Текст книги "Моя единственная"

Франсуа опустил глаза. Несмотря на браваду, он испытывал острое чувство вины, тем более сильное, что понимал, из-за чего им приходится идти на постыдный сговор. Это он проиграл Алену и мог расплатиться только таким способом.

Жан тоже выглядел не лучшим образом.

– Если была бы хоть малейшая возможность найти другой выход, – пробормотал он, всем своим видом показывая, что таковой не существует. – К сожалению, обстоятельства сильнее нас. Отчаявшись справиться с ними по-другому, мы вынуждены осуществить этот бесчестный план. Мы, обязанные оберегать Микаэлу, приносим ее в жертву!

Глава 6

Устроенный Дюпре прием, по меркам Луизианы, был не самым грандиозным. Однако их просторный загородный дом был целиком заполнен гостями. Помимо Ланкастера и Саммерфилдов, в нем остановились еще две креольские семьи, живущие рядом и давно дружившие с Дюпре. Одна из них – Д'Арами, особенно нравилась Лизетт. Мадам и мсье Д'Арами, так же как оба их сына и дочь, были очень красивы и отличались редким для креолов высоким ростом. Старший из сыновей, Рене, тридцатилетний мужчина с зелеными, как у матери, глазами, по праву считался одним из лучших женихов Нового Орлеана. По его брату, двадцатипятилетнему Гастону, тоже сходила с ума не одна молодая креолка. А Рашель, которой совсем недавно исполнилось семнадцать лет, уже называли одной из первых красавиц.

Мсье и мадам Шарбонье тоже приехали с детьми. Их старший сын Беллами, симпатичный молодой человек двадцати семи лет, в свое время пытался ухаживать за Микаэлой. Правда, из этого ничего не вышло, но говорили, что он не теряет надежды.

Его сестры, восемнадцатилетняя Колетт и семнадцатилетняя Генриетта, очаровательные миниатюрные девушки с шапками черных кудрей, своим веселым смехом сразу завоевали симпатии всех присутствующих. Приезд такого количества молодых, не обремененных семейными узами гостей обещал сделать компанию шумной и веселой.

Приготовленные Дюпре развлечения должны были начаться со следующего дня. В этот вечер у них ужинали только те, кто приехал издалека, и Хассоны, на приглашении которых настоял Франсуа. Застолье удалось, молодые шутили и смеялись, старшие поглядывали на них с одобрительными улыбками. В такой обстановке Франсуа и Беллами было нетрудно уговорить Лизетт поиграть на фортепьяно. Жан взял свою скрипку. Все переместились в музыкальную гостиную. Стулья и столы мгновенно переставили таким образом, чтобы освободить пространство для танцев, и уже скоро можно было подумать, что в доме Дюпре в разгаре грандиозный бал.

Неприятный осадок, сохранившийся у Франсуа после разговора с Жаном, практически исчез. Он с интересом наблюдал за девушками и вдруг заметил сестру и Хью, стоявших рядом в небольшой компании у французского окна. Когда молодой человек подошел поближе, Джаспер, видимо, только что отпустил какую-то шутку в адрес своего друга. Хью, улыбаясь, покачал головой.

– Но, mon ami, если я последую твоему совету, то превращусь в такое же легкомысленное существо, как ты сам, и вряд ли сумею достичь чего-либо в бизнесе, – сказал он.

– О? – подняв брови, воскликнула Микаэла. – Вы находите нас легкомысленными, мсье?

– Да. Но при этом очень милыми, – понизив голос, произнес Хью и галантно поклонился.

Микаэле вдруг стало жарко, и она прикрыла лицо ярким веером.

– А вы никогда не совершаете легкомысленные поступки, мсье?

– Полагаю, что нет, мадемуазель. – Хью казался совершенно серьезным, и лишь в глазах мелькали веселые искорки. – Американцы известны своей серьезностью.

Микаэла картинно вздохнула.

– Merci! Как, должно быть, скучно живется вам, американцам!

Громкий смех Хью заставил некоторых гостей обернуться, но Микаэла уже предусмотрительно отошла, от собеседника, и никто ничего не понял. Впрочем, если кто-то посмотрел в ее сторону, то наверняка заметил, что щеки ее порозовели, а глаза сделались еще более блестящими. Девушка не спеша подошла к столику с прохладительными напитками и взяла предложенный слугой бокал с лимонадом. Но не успела она и глоток сделать, как рядом оказался Ален.

– Ты прямо светишься от удовольствия. Что он такого сказал тебе? – мягко спросил Хассон, беря ее под руку и отводя в сторону.

Микаэла автоматически сделала несколько шагов, но, быстро поняв, что он пытается увести ее из комнаты, резко остановилась.

– Отпусти мою руку, Ален. Я не собираюсь уединяться с тобой. И на твой вопрос отвечать тоже. Это тебя не касается. Лучше подыщи себе другую собеседницу, которой твоя компания будет более приятна, чем мне.

– О! – Ален доверительно улыбнулся. – Ты все еще сердишься на меня, та belle [9]9
  моя красавица (фр.).


[Закрыть]?

Микаэла спокойно посмотрела на него и холодно сказала:

– Нет, я не сержусь на тебя. Ты мне просто безразличен. И лучше всего будет, если ты сделаешь, как я сказала, и оставишь меня в покое.

– Знала бы ты, как меня возбуждает твой гнев! – прошептал он, все так же улыбаясь.

– О, уйди же наконец! Я уже устала от тебя, – буквально прошипела Микаэла, резко ударив Алена веером по руке.

Ален даже не шевельнулся, а улыбка на его лице стала еще шире.

– Это ранит меня в самое сердце, моя сладкая. Но твое слово для меня закон, – произнес он и поцеловал ее пальцы.

Красивое лицо Микаэлы исказилось от злости и досады. Она отдернула руку и быстро отошла прочь.

Внимательно наблюдавший за этой сценой Франсуа не мог не заметить, что общение с Аденом явно раздражает сестру, чего никак не скажешь о ее разговоре с Хью. Подозрения дяди выглядели уже не так нелепо. Между Микаэлой и этим американцем действительно что-то было, и это что-то могло серьезно осложнить задуманное. Впрочем, до пятницы вряд ли что может случиться, а там ни Микаэла, ни Хью уже ничего не смогут изменить. И все-таки сделанное открытие встревожило Франсуа. Он никак не мог улучить момент, чтобы поговорить наедине с Жаном и Аленом. Ален уже держал поводья, собираясь скакать вслед за отбывшими в карете родственниками, когда Франсуа с Жаном подошли к нему. Вышедшие провожать Хассонов гости скрылись в доме, и трое мужчин наконец получили возможность обменяться впечатлениями.

– Мне кажется, что необходимо повнимательнее понаблюдать за Ланкастером и моей сестрой, – вполголоса заговорил Франсуа. – После того, что ты сказал мне утром, – посмотрел он на Жана, – я пригляделся к ним. Похоже, что-то действительно между ними намечается.

Лицо Алена вытянулось.

– Mon Dieu! – воскликнул он. – Ваши слова о каких-то особых отношениях между Микаэлой и американцем выглядят в данный момент весьма странно. Уж не хотите ли вы таким образом расторгнуть нашу договоренность?

– Нет. Нет, что ты. Ничего подобного, – торопливо заговорил Франсуа. – Речь идет только о том.., о том… – Не найдя слов, он посмотрел на Жана.

– Он имеет в виду, – пришел тот на помощь, – что нам следует действовать в пятницу более четко и осторожно. Если Ланкастер симпатизирует Микаэле, он наверняка будет постоянно возле нее. А это серьезно усложняет нашу задачу.

– Возможно, нам следует подумать над тем, – хмыкнул Ален, – чтобы он не смог участвовать в намеченных на пятницу развлечениях?

Он вскочил на лошадь и, взмахнув рукой, понесся стрелой.

* * *

Несмотря на уверенность в том, что за приглашением Жана кроется нечто большее, чем просто креольская вежливость, Хью был доволен. Загородный дом Дюпре и его окрестности были просто восхитительны. Лизетт относилась к нему тепло и с искренним гостеприимством. Пикировка с Микаэлой доставляла ему истинное наслаждение. Он уже не сопротивлялся обаянию этой девушки и чувствовал, что и ею руководит не только желание уколоть его. Даже Жан и Франсуа, к его великому удивлению, вели себя с ним чуть ли не как лучшие друзья, старающиеся сгладить последствия случайной ссоры. Что касается остальных, то его статус гостя Дюпре, а еще в большей степени безукоризненный французский растопили лед недоверия, и они искренне веселились в компании Хью.

Не чувствовали себя здесь скованно и Саммерфилды. Хоть их французский был и не столь безупречен, как у Хью, за шесть месяцев в Новом Орлеане они значительно продвинулись в постижении тонкостей этого языка. К тому же на отношении к этой семье не могло не сказаться положение ее главы. Креолам могло не нравиться, что их, не спросясь, присоединили к Соединенным Штатам, но они были не столь глупы, чтобы без особых на то причин портить отношения с сотрудником аппарата американского губернатора.

В среду Хью с удовольствием принял участие в лодочной прогулке, с неподдельным интересом наблюдал он и за процессом изготовления сахара во время экскурсии на плантацию сахарного тростника. Целиком расслабиться мешали только мысли о Жане. Хью не сомневался, что за приглашением и любезностью дяди Микаэлы скрывается какая-то цель. Только вот какая? Неопределенность раздражала все сильнее, и настроение его с каждым часом ухудшалось. Наконец в четверг днем, когда гости отдыхали или готовились к вечеру в своих комнатах, Жан сказал, что хотел бы поговорить с ним в спокойной обстановке, Хью вежливо согласился, и они прошли в кабинет, расположенный в небольшом строении рядом с главным домом.

– Полагаю, – начал Жан сразу же, как только они сели в кресла, – вы понимаете, что я не случайно пригласил вас сюда? Хью коротко кивнул.

– Полагаю также, – натянуто улыбнулся хозяин кабинета, – что у вас было достаточно времени обдумать сделанное нами в прошлом месяце предложение. Первая реакция, как мне кажется, была вызвана.., э.., некоторой неожиданностью. – Лицо Жана приняло выражение ангельской невинности. – Ну а здесь в спокойной и приятной обстановке мы сможем обсудить все как следует.

– Мы можем поговорить обо всем, о чем вы хотите, где вам будет угодно, – лишенным каких-либо эмоций голосом ответил Хью, – но не думаю, что это может что-то изменить. Моя позиция вам известна: я продам вам все свои акции, если вы получите на то одобрение моего отчима.

– Вы упрямец. Упрямый янки! – почти закричал не справившийся с раздражением Жан. – Вы просто не хотите "внять доводам здравого смысла! Я же объяснял вам, что не в состоянии выкупить вашу долю полностью. Имеющихся у нас средств хватит только на половину.

– Позвольте и мне повторить то, что я уже говорил: дальнейшее обсуждение данного вопроса в таком случае не имеет смысла. Оно неизбежно зайдет в тупик, – спокойно произнес Хью. – Правда, если вы не захотите продать мне свои акции. Не думали об этом? – спросил он после некоторого колебания.

Жан изменился в лице, будто ему нанесли страшное оскорбление.

– Sacrebleuf – воскликнул он. – Вы предлагаете продать то, что исконно принадлежит только нам? Это звучит оскорбительно. Мсье! Ведь речь идет о нашей компании!

Хью устало вздохнул, понимая, что спорить с этим человеком бесполезно. Жан попросту не желал принимать в расчет очевидное – с самого начала деятельности компании пятьюдесятью пятью процентами, то есть контрольным пакетом акций, владел Джон Ланкастер, да и оставшаяся часть отнюдь не вся являлась собственностью Дюпре. Двадцать пять процентов принадлежали Кристофу, по десять – Рено и Жану.

Фактически у Дюпре была самая маленькая доля. Затем, правда, она увеличилась на десять процентов, которые Кристоф отдал Рено в качестве приданого за Лизетт. После смерти Рено его двадцатипроцентная доля была поровну поделена между его детьми – Франсуа и Микаэлой. Кристоф пять процентов своих акций проиграл Джасперу и Алену, а оставшиеся десять стали наследством Лизетт. Как бы это ни огорчало Жана, но большая часть акций “Галланд, Ланкастер и Дюпре” принадлежала сейчас как раз Хью, а с учетом акций Джона Ланкастера американцы владели основной долей капитала компании, большей, чем все креолы, вместе взятые.

Этот непреложный факт ни оспорить, ни изменить невозможно. Если, конечно, Хью Ланкастер не настолько потеряет голову, чтобы передать свои акции Микаэле. Подумав о такой возможности, Хью с удивлением отметил, что он вроде бы и не прочь дойти до такого сумасшествия. Раздраженный этим открытием, он заговорил более резко, чем намеревался.

– Остается только повторить, что продолжение этого разговора не имеет смысла.

– Полагаю, мсье, что вы пожалеете о своем упрямстве, – пристально глядя в лицо Хью, пробормотал Жан.

– Вы мне угрожаете?

– Нет, – натянуто улыбнулся Жан. – Скорее предупреждаю. Вы, как бы там ни было, мой гость. Было бы верхом невоспитанности, – в голосе его зазвучали циничные нотки, – угрожать человеку, находящемуся в моем доме.

– Вы предлагаете мне покинуть этот дом?

Спокойный тон вопроса и решительный блеск в глазах Хью явно охладили собеседника.

– Нет, мсье. Я по-своему рад, что вы приехали. Поверьте, если бы не ваше упрямство и несговорчивость, я, возможно, постарался бы стать вашим добрым приятелем.

– Я бы тоже, – улыбнулся Хью. Расстались они почти сердечно, но к главному дому пошли разными тропинками. Хью решил разыскать Джаспера. Лизетт, которая знала о своих гостях, казалось, все, сказала, что тот пошел на конюшню, чтобы еще раз взглянуть на лошадь, которую Жан собирался продавать. Дорогу туда Хью уже знал и потому, отказавшись от провожатого, пошел один по тропинке, любуясь роскошными южными растениями на крутом берегу, с которого открывался великолепный вид на реку, затем обогнул небольшую белую беседку. За этим миниатюрным сооружением находился лесок, который, собственно, и отделял конюшни и летние загоны от остальной части усадьбы.

Он был так поглощен мыслями о недавнем разговоре с Жаном и о возможном решении вставшей перед ними проблемы, что даже не заметил, как оказался возле беседки. Вывело его из задумчивости ощущение, что в ней были люди, судя по всему, не услышавшие, что кто-то нарушил их уединение. Сначала Хью хотел просто пройти мимо или, если уж будет необходимость, дать знать о своем присутствии. Однако звук донесшегося из беседки такого знакомого голоса заставил остановиться.

– ..я не желаю выходить за него! Как ты можешь думать, что мы подходим друг другу, видя, как я веду себя с ним? – Микаэла ненадолго прервалась, восстанавливая дыхание. – Я же просто издеваюсь над ним, Франсуа, меня все время подмывает обидеть его. Разве ты не заметил это хотя бы вчера вечером? Его, правда, мои колкости, кажется, оставляют равнодушным, даже забавляют. Но глупо думать, что результатом таких отношений может стать свадьба.

– Ваши чувства – не главное, – торопливо заговорил Франсуа. – Если даже он тебе совершенно не нравится, можешь рассматривать ваш союз как сделку. Женившись на тебе, он получит твою долю, в компании. Это повысит его авторитет, и он уже за одно это будет испытывать к тебе чувство благодарности.

– У него нет нужды в моих акциях. Он и без них достаточно богат! – раздраженно выпалила девушка. – Ты же знаешь, – сказала она более мягко, – что я готова все сделать для тебя. Ты – мой брат, и я искренне люблю тебя, Франсуа. Но это уж слишком – требовать, чтобы ради твоего спокойствия я принесла в жертву всю свою жизнь! Я не думала, что ты такой эгоист.

– Ты несправедлива, Элла, – огорченно ответил молодой человек. – Я же не прошу тебя выйти за какого-нибудь дряхлого безобразного старика. Мне приходится умолять тебя стать женой молодого красавца, который, вне всяких сомнений, через несколько лет станет одним из самых богатых и влиятельных людей в Новом Орлеане. Ты это называешь эгоизмом!

– Такое впечатление, что ты не слышишь меня! Он мне совершенно не нравится! Я не могу даже думать о том, что он может стать моим мужем!

– И все-таки, Элла, тебе стоит подумать! Твое согласие на брак с ним разрешит все наши проблемы. Да и тебе такое замужество сулит много хорошего. – В голосе Франсуа послышались льстивые нотки. – У тебя появится собственный роскошный дом. Твой муж будет буквально обожать тебя. Я же видел, как он смотрит на тебя. Да и деньги – вещь немаловажная. Ты уверена, что тебе нет дела до состояния, которым он располагает?

– Уверена! – выпалила Микаэла. – Неужели я должна выйти за нелюбимого человека из-за денег, которые нужны тебе?

– Не только мне, Микаэла, – не хотел сдаваться Франсуа. – Они не менее нужны Жану и маме. Ты же знаешь о наших финансовых трудностях. Твой отказ стать его женой сделает несчастными всех нас, включая маму.

– Это удар ниже пояса! Тебе известно, что ради мамы я сделаю все.

– Вот и подумай о ней. – Франсуа тут же попытался расширить брешь, обнаруженную в обороне сестры. – Хорошенько подумай, прежде чем отказаться от возможности сделать нас богатыми.

– Оставь меня в покое! – вскрикнула Микаэла, и Хью стало ясно, что она на грани истерики.

Обнаруживать свое присутствие при разговоре, который явно не предназначался для его ушей, было бы глупо. Хью осторожно отошел от беседки. Настроение было испорчено окончательно. Он был не настолько самоуверен и глуп, чтобы не понять, о ком говорили Микаэла и Франсуа. Предмет спора, подумал Хью с горькой усмешкой, не кто иной, как он сам. Кто же еще является постоянным объектом ее язвительных шуток? И кого они, несмотря ни на что, забавляли? Его, конечно же.., до сих пор, правда. Нет никаких сомнений, что случайно подслушанный разговор молодых Дюпре касался его. Именно его она постоянно пыталась задеть в разговоре. Так было и вчера вечером, о чем она напомнила брату. А он-то был хорош! Нашел это прямо очаровательным! Губы Хью непроизвольно дрогнули. Да, замужеству с ним изо всех сил сопротивляется Микаэла! В самом деле, кто же еще может с легкостью решить финансовые проблемы Дюпре? Да и в отношении акций она все правильно сказала. Они его совершенно не интересуют!

Хотя он пока не думал всерьез о женитьбе на Микаэле, такое неприятие самой возможности этого с ее стороны сильно задело. Девушка сказала, что он ей противен. Причем настолько, что даже его положение и деньги не имеют для нее никакого значения. Какой болезненный удар по самолюбию любого мужчины! Одно дело, если женщина просто развлекается легкой пикировкой с тобой, совсем другое, когда она прямо заявляет, что не станет твоей женой ни при каких условиях! Что ж, мадемуазель Дюпре может более не волноваться! Он теперь точно знает, как она к нему относится, и у него достаточно воли, чтобы не цепляться за юбку женщины, которая его не любит. Конечно, все это неприятно. Но хорошо, что он услышал это. Он будет крайне осторожен в отношениях с Микаэлой и не совершит ошибки, которая могла бы омрачить всю его жизнь. Успокоив себя таким образом, Хью быстро зашагал вперед и сумел даже улыбнуться, когда увидел идущего навстречу Джаспера. Если тот и заметил, что друг чем-то озабочен, то никак это не проявил.

Ужин этим вечером накрывали в саду. Вынесенные на улицу столы поставили поближе к дому. Чтобы гостям не досаждали насекомые, по краям площадки положили камни с тлеющими на них ветвями лавра. Слуги сновали взад и вперед, делая последние приготовления. Развешанные на самых высоких деревьях фонари отбрасывали золотистый свет на ровные тропинки и клумбы с великолепными цветами.

Хью практически не замечал всей этой живописной идиллии ни во время ужина, ни когда пошел рядом с Джаспером вслед за другими гостями прогуляться по саду. После того как он услышал разговор в беседке, в груди возникло незнакомое прежде чувство. Ему показалось, что его неожиданно предали.. Он злился на себя за то, что позволил прекрасным глазам Микаэлы заслонить от него действительность. А еще больше сердился на нее. Как могла эта девица вскружить ему голову до такой степени, что он в какой-то момент начал подумывать о женитьбе на ней?

Хью смотрел вместе с другими на усыпанные белыми как снег цветами кусты гардении, растущие вдоль выложенных раковинами тропинок, но не замечал их красоты. Гнев на Микаэлу вновь сменился злостью на самого себя. С какой это стати он размечтался? Девушка не давала ему для этого ни малейшего повода. Даже наоборот, всячески показывала, что он ей совсем не симпатичен. А его забавляли ее колкости. Глупо! По собственной глупости он и возомнил вдруг, что за ними может скрываться нечто более приятное. Дурак! Кто его заставлял восхищаться ее острым умом и сияющими глазами? Был бы поумнее, давно бы уже все понял и нашел себе более приятную компанию.

Успокаивало только то, что ему все-таки повезло. Теперь ему известно, что Микаэла может изменить свое поведение и уже сознательно начнет завлекать его в свои сети. Губы его дрогнули в чуть заметной ухмылке. Жениться ради благополучия ее семьи и нескольких акций? Нет уж, увольте! Если девица все-таки последует горячему призыву брата, он будет готов к этому. Улыбка его стала шире. Ему уже хотелось продемонстрировать ей, что он может устоять против женских чар. Почти хотелось.

– И что же, если не секрет, вызвало такую улыбку? – лениво спросил Джаспер.

Почти забывший о его присутствии Хью вздрогнул от неожиданности, но сумел мгновенно собраться с мыслями.

– Ничего, что могло бы тебя заинтересовать, поверь мне.

– Хм, – удивленно поднял брови Джаспер. – Интересно. Что-то ты подозрительно спокоен сегодня. Действительно ничего не случилось?

К радости Хью, они в этот момент поравнялись с группой гостей, наблюдавших за резвящимися в большом пруду рыбками, и разговор сам собой прекратился. Зато первым, кого он увидел, была Микаэла, а рядом с ней Сесиль Хассон, Лизетт, мадам Д'Арами и мадам Шарбонье.

Конечно, дамы просто не могли пройти мимо пруда, не полюбовавшись рыбками. Зрелище было поистине очаровательным. Маленькие поблескивающие в свете фонарей существа резвились в прозрачной воде, окруженной кустами азалий. А чуть поодаль возвышались великолепные магнолии. Да и сам пруд заслуживал внимания. Берег его был аккуратно выложен черепицей. Свет фонарей призрачными бликами отражался в воде, покачивались голубые и розовые лилии.

Лишь только Микаэла заметила высокую фигуру Хью, сердце ее затрепетало. Что же с ней происходит? Ничего подобного не было никогда. Один взгляд этих серых глаз, одна мимолетная улыбка – и голова начинает кружиться, становится трудно дышать. А что будет, если он обнимет ее так, как недавно Ален?.. У Микаэлы появилось ощущение, что сердце ее опускается куда-то вниз, а по телу бегут теплые мурашки.

Украдкой наблюдая сквозь опущенные ресницы за тем, как он и Джаспер приветствуют дам, она призналась себе в том, о чем уже давно догадывалась: Хью Ланкастер – самый опасный для нее мужчина. Опасный потому, что сколько бы она ни заставляла себя быть с ним холодной и безразличной, предательское сердце шептало совсем другое.

После разговора с Франсуа она чувствовала себя скверно. Тоскливые мысли мучили ее. Микаэла действительно любила брата и была готова на многое, чтобы помочь ему. Но пожертвовать всей своей жизнью… Франсуа использовал самое сильное оружие – заговорил о матери. Честно ли это? Лизетт ни разу даже не намекала дочери на желательность брака с Хассоном. Но ведь Микаэла и сама знает, что это единственный выход из затруднительного положения, в котором оказалась их семья. Придется пойти на это… Да, если брат будет настаивать, она решится на этот брак. Обрекшей себя на жертву Микаэле было не до веселья и развлечений. Сейчас, когда она увидела Хью и поняла, что его влияние на нее куда сильнее, чем казалось, стало особенно ясно, как тяжело ей будет принять предложение Алена.

Микаэла знала себя и была почти уверена, что сумеет скрыть подавленное настроение и сможет смеяться и шутить с гостями так, будто бы ничего не случилось. С появлением Хью эта уверенность поколебалась. Прежнего полудетского желания дразнить его не было, а другого способа защититься от его чар она не знала. Когда он, обмолвившись несколькими словами со старшими женщинами, подошел и склонился к ее руке, на душе потеплело. Сил скрывать что-то не осталось. Устремленный на него взгляд черных глаз был непривычно мягок и беззащитен. В нем угадывались боль и призыв о помощи.

К удивлению Микаэлы, Хью Пробормотал лишь обычное приветствие и тут же повернулся к Сесиль, одарив ее теплой улыбкой. Такого Микаэла никак не ожидала. Может, она чем-то обидела его? Те несколько фраз, произнесенных вчера вечером? Надо признать, они действительно смахивали на провокацию, да и шутки, которые она отпускала по его адресу, были, пожалуй, грубоваты. Но ведь вчера Хью вел себя совсем не так, как сейчас. Ее наскоки не задевали его, скорее забавляли. Она не могла ошибиться. Достаточно вспомнить неподдельное веселье, которое так и светилось в его глазах, когда он вступал с ней в словесную пикировку. Ее тогда даже рассердило, что он столь вальяжно спокоен в то время, как она едва сдерживает эмоции. Что же изменилось?

Подошли Жан, Франсуа и Ален. Компания разбилась на пары. Ален попытался было выбрать в качестве спутницы Микаэлу, но его опередил Хью. Сильная ладонь легла на тонкую руку девушки, и они пошли рядом по садовой тропинке вслед за остальными. Перед ними неторопливо двигались Джаспер и Сесиль.

От внимания Хью не ускользнула грусть в глазах Микаэлы. Еще вчера это заставило бы его сердце сжаться в нежном предчувствии. Но сейчас не вызывало ничего, кроме раздражения. Он теперь знал – мягкость ее могла означать только одно: девица решила прислушаться к горячей просьбе брата. Она расставляет сети, в которые должен угодить богатый американец. Гнев усилился. “Маленькая дурочка! Неужели ты всерьез полагаешь, что блеск твоих очаровательных глазок может свести меня с ума? – Он незаметно усмехнулся. – Ты очень скоро поймешь, что ошиблась!"

Собственно, для того, чтобы поставить точку в этом деле, Хью и постарался стать спутником Микаэлы. Он твердо решил, что не станет продолжать игру и сообщит ей об этом. Не любитель он шумных сцен. Никаких теплых чувств она к нему не питает, значит, и не станет особенно переживать. Но кто знает этих женщин? Надо постараться спокойно поговорить с ней и просто дать понять, что он не попадется ни на какие уловки. Готовясь к этому разговору, Хью намеренно сделал так, что они оказались в конце небольшой кавалькады идущих по тропинке пар. Дождавшись, когда остальные слегка оторвались от них, Хью остановился. Микаэла вздрогнула и подняла к нему свои большие черные глаза.

– Что случилось, мсье? – мягко спросила она. – Почему мы остановились?

Хью стоило огромных усилий справиться с чувствами, нахлынувшими на него при виде повернувшегося к нему в ожидании ответа милого лица. От запаха ее роскошных волос кружилась голова. Бездонные, как ночное небо, глаза при свете фонарей загадочно поблескивали. Губы!.. Такие манящие, они были сейчас всего в нескольких дюймах от него и чуть дрогнули, когда он начал говорить.

– Полагаю, что я должен вам это сказать… Я очарован вашим обществом. Это действительно так. Но это вовсе не означает, что я позволю поймать меня в ловушку, расставленную вашей семьей. Буду откровенен, вы сумели произвести на меня впечатление, но я никогда не женюсь на вас. А потому для всех будет лучше, если вы выкинете все подобные мысли из головы.

Микаэла растерянно заморгала. Сначала она вообще не поняла, что он говорит. Но по мере того как до нее доходил смысл слов, она бледнела и поза ее становилась все более напряженной. В конце концов гордость и темперамент креолки взяли верх над всеми другими чувствами. Она сделала шаг назад и взглянула на Хью пылающими гневом глазами.

– Как вы смеете! – пересилив сдавившую сердце боль и стараясь не закричать, бросила она ему в лицо. – Да вы сошли с ума! Только в воспаленном мозгу самонадеянного мужчины могла возникнуть мысль о том, что я могу унизить себя до такой степени! Чтобы я вышла замуж за вас! – Маленький носик Микаэлы чуть дрогнул, но глаза блеснули еще решительнее. Она еще дальше отступила от него. – Вам не стоит себя более утруждать, провожая меня, – промолвила она с ледяным презрением. – Я, к счастью, у себя дома и в состоянии найти дорогу сама. И уж подавно не нуждаюсь в сопровождении невоспитанных и слабых рассудком гостей из Америки!

– Что ж, – глухо вымолвил Хью, красивое лицо которого приняло совершенно незнакомое Микаэле отрешенное выражение, – похоже, что терять мне больше нечего. А раз так, то можно и подтвердить действием ваше мнение обо мне…

Ошеломленная Микаэла вдруг поняла, что оказалась в объятиях Хью, и, прежде чем смогла что-то предпринять, ощутила на губах его жадный поцелуй. Сердце заколотилось так, что, казалось, вот-вот выскочит из груди, губы будто обожгло, перед глазами расплылись круги, как после вспышки молнии в темноте ночи. Но все это было так приятно, сладость разлилась по всему телу, мешая сосредоточиться. Хотелось прижаться к нему, раствориться в нем. На какое-то мгновение чувства взяли верх, тело обмякло, и девушка почти ответила на поцелуй.

Сдавленный стон, вырвавшийся из груди Хью, вывел ее из забытья. Она осознала, что происходит, и ужаснулась. То ли от стыда, то ли от гнева стиснув зубы, она расцепила руки, обнимавшие ее, и тишину ночи нарушил звук пощечины.

На ресницах девушки блестели слезы. Сердце разрывалось от гнева и обиды. Осталось одно желание – оказаться как можно дальше от этого человека. В каком-то оцепенении и почти не дыша, она резко повернулась и пошла прочь. Не побежала только потому, что неожиданно увидела перед собой брата и Алена Хассона.

– Что здесь произошло? – спросил Ален Хью, сжимая кулаки. – Что ты ей сделал?

– Да-да, – тут же подключился Франсуа, – я хотел бы знать, что тут произошло. Чем вы так расстроили мою сестру?

Было ясно, что они не видели и не слышали главного, но не менее очевидно было и другое – они поняли, что между Микаэлой и Хью произошло нечто неприятное. Девушка не столько умом, сколько сердцем ощутила витавшую в атмосфере опасность, и это привело ее в чувство. Ей стало страшно. Она пони" мала, что Ален рвется в драку, а зная его, чувствовала – может произойти трагедия. Несмотря ни на что, она была обязана предотвратить ее. Микаэла вернулась и даже сумела заставить себя улыбнуться.

– Вы напрасно беспокоитесь, господа, поверьте, – быстро заговорила она, – у меня просто разболелась голова, и я решила вернуться домой. – Подойдя к напрягшемуся всем телом Хассону, она дотронулась до лацкана его пиджака. – Поверь мне, Ален, мсье Ланкастер не сделал ничего такого, чтобы смотреть на него так сердито, как ты. Лучше проводи меня.

Ален, казалось, не слышал ее. Не отводя угрожающего взгляда от Хью, он отстранил девушку и шагнул вперед.

– Ну так, мсье, – растягивая слова, произнес он, – что скажете в свое оправдание вы? Хью нахмурился.

– Я не считаю, – твердо произнес он, – что обязан в чем-то отчитываться перед вами.

– Не считаете? – сверкнул глазами Ален. – Боюсь, что вы ошибаетесь, мсье. Вам придется объяснить нам свое поведение.