Текст книги "Трое храбрых, пятеро справедливых"

Глава 7

Бао-гун торжественно завершает брачный обряд. Гунсунь Цэ нападает на след важного преступника

Итак, Бао Син благополучно вернулся в Кайфын[26]26
  Кайфын – город в провинции Хэнань в среднем течении реки Хуанхэ, был столицей Китая при династии Северная Суп, когда и происходит действие романа.


[Закрыть], передал господину письмо от родителей и сказал:

– Батюшка и матушка ваши здоровы. На радостях подарили мне пятьдесят лян серебра, как только узнали, что вас назначили правителем области. А ваш старший брат и его супруга велели передать вам старинное зеркальце, которое вы когда-то нашли в колодце.

С этими словами Бао Син протянул господину небольшой сверток, но Бао-гун велел его убрать, даже не развернув.

– Дома я прожил всего день, – продолжал рассказывать Бао Син, – и отправился в Иньицунь. Господин Ли обещал вскорости привезти барышню. Он тоже подарил мне пятьдесят лян серебра и дал для вас письмо.

Узнав из письма, что не позднее ближайшего месяца госпожа Чжан с дочерью приедут в столицу, Бао-гун распорядился приготовить для них жилье.

Через несколько дней они и в самом деле приехали.

Мы не станем рассказывать о том, как прошла свадьба Бао-гуна, как являлись к нему чиновники с поздравлениями. Заметим лишь, что среди приданого Бао-гун обнаружил небольшой таз с двумя отверстиями, – «таз прошлого и настоящего», – назначение которого было ему непонятно.

Однажды к Бао-гуну явился крестьянин лет пятидесяти с жалобой, что его несправедливо обидели.

– Как тебя звать? Кто обидчик? Рассказывай, – приказал Бао-гун.

Крестьянин низко поклонился.

– Зовут меня Чжан Чжи-жэнь, я из деревни Цилицунь. Мой брат Чжан Ю-дао, мелкий торговец, живет неподалеку от меня. Пошел я его как-то навестить и вдруг узнаю, что он уже три дня как умер. Спрашиваю его жену: отчего умер брат? Почему мне ничего не сказали? Она отвечает: «От сердечной болезни умер. А сообщить было некому. Я ведь одна!» Не поверил я ей, пожаловался в уезд и попросил осмотреть умершего. Осмотрели, но никаких следов насильственной смерти не обнаружили. Воспользовавшись случаем, его жена заявила, что я оскорбил ее подозрением, и начальник уезда велел дать мне двадцать палок. Так я и ушел ни с чем. Но подозрения не давали покоя, и я решил обратиться к вам.

– Твой брат когда-нибудь болел? – спросил Бао-гун.

– Нет, господин, не болел.

– Когда вы виделись в последний раз?

– Вообще-то мы с братом жили дружно и часто встречались. А тут смотрю, нет его и нет. Целых шесть дней не был. Дай, думаю, проведаю его, а он, оказывается, уже три дня как умер!

Бао-гун принял жалобу, велел арестовать жену умершего и удалился в кабинет. В это время вошел привратник с письмом и доложил:

– Какой-то человек просит его принять.

Письмо было от Ляо-жаня. Настоятель рекомендовал взять на службу талантливого ученого.

– Меня зовут Гунсунь Цэ, – представился гость после взаимных приветствий. – Несчастье привело меня в храм Великого министра. Настоятель Ляо-жань милостиво меня принял и дал письмо к вам.

Посетитель понравился Бао-гуну, но только они завели разговор, как появился служитель:

– Арестованная доставлена.

Бао-гун перепоручил гостя заботам служителя, а сам вышел в зал, занял судейское место и распорядился ввести арестованную. Женщина легко и грациозно опустилась на колени, без малейших признаков страха или волнения. На вид ей было лет двадцать.

– Ты и есть жена Чжан Ю-дао – урожденная Лю? – спросил Бао-гун.

– Да, я урожденная Лю, жена торговца Чжан Ю-дао.

– От какой болезни умер твой муж?

– Муж вернулся домой в первую стражу, поужинал и лег спать… А во вторую стражу слышу: стонет и жалуется на боль в сердце. Что я ни делала – не помогло. Так он и умер.

Женщина заплакала. Бао-гун стукнул молотком по столу:

– Отчего умер твой муж? Отвечай!

– Господин, я уже сказала, что он умер от сердечной болезни.

– Почему же ты не сообщила о его смерти брату? Говори правду – не то буду пытать!

– А как сообщить? Я ведь одна в доме! Да и боязно мне было звать его!

– Это еще почему? – допытывался Бао-гун.

– А потому что он еще при жизни мужа вечно ко мне приставал. Вот и в последний раз – пришел, узнал, что брата уже нет в живых, нет чтобы заплакать, снова начал приставать ко мне. Насилу выпроводила! Он обозлился и пожаловался в уезд: мол, брат не своей смертью помер. Ну, разрыли могилу, обследовали мертвеца, ничего не нашли и дали клеветнику двадцать палок. Так он теперь к вам пришел жаловаться! Видите, сколько на бедную вдову бед свалилось! Заступитесь же хоть вы за меня, господин!

Женщина снова заплакала. Говорила она до того складно, что Бао-гун даже задумался.

– Выходит, возвели на тебя напраслину? – сказал он наконец. – Ладно, иди! О моем решении узнаешь через три дня.

Лю вышла, а Бао-гун вернулся в кабинет и дал Гунсунь Цэ прочесть ее показания.

– Подозрения Чжан Чжи-жэня, пожалуй, не лишены оснований, – проговорил ученый. – Женщина хитрит и не признается, если вы каким-либо иным путем не установите истину.

– Что же предпринять? Ума не приложу!

Движимый желанием помочь Бао-гуну, Гунсунь Цэ тотчас встал:

– Если разрешите, я переоденусь и тайно произведу расследование.

– Буду весьма вам благодарен.

По требованию Гунсунь Цэ Бао Син принес короб для лекарств, дощечку с надписью, какие носят лекари, шелковые туфли и чулки. Гунсунь Цэ переоделся, незаметно вышел из ямыня и направился в Цилицунь. Весь день бродил он по деревне и ее окрестностям, но так ничего и не обнаружил. Время было позднее, и пришлось отправиться в обратный путь.

В селении Юйлинь Гунсунь Цэ решил заночевать, поскольку до Кайфына было еще далеко, и зашел в первый попавшийся трактир.

Не успел он сесть за стол, как во двор ввалилась целая толпа людей – кто пеший, кто верхом. Толстый смуглолицый коротышка стал размахивать руками и кричать:

– Эй, кто тут есть? Живо выметайтесь вон!

– Погоди, четвертый брат, зачем шуметь? – удержал его стоявший рядом человек и обратился к хозяину постоялого двора:

– Нас много, хозяин. В двух комнатах, пожалуй, будет тесно.

Пришлось хозяину подняться наверх, к Гунсунь Цэ.

– Не сочтите за обиду, почтенный господин, но я попрошу вас перебраться в восточный флигель. Эту комнату придется отдать другим постояльцам.

– Хорошо, я перейду, – согласился Гунсунь Цэ.

Его комнату заняли уже известные вам Ван Чжао, Ма Хань, Чжан Лун и Чжао Ху со своими слугами.

Между тем Гунсунь Цэ успел уже выпить целый чайник вина, а закуски ему все не подавали. Вдруг до него донесся громкий голос:

– Боюсь, что он на нас в обиде и не примет. Что мы тогда станем делать, братья?

– Не бойся, брат, – послышался другой голос. – Не такой человек Бао-гун, чтобы нарушить слово!

Тут Гунсунь Цэ не вытерпел, вышел из своего флигеля и обратился к говорившим:

– Простите, господа, вы, кажется, направляетесь в кайфынский ямынь? Могу вас представить, если желаете!

Четверо молодцов встали, а главный из них, огромного роста, обратился к Гунсунь Цэ:

– Кто вы, уважаемый? Присаживайтесь к нашему столу, побеседуем.

– Я служу в кайфынском ямыне, – сказал Гунсунь Цэ. – Нынче господину попалось одно запутанное дело, и я тайно провожу расследование. Счастлив, что встретил вас!

Они проговорили почти до третьей стражи, а потом улеглись спать.

Если хотите знать, как на следующий день четверо молодцов прибыли в Кайфын, прочтите следующую главу.

Глава 8

Спасая верного слугу, молодцы искореняют зло в храме. Расследуя запутанное дело, находят нить в деревне Цилицунь

Чжао Ху выпил лишнего и, едва коснувшись головой подушки, сразу захрапел. В четвертую стражу он вдруг проснулся и, не имея понятия о времени, поднял шум:

– Уже рассвело! Вставайте, едем! – и велел слугам седлать коней и укладывать вещи.

Пришлось подняться и Гунсунь Цэ, хотя он даже не успел уснуть. Все вместе они выехали на дорогу и двинулись по направлению к Кайфыну. Ярко светила луна – еще не наступило время пятой стражи.

Когда они проехали сосновый лес, им по пути попался храм. Вдруг у стены мелькнула тень. Приглядевшись, путники увидели девушку в красном халате, которая в тот же миг скрылась за воротами.

– Странно, что привело ее глубокой ночью в храм? – удивился Чжан Лун. – Может быть, заглянем туда?

Они оставили слуг стеречь коней и поклажу, а сами направились к храму. При свете луны прочли надпись над воротами: «Храм Железного святого».

– Я не слышал, чтобы кто-нибудь запирал ворота, когда девушка вошла, – заметил Гунсунь Цэ. – Каким же образом они оказались запертыми?

Чжао Ху – самый нетерпеливый – принялся стучать в ворота кулаками!

– Эй, даосы, монахи, отпирайте!

Ворота со скрипом отворились, и появился даос. Гунсунь Цэ почтительно его приветствовал:

– Простите за беспокойство. Мы – путники, нас одолела жажда. Не найдется ли у вас чаю?

– Отчего же не найдется? Входите, господа!

Путники вошли. В главном зале ярко горели свечи и фонарики. Пока даос суетился, прислуживая гостям, Чжан Лун и Чжао Ху незаметно выскользнули за дверь. Обыскали все кельи, но девушки не нашли. Случайно попали на внутренний двор, посреди которого стоял большой колокол, и вдруг услышали стоны.

– Может быть, здесь? – едва слышно произнес Чжао Ху, ухватился за рог колокола и рванул его на себя. Под колоколом Чжан Лун обнаружил старика, связанного, с кляпом во рту.

Старика развязали. Он долго кашлял и хватался за грудь, потом пришел понемногу в себя и сказал:

– Совсем замучили, окаянные!

– Кто вы? – спросил Чжан Лун. – И зачем вас держат под колоколом?

– Мое имя Тянь Чжун. Я из Чэньчжоу. Все мои беды начались с той поры, как в наши края прибыл сын государева наставника по имени Пан Юй. Государь велел ему оказать помощь пострадавшим от неурожая, а он выстроил на казенные деньги усадьбу с садом и всех красивых девушек взял себе в наложницы. Недавно у моего хозяина заболела мать. Невестка с трудом ее выходила, а потом пошла в храм возблагодарить бога. Тут ее увидел Пан Юй, увез к себе, а моего хозяина засадил в тюрьму. Старая госпожа умерла от горя, и мне одному пришлось ее хоронить. Я подумал, что злодея, который сгубил семью, нельзя оставлять безнаказанным, и отправился с жалобой в столицу. В пути меня застала ночь, и пришлось остановиться в этом храме. Даос позарился на мой узел и хотел убить, но в это время в ворота кто-то постучал. Меня быстро связали и сунули под колокол.

Слушая старика, Чжао Ху вдруг увидел даоса, который их подслушивал, подскочил к нему и пинком сбил с ног.

А дело было в том, что даос, тот самый, что готовил в зале чай, заметил, как выскользнули за дверь Чжан Лун и Чжао Ху, и велел другому монаху, своему сообщнику, их разыскать. Монах долго не возвращался, и, заподозрив неладное, даос побежал к себе в келью, схватил резак и кинулся во внутренний двор. Еще издали он увидел, как Чжао Ху подмял под себя монаха. Кипя от ярости, даос резаком замахнулся на Чжан Луна. После короткой борьбы Чжан Лун уже стал отступать, но тут на помощь ему подоспел Ван Чжао. Общими усилиями им удалось связать негодяев.

К этому времени Гунсунь Цэ уже кликнул из леса всех остальных. Слугам велено было доставить монахов в Сянфу к начальнику уезда и просить его донести о содеянном злодеями правителю области. После этого друзья покинули храм и продолжали свой путь в Кайфын, захватив с собой и старика Тянь Чжуна. Вскоре они уже были в ямыне.

Гунсунь Цэ отправился к Бао-гуну, доложил, что по делу Лю узнать ему пока ничего не удалось, рассказал о четырех молодцах с горы Земляного Дракона, которых повстречал в пути, а также о том, что приключилось в храме.

Потом он распростился с Бао-гуном и незамеченный вышел из ямыня…

Бао-гун между тем велел привести старика Тянь Чжуна и первым делом спросил, отчего жалобу подает он, а не его хозяин. Выяснив обстоятельства дела, Бао-гун приказал поселить старика в чайной и никуда не выпускать, чтобы слух о нем не достиг ушей Пан Цзи.

Что же до Гунсунь Цэ, то он снова отправился в деревню Цилицунь, прислушиваясь по дороге к разговорам прохожих, потом зазвонил в колокольчик, чтобы все знали, что идет лекарь, и стал выкрикивать:

– Эй, выходите лечиться, кто болен! Болезнь запустить – тигра вскормить! Вскормишь – тебя же сожрет! Выходите, все болящие! Лекарства мои полезны – помогают от всех болезней! Бедных щажу – много не беру!

– Зайдите к нам, господин лекарь, – позвала какая-то старуха. – Невестка у меня что-то занемогла.

Старуха привела Гунсунь Цэ в дом, усадила на кан[27]27
  Кан – теплая, обогреваемая лежанка в домах на севере Китая.


[Закрыть] и принялась рассказывать:

– Моя фамилия Ю, я давно уже овдовела. Сын мой Гоу-эр работает у богача Чэнь Ин-цзе. Невестка уже с полмесяца как заболела – не ест, не пьет. Помогите, господин лекарь!

– Где же больная?

– В восточной комнате. Сейчас скажу ей, что лекарь пожаловал.

Старуха вышла, и вскоре из другой комнаты послышался ее голос:

– Лекарь здесь. Он ручается, что вылечит тебя.

– Не надо мне никакого лекаря, – отозвался другой голос. – Болезнь у меня не тяжелая, да и платить нам нечем. Что зря влезать в долги?

– Ты разве не слышала, что сказал лекарь? С бедняков он много не берет. А поправишься, мне меньше хлопот будет. Если я тебя послушаюсь, сын рассердится.

– Ладно, – сдалась невестка, – зовите лекаря сюда.

Осмотрев больную, Гунсунь Цэ вышел в западную комнату и сказал старухе:

– Причина болезни – сильный гнев, который вызвал застой крови. Болезнь может перейти в чахотку, если не лечить. Расскажите, как она началась, – тогда я выпишу лекарство.

– Вы сущий ясновидец, господин лекарь! – воскликнула старуха. – И верно, невестка от гнева заболела! Сейчас все расскажу. Хозяин, к которому нанялся сын, богатый и часто помогает нам деньгами. Но вот однажды парень принес домой два слитка серебра.

– Могли бы и помолчать об этом! – крикнула из своей комнаты молодая женщина.

– Мне надобно знать все, чтобы выписать лекарство, иначе оно не подействует, – сказал Гунсунь Цэ.

– Только бы ты выздоровела, доченька, – с жаром проговорила старуха, – а остальное нам не страшно. Как увидела я эти слитки, – продолжала она, – сразу заподозрила неладное. Откуда они, спрашиваю? Сын отвечает, что их дал ему хозяин. Оказывается, Чэнь связался с женой Чжан Ю-дао из деревни Цилицунь и однажды ненароком столкнулся с ее мужем. Вот и задумал Чэнь сгубить Чжан Ю-дао, для того и дал моему сыну два слитка серебра.

– Не надо, мама, не рассказывай! – снова послышался голос молодой женщины. – Ведь господин лекарь человек посторонний.

– Не посторонний! Ему надобно все знать, чтобы выписать лекарство! Так вот, дал богач моему сыну два слитка серебра, не просто так, конечно. Невестка на коленях молила его не впутываться в это дело, а он, неразумный, пнул ее, забрал серебро и ушел! Потом мы узнали, что Чжан Ю-дао умер. После этого невестка и слегла.

Гунсунь Цэ выслушал старуху и написал рецепт.

– Лекарство чудодейственное, – сказал он. – Сожжете немного красной ваты, пепел растворите в вине и дадите больной выпить. Все как рукой снимет. А богач больше не награждал вашего сына?

– Обещал ему шесть му земли, – сказала старуха.

– Есть у вас дарственная?

– Какая там дарственная! Еще неизвестно, выполнит ли он свое обещание!

– Как же так? – воскликнул Гунсунь Цэ. – Человек столько для него сделал! Хорошо, я для вас напишу бумагу. Если дело дойдет до суда, покажите ее, и вам дадут землю!

Старуха была вне себя от радости:

– Спасибо вам, господин лекарь!

Гунсунь Цэ вынул из короба лист бумаги и написал дарственную будто бы от имени посредника, а имена свидетелей поставил вымышленные.

Напутствуемый благодарными возгласами старухи, Гунсунь Цэ вышел из дома.

О том, что случилось дальше, вы можете узнать из следующей главы.

Глава 9

Гунсунь Цэ расследует запутанное дело и получает звание, создает орудия казни и отправляется расследовать злоупотребления

Итак, Гунсунь Цэ доложил обо всем, что ему удалось узнать в деревне Цилицунь, и Бао-гун велел без промедления доставить Ю Гоу-эра в суд.

Преступника ввели в зал и поставили на колени.

– Ты и есть Ю Гоу-эр? – спросил Бао-гун.

– Да, господин, – подтвердил тот.

– Ко мне являлась с жалобой душа Чжан Ю-дао, говорит, вы со своим хозяином его убили. У Чэнь Ин-цзе своя корысть была, ведь он связался с женой Чжан Ю-дао. Тебе же бояться нечего. Признаешься – помилую.

Ю Гоу-эр было перепугался, но, увидев, как милостив к нему Бао-гун, рассказал все без утайки.

– Как-то хозяин явился домой рассерженный: ходил к любовнице и ненароком наткнулся на ее мужа. С того дня он не переставал думать, как избавиться от Чжан Ю-дао, и однажды говорит: «Достань для меня трупную черепашку, она на червяка похожа, а величиной с гусеницу-землемера». – «Где же ее достать?» – спрашиваю. «В какой-нибудь могиле». Я растерялся. Хозяин заметил это, дал мне два слитка серебра и еще шесть му земли пообещал. Я перестал работать, чтобы не уставать, а по ночам раскапывал могилы. Целых семнадцать раскопал, пока нашел эту черепашку. Хозяин высушил ее и растер в порошок. Потом я узнал, что от этого порошка, если его подсыпать в еду, начинаются боли в сердце, а потом наступает смерть. При этом на теле никаких следов, только красное пятнышко между бровями. Когда Чжан Ю-дао умер, я сразу понял, что это мой хозяин, подлец, его отравил. А теперь судите меня, господин.

Как только Ю Гоу-эр подписал показания, Бао-гун велел привести Чэнь Ин-цзе.

– Повторишь при нем свои показания, – сказал Бао-гун Ю Гоу-эру. – Это смягчит твою вину.

Затем Бао-гун распорядился вызвать также любовницу Чэнь Ин-цзе и старуху с невесткой. Первым в зал ввели Чэнь Ин-цзе.

– Ты за что погубил Чжан Ю-дао? – спросил Бао-гун.

– Не губил я его, господин! – стал отпираться богач, бледнея от страха.

Бао-гун стукнул молотком по столу:

– Лжешь, подлый раб!

В это время в зал ввели Ю Гоу-эра. Богач задрожал всем телом:

– С женой Чжан Ю-дао я распутничал, признаюсь, а Чжан Ю-дао не губил. Не верьте Ю Гоу-эру, господин!

Но тут принесли орудия пытки, и Чжан сразу заговорил по-другому:

– Я все скажу, все скажу…

И он рассказал, как Ю Гоу-эр достал трупную черепашку, как он приготовил из нее яд, передал Лю и уговорил ее отравить мужа. Только подписал Чэнь Ин-цзе показания, как посыльный доложил:

– Лю и старуха Ю с невесткой здесь.

Сперва Бао-гун распорядился привести Лю. Та вошла с самодовольным видом, но, заметив своего любовника, изменилась в лице. Бао-гун не стал ей учинять допрос, лишь велел Чэнь Ин-цзе повторить показания.

– Душа мертвого пожаловалась господину начальнику, так что отпираться бесполезно, – сказал Чэнь Ин-цзе напоследок. – Лучше признайся, чтобы не пытали.

– Никчемный дурак! – в сердцах воскликнула женщина. – Напрасно я с тобой связалась! Но раскаиваться поздно. – Она поклонилась Бао-гуну. – Да, я отравила мужа. И его брата оклеветала.

В зал ввели старуху. Она стала молить о снисхождении:

– Господин, смилуйтесь над сыном! Не то мы с голоду умрем! Чэнь Ин-цзе обещал нам землю, да так и не дал. У меня даже бумага есть.

Старуха подала бумагу Бао-гуну. Тот узнал почерк Гунсунь Цэ и с усмешкой обратился к Чэню:

– Как же это ты не сдержал слова?

Чэнь Ин-цзе молча подписал дарственную.

Бао-гун объявил приговор: Лю – четвертовать, Чэнь Ин-цзе разрубить пополам, Ю Гоу-эра – повесить.

Покончив с этим делом, Бао-гун написал доклад императору и попросил Гунсунь Цэ переписать набело. Не успел Гунсунь Цэ закончить, как явился Бао Син с еще одной бумагой.

– Господин просит переписать и приложить к докладу. Обе бумаги он собирается подать государю завтра.

Гунсунь Цэ выпучил глаза и встревожился: Бао-гун писал, что император использует людей не по назначению, ибо оказание помощи пострадавшим от неурожая дело важное и нельзя поручать его фаворитам императрицы…

На следующее утро Бао-гун отправился ко двору. Император прочел доклад, и возникшее было недовольство быстро сменилось радостью, когда он подумал:

«Если человек честно говорит о злоупотреблениях, значит, он искренне печется о благе государства».

И Сын Неба пожаловал Бао-гуну звание великого ученого мужа[28]28
  Сын Неба пожаловал… звание великого ученого мужа… – (Имеется в виду хранитель павильона Драконовой Картины.) Сын Неба – официальный титул государя в древнем и средневековом Китае, поскольку считалось, что император правит народом, выполняя волю неба и получив от неба специальный приказ па царство. Павильон Драконовой Картины – название специальной палаты, построенной в начале XI в., где хранились редкости, драгоценности, собственноручные сочинения государя, родословные. Ее обслуживали специальные чиновники, имевшие очень высокие ранги. Впоследствии в народе нередко звали судью Бао – Бао Лун-ту (Бао Драконова Картина) именно потому, что он был одним из чиновников данной палаты.


[Закрыть] и повелел произвести расследование злоупотреблений в Чэньчжоу.

Бао-гун опустился на колени:

– Я не смогу выполнить ваше повеление, государь, ибо не облечен властью, и никто не станет мне подчиняться.

– В таком случае жалуем вам три ножа, – промолвил император.

Бао-гун поблагодарил за милость и покинул дворец.

Все подчиненные уже собрались в ямыне, чтобы поздравить Бао-гуна с почетным званием.

– Государь пожаловал мне три ножа. Подумайте, что еще нам надобно, и доложите, – обратился Бао-гун к Гунсунь Цэ и удалился во внутренние покои.

Гунсунь Цэ не мог взять в толк, чего добивается от него Бао-гун. Потом вдруг его осенило: «И как это я сразу не догадался?! Он задумал избавиться от меня, вот и поручил невыполнимое дело. Вот что я сделаю… Пусть знает, что я не из робких!»

Гунсунь Цэ обмакнул кисть в тушь, нарисовал три ножа, составил их описание и способ изготовления. Каждому ножу дал название: «голова дракона», «голова тигра» и «собачья голова».

С рисунками Гунсунь Цэ отправился к Бао-гуну. Но как велико было его удивление, когда Бао-гун не только не рассердился, но просиял от удовольствия:

– У вас поистине небесный талант, учитель!

Затем он велел вызвать мастеров и приказал изготовить образцы ножей, намереваясь показать их на следующий день императору.

Гунсунь Цэ в недоумении пожимал плечами. «Неужели он не догадался, что это шутка?»

Гунсунь Цэ вернулся к себе и сделал чертежи станков, в которых ножи должны крепиться. Мастера со всем усердием принялись за дело. К утру все было готово.

Бао-гун приказал поставить ножи со станками в большой желтый короб и отнести во дворец. А сам в паланкине отправился следом.

Представ перед Сыном Неба, Бао-гун доложил:

– Вчера, государь, вы удостоили меня величайшей милости: пожаловали мне три императорских ножа. Без высочайшего позволения я не посмел бы ими воспользоваться. Взгляните же!

Служители поставили у красного крыльца большой короб.

– Этими ножами я буду казнить преступников, – пояснил Бао-гун. – Знатных – «головой дракона», богатых, но незнатных – «головой тигра», простолюдинов – «собачьей головой».

Император догадался, что для устрашения провинциальных чиновников Бао-гун решил заменить дощечки ножами, и выразил полное свое одобрение.

Едва Бао-гун покинул дворец, как перед его паланкином опустились на колени какие-то старики. Один держал в руке прошение. Бао-гун велел остановиться, взял переданное Бао Сином прошение, пробежал глазами, хмыкнул и изорвал в клочки.

– Лезут тут со всякими пустяками!

Носильщики понесли паланкин дальше, а старики запричитали:

– С таким трудом добрались до столицы, думали защиту найти, но оказалось – здешний начальник тоже боится злодеев! Теперь некому больше жаловаться!..

Утирая слезы, старики побрели прочь из города. Но за городскими воротами их нагнал всадник. Это был Бао Син. Он отвел стариков в безлюдное место и сказал им:

– Господин нарочно порвал прошение. На улице слишком много глаз и ушей. Двоих из вас он велел привести. Остальные пусть укроются в надежном месте.

Выслушав стариков, Бао-гун велел им ждать, а когда он отправится в Чэньчжоу – идти за ним следом.

Спустя несколько дней Бао-гун стал готовиться к отъезду. На проводы собрались все чиновники из ямыня.

Бао-гун сделал последние распоряжения и тронулся в путь. Его сопровождали Тянь Чжун, Гунсунь Цэ и другие сановники, старики, подававшие жалобу, следовали на некотором отдалении.

К вечеру добрались до селения Саньсинчжэнь. Проезжая по улице, Бао-гун услышал, что какая-то женщина, стоя на коленях, жалуется на несправедливость. Бао Син взял у нее бумагу и передал Бао-гуну. Тот прочел и сказал женщине:

– Я вызову тебя в ямынь, а пока иди.

Паланкин двинулся дальше.

О дальнейших событиях вы узнаете, если прочтете следующую главу.