Текст книги "Цена любви"

ГЛАВА 19

В понедельник утром мы вернулись к бассейну, чтобы еще раз заснять тренировку пловцов. В толпе зрителей я заметила Стивена Брендона. Почему он до сих пор в Барселоне? Я старалась не смотреть на него… на загорелое, здоровое лицо, голубые глаза, лукавую улыбку. Нет, только не сейчас. Как я могла? Только не Стивен. Не этот преуспевающий мужчина, великолепный спортсмен, прототип американского мужа, о котором грезит каждая американская девушка. Уже одно это отталкивало меня. «Привязанность», – произнес он в самолете, а через три часа оказался в кафе с той немкой… кем бы она ни была… не отвечал на звонки, не явился на свидание в «Авенида Палас»…

– Привет, Элизабет, как дела? – раздался за спины поставленный журналистский голос Стивена.

– О, это вы, – ответила я, наблюдая за съемкой. – Мне казалось, вы давно уже улетели в Лос-Анджелес.

– Знаете, – улыбнулся он, – я так увлекся происходящим, что согласился поработать здесь как минимум еще неделю. Но хватит обо мне. Я слышал, ваш фильм отменен?

– Мой фильм снимается, и я здесь.

– Очень рад, потому что…

– Что произошло в «Авенида Палас»? – я с ходу спросила о главном.

– О, в тот день! Очень сожалею. Я оставил вам сообщение, разве вы не получили? Позвольте объясниться. Не дай вам Бог оказаться на пыльной испанской дороге без запасного колеса. Мы прошли много миль! Слава Богу, попался фермер с маленьким грузовичком, довез нас до населенного пункта, который он назвал городом, и какой-то парень продал нам колесо за сумму, во много раз большую стоимости аренды автомобиля. Это еще пустяк… Я бы заплатил больше, чтобы нас отвезли назад. Мы всю дорогу катили колесо!

Мне не передали сообщения. Ни к чему упоминать и о моих оставшихся без ответа звонках.

– Похоже, вы заняты, не буду вас отвлекать. Послушайте… вы позволите позвонить вам позже?

Он был просто воплощением вежливости.

– Звоните, если хотите.

– Отлично! Я правда рад, что мы встретить. Поговорим позже!

Очень сомневаюсь, что он позвонит.

– Пикник в Монсерра, – пригласил меня по телефону Стивен. – Зеленые зубчатые горы, великолепная архитектура монастыря бенедиктинцев, уникальная Черная Мадонна. Вы знаете, что именно там происходит действие вагнеровской оперы «Парсифаль»? Думаю, эта прекрасная поездка займет минимум времени. Устроите себе великолепный отдых посреди рабочего дня. Мне известно, как рано встают кинематографисты – в отличие от нас, телевизионщиков. Я заеду за вами и быстро доставлю назад.

– Пикник – это замечательно, – пришлось согласиться мне. Пожалуй, встречусь со Стивеном один раз и, вероятно, смогу забыть всю эту историю.

–Договорились. Завтра в три. – Стивен, похоже, уверен, что поездка доставит массу удовольствия. – Я позабочусь о пище. Вам останется лишь обеспечить свое присутствие.

– Ладно. Я захвачу вина.

– Чудесно, – закончил он. – Жду с нетерпением.

***

Мы ехали в маленьком «фиате» среди отвесных вершин Монсерра, погода стояла великолепная. Стивен сосредоточенно маневрировал по серпантину. Я краем глаза изучала его профиль. Сложная трасса полностью поглотила его внимание, и недавняя бравада в стиле Ретта Батлера куда-то исчезла.

– Вы были правы, просто потрясающе, – заметила я, кивнув на изумительную зелень вокруг.

Стоило мне только раскрыть рот, как Стивен тотчас превратился в Пола Ньюмена, небрежно снял руку с руля, откинулся на спинку сиденья… Стал человеком, который часто носится на бешеной скорости в спортивных автомобилях, чувствует себя уверенно и на трассах посложнее, а сейчас проявляет некоторую осторожность исключительно ради меня.

– Доверьтесь мне, – откликнулся он.

Мы выбрались на поросшее травой плато. Остановились на обочине и вышли полюбоваться острыми изрезанными вершинами, видом города и порта… Забавно, как быстро исчезают люди, когда смотришь с высоты.

– Вчера в комнате прессы только о вас и говорили, – начал Стивен. – О том, как вы выкупили права и взялись за работу. Да, у вас характер. А стиль в кинобизнесе напоминает об Уолл-стрит.

–Такой же упорный труд плюс преданность делу необходимы и лыжнику-олимпийцу.

– Видимо, это справедливо для большинства лыжников. Но у меня все было не совсем так, хотя результаты почти те же. Я был просто мальчишкой-бунтарем, преданным только свободе.

– И что же заставило вас упорно тренироваться?

– Этого не было. Скоростной спуск оказался для меня естественным занятием. В Колорадо мы ежедневно катались на лыжах, но я не стремился к победе, как другие парни. Скорее был поэтом, хотел попасть на вершину, в небо, оказаться среди снегов. Там чувствовал себя свободным.

– Вы бы не попали в американскую национальную сборную только благодаря поэтическому восприятию мира и стремлению к свободе, что-то должно было измениться внутри.

– В общем, что-то, конечно, изменилось. В шестнадцать мой отец сказал, что я должен повзрослеть и подумать о деловой карьере.

– Вы не согласились?

– Нет! Мой отец был банкиром, влиятельным человеком. Чем сильнее он толкал меня в сторону Гарварда и летней работы в банке, тем сильнее я бунтовал. В те шестидесятые годы все пели о свободе, перспектива просидеть всюжизнь в банке ужасала меня. Я в основном про водил время на склонах, с моими оценками меня бы не приняли в престижный колледж.

– Неужели Гарвард так плох?

– Для меня – да! Он олицетворял мир отца я был готов на все, лишь бы избежать такой участи. Я задыхался, но отец не отпускал меня. Мне надо было превзойти всех, чтобы вырваться на свободу. Например, попасть в олимпийскую команду. В конце концов он удовлетворился, что я стал Молодым Почетным Гражданином, и оставил меня в покое.

– Что случилось с поэтом?

– Он по-прежнему жив. Значительно позже, после смерти отца, мне удалось опубликовать некоторые стихотворения, написанные на горе. Забавно – мне помогли спортивные успехи. Я зачастую думаю об авторах, которые не могут пробиться, и о том, как мне повезло…

Стивен замолчал.

– Не знаю, почему я рассказываю вам все это. Странно, но мне почему-то кажется, что могу-что между нами возникло какое-то понимание.

Ну вот, опять, подумала я, поняв, как заинтересовала меня его история. Эта старая формула «мы встречались где-то раньше среди вечности». Нет уж, увольте.

– Такое впечатление, что мы знаем друг друга лучше, чем это возможно в данных обстоительствах – продолжил он в соответствии со сценарием. – И в самолете что-то ощущалось. Верно?

Он повернулся ко мне.

– М-м-м, – все, что я могла ответить. Право, уж эти мне мужчины! Но он живет в Калифорнии. Я искала оправдание тому, что звучало, как заученная фраза. Кажется, калифорнийцы весьма откровенны и восприимчивы к космическим связям.

– Довольно обо мне. – Стивена, похоже, смутила собственная открытость. – Как вы попали в кинематограф?

– Сначала я стала балериной. Таков мой путь к свободе. Мне нравилось это занятие больше всего на свете, но к двадцати пяти годам тело подвело. Травмы. Я отчаянно пыталась восстановить форму, но не смогла. Надо было что-то делать, и мне повезло.

– Мне следовало догадаться, что вы были танцовщицей. По вашей походке, длинным ногам, таким же, как у тех прекрасных девушек-лебедей, в которых я влюбился, попав старшеклассником на балет. Представляете, меня много лет преследовали фантазии по поводу этих лебедей.

– Значит ли это, что вы ответили бы на мои телефонные звонки, если бы знали, что я когда-то была лебедем?

– Какие телефонные звонки?

– Стивен, только не говорите, что не получали мои сообщения.

– Нет, хотя дочь справлялась каждый день где бы мы ни путешествовали. Вы действительно звонили, Элизабет?

– Да, звонила пару раз.

– Не могу поверить, что она так поступила. Бедная Дженн, она иногда бывает собственницей, но попытайтесь ее понять. Моя жена умерла, когда Дженн была еще маленькой.

– О, мне очень жаль.

– Да, Дженн – славная девочка, но я проявлял чрезмерную снисходительность. Испортил ее. Это моя вина.

– Где она сейчас?

– Я по-прежнему ее балую. Отправил в Париж с одноклассницей и ее семьей. Конечно, пришлось купить ей новый гардероб и множество туфель. Девчонки обожают туфли. Пусть почаще общается с ровесниками. И если уж они питают слабость к туфлям, то Дженн их получит.

– Воспользуйтесь теннисным лагерем. Мои подруги жалуются, что их дочери без ума от флоридского летнего лагеря, а зимой общаются только со своими нью-йоркскими партнерами по теннису и бредят Андре Агасси. Впрочем, по крайней мере не болтаются без дела.

– Наверно, есть такие спортивные дети, но Дженн не из их числа. Возможно, будь моя жена жива, она бы захотела, чтобы Дженн играла в теннис.

– Она была теннисисткой?

– Тони занималась всем. В школе была пловчихой. Это помимо лыж. Мы оба входили в олимпийскую сборную. Как родственные души, вместе открывали мир. Это было чем-то большим, нежели роман. Поженились очень молодыми. Затем Тони погибла, управляя маленьким самолетом в Хальстатте. Мне сказали, что она была одна, когда это случилось. Я просто умирал от горя…

Стивен снова замолчал.

– Право, не знаю, зачем я говорю вам все это. Извините, это не лучшая тема для мужчины на пикнике.

– Нет, пожалуйста, мне действительно интересно.

Вопреки моему желанию так оно и было. Может, он на самом деле не получал сообщений. Может, действительно не встретился со мной в «Авенида Палас» из-за спущенной шины. В любом случае день оказался прекрасным, и мы уже приехали сюда. Просто чудесная безмятежная пауза в безумном ритме съемок. Мы опустились на траву, вокруг поднимались эффектные изрезанные скалы.

Стивен достал из «фиата» большую корзинку и одеяло.

– Сейчас попробуем этих двухстворчатых моллюсков. Абсолютно свежие, я купил их на рынке сегодня утром и попросил гостиничного повара приготовить. Вот, – он открыл корзину, пахло божественно. – Кроме того, есть горный сливочный сыр с перцем, чудесный французский хлеб с симпатичной корочкой, самые красные яблоки, какие только вам доводилось видеть; вы наверняка еще не пробовали эту сладкую и восхитительную клубнику. Люблю рынок Бокериа. Я едва не скупил его весь.

Выкладывая еду на яркую зеленую салфетку, Стивен словно демонстрировал драгоценности; сокровища рынка пробуждали радость. Может, это шаги опытного мужчины по накатанной дорожке соблазнения, ведущей от ленча к постели? Или он искренне заботится?

– А вот и питье, – сказала я, смущенно вытаскивая из бумажного пакета ординарное вино.

– Чудесно, Элизабет. Позвольте, я положу в сухой лед.

– Продумано до мелочей. Очень мило с вашей стороны.

– Я же говорил вам в самолете, – шутливым тоном произнес Стивен, – возможно, вы составите счастье всей моей жизни.

Почему он по-прежнему изъясняется фразами из мыльных опер?

– Судя по тому, что я читала и слышала о вас, знаменитых холостяках, подобное счастье вы переживаете слишком часто.

– Это выдумки средств массовой информации, – улыбнулся Стивен. Потом вдруг улыбка слетела с лица. – Могу лишь повторить: я нуждаюсь в настоящих чувствах.

Нет! Это было бы слишком идеально, слишком своевременно; он чересчур хорош в лучах солнца. Совершенный роман из фантазий Бетти. Подобные романы всегда оборачивались всего лишь сексуальным контактом. Нельзя допустить повторения, даже если все его слова – абсолютная правда.

– О да, – насмешливо парировала я, – соблазнение продолжается.

Мне показалось или мое замечание действительно огорчило Стивена? Он потянулся за бутылкой и стал вытаскивать пробку. Затем в упор посмотрел на меня.

– Как идет работа над фильмом?

Слова звучали как-то по-другому, безлично.

– Отлично. Еще пару недель, и я вернусь в Нью-Йорк и займусь монтажом.

Стивен теперь говорил только о работе, я избегала всего, что могло привести к любовной теме. Мы играли роли американцев, работающих в чужой стране, наслаждаясь ничего не значащей болтовней. В шесть часов вечера нам пришлось отправиться в город на запланированные встречи.

На обратном пути дорога показалась гораздо круче.

– Не беспокойтесь, у меня большая практика в скоростном спуске с гор, – насмешливо заверил Стивен, сжав руль на очередном вираже. – И мне доводилось ездить по Тихоокеанскому шоссе. – Теперь он манипулировал одной рукой. – Вы там бывали? Это настоящий серпантин.

– Нет. В Калифорнии я всегда пользуюсь самолетами. У меня никогда не хватало времени проехать по этой трассе.

– О, там стоит побывать. Получите массу удовольствия. Дорога идет вдоль океана. Волны подбираются к колесам, из воды торчат белые скалы. Настоящая Калифорния. Как только приедете туда в следующий раз, позвоните, я буду вашим гидом. Остановимся на ленч в Кармеле и съедим десерт в Монтерее.

– Звучит заманчиво, – бросила я небрежно, словно отвечала на приглашение, зная, что в дальнейшем оно не будет повторено.

– Послушайте, зачем ждать так долго? – Стивен прошел поворот, едва касаясь руля. – В пятницу я закончу работу здесь и поеду в Коста-Брава – Дикий Берег. Великолепное место, к тому же у меня превосходная идея. Почему бы нам не поехать вместе? Самолет вылетает в воскресенье, вы успеете выспаться и продолжить работу в понедельник.

Я не знала, что и сказать.

– Спать будем в разных комнатах, – быстро добавил он. – Послушайте, вы отлично проведете время!

– Хорошо. – Я пообещала себе, что ни при каких обстоятельствах не стану заниматься с ним любовью. Может, он говорил правду, утверждая, что все его романы – всего лишь фантазии журналистов. Как знать? Масса желанных мужчин на самом деле однолюбы. В конце концов, если смотреть правде в глаза, я тоже одна.

– Значит, договорились? – уточнил Стивен.

– Хорошо, почему бы и нет, – мне просто было нечего терять.

ГЛАВА 20

Расставшись с Брендоном, я снова засомневалась… Известный бабник! Но он не производил такого впечатления… Я лучше кого-либо знакома с репортерскими «утками». Я напряженно работаю дома, никакой «личной жизни», однако что только обо мне не говорят! Можно подумать…

Наконец в пятницу, для поддержания светской жизни и разрушения образа суперженщины-трудоголика, я освободилась до окончания рабочего дня и поспешила в отель собрать вещи для поездки в Коста-Брава. Времени было мало, весь мой гардероб состоял из обрезанных джинсов, топика, кроссовок и бейсбольной кепки, с раннего утра защищавшей от жаркого солнца во время съемок; я сунула также пару джинсов для прохладных вечеров, несколько чистых футболок и майку лавандового цвета с вырезом на плече. Стивен приехал вовремя в белоснежной рубашке с голубыми полосками: рукава аккуратно закатаны до локтей, джинсы недавно выстираны и выглажены, имбирного цвета мокасины. Он очаровательно улыбался. Я бросила свой тощий рюкзак на заднее сиденье сверкающего желтого джипа и села рядом с журналистом.

– Выглядишь просто потрясающе, – он неожиданно перешел на «ты». – Только тебе больше подошла бы кепка с буквами «JIA». В следующий раз я подарю тебе шляпу с рекламой «Доджерс»… Смотришься великолепно… Я чень рад, что ты смогла поехать.

– Благодарю за комплимент. Я тоже рада, что выбралась. И не думала, что мне удастся, неделя была кошмарная.

– Да, дела здесь не всегда идут так гладко, как дома, – он улыбнулся, словно всю неделю занимался киносъемкой в чужой стране.

– Каждый день какие-то сюрпризы, – призналась я. – Пришлось переписать сценарий, потому что заказанные вещи не привезли, декорации не подготовили или техники с актерами не вышли на работу. Тем не менее материал получился великолепный, естественный! Все участники съемок потрудились на славу, и я рада, что работа закончена!

– Похоже, у меня аналогичный случай. Материал неплохой, я тоже доволен.

Мы рассмеялись. Стивен вел себя, как будто мы давным-давно знакомы.

– Знаешь, – я наконец расслабилась, – я долго жила в Барселоне, но никогда не ездила в Коста-Брава.

– Надо же, а я и не знал. Мне и самому когда-то давно довелось почти что жить тут. Испания всегда влекла меня. А когда ты здесь жила?

– Когда танцевала. Поступила в гастролирующую европейскую балетную труппу. Труппа, закончив выступления в Барселоне, отправилась в Париж. Я же осталась здесь и стала танцевать в оперном театре. Мне только исполнилось девятнадцать.

– Должно быть, тебе понравилось в Барселоне, если ты отказалась от Парижа. И что ты чувствовала, танцуя здесь? Вероятно, нечто волнительное для юной девушки. Что ты делала?

– Я бы рассказала, если бы не моя усталость. – Зачем затрагивать эту тему? Вдруг он знает о Бетти? Обо всех ее любовниках… Сколько их было? Что если он знает о сексуальной акробатике, которую она постигла в Барселоне… впрочем, нет… Я всегда была с ней знакома… Меня прекрасно обучили раньше…

– Пожалуйста, не стоит разговаривать только из уважения ко мне. Откинься на спинку сиденья, отдыхай. За уик-энд мы вдоволь наговоримся.

Должно быть, когда я находилась здесь, Стивен катался на лыжах в Америке… Со своей молодой женой… Здоровая любящая пара… блестящие молодые американцы…

– Коста-Брава сейчас совсем не та, нежели в твои балетные годы, – заявил Стивен. – Теперь тут масса отелей и людей, как на любом другом прибрежном курорте. Но я покажу тебе мои любимые места, где скалы слишком отвесны, чтобы строить отели, а пляжи чересчур каменисты для туристов. В окрестностях только старая маврская крепость и несколько древних замков на скалах.

– Там так пустынно?

– Ну… кажется, есть еще четырехзвездочный отель для любителей гольфа, где-то в долине возле рыбацкой деревни. Его построили на тот случай, если кому-то захочется цивилизации.

– Звучит заманчиво, – я улыбнулась. – Мне всегда нравилась природа, но только сейчас, на съемках, появилась возможность наслаждаться ею. Я всегда была жертвой великих нью-йоркских застенков.

Мы мчались на север, проезжая скалы Коста-Врава. По сторонам мелькали плотно расставленные белые отели, отдыхающие в купальных костюмах, пляжные пиццерии и магазины летней одежды; вдали искрилось бирюзовое море. Горы, покрытые густой голубовато-зеленой растительностью. Деревья отбрасывали зеленоватые тени на ровный золотистый песок. Стивен убрал козырьки на лобовом стекле джипа; мы буквально купались в солнечном свете.

– Держись, – предупредил журналист. – Дорога неровная и опасная.

Он взялся за руль обеими руками; очевидно, не шутит, подумала я и только успела вцепиться в ручку, как машина здорово подпрыгнула. Еще чуть-чуть, и я вылетела бы из джипа.

Он засмеялся.

– Знаю, похоже, что я специально везу тебя по ухабам, но поверь, это не так.

– Правда?

Мы смеялись и подпрыгивали, как в маленьком автомобильчике на аттракционах. Дорога проходила среди скалистого серого ландшафта наподобие лунного; призрачные облака закрывали вершины гор. Внизу нростирались остроконечные белые коралловые рифы, выступая из воды, которая постоянно меняла цвет.

– Неземной пейзаж, – заметила Элизабет. – Хорошо бы запомнить это место. Вдруг буду когда-нибудь снимать научно-фантастический фильм.

– Никаких проблем. Сейчас сделаю для тебя несколько снимков, в нужный момент они окажутся под рукой. Там, сзади, как раз скучает новый «Никон» – дожидается подходящего случая.

Стивен остановил джип, и мы залюбовались далекой серебристо-зеленой оливковой рощей. За ней низкое предвечернее солнце словно позолотой покрывало маленькую маврскую деревушку.

– Как насчет коктейля в лучах заходящего солнца?

Сделав снимки, Стивен съехал на обочину.

– Здорово, Стивен!

Он сунул руку в холодильник, вытащил оттуда два ледяных бокала и бутылку лимонного «Абсолюта». Помог мне выйти из джипа.

– Теперь надо найти симпатичный ровный камень, – сказал он.

Примостившись на скале, мы любовались красками заката. Бирюзовый и оранжевый тона сливались у линии горизонта в один мистический луч. Выступавшие из воды лунные скалы красноватыми драконами охраняли до рассвета одинокие корабли.

– Давай продолжим путь, пока солнце еще не скрылось. – Стивен забрал бокалы. – Оно ыстро опускается за горизонт. Затем все станет черным. К тому же я проголодался. А ты?

– Просто умираю от голода.

– Еще пара виражей, и мы – у маяка. Там чудесный баскский ресторан. Тебе понравится!

– Отлично! Как тебе удается так хорошо ориентироваться?

– В горах я чувствую себя как дома, – улыбнулся он. – У меня свой подход.

– Похоже, так оно и есть.

Вскоре радушный хозяин ресторана усадил нас в своем заведении, слишком удаленном от отелей, чтобы приносить серьезную прибыль. Лишь за одним столиком сидели посетители. Нам подали выдержанное красное вино, свежих креветок и хрустящий хлеб. Кушанье божественно пахло чесноком.

– Попробуйте фирменное блюдо – тушеную рыбу в белом вине, – предложил хозяин.

– С удовольствием, – хором согласились мы.

– Но должен предупредить, на приготовление уйдет какое-то время, – произнес он. – Ведь вы, американцы, всегда… спешите, спешите.

– Только не этот американец, – заверил Стивен. – Я из Калифорнии. Спросите мою подругу из Нью-Йорка.

– Только не в этот уик-энд, – подтвердила я.

– Тогда все в порядке.

– Absolutamente. – Стивен поднял руки, чтобы выказать нашу готовность подождать.

– Великолепно.

Хозяин обрадовался тому, что мы отведаем жемчужину морской кухни.

Давненько уже мне не доводилось так отдыхать. Откинувшись на спинку стула, я отдавала должное манерам Стивена, его внешности.

– Пожалуйста, расскажи мне еще о горных лыясах.

– Хорошо, если поведаешь, как ты танцевала в Барселоне.

– Предлагаю сделку, – уклончиво ответила я. – Сегодня ты делишься воспоминаниями, а завтра я.

«Надо быть осторожной, – подумала я… – С ним мне слишком комфортно… Он может нарушить все мои планы… »

– Времени полно, – закончила я. – К тому же ты обещал.

– О'кей, пожалуй, начну, – великодушно согласился Стивен, когда довольный хозяин снова наполнил наши бокалы, убрал крошки с клетчатой скатерти и принес свежий паштет собственного приготовления – рыба еще готовилась.

– Ты когда-нибудь спускалась на лыжах с горы, Элизабет? – с воодушевлением поинтересовался Стивен.

– Нет, но хотелось бы попробовать.

– Ты, наверное, все равно сумеешь понять, что значили для меля горные лыжи. Они дарили мне свободу. На лыжах я совершенно не испытывал страха. В детстве мне казалось, что Бог одарил меня волшебной горой. Только меня одного. Я до сих пор иногда испытываю это ощущение.

Удивительно, но он делился со мной такими ощущениями! Стивен замолчал и посмотрел на меня, решая, стоит ли продолжать.

– Пожалуйста, продолжай, – попросила я.

Он задумался, потом вздохнул и продолжил:

– Думаю, многие парни, жившие в такой же среде, что и я, строгих религиозных правил, с отцами семейств, работавшими в крупных компаниях или банках, как мой… видели в своих отцах тиранов. До тринадцати лет я вечно испытывал страх, нервничал. Обстановка дома была ужасной. Я постоянно боялся отца. Этот человек смахивал на медведя. Не знаю, способны ли девушки понять отношения отца и сына. Изначально от мальчика ждут, что он будет похож на отца. У тебя есть братья, Элизабет?

– Нет, и я мало общалась с мальчиками в детстве.

– Отец во мне явно разочаровался. Я был мечтателем, любил природу, сочинял стихи о деревьях, траве, небесах. Он же хотел иметь сына, рожденного для учебы в гарвардской или уортоновской школе бизнеса. Или хотя бы школьного чемпиона, каким был сам. Но вначале спорт мне не давался. Присутствие отца делало меня маленьким, незначительным, невидимым; похоже, ему нравилось вызывать у меня такие ощущения. Я освобождался от этого, лишь убегая в горы. Смеясь, кубарем катился с горы, весь в снегу. Радовался, что перехитрил его.

Вскоре я встал на лыжи, и моя гора стала для меня самым важным местом на земле. Если я не катался, то думал о ней. С годами набрал вес и окреп, меня заметили, и отец стал относиться ко мне терпимее. Но теперь я уже не нуждался в его одобрении. Благодаря ему мне стало ясно, что такое свобода… все прочее не имело значения. Я покорял вершины повыше. Хотел кататься на лыжах там, куда никто не поднимался. Затевал игру с самим собой… Говорил себе, что обрету свободу, если спущусь с большей высоты за меньшее время. Через некоторое время свобода чувствовалась лишь при скорости шестьдесят миль в час. Не знаю почему, но мне никогда не приходили в голову мысли о смерти или несчастье. Потом я стал прыгать со скал. И в полете был свободен…

Я получил спортивную стипендию и мог не посещать занятия. В раздевалке меня снабжали ответами на экзаменационные вопросы, чтобы только оставить в колледже в спортивной команде. Наконец в олимпийской сборной я завоевал серебро. Безумная радость, но эти ощущения были весьма личными. Несясь с горы, наслаждаясь свободой от страха, я не был захвачен духом состязания, как другие. Однако победа пьянила. Я стал любимцем журналистов, потому что давал забавные интервью, облегчал их работу. Они писали о моем стиле, связывая его с моей личностью. Так сложилась репутация бесшабашного парня. Сначала это не соответствовало действительности, но человек вживается в роль.

Стивен замолчал. Появился хозяин ресторана и поставил перед нами дымящуюся тушеную рыбу и толстые керамические горшочки с дурманящей смесью из моллюсков, лука, базилика и вина.

– Пожалуйста, пожалуйста, продолжай, – попросила я, искренне захваченная историей мужчины, сидевшего напротив. – И что же произошло после олимпиады?

– Мы с женой провели несколько лет, радуясь снегу, зарабатывая на жизнь уроками звездам и политикам, таская за собой Дженн. Были лыжными бродягами, людьми шестидесятых годов. Затем Тони погибла в авиакатастрофе, и я просто обезумел от горя. Мама забрала Дженн к себе в Колорадо, я вернулся к свободной жизни странника. Спускался с самых высоких гор, искал идеальный снег. Нигде не задерживался надолго. Стал прыгать со скал, мне много платили за шоу, но я делал бы это и бесплатно. Деньги были нужны мне только из-за Дженн. Мне хотелось, чтобы у нее было все. Я разработал специальные крепления. Теперь меня повсюду преследовали женщины. Чего еще желать? Я носился по горам, воде, летал в воздухе, вращался в полете, делал обратные сальто, снова прыгал со скал. Отрываясь от земли, я еще не знал, что намерен сделать. Это было здорово! Камни и деревья подсказывали мне место приземления. И никогда не надоедал белевший подо мной снег.

Мы со Стивеном не отрываясь смотрели друг на друга. В его глазах читалось что-то новое. Он затронул глубокие чувства, таившиеся в его душе, и мы оба понимали это.

Я первая нарушила молчание.

– Для меня свобода тоже была дороже всего на свете. Не знаю, что и сказать. Прости, пожалуйста. После «Авенида Палас» я сильно ошибалась на твой счет.

– Вечная история, – откликнулся он. – Рано или поздно люди понимают, что я не такой уж плохой парень. По правде говоря, я никому так не рассказывал о лыжах. Обычно людей больше интересуют страсти и муки соревнований… тяжелая работа… победы… то, как я завоевал серебро, мое отношение к другим лыжникам. Поверь, никогда не думал о других спортсменах, пока не стал комментатором. Мне доставляет удовольствие делиться с тобой сокровенным.

Не было необходимости торопиться, производить впечатление, даже разговаривать, молча планировать события, которые могут произойти или не произойти позже, ночью, как бывает во время первого свидания. Он хотел рассказывать а я хотела слушать. И никогда прежде не ощущала такой легкости, раскованности, симпатии. Всегда происходила скрытая борьба, кто-то давил, сопротивлялся, ощущал опасность… В центре всех моих отношений с мужчинами оказывалось нарастающее сексуальное напряжение. Я легко достигала оргазма, это техническое достижение я могла повторять снова и снова… чтобы побеждать. Но чего и зачем я добивалась? У меня не было стремления одержать победу над Стивеном; хотелось просто снова испытывать счастье.

Хозяин принес счет.

– Пожалуйста, позволь мне оплатить, – я схватила листок.

– Нет, нет, это я тебя пригласил.

– Но я получила такое удовольствие…

– Что ж, значит, придется повторить, – он потянулся к моей руке.

– Загляните в пансион «Виста дел Map». Подниметесь вверх по дороге и свернете направо, – посоветовал счастливый хозяин ресторана. – Приезжайте еще, я приготовлю особое испанское блюдо из кролика, очень острое, но для американцев я готовлю помягче.

Мы попрощались и поспешили воспользоваться его советом. Заняли две раздельные свежеокрашенные комнаты с видом на море в пансионе «Виста дел Map». Я тотчас легла в постель, надеясь, что тогда утро настанет быстрее.

Сверкающим субботним утром мы встретились на общем балконе.

– Как насчет того, чтобы взять велосипеды? – спросил Стивен. – Наверно, кататься по этим горам нелегко, зато полезная нагрузка для ног.

– Если ты готов, то я – не прочь, – мне захотелось принять вызов. Мысль о велосипедной прогулке на лоне природы подняла мне настроение.

– Скажи мне, это рай? – пропела я, ни к кому конкретно не обращаясь, когда мы колесили между дубов и сосен.

– Пожалуй, – отозвался Стивен. – В пятнадцати милях отсюда находится отель для поклонников гольфа. Попробуем?

– Давай.

Я отчаянно крутила педалями, поднимаясь на холм, но сзади сигналил Стивен; этот звук так напоминал кваканье, что, умирая со смеху, пришлось остановиться на полпути.

Не доезжая двух миль до цели, мы оставили велосипеды и поднялись на гору, протаптывая новую тропинку. А на вершине радостно закричали в сторону моря.

– Вот так я разговаривал в колорадских горах, – сквозь комментаторский голос Стивена пробился западный акцент. – Однако на телевидении нельзя гнусавить.

– Наверное, тебе нравится западная музыка, да?

Некоторое время мы сидели и пели песни, обращаясь к небу и морю, и совсем забыли о том, что хотели доехать до поля для гольфа.

Затем стали спускаться вниз, медленно продвигаясь по узкому каменистому выступу. Наконец попали в маленькую бухту с белым песком, зажатую между скал.

– Здесь хватит места обоим. Можно не наступать друг другу на пятки, – пошутила я, ступив на морской берег.

– Нас приклеило друг к другу, Элизабет… существует какая-то связь… ощущается… Я почувствовал это еще в самолете. Поэтому мы…

Я побежала вперед, испугавшись следующих слов. Сколько раз они делали это? И затем все как всегда… непреодолимое желание стать покорным сексуальным объектом, которым я всегда оказывалась. Неужели мне еще не ясно, с какой легкостью мне навязывали роль, как сильна ненависть к самой себе, мужчинам? Мне больше ни к чему такие отношения. Не стоит рисковать, вдруг прошлое вернется. Я не смела сказать… Не смела прикоснуться, ощущая себя слишком обновленной.

Стивен поравнялся со мной, снял рубашку и нырнул в волны. Я последовала за ним; морская прохлада смыла все мысли.

– Ты быстро обсохнешь, когда солнце поднимется выше, – заверил Стивен; огромные волны угрожали нас утопить. Утомившись, мы вернулись на берег и стали смотреть на высокие гребни.