живу. Мы можем не соглашаться друг с другом. Мы можем спорить. Мы можем соперничать. Но все могут играть, несмотря ни на что. Мы все заслуживаем шанс на жизнь.

То, что мы воспринимаем кого-то как врага, зависит от нашего взаимодействия с ним в прошлом. Наше представление о нем редко бывает объективным отражением его качеств, скорее проекцией нашего собственного отношения. Положим, кто-то причинил нам вред в прошлом, и теперь мы его опасаемся. А может, это мы доставили неприятности кому-то, и теперь он зол на нас. У нас есть мысленный шаблон того, что мы считаем вредным, опасным и пугающим, и вольно или невольно мы проецируем его на людей, превращая их во врагов. Если кто-то выглядит отталкивающе или пугающе и при этом соответствует нашему мысленному образу носителя угрозы, то мы воображаем, что он и впрямь может нам навредить, и держимся от него подальше. А если избавиться от него не удается, нас охватывает тревога и ярость, что еще больше подкрепляет наше представление о нем как о враге.

Если кто-то Выглядит отталкивающе или пугающе и при этом соответствует нашему мысленному образу носителя угрозы, то мы воображаем, что он и впрямь может нам навредить, и держимся от него подальше.

Мало кто готов признать, что хоть как-то ответственен за появление у него врагов. В конце концов это же не его автомобиль запер соседские во дворе дома. И не он распускает злобные сплетни о знакомых, и не он радуется от того, что уводит клиентов у своего коллеги. Но если он хочет избавиться от врагов или хотя бы лишить их власти над собой, ему придется признать свою причастность к возникновению вражды.

Каждый из нас может казаться кому-то отталкивающим и вредным, а кому-то – привлекательным и полезным. Подумайте о дорогом вам человеке, и если вы постараетесь, то наверняка вспомните о случаях, когда он доставил вам неприятности, пусть невольно, или когда вы злились на него, или он злился на вас.

Значит, «враг» – это не выжженное клеймо, не ярлык, навсегда прикрепленный к тому, кто, как нам кажется, причинил нам вред. Это временная характеристика, которую мы присваиваем людям, когда они не делают того, чего мы хотим, или делают то, чего мы не хотим. Но что бы ни делали другие, создание врагов всегда выходит нам боком.

Создание врагов

Любой человек, воспитываемый в христианской вере, сталкивается с заповедью «Возлюби ближнего твоего, как самого себя» и неизбежно задается вопросом: «Но как?»

В самом деле, как? Что, если вы на самом деле ненавидите своего ближнего, или боитесь его, или просто находите его непривлекательным? Что если вы на самом деле ненавидите себя или не находите ничего хорошего в своих поступках, когда оцениваете прожитый день? Что если слишком часто, сталкиваясь с явно недоброжелательным миром, вам приходится защищаться, отвечать на нападки или страдать от изоляции и одиночества? Мы можем начать разгадывать эту реакцию, обратив внимание на свое научение.

Нам свойственно стремление разделять людей на противоположные категории. Стереотипизация – это эволюционный механизм, призванный обеспечить выживание индивида в опасном мире. Мы пытаемся справиться с хаотичной жизнью, создавая упорядоченную систему узнаваемых типажей, наделенных определенными чертами, которые, однако, слабо связаны между собой. Затем мы переносим наши предвзятые типологии на всех представителей того или иного класса, группы или нации.

Проблема заключается в том, что, распределив всех по категориям, мы не желаем смотреть дальше этих ярлыков. Обычно мы определяем собственную группу как норму, как «своих», а всех остальных – как «чужих». Если мы берем собственную семью или социальную группу за образец, зачисляя при этом всех остальных в категории рангом пониже, это безусловно повышает наше чувство собственной значимости. Но это также фиксирует нас на мышлении «мы против них», практически гарантируя нам постоянное наличие врагов.

Обычно мы определяем собственную группу как норму, как «своих», а всех остальных – как «чужих».

Близкое общение может остановить этот цикл создания врагов. Недавнее исследование предрассудков показало, что взаимное доверие может возникнуть и распространиться между различными расовыми группами так же быстро, как и подозрительность[3]3
  Tolerance over Race Can Spread, Studies Find, The New York Times, 6 ноября 2008 г., http://www.nytimes.com.


[Закрыть]. Благодаря так называемому «эффекту длительного контакта» дружелюбие распространяется среди враждующих групп подобно благотворному вирусу. Этот эффект настолько силен, что, по мнению исследователей из Массачусетского университета, предвзятость может исчезнуть в считанные часы. Ключевым моментом является мирное общение с «чужим», «врагом». В качестве примера можно привести палестино-еврейский летний лагерь Oseh Shalom-Sanea al-Salam, позволяющий еврейской и арабской молодежи и их семьям проводить время вместе, участвуя в совместных мероприятиях и диалоге в окружении природы. Такие организации дают представление о том, как можно разработать более масштабные инициативы по разрушению стены «мы против них».

Если мы надеемся избавиться от предрассудков, мы должны быть способны шире смотреть на мир. Архиепископ Десмонд Туту знакомил Далай-ламу с основами христианства, а тот в свою очередь говорил с архиепископом о буддизме. Ни один из этих духовных мастеров не стремился обратить другого в свою веру, и им не нужно было соглашаться друг с другом, чтобы почувствовать связь. Каждый из них хранил верность своим традициям, вероисповеданию и народу, но они были очень хорошими друзьями, которых не сковывал жесткий выбор «или-или».

Творить добро – вот лучший способ расширить свои мысленные горизонты и преодолеть преграду «мы против них». Достаточно поработать волонтером в благотворительной столовой или доброжелательно пообщаться со своими соседями, чтобы перестать видеть в них чужаков. Приподнимаясь над своими эгоистическими интересами, «выключая Я и включая

Творить добро – вот лучший способ расширить свои мысленные горизонты и преодолеть преграду «мы против них».

Мы», как говорит Джонатан Хайдт, мы побеждаем отчуждение с помощью простого человеческого общения. И вот уже, в духе заповеди «Возлюби ближнего твоего, как самого себя», все больше и больше людей начинают казаться нам ближними, и мы на деле учимся их любить.

Как только мы делим мир на «нас» и «них», на «своих» и «чужих», среди «чужих» оказывается полно потенциальных врагов. Даже те, кого мы сейчас причисляем к «своим», впоследствии могут превратиться во врагов. Стоит им доставить нам малейший ущерб или неудовольствие, как мы тут же начнем их бояться и недолюбливать.

Таким образом, работа с внешними врагами заключается в том, чтобы отнестись к ним как к людям и посмотреть на себя с их точки зрения, осознавая свои предрассудки и интересы и понимая, что наши враги действуют исходя из своих собственных предрассудков и интересов. Упражнение «Работа с внешним врагом», приведенное в Приложении на стр. 222, покажет вам, как вы создаете внешних врагов и как обратить этот процесс вспять.

Если разобраться, внешний враг – это отвлекающий маневр. Сосредоточившись на ком-то, кто, как нам кажется, плохо к нам относится, мы можем не заметить настоящего врага, врага внутри нас. Но когда мы принимаем ненависть врага как вызов, он становится толчком к нашему собственному росту – даром, пробуждающим нас от спячки самодовольства.

Сила прощения

Как простить тех, кто причинил нам боль? Как можно примириться с теми, кто нанес обиду нам самим или нашим близким, или с теми, кто сознательно творит насилие? Обязательно ли прощение во всех случаях? Или же прощение – это духовный подвиг, к которому мы стремимся, но почти никогда не достигаем его, не в силах простить обиды или оставить прошлое позади?

На эти вопросы нет простых ответов, Не стоит относиться к прощению сентиментально: зачастую это сложная, запутанная духовная практика, требующая от нас выхода за рамки глубокого, но саморазрушительного переживания; это как проглотить горькую пилюлю. Более того, мы часто употребляем слово «прощение» в контексте долженствования, делая процесс обязательным и трудным. Например, нам внушают, что пока мы не простим, нам не удастся исцелиться. Мы забываем, что прощение – это процесс горевания, который часто включает в себя выражение негативных эмоций, особенно разочарования и гнева. Бесполезно пытаться избежать этих болезненных чувств. Неискреннее, вынужденное или преждевременное прощение может нанести больший психологический ущерб, чем подлинная горечь и гнев.

Хелен Уитни, режиссер документального фильма «Прощение: время любить и время ненавидеть», сказала: «Мы говорим о прощении в единственном числе. Вместо этого мы должны говорить о прощениях. Существует столько же способов простить, сколько и людей, нуждающихся в прощении. В нашей культуре принято рассматривать прощение как единую, всеми желаемую вещь. Но прощение – это нечто более сложное».

Это важно понимать. Как и любая другая форма исцеления, прощение имеет свою временную шкалу, и его не следует торопить или форсировать. Мы не можем заставить себя простить, так же как не можем заставить себя забыть. Что мы можем сделать, так это создать условия, необходимые для прощения, начиная с полного признания ситуации и своих чувств. Пока мы сами не признаем свою боль или обиду, нельзя надеяться на то, что они останутся в прошлом. Воспитанные на представлении о том, что прощение – это бескорыстный акт, совершаемый ради других за свой счет, мы забываем, что сострадание начинается внутри и что, прежде чем открыть свое сердце для других, мы должны залечить свои собственные раны.

Многие люди путают прощение с бескорыстием и удивляются, почему у них не получается прощать. Пытаясь отбросить собственные переживания и «поступить правильно», многие люди с самими лучшими намерениями обнаруживают, что они не могут простить, если забывают о самих себе. Когда мы понимаем прощение как сострадательный акт по отношению к себе, который мы распространяем на других по мере наших возможностей, мы начинаем понимать, что Хелен Уитни имеет в виду, говоря о «прощениях» во множественном числе. Каждая ситуация требует своего искусного разрешения. Если мы будем ждать, пока наши мотивы станут абсолютно чисты, а остаточные чувства уйдут в прошлое, то, скорее всего, мы мало что простим в своей жизни. С другой стороны, когда мы рассматриваем прощение как инструмент выживания, а также как духовный акт, наши требования и ожидания от себя уменьшаются до более реалистичных величин.

Независимо от того, считаем ли мы некоторые поступки непростительными или нет, несомненно, что некоторые из них имеют такие последствия, что их нелегко взять и простить. Но это не означает, что мы не можем подняться над действиями наших врагов. Как сказал один человек, переживший холокост: «Я никогда этого не забуду и никогда не прощу. Но я воспитал своих детей так, чтобы они любили, а не ненавидели».

Стремление после пережитой травмы научить своих детей любить, а не ненавидеть является свидетельством врожденной человеческой доброты.

Я знаю многих людей, познавших насилие в своей жизни: у меня есть друг, чей племянник был убит; и друг, чья племянница была убита; и друг, чья дочь была убита; я знакома со множеством людей, которые сбежали из абьюзивных отношений, или во взрослом и даже детском возрасте пережили сексуальное насилие. От них я узнала, что, имея дело с нашими врагами, мы не должны становиться одержимыми одной мыслью «ангелами мести» с очерствевшими сердцами; мы не должны посвящать остаток своей жизни уничтожению тех, кто причинил нам зло. Они показали мне, что, вместо того чтобы зацикливаться на мести, мы можем посвятить свою жизнь заботе: о детях, о женщинах, о стариках – обо всех, кто уязвим и нуждается в этом.

Мы не можем заставить себя простить, так же как не можем заставить себя забыть. Что мы можем сделать, так это создать условия, необходимые для прощения, начиная с полного признания ситуации и своих чувств.

Они научили меня тому, что наша жизнь не обязательно должна быть посвящена тому, чтобы свести счеты с обидчиками. Если мы сможем справиться с желанием отомстить и не будем зацикливаться на гневе, то познаем целебную силу сострадания. Сила сострадания возвращает нас к жизни, открытости, обновлению и любви. Именно так наши враги становятся нашими величайшими духовными учителями.

Сила сострадания возвращает нас к жизни, открытости, обновлению и любви.

Глава 2
Победа над внутренним врагом

В жизни бывает много случаев, когда мы просто не можем держать себя в руках. На нас могут напасть, спровоцировать, и тогда бурная ответная реакция – это единственный способ не дать страху уничтожить нас в сложной ситуации. Не смиряясь с нападками на себя или своих близких, мы выходим из себя. Иногда наши пылкие действия вроде бы помогают получить желаемый результат. Но и тогда мы быстро теряем силы и понимаем, что наша чрезмерная реакция приведет к еще большим проблемам в дальнейшем, что мы потеряли потенциального друга и завели еще более опасного потенциального врага. По мере того как мы взрослеем и накапливаем негативный опыт, связанный со вспышками гнева, мы учимся управлять своими эмоциональными реакциями. Устав подчиняться неконтролируемым внутренним порывам, мы решаем, что должны быть хозяевами своих эмоций, а не наоборот. Тогда мы готовы к встрече с нашими внутренними врагами.

Имя им легион, всем этим владеющим нашим разумом разрушительным силам, включая навязчивое желание, жгучий гнев, всепоглощающую зависть, изматывающий дух соперничества, слепую гордыню, упрямое заблуждение и самодовольную убежденность. Овладевая нами изнутри, будто бы насыщая нас на время энергией и делая мощнее, эти силы вызывают привыкание и быстро подводят нас, оставляя беззащитными в жизненных неурядицах. Обозначающее эти эмоции буддийское слово (санскритское klesha, палийское kilesa) происходит от глагольного корня klish-, что означает «выкручивать» или «мучить». Они неизменно причиняют нам вред, и поэтому мы без сомнения должны видеть в них врага.

По мере того как мы взрослеем и накапливаем негативный опыт, обязанный со вспышками гнева, мы учимся управлять своими эмоциональными реакциями.

Среди них гнев – это главный внутренний враг. Он невообразимо разрушителен. Один из моих буддийских учителей, Тара Тулку, говорил, что самый важный компонент ядерной бомбы – это гнев, питаемый ненавистью. То, что побуждает человека нажать на кнопку, повернуть ключ, спустить курок оружия невообразимой разрушительной мощи – это мышление, построенное на ненависти, перерастающей в гнев. Важно осознать, что если принять во внимание последовательное зарождение действия, то мысль – это и есть действие. Она не только вызывает физическое действие, но и является физическим действием, сколь бы нематериальной она ни была. Она имеет последствия в физическом мире и формирует положительные или отрицательные эволюционные изменения в жизни того, кто производит это действие в уме. Действительно, исходя из понимания того, что мысль является самым мощным действием из всех, духовные и психологические традиции всего мира опираются на ментальные науки, чтобы уменьшить влияние негативных мыслей и сформировать позитивное мышление.

Гнев возникает тогда, когда нарастающее раздражение, досада и разочарование перерастают в агрессию по отношению к предполагаемому источнику этих чувств.

Гнев – это желание уничтожить цель. Это горячая вспышка разрушительного импульса, который часто заставляет людей срываться и безрассудно убивать, уничтожать окружающую среду, разрушать сам образ жизни тех, кто воспринимается ими как враг. В буддийских учениях говорится, что одно мгновение ненависти к просветленному существу порождает бесконечность негативных последствий, навечно ввергая ненавидящего человека в ад.

Гнев подобен сильной зависимости. Он может превратиться в состояние души и способ поведения в мире. Но если мы хотим обрести мир, мы должны отнестись к ненависти и гневу как потенциально смертельно опасным болезням, от которых необходимо избавиться. А для этого нам надо, подобно людям, страдающим от зависимостей, полностью осознать их разрушительную силу.

Нас не должна вводить в заблуждение мысль о том, что иногда гнев играет положительную роль, например, подталкивая нас выступить против несправедливости. И впрямь, жесткое осуждение и субъективная оценка того, что есть несправедливость, могут вдохновить нас на борьбу с ней, но если ей сопутствует гнев, то он, как правило, лишь делает эти действия неэффективными. Однако именно такого рода оправдания и заставляют нас пестовать свои зависимости. Это все равно что сказать: раз героин иногда используется в паллиативной помощи умирающим, значит, зависимость от него не так уж и плоха. Мы должны признать, что гнев и ненависть не служат никакой полезной цели, что они категорически разрушительны, даже если иногда их вредное воздействие проявляется не сразу. Даже если мы убедились, что гнев вреден для нас, как и любая другая зависимость, для того чтобы решиться на окончательный отказ от него, необходимо точно знать, с чем мы имеем дело. Гнев возникает тогда, когда нарастающее раздражение, досада и разочарование перерастают в агрессию по отношению к предполагаемому источнику этих чувств. В порыве гнева мы перестаем быть хозяевами своих мыслей, речи и действий. Когда это происходит, мы не «выражаем свой гнев», как часто говорят для оправдания якобы здоровой разрядки, а становимся невольным орудием своего гнева. Не контролируя его, мы стали его проявлением. Кто бы стал так гневаться, если бы мог контролировать свои чувства и действовать разумно, даже когда цель раздражает? Разве мы не предпочли бы сохранить ясность суждения и свободу выбора в своих действиях? Злость или ненависть приводят к вспышкам ярости только тогда, когда мы полностью охвачены гневом и здравый смысл покидает нас. Такой гнев, подобный безумию, разрушает все на своем пути, и не в последнюю очередь наше собственное эмоциональное равновесие.

Если первым шагом на пути к избавлению от зависимости от гнева является принятие решения о необходимости разорвать этот порочный круг, то никто не поможет лучше, чем великий индийский мудрец VIII века Шантидэва, буддийский монах, изучавший сознание в знаменитой школе Наланда. Он известен в основном как автор «Бодхичарья-аватара» («Введения в путь бодхисаттвы») – практического текста, написанного на санскрите в стихах, который стал настолько популярен на Западе, что уже вышел в нескольких переводах на английский и другие европейские языки. Считается, что его учение о терпимости и сострадании содержит высшую буддийскую методику развития любви и сострадания ко всем существам.

В тибетской традиции считается, что это учение передается среди живых мастеров по линии, непрерывной со времен Будды и до наших дней, и Шантидэва был, пожалуй, самым красноречивым автором в этой цепочке. Нынешний четырнадцатый Далай-лама Тибета считается главным живым носителем этой ветки учения, и каждый, кто когда-либо был тронут лекциями Его Святейшества о сострадании, знаком с этой живой традицией[4]4
  На английском языке существует несколько толковых переводов руководства Шантидэвы. Книга Далай-ламы «Вспышка молнии во мраке ночи» является хорошим комментарием, а мои книги «Гнев» и «Бесконечная жизнь» можно считать комментариями к некоторым ключевым разделам его книги. – Прим, автора.


[Закрыть]. Шантидэва помогает нам мотивировать себя, убеждая, что гневаться – все равно что кусать руку, которая нас кормит: например, он сравнивает безумие ярости с вымещением своего гнева на бодхисаттве, существе, которое руководствуется только нашими интересами. Это откровенно саморазрушительно: зачем нам гневаться на того, кто желает нам только добра? Это все равно что гневаться на Иисуса, Марию, Моисея, Мухаммеда или даже на Бога – иными словами, злиться на существо, которое человек считает источником всех благ.

Гнев и ненависть связаны с тем, что многие считают высшим из зол. Во всех культурных представлениях дьявол – само воплощение зла – стремится причинить боль и мучения путем злонамеренных действий. А поскольку его мотивация причинять вред другим состоит из психических порывов гнева и ненависти, то очевидно, что такое зло коренится в гневе и ненависти, они и являются источником всех злых деяний. Согласно буддийской биологической теории кармы, пристрастие к гневу и ненависти приводит в конечном итоге к перерождению в одном из тридцати двух адов, которые описываются в литературе в самых устрашающих подробностях.

Гнев и ненависть хотят, чтобы их жертва испытывала боль и страдания, а любовь и сострадание – чтобы их возлюбленный испытывал радость и счастье. Абсолютной противоположностью гнева является любовь – искреннее желание, чтобы другие были счастливы. Но на стадии внутреннего врага, когда мы еще только учимся справляться со своей зависимостью от гнева, стремление к любви заводит нас слишком далеко. Нет смысла ожидать, что мы сразу же перейдем от гнева и ненависти к состраданию и любви. Терпение – это золотая середина, сосредоточие терпимости, сдержанности, а со временем и прощения. Мы все еще можем раздражаться, когда нам причиняют вред (или мы думаем, что нам причиняют вред), но мы не поддадимся злости до тех пор, пока можем мириться с раздражением, терпеливо относиться к вреду и вредителю, сдерживать желание отомстить и, возможно, даже простить нанесенную обиду. Терпение – это противоядие от гнева, и на основе терпения легко может возникнуть любовь как высшая противоположность ненависти. Итак, чтобы справиться с внутренним врагом, мы должны набраться терпения.